В благодарность за те прекрасные часы моей жизни, которые я провел, слушая тебя, я хотел бы попытаться нарисовать твой гениальный образ, великий художник, -- для тех, кто тебя не понимает...
Рубинштейн не любил Одессы.
Бывая здесь часто по родственным связям, он отказывался выступать перед одесской публикой.
Этот человек, с Бетховенской головой, в которой было нечто львиное, привык к почестям.
Быть может, он требовал их у толпы не только для себя, но и за десятки гениальных музыкантов, которые жили и умерли, не видя никаких почестей.
Когда он входил и уходил с концерта, молодые девушки, ученицы консерватории, со слезами восторга на глазах, целовали его руки.
В комнате для артистов никогда не раздавалось "Антон Григорьевич". Поклонники и поклонницы едва смели перешептываться, говоря:
-- Наш волшебник... наш чародей...
Когда он выходил на эстраду, -- после грома аплодисментов, должна была воцаряться благоговейная тишина.
Если кто-нибудь шепотом произносил слово, если шуршала афиша, или падал веер, -- Рубинштейн устремлял на виновного один из тех взглядов, от которых хочется провалиться сквозь землю.
Когда на всероссийской выставке в Москве рядом с концертным залом где-то загудел гудок, -- Рубинштейн положил палочку и скрестил по-наполеоновски руки, пока насмерть перепуганные распорядители кинулись унимать непочтительный гудок.
На юбилейном представлении "Демона" в московском Большом театре, когда артист что-то не так сделал, Рубинштейн остановил оркестр.
Это было так тяжело, что бедные артисты готовы были уйти в землю.
Рубинштейн не любил одесской публики, и одесская публика платила ему тем же.
"Он горд был, не ужился с нами..."
Но, милостивые государи, было два Рубинштейна, как в "Дворянском гнезде" было два Лемма.
Был Лемм, который "пил свой декокт", и был Лемм, который бросил на Лаврецкого орлиный взор, "повелительно указал ему на стул, отрывисто сказал по-русски: "садитесь и слушить", сел за фортепиано, гордо и строго взглянул кругом и заиграл.
Всякий великий музыкант -- это Лемм.
Было два Рубинштейна.
Славный старичок Антон Григорьевич, с добродушной улыбкой на впалых губах, который тихонько уходил из концерта "другим ходом" во избежание всяких оваций.
И был Рубинштейн с Бетховенской головой, орлиным взглядом, сверкавшим из-под бровей, который гордо и строго глядел кругом и касался клавишей рояля, -- словно он прикасался к жертвеннику.
Он не был похож на артиста в эти минуты, -- это был скорее пророк, говорящий слова божества.
Перед ним вставали тени Бетховена, Гайдна, Шумана, он приходил сам в священный трепет и, взглядывая в толпу, смотрел только, коленопреклоненна ли она.
Да, это был пророк, готовый разбить о камень скрижали при виде суетной толпы, -- легкомысленной даже тогда, когда она видит пред собой скрижали, на которых начертано Божественное откровение.
Для одесситов, этих веселых, легкомысленных поклонников "золотого тельца", которые смотрят на искусство только как на развлечение, -- такой пророк был слишком суров.
Они пришли в театр поразвлечься. Им говорят, что это богослужение.
Отсюда взаимное отчуждение.
Рубинштейн негодовал. Его "не любили".
Словом:
"Он горд был, не ужился с нами!"
Вернее, его не поняли.
Антон Григорьевич уходил "другим ходом" от всяких выражений восторгов. Рубинштейн требовал преклонения пред искусством.
Он мог совершать свое жертвоприношение только пред коленопреклоненной толпой. Добродушный старичок превращался в сурового старца, когда он надевал свое жреческое одеянье.
Одесситы не отнеслись достаточно почтительно к жрецу, -- и вот причина его гнева.
Одесситы виноваты были перед ним, тем больше оснований загладить свой грех пред его памятью.
Рубинштейновский вечер в Городском театре устраивается именно затем, чтобы увековечить память А.Г. Рубинштейна.
Есть несколько способов "увековечить" память.
Самый шаблонный, который сразу приходит всем в голову, -- это "поставить бюст" или "укрепить портрет".
Это формальный, казенный способ чествования памяти.
Чаще всего, это лучший способ "отделаться от памяти":
-- "Прикрепили портрет", -- кончено. Дело свое сделали!
Есть другой способ чтить память, -- создать в честь великого человека живое дело, которое носило бы его имя.
Такой именно проект и создался в Одессе в одну из Рубинштейновских годовщин.
Постановлено было соорудить школу на месте того дома, где родился А.Г. Рубинштейн.
Каждый раз, когда строят новую школу, мир на один шаг становится ближе к свету и счастью.
Прекрасно, если сделать этот шаг нас заставляет память о великом человеке.
Какое прекрасное выражение такого прекрасного чувства.
Если так будут чтить память великих художников, -- великие художники все больше и больше будут иметь право воскликнуть:
"Нет, весь я не умру..."
Лучшее, что было в них, стремление к свету, будет жить в этих рассадниках света, которые носят их имя.
В пользу этой школы и устраивается в Городском театре Рубинштейновский вечер.
КОММЕНТАРИИ
Театральные очерки В.М. Дорошевича отдельными изданиями выходили всего дважды. Они составили восьмой том "Сцена" девятитомного собрания сочинений писателя, выпущенного издательством И.Д. Сытина в 1905--1907 гг. Как и другими своими книгами, Дорошевич не занимался собранием сочинений, его тома составляли сотрудники сытинского издательства, и с этим обстоятельством связан достаточно случайный подбор произведений. Во всяком случае, за пределами театрального тома остались вещи более яркие по сравнению с большинством включенных в него. Поражает и малый объем книги, если иметь в виду написанное к тому времени автором на театральные темы.
Спустя год после смерти Дорошевича известный театральный критик А.Р. Кугель составил и выпустил со своим предисловием в издательстве "Петроград" небольшую книжечку "Старая театральная Москва" (Пг.--М., 1923), в которую вошли очерки и фельетоны, написанные с 1903 по 1916 год. Это был прекрасный выбор: основу книги составили настоящие перлы -- очерки о Ермоловой, Ленском, Савиной, Рощине-Инсарове и других корифеях русской сцены. Недаром восемнадцать портретов, составляющих ее, как правило, входят в однотомники Дорошевича, начавшие появляться после долгого перерыва в 60-е годы, и в последующие издания ("Рассказы и очерки", М., "Московский рабочий", 1962, 2-е изд., М., 1966; Избранные страницы. М., "Московский рабочий", 1986; Рассказы и очерки. М., "Современник", 1987). Дорошевич не раз возвращался к личностям и творчеству любимых актеров. Естественно, что эти "возвраты" вели к повторам каких-то связанных с ними сюжетов. К примеру, в публиковавшихся в разное время, иногда с весьма значительным промежутком, очерках о М.Г. Савиной повторяется "история с полтавским помещиком". Стремясь избежать этих повторов, Кугель применил метод монтажа: он составил очерк о Савиной из трех посвященных ей публикаций. Сделано это было чрезвычайно умело, "швов" не только не видно, -- впечатление таково, что именно так и было написано изначально. Были и другого рода сокращения. Сам Кугель во вступительной статье следующим образом объяснил свой редакторский подход: "Художественные элементы очерков Дорошевича, разумеется, остались нетронутыми; все остальное имело мало значения для него и, следовательно, к этому и не должно предъявлять особенно строгих требований... Местами сделаны небольшие, сравнительно, сокращения, касавшиеся, главным образом, газетной злободневности, ныне утратившей всякое значение. В общем, я старался сохранить для читателей не только то, что писал Дорошевич о театральной Москве, но и его самого, потому что наиболее интересное в этой книге -- сам Дорошевич, как журналист и литератор".
В связи с этим перед составителем при включении в настоящий том некоторых очерков встала проблема: правила научной подготовки текста требуют давать авторскую публикацию, но и сделанное Кугелем так хорошо, что грех от него отказываться. Поэтому был выбран "средний вариант" -- сохранен и кугелевский "монтаж", и рядом даны те тексты Дорошевича, в которых большую часть составляет неиспользованное Кугелем. В каждом случае все эти обстоятельства разъяснены в комментариях.
Тем не менее за пределами и "кугелевского" издания осталось множество театральных очерков, фельетонов, рецензий, пародий Дорошевича, вполне заслуживающих внимания современного читателя.
В настоящее издание, наиболее полно представляющее театральную часть литературного наследия Дорошевича, помимо очерков, составивших сборник "Старая театральная Москва", целиком включен восьмой том собрания сочинений "Сцена". Несколько вещей взято из четвертого и пятого томов собрания сочинений. Остальные произведения, составляющие большую часть настоящего однотомника, впервые перешли в книжное издание со страниц периодики -- "Одесского листка", "Петербургской газеты", "России", "Русского слова".
Примечания А.Р. Кугеля, которыми он снабдил отдельные очерки, даны в тексте комментариев.
Тексты сверены с газетными публикациями. Следует отметить, что в последних нередко встречаются явные ошибки набора, которые, разумеется, учтены. Вместе с тем сохранены особенности оригинального, "неправильного" синтаксиса Дорошевича, его знаменитой "короткой строки", разбивающей фразу на ударные смысловые и эмоциональные части. Иностранные имена собственные в тексте вступительной статьи и комментариев даются в современном написании.
Литераторы и общественные деятели. -- В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. IV. Литераторы и общественные деятели. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1905.
Сцена. -- В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. VIII. Сцена. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1907.
ГА РФ -- Государственный архив Российской Федерации (Москва).
ГЦТМ -- Государственный Центральный Театральный музей имени A.A. Бахрушина (Москва).
РГАЛИ -- Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
ОРГБРФ -- Отдел рукописей Государственной Библиотеки Российской Федерации (Москва).
ЦГИА РФ -- Центральный Государственный Исторический архив Российской Федерации (Петербург).
ПАМЯТИ А.Г. РУБИНШТЕЙНА
Впервые -- "Одесский листок", 1898, 22 декабря, No 305.
Рубинштейн Антон Григорьевич (1829--1894) -- русский пианист, композитор, дирижёр, педагог, основатель Русского музыкального общества (1859) и Петербургской консерватории (1862).
Бывая здесь часто по родственным связям, он отказывался выступать перед одесской публикой. -- В Одессе жили мать и сестры А.Г. Рубинштейна. Он выступал с концертами в Одессе в марте-апреле 1882 г.
Когда на Всероссийской выставке в Москве... -- Первая Всероссийская политехническая выставка в Москве открылась летом 1872 г.
На юбилейном представлении "Демона" в московском Большом театре... -- Юбилейный (сотый) спектакль по опере А.Г. Рубинштейна "Демон" состоялся 1 октября 1884 г. в Мариинском театре в Петербурге.
"Он горд был, не ужился с нами..." -- цитата из стихотворения М.Ю. Лермонтова "Пророк" (1841).
...как в "Дворянском гнезде" было два Лемма. Был Лемм, который "пил свой декокт", и был Лемм, который бросил на Лаврецкого орлиный взор, "повелительно указал ему на стул... и заиграл". -- Лемм -- персонаж романа И.С. Тургенева "Дворянское гнездо", старый учитель музыки, по происхождению немец, талантливый человек, судьба которого сложилась неудачно. Декокт -- отвар из лекарственных растений. ..."повелительно указал ему на стул... и заиграл" -- неточная цитата из романа.
Бетховен Людвиг ван (1770--1827) -- немецкий композитор.