Добролюбов Николай Александрович
Посмертные стихотворения Н. А. Добролюбова

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

ПОСМЕРТНЫЯ СТИХОТВОРЕНІЯ Н. А. ДОБРОЛЮБОВА. (*).

  
   (*) Читано въ залѣ 1-й гимназіи, въ пользу бѣдныхъ студентовъ, 2 января 1862 года.
  

Мм. гг.

   Намѣреваясь замять вниманіе ваше стихотвореніями Н. А. Добролюбова, я прежде всего долженъ напомнить, что стихотворенія эти стояли далеко не на первомъ планѣ въ дѣятельности покойнаго. Добролюбова должно изучать въ его критическихъ и полемическихъ статьяхъ, къ чему публика получитъ возможность только съ изданіемъ его сочиненій, къ которому уже приступаешь Тогда станетъ ясно для каждаго, какъ много, съ небольшимъ въ четыре года, успѣлъ сдѣлать этотъ даровитый юноша, соединявшій съ силою таланта глубокое чувство гражданскаго долга, составлявшее основную, отличительную черту покойнаго и какъ писателя, и какъ человѣка. Въ одномъ изъ своихъ стихотвореній, сожалѣя объ иллюзіяхъ молодости, разлетѣвшихся при строгомъ анализѣ мысли, Добролюбовъ между прочимъ говоритъ:
  
             Но безъ надеждъ и упованій
             Я гордо снесъ мою печаль.
             И безъ наивныхъ ожиданій
             Смотря на жизненную даль,
             На битву жизни вышелъ смѣло
             И жизнь свободно потекла,
             И дѣлалъ я благое дѣло
             Среди царюющаго зла....
  
   Вся литературная дѣятельность Добролюбова служитъ подтвержденіемъ этихъ словъ. Можно сказать болѣе, не рискуя впасть въ преувеличеніе: ихъ подтверждаетъ вся его жизнь. Онъ сознательно берегъ себя для дѣла; онъ, какъ говорится тоже въ одномъ изъ его стихотвореній: "не связалъ судьбы своей ни единымъ пристрастьемъ", устоялъ "передъ соблазномъ жизни" и остался "полнымъ господиномъ своего сердца",-- все для того, чтобы ничто не мѣшало ему служить своему призванію, нести себя всецѣло на жертву долга, какъ онъ понималъ его.-- Вотъ изъ какого свѣтлаго источника вытекала дѣятельность Добролюбова, вотъ почему онъ такъ спѣшилъ работать, такъ много успѣлъ сдѣлать! Ничто внѣ этой дѣятельности не существовало для него, ничто не должно было существовать, по его убѣжденіямъ. Мы нашли у него недоконченное стихотвореніе, гдѣ замѣчательны слѣдующія строки:
  
             .... Для блага общаго назначенный служить,
             Я смѣю чувствовать лишь сердцемъ гражданина,
             Инстинкты юные я долженъ подавить....
  
   Даже въ частной жизни, въ ежедневныхъ сношеніяхъ съ людьми, Добролюбовъ представлялъ между нами, русскими, нѣчто особенное. Съ дѣтства прививается къ намъ множество дурныхъ привычекъ, извѣстныхъ подъ именемъ: умѣнья жить. Мы отъ лѣни говоримъ "да" тамъ, гдѣ слѣдовало бы отвѣчать "нѣтъ"; улыбаемся, по слабодушію, тамъ, гдѣ слѣдовало бы браниться; прикидываемся внимательными къ какому нибудь вздору, на который слѣдовало бы отвѣчать смѣхомъ жди даже негодованіемъ. Ничего подобнаго въ Добролюбовѣ не было. Онъ смѣялся въ лицо глупцу, рѣзко отворачивался отъ негодяя, онъ соглашался только съ тѣмъ, что не противорѣчиво его убѣжденіямъ. Если къ этому прибавимъ, что онъ не только не заискивалъ у авторитетовъ, но даже избѣгалъ встрѣть съ ними, да припомнимъ ту независимость, съ которою онъ высказывался печатно, то поймемъ, почему въ литературѣ его немногіе любили. Силы таланта и честной правды, впрочемъ, начинали уже брать свое: въ послѣднее время чаще и чаще стало слышаться мнѣніе, что этотъ человѣкъ не безъ права сталъ въ главѣ современнаго литературнаго движенія. Кто -- по крайней мѣрѣ теперь -- не согласится, что нуженъ былъ этотъ рѣзкій, независящій, отрезвляющій, на дѣло зовущій голосъ?
  
             О, погоди еще! желанная, святая!
             Помедли приходить въ нашъ боязливый кругъ!
             Теперь на твой призывъ отвѣтить тишь нѣмая"
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  
   Уже съ предчувствіемъ смерти въ груди, написалъ эти строка Добролюбовъ. Смерть, разумѣется, не подождала. Такова уже судьба русскаго народа: неживучи его лучшіе дѣятели....
   Что касается до стихотвореній Николая Александровича (понятно, что я говорю здѣсь не о стихотворной юмористическихъ, которыя Добролюбовъ помѣщалъ въ "Свисткѣ"), то онъ писалъ ихъ весьма рѣдко, урывками, и самъ не придавалъ имъ вовсе никакого значенія. Большая часть ихъ написана до начала журнальной дѣятельности Николая Александровича; стало быть тогда, когда ему было не болѣе двадцати лѣтъ. Увидавъ у него однажды случайно тетрадку, гдѣ онъ записывалъ свои стихотворенія, я съ трудомъ уговорилъ его напечатать что нибудь изъ нихъ. Мы выбрали десять пьесъ; лучшія четыре въ печать тогда не попали, а шесть помѣщены въ "Современникѣ" 1858 года, No IX, подъ псевдонимомъ: Волгинъ. Приступаю къ чтенію самихъ стихотвореній:
  
                                 1.
                       ЖАЛОБА РЕБЕНКА
  
             Для чего связали вы мнѣ руки?
             Для чего спеленали меня?
             Для чего на житейскія муки
             Обрекли меня съ перваго дня?
  
             Еще много носить мнѣ придется
             На душѣ и на тѣлѣ цѣпей;
             Вкругъ кипучей груди обовьется
             Много, много губительныхъ змѣй.
  
             Стариной освященный обычай"
             Человѣка пристрастный законъ,
             Предписанія модныхъ приличій....
             Ими буду всю жизнь я стѣсненъ....
  
             Дайте жь мнѣ хотя въ дѣтствѣ свободу,
             Дайте вольно всей силой вздохнуть!...
             Чтобъ я послѣ, въ тяжелые годы,
             Могъ хоть дѣтство добромъ помянуть.
  
                                 2.
  
             Когда, среди зимы холодной,
             Лишенный средствъ, почти безъ силъ,
             Больной, озябшій и голодный,
             Я пышный городъ проходилъ;
  
             Когда чуть не былъ я задавленъ
             Четверкой кровныхъ рысаковъ,
             И былъ на улицѣ оставленъ,
             Для назиданія глупцовъ;
  
             Когда, оправясь, весь разбитый,
             Присѣлъ я гдѣ-то на крыльцо,
             А въ уши вѣтеръ дулъ сердито
             И мокрый снѣгъ мнѣ билъ въ лицо, --
  
             О, сколько вырвалось проклятій,
             Какая бѣшеная злость
             Во мнѣ кипѣла противъ братій,
             Которымъ счастливо жилось
  
             Средь этой роскоши безумной,
             И для которыхъ брата стонъ,
             Веселымъ бѣгомъ жизни шумной
             И звономъ денегъ заглушенъ.
  
             .... Но пронеслись несчастій годы"
             И, гордо мчась по мостовой,
             Я радъ теперь, коль пѣшехода
             Кнутомъ задѣнетъ кучеръ мой.
  
                                 3.
                                 СОНЪ
  
             Испытанный судьбой, въ тревожномъ снѣ моемъ
             Не убаюканъ я роскошными мечтами,
             Все буря снится мнѣ, все молнія и громъ
             Какой-то темный сводъ, да изверги съ цѣпями....
             Бываетъ изрѣдка, что грезится и мнѣ
             Картина мирная довольства и покоя.
             Мнѣ отчій домъ рисуется во снѣ....
             Я вновь дитя съ довѣрчивой душою....
             Подъ отческимъ надзоромъ я росту,
             Не вѣдая ни страсти, ни сомнѣній;
             Заботливой рукой лелѣемый, цвѣту,
             Вдали отъ горя и людскихъ волненій.
             Душа моя радушна и тепла,
             Полна любви и вѣры благодатной....
             Природа вкругъ меня спокойна и свѣтла
             И дышетъ прелестью какой-то непонятной.
             Тутъ все со мной, что въ свѣтѣ мило мнѣ....
             И кажется въ душѣ нѣтъ мѣста для желанья....
             Но въ глубинѣ душевной и во снѣ,
             Шевелится тревожное сознанье,
             Что это все мечта, не истина, а сонъ....
             И часто у меня, средь чуднаго видѣнья.
             Вдругъ вырывается изъ груди тяжкій стонъ,
             Душа тоскливо жаждетъ пробужденья.
  
                                           4.
                                 ВЪ ЦЕРКВИ.
  
             Гимновъ божественныхъ пѣніе стройное
             Память минувшаго будить во мнѣ,
             Видится мнѣ мое дѣтство спокойное,,
             И беззаботная жизнь въ тишинѣ.
             Въ ризахъ священныхъ отецъ мнѣ мечтается,
             Съ словомъ горячей молитвы въ устахъ;
             Умъ мой невольно раздумьемъ смущается,
             Душу объемлетъ таинственный страхъ.
             Съ воспоминаньями, въ самозабвеніи,
             Дѣтскими чувствами вновь я горю....
             Только ужь губы не шепчутъ моленія,
             Только рукой я креста не творю....
  
                                 5.
                       СОЛОВЕЙ.
  
             Тебя, средь простора лѣснаго,
             Охотникъ въ силокъ изловилъ....
             Чтобъ пѣснь твою сдѣлать звучнѣе,
             Хозяинъ тебя ослѣпилъ.
  
             И тянешь ты звонкую пѣсню
             И звучныя трели ты льешь.
             Въ восторгѣ твой толстый хозяинъ,
             Что ты неумолчно поешь.
  
             Но я твой языкъ разумѣю,
             И чуткой душою моей
             Я слышу рыданья и стоны
             Въ мелодіи пѣсни твоей.
  
                                 6.
                       СИЛА СЛОВА.
  
             Моралистъ краснорѣчивый
             Намъ о нищихъ говорилъ,
             Рѣчью умной и правдивой.
             Помогать имъ насъ училъ:
  
             Говорилъ о дѣли жизни,
             О достоинствѣ людей,
             Грозно сыпалъ укоризны
             Противъ роскоши дѣтей....
  
             Рѣчь его лилась такъ складно,
             Былъ онъ такъ краснорѣчивъ.
             Что ему внимали жадно
             Всѣ, дыханье затаивъ,--
  
             И, чтобъ не развлечь вниманья,
             Отогнали двухъ старухъ,
             Что на бѣдность подаянья
             Подъ окномъ просили вслухъ....
  
                                 7.
  
             Пала ты, какъ травка полевая,
             Подъ косой искуснаго косца;
             И, ему себя всю отдавая,
             Для него, съ любовью, умирая,
             Ароматъ свой льешь ты безъ конца....
  
             А ему -- и небо помогаетъ
             Наслаждаться гибелью твоей:
             Тучъ своихъ оно не посылаетъ,
             И твое паденье орошаютъ
             Только слезы изъ моихъ очей.
  
                                 8.
  
             Не диво доброе влеченье
             Въ душѣ невинной, молодой,
             Не испытавшей обольщенья
             Любви и радости земной.
  
             Но кто соблазнамъ жизни трудной
             Нуждою рано преданъ былъ,
             Кто битву жизни безразсудной
             Паденьемъ тяжкимъ заключилъ,
  
             Кто въ искушеніяхъ разврата
             Провелъ дни лучшіе свои,
             Тому трудна стезя возврата
             На голосъ правды и любви....
  
             Но ты, мой другъ, мои ангелъ милый,
             На мой призывъ отозвалась;
             Любви таинственною силой
             Ты освятилась и спаслась.
  
             И не забуду я мгновенья,
             Какъ ты, проклявъ свой прежній путь,
             Полна и вѣры и смущенья,
             Рыдая, пала мнѣ на грудь.
  
                                 9.
                       ДОРОЖНАЯ ПѢСНЯ
  
             Мчитесь, кони, ночью влажной,
             Ной "Лучину", мой ямщикъ:
             Этой жалобы протяжной
             Такъ понятенъ мнѣ языкъ!...
  
             Ты и я, всѣ наши братья,
             Наши лучшіе друзья,
             Всѣ узнали, безъ изъятья,
             То, что такъ крушитъ тебя.
  
             Ной, ямщикъ, твоя кручина
             И во мнѣ волнуетъ кровь:
             Вѣдь и мнѣ мою лучину
             Облила водой свекровь.
  
             А то, какъ было въ избушкѣ
             Хорошо она зажглась....
             Богъ проститъ моей старушкѣ:
             Тьма по сердцу ей пришлась.
  
             Мчитесь, кони, ночью влажной.
             Пой "Лучину", мой ямщикъ;
             Этой жалобы протяжной
             Такъ понятенъ мнѣ языкъ!...
  
                                 10.
                       БѢДНЯКУ.
  
             Горькой жалобой, рѣчью тоскливой
             Ты минуту отрады мнѣ далъ:
             Я средь этой страны молчаливой
             Ужь и жалобъ давно не слыхалъ. *
  
             Точно въ ночь средь кладбища глухаго,
             Я могильною тишью объятъ,
             Только тѣни страдальцевъ, безъ слова,
             Предо мной на могилахъ стоятъ....
  
             Ропотъ твой безотрадно-унылый
             Былъ воскресная пѣснь для меня;
             Точно, плача надъ свѣжей могилой,
             Жизни вопль въ ней услышалъ вдругъ я.
  
                                 11.
                       ОЧАРОВАНІЕ.
  
             Съ душою мирной и спокойной
             Гляжу на ясный божій міръ
             И нахожу порядокъ стройный,
             Добра и правды свѣтлый пиръ.
  
             Нигдѣ мой взоръ не примѣчаетъ
             Пороковъ, злобы, нищеты,
             Весь міръ въ глазахъ моихъ сіяетъ
             Въ лицѣ добра и красоты.
  
             Всѣ люди мажутся мнѣ братья,
             Съ прекрасной, любящей душой....
             И я готовъ раскрыть объятья
             Всему, что вижу предъ собой....
  
             Мнѣ говорятъ, лечите зрѣнье,
             Очки совѣтуютъ носить.
             Спасибо! что за утѣшенье
             Себя мнѣ счастія лишить!
  
                                 12.
                       НА СМЕРТЬ ОСОБЫ.
  
             Съ печальной вѣстью смерти новой,
             Газеты чопорный листокъ
             Не будитъ горести суровой
             Въ душѣ исполненной тревогъ.
  
             Въ какомъ-то радостномъ волненьи
             Я каждый разъ внимаю вѣсть
             О томъ, что въ старомъ поколѣньи
             Еще успѣла жизнь отцвѣстъ....
  
             Чьей смерти прежде трепеталъ я,
             Тѣхъ стариковъ ужъ нѣтъ давно;
             Что въ старомъ мірѣ уважалъ я,
             Давно все мной схоронено....
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  
                                 13.
                                 -- --
  
                                 14.
                                 ПОЭТУ.
  
             Снова тучи сгустились на небѣ ночномъ
                       Звѣздъ и мѣсяца свѣтъ помрачили.
             Снова вѣтеръ завылъ, загремѣлъ въ небѣ громъ,
                       И глаза всѣ отъ страха закрыли.
  
             Но не бойся: пронесся давно ураганъ,
                       И тяжелая ночь ужъ проходахъ.
             Тамъ, далеко, за моремъ, прорѣзавъ туманъ,
                       Лучезарное солнце восходитъ....
  
             Яркій свѣтъ упадетъ и сквозь мракъ густыхъ тутъ
                       На глаза отягченныхъ дремою"
             И, людей разбудивши, живительный лучъ
                       Ихъ подниметъ на дѣло благое....
  
                                 15.
                       ТИХІЙ АНГЕЛЪ
  
             Кипѣлъ межъ нами споръ ужасный,
             И бурно рѣчь гостей текла,
             Когда ты къ намъ, съ улыбкой ясной,
             Съ привѣтнымъ взоромъ подошла.
  
             Вдругъ споръ замолкъ. Прервать молчаньи
             Никто какъ будто бы не смѣлъ;
             Никто не сдѣлалъ замѣчаньи:
             Что "тихій ангелъ пролетѣлъ!"
  
                                 16.
                                 * * *
  
             Еще недавно я неистовой сатирой
             На цѣлый міръ безумно возставалъ,
             И звукомъ бѣшенымъ своей Нестройной лиры
             Надежды и восторгъ во многихъ пробуждалъ....
  
             Но утомился я цѣпнымъ, безплоднымъ лаемъ,
             И вздумалъ, цѣпь забывъ, взглянуть на Божій свѣтъ....
             И новымъ чувствомъ я теперь одушевляемъ:
             Въ душѣ моей суровыхъ звуковъ нѣтъ....
  
             Я понялъ красоту!... Души молва любовью,
             И мѣста нѣтъ для ненависти въ ней.
             Мой стихъ запечатлѣвъ теперь не свѣжей кровью,
             А развѣ тихою слезой любви моей.
  
             Проклятій нѣтъ!... Они звучали бъ несогласно
             Съ рѣчами милой; я жъ согласья съ ней ищу,
             Проклятій нѣтъ: она добра такъ и прекрасна,
             Что, рядомъ съ ней, на зло смотрѣть я не хочу....
  
             Проклятій нѣтъ.... Но, подождите, братья!...
             Забывшись отъ любви, горя въ ней, какъ въ огнѣ.
             Прекрасную къ груди своей стремлюсь прижать я....
             Но -- эти цѣпи видите-ль на мнѣ?...
  
             Лишь только протяну я къ ней мои объятья,
             Какъ эти цѣпи страшно загремятъ....
             Пугливо отбѣжитъ она.... И вновь проклятья
             На цѣлый міръ, какъ прежде, полетятъ.
  
                                 17.
  
             Напрасно ты отъ вѣтренницы милой
             Отвѣта ждешь на гордое письмо:
             Она знакома съ собственною силой,
             Безсилье же твое сказалось ей само....
  
             Повѣрь, твои отчаянныя строки
             Она съ улыбкою небрежною прочтетъ,
             И жалобы твои, угрозы и упреки --
             Спокойно все она перенесетъ.
  
             Она увидитъ въ нихъ порывъ любви несчастной,
             Порывъ отчаянья и ревности твоей,
             И будетъ ждать, когда, съ любовью страстной,
             За примиреньемъ самъ ты явишься предъ ней.
  
             И ты придешь, съ тоской своей влюбленной,
             Къ ногамъ прекрасной робко ты падешь, -
             И ласковой ея улыбкой оживленный,
             Забывши все, къ груди ея прильнешь....
  
                                 18.
                       ПАМЯТИ ОТЦА.
  
             Благословенъ тотъ часъ печальный.
             Когда ошибокъ дѣтскихъ мгла
             Вслѣдъ колесницы погребальной
             Съ души озлобленной сошла!
             Съ тѣхъ поръ . . . . . . . . . . . . .
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             И безразсудному роптанью
             Себя на жертву не давалъ.
             Но безъ надеждъ и упованій
             Я гордо снесъ мою печаль
             И, безъ наивныхъ ожиданій,
             Смотря на жизненную даль"
             На битву жизни вышелъ смѣло!...
             И жизнь свободно потекла....
             И дѣлалъ я благое дѣло
             Среди царюющаго зла....
  
                                 19.
                       ДОРОГОЙ.
  
             Ночью по снѣжнымъ сугробамъ иду я;
             Холодъ все тѣло мнѣ жметъ и куетъ,
             Вѣтеръ мнѣ въ уши неистово дуя,
             Снѣжною пылью лицо мнѣ сѣчетъ.
  
             На неразумную силу природы
             Силюсь возстать я всей силой души:
             Силюсь представить подъ ревъ непогоды
             Свѣтъ и тепло, и бесѣду въ тиши.
  
             Но застываетъ мечта и сознанье;
             Движусь безъ мысли, какъ въ сонномъ бреду,
             Смутно лишь чуя тупое желанье --
             Сладко заснуть, какъ до мѣста дойду.
  
                                 20.
                       НАПРАСНО!
  
             Помню, нянюшка старушка,
             Умывая разъ меня,
             Такъ ворчала: "ну, надолго ль?"
             Вотъ опять пойдетъ возня.
  
             На полу, въ сору да въ хламѣ;
             Весь чумазый прибѣжишь....
             Да пойдешь на солнце бѣгать,
             Цыганенкомъ загоришь."
  
             Я молчалъ. Старушка стихла,
             И потомъ, уже любя,--
             "Ну, ужь пачкайся, сказала: --
             Грязь-то смою я съ тебя.
  
             Только шалостей не дѣлай:
             Тѣхъ не смоешь ужь ничѣмъ....
             Ручку вывихнешь аль сломишь,
             Ножку вывернешь совсѣмъ,
  
             Носъ расквасишь, глазъ засоришь.
             Разобьешься,-- кровь пойдетъ.
             А коль больно зашалиться,--
             Чортъ и рожки прикуетъ....
  
             А дурачиться не будешь
             Подростешь ты молодцомъ,
             Всѣмъ возьмешь ты, мой красавчикъ
             И дородствомъ и лицомъ,
  
             Всѣмъ Господь тебя украситъ,
             Всѣхъ съ ума собой сведешь,
             И жену себѣ съ приданымъ
             И красавицу возьмешь. "
  
             Я съ довѣрьемъ слушалъ няню,
             Я старался не шалить,
             Чтобы вырости красавцемъ,
             Чтобы съ рожками не быть.
  
             Но, хоть скромникъ и разумникъ,
             Безобразенъ выросъ я,
             И лишь стоитъ мнѣ жениться,
             Рожки будутъ у меня....
  
                                 21.
                       РЕФЛЕКСІЯ.
  
             О ней и о своей любви
             Я думалъ съ грустью и боязнью.
             Горѣла страсть въ моей крови,
             А совѣсть мнѣ грозила казнью.
  
             Не зная, чѣмъ мнѣ кончить съ ней,
             Я проклиналъ свое безумье,
             И плакалъ о любви своей,
             Полнъ малодушнаго раздумья.
  
             Вдругъ донеслися до меня
             Изъ-за перегородки тонкой,
             И рѣчи, полныя огня,
             И помилуй, и хохотъ звонкій.
  
             Я зналъ ихъ. Какъ я съ ной, сошлись
             Они случайно,-- по влеченью
             Сердецъ, безпечно предались,
             Безъ думъ, безъ горя, наслажденью.
  
             Счастливцы! Въ свѣтлой ихъ любви
             Нѣтъ ни сомнѣнья, ни боязни,
             Ихъ страсть -- и въ сердцѣ и въ крови,
             И совѣсть не сулитъ имъ казни.
  
                                 22.
                                 -- --".
  
  
   Мы не можемъ сказать, съ котораго года своей жизни Добролюбовъ началъ писать стихи; но знаемъ, что стихотворенія, сейчасъ прочтенныя нами, писаны до осени 1858 года. Съ конца 1858 года Николай Александровичъ сталъ писать стихотворенія Юмористическія; онъ тогда вообще работалъ такъ много, что для лирическихъ пѣсенъ не оставалось у него времени, и по всей вѣроятности онъ уже не писалъ ихъ, пока не перебрался за границу, въ 1860 году. Такимъ образомъ слѣдующія четыре стихотворенія должно отнести къ 1860 и 1861 годамъ: писаны они частію за границей, частію на возвратномъ пути и частію уже опять въ Россіи, передъ самой смертію. Мы прочтемъ ихъ въ томъ порядкѣ, въ которомъ они но всей вѣроятности написались. Слѣдующая пьеса дастъ намъ понятіе о томъ, какія думы занимали Николая Александровича вдали отъ родины.
  
                                           23.
  
             Нѣтъ, мнѣ не милъ и онъ" нашъ сѣверъ величавый...
             Тоски души моей и онъ не исцѣлитъ....
             Не вылечусь я тѣмъ, что было мнѣ отравой,
             Покоя не найду, гдѣ мой челнокъ разбитъ.
             Скучая и томясь бездѣйствіемъ тяжелымъ,
             Одинъ, для всѣхъ чужой, съ уныньемъ молодитъ.
             Брожу я, какъ мертвецъ, на праздникѣ веселомъ
             У моря теплаго, подъ небомъ голубымъ.
             Брожу и думаю о родинѣ далекой,
             Стараясь милое приномнить что нибудь."..
             Но нѣтъ.... и тамъ все тожь.... все тотъ же одинокій,
             Безъ милой спутницы, безъ свѣтлой цѣли путь;
             И тамъ я чуждъ всему, и тамъ ни съ чѣмъ не связанъ,
             Для сердца ничего роднаго нѣтъ и тамъ....
             Лишь выучилъ я тамъ, что строго я обязанъ,
             Для блага родины, страдать по пустякамъ --
             Что ужь таковъ у насъ удѣлъ разумной жизни....
             Страдаю я и здѣсь, чего же мнѣ искать
             Въ моей нерадостной, неласковой.отчизнѣ?
             Тамъ нѣтъ моей любви, давно въ могилѣ мать,
             Никто тамъ обо мнѣ съ любовью не вздыхаетъ,
             Никто не ждетъ меня съ надеждой и тоской,.
             Никто, какъ ворочусь, меня не приласкаетъ,
             И не къ кому на грудь усталой головой
             Склониться мнѣ въ слезахъ отраднаго свиданья"
             Одинъ, какъ прежде, тамъ я буду прозябать"...
             Лишь свѣтомъ и тепломъ, и роскошью созданья
             Не станетъ сѣверъ мой мнѣ нервы раздражать.
             А вотъ пьеса написанная на возвратномъ пути....
  
                                 24.
  
             Необозримой, ровной степью
             Поспѣшно я держу мой путь.
             Зачѣмъ? Чтобъ вновь короткой цѣпью
             Тамъ въ тѣсный кругъ себя замкнуть!
  
             Кругъ заколдованный! За мною
             Онъ всюду слѣдовалъ, какъ тѣнь:
             Въ Парижъ, блестящій суетою,
             И въ тишь швейцарскихъ деревень",--
  
             Въ уѣздный русскій городъ Ниццу,
             По Итальянскимъ берегамъ,
             И въ мусульманскую столицу,
             И но роднымъ моимъ полямъ.
  
             На кораблѣ, средь Океана,
             Онъ отъ меня не отставалъ,
             И въ высяхъ горнаго тумана,
             Меня собою оцѣплялъ....
  
   Къ тому же періоду принадлежитъ слѣдующая пьеса
  
                                 25.
  
             Еще работы въ жизни много,
             Работы честной и святой,
             Еще тернистая дорога,
             Не залегла передо мной.
             Еще пристрастьемъ ни единымъ
             Своей судьбы я, не связалъ,
             И сердца полнымъ господиномъ
             Противъ соблазновъ устоялъ.
             Я вашъ, друзья,-- хочу быть вашимъ,
             На трудъ и горе я готовъ,
             Лишь бы начать въ союзѣ нашемъ
             Живое дѣло, вмѣсто словъ.
             Но если нѣтъ* -- мое презрѣнье
             Меня далеко оттолкнетъ
             Отъ тѣхъ кружковъ, гдѣ словопренье
             Опять права свои возьметъ.
             И сгибну ль я въ тоскѣ безумной,
             Иль въ мирѣ съ пошлостью людской,--
             Все лучше, чѣмъ заняться шумной,
             Надменно-праздной болтовней.
             Но знаю я . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             И не минетъ святая чаша
             Всѣхъ, кто ее не оттолкнетъ.
  
   Наконецъ, вотъ и еще предсмертное стихотвореніе Добролюбова,-- надо думать, послѣднее.
  
                                 26.
  
             Пускай умру -- печали мало,
             Одно страшитъ мой умъ больной:
             Чтобы и смерть не разыграла
             Обидной шутки надо мной:
  
             Боюсь, чтобъ надъ холоднымъ трупомъ
             Не пролилось горячихъ слезъ,
             Чтобъ кто нибудь въ усердьи глупомъ
             На гробъ цвѣтовъ мнѣ не принесъ.
  
             Чтобъ безкорыстною толпою
             За нимъ не шли мои друзья,
             Чтобъ подъ могильною землею
             Не сталъ любви предметомъ я,
  
             Чтобъ все, чего желалъ такъ жадно
             И такъ напрасно я живой,
             Не улыбнулось мнѣ отрадно *
             Надъ гробовой моей доской.
  
   P. S. Къ этому, по возможности, полному собранію стихотвореній Николая Александровича Добролюбова считаю не излишнимъ присоединить для читателей "Современника" слѣдующіе переводы его изъ Гейне.
  

ПѢСНИ ГЕЙНЕ.

  
                                 1.
  
             Къ груди твоей бѣлоснѣжной
             Я голову тихо прижалъ,
             И -- что тебѣ сердце волнуетъ,
             Въ біеньи его угадалъ....
  
             Чу, въ городъ вступаютъ гусары;
             Намъ слышенъ ихъ музыки звукъ.
             И завтра меня ты покинешь,
             Мой милый, прекрасный мой другъ....
  
             Пусть завтра меня ты покинешь;
             За то ты сегодня моя....
             Сегодня въ объятіяхъ милой
             Вдвойнѣ хочу счастливъ быть я.
  
                                 2.
  
             Отъ насъ выступаютъ гусары....
             Я слышу ихъ музыки звукъ
             И съ розовымъ, пышнымъ букетомъ
             Къ тебѣ прихожу я, мой другъ.
  
             Тутъ дикое было хозяйство,
             Толпа въ погромъ боевой....
             И даже, мой другъ, въ твоемъ сердцѣ
             Большой былъ военный постой....
  
                                 3.
  
             Богъ вѣсть, гдѣ она сокрылась,
             Сумасбродная моя!
             Съ сердцемъ рыскалъ, въ дождь и слякость
             Всюду по городу я.
  
             Всѣ трактиры я обѣгалъ
             За бѣглянкою моей.
             Тщетно грубыхъ слугъ трактирныхъ
             Все распрашивалъ о ней.
  
             Вдругъ я вижу -- мнѣ киваетъ
             Съ звонкимъ смѣхомъ изъ окна.
             Могъ-ли-жь думать я, чтобъ въ этотъ
             Пышный домъ зашла она!...
  
                                 4.
  
             У тебя есть алмазы и жемчугъ,
             Все, что люди привыкли искать,--
             Да еще есть прелестные глазки....
             Милый другъ! Чего больше желать?...
  
             Я на эти прелестные глазки
             Выслалъ цѣлую стройную рать
             Звучныхъ пѣсенъ изъ жаркаго сердца....
             Милый другъ! Чего больше желать?...
  
             Эти чудные глазки на сердце
             Наложили мнѣ страсти печать;
             Ими, другъ мой, меня ты сгубила....
             Милый другъ! Чего больше желать?...
  
                                 5.
  
             Будто въ самомъ дѣлѣ ты такъ разсердилась?
             Будто совершенно ты перемѣнилась?
             Цѣлому я свѣту жаловаться буду,
             Что со мной ты, другъ мой, обошлась такъ худо....
  
             Миленькія губки! Можно ль, чтобъ вы стали
             Такъ неблагодарны, чтобъ о томъ сказали
             Вы дурное слово, кто, въ любви прекрасной,
             Васъ во дни былые цаловалъ такъ страстно.
  
                       6.
  
             Пѣсни мои ядовиты:
             Какъ же въ нихъ яду не быть?
             Цвѣтъ моей жизни отравой
             Ты облила мнѣ, мой другъ!...
  
             Пѣсни мои ядовиты:
             Какъ же въ нихъ яду не быть?
             Множество змѣй въ моемъ сердцѣ,
             Да еще ты, милый другъ!...
  
                                 7.
  
             Живыя чувства разцвѣтаютъ
             И отцвѣтаютъ въ свой чередъ;
             И вновь цвѣтутъ.... и вянуть снова....
             И такъ до гроба все идетъ....
  
             Я это знаю.... Мыслью этой
             Смущенъ мой миръ, моя любовь,
             И къ сердцу, умному некстати,
             Тревожно приливаетъ кровь....
  
                                 8.
  
             О, перестань, мое сердце, крушиться;
             Сердце мое, примирися съ судьбою!
             Съ новой весною опять возвратится
             Все, что зима унесла за собою.
  
             И еще какъ тебѣ много осталось!
             Сколько красотъ у природы и свѣта!
             Еслибъ что милымъ тебѣ показалось,
             Можешь ты все полюбить безъ запрета.
  
                                 9.
  
             Какъ горестный Атлантъ, я долженъ міръ носить:
             Тотъ міръ -- тяжелый міръ скорбей невыносимыхъ.
             Подъ тяжестью его нѣтъ силъ мнѣ больше жить,
             Мнѣ сердце рветъ въ груди отъ мукъ невыразимыхъ.
  
             Ты, сердце гордое, само хотѣло ты
             Иль въ счастьи быть, но въ безпредѣльномъ счастьи,
             Иль въ горѣ безпредѣльномъ,-- вотъ мечты
             Твои исполнились: Дано тебѣ несчастье....
  
                                 10.
                       ВОПРОСЪ.
  
             Ночью, надъ берегомъ дикаго моря,
             Юноша грустный стоитъ,
             Полонъ сомнѣній, съ тоскою на сердцѣ,
             Такъ онъ волнамъ говоритъ:
  
             "О, разрѣшите мнѣ жизни загадку,
             Вѣчно тревожный и страшный вопросъ!...
             Сколько головъ безпокойныхъ томилъ онъ,
             Сколько имъ муки принесъ!
  
             "Головы въ іероглифныхъ кидарахъ,
             Въ черныхъ беретахъ, въ чалмахъ,
             Въ пудрѣ -- и головы всякаго рода
             Бились надъ этимъ вопросомъ въ слезахъ....
  
             "Кто же рѣшитъ мнѣ, что тайно отъ вѣка?
             Въ чемъ состоитъ существо человѣка?
             Какъ онъ приходитъ? Куда онъ идетъ?
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  
             Катятся волны съ шумомъ обычнымъ;
             Вѣтеръ несется и тучи несетъ;
             Звѣзды мерцаютъ, въ безстрастьи холодномъ,--
             Бѣдный безумецъ отвѣта все ждетъ.
  
                                 11.
  
             Въ мракѣ жизненномъ когда-то
             Чудный образъ мнѣ свѣтилъ;
             Но потускъ тотъ свѣтлый образъ,
             Мракъ совсѣмъ меня покрылъ.
  
             Дѣти, ежели въ потемкахъ
             Ужасъ чувствовать начнутъ,
             Чтобъ боязнь свою разсѣять,
             Пѣсню громкую поютъ.
  
             Такъ и я, ребенокъ глупый,
             Я пою теперь въ потьмахъ.
             Пѣснь моя звучитъ уныло,
             Но разсѣянъ ей мой страхъ.
  
                                 12.
  
             Подождите терпѣливо:
             Еще все изъ сердца рвется
             Старой боли стонъ, и живо
             Въ новыхъ пѣсняхъ отдается.
  
             Подождите, въ жизни новой
             Эхо боли распляшется,--
             Изъ груди моей здоровой
             Пѣсня весенняя польется.
  
                                 13.
  
             Когда я вамъ ввѣрялъ души моей мученья,
             Вы молча слушали, съ зѣвотой утомленья;
             Но въ звучное я ихъ излилъ стихотворенье,
             И вы разсыпались въ хвалахъ и восхищеньи.
  
                                 14.
  
             Милая дѣвушка! Губки пурпурныя,
             Кроткіе, свѣтлые глазки лазурные....
             Милый мой другъ, дорогая, желанная!
             Все о тебѣ моя мысль постоянная.
  
             Длиненъ такъ вечеръ намъ въ зиму унылую.
             Какъ бы хотѣлъ я съ тобою быть, милая!
             Въ комнаткѣ тихой съ тобой, другъ плѣнительный,
             Сидя, забыться въ бесѣдѣ живительной,--
  
             Крѣпко къ губамъ прижимать эту нѣжную,
             Милую ручку твою бѣлоснѣжную,
             И на нее, эту ручку прекрасную,
             Вылить въ слезахъ всю тоску мою страстную....
  
                                 15.
  
             Пусть на землю снѣгъ валится,
             Вихрь крутитъ и буря злится,
             Пусть стучитъ ко мнѣ въ окно....
             Нужды нѣтъ, мнѣ все равно:
             Образъ милой надо мною
             Вѣетъ тихою весною....
  
                                 16.
  
             Солнце уже поднялось надъ горами,
             Въ стадѣ овечки звонками звучатъ....
             Другъ мой, овечка моя, мое солнце и радость,--
             Какъ я еще разъ взглянуть на тебя былъ бы радъ!...
  
             Съ жаднымъ томленьемъ гляжу я въ окошко....
             "Другъ мой! Прощай! Я иду отъ тебя! "
             Нѣтъ, все, какъ прежде, опущены сторы....
             Спитъ еще все.... и во снѣ еще грежусь ей я....
  
                                 17.
  
             Другъ любезный! Ты влюбился....
             Горе новое пришло....
             Въ головѣ твоей туманно,
             А на сердцѣ такъ свѣтло....
  
             Другъ любезный! Ты влюбился,
             Но не хочешь говорить....
             Но я вижу -- счастье сердца
             Чрезъ жилетъ твой ужь сквозитъ....
  
                                 18.
  
             Стоялъ я въ забытьи тяжеломъ,
             Въ портретъ ея взоръ мой вперилъ
             И милый мнѣ образъ, казалось,
             Таинственно жизнь получилъ.
  
             Чудесно-живая улыбка
             Явилась у ней на губахъ,
             И скорбныя, скорбныя слезы
             Блистали въ двухъ чудныхъ глазахъ.:
  
             И самъ я заплакалъ, и слезы
             Катилися вдоль моихъ щекъ....
             Я все не могу еще вѣрить,
             Чтобъ потерять тебя могъ!...
  
                                 19.
  
             Грустно вошелъ я въ густую аллею,
             Гдѣ мы съ любезной обѣты шептали:
             Гдѣ ея слезы въ то время упали,
             Тамъ изъ земли теперь выползли змѣи.
  
                                 20.
  
             Кастраты все бранили
             Меня за пѣснь мою,
             И жалобно твердили,
             Что грубо я пою.
  
             И нѣжно всѣ запѣли;
             Ихъ дисканты неслись....
             И, какъ кристаллы, трели
             Такъ тонко въ нихъ лились....
  
             И пѣли о стремленьи
             И сладости -- любить....
             И дамы въ умиленьи
             Всѣ плакали на взрыдъ.
  
   Теперь читателю извѣстно все, написанное и переведенное Добролюбовымъ стихами,-- все, кромѣ нѣсколькихъ пьесъ, которыя могутъ явиться въ печати только впослѣдствіи. Напомнивъ снова, что большая часть этихъ поэтическихъ опытовъ писана тогда, когда автору не было еще и двадцати лѣтъ, и что многія пьесы напечатаны нами съ черновыхъ листковъ, ожидавшихъ переработки и обдѣлки. Можетъ быть, мы лучше сдѣлали бы, если бъ исключили пьесы, слишкомъ не совершенныя по формѣ: впечатлѣніе было бы цѣльнѣе, но зато ускользнули бы отъ читателя нѣкоторыя черты, характеризующія личность покойнаго. А мы именно желали бы дать читателю возможность какъ можно ближе узнать эту личность, послѣ чего она уже сама собою запечатлѣлась бы въ его сердцѣ. Съ этой стороны нельзя не порадоваться появленію "Матеріаламъ для біографіи Н. А. Добролюбова" (см. эту же княжну "Современника"). Рекомендуемъ эти матеріалы читателямъ, рекомендуемъ ихъ особенно тѣмъ, которые называли Добролюбова человѣкомъ безъ сердца -- да устыдятся! Что касается до насъ, то мы во всю нашу жизнь не встрѣчали русскаго юноши столь чистаго, безстрашнаго духомъ, самоотверженнаго! Наше сожалѣніе о немъ не имѣетъ границъ, и едва ли когда изгладится. Еще не было дня съ его смерти, чтобъ онъ не являлся нашему воображенію, то умирающій, то уже мертвый, опускаемый въ могилу нашими собственными руками. Мы ушли съ этой могилы, но мысль наша осталась тамъ, и поминутно зоветъ насъ туда и поминутно рисуетъ намъ одинъ и тотъ же неотразимый образъ....
  
             Ты схороненъ въ морозы трескучіе,
             Жадный червь не коснулся тебя,
             На лицо, черезъ щели гробовыя";
             Проступить не успѣла вода.
             Ты лежишь, какъ сейчасъ похороненный,
             Только словно длиннѣй и бѣлѣй
             Пальцы рукъ, на груди твоей сложенныхъ,
             Да сквозь землю проникнувшимъ инеемъ
             Убѣлилъ твои кудри морозъ,
             Да слѣды наложили чуть видные
             Поцалуи суровой зимы
             На уста твои плотно сомкнутыя
             И на впалыя очи твои....
  
             2 янв. 1862 г.

"Современникъ", No 1, 1862

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru