Дарвин Чарльз
Новое сочинение Дарвина

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

НОВОЕ СОЧИНЕНІЕ ДАРВИНА

   Знаменитый авторъ Происхожденія видовъ и Происхожденія человѣка издалъ новое сочиненіе О выраженіи ощущеній у человѣка и у животныхъ (The Expression of the Emotion in Man and Animals). Считаемъ не безынтереснымъ сообщить нѣсколько свѣдѣній о новомъ трудѣ остроумнаго наблюдатели, руководствуясь статьей англійскаго Атенея.
   Художники конечно удивятся увѣренію Дарвина что живопись и скульптура обманули его ожиданія при изученіи выраженія; тѣмъ не менѣе они найдутъ въ книгѣ много для нихъ любопытнаго и останутся благодарны ея автору. Сочиненію недостаетъ той ясности и строгой связи которыми отличается единственная замѣчательная книга по этой части -- Анатомія выраженія Белла (The Anatomy of Expression, by C. Bell), которой рѣдкія достоинства вполнѣ признаетъ Дарвинъ. Въ свою очередь, изслѣдованія послѣдняго обилуютъ любопытными взглядами и мѣткими указаніями на физическія причины и движущія силы многихъ явленій въ выраженіи лица и объясняютъ многое въ томъ что можно назвать выразительностію въ положеніи человѣческаго тѣла и его членовъ. Изслѣдованія автора не ограничиваются человѣкомъ; онъ изучалъ также выраженіе различныхъ страстей у нѣкоторыхъ наиболѣе обыкновенныхъ животныхъ. Не касаясь вопроса почему произведенія великихъ художниковъ всѣхъ временъ мало помогли Дарвину при изученіи избраннаго имъ предмета замѣтимъ что фотографіи доставили ему много матеріаловъ для доказательства его мнѣній и для объясненія его замѣчаній.
   Чтобы лучше убѣдить читателя, Дарвинъ заимствовалъ большую часть своихъ матеріаловъ изъ такихъ источниковъ которыхъ еще не коснулась цивилизація. Разные корреспонденты доставили ему замѣчанія о туземцахъ Австраліи, принадлежащихъ къ одной изъ наиболѣе обособленныхъ людскихъ породъ, о племенахъ обитающихъ во внутренности Малакки и на прибрежьяхъ Джинсовой Земли и о китайскихъ выселенцахъ въ Малайскомъ архипелагѣ. По причинѣ измѣненій производимыхъ въ первобытномъ типѣ цивилизаціей, Дарвинъ не обратилъ вниманія на цвѣтныхъ гражданъ Соединенныхъ Штатовъ и вовсе. не коснулся Янковъ, но старательно занялся дикими съ непомѣрно развитымъ животомъ, Тетонами, Манданами и другими. Выраженія дѣтей, святыя съ натуры самимъ Дарвиномъ, оказались еще болѣе пригодными для его изслѣдованій. Замѣчанія о сумашедшихъ были сообщены извѣстнымъ врачомъ завѣдующимъ большимъ домомъ умалишенныхъ. Дарвинъ воспользовался также мыслію доктора Дюшена о гальванизаціи мускуловъ лица.
   Всѣ труды предшественниковъ Дарвина на новомъ полѣ его изслѣдованій, за исключеніемъ превосходной книги Белла, не заслуживаютъ слиткомъ большаго вниманія. Уродливые карикатуры въ Лебреневыхъ Чтеніяхъ о выраженіи, 1667 года, лишены всякаго достоинства; впрочемъ въ нихъ попадаются остроумныя замѣчанія о физіологіи выраженія. Въ Искусствѣ распознавать людей Лафатера много разглагольствій; при удивительномъ остроуміи и чрезвычайномъ добродушіи, авторъ наполнилъ свою книгу множествомъ ошибокъ и большимъ запасомъ свѣдѣній. Выраженіе только случайно составляетъ предметъ изслѣдованій швейцарскаго философа, но въ его книгѣ много такого что полезно узнать читателю, который въ силахъ "одолѣть его пространное сочиненіе. Докторъ Боргесъ, въ своемъ изслѣдованіи о способности краснѣть, удачно трактуетъ о предметѣ имѣющемъ близкую связь со свойственною человѣку формою выраженія которая едва ли не будетъ скоро утрачена. Дарвинъ придаетъ великое значеніе нѣкоторымъ частямъ Механизма человѣческой физіономіи Дюшена, который предался съ увлеченіемъ изученію этой отрасли науки. Всего же болѣе исчерпываетъ предметъ книга Грасіоле, содержащая въ себѣ его лекціи въ Сорбоннѣ. Немногія другія изслѣдованія, особенно Байна и Герберта Спенсера дополняютъ библіографію предмета.
   Дарвинъ, какъ и слѣдовало ожидать, для объясненія многихъ явленій обратился къ теоріи развитія, которой провозвѣстникомъ онъ признаетъ Герберта Спенсера. "Всѣ изслѣдователи", говоритъ онъ, "за исключеніемъ Спенсера, были твердо убѣждены что виды, разумѣется со включеніемъ человѣка, были призваны къ бытію въ ихъ настоящемъ состояніи. Беллъ утверждаетъ что многія личныя мышцы служатъ для выраженія и существуютъ лишь для этой цѣди; но такъ какъ мы находимъ такія же мышцы у человѣковидныхъ обезьянъ, то весьма сомнительно чтобъ у человѣка онѣ предназначались только для выраженія; ибо никто, надѣюсь, не допуститъ что обезьяны одарены особенными мышцами" лишь для того чтобы показывать свои отвратительныя гримасы". Конечно, трудно отвергнуть положеніе что, независимо отъ выраженія, можно съ большою вѣроятностію указать назначеніе почти всѣхъ личныхъ мышцъ; но во всякомъ случаѣ не видно какое значеніе можетъ имѣть безобразіе гримасъ въ такомъ вопросѣ который вовсе не касается красоты. Все дѣло въ томъ свойственно ли выраженіе гримасамъ обезьяны.
   Въ слѣдующемъ мѣстѣ Дарвинъ даетъ руковидную нить для всей своей книги.
   
   "Многіе писатели признавали выраженіе предметомъ не подлежащимъ объясненію. Знаменитый физіологъ Мюллеръ говоритъ: совершенно различныя выраженія лица подъ вліяніемъ разнородныхъ страстей доказываютъ что, сообразно возбужденному чувству, дѣйствуютъ совершенно иныя группы фибръ личнаго нерва. Пока мы будемъ смотрѣть на человѣка и на всѣхъ другихъ животныхъ какъ на независимыя созданія, наше желаніе объяснить, по возможности, причины выраженія встрѣтитъ неизбѣжно твердую преграду. Этою доктриной можно все объяснить равно хорошо; она оказалась столь же вредною для объясненія выраженія, какъ и для всѣхъ отраслей естественной исторіи. Нѣкоторыя черты выраженія въ человѣкѣ, какъ напримѣръ подниманіе волосъ подъ вліяніемъ чрезмѣрнаго страха, или оскаливаніе зубовъ въ изступленномъ бѣшенствѣ, понятны лишь въ предположеніи что человѣкъ находился нѣкогда въ гораздо болѣе низкомъ и скотоподобномъ состояніи. Сходныя выраженія у разныхъ хотя и сродныхъ видовъ, каковы напримѣръ движенія той же самой мышцы при смѣхѣ у человѣка и у различныхъ обезьянъ, дѣлаются для насъ удобопонятны въ предположеніи что они произошли отъ одного общаго прародителя. Все ученіе о выраженіи представится въ новомъ занимательномъ свѣтѣ тому кто, на основаніи общихъ началъ, допускаетъ что строеніе и всѣ привычки животныхъ развивались постепенно."
   
   Конечно послѣдователи ученія Дарвина признаютъ все это справедливымъ; ко люди не раздѣляющіе пресловутаго ученія должны, очевидно, довольствоваться мнѣніемъ что похожія выраженія лица означаютъ не одно лишь простое сходство нѣкоторыхъ страстей въ человѣкѣ и въ животныхъ. Отъ такого предположенія еще далеко до теоріи развитія.
   Дарвинъ подводитъ результаты своихъ наблюденій подъ три начала, которыя онъ послѣдовательно разсматриваетъ въ подробности: 1) начало привычки, 2) начало антитезы или противоположности и 3) начало дѣйствій зависящихъ отъ устройства нашей нервной системы, свободныхъ отъ вліянія Возникающей воли, а до нѣкоторой степени и отъ привычки. О первомъ изъ этихъ началъ Дарвинъ выражается въ слѣдующихъ словахъ, характеризующихъ его воззрѣнія: "Мы не имѣемъ положительныхъ свѣдѣній о томъ какимъ образомъ привычки такъ много облегчаютъ сложныя движенія, но физіологи допускаютъ что приводящая способность нервныхъ волоконъ возрастаетъ по мѣрѣ частаго повторенія въ нихъ раздраженія." Это вполнѣ справедливо, и никто не станетъ возражать противъ этого положенія, которое было высказано въ первый разъ Мюллеромъ. "Наше замѣчаніе", продолжаетъ Дарвинъ, "равно примѣнимо какъ къ нервамъ чувства, такъ и къ нервамъ связаннымъ съ актомъ мышленія. Едва ли можно сомнѣваться въ томъ что въ привычно употребляемыхъ нервныхъ клѣточкахъ или нервахъ происходятъ нѣкоторыя физическія измѣненія; ибо иначе невозможно бы было объяснить наслѣдственности въ приложеніи къ привычнымъ движеніямъ." Въ доказательство тому что движенія могутъ быть унаслѣдованы, авторъ указываетъ на примѣры въ лошадяхъ, сетерахъ, понтерахъ, голубяхъ и человѣкѣ. Онъ убѣжденъ что приводимые имъ случаи подтверждаютъ теорію развитія видовъ и предлагаетъ много любопытныхъ примѣровъ разсматриваемаго имъ начала. Онъ упоминаетъ, между прочимъ, о странной продѣлкѣ одного господина, который во снѣ хваталъ себя за носъ; носъ у него былъ большой и страдалъ отъ этой привычки. Господинъ умеръ, и жена его сына очень удивилась замѣтивъ что мужъ ея дѣлаетъ во снѣ тоже самое. Еще страннѣе что внучка имѣла такую же привычку. Такъ какъ эти движенія производились только въ глубокомъ снѣ, то нельзя приписать ихъ подражанію, и слѣдовательно они имѣли причиною какія-нибудь наслѣдственныя физическія или нервныя особенности.
   Съ другой стороны, привычку многихъ дѣтей вертѣть языкомъ Въ тактъ съ движеніемъ рукъ, когда они учатся писать вѣроятно слѣдуетъ приписать стремленію къ подражанію Дарвинъ приводитъ много случаевъ выразительныхъ движеній не зависящихъ отъ привычки. Такъ, напримѣръ, мы часто видимъ что многіе люди, когда рѣжутъ что-либо ножницами, поводятъ при этомъ челюстями, соотвѣтственно движенію лезвій. Причину такого движенія, вѣроятно, также слѣдуетъ приписать подражанію или такъ-называемой симпатіи.
   Дарвинъ пространно толкуетъ о такъ-называемыхъ рефлективныхъ дѣйствіяхъ. Часто бываетъ весьма трудно провести раздѣлительную черту между рефлективными дѣйствіями и дѣйствіями привычки. Авторъ дѣлаетъ по этому случаю нѣсколько весьма удачнымъ замѣчаній.
   
   "Когда ударъ направленъ въ лицо, человѣкъ мигаетъ", говоритъ Дарвинъ, "но это дѣйствіе не строго рефлективное, потому что побужденіе къ нему передается умомъ, а не раздраженіемъ периферическаго нерва. Въ то же время все тѣло и голова быстро оттягиваются назадъ. Послѣднія движенія могутъ быть пріостановлены, когда опасность не представляется воображенію слишкомъ близкою, но для этого недостаточно разумнаго убѣжденія въ безопасности. Въ подтвержденіе я могу привести важный случай, очень меня забавлявшій. Въ зоологическомъ саду я плотно приставилъ глаза къ толстому стеклу, за которымъ находилась випера, и сдѣлалъ это съ твердою рѣшимостью не отскакивать назадъ, если змѣя на меня бросится; но мое преднамѣреніе обратилось въ ничто, когда животное кинулось на мое лицо: я съ удивительною быстротой отскочилъ на шагъ или на два назадъ. Моя воля и мой разумъ оказались безсильными противъ воображаемой опасности, никогда мною не испытанной."
   
   Любопытенъ отдѣлъ книги гдѣ Дарвинъ разсматриваетъ такія движенія у животнымъ которыя продолжаются и тогда когда вызвавшая ихъ причина уже перестала дѣйствовать. "Собаки", говоритъ;онъ, "чешутся быстро шевеля одною изъ заднихъ лапъ; эта привычка такъ сильна что при треніи палкою ихъ спины, онѣ забавно скребутъ лапою по воздуху или по-землѣ. Если долго щекочутъ лошадь, напримѣръ при чисткѣ скребницей, то ей такъ хочется кусаться -- начальное къ тому побужденіе очень понятно -- что она скрежещетъ зубами и нерѣдко кусаетъ своего конюха, какъ бы ни была смирна. Дарвинъ приводить много подобныхъ примѣровъ. Но едва ли правдоподобно его объясненіе что кошки потому не любятъ мочить своихъ лапъ что ведутъ свой родъ изъ Египта.
   Перейдемъ къ началу антитезы. Извѣстныя нравственныя настроенія, замѣчаетъ Дарвинъ, побуждаютъ къ опредѣленнаго рода привычнымъ движеніямъ которыя въ первобытномъ состояніи были полезны, могутъ быть полезный теперь. Мы усматриваемъ что при противоположномъ настроеніи обнаруживается сильное и невольное побужденіе къ движеніямъ прямо противнаго рода, хотя послѣднія никогда не были полезны. Такъ, когда собака выступаетъ враждебно противъ человѣка, она идетъ прямо и смѣло, держитъ хвостъ кверху и вытянутымъ, голову она слегка поднимаетъ или немного опускаетъ, шерсть у ней щетинится, особенно на спинѣ, уши надвинуты впередъ и глаза смотрятъ неподвижнымъ взглядомъ Эти дѣйствія условливаются желаніемъ сдѣлать нападеніе, и нѣкоторыми изъ нихъ, напримѣръ подниманіемъ шерсти, животное хочетъ устрашить непріятеля. Если подъ вліяніемъ подобныхъ ощущеній собака вдругъ замѣтитъ что человѣкъ на котораго она была готова броситься ея хозяинъ, мгновенно все измѣняется и наступаютъ новыя движенія, противоположныя прежнимъ: прямое тѣло сгибается, напряженныя формы дѣлаются мягкими, вытянутый и неподвижный хвостъ быстро болтается изъ стороны въ сторону и шерсть ложится гладко. "Ни одно изъ этихъ движеній", говоритъ Дарвинъ, "не приноситъ непосредственной пользы животному. Ихъ можно, полагаю я, объяснить лишь тѣмъ что они совершенно противоположны осанкѣ и движеніямъ собаки которыя, по понятнымъ причинамъ, обнаружились въ ней когда она хотѣла напасть, и слѣдовательно выражала злобу." Начало антитезы представлено въ четырехъ превосходныхъ рисункахъ собакъ.
   На третье начало Дарвинъ обратилъ не менѣе вниманія чѣмъ и на два первыя. Онъ говоритъ: "Нѣкоторыя дѣйствія признаваемыя нами за выраженіе извѣстнаго настроенія суть прямой результатъ организаціи нервной системы; первоначально они вовсе не зависѣли отъ воли и мало зависѣли отъ привычки." Непремѣнность дѣйствія нервной системы обнаруживается въ тѣхъ часто упоминаемыхъ случаяхъ, когда у человѣка, подъ вліяніемъ чрезмѣрнаго страха или глубокой печали, быстро сѣдѣли волосы. Дарвинъ приводитъ въ примѣръ одного преступника въ Индіи, у котораго, пока его вели на казнь, волосы такъ быстро бѣлѣли что перемѣну цвѣта можно было замѣтить глазомъ. Другимъ примѣромъ служитъ дрожь. Она не только безполезна, но вредна. Она не могла быть пріобрѣтена волею и потомъ сдѣлаться привычкой, въ связи съ извѣстными ощущеніями. Дрожь происходитъ отъ многихъ причинъ, но обыкновенно возбуждается страхомъ, хотя и обнаруживается иногда въ сильномъ гнѣвѣ и въ радости. "Ощущеніе", говоритъ Дарвинъ, "можетъ быть очень сильно и вмѣстѣ съ тѣмъ слабо побуждать къ какимъ-либо движеніямъ, если оно не вызывало обычно произвольнаго дѣйствія для облегченія или удовлетворенія; если же движенія возбуждены, то свойство ихъ опредѣляется, въ значительной мѣрѣ, тѣми движеніями которыя дѣлались часто и добровольно съ какою-либо опредѣленною цѣлью, подъ вліяніемъ того же ощущенія. Сильная боль побуждаетъ всѣхъ животныхъ, и побуждала ихъ въ продолженіи безчисленныхъ поколѣній, къ самымъ напряженнымъ и разнообразнымъ усиліямъ чтобъ избавиться отъ причины страданія. При поврежденіи конечности или другой отдѣльной части тѣла, часто возникаетъ стремленіе махать ею, какъ бы съ цѣлью сбросить причину боли, хотя это очевидно невозможно. Другое начало, именно внутреннее сознаніе того что сила или способность нервной системы ограниченна, усилило, хотя и въ меньшей степени, стремленія къ порывистому дѣйствію подъ вліяніемъ чрезмѣрнаго страданія. Человѣкъ не можетъ въ одно время предаваться глубокому размышленію и напрягать до послѣдней степени свои мышечныя силы. Давно уже замѣчено Гиппократомъ что когда человѣкъ терпитъ разомъ двѣ боли, то сильнѣйшая изъ нихъ притупляетъ другую. Мученики въ восторгъ религіознаго порыва кажется не чувствовали самыхъ страшныхъ истязаній. Англійскіе матросы, предъ наказаніемъ плетью, иногда берутъ въ ротъ кусокъ свинца, чтобы кусать его какъ можно крѣпче и легче перевести боль. Родильницы изо-всей силы напрягаютъ свои мышцы чтобъ облегчить свои страданія."
   Дарвинъ утверждаетъ что живописцы едва ли умѣютъ изображать подозрѣніе, ревность, зависть и пр. безъ пояснительныхъ аксессуаровъ. Конечно это заблужденіе, которое происходитъ отъ недовольно полнаго знакомства съ тѣмъ что было сдѣлано искусствомъ. Живопись можетъ воспроизвести все что доступно для игры актера; а самъ авторъ признаетъ эту игру способною показывать удовлетворительные образы страстей, какъ то видно изъ его отзывовъ объ актерѣ Рейландерѣ, который представлялъ самъ Дарвину различныя страсти или выбиралъ для этого Другихъ актеровъ. Судя по фотографіямъ, Рейландеръ не первостепенный актеръ и не вполнѣ искусный директоръ труппы. Приложенные къ книгѣ фотографическіе рисунки много теряютъ отъ замѣтнаго въ нихъ какъ бы галванизованнаго взгляда. Да иначе и не можетъ быть: нужно обладать огромнымъ сценическимъ талантомъ, чтобъ удержать въ чертахъ своего лица все напряженіе представляемаго чувства, когда фотографъ снимаетъ портретъ. Эти рисунки пригодны лишь для объясненія мысли Дарвина; чѣмъ болѣе на нихъ смотришь, тѣмъ менѣе они нравятся. Нельзя сказать что они неумѣстны, но они могутъ ввести въ заблужденіе того кто слишкомъ довѣрится искусству Рейландера вѣрно изображать ощущенія различныхъ страстей.
   Въ заключеніе замѣтимъ что книга Дарвина обилуетъ любопытными анекдотами о выраженіи въ человѣкѣ и въ животныхъ, но не принадлежитъ къ числу сочиненій для такъ-называемаго занимательнаго чтеній. Она не пригодна для развлеченія отъ праздной скуки, но любитель науки многому изъ нея научится.

"Русскій Вѣстникъ", No 12, 1872

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru