Не далеко от Мурома, в богатом селе Ивановском, жил помещик Пронской. Всякое Воскресенье собирались к нему толпами гости; -- правда, он был хлебосол, в обширных погребах его водились дедовские вина -- но не вкусные блюда, но не старые вина влекли к нему толпы гостей: он имел прелестную дочь; в больших, темноголубых глазах ее была какая-то очаровательная томность, по лицу ее, белому как мрамор, разливался легкий румянец и розовые устa дышали неописанною сладостию. --
Из всех посетителей Пронского, Капитан Славин чаще всех задумывался, смотря на прелестную дочь его; она также на него заглядывалась. -- Еще они не говорили друг другу ничего, кроме обыкновенных приветствий, еще с трудом понимали взаимные чувства, а уже молва протрубила их сужеными. Уже мужчины подсмеивались над Славиным, а девушки с завистью смотрели на Анну. "Славная пара," говорили добрые старушки. "Славная бы пара," думали также родители Анны. --
Славин догадался, что не даром ласкают его, и однажды, рано по утру, когда Пронский осматривал поля свои, он признался ему в любви к его дочери и просил ее руки. Пронский с удовольствием принял предложение и позволил ему самому объясниться с Анной. -- Почти уверенный в своем благополучии, Славин в восторге спешил воспользоваться этим позволением. -- Анна гуляла в саду; влекомый каким-то инстинктом, он пошел туда же.
Между тем сказали жене Пронского, что Славин приехал и прямо пошел в сад; она догадывалась, за чем, и спешила за ним последовать. Входит в сад; счастливцы ее не заметили: видит Славина, страстно целующего руку Анны, видит удовольствие, блестящее в глазах своей дочери, видит жаркий румянец, обхвативший лица любовников... Несколько минут стояла она неподвижно, чувства удовольствия и негодования волновали ее, наконец решилась она подойти к ним. Анна, увидев мать свою, бросилась к ней в объятия и Славин спешил рассказать ей, что отец и дочь согласны, и что теперь только от нее зависит его благополучие. "Это другое дело," сказала мать, кладя руку Анны в руку Славина; "по моему, давно бы так."
Там и сям поговаривали об войне; одни уверяли, что мы будем иметь войну с Турками, другие, что с Наполеоном, третьи, четвертые, -- все говорили разное, и как часто случается, всякий с жаром защищал то мнение, которое прежде пришло ему в голову. Счастливые любовники ничего не слышали; да и до того ль им было, чтобы думать о всяких новостях? их обручили, и через две недели назначена была свадьба. Однажды, поздно вечером, Славин возвратился домой; вдруг вбегают к нему несколько Офицеров и радостно кричат: "В поход! В поход!" -- "Поход! когда?" -- спросил, изменившись, Славин; бледное лицо его странно гармонировало с радостными лицами его товарищей. "Чего ж ты струсил? через два дня выступаем, а куда, Бог знает. Прощай!" -- И спешат молодые храбрецы разносить радостную весть к другим своим товарищам. -- "Что сделалось с Славиным? сказал один из них, вышед на улицу: бывало, он не морщился от пули." -- "Чорт возьми," подхватил первой," я готов бросить всех красавиц в мире за удовольствие порезаться с бусурманами." Между тем, Славин ходил большими шагами по комнате. "В поход! через два дня! вот как судьба играет нами; -- говорил он в сильном волнении, и уже было за полночь, когда, утомленный мрачными мыслями, он заснул. Страшные сновидения тревожили беспокойней сон его; перед самым рассветом, он увидел Турецкие войска и не в далеке от них Русские; загремела военная музыка и Русские бросились в штыки на отчаянных Турок; еще храбро дрались с обеих сторон, еще успех был сомнителен, когда вошедший Полковник разбудил его. С жаждою битвы проснулся Славин, в душе его пробудились знакомые чувства; он не забыл Анны, но желание битвы уравновесилось с любовию. -- Пора вставать, сказал Полковник, потряхивая его за плечо; "полно тебе волочиться, пойдем-ка в поход." Потолковав часа два с Полковником о приготовлениях к походу, о сражениях, о надеждах, Славин поехал к Пронскому. Уже там все знали; отец морщился, мать горевала, и отуманилось прелестное лицо дочери. --
Долго, до глубокой ночи сидел Славин с своею невестой; казалось, они не могли наговориться, не могли наглядеться друг на друга. "Если буду жив, то через два года я возвращусь," сказал Славин, прощаясь с Анной, и уехал, провожаемый слезами всего семейства.
Прошло два года; о Славине ни слуху, ни духу; бывало, хоть в месяц одно письмо, а теперь.... Но по чему знать? может быть уже давно нет его на свете, думала Анна, и крупные слезы катились по бледному лицу ее. "Что ты все горюешь, сказал ей однажды отец;" ну что ж, разве не найдем мы тебе жениха, кроме Славина? Да и что вам дались военные: жив и здоров сегодня, но кто поручится, что завтра пуля не пробьет ему головы.... Вот, на пр., Граф N. и богат, и ловок, и умен; да кажется, и частенько на тебя поглядывает..." С изумлением Анна взглянула на отца; в первый раз говорил он ей о Графе. "Что вы говорите, батюшка! разве вы не обещались Славину дожидаться его?" -- "Вот уже два года я дожидаюсь; тебе двадцать лет, а в эти годы пора быть за-мужем." Анна плакала, и клялась в душе не быть ни за кем, кроме Славина; на Графа всегда смотрела она с каким-то ужасом.
Прошел еще месяц; посещения Графа становились чаще, отец чаще говорил об нем с Анной, и однажды решительно сказал ей: "Полно упрямиться, Граф сделал мне предложение, и я принял его. -- Анна хотела говорить, но отец перервал ее: "Я надеюсь, что ты не будешь противиться, что не захочешь сделать меня обманщиком." Тут пришла мать, и общие их убеждения наконец довели Анну до того, что она решилась выдти за Графа: ей было все равно, за кем ни быть, если не за Славиным; но чтобы оставить себе хоть малейший луч надежды, она просила отца на месяц отсрочить свадьбу. --
Какая странная вещь -- время! Желай, что бы скорей прошло оно -- не тут - то было: часы кажутся тебе днями, дни месяцами; пожелай продолжить его, -- как нарочно дни покажутся часами, а месяцы днями; даже годы протекут неприметно. Так было и с Анной: Каждый день тянулся для нее годом, но неприметно прошел месяц, и покорная воле отца, она обручилась с Графом.
Среди знойного летнего дня, дорожная повозка остановилась у широкого крыльца Пронского; из нее вышел Славин. Все пошли встречать гостя, но одна только Анна ему обрадовалась; она забыла, что обручена другому; все ее мысли слились в одну, и эта мысль была радость о приезде любезного. Но опомнившись от восторга свидания, но взглянув на Графа, изумлённого ее радостию, она побледнела и вышла; Граф пошел за нею.
Славин никогда не видал Графа, даже не слыхал об нем; какие же горестные мысли овладели им, когда узнал он, что Граф жених Анны и что на днях будет их свадьба. Как безумный смотрел он на Пронского, толковавшего ему, что назначенный срок давно прошел, и что все считали его убитым. -- "Но охотно ли дочь ваша идет за Графа?" -- "Она всегда охотно повинуется воле родителей." -- "Воле родителей?" повторил Славин, и негодование выразилось во взоре, омрачeнном дотоле печалию. --
"Чего ж еще дожидаюсь я здесь?" думал он, оставшись один: "она охотно повинуется воле родителей. Но что же значит радость, с которою она меня встретила? Что значит бледность, заменившая эту радость? Нет, она не охотно повинуется их воле. Я останусь здесь: может быть найду случай поговоришь с нею, и тогда все откроется."
Этот случай скоро представился; на другой день, рано по утру, Славин пошел в сад. Вот, говорят, в человеке нет инстинкта! Анна ходила там же. Они встретились; какие воспоминания пробудило в них место их встречи: здесь в первый раз сказали они друг другу о любви, здесь их благословила мать, а теперь -- теперь она невеста другого. --
Они молчали, но взоры их высказали их чувства; "Славин, я люблю тебя как прежде;" начала Анна: "за чем же взоры твои исполнены упрека; я сделаю, что могу, я упаду к ногам родителей, скажу им, что они погубят меня, если выдадут за Графа." -- "Но если они не послушаются просьб твоих?" -- "Нет, они добры, они не захотят погубить меня." -- "Но если;" повторил Славин с умоляющим взглядом. Анна с минуту задумалась, потом сказала: "Вечером дожидайся меня здесь; ты узнаешь, чем это кончится."
Она ушла; как очарованный, остался Славин; он уверился, что его любят, и чтС может быть приятнее этой уверенности? "Да," думал он, "если родители захотят погубить ее, так я спасу -- она обрученная мне невеста." -- Еще было рано, он возвратился в свою комнату и не раздеваясь, заснул на софе. Солнце было высоко, когда он проснулся. Все общество завтракало в саду; казалось, никто не был рад его приходу; сама Анна не смела поднять на него глаз.
Как целый век, тянулся этот скучный день для Славина; наконец стемнело; он велел своему человеку дожидаться его с повозкой у калитки сада, и пошел на место, назначенное для свидания. Долго ходил он по темным аллеям; вот что-то мелькнуло вдали, и его сердце узнало Анну; но нерадостные вести она принесла ему: отец и мать не хотели и слышать, чтоб отказать богатому Графу. "Жестокие!" сказал Славин; "но оставь их, уедем со мною!" -- "Что ты хочешь от меня?" спросила Анна, подняв на него изумленный взор. "Решайся, -- продолжал Славин, "или я умру от твоего отказа... Вдруг несколько голосов раздались в саду, испуганная Анна без чувств упала в объятия Славина; он отнес ее в повозку и велел ехать. "Где я?" спрашивала она, опомнившись. "Со мною," отвечал Славин, и страстный поцелуй заградил уста, хотевшие произносить жалобы.
Верстах в трех от Мурома стоит уединенная церковь; когда -- то богатое село окружало ее, но пожар выжег село, и пощадил только храм Божий; в трех домиках, построенных после пожара, жили причетники; у крыльца одного из них остановилась повозка. Славин рассказал жившему там Священнику, что он был уже обручен с Анною, и что теперь насильно хотят ее выдать за другого, и добрый Священник согласился обвенчать их. ...
Они пошли в церковь; уже роковое да было произнесено, уже размененные кольца надеты им на руки, как вдруг двери церкви с шумом отворились; Пронский и Граф N., сопровождаемые множеством слуг, вошли в нее. Граф бросился к Анне, она упала в обморок, но уже обряд кончен, уже она супруга Славина. "Что вам надобно?" спросил его величественно Священник. -- Как что? она моя невеста!" -- "Нет, она уже жена другого. Но ни увещания Священника, ни мольбы Славина не действовали над взбешенным отцом: он силой вырвал дочь свою из объятий ее мужа и полумертвую увез с собою.
Положение Славина было самое ужасное. Тщетны были его усилия возвратить жену свою: Пронский не хотел его видеть; а как свадьба была почти без свидетелей, то он не мог прибегнуть к покровительству законов. В Муроме, Славин остановился у одного старинного приятеля, чтоб быть по крайней мере ближе к своей жене. Огорчения и тревоги душевные сильно подействовали на его здоровье; он впал в изнурительную горячку. Между тем, добрый приятель Славина осведомлялся о жене его, и узнал, что Пронский, Граф, Анна вдруг все пропали; но куда девались они? не мог он добиться. Так прошли две недели. Болезнь Славина в это время, после счастливого перелома, начала проходить; оставалась в нем только сильная слабость и задумчивость -- следствие прежних его горестей и безвестности о судьбе Анны. Однажды Славин сидел с утешавшим его приятелем, вдруг отворилась дверь и Пронский бросился к нему в объятия. Друг наш! Ангел хранитель! простишь ли ты нам?" говорил он ему с слезами. Славин молчал, изумление отняло у него и язык и память; блуждающие взоры его останавливались то на его друге, то на Пронском. "Что все это значит?" спросил он, опомнившись. -- "Ты все узнаешь; я привез тебе мою дочь, твою жену, спасенную тобою!" В это время вошла Анна и упала в объятия своего мужа; трудно выразить чувства, волновавшие тогда его душу; мудрено ли, что он ничему не верил, что ему казалось, будто все это видел он во сне и боялся проснуться? -- Когда все несколько успокоились, Пронский, взяв руку Славина, начал говоришь: "Еще раз прошу у тебя прощения; выслушай, как я жестоко был обманут:
"Месяца за при до твоего приезда, познакомился со мною Граф N. По его блестящему экипажу, по бесчисленным издержкам, которые делал он, я судил об его великом богатстве. Он бывал у меня очень часто, наконец я заметил, что он имел виды на дочь мою; ты долго не ехал, Анне минуло двадцать лет, Граф был очень богат, имел, по словам его, знатные связи. Мудрено ли, что я с удовольствием выслушал его предложение, и несмотря на сопротивление дочери, дал ему слово? Твой приезд помешал нам; но мы думали, не на долго; наконец ты увез дочь мою, женился на ней -- и мы уже не знали, что делать. Спустя неделю после этого происшествия, сидели мы все вместе, исключая жены твоей, которая, быв больна, не выходила из своей комнаты; Граф говорил, что ваша свадьба была без свидетелей, что обряд, может быть, не был кончен, и что можно все уладить по нашему желанию. Между тем я нечаянно взглянул в окно и увидел, что отряд конницы окружил дом мой. "Что значит это войско?" спросил я с удивлением Графа. Он взглянул в окно и смертная бледность разлилась по лицу его. "Спрячь меня!" закричал он мне страшным голосом; у меня отнялись и руки и ноги. "Спрячь же!" повторил он, замахнувшись на меня рукою; но в это время несколько человек солдат вошли в комнату, схватили нас и с связанными руками, порознь отвезли в город; здесь целую неделю сидел я в мрачной тюрьме, не зная, что со мной делается; еще такая ж неделя, и я сошел бы с ума; но сегодня призвали меня в суд. Там объявили мне, что мнимый Граф N. был атаман разбойников, давно уже поселившихся в Муромских лесах; что недавно разбили его шайку, и от сообщников его узнали, где скрывался Атаман их; но что клятвенными показаниями самого разбойника и свидетельством всех моих соседей, судьи уверились, что я считал его за Графа N. и потому меня освободили. Дочь же моя все это время жила у тетки, которая, узнав о моем несчастии, взяла ее к себе." --
Теперь не то время, что было прежде; теперь можно объехать всю Россию и на каждом дереве Муромских лесов написать свое имя, не встретив ни одного разбойника, а потому многим читателям покажется невероятною повесть моя; но давно ли старушки крестились, а молодые люди с заботливостию осматривали пистолеты свои, въезжая в необозримые леса Муромские? -- Там, в самом Муроме, слышал я повесть, которую рассказал теперь.