Де-Роберти Евгений Валентинович
Auguste Comte et Herbert Spencer, contribution à l'histoire des idées philosophiques au XIX siècle par E. de Roberty

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Auguste Comte et Herbert Spencer, contribution à l'histoire des idées philosophiques au XIX siècle par E. de Roberty. Bibliothèque de philosophie contemporaine. Paris, 1895. Въ этой книжкѣ нашъ извѣстный соотечественникъ продолжаетъ развивать свое оригинальное міровоззрѣніе, которое представляетъ собою синтезъ обычныхъ положеній позитивной философіи съ индивидуальными взглядами самого автора. Стоя на своей давнишней позиціи и утверждая, что позитивизмъ не имѣетъ ни права, ни основанія воздерживаться отъ познанія вещей въ себѣ, г. де-Роберти разбираетъ нѣкоторые тезисы Конта и Спенсера и старается показать несовмѣстимость монизма и агностицизма въ одной и той же философемѣ. Для него является несомнѣннымъ, что высшіе запросы человѣческой мысли могутъ найти себѣ удовлетвореніе и въ области метафизическихъ проблемъ, что непознаваемаго вообще не существуетъ, а есть только временно-неизвѣстное. Монизмъ, какъ ученіе объ универсальномъ единствѣ, не можетъ не вступать въ очевидную антиномію съ агностицизмомъ, на который надо смотрѣть какъ на пережитокъ слѣпой и робкой вѣры. По Конту, объективное или научное единство реализуется въ самихъ вещахъ и обнаруживается въ универсальности естественныхъ законовъ; онъ признаетъ, что нѣкоторые аттрибуты общи всѣмъ вещамъ, всему бытію, онъ распространяетъ свой монизмъ на моральныя и соціальныя отношенія, -- словомъ, придаетъ ему огромное значеніе въ своей системѣ и, въ то же время, онъ его разрушаетъ, разрушаетъ тѣмъ, что утверждаетъ относительность нашего знанія, ограничиваетъ его одними явленіями и провозглашаетъ агностицизмъ. По мнѣнію г. де-Роберти, Контъ, лишенный, такъ сказать, чутья исторической перспективы, отождествляетъ еще не познанное съ абсолютно-непознаваемымъ; кромѣ того, допуская неправдоподобную гипотезу о существованіи такого реальнаго бытія, познаніе котораго для насъ навсегда скрыто, позитивизмъ вовсе не изгоняетъ трансцендентнаго, а, наоборотъ, усиливаетъ его и доставляетъ ему торжество (стр. 85). Изъ философіи Конта необходимо удалить мистическій элементъ агностицизма для того, чтобы дать просторъ и развитіе двумъ другимъ ея тезисамъ -- монизму и эволюціонизму. Г. де-Роберти мѣтко указываетъ на многія противорѣчія въ позитивизмѣ, видитъ въ немъ слѣды теологическихъ иллюзій и остроумно сближаетъ его съ критицизмомъ и практическою философіей Канта. Но нельзя не замѣтить, что научная философія Конта должна рухнуть сама собою и потерять все свое значеніе, если, какъ это дѣлаетъ г. де-Роберти, мы станемъ лишать ее того принципа агностицизма, который является главнымъ фундаментомъ ея построеній. Позитивизмъ имѣетъ смыслъ только въ томъ случаѣ, если онъ не претендуетъ на познаніе вещи въ ея внутренней субстанціи, если онъ отмежевываетъ себѣ опредѣленную область явленій, за границами которой признаетъ непознаваемое. Именно эта черта позитивизма дала ему характерную окраску и указала ему роль въ исторіи философіи. Самою серьезною и важною заслугой Конта нашъ авторъ считаетъ то, что онъ былъ "вульгаризаторомъ генія" (стр. 10), что онъ создалъ интеллектуальную демократію. Однако, едва ли можно согласиться съ этимъ мнѣніемъ, не говоря уже о странности критерія, по которому философская система высоко оцѣнивается на томъ основаніи, что она, отказавшись отъ глубокаго анализа своихъ собственныхъ принциповъ, заботится только объ ихъ популяризаціи и доступности "среднимъ умамъ" (стр. 14). Если даже не упоминать о стилѣ Конта, туманномъ и тяжеловѣсномъ, какъ этого не отрицаетъ самъ г. де-Роберти, то, все-таки, ни въ методѣ, ни въ доктринѣ позитивизма нѣтъ такихъ специфическихъ элементовъ, которые дѣлали бы положительную философію достояніемъ умственной демократіи и ставили бы ее въ этомъ отношеніи выше, напримѣръ, эмпиризма въ теоріи познанія или утилитаризма въ этикѣ.
   Если Спенсеръ ставитъ непознаваемое во главѣ своей теоріи и видитъ въ немъ тотъ пунктъ, гдѣ религія и наука сходятся во взаимномъ признаніи, то понятно, что г. де-Роберти долженъ отрицательно относиться къ философіи англійскаго мыслителя. Монизмъ эволюціонной системы не можетъ существовать вмѣстѣ съ агностицизмомъ и въ наслѣдственномъ союзѣ съ нимъ получаетъ уродливое извращеніе, и это г. де-Роберти старается показать на разборѣ главныхъ положеній Спенсера. Между прочимъ, онъ тратитъ не мало аргументовъ для доказательства того, что эволюціонизмъ вовсе не является впервые въ ученіи Спенсера. "Быть можетъ,-- говоритъ онъ,-- пора уже налить немного воды въ то вино, которое опьяняетъ эволюціонистовъ" (стр.21). Но трудъ г. де-Роберти очень неблагодаренъ: никто не сомнѣвается въ томъ, что эволюціонная теорія имѣетъ свои корни въ прошломъ и въ основныхъ тезисахъ давно уже извѣстна въ исторіи философіи; не сомнѣваются въ этомъ, прежде всего, сами эволюціонисты, которые уже въ силу своей собственной системы не могутъ не признавать ея стариннаго происхожденія.
   Въ заключительной главѣ своей книги г. де-Роберти дѣлаетъ оригинальную попытку установить отношеніе между моралью, съ одной стороны, и монизмомъ и агностицизмомъ -- съ другой. По его мнѣнію, агностицизмъ, спутникъ не разсуждающей религіи, въ области морали приводитъ къ сервилизму во всѣхъ его видахъ и проявленіяхъ. Агностицизмъ, какъ резигнація, какъ отреченіе въ сферѣ познанія, имѣетъ тѣсную связь съ прежнимъ самоуничиженіемъ человѣка передъ неизвѣстною божественною силой; кто признаетъ непознаваемое, тотъ отчаивается въ истинѣ и впадаетъ въ интеллектуальный пессимизмъ, тотъ становится рабомъ. Наоборотъ, эволюціонизмъ и монизмъ, предполагая свободное развитіе и всеобщее коренное равенство, являются почвой, на которой выростаютъ гуманныя идеи свободы, равенства и братства, -- идеи, немыслимыя безъ духа неограниченнаго изслѣдованія, идеи, чуждающіяся всякаго агностицизма. Нисколько не умаляя симпатичности этихъ мыслей, надо замѣтить, что г. де-Роберти былъ бы правъ только въ томъ случаѣ, еслибъ агностицизмъ отвергалъ возможность всякаго изслѣдованія, всякаго познанія вообще. Но философія, утверждающая непознаваемое, оставляетъ человѣческому уму огромное поприще для всесторонняго анализа и вовсе не съуживаетъ рамокъ интеллекта.

"Русская Мысль", кн.VI, 1895

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru