Дон-Аминадо
Избранные стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 5.17*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1917 ("Какой звезды сиял нам свет?..")
    Эпилог ("В сердце тоска. Сомнение. Тревога...")
    Города и годы ("Старый Лондон пахнет ромом...")
    "Люблю декабрь за призраки былого..."
    Послесловие ("Жили. Были. Ели. Пили...")
    Исповедь ("Милостивые государи...")
    Искания ("Какая-то личность в простом пиджаке...")
    Уездная сирень ("Как рассказать минувшую весну...")
    Воспоминание ("Утро. Станция. Знакомый...")
    Как рассказать?
    1 ("Как объяснишь им чувство это...")
    2 ("Как рассказать им чувство это...")
    Бабье лето ("Нет даже слова такого...")
    Потонувший колокол ("Ночью был ветер. Стучало и звякало...").

Дон Аминадо

Избранные стихотворения

              1917
  
   Какой звезды сиял нам свет?
   На утре дней, в истоках лет,
   Больших дорог минуя стык,
   Куда нас мчал лихой ямщик?
   Одним черед. Другим черед.
   За взводом взвод. И -- взвод, вперед!
   Теплушек смрад, махорки дым.
   Черед одним. Черед другим.
   Один курган. Другой курган.
   А в мире ночь. Седой туман.
   Протяжный вой. Курганов цепь.
   Метель. Пурга. Татары. Степь.
  
  
              Эпилог
  
   В сердце тоска. Сомнение. Тревога.
   Худые призраки толпятся у порога.
   Проходят дни без смысла и следа.
   Во тьме ночей, в пространствах и туманах
   На всех наречиях, гудящих и гортанных,
   Перекликаются большие города.
   Сигналы бедствия пылают на утесах.
   И ворон каркает. И жен простоволосых
   Протяжный вой нам сердце леденит.
   Над морем гаснут звезды Водолея,
   И где-то горько плачет Лорелея
   И головою бьется о гранит.
  
  
              Города и годы
  
   Старый Лондон пахнет ромом,
   Жестью, дымом и туманом.
   Но и этот запах может
   Стать единственно желанным.
   Ослепительный Неаполь,
   Весь пронизанный закатом,
   Пахнет мулями и слизью,
   Тухлой рыбой и канатом.
   Город Гамбург пахнет снедью,
   Лесом, бочками, и жиром,
   И гнетущим, вездесущим,
   Знаменитым добрым сыром.
   А Севилья пахнет кожей,
   Кипарисом и вербеной,
   И прекрасной чайной розой,
   Несравнимой, несравненной.
   Вечных запахов Парижа
   Только два. Они все те же:
   Запах жареных каштанов
   И фиалок запах свежий.
   Есть чем вспомнить в поздний вечер,
   Когда мало жить осталось,
   То, чем в жизни этой бренной
   Сердце жадно надышалось!..
   Но один есть в мире запах,
   И одна есть в мире нега:
   Это русский зимний полдень,
   Это русский запах снега.
   Лишь его не может вспомнить
   Сердце, помнящее много.
   И уже толпятся тени
   У последнего порога.
  
  
              ;* * *
  
   Люблю декабрь за призраки былого,
   За все, что было в жизни дорогого
   И милого, бессмысленного вновь.
   За этот снег, что падал и кружился,
   За вещий сон, который сладко снился,
   Как снится нам последняя любовь.
   Не все ль равно? Под всеми небесами
   Какой-то мир мы выдумали сами
   И жили в нем, в видениях, в мечтах,
   Играя чувствами, которых не бывает,
   Взыскуя нежности, которой мир не знает,
   Стремясь к бессмертию и падая во прах.
   Придет декабрь... Озябшие, чужие,
   Поймем ли мы, почувствуем впервые,
   Что нас к себе никто не позовет?
   Что будет елка, ангел со звездою
   И Дед Мороз с седою бородою,
   Волшебный принц и коврик-самолет.
   И только нас на празднике не будет.
   Холодный ветр безрадостно остудит
   Усталую и медленную кровь,
   И будет снег над городом кружиться,
   И, может быть, нам... наша жизнь приснится,
   Как снится нам последняя любовь.
  
  
              Послесловие
  
   Жили. Были. Ели. Пили.
   Воду в ступе толокли.
   Вкруг да около ходили.
   Мимо главного прошли.
  
  
              Исповедь
  
   Милостивые государи,
   Блеск и цвет поколения!
   Признаемся честно
   В порыве откровения:
   Зажглась наша молодость
   Свечой ярого воска,
   А погибла наша молодость,
   Пропала, как папироска.
   В Европе и Америке
   Танцевали и пели --
   Так, что стены дрожали,
   Так, что стекла звенели;
   А мы спорили о боге,
   Надрывали глотки,
   Попадали в итоге
   За железные решетки,
   От всех семи повешенных
   Берегли веревки,
   Радовались, что Шаляпин
   Ходит в поддевке,
   Девушек не любили --
   Находили, что развратно, --
   До изнеможения ходили
   В народ и обратно;
   Потом... То, чего не было,
   Стало тем, что бывает.
   Кто любит воспоминания,
   Пусть вспоминает.
   Развеялся во все стороны
   Наш прах неизбывно.
   Не клюют его даже вороны,
   Потому что им противно.
  
  
              Искания
  
   Какая-то личность в простом пиджаке
   Вошла на трибуну с тетрадкой в руке,
   Воды из графина в стакан налила
   И сразу высокую ноту взяла.
   И так и поставила тему ребром:
   -- Куда мы идем? И зачем мы идем?
   И сорок минут говорила подряд,
   Что все мы идем, очевидно, назад.
   Но было всем лестно, что всем по пути,
   И было приятно, что если идти,
   То можно идти, не снимая пальто,
   Которые снять и не думал никто.
   И вышли, вдыхая осеннюю слизь,
   И долго прощались, пока разошлись.
   И, в сердце святую лелея мечту,
   Шагали и мокли на славном посту.
  
  
              Когда мы вспомним
  
   Никто не знал предназначенья,
   И дар любви нам был вручен,
   И в страшной жажде расточенья
   И этот дар был расточен.
   Но кто за нежность нас осудит,
   Казнит суровостью в раю?
   И что в сей жизни главным будет,
   Когда мы вспомним жизнь свою?
  
  
              Уездная сирень
  
   Как рассказать минувшую весну,
   Забытую, далекую, иную,
   Твое лицо, прильнувшее к окну,
   И жизнь свою, и молодость былую?..
   Была весна, которой не вернуть...
   Коричневые, голые деревья.
   И полых вод особенная муть,
   И радость птиц, меняющих кочевья.
   Апрельский холод. Серость. Облака.
   И ком земли, из-под копыт летящий,
   И этот темный глаз коренника,
   Испуганный, и влажный, и косящий.
   О, помню, помню!.. Рявкнул паровоз.
   Запахло мятой, копотью и дымом.
   Тем запахом, волнующим до слез,
   Единственным, родным, неповторимым.
   Той свежестью набухшего зерна
   И пыльною уездною сиренью,
   Которой пахнет русская весна,
   Приученная к позднему цветенью.
  
  
              Воспоминание
  
   Утро. Станция. Знакомый
   С детских лет телеграфист.
   От сирени дух истомный.
   Воздух нежен. Воздух чист.
   В небе легкой акварели
   Полутон и полудым.
   Хорошо любить в апреле,
   Хорошо быть молодым.
   Возвращаться на побывку,
   Гнать ленивца ямщика.
   Ради Бога, ткни ты сивку
   В запотевшие бока!
   Пахнут запахом медвяным
   Бесконечные поля.
   Дымом синим, паром пьяным
   Испаряется земля.
   Сердце бешеное бьется.
   В горле сладостный комок.
   А над полем вьется, вьется
   Еле видимый дымок!
   Вот откос знакомой крыши.
   Дорогой и милый дом.
   Сердце, тише! Тише! Тише! --
   Стой... Направо... За углом.
   Там в саду скрипят качели,
   Выше! В небо! И летим...
   Хорошо любить в апреле,
   Хорошо быть молодым.
   Как вас звали?! Катей? Олей?
   Натой? Татой? Или -- нет?
   Помню только небо, солнце,
   Золотой весенний свет,
   Скрип качелей, дух сирени,
   Дым, плывущий над землей,
   И как двадцать вознесений,
   Двадцать весен за спиной!
  
  
              Как рассказать?
  
              1
  
   Как объяснишь им чувство это
   И как расскажешь на словах --
   Тревогу зимнего рассвета
   На петербургских островах,
   Когда, замучившись, несется
   Шальная тройка поутру.
   Когда, отстегнутая, бьется
   Медвежья полость на ветру?
   Как рассказать им день московский,
   И снежный прах, и блеск слюды,
   И парк Петровско-Разумовский,
   И Патриаршие пруды,
   И на облупленных карнизах,
   На тусклом золоте церквей
   Зобастых, серых, белых, сизых,
   Семью арбатских голубей?
   Сидят в метро. Молчат сурово.
   Эксцельсиор читают свой...
   И нет им дела никакого
   До хрестоматии чужой.
  
              2
  
   Как рассказать им чувство это,
   Как объяснить в простых словах
   Тревогу зимнего рассвета
   На петербургских островах,
   Когда, замучившись, несется
   Шальная тройка поутру,
   Когда, отстегнутая, бьется
   Медвежья полость на ветру,
   И пахнет влагой, хвоей, зверем...
   И за верстой верста бежит,
   А мы, глупцы, орем и верим,
   Что мир лишь нам принадлежит.
  
  
              Бабье лето
  
   Нет даже слова такого
   В толстых чужих словарях.
   Август. Ущерб. Увяданье.
   Милый, единственный прах.
   Русское лето в России.
   Запахи пыльной травы.
   Небо какой-то старинной,
   Темной, густой синевы.
   Утро. Пастушья жалейка.
   Поздний и горький волчец.
   Эх, если б узкоколейка
   Шла из Парижа в Елец...
  
  
              Потонувший колокол
  
   Ночью был ветер. Стучало и звякало.
   Стоном стонало в верхушках осин.
   Где-то в трубе причитало и плакало,
   Прямо как в повести "Домби и сын".
   Вдруг захотелось поленьев березовых,
   Кафельной печки... Чтоб снег пеленой
   Сыпал за окнами дома Морозовых.
   Помните... там, на Тверской... На Ямской...
  
  

---------------------------------------------------

   Источник текста: Эмигранты. Поэзия русского зарубежья. -- Ростов-на-Дону: Феникс, 2004.
  
  
  
  
Оценка: 5.17*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru