Кое-какъ доковыляли меня хромые остатки откупной конюшни до Чудринскаго винокуреннаго завода, арендуемаго моимъ хозяиномъ, бывшимъ откупщикомъ, по хвастливымъ разсказамъ котораго я ожидалъ встрѣтить здѣсь образецъ винокуренныхъ заводовъ. Спросивъ въ послѣдней деревнѣ, отстоящей отъ завода въ трехъ верстахъ, дорогу къ нему, я принялся выглядывать то по ту, то по другую сторону моего кучера, въ надеждѣ увидѣть высокія дымогарныя трубы и верхніе этажи завода и его службъ, но, какъ, ни напрягалъ зрѣнія во всѣ стороны, рѣшительно ничего не могъ увидать.
-- Гдѣ-жъ это заводъ-то, Антонъ, спросилъ я кучера.-- Не видишь ты его?
-- Кто его знаетъ, гдѣ онъ тутъ. Я и самъ-отъ поглядываю, да не'видать что-то, отозвался Антонъ.
-- А пора бы, версты двѣ ужь проѣхали.
-- Да когда не пора! Вѣстимо, должно бы видать, да не видно. Развѣ въ ямѣ стоитъ?
-- А пожалуй, что и въ ямѣ, согласился я.
Ѣдемъ дальше. Попадается мужикъ.
-- Здѣсь дорога на заводъ? спрашиваемъ мы.
-- Тутъ, тутъ. Поѣзжай прямо.
-- А далеко ли до него?
-- Да съ версту безъ-мала будетъ.
Наконецъ показалась куча строенія, Богъ знаетъ, съ чѣмъ сообразнаго. Мы принялись разсматривать; лошади добѣжали до угла полуразвали вшагося анбара и стали.
-- Ну, братъ, и дорога завалена; картошку гнилую выкинули, и проѣхать негдѣ, бормоталъ Антонъ.-- Ишь, ихъ угораздило, на самую дорогу! Тутъ вонъ сугробъ -- лошадей увязишь. И то на силу докостыляли, разсуждалъ онъ.-- Тутъ бревна свалены...
-- Поѣзжай промежъ амбаромъ да сугробомъ-то. Дорогу новую прокладываютъ; ту Чудринцы черти завалили картошкой.
Антонъ исправилъ лошадей въ смятый сугробъ, и вотъ мы въѣхали въ заводъ и остановились среди двора, недоумѣвая, куда намъ пристать: кругомъ стояли полуразвалившіеся флигеля, въ срединѣ которыхъ виднѣлось какое-то подобіе дома, а противъ него, чрезъ длинную; площадь, было подновлено деревянное зданіе, предназначенное, какъ видно, для завода; хоть этого замѣтить нельзя было ни по чему, развѣ только по кирпичной высокой трубѣ, выведенной сбоку зданія. Между домомъ и заводомъ работало около сотни плотниковъ; изъ одного зданія, вросшаго въ землю, вывозили гнилой картофель; дворъ былъ заваленъ щепами и обрубками бревенъ; вездѣ проглядывала суета и безпорядокъ. Пока мы глазѣли на этотъ хаосъ, изъ дома выбѣжалъ мальчикъ.
-- Вы не изъ М...-- ли, спросилъ онъ, подбѣгая.
Я отвѣчалъ утвердительно.
-- Пожалуйте, хозяинъ спрашиваетъ.
Я пошелъ вслѣдъ за нимъ въ домъ, и прямо въ дорожномъ костюмѣ направился въ мезонинъ, къ хозяину моему, Силину.
-- Что вы такъ долго? былъ первый вопросъ.
-- Раньше было нельзя, дѣла заканчивали.
-- А Михайло Петровичъ ѣдетъ?
-- Нѣтъ, онъ остался еще кончать дѣла. Вотъ письмо отъ него.
Силинъ прочиталъ письмо.
-- Ну чтожъ онъ тамъ живетъ за такими пустяками: отчеты, да продажа имущества... Сдалъ бы все это хоть конторщику тамъ, что-ли! Вѣдь ужь я писалъ ему, что онъ необходимъ мнѣ здѣсь.
-- Онъ тоже, какъ говорилъ мнѣ, находитъ необходимымъ кончить сначала одно дѣло, и потомъ уже приниматься за другое.
-- Чудакъ! Ну, до акуратности-ли теперь!... Мнѣ нужно скорѣе заводъ въ ходъ пустить, скорѣй уѣхать въ Петербургъ, а онъ тамъ, за отчетами... Скажите пожалуйста! даже обидно.-- Силинъ заходилъ изъ угла въ уголъ; въ комнату вошелъ отецъ его.
-- А вотъ и наши являются, а мы думали ужь, что васъ тамъ совсѣмъ заѣли новые-то чиновники. Здравствуйте, что тамъ, всѣли здоровы?
-- Слава Богу, здоровы всѣ.
-- Когда же будетъ управляющій, сюда?
-- Когда кончитъ дѣло.
-- Такъ, такъ. Что-же это вы привели хромихъ-то своихъ, на барду? {Хлѣбные остатки въ перегонномъ кубѣ, послѣ винокуренія.}
-- Куда угодно вамъ будетъ.
-- На барду ужь,-- можетъ и поправятся. Куда ихъ кромѣ-то,-- говорилъ старикъ, снимая дубленку.-- Это мошенникъ кучеришко тогда былъ, пьяница Алексашка,-- испортилъ караковую. Экой народъ проклятый,-- ругался старикъ, расчесывая заиндевѣвшую бороду.
-- Ну, вотъ что, папаша,-- перебилъ сынъ, одѣваясь въ шубу,-- что вы тамъ въ очистномъ-то подвалѣ сдѣлали?
-- Завтра, или послѣ-завтра будетъ готовъ; за подваломъ дѣло не станетъ,-- утвердительно говорилъ старикъ.
-- Такъ ужь вы передайте это дѣло вотъ имъ. Пускай они кончаютъ, какъ имъ удобнѣе; а сами-то займитесь своимъ картофелемъ; вывозите его поскорѣе, а то вѣдь спиртъ негдѣ будетъ ставить.-- Послѣднія слова были сказаны на ходу.
Нелишнимъ считаю сказать здѣсь нѣсколько словъ о старикѣ Силинѣ. Это былъ тупой старикъ, страшный скряга и пребезтолковѣйшій человѣкъ. Въ жизни своей служилъ онъ сидѣльцемъ, потомъ торговалъ чѣмъ-то и, наконецъ, бросивъ торговлю, поступилъ на службу къ сыну, успѣвшему, по неисповѣдимымъ судьбамъ, нажить состояніе. Служба его у сына состояла изъ самыхъ мелочныхъ обязанностей, въ надзорѣ за самыми мелкими дѣлами; ничего лучшаго по своему крайнему тупоумію дѣлать онъ не могъ. Знакомъ съ нимъ я былъ немного. Время службы моей въ М. онъ жилъ тамъ недѣли двѣ и страшно надоѣдалъ мнѣ своими мелочными привязками: зачѣмъ свѣча горитъ, зачѣмъ полѣно лишнее положено и такъ далѣе. На заводѣ онъ жилъ около года; о дѣятельности его я скажу ниже, теперь же перейду къ тому, что было мнѣ поручено.
Напившись чаю, мы отправились съ старикомъ чрезъ дворъ къ длинному зданію, назначенному для очистного подвала.
.Въ одномъ отдѣленіи, около громаднаго чана копошились пять человѣкъ плотниковъ.
-- Куда это строите такую громадину,-- обратился я къ старику.
-- Какъ куда? сортировочный чанъ.
-- Большой чанъ, тысячью ведеръ не наполнить. Если судить по величинѣ подвала и чана, такъ вы разсчитываете на продажу тридцати тысячъ ведеръ въ мѣсяцъ. Не много-ли это для такого захолустья,-- спросилъ я.
-- А что Богъ дастъ. Съ запасомъ-то все лучше. Изъ большого не вывалится.
Пошли дальше, на другую половину, для чего по положенной доскѣ нужно было переходить черезъ яму, вырытую для сортировочнаго бассейна. На другой половинѣ четыре человѣка будущихъ рабочихъ, при будущемъ складѣ, ворочались около четырехъ кадокъ, емкостью каждая отъ 20 до 30 ведеръ; они обивали сукномъ внутреннія дна ихъ, изъ чего я заключилъ, что эти кадки назначаются для очистныхъ чановъ, такъ какъ послѣдніе тоже обиваются сукномъ.
-- Вотъ и чаны готовы,-- сказалъ старикъ.-- Дѣло за спиртомъ только.
-- Эти чаны не годятся,-- сказалъ я.
-- Какъ не годятся? отчего? сердито, спросилъ старикъ.
-- Да, во-первыхъ, они слишкомъ малы, въ сравненіи съ сортировочнымъ; а во-вторыхъ, они худые -- вина-то въ нихъ не удержишь.
-- Ну, ужь это пустяки! Какъ есть пустяки,-- сказалъ старикъ нѣсколько озадаченный, но все-таки не желавшій уступить мнѣ.-- Какіе же теперича они худые, когда служили на прежнемъ заводѣ годовъ пять {Заводъ былъ арендованъ, вмѣстѣ съ принадлежащимъ ему имуществомъ.}.
-- Я вижу, что они служили, и служили долго, потому что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ сгнили.
-- Поди ты, потолкуй тамъ съ нѣмцами-то, ишь, ихъ чертей нагнали сюда! Того не надо, другова не надо, бормочатъ по своему, портятъ, да рубятъ! Да я чортъ-те возьми совсѣмъ, съ дѣломъ-те,-- ругался старикъ.
-- Мнѣ тоже не нужно этихъ чановъ,-- сказалъ я.
-- Какъ-же не нужно? Съ чего вы это взяли? Чаны обиты сукномъ и крышки придѣланы, и все такое, а тутъ не надо! Прошу покорно, еще нѣмецъ пріѣхалъ! А вотъ бери, что даютъ, да и очищай вино!
-- Что у васъ такое,-- спросилъ незамѣтно подошедшій Силинъ.
-- Да вотъ,-- жаловался старикъ,-- прошу покорно, тутъ отъ нѣмцевъ смерть приходитъ, а тутъ еще свои, русскіе, откупные, хуже нѣмцевъ поступаютъ: чаны совсѣмъ сложены и сукномъ обиты; такъ вотъ не надо этихъ чановъ,-- давай другіе! Не жалѣютъ денегъ хозяйскихъ!
-- Въ чемъ дѣло,-- обратился ко мнѣ Силинъ, мало слушая отца.
Я разсказалъ причину вспышки старика.
Силинъ покачалъ головою.
-- Закажите,-- сказалъ онъ,-- другіе чаны!
-- Ну, эти-то куда-же, спросилъ старикъ.-- Тоже сукномъ обиты, и все такое. Пожалуй, потакай имъ, да разоряйся!
-- Неужели-же вы не видите, папаша, что ваши кадки ни къ чорту не годны? Пора ужь, кажется, сообразить бы это,-- съ желчью сказалъ сынъ.-- Когда же вы кончите постройку подвала, обратился онъ ко мнѣ.
-- Нужно плотниковъ, человѣкъ сорокъ прибавить, тогда можно недѣли въ двѣ хоть кое-какъ устроить.
-- Что вы? что вы? сказалъ сынъ.
-- Вы съума сошли,-- кричалъ отецъ.-- Двѣ недѣли! прошу покорно!...
-- Позвольте, позвольте, папаша!-- Да надъ чѣмъ же тутъ работать? Вы пожалуйста ужь безъ лишнихъ затѣй! На первый разъ, хоть не совсѣмъ красиво, да поскорѣе; а тамъ можно додѣлать современемъ.
Мнѣ стало смѣшно и досадно. Пускай, думалъ я, старикъ полу-идіотъ, вѣритъ словамъ подрядчика, а сынъ-то, кажется, несовсѣмъ глупый человѣкъ. И я перечислилъ ему самую необходимую работу.
-- Значитъ, тутъ ничего еще не сдѣлано, и не начато даже. Какъ-же вы, папаша, говорили, что завтра будетъ готово?
-- Да вѣдь меня подрядчикъ, мошенникъ, увѣрялъ.
-- Да въ чемъ увѣрять-то? Развѣ вы не видите,-- горячился сынъ, забывъ, что за минуту точно также и самъ ничего не видѣлъ.-- Развѣ вы не видите, что нѣтъ ни станковъ для чановъ, ни рамъ, ни потолка, ни дверей, ни помпъ для накачки вина? Помилуйте, вѣдь тутъ ровно ничего нѣтъ!
-- А вотъ мы сейчасъ подрядчика позовемъ,-- нашелся только отвѣтить старикъ.
Явился подрядчикъ.
-- Ты что-же, братецъ, когда кончишь это дѣло.
-- Недѣльку еще проработаю, ваше степенство.
-- Ахъ, вы, мошенники, грабители,-- кричалъ старикъ.-- Какъ-же ты, анаѳема, вчерась увѣрялъ меня, что черезъ день будетъ все готово?
-- Что-же дѣлать? народу нѣтъ: по другимъ все работамъ.
-- Да вѣдь ты деньги-те впередъ забралъ, разбойникъ ты!...
-- Да вѣдь что сдѣлаешь! Все наши недостатки, кланялся подрядчикъ.
-- Да какъ же ты!... старикъ просто былъ въ изступленіи.
-- Стойте, стойте, папаша!-- Ты слышишь,-- обратился Силинъ къ подрядчику,-- чтобъ чрезъ недѣлю все было готово! Къ тому понедѣльнику чтобъ можно было вино качать на чаны, иначе, я тебя къ становому.
-- Да вино, што-же! Мое дѣло снаружи, а вы, значитъ, хотите, чтобъ и кровати мнѣ же дѣлать для чановъ и другое прочее. Нутренную работу я не выговаривалъ, а подрядился за двѣсти съ половиною поставить подвалъ; а ужь снутра, воля ваша,-- и то разорился,-- дешево взялъ.
-- Кто же будетъ работать чаны, станки для чановъ и прочую работу,-- обратился я къ хозяевамъ.
-- Ужь эвто воля ваша,-- толковалъ подрядчикъ.
-- Кто-же, папаша, будетъ внутреннюю работу работать? Поряжены у васъ плотники, что-ли?
-- Да вѣдь што-же снутри? Снутри никто не поряженъ. Надо взять хоть поденныхъ.
Сынъ махнулъ рукой.
-- Пойдемте,-- сказалъ онъ мнѣ,-- выберемте тамъ, сколько нужно вамъ плотниковъ.,
Мы пошли. Старикъ остался костить подрячика.
По дорогѣ встрѣтился другой подрядчикъ, которому и отдано приказаніе, дать мнѣ сколько нужно плотниковъ. Я сгоряча потребовалъ тридцать человѣкъ, но, одумавшись, спросилъ, есть-ли лѣсъ для чановъ. Его не оказалось; послали нарочнаго въ ближайшему лѣсопромышленнику, за досками; а я взялъ пока двѣнадцать человѣкъ и распорядился дѣлать станки, прочаго же ничего нельзя было дѣлать,-- сортировочный чанъ стоялъ еще не въ ямѣ. Нужно было снаружи осмолить его и потомъ ставить. Нарядчикъ, получивъ ругань, съ горя напился пьянъ, рабочіе разошлись, зимній, короткій день прошелъ, и я по неволѣ долженъ былъ отправиться на квартиру. Усталый отъ безтолковыхъ хлопотъ, съ удовольствіемъ усѣлся я около кипящаго самовара.
-- Ну, что сдѣлали сегодня, спросилъ Силинъ.
-- Да ничего.-- И я разсказалъ о встрѣтившихся препятствіяхъ.
-- Что-же это, папаша,-- обратился сынъ къ отцу.-- Ну чортъ съ нимъ, взять другого и отдѣлать на его счетъ.
-- Да деньги вѣдь, мошенникъ, забралъ... Ужь этотъ Павлушка!... и нанимать-то мнѣ его не хотѣлось, все Алексѣй Иванычъ.
-- Да зачѣмъ же деньги давали,-- спросилъ сынъ.
-- Харчами вѣдь забралъ, я и не зналъ, да погляжу по книжкѣ, у него ужь забрато еще слишкомъ. Вотъ вѣдь мошенники!
-- Вотъ что дѣлаетъ вашъ управляющій,-- сердито сказалъ Силинъ,-- тутъ тысячи летятъ отъ безпорядка, а онъ копается съ грошевымъ дѣломъ.
Я промолчалъ.
II.
Силинъ заходилъ по комнатѣ. По лицу его было видно, что онъ сильно озабоченъ. На болтовню старика онъ или вовсе не отвѣчалъ, или отвѣчалъ отрывочными фразами. Такъ прошло съ четверть часа; снованье изъ угла въ уголъ наскучило ему, но онъ видимо не зналъ, куда дѣваться отъ бездѣлья; натура его требовала дѣятельности, но дѣятельности поверхностной. Онъ принадлежалъ къ числу тѣхъ людей, которымъ скоро все наскучиваетъ, и которые не могутъ заняться ничѣмъ. Подобные люди вѣчно заняты мечтами, переходящими въ воздушные замки. Напримѣръ, приходитъ ему мысль устроить какое нибудь промышленное предпріятіе: онъ начнетъ соображать это предпріятіе теоретически, займется сначала даже поверхностнымъ изученіемъ его, но займется не для того, чтобы прослѣдить сущность дѣла и всѣ невыгодныя стороны его, нѣтъ, онъ непремѣнно хочетъ видѣть только свѣтлую сторону дѣла, разсчитать барыши, убытки же и препятствія стоятъ у него на заднемъ планѣ, и если они, не смотря на невниманіе къ нимъ, сами даютъ о себѣ знать по своей значительности, то у него есть на этотъ эту чай пословица: волка бояться, въ лѣсъ не ходить; а для устраненія убытковъ можно приставить къ дѣлу мастака -- спеціалиста, пусть онъ справляется съ ними, мое же дѣло -- затратить на устройство капиталъ и получать барыши. "Авось" что нибудь и выйдетъ. Но такъ какъ всякая промышленность требуетъ труда, честнаго и прямаго во всемъ разсчета, то тамъ, гдѣ трудъ и разсчетъ замѣняются "авосемъ", въ результатѣ оказывается полнѣйшее разореніе. Слѣдующая исторія этого завода ясно докажетъ справедливость этого мнѣнія.
