Дарвин Чарльз
О дарвинизме и научных мнениях, находящихся с ним в связи

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Статья вторая.)

   

О ДАРВИНИЗМѢ И НАУЧНЫХЪ МНѢНІЯХЪ, НАХОДЯЩИХСЯ СЪ НИМЪ ВЪ СВЯЗИ. *

(Статья вторая.)

(По Шлейдену)

* См. 7 No "Дѣла".

Какъ въ новыя формы превращаются тѣла -- здѣсь покажу я..."
Овидій, Превращенія, I, 1--2.

   Въ существующей на землѣ органической природѣ мы находимъ необозримо-большое число особей, индивидовъ. Для цѣли наблюденія они распредѣляются по группамъ, причемъ болѣе или менѣе значительное число особей сходствуютъ между собою по многимъ (никогда по всѣмъ) признакамъ, которыми они также отличаются отъ особей другой группы. Для болѣе нагляднаго представленія этой мы ли, можно сказать, что въ основаніи всѣхъ особей одной группы положенъ извѣстный планъ, но которому построены всѣ отдѣльные индивиды съ большею или меньшею, но никогда съ совершенно строгою точностью. Эти группы мы называемъ формами {По нашему мнѣнію, слово species гораздо лучше можно переводить словомъ форма, чѣмъ "видъ" (Art), такъ какъ послѣднее выраженіе, вслѣдствіе самыхъ грубыхъ злоупотребленій имъ, сдѣлалось для естествознанія совершенно непригоднымъ.} живой природы, организмами (живыми тѣлами). Формы эти остаются постоянными въ означенныхъ признаками предѣлахъ только до тѣхъ поръ, пока жизненныя условія ихъ остаются одни и тѣ же. Но они немедленно подвергаются измѣненію, т. е. нѣкоторые отличительные признаки изчезаютъ, другіе появляются на ихъ мѣсто, чуть только жизненныя условія (напр., климатъ, питаніе, отношеніе къ другимъ организмамъ) измѣняются совершенно или только отчасти. Но изъ исторіи земли намъ извѣстно, что жизненныя условія организмовъ непрерывно подвергались измѣненіямъ какъ на всемъ пространствѣ земного шара, такъ и въ отдѣльныхъ частяхъ его поверхности, притомъ съ того времени, когда вообще земли пріобрѣла способность производить организмы. Сообразно съ этимъ мы дѣйствительно видимъ, что формы живой природы послѣдовательно измѣлились, что однѣ изъ нихъ изчезли, другія образовались вновь. При этомъ неизбѣжно самъ собою возникаетъ вопросъ: "какимъ образомъ происходило это превращеніе формъ?" Для всякаго здравомыслящаго естествоиспытателя, пытавшагося отвѣчать на подобный вопросъ, было, по крайней мѣрѣ, несомнѣнно то, что превращеніе это происходило по законамъ природы; онъ долженъ былъ сказать себѣ при этомъ, что всякое явленіе творчества, въ смыслѣ чуда, т. е. всякое образованіе, неопирающееся въ достаточную естественную причину, не есть понятіе, которое могло бы найти мѣсто въ естествознаніи и вести къ какому бы то ни было объясненію. Въ римскомъ правѣ, пріурочивалось категорически-недобросовѣстное правило: "In dubio pro fisco", (въ сомнительныхъ случаяхъ должно высказываться въ пользу казны). Въ естествознаніи исключительно прилагается другое золотое правило, по внѣшней формѣ сходное съ первымъ: "In dubio pro lege natural! " (при всякомъ сомнѣніи надобно отдавать преимущество естественному закону). Вслѣдствіе своего ограниченія во времени и пространствѣ, человѣкъ далеко не все можетъ сдѣлать предметомъ опыта; но гдѣ только это ему не по силамъ, онъ долженъ ограничиться удостовѣреніемъ, что то или другое было возможно по законамъ природы, и на этомъ долженъ успокоиться, пока дальнѣйшее развитіе науки, быть можетъ, не покажетъ ему, что разсматриваемое явленіе (такъ или иначе) дѣйствительно происходило естественнымъ путемъ. Вотъ положенія, которыми мы безусловно должны руководствоваться въ слѣдующихъ нашихъ соображеніяхъ, посвященныхъ рѣшенію выставленнаго выше вопроса.
   Ученіе Дарвина, возбудившее при своемъ распространеніи въ болѣе обширныхъ кружкахъ такую суматоху, какъ нѣчто совершенно новое и неслыханное, уже просуществовало въ коренныхъ своихъ началахъ около столѣтія, созрѣвало при постепенномъ развитіи и было даже высказано течь въ течь словами Дарвина задолго до него, такъ что неоспоримую заслугу его надобно искать въ чемъ нибудь другомъ, но никакъ не въ новости теоріи. Нѣмцы въ особенности имѣютъ право похвалиться тѣмъ, что сѣмя къ успѣхамъ естествознанія было положено однимъ изъ ихъ наиболѣе передовыхъ дѣятелей, если не прежде, то во всякомъ случаѣ одновременно съ французами и англичанами. При сомнительности права преемства да позволено намъ будетъ начать исторію предшественниковъ Дарвина съ того необыкновеннаго человѣка, который умѣлъ такъ геніально соединять горячее сочувствіе къ точному знанію вмѣстѣ съ высшею степенью поэтическаго вдохновенія. Мы говоримъ о Гете.
   Добрый геній открылъ для Гете всѣ тайны вѣчной красоты; ея познаніе, ея воплощеніе въ самомъ себѣ было для него потребностью, элементомъ его духовной жизни; въ вѣчномъ бытіи онъ искалъ красоту покоя, въ зиждительномъ процессѣ -- красоту мѣрнаго, постояннаго органическаго развитія. Поэтому-то онъ такъ ненавидѣлъ неуклюжее болѣзненно-мистическое явленіе романтики и мгновенныя катастрофы, какъ въ политическомъ, такъ и въ физическомъ мірѣ. Что представлялъ онъ высшимъ идеаломъ для своего я, для своей жизни и своего развитія,-- то онъ искалъ постоянно и дѣйствительно нашелъ, когда внесъ свою нравственную дѣятельность въ особыя сферы и между ними также въ область естествознанія. Отсюда родилось его мнѣніе о превращеніи растеній, его предположеніе о первичномъ растеніи, отсюда открытіе имъ промежуточной челюсти, какъ посредствующаго члена, между человѣкомъ и животнымъ, открытіе позвоночнаго составленія черепа, объясненіе частей рта у насѣкомыхъ видоизмѣненными ногами, отсюда его антипатія къ ученію о насильственныхъ переворотахъ въ исторіи образованія земли, отсюда, наконецъ, его понятіе о всей совокупно-взятой органической природѣ, какъ образовавшейся изъ одного и того же простого основанія путемъ постепеннаго и спокойнаго развитія, -- то понятіе, которое онъ такъ опредѣленно высказываетъ въ слѣдующихъ словахъ: "если разсматривать растенія и животныхъ въ ихъ первичномъ состояніи, то они едва различны между собою. Какой либо одинъ начальный пунктъ жизни -- стоячій, подвижный или полуподвижный есть нѣчто совершенно недоступное нашимъ чувствамъ. Переходятъ ли эти первыя начала опредѣленно по двумъ направленіямъ вліяніемъ свѣта въ растенія, а, дѣйствіемъ теплоты въ животныя мы рѣшать не беремся, хотя и здѣсь нѣтъ недостатка, въ особыхъ примѣтахъ и аналогіи. Можно съ достовѣрностью сказать только, что тѣла, мало-по-малу выступающія изъ почти безразличнаго родства, постепенно совершенствуются по двумъ противоположнымъ путямъ, такъ что растеніе пріобрѣтаетъ, наконецъ, неподвижную, остановившуюся прочность -- въ деревѣ, тогда, какъ животное достигаетъ въ человѣкѣ наибольшей подвижности и свободы". Здѣсь уже съ достаточной опредѣленностью высказывается общее происхожденіе растеній и животныхъ изъ безразличнаго основанія, постоянное развитіе высшаго продукта, изъ самыхъ несовершенныхъ началъ, родственная зависимость и происхожденіе человѣка по его физической природѣ -- отъ животнаго. Приведенныя строки напечатаны еще въ 1807 году, въ первой тетради "Морфологіи и естествознанія", стр. XIII,-- слѣдовательно, гораздо прежде, чѣмъ какое либо изъ этихъ положеній было не говоримъ уже признано или примѣнено, но только высказано въ спеціальныхъ отрасляхъ естествознанія. Такимъ образомъ мочишь знаменитой теоріи Дарвина принадлежитъ Гете, хотя его геніальныя мысли были приняты во вниманіе и одобрены уже гораздо позже, да и то съ большою неохотою. Припомнилъ себѣ, что его ученая дѣятельность приходилась къ тому времени, когда надменная профессорская неприступность и цеховое скудоуміе академиковъ находились въ полномъ цвѣтѣ. Вскорѣ послѣ (1794 г.) Эразмъ Дарвинъ старшій, дѣдъ нынѣ прославившагося Чарльза Дарвина, высказалъ въ своей "Зоономіи" возрѣнія, во многомъ сходствовавшія со взглядами Ламарка, о которомъ мы также упомянемъ въ этой статьѣ. Но всѣ подобныя стремленія не нашли въ Англіи достаточно сочувственнаго отклика. Гораздо удачнѣе пошло это дѣло у французовъ, и воззрѣнія эти если и подвергались нападкамъ, все-таки, по крайней мѣрѣ, обратили на себя должное вниманіе! Еще въ 1795 году Этьень Жоффруа Сентъ-Илеръ, если Вѣрить свидѣтельству его сына Исидора, высказалъ то предположеніе, что всѣ такъ называемые виды произошли отъ одной и той же основной формы путемъ постепенныхъ измѣненій, однако въ то время онъ не опубликовалъ еще ничего объ этомъ предметѣ. Уже Ламаркъ, какъ надо полагать, первый выступилъ въ своей "философской зоологіи" (въ 1801 году, вѣрнѣе въ 1809 году) и въ своей..Естественной исторіи безпозвоночныхъ животныхъ" (1815) съ тѣмъ ученіемъ, что высшіе организмы вообще произошли отъ другихъ низшихъ видовъ и пр., что они являются, какъ дѣйствія измѣненныхъ жизненныхъ условій, помѣсей, употребленія или неупотребленіи извѣстныхъ частей тѣла. что. напр., длинная шея жирафа образовалась вслѣдствіе ея постоянно-принужденнаго вытягиванья для ощипыванья листьевъ съ высокихъ деревьевъ. Но растенія и животныя онъ еще считалъ, но ихъ началу, строго разграниченными. Къ этимъ воззрѣніямъ Ламарка слѣдовало бы собственно присоединить и мнѣнія Окена, если бы только мы съ достовѣрностью могли сказать, что въ его запутанныхъ, естестиннно-философскихъ фразахъ заключается какое нибудь ясное міросозерцаніе. Все что онъ толкуетъ, въ смыслѣ серьезнаго ученія, о первичной слизи, о пузырькѣ первичной слизи, какъ о наливочномъ животномъ, о строеніи высшихъ животныхъ изъ соединяющихся инфузорій -- все это лишь одна теоретически-тунянная и фактлчески-ложная мечта, а никакъ не естествознаніе. Но за то въ пользу воззрѣній Ламарка съ совершенной опредѣлительностью и ясностью высказались въ Германіи д'Альтонъ (1821 г.) и Керте, въ Англіи Грантъ по отношенію къ растеніямъ (1826 и 1834 гг.); Пуаре во Франціи и Эліасъ Фрисъ въ Швеціи также, повидимому. держались подобныхъ воззрѣній. Но Этьень Жоффруа Сентъ-Илеръ первый открыто выступилъ съ тѣлъ взглядомъ, что формы живой природы постепенно преобразовались одна въ другую, и процессъ этотъ онъ ставитъ въ существенную зависимость отъ вліяніи атмосферы, постоянно измѣнявшейся со времени перваго возникновенія организмовъ; такъ, напр., онъ полагалъ, что вслѣдствіе жара въ сухомъ воздухѣ легочный мѣшокъ пресмыкающагося постепенно преобразовался въ легкое птицъ, которыя такимъ образомъ произошли отъ названнаго класса животныхъ. Омаліусъ д'Аллуа -- Несторъ между нѣмецкими геологами, высказалъ (въ 1831 и 1846 гг.) такого рода мнѣніе: "вмѣсто повторяющихся періодовъ творенія гораздо вѣроятнѣе предположить, что новыя формы, несомнѣнно возникавшія въ исторіи развитія земли, прямо произошли отъ другихъ формъ вслѣдствіе измѣненія ихъ характеристическихъ признаковъ.
   Вскорѣ затѣмъ Леопольдъ фонъ-Бухъ (въ "Описаніи Канарскихъ острововъ", 1836 г.) высказалъ ясно свое убѣжденіе, что разновидности мало-по-малу сдѣлались постоянными и такимъ образомъ превратились въ новые виды. Въ томъ же смыслѣ, хотя съ очень нелогическою робостью, высказался Рафинескъ въ своей "Сѣвероамериканской флорѣ" (1836 г.). Подобныя воззрѣнія мы находимъ также у Бурдаха и Бронна. Здѣсь же мы должны упомянуть,-- хотя это и не касается непосредственно образованія видовъ, -- о геніальномъ Эдуардѣ Форбесѣ ("О соотношеніи между флорой и фауной британскихъ острововъ и геологическими измѣненіями ихъ поверхности", 1846 г.), принадлежащемъ къ числу первыхъ ученыхъ, которые съ энергіей вооружились противъ мнимыхъ насильственныхъ переворотовъ въ концѣ и началѣ геологическихъ періодовъ, и показали, что перестроенія одного періода въ другой происходили съ строгой постепенностью, безъ внезапнаго разрушенія предыдущаго, безъ нежданнаго-негаданнаго появленія новаго міра. Его, къ сожалѣнію, кратковременная дѣятельность имѣла громадное вліяніе на развитіе науки. Далѣе, въ пользу происхожденія видовъ путемъ постепеннаго измѣненія совершенно опредѣленно высказался въ 1850 году Исидоръ Жоффруа Сентъ-Илеръ (въ своихъ лекціяхъ). Быть можетъ, мнѣ позволено будетъ здѣсь упомянуть о моемъ собственномъ участіи въ разсматриваемомъ ученіи.
   Когда я обратился къ изученію природы, наставники мои, заведеннымъ обычаемъ, вколачивали въ меня, что все въ природѣ красиво расчерчено и разгорожено по строго-постояннымъ видамъ. Я говорю именно вколачивали, потому что никому не приходило въ голову разъяснить, какими это судьбами въ человѣкѣ вообще рождается видовое понятіе (этому выучила меня психологія) и еще менѣе, какъ это человѣкъ умудрился найти видовому понятію объективную дѣйствительность въ природѣ. Итакъ, предразсудокъ этотъ, весьма естественно, засѣлъ во мнѣ до тѣхъ поръ, пока самъ ходъ моихъ занятій не привелъ меня къ самостоятельной работѣ также и въ этой области знанія. Тогда мнѣ вскорѣ стало ясно, что тутъ дѣло происходитъ что-то не такъ, какъ мнѣ разсказывали, что образованіе понятія вообще и вмѣстѣ съ тѣмъ видового служитъ только вспомогательнымъ средствомъ для мыслящаго ума, что видовое понятіе было занесено въ дѣйствительную природу только догматико-мистическимъ предразсудкомъ, наконецъ, что еще никто не потрудился доказать существованіе постоянныхъ видовъ въ природѣ индуктивнымъ путемъ, почему о видахъ въ природѣ, по крайней мѣрѣ теперь, не можетъ быть и рѣчи въ научномъ смыслѣ. Въ этомъ, какъ и во многихъ другихъ частныхъ вопросахъ, мнѣ помогли мои прежнія юридическія занятія и именно -- ученіе о силѣ доказательствъ. Въ естественныхъ наукахъ какъ-то заурядъ принято ссылаться на то, что то или другое изъ существующихъ воззрѣній еще не было опровергнуто, какъ будто это вообще такъ необходимо. Въ естествознаніи всякое положительное утвержденіе должно быть доказано живымъ фактомъ или построено на индукціи, иначе, въ научномъ смыслѣ оно -- нуль и не нуждается ни въ какомъ опроверженіи. Во всемъ историческомъ развитіи органическаго міра нельзя указать ни одного постояннаго вида., слѣдовательно, о постоянствѣ видовъ въ точномъ знаніи не можетъ быть и рѣчи до настоящаго времени. Такимъ образомъ въ такъ называемыхъ видахъ въ природѣ я видѣлъ только группы недѣлимыхъ, которыя лишь временно характеризуются извѣстными признаками.
   Но исторія развитія этихъ недѣлимыхъ повела меня далѣе. Я увидѣлъ, что вслѣдствіе перемѣны жизненныхъ условій само недѣлимое измѣняется очень мало, но что оно немедленно передаетъ дѣйствіе измѣненныхъ жизненныхъ условіи своимъ потомкамъ, которые болѣе или менѣе разнятся какъ между собою, такъ и отъ родившаго ихъ типа, -- образуютъ разновидности. Сравнивая скудную флору богатой черноземомъ торфяной и песчаной почвы съ роскошной растительностью въ садахъ, гдѣ изобилуетъ черноземъ, и въ альпійскихъ мѣстностяхъ, бѣдныхъ черноземомъ, я пришелъ къ толу заключенію, что перемѣна жизненныхъ условій. благопріятствующая превращенію формъ, заключается въ большемъ или меньшемъ содержаніи землею растворимыхъ минеральныхъ частицъ. Наблюдая продолжительное однообразіе очень скудной флоры въ пустынныхъ мѣстностяхъ и долгую неподвижность вновь возникшихъ формъ, при вліяніи неизмѣняющихся условій произрастанія, -- какъ это мы видимъ на нашихъ воздѣлываемыхъ растеніяхъ,-- я понялъ, какимъ образомъ, вслѣдствіе измѣненій, накопляющихся съ теченіемъ генерацій, могли образоваться изъ простѣйшихъ основаній всѣ формы живой природы, которыя для недолговѣчнаго человѣка при поверхностномъ (но не при научномъ) наблюденіи представляютъ нѣкоторое постоянство. Такимъ образомъ во мнѣ выработалось воззрѣніе о постепенномъ превращеніи формъ живой природы на землѣ, чрезъ рядъ постоянно измѣняющихся генерацій, что было впервые опубликовано мною въ 1850 году -- во второмъ изданіи моей книги: "Растеніе и его жизнь", а также въ моей "Физіологіи растеній и животныхъ, составленной для сельскихъ хозяевъ." Дальнѣйшія занятія наукою еще болѣе укрѣпили во мнѣ эти воззрѣнія и сообщили мнѣ большую ясность.
   Въ 1866 году профессоръ Овенъ выразилъ притязаніе на то, что основанія дарвиновской теоріи были будто бы доведены имъ до свѣденія публики еще въ 1850 году. Но мѣсто, на которое онъ ссылается, даже находится въ рѣшительномъ противорѣчіи съ этимъ заявленіемъ. Упоминаю объ этомъ обстоятельствѣ только для того, чтобы показать, что этотъ профессоръ относительно Дарвина, также, какъ и въ своемъ спорѣ съ Гексли, выказалъ себя молочнымъ, придирчивымъ характеромъ; вмѣстѣ съ тѣмъ это служитъ однимъ изъ множества примѣровъ того, что можно быть одареннымъ отъ природы умомъ проницательностью и памятью, можно играть нѣкоторую роль въ наукѣ и въ тоже время, въ смыслѣ человѣка, быть весьма печальнымъ явленіемъ. {Сравн. замѣчанія Дарвина въ предисловіи къ его сочиненію. "О происхожденіи видовъ," 4 изд. (по нѣмецкому переводу В. Каруса, стр. 7--9).}
   Вѣра въ виды и ихъ постоянство, какъ уже справедливо замѣтилъ А. Декандоль, ослабѣваетъ по мѣрѣ большаго накопленія матеріала для той или другой области изслѣдованія. То, что оказалось справедливымъ въ извѣстной части знанія, неизбѣжно проникаетъ во все его содержаніе и потому неудивительно, что голоса, отвергавшіе постоянство видовъ и объяснявшіе происхожденіе формъ живого міра путемъ измѣненія съ теченіемъ послѣдовательныхъ генерацій, раздавались все слышнѣе съ каждымъ столѣтіемъ, наконецъ съ года на годъ. Отъ Кука и до нашего времени путешествія, предпринимаемыя съ ученой цѣлію, собрали для естествоиспытателей матеріалъ въ чрезвычайномъ обиліи, многочисленные труженики науки, изслѣдуя мѣстныя области флоры и фауны, накопили неизмѣримый запасъ фактовъ, усердіе геологовъ при раскапываніи земной коры съ каждымъ днемъ доставляетъ намъ новыя неожиданныя открытія и показываетъ, что и но этой части мы стоимъ еще въ самомъ преддверіи знанія и можемъ ожидать еще богатой добычи невѣдомыхъ сокровищъ.
   Здѣсь же мы должны указать на то, сдѣланное уже Дарвиномъ, замѣчаніе, что къ приверженцамъ мнѣнія объ измѣняемости видовъ принадлежатъ вовсе не сухіе теоретики или поверхностные дилетанты, но люди, изучавшіе природу въ самой природѣ, а не въ музеяхъ, и своими основательными трудами въ большей или меньшей научной сферѣ, сдѣлавшіе себя извѣстными въ зоологіи или ботаникѣ.
   Происхожденіе всѣхъ органическихъ тѣлъ отъ одной первичной формы излагалъ (по Дарвину) также д-ръ Фроке въ 1851 году, хотя въ своемъ способѣ онъ совершенно расходился съ Дарвиномъ. Его сочиненіе объ этомъ предметѣ осталось мнѣ неизвѣстнымъ. Постоянное превращеніе видовъ, почти совершенно въ дарвиновскомъ смыслѣ, развивалъ въ 1852 году Герберта, Спенсеръ, и въ томъ же году Ноденъ высказалъ въ "Revue horticole" то мнѣніе, что виды растеній образовались въ природѣ по точной аналогіи разновидностей,-- однако при этомъ онъ все-таки держится совершенно мистическихъ, ненаучныхъ воззрѣній, предполагая, что все развивается вслѣдствіе внутренняго побужденія и для міровой цѣли такимъ образомъ, чтобы въ строгой точности прилаживаться къ великому цѣлому и къ каждому частному мѣсту, отведенному для единичной формы. Человѣкъ нигдѣ будто-бы не долженъ видѣть выродковъ. Постепенное превращеніе видовъ въ другія, новыя формы отстаивалъ въ 1852 году также Унгеръ въ своемъ "Опытѣ исторіи растительнаго міра."
   Остроумный естествоиспытатель графъ Кейзерлингъ (1853), само собою разумѣется, признавалъ естественное происхожденіе всѣхъ вновь возникающихъ видовъ, но считалъ нужнымъ прибѣгать къ особеннымъ теллурическимъ вліяніямъ, чтобы объяснить внезапное появленіе новыхъ формъ. Онъ полагалъ съ необыкновенной остроумной находчивостью, что свирѣпствовавшимъ въ различныя времена болѣзнямъ противодѣйствовала такая же ненормальная, періодически-наступавшая воспроизводительная сила, при которой теллурическія вліянія внезапно вызывали значительныя различія между прежнимъ типомъ и произшедшими отъ него потомками. Но самъ остроумный творецъ этой теоріи найдетъ ее несостоятельною по мѣрѣ накопленія доказательствъ въ защиту той истины, что вообще во всемъ развитіи земной поверхности не было ничего похожаго на такіе рѣзкіе переходы или скорѣе скачки, какъ это предполагалось прежде на основаніи недостаточнаго матеріала. Съ другой стороны извѣстный антропологъ д-ръ Шафгаузенъ въ томъ же году высказалъ въ "Трудахъ естественно-историческаго общества рейнско-прусскихъ провинцій" слѣдующее мнѣніе: "Нынѣ водящіяся растенія и животныя вовсе не различаются отъ вымершихъ, какъ новые продукты творенія, но скорѣе должны быть признаваемы ихъ потомками, произшедшими путемъ безостановочнаго воспроизведенія...Въ томъ же году явилось также десятое изданіе книги "Vestiges of Creation" (Слѣды творенія), возбудившее въ Англія горячее сочувствіе, послѣ того какъ въ 1844 году было выпущено первое ея изданіе. Сочиненіе это по шестому его изданію было обстоятельно переведено въ 1851 году Карломъ Фогтомъ подъ заглавіемъ "Естественная исторія сотворенія міра" и пр. Въ этомъ серьезномъ трудѣ законъ постояннаго превращенія видовъ высказывается уже съ совершенной опредѣленностью (стр. 150--151). Всѣ изданія, предшествовавшія шестому, мнѣ неизвѣстны. и потому я не могу сказать, содержались ли уже въ нихъ такія воззрѣнія или нѣтъ; но такъ какъ Дарвинъ ссылается только на десятое изданіе оригинала, то я хотѣлъ упомянуть здѣсь объ этомъ сочиненіи ради хронологическаго порядка. Въ 1854 году Лекокъ заявилъ въ своихъ "Etudes sur la géographe botanique," что его изысканіе но вопросу о постоянствѣ и измѣняемости видовъ привели его къ тѣмъ же представленіямъ, какія были высказаны Гете и Жоффруа Сентъ-Илеромъ. Въ слѣдующемъ году (1855) Баденъ-Пауэлль объявилъ, что возрожденіе новыхъ видовъ подчиняется законамъ природы, а не есть какое нибудь случайное (чудесное) явленіе.
   Въ 1858 году первыя выдержки изъ дарвиновскихъ изысканій были сообщены въ обществѣ Линнея (Linnean Society), а въ 1859 году вышло изъ печати первое изданіе поистинѣ великаго, дѣлающаго эпоху, труда: "On the Origin of Species by means of natural selection on the preservation of the favoured races in the struggle for life" (О происхожденіи видовъ путемъ естественнаго подбора или о предохраненіи избранныхъ породъ въ борьбѣ за жизнь). Книга была переведена на нѣмецкій языкъ съ третьяго изданія Г. Бронномъ въ 1863 году, а съ четвертаго -- В. Карусомъ въ 1867 году, съ прибавленіями автора. Еще въ томъ же самомъ году, когда явилась въ свѣтъ книга Дарвина, К. Э. Бэръ высказался въ томъ смыслѣ, что въ видахъ, которые представляются намъ совершенно различными, мы должны признавать потомковъ одной и той же первоначальной формы. Въ болѣе общемъ смыслѣ, хотя и съ оттѣнкомъ сомнѣнія и нетвердости.
   Гекели высказалъ въ тоже время свой взглядъ о происхожденіи различныхъ видовъ одинъ отъ другого. И почти одновременно съ книгой Дарвина (только однимъ мѣсяцемъ позже) явился въ свѣтъ въ высшей степени важный трудъ д-ра Гукера: "Введеніе къ изученію флоры Ваидименовой земли" (Тасманіи), гдѣ происхожденіе видовъ путемъ измѣненія потомковъ и постепенное установленіе этихъ различій утверждаются положительно и подкрѣпляются многочисленными примѣрами.
   До сихъ поръ мы говорили о предшественникахъ Дарвина въ той только мѣрѣ, въ какой они были противниками совершенно ненаучныхъ бредней о внезапныхъ катастрофахъ и новыхъ періодахъ творенія, настаивая на происхожденіи новыхъ формъ естественнымъ путемъ, слѣдовательно чрезъ. рядъ послѣдовательныхъ измѣненій.
   Относительно вопроса, какъ это происходило, одни совершенно не высказываются, другіе сильно разноголосятъ, а многіе изъ прежнихъ ученыхъ, какъ Ламаркъ и Сентъ-Илеръ, предлагаютъ такіе взгляды, которые, рядомъ съ новѣйшими научными воззрѣніями, оказываются рѣшительно несостоятельными. Но Дарвинъ очень рано уже имѣла своихъ предшественниковъ даже въ томъ, что по справедливости признается лозунгомъ дарвиновскихъ мнѣній, -- въ мысли о "естественномъ подборѣ" (natural selection), означающемъ, что вновь возникающія формы рѣзче охарактеризовались и установились преимущественно чрезъ совокупленіе однородныхъ индивидовъ.
   Уже въ 1813 году д-ръ У. К. Уэлльсъ читалъ въ королевскомъ обществѣ записку, гдѣ онъ совершенно ясно развиваетъ законъ естественнаго подбора. хотя и примѣняетъ его только къ человѣческимъ племенамъ и ихъ характерамъ. Съ наибольшей полнотою и опредѣленностью ученіе это было развито въ 1831 году Патрикомъ Матью, но въ такой книгѣ, въ которой никто не могъ искать ничего подобнаго, такъ, какъ она носила заглавіе: "Naval timber and Arboriculture., (Корабельный лѣсъ и разведеніе деревьевъ). Послѣднему обстоятельству должно приписать, что воззрѣнія эти не обратили ничьего вниманія и самъ Дарвинъ узналъ о нихъ уже по выходѣ въ свѣтъ своей книга. Притомъ же отдѣльныя замѣчанія относительно указываемаго закона разбросаны порознь по всей книгѣ, и кромѣ того авторъ, какъ истый англичанинъ, чуждый всякой истинной философіи, выпустилъ изъ вида многія философскія неясности, при всемъ томъ Матью употребилъ даже самое выраженіе "natural selection," если только я правильно понимаю письмо его къ профессору Э. Галльеру.
   Въ 1843 году д-ръ Г. Броннъ предложилъ во второмъ томѣ своей "Исторіи природы" рядъ замѣчаній, въ которыхъ законъ естественнаго подбора высказывается совершенію ясно и во многомъ подтверждается примѣрами. Нѣкто Уолласъ также читалъ въ обществѣ Линнея записку (1858 г.), въ которой принципъ свободнаго подбора развивается имъ съ возможной отчетливостью и ясностью.
   Изъ предлагаемаго историческаго перечня всякій несомнѣнно увидитъ, что дарвиновы воззрѣнія только совершенно незнакомому съ ходомъ науки могутъ показаться чѣмъ-то новымъ и неслыханнымъ. Можно даже спросить, за что, съ другой стороны, Дарвина, такъ расхвалили. если онъ самъ не придумалъ ничего новаго? Дать новую опору ученію рядомъ своихъ собственныхъ основательныхъ изысканій это, разумѣется, составляетъ уже большую заслугу въ ученомъ дѣятелѣ. Не малая заслуга и въ томъ, что вопросъ представленъ имъ въ яркомъ свѣтѣ. Ни одинъ изъ предшественниковъ Дарвина не излагалъ своихъ мнѣній съ такою основательностью и полнотою фактовъ, съ такимъ осторожнымъ устраненіемъ всякаго противорѣчія, съ такимъ спокойнымъ и точнымъ выводомъ теоретическихъ началъ изъ открытыхъ опытомъ основаній, какъ это сдѣлалъ гамъ Дарвинъ, такъ что его по всей справедливости можно считать творцомъ и основателемъ указываемыхъ доктринъ, и потому не будетъ ничего страннаго, если мы станемъ называть на будущее время развитый имъ принципъ образованія формъ -- "дарвиновскимъ закономъ4'.
   Когда Дарвинъ приступилъ къ своей задачѣ, опытомъ было уже положительно дознано, что при постепенномъ развитіи земной поверхности всѣ формы живого значительно измѣнились съ теченіемъ времени, что безчисленныя формы вымерли, а другія, въ такомъ же безчисленномъ множествѣ заступили ихъ мѣсто. Для всякаго ясно мыслящаго естествоиспытателя было далѣе совершенно несомнѣнно, что новыя формы должны были произойти путемъ естественныхъ законовъ. Сверхъ того каждому физіологу достовѣрно извѣстно, что всякое недѣлимое, служащее представителемъ извѣстной формы, неизбѣжно должно -- посредствомъ той или иной особенности процесса размноженія -- находиться въ связи съ другимъ недѣлимымъ.
   Это положеніе мы должны представить еще рѣзче и опредѣленнѣе. Неясныя, запутанныя мысли коварно воплощаются въ языкѣ, и тогда языкъ опять дѣлается тираномъ духовно-разумной способности. Каковы бы ни были мнѣнія людей о "видѣ", все-таки онъ останется безсмысленнымъ, мистическимъ выраженіемъ, если, напр., говорится, что "виды возникаютъ и изчезаютъ". Это чепуха, потому что виды ни въ какомъ случаѣ не имѣютъ самостоятельнаго реальнаго существованія. Въ дѣйствительности же на землѣ возникаютъ и изчезаютъ только недѣлимыя, единичныя существа. какъ бы мы ни представляли себѣ ихъ отношеніе къ видовому понятію. Но въ наукѣ теперь уже неопровержимо подтверждено, что всякое дѣйствительное недѣлимое происходитъ отъ другого недѣлимаго путемъ процесса размноженія, что оно можетъ развиться только изъ зародыша, образуемаго первымъ индивидомъ, -- или, какъ выразился бы Гарвей, "omne vivum ex ovo" (все живое происходитъ изъ яйца). Вся мысль о самопроизвольномъ зарожденіи (generatio aequivoca) или образованіи единичныхъ существъ изъ неживою безформеннаго вещества, безъ всякаго посредства материнскаго организма, -- вся эта странная теорія есть ничто иное, какъ предразсудокъ, оставшійся изъ того скуднаго естествознаніемъ времени, когда люди еще фантазировали, вмѣсто того, чтобъ изучать, вѣря, будто крысы, мыши, змѣи, раки, черви родятся изъ грязи и сора, въ которомъ ихъ находили, -- предразсудокъ, котораго въ наше время устыдился бы точный естествоиспытатель (а вѣдь всякій другой не имѣетъ права называться естествоиспытателемъ). Такъ называемое самопроизвольное зарожденіе никогда не было подтверждено ни однимъ доказательствомъ, напротивъ, всякій опытъ, произведенный съ должной точностью и вниманіемъ, несомнѣнно обнаруживалъ, что при совершенномъ удаленіи уже готовыхъ живыхъ зародышей не можетъ образоваться самая крохотная и простѣйшая инфузорія. Всякое недѣлимое на землѣ происходитъ путемъ размноженія отъ другихъ недѣлимыхъ -- родителей. Когда Дарвинъ хотѣлъ узнать, какимъ образомъ произошли вновь возникающія формы, то онъ могъ обратиться только къ процессу размноженія, и подвергнуть болѣе тщательному наблюденію тѣ его стороны, которыя допускаютъ измѣняемость формъ.
   Для растеній и животныхъ намъ извѣстны до сихъ поръ два способа размноженія: правильный, путемъ полового воспроизведенія, и неправильный -- чрезъ прививныя клѣточки, почки и отводки. Оба способа находятся въ такомъ между собою соотношеніи, что при послѣднемъ вновь-образуемое недѣлимое втеченіи болѣе продолжительнаго времени остается подъ непосредственнымъ вліяніемъ материнскаго организма и всего вѣрнѣе (хотя и не съ абсолютной вѣрностью) воспроизводитъ физіологическіе и морфологическіе признаки прежняго типа, тогда какъ при первомъ способѣ -- при половомъ размноженіи -- зародышевая клѣточка (яичко) изолируется уже очень рано, пріобрѣтаетъ нѣкоторую самостоятельность относительно материнскаго организма и оттого въ жизненномъ процессѣ и сформированіи можетъ развиться свободнѣе. Уже лѣтъ двадцать тому назадъ я заявилъ, что неправильное размноженіе, вопреки общепринятому взгляду, служитъ къ предохраненію существующихъ формъ, тогда какъ половое воспроизведеніе, на оборотъ, содѣйствуетъ преимущественно уклоненію отъ родительскаго типа и свободному образованію формъ. Итакъ, отъ проницательнаго англичанина, при занимавшихъ его изысканіяхъ, не могли скрыться блестящіе успѣхи, сдѣланные его практическими соотечественниками въ разведеніи растеній и животныхъ для роскоши и пользы. Добытые при этомъ результаты, собранные имъ впродолженіи многихъ лѣтъ съ неутомимымъ усердіемъ и терпѣніемъ, онъ привелъ въ связь съ своими заключеніями. Во-первыхъ, онъ увидѣлъ, что относительно воздѣлываемыхъ растеній и домашнихъ животныхъ измѣненіе характеристическихъ признаковъ и качествъ допускаетъ несравненно болѣе широкія границы, чѣмъ обыкновенно предполагали прежде. Вообще измѣненія эти касаются всѣхъ условій физическаго строенія, даже самыхъ важнѣйшихъ. Такъ у растеній измѣняются расположеніе волосковъ, форма, листьевъ, число цвѣточныхъ частей. Такъ у мопса и борзой собаки, принадлежащихъ къ одному и тому же такъ называемому виду, черепъ представляетъ во всѣхъ частяхъ гораздо большее несходство, чѣмъ у борзой, полка и лисицы, признаваемыхъ тремя различными видами. Точно также измѣняются и физіологическія отправленія, также наиболѣе существенныя. Такъ у растеній измѣняется продолжительность жизни (однолѣтнія дѣлаются многолѣтними или на оборотъ) и время цвѣтенія относительно временъ года: такъ, по Натузіусу, для различныхъ породъ овецъ измѣняется время плодоношенія, тогда какъ это служитъ единственнымъ сколько нибудь уважительнымъ признакомъ для разграниченія волка отъ собаки. Хищныхъ животныхъ -- какъ собаку и хорька -- можно пріучить къ одной растительной пищѣ, а куръ сдѣлать плотоядными птицами. Впрочемъ подобные примѣры встрѣчаются даже и въ природномъ состояніи: охотники неоднократно видѣли плотоядныхъ бѣлокъ и зайцевъ.
   Другое обстоятельство, представившееся наблюденію Дарвина, заключалось въ томъ, что измѣненія въ растеніяхъ и животныхъ, при неограниченномъ совокупленіи, хотя и легко теряются въ послѣдующихъ генераціяхъ, но за то не только сохраняются, но продолжаются и далѣе въ разъ обозначившемся направленія, если опредѣленная черта измѣненія замѣчается въ каждомъ изъ избранныхъ для размноженія недѣлимыхъ. У занимающихся скотоводствомъ это называется "расплодомъ", и выраженіе это удобно можетъ быть примѣнено и къ воздѣлываемымъ растеніямъ. Такъ, напр.. изъ простыхъ цвѣтовъ георгинъ, астръ и т. д. въ первомъ поколѣніи получаются до половины наполненные и, наконецъ, при тщательномъ подборѣ сѣминныхъ растеній, совершенно полные цвѣты; изъ сухого деревянистаго корня дикой моркови, при постоянномъ уходѣ, образуется толстый сочный овощъ, вѣсомъ Въ нѣсколько фунтовъ (Altringliamriibe) и т. д. Точно также жесткая, почти щетинистая шерсть дикихъ овецъ, при выборѣ лучшихъ племенныхъ животныхъ въ цѣломъ ряду генерацій превращается наконецъ въ тонкую, курчавую волну мериносовъ, а изъ костлявой дикой лошади съ грубымъ, жесткимъ волосомъ выходитъ благородный, статный, блестящій кровный жеребецъ англійской породы. Всю эту послѣдовательность мы находимъ въ самой природѣ: отъ глубокой ложбины до альпійской высоты чрезъ постепенное развитіе и путемъ смежныхъ генерацій форма долинъ, переходитъ въ альпійскую форму; точно также въ Корнваллисѣ бѣлые зайцы (альбиносы), бывшіе сначала тамъ только разновидностью, развились и распространились какъ совершенно самостоятельная порода, безъ всякаго вмѣшательства человѣка -- чрезъ совокупленіе однородныхъ (сходственныхъ) недѣлимыхъ {Froriep's Neue Notizen (1841), XX, 56.}. Такое упроченіе и распространеніе опредѣленныхъ формъ чрезъ совокупленіе однородныхъ индивидовъ Дарвинъ назвалъ естественнымъ подборомъ или расплодомъ (natural selection).
   Выраженіе это можетъ подать поводъ къ двоякому недоразумѣнію. что. при поверхностномъ взглядѣ на предметъ, дѣйствительно уже имѣло мѣсто. Во-первыхъ Дарвину возражали, что при искуственномъ разведеніи плодовыхъ растеній и домашнихъ животныхъ онъ, быть можетъ, и нравъ, но что теорія его не находитъ въ природѣ никакого приложенія. Но въ томъ-то и дѣло, что здѣсь выраженія "природный", "искуственный" не имѣютъ никакого смысла. Садовникъ, желающій получить цвѣты съ другою окраскою, не разрисовываетъ ихъ самъ, сельскій хозяинъ, имѣющій въ виду развести ковоткорогій скотъ, не отпиливаетъ быкамъ до половины роговъ или не привѣшиваетъ своимъ простымъ овцамъ тонкорунныхъ шиньоновъ, когда, желаетъ имѣть тонкую шерсть; вотъ это было бы искусственно, но съ такимъ искуствомъ, конечно, далеко не уйдешь. И сельскій хозяинъ, и садовникъ могутъ только заставить работать самую природу и помощь ихъ только поддерживаетъ работу эту въ извѣстномъ направленіи, да и самая эта помощь обусловливается тѣми средствами, какія находятся въ распоряженіи природы. Возьмемъ такой примѣръ: извѣстно, что водящіеся въ большихъ равнинахъ волки, выше, проворнѣе и снабжены болѣе длинными ногами, чѣмъ волки, живущіе въ горахъ. Если же между молодыми горными волками найдутся такіе, которые отъ природы случайно получили длинныя ноги, то весьма понятно, что они будутъ въ состояніи далѣе преслѣдовать звѣрей равнины, чѣмъ ихъ неуклюжіе родичи: очевидно также, что за длинноногимъ волкомъ можетъ поспѣть только длинноногая волчица, и такимъ образомъ ко времени совокупленія, онъ находить вблизи себя только такую самку. Потомки, по всей вѣроятности, также будутъ имѣть длинныя ноги. Такъ какъ при меньшей конкурренціи эти волки находятъ болѣе достаточную пищу, то никакая потребность не заставляетъ ихъ вернуться къ главной стаѣ, и такимъ образомъ мало-по-малу, вслѣдствіе естественнаго (т. е. необходимаго по самой природѣ) подбора, развивается длинноногая порода. Подобный!.. Же способомъ сельскій хозяинъ могъ бы развести длиннорогую породу какого угодно животнаго, но для этого онъ всегда, долженъ былъ бы употреблять естественныя, т. е. заимствованныя у самой природы, средства.
   Съ другой стороны, слово "подборъ", понятое и прилагаемое въ мистическомъ смыслѣ, породило нареканія, какъ будто бы Дарвинъ желалъ олицетворить природу въ значеніи существа, обладающаго волей и дѣйствующаго сознательно. Но при должномъ вниманіи къ тому, что хочетъ выразить и дѣйствительно выражаетъ Дарвинъ этимъ словомъ, при мало-мальски серьезномъ соображеніи можно избѣжать всякихъ по этому поводу недоразумѣніи. Каждый естествоиспытатель хорошо сознаетъ, что подобныя слова, въ примѣненіи къ природѣ, имѣютъ не какое нибудь реальное, а только образное значеніе, и если мы, напр., за нѣсколько строчекъ выше сказали, что извѣстныя средства находятся въ распоряженіи природы, то это значитъ только, что въ природѣ, совершенно согласно съ ея законами, встрѣчаются такія комбинаціи, изъ которыхъ въ силу самой необходимости вытекаетъ извѣстный результатъ. Другими словами, онъ вытекаетъ всегда вслѣдствіе опредѣленнаго сцѣпленія причинъ, но это не значитъ, чтобы самыя силы комбинировались опредѣленнымъ образомъ для полученія заранѣе предположеннаго результата. Напротивъ, Дарвинъ, какъ мы это увидимъ, исключилъ изъ познанія организмовъ все ученіе о цѣляхъ или, если угодно, придалъ ему настоящій смыслъ, какъ руководству къ наглядному или, пожалуй, назидательному представленію.
   Измѣняемость формъ между потомками.-- особенно если родители должны были жить въ условіяхъ, уклонившихся отъ прежнихъ вліяній,-- далѣе упроченіе и дальнѣйшее развитіе измѣненій путемъ естественнаго подбора, открываютъ намъ, какимъ образомъ одна форма могла породить совершенно естественно одинъ новый типъ или нѣсколько такихъ типовъ. Такъ какъ процессъ этотъ происходилъ въ неограниченномъ теченіи времени и не перестаетъ продолжаться, то это уже объясняетъ, съ какою постепенностью изъ простѣйшихъ формъ могли развиться самыя сложныя, какъ изъ инфузоріи, чрезъ милліоны генерацій, могло, даже должно было образоваться, наконецъ, позвоночное животное, если только внѣшнія условія, при которыхъ жили и размножались существа, благопріятствовали переходамъ въ этомъ направленіи.
   Здѣсь намъ самъ собою представляется еще одинъ важный вопросъ. Если, какъ мы видимъ, измѣненія не имѣютъ предѣла ни въ какой особенности жизни (ни относительно внѣшняго вида, ни въ проявленіи дѣятельности, ни въ анатомическомъ, ни въ физіологическомъ смыслѣ), если развитіе, измѣненій, чрезъ рядъ генерацій, до самыхъ крайнихъ феноменовъ ничѣмъ не ограничено, то почему же на землѣ мы видимъ относительно такое ничтожное число формъ живой природы? Вѣдь самый умѣренный разсчетъ двухъ измѣненій на генерацію даетъ въ короткое время для различныхъ формъ такія числа, которыя далеко оставятъ позади цифру живыхъ недѣлимыхъ на землѣ и которыя мало объясняются даже значительнымъ вымираніемъ формъ съ теченіемъ времени. Чтобы съ достаточной ясностью представить себѣ это отношеніе и правильно понимать его, мы должны наблюдать зависимость живыхъ существъ (организмовъ) отъ окружающаго ихъ міра. Для существованія всякаго живого существа нужна строго-опредѣленная комбинація жизненныхъ условій во внѣшней природѣ, -- тѣхъ условій, которыя мы называемъ климатомъ въ наиболѣе обширномъ смыслѣ, почвою (куда принадлежатъ также вода и воздухъ) и враждебнымъ отношеніемъ къ другимъ организмамъ. У этихъ условій организмъ долженъ исторгать спою жизнь, долженъ бороться съ ними за свое существованіе. Человѣкъ, употребляющій въ пищу картофель, ведетъ войну за свое существованіе съ вдыхаемымъ имъ кислородомъ, который, при медленномъ горѣніи, разрушилъ бы тѣло, если бы ему не подкладывали сжигаемаго матеріала. Такое отношеніе Дарвинъ назвалъ вообще "борьбою за существованіе. Но если его безтолковые противники приняли выраженіе это въ самомъ узкомъ смыслѣ, размышляя только о томъ, какъ двѣ собаки грызутся изъ-за брошенной кости, то вѣдь Дарвинъ-то тутъ ни при чемъ -- онъ высказался совершенно ясно. Борьба за существованіе заключается не въ той или другой частности, но въ отношеніи организма ко всей окружающей его природѣ и къ ея внутренней связи, насколько отсюда могутъ произойти благопріятныя или неблагопріятныя для благосостоянія организмовъ обстоятельства. Позволяемъ себѣ привести здѣсь одинъ примѣръ, объясняющій связь между тѣлами, повидимому, нимало независящими другъ отъ друга. Лепестки кругового трилистника сростаются въ трубочку, которая такъ длинна и узка, что не позволяетъ пчеламъ пробраться къ меду, лежащему у основанія цвѣтка. Но и здѣсь, какъ у многихъ другихъ растеніи, оплодотвореніе зависитъ отъ посредства насѣкомыхъ, безъ содѣйствія которыхъ растеніе не производитъ сѣмянъ. Но болѣе крупный и сильный шмель умѣетъ найти доступъ къ меду трилистника и такимъ образомъ помогаетъ его размноженію.
   Шмели, строящіеся въ землѣ, имѣютъ своихъ злѣйшихъ враговъ въ полевыхъ мышахъ, пожирающихъ молодое племя. Мыши, въ свою очередь, дѣлаются добычею кошекъ. Если бы образовалась разновидность трилистника по запаху листьевъ сходная съ Валеріаномъ или кошачьей травой, то разновидность эта привлекала бы кошекъ, кошки еще усерднѣе стали бы душить мышей, шмели плодились бы привольнѣе и трилистникъ давалъ бы обильные сѣмена, слѣдовательно, разростался бы съ большей быстротою. Такимъ образомъ, предполагаемая разновидность трилистника. развивая характеристическій запахъ, очевидно будетъ имѣть преимущество передъ другими разновидностями въ борьбѣ за свое существованіе. Но Крауфурдъ и Боскъ {Засѣданіе этнографическаго общества въ Лондонѣ.} поняли дарвиновское выраженіе именно въ томъ узкомъ смыслѣ, въ какомъ мы представили выше, и въ особенности я не могу постичь, почему Боскъ бракуетъ выраженіе "борьба за существованіе" и вмѣсто его подставляетъ свое выраженіе: "переживаніе способнѣйшихъ," -- т. е. именно способнѣйшихъ въ борьбѣ за существованіе, что и хотѣлъ сказать самъ Дарвинъ.
   Если, въ связи съ сказаннымъ выше, мы станемъ разсматривать замѣчаемыя въ каждой генераціи измѣненія, то они распадаются на три класса: измѣненія эти могутъ ставить растеніе или животное въ благопріятныя отношенія къ даннымъ жизненнымъ условіямъ, или они не оказываютъ никакого дѣйствія на эти явленія или, наконецъ, дѣйствіе ихъ неблагопріятно. Въ первомъ случаѣ извѣстное живое тѣло будетъ легче выдерживать борьбу за существованіе, слѣдовательно, долѣе жить и обильнѣе размножаться; второй случай не имѣетъ для насъ здѣсь никакого значенія, такъ какъ онъ остается безъ всякаго дальнѣйшаго вліянія; наконецъ, въ третьемъ случаѣ вновь возникшая форма, неимѣющая силы выдерживать борьбу за существованіе, должна, непремѣнно погибнуть. Когда сѣмяна какого нибудь растенія заносятся вѣтромъ въ такую мѣстность, которой климатъ разнится отъ климата, окружавшаго жизнь материнскаго растенія, то растенія, развивающіяся изъ этихъ сѣмянъ, будутъ представлять нѣкоторое различіе но времени цвѣтенія; если раньше-развивающіеся цвѣты будутъ застигнуты временемъ непрерывныхъ ночныхъ холодовъ, то они дѣлаются безплодными, и растенія вымираютъ, тогда какъ поздне-цвѣтущія растенія, благопріятствуемъ и климатомъ, размножаются и мало-по-малу образуютъ позднюю, но времени цвѣтенія, форму. Если гусеница какой нибудь бабочки, напр. березницы (Amphidasis botularia Hüb.), смотря по тому, животъ ли она въ березѣ, дубѣ, вязѣ или мнѣ имѣетъ свойство принимать цвѣтъ своего жилища, то это очевидно даетъ ей возможность легче укрываться отъ враговъ, тогда какъ гусеницы того же вида, быть можетъ, ранѣе лишившіеся этого свойства, давно уже должны были сдѣлаться жертвою своихъ недруговъ. Если бы изъ яйца гремучей змѣи развилось такое пресмыкающееся, у котораго кольца хвостовой гремучки были бы соединены неподвижно, то такая порода очевидно не могла, бы сохраниться. потому что издающія шумъ кольца позволяютъ обоимъ поламъ сходиться вмѣстѣ для совокупленія. Слѣдовательно, то только и удерживается, какъ форма, что можетъ удержаться. Всякій кретинъ, всякій глухонѣмой, всякій уродъ -- куда мы можемъ отнести всѣ формы, неблагопріятно поставленныя относительно жизненныхъ условій по своему образованію -- все это дѣлаетъ фанатальное ученіе о цѣляхъ измышленіемъ филистеровъ. Все, что не принаровлено къ даннымъ жизненнымъ условіямъ,-- неизбѣжно погибаетъ. только то и можетъ существовать, что сформировалось благопріятнымъ и соотвѣтствующимъ образомъ.
   Если мы оглянемся назадъ въ исторіи земли, то увидимъ, что жизненныя условія въ ту эпоху, когда образовались первые организмы, были неизмѣримо различны отъ современныхъ намъ на землѣ явленій, такъ что едвали на всемъ земномъ шарѣ можно отыскать хотя бы одинъ крошечный уголокъ, гдѣ бы до сихъ поръ могли удержаться древнѣйшія вліянія. Все, что мы назвали выше жизненными условіями, носило иной характера. Вліянія эти переходили мало-по-малу въ другія и другія съ самой строгой постепенностью и не на всей землѣ одновременно, пока жизнь не обставилась нашими настоящими условіями. Этимъ объясняется, почему древнѣйшіе организмы, о которыхъ мы знаемъ, были совершенно различны отъ нынѣ живущихъ, быть можетъ, за немногими исключеніями, и почему многочисленные организмы, неприспособленные къ существенно измѣнившимся условіямъ жизни, должны были погибнуть и уступить мѣсто другимъ или тѣмъ, которые по измѣненіямъ въ ихъ организаціи лучше приспособлялись къ новымъ жизненнымъ требованіямъ.
   Здѣсь мы должны выставить еще рядъ возраженій, которыя отчасти противопоставилъ себѣ и опровергъ самъ Дарвинъ, тогда какъ другія были предложены его противниками. Первое возраженіе, о которомъ мы будемъ говорить, принадлежитъ къ обѣимъ этимъ категоріямъ. Если формы живого міра развились одна изъ другой чрезъ постепенныя измѣненія въ генераціяхъ, то почему же въ извѣстныхъ. намъ окаменѣлостяхъ мы не встрѣчаемъ никакихъ переходовъ между такими рѣзкоразличными формами, какія мы видимъ въ природѣ? Еще въ 1850 году {Растеніе и его жизнь, по нѣмецкому изданію, стр. 338} мною было высказано, что палеонтологія доставляетъ намъ слишкомъ отрывочный матеріалъ для того, чтобы мы гдѣ бы то ни было могли возстановить послѣдовательный рядъ развитія и этимъ же замѣчаніемъ, подкрѣпленнымъ обстоятельными доводами. Дарвинъ устраняетъ возраженіе, сдѣланное имъ же самому себѣ. Дѣйствительно, если растеніе или животное и попадаетъ въ ископаемое состояніе, то это, по большой части, зависитъ отъ многихъ и очень рѣдко соединяющихся между собой условій, и потому число дошедшихъ до насъ формъ совершенно ничтожно по сравненію со всѣмъ, что когда-то существовало въ дѣйствительности. Если далѣе, въ связи съ этимъ, исторія палеонтологіи открываетъ, вамъ, какъ скудно число изслѣдованныхъ областей сравнительно съ малоизвѣстными или совершенно неизвѣстными, если мы знаемъ, что даже въ наиболѣе изслѣдованныхъ странахъ, Европы дѣлаются съ каждымъ годомъ новыя, совершенно неожиданныя открытія, то становится очевиднымъ. что мы не имѣемъ права дѣлать безумно-поспѣшныхъ заключеній въ родѣ того, что если какая нибудь форма до сихъ поръ не была находима въ ископаемомъ состояніи, то слѣдовательно она никогда не существовала. Кто же можетъ, думать, что археоптериксъ, древнѣйшее изъ птицеобразныхъ животныхъ, существовало только въ одномъ экземплярѣ, потому что въ ископаемомъ видѣ былъ найденъ единственный его экземпляръ? Не долженъ ли каждый палеонтологъ, въ видѣ предостереженія, всегда помнить примѣръ Кювье, утверждавшаго. что обезьяны появились только послѣ терціарнаго времени, между тѣмъ какъ спустя шесть лѣтъ послѣ его смерти были открыты въ третичныхъ формаціяхъ первыя ископаемыя обезьяны, изъ которыхъ теперь уже извѣстно около дюжины видовъ. Между тѣмъ, что..не существовало" и "чего не видѣли" довольно большая разница, и мы рѣшительно не имѣемъ права заключать о первомъ по второму. А между тѣмъ, какъ мнѣ кажется, все что Мурчисонъ ни говорилъ противъ Дарвина въ лондонскомъ этнографическомъ обществѣ, опирается именно на такое ложное заключеніе. Пока это говорилось, было найдено многое. чего прежде никто не видалъ. Уже были открыты цѣлые ряды переходовъ и, безъ сомнѣнія, подобные примѣры, при дальнѣйшемъ ходѣ изысканій, будутъ доставляться въ большомъ числѣ и съ каждымъ годомъ. Такъ постепенный переходъ отъ одной формы къ другой, чрезъ различные геологическіе наносы былъ открытъ для такихъ трехъ разнохарактерныхъ группъ, какъ аммониты, руконогія и раковины.
   Въ 1866 году Гильндорфъ -- и которомъ мы упоминали въ предъидущей статьѣ -- предложилъ довольно интересный примѣръ переходныхъ формъ по отношенію къ катушкамъ (Planorbis multiformis) -- одному изъ видовъ улитокъ. При этомъ былъ обнаруженъ тотъ интересный фактъ, что въ срединѣ явственно-различимыхъ наносовъ изслѣдуемой прѣсноводной извести вездѣ находимы были только главныя формы въ ихъ чистомъ видѣ, тогда какъ въ чертѣ соприкосновенія слоевъ и въ нѣкоторыхъ узкихъ среднихъ наносахъ располагались безчисленныя переходныя формы, такъ что образованіе различій очевидно совпадало съ измѣненіемъ жизненныхъ условій, тогда какъ при неизмѣнности этихъ условій формы также оставались постоянными. Кажется, ненужно быть пророкомъ для того, чтобы предсказать обильное накопленіе такихъ примѣровъ въ будущемъ. Мысль о постепенномъ переходѣ живыхъ формъ одна въ другую, путемъ естественнаго подбора и вслѣдствіе борьбы за существованіе, вызвала двоякое недоразумѣніе, которое уже послужило поводомъ къ нападкамъ противъ Дарвина. Имѣя въ виду одну прямую линію прогресса, нѣкоторые заявляли, что, согласно съ дарвиновскимъ воззрѣніемъ, всѣ первобытныя несовершенныя формы давнымъ-давно должны были бы уже вымереть, такъ что теперь должны бы были оставаться только совершенныя формы; съ другой стороны, существованіе самыхъ несовершенныхъ растеніи и животныхъ выставляли, какъ доказательство противъ той теоріи, что въ природѣ тѣла дѣлаются болѣе и болѣе способными къ борьбѣ за существованіе. То и другое -- лишь результатъ непониманія, потому что и здѣсь Дарвину навязывается то. чего онъ не имѣлъ надобности утверждать и никогда не утверждалъ. Ошибка заключается въ высшей степени ложномъ понятіи о совершенствѣ, и мы должны нѣсколько остановиться на этимъ обстоятельствѣ. Какое-то внутреннее сознаніе, чтобы не сказать высокомѣріе человѣка, побуждаетъ его считать себя самымъ совершеннымъ" животнымъ на землѣ. На гамомъ дѣлѣ, однако, нельзя сказать, чтобы онъ былъ чѣмъ, нибудь совершеннѣе или несовершеннѣе самомалѣйшей инфузоріи, а что онъ -- только другое животное, противъ этого, конечно, никто не станетъ спорить. Спрашивается, какимъ же масштабомъ онъ руководствуется, строя свою лѣстницу совершенства? Ужъ не свѣточемъ ли своего разума!!?..
   Но если разумъ составляетъ исключительное преимущество человѣка, то въ этомъ отношеніи не можетъ быть никакой послѣдовательной лѣстницы животныхъ, въ которой онъ занималъ бы мѣсто. Тогда онъ стоитъ одиноко, самъ по себѣ и не имѣетъ съ животными ничего общаго. Но если и въ животныхъ признавать разумную сторону, то и она. какъ общій признакъ, подлежитъ одинаковому сужденію наравнѣ съ тѣлесными примѣтами. Но для оцѣнки тѣлесныхъ (а когда случится также и душевныхъ) качествъ организмовъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ для ихъ послѣдовательной ранжировки я не знаю никакого другого масштаба, кромѣ слѣдующаго: всѣ существа, имѣющія возможность нормально жить и размножаться при отведенныхъ имъ жизненныхъ условіяхъ, одарены наиболѣе совершеннѣйшими качествами и могутъ имѣть притязаніе на высшее совершенство. Но это неизбѣжно ведетъ къ тому заключенію, что всѣ "благородныя" растеніи одинаково совершенны, что между ними нѣтъ ни "высокоблагородныхъ". ни "высокородныхъ", и что только "уроды", по отношенію къ правильно-родившимся недѣлимымъ одного съ ними вида, могутъ быть названы несовершенными тѣлами. Водяная нитчатка (Spy rugira), безъ сомнѣнія, организована очень несовершенно, если мы станемъ отъ нея требовать, чтобы она, подобно буку, образовала тѣнистые лѣса, но и буковый лѣсъ также долженъ былъ бы неизбѣжно погибнуть, если бы принужденъ былъ плавать подъ водою. Бросьте бѣлку въ воду, посадите карпа на дерево -- и вы скоро увидите, какъ несовершенно организованы оба эти животныя, тогда какъ каждое въ своей стихіи представляется вполнѣ совершеннымъ. Даже большее разнообразіе жизненныхъ условій и приспособленныхъ къ нимъ органовъ не даетъ еще никакого права, говорить о большемъ совершенствѣ строенія, такъ какъ съ одинаковой справедливостью можно утверждать, что тотъ аппаратъ будетъ самый совершенный, при которомъ одна и тоже цѣль достигается съ наименьшей затратою средствъ. Но одноклѣтчатая инфузорія, очевидно, достигаетъ той же цѣли -- цѣди "жизни" -- съ несравненно меньшими средствами, чѣмъ орангъутангъ, и потому должна бы быть поставлена неизмѣримо выше этого четырерукаго. Совершеннымъ имѣетъ право называться всякое живое тѣло, съ возможной точностью удовлетворяющее своимъ жизненнымъ условіямъ, распредѣленіе же по лѣстницѣ развитія служить только систематической поддержкой, чтобы при общемъ обзорѣ облегчить работу памяти, а потому еще блаженный Іеронимъ совершенно справедливо замѣтилъ: "если существа и многоразличны, то всѣ они сотворены одинаково хорошо". Еще неудачнѣе было выбрано слови "облагороженіе"; напримѣръ Крауфордъ довольно часто прибѣгаетъ къ этому выраженію, говоря о тѣхъ организмахъ, которые были измѣнены, часто изуродованы человѣкомъ ради его корысти или просто изъ прихоти. Эстетическій взглядъ въ вещи, который, однако, имѣетъ чисто-субъективный характеръ, еще, пожалуй, можетъ иногда сообщать этому слову что-то похожее на смыслъ. Признаюсь, однако, я никакъ не понимаю, почему астра, у которой всѣ цвѣты имѣютъ губовидные вѣнчики (такъ называемые полные) должна назваться благороднѣе той, у которой только вѣнчики крайнихъ цвѣтовъ имѣютъ такое строеніе (простые вѣнчики). Если масштабомъ принять типъ семейства, къ которому принадлежитъ растеніе, то вѣнская, стекловидная, толстая брюква, какъ бы она сочна, нѣжна и питательна ни была, представится жалкимъ, горбатымъ уродомъ, у котораго (если бы это было возможно въ медицинскомъ отношеніи) въ полномъ цвѣтѣ замѣчаются Kyphosis, Lardosis и Skoliosis {Три формы искривленія позвоночнаго столпа -- впередъ, назадъ и въ стороны.}.
   Кроликъ съ длинными ушами ужъ во всякомъ случаѣ отвратительнѣе дикаго. Мекленбургская гарибальдійская свинья ни международной сельско-хозяйственной выставкѣ въ Гамбургѣ, быть можетъ, очень годилась для окороковъ и сала, но эта, по виду, уродливо-безформенная масса ничуть не прелестнѣе или благороднѣе дикаго кабана. А кто можетъ назвать эту "скрофулезную расу" -- маленькихъ комнатныхъ астматическихъ собачекъ, съ закислыми глазами, съ ожирѣвшими брюшками -- кто можетъ, величать такихъ уродовъ облагороженіемъ ньюфаундлендской или сенбернардской породъ, которыя ужь непремѣнно ближе подходятъ къ первоначальному типу собаки, чѣмъ эти маленькіе уродцы?... Однимъ словомъ, кромѣ полнаго примѣненія къ даннымъ жизненнымъ условіямъ, мы не имѣемъ, никакого другого естественнаго мѣрила для идеи о "совершенствѣ". Но такъ какъ условія эти во все время распредѣлялись въ разнообразнѣйшихъ комбинаціяхъ, то также точно во всѣ времена могли существовать многоразличные организмы. Когда жизненныя условія на землѣ представляли первоначально болѣе равномѣрный характеръ, организмы также должны были сходствовать между собою по многимъ признакамъ. Тѣ организмы, жизнь которыхъ была обставлена, простѣйшими и наиболѣе всеобщими условіями, т. е. простѣйшіе организмы могли возникнуть уже въ самомъ началѣ и сохраниться до нашего времени. Но но мѣрѣ того, какъ климатическія условія и качества, почвы обозначались разнообразнѣе, средства къ питанію стали обильнѣе и разнохарактернѣе, съ тою же постепенностью могло развиться большее разнообразіе живыхъ формъ; многочисленныя формы и комбинаціи жизненныхъ условій позволяли многочисленнымъ формамъ и комбинаціямъ жизни существовать рядомъ другъ возлѣ друга безъ всякой взаимной помѣхи. Наконецъ, мы скажемъ прямо и опредѣленно, что въ борьбѣ за существованіе рѣшаетъ вовсе не это мнимое совершенство, потому что, смотря по мѣсту, такъ называемые несовершенные организмы могутъ также часто одолѣвать совершенныхъ, какъ и на оборотъ. Если сверху песчаной почвы влажная или болотистая мѣстность станетъ совершенно высыхать -- вслѣдствіе какого нибудь естественнаго явленія, напримѣръ, сильнаго дождеваго ливня, который сноситъ плотину, удерживавшую стокъ воды -- то начинается борьба за существованіе, въ которомъ чѣмъ болѣе высыхаетъ почва, тѣмъ дѣятельнѣе такъ называемыя низшія растенія -- верескъ, колючки и особенно сухіе лишаи -- вытѣсняютъ такъ называемыя высшія растительныя формы -- деревья, кустарники, сочныя кормовыя травы, красивые зеленые мхи -- и, наконецъ, исключительно заступаютъ ихъ мѣсто. Когда извѣстная мѣстность постепенно погружается подъ воду моря, то всѣ млекопитающія, птицы, пресмыкающіеся и насѣкомыя гибнутъ въ борьбѣ за существованіе, тогда какъ низшія животныя -- рыбы, ракообразныя, черви, полипы, одержавъ побѣду, разводятся на ихъ прежнемъ мѣстѣ жительства. Итакъ, о необходимомъ и всюду происходящемъ прогрессивномъ движеніи къ болѣе совершеннымъ формамъ, по ученію Дарвина, не можетъ быть и рѣчи, да онъ этого, дѣйствительно, никогда и не утверждалъ; но что въ мѣстномъ и временно-опредѣленномъ случаѣ формы, обладающія хотя бы сколько нибудь болѣе благопріятной организаціей, сохраняются и распространяются легче, чѣмъ другія формы, менѣе благопріятно организованныя для той же комбинаціи жизненныхъ условій -- это такъ понятно, что не требуетъ никакого дальнѣйшаго доказательства.
