"Городское управление занято в настоящее время вопросом о чествовании памяти A.C. Пушкина".
Из газет
Почитайте газеты, и вы прочтете удивительные вещи.
Знаменитый итальянский трагик Цаккони с колоссальным успехом играет в Петербурге "Власть тьмы".
Другой знаменитый итальянский артист Новелли, с громадным успехом гастролирующий в Париже, производит потрясающее впечатление в тургеневском "Нахлебнике".
Не правда ли, какое странное это производит впечатление: итальянский артист, отправляясь завоевывать французскую публику, -- выбирает русскую пьесу.
Вспомните, затем, великого из величайших артистов, покойного Эрнеста Росси.
В его репертуаре, кроме "Смерти Иоанна Грозного" А. Толстого, -- были "Каменный гость" и "Скупой рыцарь" Пушкина.
А у нас...
Кто у нас играет тургеневского "Нахлебника"? Кому придет в голову его ставить?
-- Устарело! Помилуйте, и крепостное право, давным-давно, ушло в область преданий! И типы эти вымерли!
Знаменитый итальянский артист Новелли, если бы ему привести эти возражения, наверное, глаза бы вытаращил от изумления.
-- Как "устарело"? Да разве "оскорбленные и униженные" существовали, существуют и будут существовать не во все времена, не у всех народов, не при всех режимах? В "Нахлебнике" тип "униженного и оскорбленного" нарисован сильно, могуче, верно, художественно. Он понятен всякому, -- это тип общечеловеческий.
Так полагает знаменитый итальянский артист, и с ним соглашается рукоплещущая ему публика.
А у нас "Нахлебника" ставит, кажется, один Соловцов, -- да и то "для детей", на утренних спектаклях:
-- Надо же для детей литературное дать! Не "Гувернера" же им, для поучения детской публики, как Дюковская труппа, ставить!
"Власть тьмы", разрешения которой к постановке так жаждали и добивались, поиграли один сезон, да и оставили:
-- Слишком мрачно! Тяжеловато!
А вот итальянский артист, отправляясь завоевывать себе мировую репутацию, избирает себе для этого, наравне с "Гамлетом", "Отелло", "Лиром", и "Власть тьмы".
Пушкина играть на сцене совсем уж никому не придет в голову!
"A.C. Пушкин" -- такого драматурга в списках русских драматических писателей "не значится".
Кого из jeune-premier'ов, по обязанностям своего амплуа соблазняющих разных героинь современных драм и комедий, не соблазняла мысль появиться в образе классического соблазнителя, "короля всех соблазнителей".
Кто из jeune-premier'ов не поддавался искушению сыграть "Дон Жуана"?
Играют "Дон Жуана" Мольера, играли "Севильского обольстителя" -- г. Бежецкого, -- но никому и в голову не приходит поставить "Каменного гостя".
А вот Эрнесто Росси, -- у которого и таланта, и ума, и вкуса, и понимания сцены было, конечно, больше, чем у всех наших jeune-premier'ов, вместе взятых, -- тот, выбирая для себя самые лучшие роли, снимая, так сказать, пенки с литератур всех стран, -- выбрал для себя Дон Жуана в "Каменном госте" Пушкина.
А у нас даже удивятся, если посоветовать поставить "Каменного гостя".
-- Да разве это играют? Это для чтения!
Точно так же, кому из "уважающих себя артистов" придет в голову поставить, например, "Скупого рыцаря"?
-- Это не для сцены!
А я помню, например, покойного И.В. Самарина, как он исполнял "сцену в подвале".
Становилось страшно, когда он среди открытых сундуков, из которых сверкало золото, выпрямлялся, словно вырастал, и говорил:
-- Я царствую!
Ужас охватывал вас при виде этого могущества.
Темной, страшной, стихийной силой, полной зла, веяло со сцены.
И никакому Мефистофелю, при помощи музыки Гуно, не удастся произвести такого потрясающего впечатления гимном "золотому тельцу", -- какое производил Самарин одной этой фразой:
-- Я царствую!
"Великий Эрнесто" играл всего "Скупого рыцаря", и у того, кто видел Росси в роли "старого барона", никогда не изгладится из памяти этот титанический образ, как никогда не изгладятся титанические образы "Макбета", "Лира", "Иоанна Грозного".
Барон стоял, опираясь на свой старый меч. И вот этот меч начинал дрожать в его руке. Еще рука казалась твердой и железной, -- но по дрожанию меча вы видели, что она начинает дрожать. Рука дрожала все сильнее и сильнее. Предсмертная дрожь судорогой пробегала по всему телу. И барон падал мертвый, -- и в этой немой тишине слышался только звон выпавшего из холодеющей руки меча, -- словно последний, еле слышный вздох умирающего величия.
Это была потрясающая картина!
А между тем этого "Скупого рыцаря" никто и никогда не ставит на русской сцене.
Потому, -- что он не годится для сцены.
Какое невежество!
А кому, например, придет теперь в голову исполнить "Моцарта и Сальери".
-- Невозможно! Длинно, утомительно, скучно!
А тот же И.В. Самарин один, с начала до конца, читал "Моцарта и Сальери", -- и никому не казалось ни длинно, ни утомительно, ни скучно.
И он находил высокое художественное наслаждение в исполнении этой вещи на литературных вечерах, и публику захватывали эти два грандиозных образа: великого Моцарта и убийцы Сальери.
-- Ну, да ведь то Самарин! С его искусством!
Следовательно, тут все в исполнителе, не в исполняемом. Значит, можно же исполнять эту вещь!
Артист умный, интеллигентный, развитой, прекрасно читает стихи, щеголяет богатством и разнообразием интонаций, обладает превосходной мимикой, томится, что бы ему найти "хорошенькое":
-- Небольшую, знаете ли, вещицу! Но тонкую, филигранную и, главное, литературную! Знаете, эти современные пьесы, -- они не дают возможности щегольнуть "кружевной" отделкой роли.
-- Да вот сам пушкинский "Фауст, сцена на берегу моря". В гетевском "Фаусте" у Мефистофеля немного есть, где можно бы так щегольнуть, именно, "кружевной" отделкой. Слова Мефистофеля, -- какое обширное поле для тончайших интонаций, для мимической игры.
-- "Фауст"?.. Как-то нет!.. "Отрывок"...
А Поссарт исполняет на сцене -- шиллеровскую "Песнь о колоколе". Казалось бы, не для сцены! А так исполняет, -- заслушаешься как музыки!
Если бы Пушкин был французским поэтом, -- его драматические произведения были бы краеугольным камнем национальной сцены.
Нельзя представить себе французской сцены без Мольера, без Корнеля, без Расина, английской без Шекспира, немецкой без Шиллера и Гете.
Хотя и Корнель, и Расин устарели, а 2-я часть "Фауста" не отличается особой сценичностью.
Только русская сцена мыслима без Пушкина!
Мучаются все актеры перед бенефисами.
Чуть не волосы порядочный актер, уважающий себя, искусство и публику, -- на себе рвет:
-- Где бы литературную вещь откопать?! Такая все ерунда!
А скажите ему:
-- Поставьте что-нибудь из Пушкина!
Он на вас даже дикими глазами посмотрит.
Словно вы ему хрестоматию Галахова предложили со сцены прочесть.
Вчера я прочел в одной газете очень интересный анонс.
Известный драматург В.И. Немирович-Данченко извиняется перед публикой, что не может продолжать своего романа. У него голова болит, -- как доктора говорят, "от переутомления".
Новелли Тургенева играет, -- а мы своих драматургов до головной боли от переутомления доводим:
-- Напиши что-нибудь новенькое! Ставить нечего!
У нас драматические произведения Пушкина под спудом лежат, -- а мы к г. Потапенке пристаем:
-- Голубчик многописатель, напишите что-нибудь новенькое! Вам ничего не стоит! А нам ставить нечего!
Что за причина такого непростительного, такого варварского отношения к драматическим произведениям Пушкина?
-- Пушкин не для сцены! -- таков предрассудок.
А нигде предрассудки, нигде рутина, нигде отжившие законы так крепко не держатся, как в области драматического искусства.
Смелый до дерзости Мольер не решался идти против "предрассудков сцены" и вставлял в свои гениальные творения бледные и безжизненные фигуры "добродетельных любовников".
Он презирал эти манекены до того, что не давал себе труда разнообразить их имена, -- но не осмеливался писать пьесы без них, он, -- осмеливавшийся осмеивать Тартюфа перед Тартюфами!
Так велика власть предрассудка на сцене.
Ни один закон, ни один режим, не держался так прочно, как "закон о трех единствах: времени, места и действия". И потребовались усилия гениальных людей, чтоб разрушить старый, нелепый закон, ставший предрассудком.
На сцену каждое "новшество" проникает с большим трудом.
Даже в мелочах.
Сказано, на сцене должно быть три стены, -- и целые десятилетия все играли в каких-то "комнатах-фонарях", с окнами кругом.
И никто не рисковал посягнуть на эту нелепость. Только за последнее время стали делать декорации более похожими на комнаты, с окнами с одной стороны. Да и то с какой робостью вводилось это новшество!
В смысле живучести предрассудков, -- драматическое искусство -- самое отсталое из искусств.
Мы вступаем в "Пушкинский год", -- и хотелось бы, чтоб хоть в этот знаменательный год был разрушен предрассудок, благодаря которому держатся под спудом драматические произведения Пушкина:
-- Пушкин не для сцены!
Как одесситу, мне бы хотелось, -- чтоб инициатива разрушения этого предрассудка исходила от Одессы.
Одесское городское самоуправление теперь занято вопросом о чествовании памяти Пушкина. Предполагается с этой целью объединить все "культурные элементы" города.
Может быть, случится даже такое чудо, что даже культурные элементы "объединятся". Уж очень магическое это слово:
-- Пушкин.
Но и тогда чествование дальше трафарета не пойдет: акт, чтения, туманные картины.
Между тем, воскресить Пушкина-драматурга -- это огромная заслуга перед всею Россией.
Тут "лихо дело начать".
Год тому назад кому пришло бы в голову ставить "Царя Федора Иоанновича". "Царь Борис", "Смерть Иоанна Грозного" -- о постановке этих частей трилогии хлопотали, -- а о "Федоре Иоанновиче" даже никто и не хлопотал: эта часть толстовской трилогии признавалась "несценичной", и роль царя Феодора, роль "святая", никого к себе не привлекала:
-- Что из нее можно сделать? Что там играть?
А стоило театру петербургского Литературно-артистического кружка добиться разрешения поставить эту трагедию, стоило ее хорошо сыграть, -- как предрассудок пал.
Артистический мир увидел, что публика идет на эту трагедию, да как еще идет.
И какой теперь театр не мечтает о постановке этой трагедии, которая считалась несценичной, какой молодой артист не мечтает о роли "Феодора"!
У Одессы есть способ точно так же разрушить предрассудок, густым туманом окутывающий драматические произведения Пушкина.
У города есть свой театр. У города есть право на несколько "городских" спектаклей. В мае будет отличная драматическая труппа г. Соловцова.
Г-н Соловцов, вероятно, сам поставит "Бориса Годунова", -- у него есть для этого декорации и костюмы из "Царя Бориса".
Город, со своей стороны, должен потребовать постановки "Каменного гостя", -- г. Рощин-Инсаров, судя по исполнению им Дон Жуана в мольеровской комедии, будет недурным Дон Жуаном,-- отрывка "Фауст", -- в лице г. Неделина мы будем иметь отличного Мефистофеля, и "Скупого рыцаря".
Если бы не нашлось исполнителя для какой-нибудь роли, -- можно потребовать выписки гастролера, -- как требуют выписки примадонн для итальянской оперы.
Да и г. Соловцов за этим, вероятно, не постоит.
Но все эти требования надо предъявить заблаговременно, чтоб дать срок приготовить все как следует и поставить эти спектакли вполне достойно.
И вот, когда польется со сцены божественная музыка пушкинских стихов, -- эти стихи, как лучи яркого солнца, прорежут и разгонят туман предрассудка, которым окружены драматические произведения великого поэта.
Увидят актеры, что можно с успехом играть Пушкина. Что публика с интересом смотрит его произведения. И, в силу этого, Пушкина будут ставить не менее охотно, чем ставят теперь, ну, хотя бы г. Невежина.
Предрассудок падет.
И к 666 нашим драматургам мы прибавим еще одного.
И этот драматург будет A.C. Пушкин.
Какая честь, какая слава для Одессы, -- если инициатива разрушения предрассудка изойдет он нее.
Если она поставит лицом к лицу Пушкина и публику, -- чего не делалось за все время существования предрассудка:
-- Пушкин не для сцены.
КОММЕНТАРИИ
Театральные очерки В.М. Дорошевича отдельными изданиями выходили всего дважды. Они составили восьмой том "Сцена" девятитомного собрания сочинений писателя, выпущенного издательством И.Д. Сытина в 1905--1907 гг. Как и другими своими книгами, Дорошевич не занимался собранием сочинений, его тома составляли сотрудники сытинского издательства, и с этим обстоятельством связан достаточно случайный подбор произведений. Во всяком случае, за пределами театрального тома остались вещи более яркие по сравнению с большинством включенных в него. Поражает и малый объем книги, если иметь в виду написанное к тому времени автором на театральные темы.
Спустя год после смерти Дорошевича известный театральный критик А.Р. Кугель составил и выпустил со своим предисловием в издательстве "Петроград" небольшую книжечку "Старая театральная Москва" (Пг.--М., 1923), в которую вошли очерки и фельетоны, написанные с 1903 по 1916 год. Это был прекрасный выбор: основу книги составили настоящие перлы -- очерки о Ермоловой, Ленском, Савиной, Рощине-Инсарове и других корифеях русской сцены. Недаром восемнадцать портретов, составляющих ее, как правило, входят в однотомники Дорошевича, начавшие появляться после долгого перерыва в 60-е годы, и в последующие издания ("Рассказы и очерки", М., "Московский рабочий", 1962, 2-е изд., М., 1966; Избранные страницы. М., "Московский рабочий", 1986; Рассказы и очерки. М., "Современник", 1987). Дорошевич не раз возвращался к личностям и творчеству любимых актеров. Естественно, что эти "возвраты" вели к повторам каких-то связанных с ними сюжетов. К примеру, в публиковавшихся в разное время, иногда с весьма значительным промежутком, очерках о М.Г. Савиной повторяется "история с полтавским помещиком". Стремясь избежать этих повторов, Кугель применил метод монтажа: он составил очерк о Савиной из трех посвященных ей публикаций. Сделано это было чрезвычайно умело, "швов" не только не видно, -- впечатление таково, что именно так и было написано изначально. Были и другого рода сокращения. Сам Кугель во вступительной статье следующим образом объяснил свой редакторский подход: "Художественные элементы очерков Дорошевича, разумеется, остались нетронутыми; все остальное имело мало значения для него и, следовательно, к этому и не должно предъявлять особенно строгих требований... Местами сделаны небольшие, сравнительно, сокращения, касавшиеся, главным образом, газетной злободневности, ныне утратившей всякое значение. В общем, я старался сохранить для читателей не только то, что писал Дорошевич о театральной Москве, но и его самого, потому что наиболее интересное в этой книге -- сам Дорошевич, как журналист и литератор".
В связи с этим перед составителем при включении в настоящий том некоторых очерков встала проблема: правила научной подготовки текста требуют давать авторскую публикацию, но и сделанное Кугелем так хорошо, что грех от него отказываться. Поэтому был выбран "средний вариант" -- сохранен и кугелевский "монтаж", и рядом даны те тексты Дорошевича, в которых большую часть составляет неиспользованное Кугелем. В каждом случае все эти обстоятельства разъяснены в комментариях.
Тем не менее за пределами и "кугелевского" издания осталось множество театральных очерков, фельетонов, рецензий, пародий Дорошевича, вполне заслуживающих внимания современного читателя.
В настоящее издание, наиболее полно представляющее театральную часть литературного наследия Дорошевича, помимо очерков, составивших сборник "Старая театральная Москва", целиком включен восьмой том собрания сочинений "Сцена". Несколько вещей взято из четвертого и пятого томов собрания сочинений. Остальные произведения, составляющие большую часть настоящего однотомника, впервые перешли в книжное издание со страниц периодики -- "Одесского листка", "Петербургской газеты", "России", "Русского слова".
Примечания А.Р. Кугеля, которыми он снабдил отдельные очерки, даны в тексте комментариев.
Тексты сверены с газетными публикациями. Следует отметить, что в последних нередко встречаются явные ошибки набора, которые, разумеется, учтены. Вместе с тем сохранены особенности оригинального, "неправильного" синтаксиса Дорошевича, его знаменитой "короткой строки", разбивающей фразу на ударные смысловые и эмоциональные части. Иностранные имена собственные в тексте вступительной статьи и комментариев даются в современном написании.
Литераторы и общественные деятели. -- В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. IV. Литераторы и общественные деятели. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1905.
Сцена. -- В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. VIII. Сцена. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1907.
ГА РФ -- Государственный архив Российской Федерации (Москва).
ГЦТМ -- Государственный Центральный Театральный музей имени A.A. Бахрушина (Москва).
РГАЛИ -- Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
ОРГБРФ -- Отдел рукописей Государственной Библиотеки Российской Федерации (Москва).
ЦГИА РФ -- Центральный Государственный Исторический архив Российской Федерации (Петербург).
ЗАБЫТЫЙ ДРАМАТУРГ
Впервые -- "Одесский листок", 1898, No 294.
...Цаккони с колоссальным успехом играет в Петербурге "Власть тьмы". -- Цаккони Эрмете (1857--1948) -- итальянский актер. В своем тяготевшем к натурализму искусстве опирался на достижения психопатологии, стремился к подчеркнутой передаче страданий героев. Во время гастролей в России в 1898 г. выступал в роли Никиты в пьесе Л.Н. Толстого "Власть тьмы". В его репертуаре также была роль Иоанна Грозного в трагедии А.К. Толстого "Смерть Иоанна Грозного".
...Новелли... производит потрясающее впечатление в тургеневском "Нахлебнике". -- Новелли Эрмете (1851--1919) -- итальянский актер. Начинал с комедийных, фарсовых ролей, с 1890 г. стал выступать в пьесах драматического и трагедийного репертуара. Среди его достижений исполненный драматизма образ Кузовкина в пьесе И.С. Тургенева "Нахлебник" (1848). Об его успехе в этой роли в спектакле, поставленном в Париже, Дорошевич писал в корреспонденции "Россия в Европе" ("Русское слово", 1902, 19 марта, No 69).
В его репертуаре, кроме "Смерти Иоанна" Грозного А. Толстого, были "Каменный гость" и "Скупой рыцарь" Пушкина". -- Эрнесто Росси в пьесах A.C. Пушкина из цикла "Маленькие трагедии" исполнял роли Дон Гуана в "Каменном госте" и Барона в "Скупом рыцаре". В 1896 г он показал в Москве, а затем в Петербурге свою последнюю работу -- Иоанна Грозного ("Смерть Иоанна Грозного" А.К. Толстого), высоко оцененную зрителями и критикой.
А у нас "Нахлебника" ставит, кажется, один Соловцов... -- Пьеса И.С. Тургенева была в репертуаре киевского Театра Н.Н. Соловцова. В Малом театре по "Нахлебнику" в 1896 г. состоялось шесть спектаклей, а в 1897 г. -- всего один. В 1898 г. пьеса не ставилась на его сцене ни разу. В Александрийском театре она прошла всего три раза в 1892 г.
Не "Гувернера" же им, для поучения детской публики, как Дюковская группа, ставить! -- "Гувернер" (1864) -- комедия В.А. Дьяченко. Дюковская группа, Дюковы -- семья харьковских антрепренеров. В 90-е годы антрепренером Харьковского театра была Александра Николаевна Дюкова, сумевшая собрать образцовую труппу и поднять художественный уровень постановок, хотя в целом репертуар был весьма неровный. Дорошевич посвятил ее памяти некролог "Дюкова" ("Русское слово", 1915, 28 мая).
А вот итальянский артист... -- Эрнесго Росси.
...играли "Севильского обольстителя" г. Бежецкого... -- Бежецкий (настоящие имя и фамилия Алексей Николаевич Маслов, 1852--1922) -- русский писатель, драматург. Его пьеса "Севильский обольститель" (1890) шла в Малом театре в 1890 г., в Александрийском театре в 1895 г., в театре Литературно-художественного кружка в Петербурге в 1896 г.
...никому и в голову не приходит поставить "Каменного гостя". -- "Каменный гость" A.C. Пушкина впервые был поставлен в Александрийском театре в 1847 г., четыре раза шел там же в 1882 г. В Малом театре в 1862 г. состоялся единственный спектакль, в 1877 г. -- четыре.
...поставить, например, "Скупого рыцаря"? -- Пьеса впервые была поставлена в Александрийском театре в 1852 г., четырежды прошла там же в 1887 г. В Малом театре премьера состоялась в 1853 г.
...И.В. Самарина, как он исполнял "сцену в подвале". -- И.В. Самарин в Малом театре играл Барона в пьесе A.C. Пушкина "Скупой рыцарь".
...исполнить "Моцарта и Сальери". -- Единственная пьеса A.C. Пушкина, поставленная при его жизни в Атександринском театре в Петербурге (1832). Там же пьеса шла в 1887, 1889, 1890 и 1892 гг. В 1854 г. состоялась премьера в Малом театре.
...пушкинский "Фауст, сцена на берегу моря". -- Имеется в виду драматический отрывок "Сцена из Фауста" (1828).
А Поссарт исполняет на сцене шиллеровскую "Песнь о колоколе". -- Баллада Ф. Шиллера "Песнь о колоколе" (1799), содержащая завуалированный отклик на Великую Французскую революцию, входила в концертный репертуар Эрнста Поссарта.
Корнель Пьер (1606--1684) -- французский драматург, основоположник классицистской трагедии во Франции.
Расин Жан (1639--1699) -- французский драматург. Его трагедии, развивая поэтику классицизма, делали акцент на внутренней жизни человека.
Галахов Алексей Дмитриевич (1807--1892) -- русский историк литературы, писатель. Составленная им "Русская хрестоматия" (1842) служила нескольким поколениям школьников.
Известный драматург В.И. Немирович-Данченко... не может продолжать своего романа. -- В 1898 г. в газете "Одесские новости" печатался роман Вл.И. Немировича-Данченко "Пекло".
..."закон о трех единствах..." -- формальный закон классицистской драматургии.
Мы вступаем в "Пушкинский год". -- В 1899 г. отмечалось столетие со дня рождения A.C. Пушкина.
А стоило театру петербургского Литературно-артистического кружка добиться разрешения поставить эту трагедию... -- Театр Литературно-артистического кружка, Театр Литературно-художественного общества (с 1899 г.), Театр Литературно-художественного общества имени A.C. Суворина (с 1912 г.), в просторечии Малый или Суворинский театр был основан в 1895 г. в Петербурге на паевых началах П.П. Гнедичем, П.Д. Ленским, A.C. Сувориным, но вскоре превратился в частное предприятие последнего. Осуществил немало серьезных постановок как западной классической, так и современной драматургии, славился сильным актерским составом. Трагедия А.К. Толстого "Царь Федор Иоаннович" была поставлена на его сцене в 1898 г., в заглавной роли выступил П.Н. Орленев.
В мае будет отличная драматическая труппа г. Соловцова. -- Во второй половине 90-х гг. киевский Театр Н.Н. Соловцова постоянно приезжал на длительные гастроли в Одессу, где, как правило, имел большой успех. После одного из одесских триумфов Соловцова Дорошевич писал:
"Это человек, которому все должно удаваться. Если он даже ухитряется не прогореть с драмой в Одессе!.. Да, но чего это стоит! Раззолоченной "Мадам Сан-Жен", баснословной роскоши "Царя Бориса", поэтического разреза "Принцессы Грезы". Чтобы заставить одесскую публику идти в театр, против нее приходится принимать военные действия. И выпускать, как в "Старом закале", целую роту солдат, да еще одев ее "для страха" в папахи. Одесская публика идет в театр, но только тогда, когда ей обещают показать "цацу". Солдатиков в "Старом закале". Массу блестящих "цац" в "Принцессе Грезе". Она и в драме желает видеть только феерию. Вы должны платить бешеные деньги за то, чтобы увидеть ее в театре. И если бы г. Соловцов не делал этих колоссальных затрат для двух театров, для одесского и киевского, -- он давным-давно ходил бы в Одессе в шубе боярина Шуйского, в папахе из "Старого закала" и вместо кармана -- с разрезом из "Принцессы Грезы" ("Одесский листок", 1896, 4 октября).