Онъ началъ строиться за два года до окончанія откуповъ, и въ два года убито на устройство его болѣе ста тысячъ, и все-таки сдѣлано слишкомъ, слишкомъ мало. Началось съ того, что при объѣздѣ откупщикомъ своихъ откуповъ, управляющій откупомъ, въ уѣздѣ котораго состоялъ этотъ винокуренный заводъ, предложилъ откупщику взять этотъ заводъ въ аренду.
Предложеніе это дало толчекъ мыслямъ афериста, и онъ, искавшій по окончаніи откуповъ точки опоры, ухватился за эту мысль, какъ за благодѣяніе. Въ часъ разсчитаны были будущіе барыши, будущая дѣятельность, и даже будущая слава. Откупщикъ, забывъ, что мысль объ арендѣ завода принадлежитъ не ему, счелъ себя чуть-ли не Колумбомъ, потому что въ это переходное время едва ли были откупщики, выяснившіе себѣ, что будутъ дѣлать по окончаніи откуповъ. А если и были, то, конечно, не выдавали своихъ завѣтныхъ мыслей.
Будущій винокуренный заводчикъ, вмѣстѣ съ своимъ управляющимъ, поѣхали арендовать заводъ. Пріѣхавши, они встрѣтили полнѣйшее согласіе, потому что заводъ, какъ по ветхости его, такъ и по невыгодности винокуренія, давно уже предполагалось сдать въ аренду. И вотъ заключенъ контрактъ на семь лѣтъ, съ платою въ годъ по пяти тысячъ рублей, и кромѣ того, что будетъ построено арендаторомъ въ заводѣ вновь, при обратной передачѣ завода, остается въ пользу владѣльца -- условія, слишкомъ невыгодныя, тѣмъ болѣе, что заводъ стоялъ въ глуши, и срокъ аренды былъ слишкомъ коротокъ. Какъ ни плохо пришлось бы перестроивать заводъ, но передать черезъ семь лѣтъ все перестроенное даромъ -- это плата аренды выйдетъ уже вовсе не по пяти тысячъ въ годъ. Заводъ могъ выкуривать до 240,000 ведеръ въ годъ, предполагалось же устроить на 500,000 ведеръ годовой пропорціи винокуренія. Вотъ и пошла перестройка. Поручена она была управляющему, предложившему арендованіе завода, и тотъ повелъ дѣло съ того, что въ тихомолку арендовалъ для себя небольшой заводъ и постарался устроить сначала его, относя, конечно, издержки на постройку завода собственнаго къ издержкамъ на постройку завода откупщика. Контроль былъ въ его рукахъ вмѣстѣ съ распоряженіемъ, и потому ему очень легко было хоронить концы. Нанятъ былъ старинный механикъ винокуръ, наняты рабочіе. Постройка завода все-таки кое-какъ подвигалась. Такъ прошелъ годъ. Заплачена за годъ арендная плата и убитъ капиталъ на постройку. Вмѣстѣ съ новымъ годомъ явились въ газетахъ предложенія одного германскаго выходца, предлагавшаго усовершенствованную систему винокуренія. Распоряженіе при устройствѣ винокуренныхъ заводовъ по этой усовершенствованной системѣ и наконецъ производство винокуренія -- все это даромъ, изъ одной третьей части перекура {По положенію о питейномъ сборѣ, заводчики должны выкуривать изъ четверти хлѣба отъ 7 до 8 5/100 вед. вина въ 38%, и за это количество заплатить акцизъ, а затѣмъ перекуръ или недокуръ составляютъ прямую пользу или убытокъ заводчика.}. Предложеніе было слишкомъ соблазнительно, чтобъ отказаться отъ него. И вотъ онъ сходится съ нѣмцемъ; тотъ обѣщаетъ ему выкурить двѣнадцать ведеръ изъ четверти, то есть, четыре ведра на каждую четверть хлѣба перекура, треть перекура въ пользу нѣмца механика и двѣ трети откупщику. Заключено условіе, и новый винокуръ съ своими мастерами, въ сопровожденіи откупщика ѣдетъ на заводъ производить свои реформы. Началась снова перестройка, только-что сдѣланные чаны, за негодностью разобраны и выброшены; заводъ не удовлетворилъ своей величиною, и часть стѣнъ его разломана; около завода началось копаніе рвовъ, канавъ и пр., словомъ, постройка пошла снова. Бывшій управляющій былъ смѣненъ, какъ человѣкъ неблагонадежный; вмѣсто него поступилъ новый, который прослужа пять мѣсяцевъ, тоже уволился, и на его мѣсто присланъ Алексѣй Ивановичъ Турбинъ, человѣкъ, съ роду невидавшій винокуренныхъ заводовъ, занимавшійся у Силина управленіемъ его дома и сопровождавшій его всюду въ качествѣ компаньона, или кого угодно. Служилъ этотъ Турбинъ Силину года три, и странно началась эта служба. Это цѣлый романъ, который я намѣренъ разсказать послѣ, теперь же перехожу къ дѣлу.
Силинъ сопровождалъ на заводъ винокура вовсе не съ хозяйственною цѣлью -- передать заводъ ему лично. Эта утомительная мелочь была не въ его характерѣ, ему просто наскучило жить въ Петербургѣ, захотѣлось прокатиться, да похвастать еще удобствами мѣстности арендованнаго завода. Удобства дѣйствительно были и заключались большею частью въ водѣ,-- которой было слишкомъ достаточно для двухъ заводовъ, могущихъ выкурить до милліона ведеръ,-- и въ землѣ, которой вмѣстѣ съ заводомъ арендовано было много, и вся она была подъ сѣнокосомъ. Вдругъ Силину пришла счастливая мысль сдѣлать изъ пустопорожней, ходившей подъ сѣнокосомъ, земли болѣе полезное употребленіе,-- онъ вздумалъ засѣять ее картофелемъ и употребить этотъ картофель на винокуреніе. Новый управляющій, разумѣется, ахнулъ отъ этой мысли и произвелъ откупщика въ геніи; нѣмецъ-винокуръ одобрительно кивнулъ головою и рекомендовалъ нѣмца-агронома, извѣстнаго при дворѣ. И мысль вдругъ созрѣла и представляла уже золотыя горы барыша нашему, бьющему на авось, аферисту, который, не узнавъ хорошенько грунта, не понимая, можетъ ли еще на немъ родиться картофель, расчитавъ первоначальные на посѣвъ его расходы,-- рѣшилъ сѣять картофель, и съ этою мыслію уѣхалъ въ Петербургъ. Въ Петербургѣ, тотчасъ по пріѣздѣ, отысканъ былъ рекомендованный нѣмцемъ-винокуромъ нѣмецъ-агрономъ, проживавшій безъ должности на одномъ изъ чердаковъ Васильевскаго острова; предложена ему должность съ очень хорошимъ жалованьемъ, и вотъ чрезъ недѣлю агрономъ ѣхалъ уже на заводъ, въ сопровожденіи Силина-отца, имѣющаго помогать нѣмцу въ его распоряженіяхъ и вмѣстѣ контролировать ихъ и производить расходы по посѣву и уборкѣ картофеля.
По пріѣздѣ началось разсматриваніе грунта земли, который неслишкомъ то удовлетворилъ агронома, но это зло, по его мнѣнію, было маловажно; его можно было устранить, посыпая почву не; большимъ количествомъ извести; но прежде этого нужно было осушить почву, на которой предполагалось сѣять картофель, потому что, какъ я сказалъ уже, она была чрезвычайно сыра: этимъ и занялся сначала пріѣхавшій нѣмецъ-агрономъ, и взялъ въ себѣ въ помощники старика Силина. Въ январскіе морозы принялись почтенные дѣятели за рытье канавъ. Въ эту пору рыть канавы, по мнѣнію агронома, было необходимо, потому что съ наступленіемъ весны нѣкогда уже будетъ заниматься этимъ; а по мнѣнію старика, помощника его, это было выгодно въ томъ отношеніи, что рабочіе люди зимою несравненно дешевле, и, не подумавъ, что разсчеты ихъ въ этомъ случаѣ сильно противорѣчили здравому смыслу, они принялись за исполненіе задуманнаго плана. Факты тоже подтвердили шаткость ихъ разсчетовъ, но не остановили ихъ. При наймѣ, напримѣръ, землекопы не хотѣли взять за сажень канавы менѣе пятидесяти коп., доказывая, что кромѣ расчистки снѣга, нужно выбиться изъ силъ, разбивая промозглую землю; а что когда придетъ весна, тогда можно взять за ту же работу по 25 коп. съ сажени. "А почемъ же", спросилъ старикъ, "вы возьметесь работать въ день?" Мужики выпросили по 25 коп. Старикъ зналъ, что весною поденщики стоютъ 50 коп., и, смекнувъ по своему, что мужики сами даются въ обманъ, порядилъ копать поденно. И такъ начали копать. Но въ зимній короткій день трое поденщиковъ едва могли вырывать сажень, и работа поэтому стоила значительно дороже. Пробовали еще нанять съ сажени, но уже за 50 коп. теперь не согласились. Работа подвигалась медленно и убыточно; нѣмецъ положительно отступился отъ нея и предоставилъ ее въ распоряженіе старика, думая весьма основательно, что къ чему же тутъ слѣдить за начатою глупостью. Старикъ надрывался, выходилъ изъ себя, ругая поденщиковъ за ихъ лѣнь, и неуспѣхъ въ работѣ. Чуть гдѣ завидитъ, что отдыхаетъ мужикъ, бѣжитъ и кричитъ на него; сначала, разумѣется, побаивались его, но потомъ, видя, что безъ толку ругается человѣкъ, и нельзя же не отдохнутъ нѣсколько минутъ послѣ сотни напряженныхъ ударовъ тяжелымъ ломомъ въ мерзлую землю, начали отвѣчать ему такой же руганью и совѣтомъ самому попробовать, каково легко разбивать землю; старикъ начиналъ просить, но это, разумѣется, помогало не больше. Такъ дѣло и шло безалаберно и глупо. Но вотъ настала весна, и въ эту пору, какъ и говорили землекопы, работа пошла успѣшно, но какъ поденщина стала дорога, отдано было дѣло на отрядъ, со всѣми выторговываньями, выжиманьями и прижиманьями; мужики за эти выжиманья постарались его тоже изгадить: вырыли канаву кой-какъ, да поскорѣе, не соблюли указанной ширины и глубины, деньги между тѣмъ забрали кой-чѣмъ; кромѣ того, по скупости старика, стѣны канавы не укрѣпили досками, и весенній скопъ воды окончательно замылъ ее пескомъ и уничтожилъ чуть не всю работу, стоившую огромныхъ денегъ. Но вотъ началось распахиваніе, пошло удобреніе известью, та же скупость помѣшала этому дѣлу; куплена была известь по случаю, по дешевымъ цѣнамъ, слежавшаяся, перегорѣлая, негодная. Нѣмецъ толковалъ, толковалъ, да такъ и бросилъ, потому, что же тутъ, когда не слушаютъ, да еще и ругаются; и посадили картофель. Старикъ таетъ отъ восторга; "вотъ, говоритъ, устроилъ дѣло одинъ, что нѣмецъ?-- только жалованье получаетъ даромъ, да съ бабами развратничаетъ". А нѣмецъ дѣйствительно любилъ русскую бабью натуру -- любострастный былъ человѣкъ. Пришла осень; картофель выкопали; оказался онъ водянистымъ, безвкуснымъ, болѣзненнымъ. Свалили его въ подземелье, если, можно выразиться такъ о зданіи безъ пола и потолка, предназначенномъ для храненія спирта и устроенномъ на половину въ землѣ. Свалили картофель на землю, въ количествѣ трехъ тысячъ четвертей въ одну кучу, заперли зданіе и сочли дѣло порѣшейнымъ. Но такъ какъ крыша на зданіи, въ которомъ сваленъ былъ картофель, построена была изъ драни {Дранью называются сосновые отщепы, отдѣленные отъ дерева посредствомъ клиньевъ, такъ какъ сухая сосна способна дѣлиться, по своей сложности, на очень мелкія части.}, прикрыта сверху дерномъ {Дерномъ покрыта была крыша для произведенія большей влажности въ зданіи, предназначенномъ для храненія спирта, для этого-же зданіе было наполовину устроено въ землѣ.}, то весь осенній дождь съ крыши прямо лился на кучу картофеля, а наступившій за тѣмъ морозъ, часть этой кучи превратилъ въ ледяную массу, другая же совершенно сгнила. Старикъ, видѣлъ это, но думалъ, что вѣдь какъ же быть, безъ потери не обойдется, не сгніетъ же весь, съ боковъ-то развѣ, да сверху, а въ середкѣ-то что ему сдѣлается; такъ на томъ и порѣшилъ. Между тѣмъ постройка кое-какъ приходила къ концу, пришла пора начать винокуреніе, и винокуръ подумывалъ уже о заторѣ. Это было за недѣлю до моего пріѣзда. Откопали съ боковъ мерзлый, гнилой картофель, но и въ срединѣ онъ оказался ничуть не лучше; однако на удачу взяли для перваго затора нѣсколько десятковъ четвертей, оттаяли его, запарили, пропустили сквозь картофеле-давильную машину и сдѣлали заторъ {Заторъ варится въ чанѣ посредствомъ пара. Внутри чана дѣлаются желѣзныя гребенки, которыя, вертясь ворочаютъ густоту и не даютъ ей осѣдать на дно. }. Хотя при варкѣ затора и слышалась страшнѣйшая вонь, но заторъ этотъ, все-таки слили въ холодильные чаны и расхолодивши спустили въ квасилѣные {Въ квасилѣные чаны заторъ сливается для броженія; наливаются они менѣе половины; броженіе происходитъ три дня и болѣе, смотря но системѣ винокуренія; размѣръ ихъ соразмѣряется съ размѣромъ заторныхъ чановъ. На Чудринскомъ заводѣ квасильныхъ чановъ было 24, заторъ разливался на 6 чановъ.}, тамъ уже и узнали, что картофель не только никуда негоденъ, но еще и вреденъ, по той нестерпимой вони, которая пошла по квасильному отдѣленію. Продержавъ картофельную бражку въ квасильныхъ чанахъ трое сутокъ и получивъ отъ нея только одну вонь, спустили въ барденникъ {Барденникъ -- бассейнъ барды или хлѣбныхъ остатковъ; онъ устроивается снаружи завода, недалеко отъ перегонныхъ кубовъ; въ него сливается жидкость, оставшаяся въ перегонныхъ кубахъ отъ винокуренія.}. Сынъ поругалъ отца за гнилыя распоряженія, произведшія гнилой картофель; отецъ свалилъ вину на нѣмца, и того бѣднягу прогнали безъ жалованья, а картофель приказано немедленно вывозить въ поле. По пріѣздѣ, я видѣлъ этого нѣмца еще на заводѣ; онъ все кланялся о жалованьѣ, не съ чѣмъ было выѣхать; но жалованья такъ и не получилъ, не знаю ужь, какъ онъ выбрался.
Исторія картофеля стоила болѣе десяти тысячъ.
III.
На другой день, по пріѣздѣ, я всталъ еще далеко до свѣту и поспѣшилъ на работу. Всѣ еще спали. Я прошелъ длинную площадь отъ квартиры до завода, перешелъ мостикъ, положенный чрезъ каналъ, соединяющій пруды, и пришелъ въ ту казарму, гдѣ жили мои плотники. Это было зданіе длиною сажень въ сорокъ и во всю длину его, накладены были нары, на которыхъ спало до двухъ-сотъ человѣкъ разныхъ рабочихъ. Три печки жарко топились; около нихъ копошились три стряпухи, приготовлявшія завтракъ. Духота и вонь въ казармѣ были страшныя, но обыватели ея не чувствовали этого неудобства и храпѣли на всевозможные лады, прикрывшись своими рваными полушубками. Около печекъ, по другую сторону наръ, были надѣланы перегородки; за одной изъ нихъ жили рабочіе, присланные изъ сосѣдняго города,-- гдѣ содержалъ Силинъ откупъ,-- для работы при складѣ; тѣ тоже спали. Я постучалъ, одинъ изъ нихъ проснулся и заругался.
-- Ково лѣшіе носятъ тутъ!
-- Вставать пора Мамай, (фамилія рабочаго),-- отозвался я.
-- Ахъ, это вы, В. В. Сейчасъ, сейчасъ!-- Дверь отворилась, и Мамай, въ ночномъ костюмѣ, отвѣсилъ мнѣ поклонъ.
-- Буди ребятъ-то, вставать пора,-- повторилъ я.
-- Сейчасъ, сейчасъ! Эй вы, безшабашные, Николай Новиковъ, Василій, вставай!
-- Ну, что тамъ еще,-- отозвались спавшіе.
-- Что ишшо, вставай, да вотъ-те и што ишшо. Огонька-бы надо, говорилъ онъ съ собою, и пошелъ за огнемъ въ печкѣ.
-- Гдѣ-же плотники-то, которые у насъ работаютъ, спросилъ я.
-- А они, вонъ1 въ томъ краю; да вѣдь безъ завтрака не пойдутъ, да и намъ надо чайку похлебать.
-- Ну, что-же, пейте, только не мѣшкайте, пожалуйста поскорѣе.
-- Будьте покойны,-- и Мамай принялся вытряхивать угли изъ самовара.
Прочіе пошли умываться. Я тоже пошелъ на квартиру, гдѣ распорядился поставить самоваръ.
Съ развѣтомъ привезли доски для чановъ. Я завербовалъ еще двадцать человѣкъ плотниковъ, и пошла работа.
Въ двѣ недѣли мнѣ удалось таки кое-что сдѣлать, но, разумѣется, далеко не все, что было нужно. Построены и поставлены были на мѣстѣ чаны, вставлены рамы въ окна, сдѣланы и навѣшены полотна къ дверямъ, но полъ и потолокъ были все еще некончены; кромѣ того не было печки. Кое-какъ добыли, изъ хлама старую желѣзную печь, набрали трубъ и провели ихъ около чановъ; но никакой жаръ не въ состояніи былъ нагрѣть это дырявое строеніе: если надъ чанами потолокъ и былъ кое-какъ настланъ, то на немъ не было земли и жаръ уходилъ положительно весь. Печка топилась постоянно, трубы отъ жара были красны, такъ что я опасался пожара,-- и все-таки ничего не помогало. Поставивши другую печь, провели чрезъ подвалы до семидесяти аршинъ рукавовъ; дыры позабили, гдѣ на клею, гдѣ досками; но вмѣсто нихъ, явились другія дыры, выпалъ мохъ въ другихъ мѣстахъ, у дверей не было никакого запора, и я цѣлую недѣлю спалъ у печки на землѣ, боясь уйдти изъ подвала, такъ какъ вѣдь очень легко было изъ такого зданія украсть все; а вино въ особенности, какъ товаръ слишкомъ соблазнительный, могло быть растащено разнымъ заводскимъ сбродомъ.
Лишь только накачали вино, Силинъ явился во мнѣ съ покупателями. Это были два сосѣдніе помѣщика, желающіе торговать виномъ и продавшіе Силину хлѣбъ, за который, по неимѣнію денегъ, онъ и хотѣлъ расплачиваться виномъ.
-- Ну, вотъ, батюшка, вамъ покупатели, готовьте вина ведеръ триста для этихъ господъ, обратился онъ ко мнѣ, указывая на вошедшихъ.-- Это мой подвальный и водочный мастеръ, рекомендовалъ онъ меня, вы давича пили водку его издѣлія.
-- Очень пріятно, проговорили пришедшіе, пощупавъ возырки,-- а скоро вино у васъ поспѣетъ, спросили они.
-- Завтра утромъ, сказалъ я.
-- Что такъ долго, спросили всѣ трое.
Я объяснилъ, что вино только лишь накачено, и что, при такомъ холодѣ, оно ни очиститься, ни скоро пройти сквозь сукно не можетъ, и что для приготовленія этихъ трехъ сотъ ведеръ, я долженъ работать ночь, иначе вино не сойдетъ съ чановъ. Для удостовѣренія, я отвернулъ кранъ и вино потянулось въ ниточку.
-- Ну, что дѣлать, успокоивалъ ихъ Силинъ,-- потерпите, не все еще устроено, дайте и намъ поправиться немного.
Покупатели вздохнули и согласились.
Впродолженіе этого дня, они разъ пять навѣдывались во мнѣ, и все просили, пожалуйста, поспѣшить, потому что у нихъ ждутъ подвалы. Одинъ изъ нихъ былъ молодой человѣкъ самой будничной наружности, которая такъ и говорила: не знаю, братцы мои, что мнѣ дѣлать, не знаете ли вы? Онъ то дѣло и заглядывалъ въ разные закоулки подвала или уставлялся на какого нибудь плотника или рабочаго; видно было, что онъ дѣлалъ это безсознательно, такъ какъ-то, на то посмотритъ, на другое, и все это смотритъ безжизненно, тупо; такъ и кажется со стороны, что онъ рѣшательно ничего не видитъ, хоть и смотритъ и дѣйствуетъ точно во снѣ, безъ участія мысли. Другой былъ постарше изъ военныхъ. Вся его особа, отъ головы до пятокъ, силилась выразить: "я все знаю, меня не проведешь". Но эта самоувѣренность рѣшительно ничѣмъ не оправдывалась. Плоская физіономія его едва не выговаривала: "не бойтесь меня пожалуйста, потому что я черезъ-чуръ пустъ и слабъ и дѣльнаго придумать рѣшительно не могу". Первые разы приходили, они съ какимъ-то гордымъ, запугивающимъ видомъ, заговаривали со мною покровительственнымъ тономъ", но какъ мнѣ было рѣшительно не до нихъ, то, отвѣтивъ на ихъ вопросы довольно коротко, я извинялся и уходилъ отъ нихъ, то въ чанамъ, то къ плотникамъ, то къ бондарямъ, работавшимъ для подвала мѣрники {Чанъ или бочка, вымѣренные, съ стекляннымъ цилиндромъ на боку, или просто деревянной намѣткой, опускаемый для узнанія количества вина въ мѣрникѣ. Черезъ мѣрники отпускается вино покупателямъ, такъ какъ въ бочку и боченокъ наливать на мѣру ведрами занимаетъ много времени.}. Передъ вечеромъ они прислали ко мнѣ своего довѣреннаго двороваго человѣка, съ предложеніемъ пяти рублей, "въ знакъ благодарности"; они думали, что я нарочно держу ихъ, обманываю. Я улыбнулся и сказалъ, что еще не за что благодарить меня, да и кромѣ того, я благодарности не принимаю, потому что считаю это дѣло нехорошимъ. Посланный ушелъ; вскорѣ явились и сами господа. Теперь они сдѣлались ласковѣе. ,
-- Еще не скоро, спросилъ военный.
-- Да не скоро, отвѣтилъ я,-- даже въ назначенному сроку едва ли успѣю, потому что, вонъ видите, сколько получилъ еще заказовъ.
И дѣйствительно записки объ отпускѣ вина сыпались на меня, какъ градъ: долгу по заводу было пропасть, и всѣхъ, за неимѣніемъ денегъ, приходилось удовлетворять виномъ; да нужно сказать и то, что всѣ хлѣбные, лѣсные и прочіе поставщики подѣлались въ эту пору виноторговцами.
-- Да какъ же намъ-то? Вѣдь мы давно уже!.. вѣдь такъ же нельзя, протестовалъ военный,-- ужь вы пожалуйста...
-- Я, что могу, сдѣлаю. Еслибъ вотъ не эти требованія, такъ къ сроку бы я приготовилъ.
Въ это время мнѣ принесли еще записку на отпускъ двухъ бочекъ. Принесшій былъ чудринскій виноторговецъ; отказать ему въ скоромъ отпускѣ было положительно невозможно, потому что этотъ человѣкъ дѣлалъ для завода всевозможныя одолженія. Я попросилъ его подождать до завтра и онъ согласился, съ тѣмъ однако, что я хоть немного отпущу ему сегодня: я приказалъ налить въ принесенный имъ боченокъ.
-- Какъ же намъ-то, намъ-то, приставали снова господа.
-- Если вамъ угодно выслушать меня, сказалъ я,-- то я посовѣтывалъ бы вамъ ограничиться пока немногимъ, потому что откровенно вамъ сказать, при такой массѣ требованій, я, положительно, завтра не могу отпустить вамъ всего требуемаго вами, и конечно, какъ видите, не по моей винѣ, а по безтолковымъ распоряженіямъ старшихъ. Вы ограничьтесь пока половиною, которую я отпущу вамъ завтра чѣмъ свѣтъ, а на остальное дамъ записку, что осталось за мною.
-- Какъ же, это можно, нельзя, нельзя, закричали оба,-- это нехорошо, нехорошо!.. Мы жаловаться будемъ, грозили они,-- мы къ Александру Петровичу сейчасъ пойдемъ.
Силина звали Александромъ Петровичемъ.
-- Какъ вамъ угодно, сказалъ я.
Они ушли, и я принялся раздѣлываться съ толпою другихъ покупателей, которые до сихъ поръ смиренно дожидались окончанія моего разговора съ барами. Каждый совалъ мнѣ въ руки записку, каждый молился отпустить поскорѣе. Я былъ, какъ говорится, въ положеніи таракана на жару. Если ужь господа не хотѣли слушать ничего, то мужики и подавно; они рѣшительно не понимали, что я не могу отпустить имъ вина, а просто думали, что я такъ же хочу провести и обмануть, какъ обманывала ихъ до сихъ поръ заводская контора и самъ хозяинъ, и потому просьбы скоро перешли въ брань и угрозы. Я выходилъ изъ себя и метался, какъ угорѣлый. Къ счастію, меня выручилъ Силинъ, пришедшій съ господами, ходившими къ нему съ жалобою на меня. Толпа, при его входѣ, немного притихла.
-- Вотъ, обратился ко мнѣ Силинъ,-- гг. О. и Ж. жалуются на васъ, что вы не хотите отпускать имъ вина.
-- Да, я просилъ ихъ ограничиться пока половиною, потому что вѣдь я не предвидѣлъ, что меня осадитъ такая толпа покупателей.
Силинъ обратился къ жалобщикамъ, сказалъ имъ нѣсколько успокоительныхъ фразъ, въ родѣ: невозможно вдругъ! Дѣло новое!.. и такъ далѣе. Потомъ потолковалъ съ другими, увѣрилъ всѣхъ, что всѣмъ по-немногу отпустится, что это въ моихъ рукахъ, а я напрасно задерживать ихъ не стану, и поспѣшилъ поскорѣе уйти, чтобъ отвязаться отъ разныхъ возраженій.
Изъ конторы, между тѣмъ, продолжали прибывать разныя личности съ записочками. Чтобъ прекратить это, я пошелъ въ контору самъ и сказалъ, что не только не могу отпускать по ея запискамъ, но и принимать ихъ не стану.
-- Что же мнѣ-то дѣлать, спросилъ меня конторщикъ, котораго обступала такая же густая толпа, какъ и меня.-- Въ подвалѣ вѣдь вонъ посмотрите, того управляющій прислалъ, того хозяинъ, того старикъ Петръ Федоровичъ; каждый требуетъ или денегъ, или, по крайней мѣрѣ, вина, а такъ какъ денегъ нѣтъ, то я и отдѣлываюсь записками къ вамъ.
-- То есть сваливаете съ больной головы на здоровую, а мнѣ-то куда же ихъ спихнуть, вы вѣдь знаете, что я тоже не могу удовлетворять ихъ.
-- Давайте мнѣ поскорѣе на десять ведеръ, кричалъ одинъ.
-- Ну, вотъ, что съ ними сдѣлаешь, какъ откажешь? Цѣлый день дебятъ тутъ, ничего не дадутъ сдѣлать. Вотъ, господа, обратился онъ къ толпѣ,-- подвальный говоритъ, что не успѣваетъ приготовлять вино.
-- Да ты давай записку-то, а тамъ ужъ дѣло наше, кричали изъ толпы.
Я обратился къ требующимъ и сказавъ, что ни сегодня, ни завтра не приму ни одной записки и ушелъ.
Въ подвалѣ я нашелъ едва не революцію; всѣ спрашивали куда я дѣвался, и ругались. Приходъ мой немного успокоилъ ихъ. Вино между тѣмъ успѣло набѣжать, и я принялся отпускать тѣмъ, у которыхъ записки были на небольшое количество, напримѣръ, на десять, двѣнадцать ведеръ и такъ далѣе.
Давно наступила ночь, а я все еще отпускалъ вино, которое было уже почти все, и нужно было дѣлать новую сортировку. Я послалъ рабочихъ за водою, а самъ принялся отпускать. Холодъ въ подвалѣ былъ нестерпимый, руки просто окоченѣли отъ чугунныхъ мѣръ. Кое-какъ къ десяти часамъ, я отдѣлался отъ докучливой толпы, заперъ подвалъ и ушелъ на квартиру. По дорогѣ завернулъ въ контору и нажилъ непріятность.
IV.
Заводъ, какъ я сказалъ уже, находился въ уѣздѣ одного изъ бывшихъ откуповъ Силина. Этимъ откупомъ въ послѣднее время управлялъ дядя его по матери. Это былъ человѣкъ, неимѣвшій не только свойствъ человѣческихъ, но и образа. Нѣсколько разъ онъ принимался служить у своего племянника, и всякій разъ грабилъ его, насколько силъ хватало, и прогнанный подличалъ, лизалъ ноги ограбленнаго, а матери его, своей сестрѣ, клялся всевозможными клятвами, что послѣдняя продѣлка его, такъ же какъ и прежнія,-- не злоупотребленіе, а только невниманіе къ дѣлу и излишняя снисходительность въ служащимъ. Долго ли, коротко ли, но онъ добивался того, что его прощали и снова давали маленькое порученіе, которое онъ и исполнялъ насколько могъ добросовѣстно,-- т. е. грабилъ не племянника, а сидѣльцевъ, повѣренныхъ и мужиковъ, попавшихъ въ его лапу, по корчемству, шинкарству и другимъ поступкамъ, и уже нахально требовалъ себѣ лучшей должности. Племянникъ умилостивлялся, тѣмъ болѣе, что тутъ дѣйствовала просьба матери, и поручалъ ему снова хорошее дѣло и, снова разумѣется, бывалъ ограбленъ. Если же ни нахальство, ни просьбы сестры не помогали, и должности управляющаго откупомъ, достичь не представлялось никакой возможности, онъ просилъ должности главнаго ревизора, ѣхалъ съ хозяйскимъ предписаніемъ въ одинъ изъ откуповъ, въ особенности туда, гдѣ зналъ, что управляющій человѣкъ новый. Пріѣзжалъ, поселялся тамъ, пуская первоначально въ ходъ свое близкое родство съ хозяиномъ, и, хвастая своимъ вліяніемъ на него, успѣвалъ сбить новичка съ толку и подчинить себѣ. Завладѣвъ наконецъ имъ совершенно, отнималъ отъ него всѣ распоряженія, дѣйствовалъ произвольно, втягивая въ тоже время довѣрчиваго служаку въ самыя грязныя исторіи, въ родѣ кутежа, разврата и т. п. Развратничая и пьянствуя съ нимъ вмѣстѣ, онъ между тѣмъ писалъ къ племяннику объ этой гадости, выставляя героемъ ея управляющаго, и молилъ его, если только дорога ему собственная его польза, уволить такого негодяя; и рано или поздно достигалъ своей цѣли. Если же управляющій оказывался человѣкомъ самостоятельнымъ, онъ дѣйствовалъ только наглѣе и, видя, что добровольно ему не подчиняготся, начиналъ угощать племянника разными дрязгами, придавая имъ видъ самой несомнѣнной истины. Племянникъ, но своей недовѣрчивости къ постороннимъ, хоть и сознавалъ, что дядюшка "мораль пущаетъ", но; думая, что въ этой морали есть частица и правды, молчалъ. Между тѣмъ дядюшка, желая скорѣй покончить съ непокорнымъ, отправлялся въ уѣздъ и производилъ тамъ всевозможныя подлости. Напримѣръ, подсылалъ купить четверть вина и дорогою выливалъ изъ нея полуштофъ, добавлялъ водою, а попріѣздѣ въ питейный домъ, повѣрялъ это вино, находилъ, разумѣется, и порчу и неполность и писалъ въ книжкѣ. Для сидѣльца въ откупное время оправданія почти не существовало и въ особенности, если замѣчаніе было сдѣлано такимъ вліятельнымъ ревизоромъ, какъ хозяйскій дядя. И вотъ, понадѣлавъ во всемъ уѣздѣ такихъ и подобныхъ пакостей, онъ самъ отправлялъ доносъ, умолялъ прислать другого управляющаго, до пріисканія котораго просилъ довѣренности себѣ. Племянникъ, убѣжденный фактами, присылалъ ему временную довѣренность. Дядюшкѣ только того и нужно было: получивъ довѣренность, онъ уже становился самимъ собой вполнѣ и начиналъ путать дѣло и грабить. Но спутать дѣло -- была его любимая политика; онъ зналъ, во первыхъ, какъ хорошо ловится въ мутной водѣ рыба, а во-вторыхъ, если нагрянетъ невзгода, то запутанное дѣло сдать труднѣе, нежели дѣло чистое, т. е., онъ подольше протянетъ сдачу и успѣетъ больше награбить. Въ этомъ случаѣ онъ дорожилъ каждымъ часомъ, и ужь оставлялъ на это время и развратъ, и пьянство, и упивался однимъ грабежомъ. Можно было смѣло предсказывать, что если поселялся на управленіе какого нибудь откупа Александръ Денисовичъ Карабановъ (такъ его звали), то отчетовъ о ходѣ этого откупа болѣе не будетъ: и это всегда такъ случалось. Сначала онъ разгонялъ контору и жаловался, что некому дѣлать, и потомъ уже, опираясь на эти жалобы, находилъ средство выходить сухимъ изъ воды. Съ служащими этотъ господинъ обращался варварски; онъ начиналъ съ того, что выписывалъ шайку себѣ подобныхъ и ужь затѣмъ служащихъ, присылаемыхъ хозяиномъ, чернилъ, ругалъ, сравнивалъ Богъ знаетъ съ чѣмъ и наконецъ прогонялъ, не заплатя имъ жалованья. Топтать въ грязь всѣхъ порядочныхъ людей -- было его потребностью. Онъ цинически смѣялся надъ ограбленнымъ, не выдавалъ ему паспорта, старался впутать въ какое нибудь гадкое дѣло и засадить въ острогъ. Малѣйшій упрекъ, одно смѣло сказанное слово выводили изъ, себя этого звѣря. Въ немъ что-то было нечеловѣческое: вѣчно пьяный, полный жажды скотскихъ наслажденій разврата, онъ представлялъ замѣчательный экземпляръ искаженія человѣческой природы. Я не видывалъ подобныхъ негодяевъ и молю судьбу, чтобъ не привелось ихъ встрѣтить. Зло и подлость доставляли ему истинное наслажденіе; онъ упивался ими, какъ, нектаромъ. Одинъ такой мерзавецъ способенъ былъ создать молву, въ тысячу разъ хуже той, которой подвергался цѣлый откупъ. Личность его была уродлива до послѣдней степени: квадратный карликъ съ кровавымъ, отекшимъ отъ пьянства лицомъ, съ самыми подлыми глазами и щетиною, вмѣсто бороды,-- представлялъ преотвратительное явленіе. Слухи о его мерзостяхъ, живые факты ограбленныхъ имъ семействъ, всегда поднимали во мнѣ желчь. И вотъ такого-то господина привелось мнѣ въ первый разъ увидѣть въ конторѣ и, не исполнивъ его приказанія, нажить въ немъ непримиримаго врага. Присутствіемъ его заводъ обязанъ былъ одному изъ его грабежей. Мѣсяцевъ за восемь до уничтоженія откуповъ, онъ выпросилъ себѣ должность ревизора и поселился въ городѣ, въ уѣздѣ котораго былъ заводъ. Управляющій этимъ откупомъ былъ человѣкъ новый и къ своему несчастью слабохарактерный. Онъ сразу поддался вліянію дядюшки-ревизора, и дядюшка, въ благодарность за это, постарался его впутать въ самое гадкое дѣло и засадить въ острогъ; а самъ натурально остался на его мѣстѣ и, по своему обыкновенію, началъ грабить и путать дѣло. Для большаго же удобства опредѣлилъ на заводъ конторщикомъ своего сына,-- пустую, пьяную голову,-- котораго передъ моимъ пріѣздомъ прогнали за то, что онъ послѣдовалъ родительскому примѣру, не только запустилъ дѣло, но положительно ничѣмъ не занимался, кромѣ пьянства и разврата. Въ откупъ Карабановъ выписалъ шайку своихъ закадычныхъ: конторщика и подвальнаго, которые, прикрываясь названіемъ его родственниковъ, на самомъ дѣлѣ были только мужья его любовницъ. Личности эти, въ особенности конторщикъ, рѣшительно ничѣмъ не обладали, кромѣ чрезвычайнаго тупоумія и болѣзни, именуемой запоемъ, и вслѣдствіе этихъ качествъ попали въ руки Карабанова, какъ грѣшники въ когти сатаны, и, конечно, подъ вліяніемъ этого человѣка, кромѣ гадостей они ничего дѣлать не могли. Совершая эти гадости, они не сознавали послѣдствій. Главное ихъ занятіе состояло въ ничего недѣланьи и пьянствѣ. Карабановъ рекомендовалъ ихъ, какъ честиныхъ и преданныхъ ему людей, но чрезвычайно тупыхъ и слабыхъ, и говорилъ, что имѣетъ ихъ на службѣ только по природной своей добротѣ; прочіе же всѣ служащіе, по его словамъ, были до того ничтожны, что онъ, не смотря на крайнюю нужду въ людяхъ, предпочелъ прогнать ихъ, "дабы не подвергнуться опасности быть разграбленнымъ; лучше пусть запутается дѣло, нежели разграбится", оправдывался онъ. И дѣйствительно дѣло запуталось до того, что никто не въ состояніи былъ бы его распутать, и Карабановъ пріѣхалъ на заводъ для того, по его словамъ, чтобы кончить отчеты; но цѣль у него была -- поселиться на заводѣ совсѣмъ. Впослѣдствіи мы увидимъ, насколько удалось ему это, теперь же разскажу мою встрѣчу съ нимъ въ конторѣ.
Передавъ, что нужно, я уже распростился съ конторщикомъ и одѣлся, чтобъ идти, какъ онъ кликнулъ меня обратно.
-- Это какой такой Александръ Денисычъ, спросилъ я.
-- Управляющій К., шепнулъ мнѣ конторщикъ.
Не могу объяснить; что за чувство охватило меня, когда я понялъ, кто меня зоветъ. Помню только, что это было пренепріятное чувство. Но когда я вошелъ и увидѣлъ личность Александра Денисовича, меня охватила нервическая дрожь, и я поспѣшилъ опустить глаза: такъ противенъ показался мнѣ этотъ человѣкъ.
-- Что вамъ угодно? спросилъ я.
-- Я хотѣлъ васъ попросить переписать третную и годовую казенныя вѣдомости по К. откупу, сказалъ онъ тономъ самаго положительнаго приказанія.
-- Извините, что не могу исполнить вашей просьбы; у меня своего дѣла много, отвѣтилъ я.
-- Да вѣдь это часовое дѣло.
-- Не могу, даже еслибъ было и минутное.
-- А да, понимаю, вы изъ М. Вы знать никого не хотите, зашипѣлъ уже онъ, будучи не въ силахъ сдерживать злобы при такомъ неожиданномъ противорѣчіи.,
-- Да, дѣйствительно знать ничего не хочу, кромѣ собственнаго дѣла, сгрубилъ я.
-- Я васъ заставлю узнать, шипѣлъ онъ.
Я ушелъ.
Настроеніе моего духа перемѣнилось; я чувствовалъ, что наступилъ на змѣю и могу дорого поплатиться за это. Въ столовой я закурилъ и началъ ругаться про себя, То есть показывать изъ кармана кулакъ. Отворилась дверь и изъ смежной комнаты вышелъ Новкинъ (управляющій бывшимъ М. откупомъ), который только что въ этотъ день пріѣхалъ и не успѣлъ порядочно поздороваться со мною.
-- Ну какъ дѣла, спросилъ онъ.
-- Дѣла-то ничего, да вотъ схватилъ сейчасъ непріятность, и я разсказалъ ему предыдущую сцену.
-- Ну, это ничего, успокоивалъ онъ меня,-- пойдемте въ Александру Петровичу, тамъ къ разговору передадите и это.
-- Да и то думаю, отвѣтилъ я, и пошелъ вслѣдъ за нимъ въ Силину.
Силинъ сидѣлъ за столомъ вмѣстѣ съ отцомъ и заводскимъ управляющимъ Турбинымъ; они только-что отужинали.
-- Ну-съ, обратился онъ ко мнѣ,-- поработали сегодня?
-- Да, сегодня досталось, если не отъ дѣла, то отъ требованій, отвѣтилъ я.
-- А что, съ господами поладили, смѣялся онъ.
-- Согласились принять завтра половину.
-- Работайте, работайте, сказалъ Силинъ, бывшій, какъ видно, въ очень хорошемъ расположеніи духа,-- и считайте меня вашимъ должникомъ. Еще откупная ваша награда за мною; но вѣдь вы, конечно, не считаете меня должникомъ въ этомъ случаѣ несостоятельнымъ?
Вопросъ этотъ повторялся часто, но я зналъ, что, не смотря на признаніе въ этомъ бездокументномъ долгѣ, едва ли мнѣ придется когда нибудь получить обѣщанную давно награду. Такъ какъ награда была дѣло добровольное, невыговоренное въ условіяхъ, то я и считалъ неделикатнымъ настаивать на ней, какъ дѣлали нѣкоторые изъ моихъ сослуживцевъ. Потому, я только поблагодарилъ его еще разъ за обѣщаніе.
-- Работать моя обязанность, сказалъ я,-- и въ этомъ, я надѣюсь, не заслужу упрека; но бываютъ случаи, въ которыхъ человѣкъ, невиноватый ни душой, ни тѣломъ, въ одну минуту можетъ потерять то, на что имѣетъ полное право. Одинъ такой случай былъ со мною сейчасъ, и я хотѣлъ бы передать его вамъ.
-- Говорите, говорите!
Я пересказалъ мою сцену съ дядюшкою и его угрозы.
Силинъ нахмурился.
-- Этотъ человѣкъ вездѣ хочетъ мѣшаться не въ свое дѣло и распоряжаться чужимъ безъ спроса, сказалъ онъ сердито.-- Знаете ли что, обратился онъ къ Новкину,-- онъ меня такъ ловко помазалъ въ послѣднее свое управленіе, что затылокъ затрещитъ, какъ вздумаешь, и вѣдъ продолжаетъ прикидываться невинностью. Отчеты спуталъ такъ, что и самъ чортъ конца не сыщетъ! И вотъ теперь пріѣхалъ сюда, подъ предлогомъ окончанія ихъ.
-- Ужъ въ этомъ вините себя, сказалъ Новкинъ,-- вы знали его давно, и слѣдовательно не нужно было довѣрять.
-- Вы, батюшка, въ этомъ виноваты, а не я; я васъ просилъ тогда, поѣзжайте, пришлите К., такъ нѣтъ забились въ своемъ М.,да и кончено дѣло. А кромѣ него, я рѣшительно не нашелъ человѣка, не пошлешь вѣдь перваго встрѣчнаго, а онъ, какъ бы то ни было, дядя. Ну, думалъ, не все же будетъ пакостить; можетъ быть, на этотъ разъ и посовѣстится.
-- Ужь что съ мошенникомъ связываться, говорилъ тогда: "эй Александръ Петровичъ, подлеца посылаешь, сядетъ тебѣ на шею"; такъ нѣтъ, вѣдь отцу родному не повѣрилъ, а вотъ мошеннику довѣренность далъ, проговорилъ старикъ.
Силинъ хотѣлъ вспылить, но, взглянувъ въ мою сторону, удержался. Почтенный родитель его тоже управлялъ когда-то его дѣлами и, извлекая для себя, по своему тупоумію, алтыны, упускалъ тысячи, и сына чуть не пустилъ въ трубу; да и картофельное дѣло было слишкомъ свѣжо, чтобъ заставить забыть чрезвычайную глупость родимаго батюшки.
-- Вы, пожалуйста, не слушайте Александра Денисыча ни въ чемъ рѣшительно, обратился онъ ко мнѣ,-- онъ тутъ ничего не значитъ, знайте вотъ Михаила Петровича и болѣе никого; а относительно того, что вы говорили, я потолкую съ нимъ и прикажу ему впередъ не распоряжаться тѣми, кто не подчиненъ ему. Не думайте объ этомъ ничего; а теперь, я думаю, вы устали. Покойной ночи.
Я поклонился и вышелъ, но далеко не былъ покоенъ; досада-ли волновала меня, или тайное чувство страха, не могу сказать, только мнѣ было очень не по себѣ; хорошо, что я усталъ и какъ поужиналъ, такъ и заснулъ почти нераздѣтый.
Всталъ я часа въ четыре, растолкалъ кое-какъ рабочихъ и принялся за приготовленіе вина докучливымъ господамъ; вино было готово до ихъ прихода ко мнѣ; затѣмъ началъ снова отпускать по другимъ запискамъ.
Но вотъ явились и господа.
-- Ну что скоро? спросилъ военный.
-- Готово. Вонъ ваши четыре бочки.
-- Благодарю васъ, благодарю. Ну, признаюсь, не ожидалъ, съоткровенничалъ онъ.
-- Пожалуйте же посмотрѣть вино. Мамай, откупорь бочку и натяни вина въ рюмку.
-- Вино, кажется, хорошо? спрашивали меня то тотъ, то другой, пробуя поперемѣнно изъ рюмки.
-- По мнѣ хорошо, не знаю, какъ вамъ понравится.
-- Ну ужь, батюшка, мы вѣримъ вамъ, сказалъ военный,-- и сейчасъ пришлемъ лошадей, такъ прикажите наваливать.
-- Да вы приходите сами, при васъ вынемъ пробы и навалимъ.
-- Мы заѣдемъ по дорогѣ, а вынимайте пробы и наваливайте безъ насъ.
-- Такъ зачѣмъ же вы ждали, если не хотѣли сами принимать?
-- А такъ, намъ и дома-то нечего дѣлать, а у васъ все-таки развлеченіе.
-- У насъ все такъ, подумалъ я.
V.
Не прошло получаса послѣ отпуска вина господамъ, какъ прибѣжалъ въ подвалъ какой-то рабочій: "заводъ горитъ", крикнулъ онъ и убѣжалъ. Всѣ, кто тутъ былъ, бросились изъ подвала; я заперъ подвалъ и тоже пустился на заводъ. Подвалъ былъ въ сторонѣ отъ завода съ четверть версты; бѣжавши, я не замѣтилъ ни дыму, ни особеннаго движенія и только тогда увидѣлъ и то, и другое, когда прибѣжалъ на мѣсто пожара. Загорѣлось въ машинной камерѣ, она была на сторонѣ завода, противоположной подвалу и находилась въ нижнемъ этажѣ. Горѣлъ потолокъ; пламя еще не было сильно, за то дымъ и чадъ густо валили изъ вышибеннаго окна; машины пожарной не было, а потолокъ былъ высоко, заливали его, плеская въ окошко ведрами воду, которая не достигала своего назначенія, и пламя только усиливалось. Надъ потолкомъ же была устроена овсяная сушилка, разламывать которую нужно было долго. Пожаръ грозилъ распространиться и испепелить весь заводъ. Силинъ метался въ толпѣ, блѣдный, какъ мертвецъ, и обращался къ нѣмцамъ, механикамъ и винокурамъ, но они тоже растерялись. Предлагали спустить резервуаръ съ водою, стоящій наверху завода, но эта вода не могла все-таки попасть въ сторону пожара и помѣшала бы ему лишь распространиться, да и то едва-ли. Между тѣмъ всѣ дорогія машины были въ этой и сосѣдней комнатѣ; общее замѣшательство росло; приказано бросать въ окно комья снѣга, лить больше воды. Но это ничего не значило: пожаръ усиливался, пламя рвалось въ окно, отчаяніе овладѣло всѣми. Суматоха увеличивалась; всѣ кричали и никто не хотѣлъ слушать, потому что кричали безъ толку,-- нужно было болѣе разумное распоряженіе; болѣе сильная энергія и знаніе дѣла; а ихъ-то и не было въ этой толпѣ нѣмецко-русскихъ распорядителей.
-- Вонъ, Павелъ Алексѣевичъ бѣжитъ, сказалъ кто-то около меня,-- онъ лучше всѣхъ нѣмцевъ распорядится.
Я обернулся, отыскивая этого лучшаго распорядителя, и увидѣлъ мальчика лѣтъ семнадцати, кричавшаго на какого-то рабочаго, зачѣмъ онъ оставилъ свое дѣло. Мальчикъ, какъ видно, только-что всталъ со сна. Одѣтъ онъ былъ въ замасленое пальто, накинутое на грязнѣйшее нижнее бѣлье. Всклокоченые его волосы были прикрыты сальной фуражкой. Лицо грязное, на ногахъ валяные сапоги,-- словомъ, самая грязная наружность. Тотъ, на кого онъ кричалъ, былъ въ армякѣ, заросшемъ сажею, и, въ удивленію моему, струсилъ этого крика и совершенно растерялся.
-- Ступай сейчасъ, туши огонь подъ котлами, не вдругъ, а постепенно, и вовсе не затушивай, слышишь, живо!
Мальчикъ перевернулъ рабочаго, и тотъ стремглавъ побѣжалъ въ свою кочегарку.
-- Лѣстницу, кричалъ мальчикъ, и бросился искать ее.
Силинъ побѣжалъ за нимъ, нѣмцы тоже, толпа тоже. Къ счастью, лѣстница была въ нѣсколькихъ шагахъ прислонена въ выстроенной напротивъ воловнѣ {Хлѣвъ для воловъ.}. Мальчикъ ухватилъ ее и потащилъ.
-- Паша, Паша, кричалъ растерявшійся Силинъ,-- что ты хочешь дѣлать?
-- Пожаръ тушить, сказалъ мальчикъ, приставляя лѣстницу къ ближайшему окну, которое было во второмъ этажѣ, на разстояніи двухъ саженъ отъ того, изъ котораго пылало пламя.
-- Да какъ же ты? спрашивалъ Силинъ,-- не спустишь-ли резервуаръ въ верху?
-- Hè нужно, не нужно, сказалъ торопливо Паша, и, вырвавъ у мужика ведро съ водою, снялъ свое сальное пальто и принялся полоскать его въ этомъ ведрѣ. Выполоскавъ пальто, онъ надѣлъ его, вылилъ на голову остатокъ воды, взялъ въ руки лежащій неподалеку отрубокъ дерева, взбѣжалъ на лѣстницу, пробилъ отрубкомъ раму и вмѣстѣ съ нею исчезъ въ пожарѣ.
Толпа напряженно смотрѣла вслѣдъ вскочившему въ окно, но, разумѣется, ничего не могла видѣть, по причинѣ густого дыма, повалившаго изъ выбитаго окна.
Прошло нѣсколько минутъ напряженнаго ожиданія. Всѣ смотрѣли въ окно, гдѣ скрылся удалецъ, и не замѣтили, какъ пламя постепенно дѣлалось тише. Кто-то наконецъ замѣтилъ это. Сажа съ паромъ клубами вылетали изъ окна, пламени же совершенно не было. Радость оживила всѣхъ, въ особенности Силина; онъ повеселѣлъ и спрашивалъ нѣмцевъ, что это тамъ сдѣлалъ Паша, что пожаръ уничтожился въ нѣсколько минутъ. Но Паша снова закричалъ изъ окна, въ которомъ скрылся.
-- Нѣтъ-ли тутъ Федора-машиниста, кричалъ онъ, согнувшись на окнѣ въ три-погибели, потому что дымъ, хотя и значительно въ меньшемъ количествѣ, но все-таки валилъ изъ окна, на которомъ онъ стоялъ.
-- Здѣсь, здѣсь, откликнулся Федоръ и, взбѣжавъ по лѣстницѣ, скрылся вслѣдъ за Пашей.
Дымъ шелъ меньше и меньше, мѣсто его заступилъ паръ, который такъ и порывался въ оба окна.
Нѣмцы пошли къ кочегаркѣ; за ними Силинъ и, наконецъ, толпа. Въ кочегаркѣ стоялъ Паша; онъ продрогъ и грѣлся около печей, куда снова подбрасывали дрова. Ручьи грязи текли по его лицу; онъ отиралъ ихъ рукавомъ своей сальной рубашки. Вскорѣ кочегаръ принесъ ему тулупъ, и онъ одѣлся.
-- Спасибо, Паша, благодарю, сказалъ, подошедши къ нему, Силинъ,-- считай за мною сто рублей награды.
Паша пробурчалъ что-то въ благодарность и продолжалъ стирать грязь съ лица суконнымъ рукавомъ тулупа. Въ этой позѣ онъ выглядѣлъ смирнымъ и очень усталымъ мальчикомъ.
-- Что-же ты тамъ сдѣлалъ? Какъ затушилъ? любопытствовалъ Силинъ.
-- Паръ пустилъ въ комнату, отвѣтилъ Паша.
Онъ, кажется, и не воображалъ, что онъ спасъ сегодня чуть-ли не весь капиталъ Силина, ухлопанный на заводъ.
-- Однако, не выпустилъ бы тамъ Федоръ всѣ пары, спохватился онъ,-- дай-ка Никита кушакъ, а то я продрогъ, и, подпоясавшись, онъ выбѣжалъ въ корридоръ и пустился въ комнату паровыхъ котловъ.
Мы послѣдовали за нимъ и встали передъ отворенною дверью горѣвшаго отдѣленія. Тамъ ничего не было видно, паръ наполнялъ собою все; слышно было, какъ онъ шипѣлъ и визжалъ, вырываясь изъ отворенныхъ крановъ. Но шумъ скоро смолкъ и въ комнатѣ стали обозначаться предметы; показалась паровая машина, вблизи ея стоялъ Паша и осматривалъ нѣтъ-ли поврежденій. Федоръ, въ смежной комнатѣ, работалъ что-то на котлахъ.
-- Посмотри котельный водометръ, кричалъ ему Паша.
Федоръ посмотрѣлъ и сказалъ какой-то механическій терминъ.