Жалко, что умер старичок, кладбищенский дьякон, перехоронивший на Ваганьковском всех великих артистов.
Каждый раз, как, хоронили славного артиста Малого театра, старичок-дьякон обращался к живым всегда с одной и той же остротой:
-- А, ведь, у нас, на Ваганьковском-то, труппа будет посильнее, чем у вас!
"Труппа Ваганьковского кладбища" увеличилась еще одной великой артисткой.
14-го октября, в день 75-летия Малого театра, опустили в могилу Надежду Михайловну Медведеву.
Расскажем, однако, об этом вдвойне печальном событии по порядку.
13-е октября. Отправляясь на Курский вокзал, встречать тело Н.М. Медведевой, я думаю:
-- Ну, и толкотня же, наверное, будет.
Москва всегда умела не только при жизни, но и по смерти чтить своих выдающихся деятелей. Эта благородная черта была у нее в характере.
Приезжаю, -- по платформе бродят несколько артистов.
-- Должно быть, все в залах.
Но и в залах тесноты что-то не замечается. Там-сям два-три человека.
И среди них с недоумевающим видом ходит очень известный в Москве "специалист по описанию похорон". Есть такой тип. О покойниках говорит "со смаком". Он "покойника любит". И когда умирает кто-нибудь из крупных деятелей, -- у покойницкого писателя на лице торжество. Словно радуется добрый человек:
-- Слава Богу! Случай попрактиковаться вышел!
Обращаюсь к нему:
-- Я от Москвы поотвык. Скажите, как вы находите встречу? Для Москвы прилично?
Покойницкий писатель делает "высокоспециальное" лицо:
-- Судя по значительности покойника, публики неосновательно. Был, например, такой покойник Родон...
-- Был такой упокойник.
-- Так тогда, при встрече тела, публики было куда основательнее. В неустойке Москва. Не говоря уже о других значительных покойниках. Например, когда хоронили Ивана Васильевича Самарина...
Судя по всему, ничего похожего на Самаринские похороны не предвидится.
Что тогда было! Один теперь известный товарищ прокурора, тогда занимавшийся адвокатурой и репортерством, -- в редакцию своей газеты даже отчет о похоронах доставить не мог: был задержан полицией за то, что "лез", -- до того была ошеломлена полиция наплывом публики на похороны "не генерала".
Теперь, наверное, ни одного репортера по такому поводу не арестуют, -- что жаль.
Встречаюсь с артистами Малого театра.
-- Завтра, в день похорон, у вас спектакля, конечно, не будет?
-- Нет, не беспокойтесь, будет!
Странно как-то.
Из 75-ти лет, две трети этого срока Н.М. Медведева служила украшением Малого театра. И в такой день "осиротевшую семью артистов" заставлять играть!
Со стороны театрального начальства большая, большая странность.
-- Да сами-то вы, господа артисты, просили, ходатайствовали, чтобы отменили спектакль в этот день?
-- Нет. Не просили, неудобно... Как начальство посмотрит...
Гм... Если бы гг. артистам Малого театра стали выдавать чины за выслугу, они бы скоро дослужились до статских советников. Большие обнаруживаются способности!
-- Кстати. У вас, ведь, завтра 75-летие театра. "Первого русского драматического театра"! Чем же ознаменовывается это событие? Спектакль какой-нибудь особенный?
-- Н-нет... Ничем не ознаменовывается... Спектакль как спектакль...
-- Что же ставится?
-- "Идиот".
В день 75-летия лучшего русского драматического театра поставить не Островского, не Гоголя, не Грибоедова, а безграмотную, бессовестную переделку господина Крылова! Поставить "Идиота", которому бы и ни в какой день на образцовой сцене не место, потому что не дело образцовой сцены поощрять, -- не скажем, по деликатности, кражу, а самоуправство над чужой собственностью, -- а в такой день, в день 75-летнего юбилея...
-- Да кто ж у вас репертуар-то составляет?
-- Казначей скакового общества.
Казначей скакового общества участвует обыкновенно в составлении программы скачек. Но при чем же спортсменство в составлении репертуара?
-- Таково уж новое теченье!
-- Послушайте, однако, я тут не вижу даже всей труппы Малого театра?
-- Все и не могли приехать встретить тело. Сегодня в Новом театре даже репетиция не отменена.
Тут уж я, каюсь, не поверил. Заехал потом сам в Новый театр:
-- Была репетиция?
-- Была-с.
Не отменить репетиции для драматической труппы в тот день, когда эта труппа должна встречать тело великой артистки!
Это уже даже и для спортсменов непростительно.
Будем с интересом ждать смерти Гальтимора. Может быть, тогда в Малом театре отменят хоть репетицию.
10 минут второго. Поезд пришел, пассажиры расходятся. К платформе подают траурный вагон, обитый внутри черной материей, артисты Малого театра и родственники покойной на руках выносят гроб Н.М. Медведевой и ставят на катафалк. Духовенство служит литию.
Если из толпы, окружающей катафалк, исключить любопытных, случайно попавших на зрелище, -- останется очень небольшая кучка родственников, артистов Малого театра и три-четыре литератора.
Около меня стоит М.Н. Ермолова. Никогда еще я не видал у нашей знаменитой трагической артистки такого трагического лица. На нем написано глубокое, сильное, могучее горе. Великая ученица оплакивает великую учительницу.
Ермолова с трагическим, полным безутешной скорби лицом, -- у гроба Медведевой, -- это самое потрясающее, что было в этих похоронах. Единственное потрясающее. Единственное глубокое, единственно, что оставляло впечатление.
-- Ну, что ж вы? Идите, возлагайте венок от "России"! -- говорил мне коллега, московский журналист.
-- А я возложу после венков от московской прессы.
-- Вам придется, в таком случае, или не ждать ни минуты, или ждать очень долго. Ни одного венка от московской печати на гроб Медведевой нет.
-- Не может быть?!
Во время похорон Самарина я сотрудничал в одной нищей, умиравшей московской газете. И то мы наскребли на дне кассы на маленький венок. Нельзя было литераторам не почтить памяти великого артиста.
Правда, мы не отличались в то время такой почтительностью: теперь московские газеты сообщают даже о проездах и отъездах, кажется, письмоводителей из участков.
Но, впрочем, может быть, московские газеты возложат свои венки завтра, в день похорон. Отложим их на завтра.
-- А где же председатель Общества драматических писателей? Уж им-то, кажется, была и была полезна покойная?
Ах, председатель ужасно занят приготовлениями к завтраку в "Славянском базаре", по случаю юбилея общества.
-- Где же хоть секретарь?
И секретарь очень занят. Может быть, он как раз в настоящее время получает свои 17, -- или сколько он там их получает, -- тысяч!
-- Ну, хоть казначей?
И казначей занят. Получает свои семь тысяч.
-- Значит, от драматических писателей никого?
-- Никого.
-- А где же хоть венок "из приличия"?
-- И венка нет.
Отложим и драматических писателей на завтра.
-- А где артисты, директора частных сцен?
-- И их никого нет.
И идя за гробом Н.М. Медведевой, который несут сослуживцы, я с удивлением спрашиваю соседа:
-- В Москве я или не в Москве?
-- В самой настоящей теперешней Москве.
* * *
14-е октября. День похорон.
Церковь Благовещения, на Тверской, конечно, полна. Не уместившиеся в церкви толкутся на паперти на церковном дворе.
-- А был такой покойник Градов-Соколов, -- бормочет мне "покойницкий писатель", -- так когда его хоронили, -- куда больше тогда оживления было...
Ах, смолкните вы, г. покойницкий писатель! И без вас воспоминания о "прежней Москве" и сравнения лезут в голову.
Пока идет служба в переполненной церкви, -- на церковном дворе разговорился с одним старым театралом.
-- Что это, скажите, тон у артистов Малого театра такой тихонький? Прежде, что-то помнится, "олимпийцы" эти таким тоном не говорили.
-- Как бы вам сказать! Немножко их Художественный театр "убивает": уж очень московская публика тому театру поклоняться начала. А с другой стороны, -- и это "слушайтесь начальства" уж очень в ушах, словно похоронный колокол, гудит. Тут, знаете ли, притихнешь, когда только и говорят: "слушайтесь начальства, и ничего более". Уж очень от театра "службой" пахнуло. Ну, и призавял артист...
-- Сегодня-то можно бы и оправиться. На их улице праздник, -- 75-летие их славного театра. На их улице и скорбь: Н.М. Медведеву хоронят.
-- В этот-то день и призавяли сильные. Тяжело служащим на похоронах артиста... Но много ли нам артистов хоронить осталось? Если так пойдет, мы, с Божьей помощью, больше исправным служащим, считающимся на хорошем счету, аплодировать будем.
Несут.
Поклониться артистке, для которой театр был храм, а не канцелярия.
Народ повалил из церкви. Понесли венки. Как-то отнеслись к памяти артистки, которую "боготворила вся Москва"?
Изо всей московской печати возложить на гроб великой артистки венок догадалась только одна газета -- "Московский Листок".
От Общества русских драматических писателей ни депутации, ни венка.
Можно же драматургам так предстоящей кормежкой увлечься, чтобы даже смерти Н.М. Медведевой не заметить.
От частных театров и венки есть, и кое-кто из актеров.
-- А где же Корш? Он всегда на всех похоронах, бывало, больше всех вертелся, прыгал, -- и вообще такое впечатление производил, словно он-то и есть "виновник торжества".
-- И Корша, представьте, нет. Да что Корша самого! Венка от его театра нет!
Игнорирует.
Тут уж я, прямо, с сожалением посмотрел на артистов Малого театра.
Если уж даже бывший содержатель вешалки до такой смелости дошел, -- дело совсем в Москве плохо. Не обратить никакого внимания на похороны старейшей артистки Малого театра, -- на такую дерзость г. Корш прежде бы не отважился.
Конечно, памяти почившей артистки это решительно все равно. Вот уж именно: "что он Гекубе"?
Да и публике тоже решительно все равно: "Театра-фарса" нет, "Театр-водевиль" есть. Не все ли равно?
Но как показатель того, насколько подупал в Москве "решпект" Малого театра, -- это характерно. Прежде, повторяю, г. Коршу такого "игнорирования" Малого театра не пришло бы в голову.
Родственники и артист петербургской оперы г. Фигнер выносят гроб из церкви. Ставят на катафалк; печальное шествие трогается, -- и, чем ближе к кладбищу, тем вереница провожатых становится все меньше и меньше, и на кладбище является уж так обидно мало, -- что, если бы был жив старичок ваганьковский дьякон, перехоронивший всех великих артистов и повторявший всегда одну и ту же остроту, -- он бы, наверное, удивился.
-- Позвольте! Ту ли Медведеву хоронят? Ужели Надежду Михайловну?
На похоронах купца второй гильдии бывает в Москве народу не меньше, не говоря уже о купцах первой гильдии!
Гордость и украшение русской сцены, руководительницу и наставницу двух поколений артистов, носительницу лучших заветов великого прошлого, последнюю из "стаи славных", -- опускают в могилу, рядом с могилой ее мужа, артиста Охотина, для памятника которого сама Н.М. Медведева избрала горькие стихи Соймонова:
"Он сердцем жил, и сердце это билось
Любовью чистой и святой,
Он в жизни шел тернистою тропой,
Так мудрено ль, что сердце то разбилось?"
Горькие стихи, которые звучат горьким упреком многим и многим закулисным терниям, которыми была усеяна дорога покойного артиста...
Зарычала земля, посыпавшаяся на гроб, -- и у края могилы стал присяжный поверенный Шубинский.
Г-н Шубинский вызывал пред собравшимися, -- увы! -- малочисленными, -- дорогой образ незабвенной артистки:
-- Это было поистине редкое человеческое сердце, сохранившее неувядаемую молодость до последних мгновений жизни. Всем памятно ее прекрасное лицо, поражавшее своей моложавостью, ее речь, в минуту увлечения, так и звучавшая серебром молодости.
От этого описания, г. Шубинский перешел к определению того места, которое занимает покойная в истории театра:
-- Говорят, бессмертие несвойственно сценическим деятелям. Я думаю иначе. Разве имена великих артистов, как символ бессмертия, не живут посреди нас? Разве имя Щепкина, к которому ближе всех по свойствам своего таланта стояла покойная, не близко нам? Разве, стоя среди двух исполинов непосредственности, великого гения трагедии -- Мочалова и великого гения комедии -- Садовского, Щепкин не оставил нам своих неувядаемых художественных заветов, великого художественного светоча, озаряющего до сих пор путь не только сцены, но и драматургии! Нет, все истинно художественное переживает своих творцов! Так и Надежда Михайловна, подобно незабвенному Щепкину, оставила нам великие заветы художественного реализма, воплощенные в ее несравненной игре, в целой плеяде прекрасных служительниц сценического искусства.
Упомянув о том, что все, кто обращался к покойной за помощью, советом, с сомнением, за указанием, -- "уходили от нее утешенные, ободренные и просвещенные", оратор закончил речь очерком общественной деятельности покойной:
-- Свою полувековую деятельность покойная начала в эпоху, чуждую тому, что представляют собою театры в настоящие дни: жизненный прогресс еще не коснулся их. Тогда господствовали лишь казенные театры. Но время двигалось вперед; частные театры, составлявшие лишь достояние провинции, народились и в столицах; образовалось многолюдное сословие артистов частных сцен, а это, в свою очередь, выдвинуло и столь свойственную нашему времени идею коллективизма, постепенно стало ослабевать различие между служителями казенных и частных сцен, и вот в недавние дни преграда, разделявшая их, как бы разрушилась совсем, и все они собрались в братском союзе отпраздновать день общего единения. Кто же явился выразителем их чувств, надежд, заветов и ожиданий? Чей голос с искренностью и глубиною зазвучал в ответ на общие запросы сценической жизни? Это был голос Надежды Михайловны. Молодость, присущая ее сердцу, явила и здесь прекрасный отклик всеобщим надеждам и пожеланиям. Это была последняя ступень к великой памяти о ней. Ее прекрасное сердце надолго переживет ее. Я не говорю над ее могилой "вечная память", а скажу "вечная слава" знаменитой артистке, великой учительнице, прекрасной носительнице лучших сценических заветов.
И эти горячие, прекрасные слова звучали такой иронией при взгляде на маленькую кучку людей, окружавшую могилу.
-- Надежда умерла! -- прозвучал громкий, растроганный голос.
Это говорил старый товарищ покойной, М.А. Дурново, бывший артист Малого театра, удалившийся от дел.
Он сказал несколько слов о том, что "жив Малый театр":
-- Мы хороним трупы, но жива труппа.
Жива ли?
По крайней мере, не подает никаких признаков жизни.
Новая речь.
-- Кто-нибудь из Малого театра?
-- Нет. Один помощник присяжного поверенного.
Не надо вовсе быть Медведевой, чтобы на могиле произнес речь помощник присяжного поверенного! На чьих похоронах не произносят речей помощники присяжных поверенных? Они говорят для практики.
И всё.
Все с недоумением поглядывают на премьеров Малого театра.
Хоть бы одно слово!
Одно простое "спасибо" от имени труппы великой учительнице.
Одно товарищеское "прости".
Ни звука.
Да и говорят ли когда-нибудь эти господа, если даже у могилы Медведевой, в день 75-летия Малого театра, у них не рождается ни одной мысли, которую стоило бы высказать вслух.
Это производит тягостное впечатление...
Молчат премьеры, за ними молчат и второстепенные.
-- Да неужели так-таки и нельзя ничего найти сказать о Медведевой?
-- Как ничего? О такой артистке? О таком товарище? О таком человеке?
-- Чего ж вы молчите?
-- Неловко. Премьеры молчат, -- а нам неудобно начинать первым!
О, господа, господа! Сколько превосходных чиновников потеряли в вашем лице наши департаменты!
И только один образ остается в памяти на этих похоронах "сослуживицы", образ величественный, скорбный, прекрасный.
Это трагическое, полное скорби, горя лицо М.Н. Ермоловой, стоящей у могилы великой учительницы.
На могильном холме вырастает груда венков, -- все расходятся.
Так кончаются эти скромные похороны, очень скромные для Медведевой, чересчур скромные для Москвы.
-- Москва, однако...
-- Чего там "однако". Прямо -- осрамилась Москва. Срамота-с. Не та Москва! Купец да вицмундир, -- вот перед чем только и кланяется теперешняя Москва. Теперь в Москве и Аксаков умри, таких бы похорон не было. В Москве и жить тяжело, и умирать скверно.
Действительно... не таё...
КОММЕНТАРИИ
Театральные очерки В.М. Дорошевича отдельными изданиями выходили всего дважды. Они составили восьмой том "Сцена" девятитомного собрания сочинений писателя, выпущенного издательством И.Д. Сытина в 1905--1907 гг. Как и другими своими книгами, Дорошевич не занимался собранием сочинений, его тома составляли сотрудники сытинского издательства, и с этим обстоятельством связан достаточно случайный подбор произведений. Во всяком случае, за пределами театрального тома остались вещи более яркие по сравнению с большинством включенных в него. Поражает и малый объем книги, если иметь в виду написанное к тому времени автором на театральные темы.
Спустя год после смерти Дорошевича известный театральный критик А.Р. Кугель составил и выпустил со своим предисловием в издательстве "Петроград" небольшую книжечку "Старая театральная Москва" (Пг.--М., 1923), в которую вошли очерки и фельетоны, написанные с 1903 по 1916 год. Это был прекрасный выбор: основу книги составили настоящие перлы -- очерки о Ермоловой, Ленском, Савиной, Рощине-Инсарове и других корифеях русской сцены. Недаром восемнадцать портретов, составляющих ее, как правило, входят в однотомники Дорошевича, начавшие появляться после долгого перерыва в 60-е годы, и в последующие издания ("Рассказы и очерки", М., "Московский рабочий", 1962, 2-е изд., М., 1966; Избранные страницы. М., "Московский рабочий", 1986; Рассказы и очерки. М., "Современник", 1987). Дорошевич не раз возвращался к личностям и творчеству любимых актеров. Естественно, что эти "возвраты" вели к повторам каких-то связанных с ними сюжетов. К примеру, в публиковавшихся в разное время, иногда с весьма значительным промежутком, очерках о М.Г. Савиной повторяется "история с полтавским помещиком". Стремясь избежать этих повторов, Кугель применил метод монтажа: он составил очерк о Савиной из трех посвященных ей публикаций. Сделано это было чрезвычайно умело, "швов" не только не видно, -- впечатление таково, что именно так и было написано изначально. Были и другого рода сокращения. Сам Кугель во вступительной статье следующим образом объяснил свой редакторский подход: "Художественные элементы очерков Дорошевича, разумеется, остались нетронутыми; все остальное имело мало значения для него и, следовательно, к этому и не должно предъявлять особенно строгих требований... Местами сделаны небольшие, сравнительно, сокращения, касавшиеся, главным образом, газетной злободневности, ныне утратившей всякое значение. В общем, я старался сохранить для читателей не только то, что писал Дорошевич о театральной Москве, но и его самого, потому что наиболее интересное в этой книге -- сам Дорошевич, как журналист и литератор".
В связи с этим перед составителем при включении в настоящий том некоторых очерков встала проблема: правила научной подготовки текста требуют давать авторскую публикацию, но и сделанное Кугелем так хорошо, что грех от него отказываться. Поэтому был выбран "средний вариант" -- сохранен и кугелевский "монтаж", и рядом даны те тексты Дорошевича, в которых большую часть составляет неиспользованное Кугелем. В каждом случае все эти обстоятельства разъяснены в комментариях.
Тем не менее за пределами и "кугелевского" издания осталось множество театральных очерков, фельетонов, рецензий, пародий Дорошевича, вполне заслуживающих внимания современного читателя.
В настоящее издание, наиболее полно представляющее театральную часть литературного наследия Дорошевича, помимо очерков, составивших сборник "Старая театральная Москва", целиком включен восьмой том собрания сочинений "Сцена". Несколько вещей взято из четвертого и пятого томов собрания сочинений. Остальные произведения, составляющие большую часть настоящего однотомника, впервые перешли в книжное издание со страниц периодики -- "Одесского листка", "Петербургской газеты", "России", "Русского слова".
Примечания А.Р. Кугеля, которыми он снабдил отдельные очерки, даны в тексте комментариев.
Тексты сверены с газетными публикациями. Следует отметить, что в последних нередко встречаются явные ошибки набора, которые, разумеется, учтены. Вместе с тем сохранены особенности оригинального, "неправильного" синтаксиса Дорошевича, его знаменитой "короткой строки", разбивающей фразу на ударные смысловые и эмоциональные части. Иностранные имена собственные в тексте вступительной статьи и комментариев даются в современном написании.
Литераторы и общественные деятели. -- В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. IV. Литераторы и общественные деятели. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1905.
Сцена. -- В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. VIII. Сцена. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1907.
ГА РФ -- Государственный архив Российской Федерации (Москва).
ГЦТМ -- Государственный Центральный Театральный музей имени A.A. Бахрушина (Москва).
РГАЛИ -- Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
ОРГБРФ -- Отдел рукописей Государственной Библиотеки Российской Федерации (Москва).
ЦГИА РФ -- Центральный Государственный Исторический архив Российской Федерации (Петербург).
ПОХОРОНЫ Н.М. МЕДВЕДЕВОЙ
Впервые -- "Россия", 1899, No 171 (под заголовком "В Москве").
Эпиграф из пьесы Л.Н. Толстого "Власть тьмы".
Медведева (по мужу -- Гайдукова) Надежда Михайловна (1832--1899) -- русская актриса, ученица М.С. Щепкина, с 1849 г. выступала на сцене Малого театра. Ее талант в особенности проявил себя в ролях пожилых светских женщин, главным образом в пьесах А.Н. Островского.
Отправляясь на Курский вокзал встречать тело Н.М. Медведевой... -- Актриса умерла 24 сентября 1899 г. на острове Корфу (Греция).
14-го октября, в день 75-летия Малого театра... -- Формирование труппы Малого театра началось в середине XVIII века. С 14 октября 1824 г. драматические спектакли были перенесены в здание, перестроенное по проекту архитектора О.И. Бове (дом Варгана на Петровской площади) и получившее название Малого театра. С этой датой и связан был его 75-летний юбилей в 1899 г.
Родон -- см. "М.В. Лентовский".
"Идиот"... безграмотную, бессовестную переделку господина Крылова!-- 14 октября 1899 г. на сцене Малого театра шла драма "Идиот" В.А. Крылова и С. Сутугина (О.Г. Этингера) по роману Ф.М. Достоевского. См. также "Маленькое письмо".
Да кто ж у вас репертуар-то составляет? Казначей скакового общества. -- Имеется в виду Владимир Александрович Нелидов (1869--1926) -- чиновник особых поручений при Московской конторе императорских театров с 1893 по 1900 гг., затем до 1907 г. заведующий репертуаром Малого театра и с 1907 по 1909 гг. управляющий его труппой. Был казначеем Московского скакового общества. Выступал как театральный критик (под псевдонимом Архелай) в газете "Русское слово". В воспоминаниях называет Дорошевича своим "руководителем в газетных писаниях" (В.А. Нелидов. Театральная Москва. Сорок лет московских театров. М., 2002, с. 320).
Новый театр -- филиал Малого и Большого театров, работал в Москве в 1898--1907 гг., состоял из драматической и оперной трупп.
Не отменить репетиции для драматической труппы в тот день ... -- В.А. Нелидов, отмечая придирчивость прессы по отношению к театральным чиновникам, пишет в своих воспоминаниях: "Умирает осенью 1899 года в Крыму Медведева. Умирает сравнительно неожиданно, ее прах везут в Москву, и он должен прибыть в 12 часов дня, а за день до ее кончины выходит "журнал распоряжений", где отпечатаны репетиции на неделю вперед. По положению Императорских театров "спектакли и репетиции в Императорских театрах отменяются только в случае кончины высочайших особ" (статья закона, том 10). В 11 часов у нас в Малом в день прибытия тела назначена репетиция и если отменить ее официально, усердствующие субъекты донесут "куда надо" и... пошла писать.
Придумали так: начали формально репетицию в 11 часов утра, через пять минут ее кончили (продолжительность в законе не указана), и все задолго до срока на вокзале. А наутро заметка самого Дорошевича, руководителя моих первых шагов журналистики и личного большого друга, заметка такая: "...А репетиция в Малом театре отменена не была. Не стоило. Умерла только Медведева. Подождем смерти Гальтимора (этот знаменитый жеребец всегда пускался в ход), тогда господин управляющий труппою, большой любитель спорта, даст Бог, отменит и спектакль" (В.А. Нелидов. Театральная Москва. Сорок лет московских театров, с. 206--207).
Гальтимор -- "был знаменитый конь, английский дербист, купленный Московским скаковым обществом для России" (В.А. Нелидов. Театральная Москва. Сорок лет московских театров, с. 168).
Великомученица оплакивает великую учительницу. -- Медведева открыла талант Ермоловой, поручив ей в свой бенефис (1870 г.) исполнение роли Эмилии Галотти в одноименной драме Г. Лессинга (вместо заболевшей Г.Н. Федотовой). Спектакль имел большой успех, и с того времени Медведева стала руководителем и другом Ермоловой.
...возлагайте венок от "России"! -- Дорошевич в то время работал в петербургской газете "Россия".
Во время похорон Самарина я работал в одной нищей, умиравшей московской газете. -- И.В. Самарин (см. комм. к очерку "М.В. Лентовский") умер 13 августа 1885 г. Дорошевич работал тогда в газете "Голос Москвы" (см. комм, к очерку "Дмитрий Савватеевич Дмитриев").
"Московский листок" -- см. комм. к очерку "М.В. Лентовский".
...что он Гекубе? -- слова Гамлета из одноименной трагедии В. Шекспира.
Охотин Василий Алексеевич (1850--1892) -- артист Малого театра
...стихи Соймонова: "Он сердцем жил, и сердце это билось..." -- Соймонов Михаил Николаевич (1851--1888) -- русский поэт. "Он сердцем жил..." -- цитата из стихотворения, опубликованного в его сборнике "Недопетые песни". СПб., 1891.
Дурново Михаил Александрович (1837--1914) -- актер Малого театра с 1870 по 1891 г.
Вицмундир -- здесь: чиновник.
...и Аксаков умри... -- Имеется в виду публицист И.С. Аксаков, умерший 27 января 1886 г. См. "М.В. Лентовский".