   До сихъ поръ мы развивали дарвиновское ученіе въ той послѣдовательности мыслей, которая кажется намъ наиболѣе естественной, непосредственно приводя къ главнымъ положеніямъ Дарвина. Но вмѣстѣ съ тѣмъ, мы вовсе не желаемъ утверждать, чтобы такимъ же порядкомъ идей руководствовался самъ Дарвинъ, потому что при неистощимомъ богатствѣ человѣческаго ума вспомогательными средствами, различные люди могутъ достигать одной и той же цѣли разнообразнѣйшими путями. При этомъ развитіи ученія, мы опять отвѣчали на рядъ возраженій, поднятыхъ противъ Дарвина, не называя по именамъ оппонентовъ, за что многіе, по крайней мѣрѣ, должны благодарить насъ. Вообще такой способъ изложенія очень хорошъ, такъ какъ никакое имя не сообщаетъ при этомъ незаслуженнаго значенія слабому доводу и само не приводится въ рядъ съ какимъ нибудь нелюбезнымъ мнѣніемъ. Затѣмъ, изъ уваженія къ Дарвину, слѣдуетъ изложить ходъ и содержаніе двухъ его трудовъ по этому предмету; мы имѣемъ ихъ два, которые, однако, появились въ обратномъ порядкѣ, такъ какъ внѣшнія обстоятельства заставили Дарвина начать съ конца. Эта непослѣдовательность также подѣйствовала очень вредно и затруднила признаніе его принциповъ. Вмѣсто того, чтобы выступить сначала съ тяжелой артиллеріей фактовъ. чтобы ею привести въ замѣшательство и раздѣлить своихъ противниковъ, онъ началъ атаку легкой кавалеріей результатовъ, противъ которой непріятель составилъ каре изъ предразсудковъ, педантизма и непониманія. часто выдерживалъ и отражалъ нападенія. Если бы Дарвинъ могъ выступить прежде съ своимъ вторымъ произведеніемъ, въ которомъ содержался богатый запасъ фактовъ, собранныхъ втеченіи тридцати лѣтъ" съ такимъ неутомимымъ усердіемъ, то многіе не рѣшились бы затѣвать противъ него борьбу съ своимъ" слабымъ оружіемъ.
   Второе сочиненіе Дарвина появилось въ Англіи въ 1868 году и еще въ томъ же году профессоръ, д-ръ Викторъ Карусъ издалъ въ Германіи свой превосходный переводъ этой книги подъ заглавіемъ: "Измѣненія животныхъ и растеній въ прирученномъ и воздѣланномъ состояніи. Съ поправками и прибавленіями автора ко второму англійскому изданію и съ подробнымъ указателемъ. О неистощимомъ богатствѣ фактовъ можно судить по приводимому здѣсь содержанію. Первый томъ на 530 страницахъ и въ 11 главахъ заключаетъ слѣдующее: 1) Домашнія собаки и кошки; 2) лошади и ослы; 3) свинья, рогатый скотъ, овца, коза; 4) ручные кролики; 5) и 6) прирученные голуби (2 главы); 7) куры; 8) утки, гуси, павлины, индѣйскіе пѣтухи, золотыя рыбки, канарейки, пчелы, шелковичные черви: 9 и 10) воздѣлываемыя растенія, злаки и огородныя овощи, фрукты, украшающія деревья, цвѣты (въ 2-хъ главахъ); 11) объ измѣненіи почекъ и о нѣкоторыхъ неправильныхъ способахъ воспроизведенія и измѣненія. Второй томъ предлагаетъ на 564 страницахъ и въ 17 дальнѣйшихъ главахъ слѣдующія изысканія: 12, 13 и 14) о наслѣдственной передачѣ, возвращеніи и упроченіи характеровъ: преобладаніе наслѣдственной воспріимчивости, половое ограниченіе, согласованіе возрастовъ; 15) о перемѣшиваніи породъ: 16) причины, препятствующія свободному смѣшенію разновидностей, вліяніе прирученія на плодородіе; 17) о благопріятныхъ дѣйствіяхъ смѣшенія породъ и о неблагопріятныхъ вліяніяхъ непосредственныхъ поврежденій; 18) о выгодахъ и невыгодахъ измѣненныхъ жизненныхъ условій, безплодіе по различнымъ причинамъ; 19) общее сопоставленіе четырехъ послѣднихъ главъ съ замѣчаніями о гибридизмѣ (объ ублюдкахъ); 20 и 21) расплодъ, производимый человѣкомъ: 22) причины измѣняемости: 23) прочное и опредѣленное дѣйствіе внѣшнихъ жизненныхъ условій: 24, 25 и 26) законы измѣняемости, употребленіе и неупотребленіе органовъ, соотносительная измѣняемость, общія заключенія: 27) предварительная гипотеза о повсемѣстномъ зарожденіи (pangenesis); 28) заключительныя замѣчанія. Уже изъ этого одного перечня содержанія видно, что оба эти тома, въ ихъ значительной части, т. е. въ 26-ти главахъ содержатъ только дознанные положительнымъ наблюденіемъ факты и непосредственно, неизбѣжно вытекающіе изъ нихъ результаты; уже двѣ послѣднія главы съ свойственною англичанамъ робостью и осторожностью рѣшаются вступить въ область объясняющихъ гипотезъ. Само собою разумѣется, нѣтъ никакой возможности выписывать мѣста изъ такого сочиненія, которое, какъ книга Дарвина, исключительно состоитъ изъ сообщаемыхъ фактовъ. Но такъ какъ страсть судить и рядить о совершенно неизвѣстномъ дѣлѣ всегда свидѣтельствуетъ объ умственной неотесанности судьи, то мы посовѣтуемъ въ особенности тѣмъ, кому захочется толковать о дарвиновскихъ взглядахъ, прежде основательно изучить названное сочиненіе, если только они не хотятъ выставить себя передъ свѣтомъ съ самой комической стороны. Дарвинъ быль уже жертвою такихъ уморительныхъ тявканій. Немедленно вслѣдъ за опубликованіемъ его перваго сочиненія многіе со всѣхъ сторонъ яростно вгрызлись на Дарвина за то, что онъ, будто бы, производить человѣка отъ обезьяны. Эти господа, должно быть, наслышались о Дарвинѣ только въ пивныхъ, да изъ еженедѣльныхъ листковъ, потому что названная книга ни малѣйшимъ намекомъ не касается отношеній между человѣкомъ и обезьяной, и послѣднее животное даже ни разу не названо во всей книгѣ.
   Это былъ, первый трудъ, изданный Дарвиномъ о его теоріи живыхъ формъ еще въ 1859 году. Трудъ этотъ возбудилъ сильнѣйшее вниманіе и подалъ поводъ ко многимъ нападкамъ, которыя, по большей части, продолжаются еще и до сихъ поръ. Книга эта ссылается на второе, также уже указанное нами сочиненіе, которое по своему содержанію, хотя и было окончательно готово (вѣдь это были результаты тридцатилѣтнихъ научныхъ наблюденій). но еще не получило окончательной обработки для печати. Чтобы нѣсколько пояснить -- по нисколько не доказать -- богатый аккордъ мыслей въ первомъ" своемъ трудѣ, Дарвинъ заимствовалъ изъ второго, еще ненапечатаннаго сочиненія нѣсколько частныхъ примѣровъ, и честный противникъ" подождалъ бы съ своими нападками на автора до появленія въ печати второй его книги, если только желалъ произнести передъ свѣтомъ хотя и суровый, но основательный и серьезный приговоръ. Какъ бы но такъ! Тутъ-то пошлая близорукость, предвзятое мнѣніе и цеховой педантизмъ и изрекли яростную анафему противъ нововводителя и въ глазахъ нелицепріятнаго, искренняго друга истины представили по истинѣ траги-комическое зрѣлище. Выше въ предварительной исторіи дарвинизма., мы привели уже цѣликомъ заглавіе, этого сочиненія, затѣмъ мы развили изложенныя въ немъ мнѣнія, и теперь намъ остается только сообщить краткій перечень его содержанія. Книга распадается на 14 главъ. 1) Измѣненія въ прирученномъ состояніи съ краткимъ изложеніемъ содержащихся во второмъ сочиненіи результатовъ; 2) измѣненія въ природномъ состояніи вмѣстѣ съ примѣненіемъ результатовъ, получаемыхъ въ области прирученія; 3) борьба за существованіе; 4) естественный подборъ; 5) законъ измѣненія; 6) трудности теоріи, причемъ Дарвинъ предугадываетъ и опровергаетъ возраженія, сдѣланныя ему впослѣдствіи; 7) инстинктъ: 8) образованіе бастардовъ; 9) Недостаточность геологическихъ данныхъ (здѣсь разоблачается и казнится главнѣйшій упрекъ, заимствованный изъ палеонтологіи): 10) геологическая послѣдовательность органическихъ тѣлъ; 11) и 12) географическое; 13) взаимное родство органическихъ тѣлъ, морфологія, эмбріологія, основные органы; 14) общее повтореніе и выводъ. Сочиненіе это также содержитъ такое обиліе фактовъ, что кромѣ представленнаго нами очерка дарвиновскихъ мнѣній, нѣтъ никакой возможности иначе заимствовать выдержки, и потому мы и здѣсь должны рекомендовать основательное знакомство съ книгой всякому читателю, который, желая оставаться честнымъ въ отношеніи къ самому себѣ и къ истинѣ, захотѣлъ бы глубже проникнуть въ смыслъ дарвиновской доктрины.
   Если мы сопоставимъ обѣ эти книги, т. е. обнимемъ въ нашемъ сознаніи весь научный трудъ Дарвина, то съ какимъ бы впечатлѣніемъ мы ни приступали къ этому изученію, впечатлѣніе наше неизбѣжно высказывается, въ концѣ концевъ, съ горячимъ сочувствіемъ къ Дарвину,-- съ такимъ сочувствіемъ, какого мы не можемъ до сихъ поръ подарить ни одному изъ его противниковъ Дарвинъ -- англичанинъ; по всему своему умственному складу онъ -- истое дитя философскаго (или если хотите нефилософскаго) духа своей націи. Для него наибольшую важность имѣетъ прежде всего факта, и то, что непосредственно и неизбѣжно изъ него вытекаетъ. О фабрикаціи теорій у него не можетъ быть и рѣчи. Тщательно собирая и повѣряя, онъ группируетъ только результаты опыта, ищетъ ихъ связь осторожными соображеніями и затѣмъ излагаетъ все съ возможной ясностью. Съ особенной осторожностью онъ прилаживаетъ къ добытому соотвѣтствующія выраженія, какъ "естественный подборъ", "борьба за существованіе" и т. д.-- выраженія, которыя поверхностный слушатель можетъ принять за теоріи, тогда какъ мыслящій дѣятель науки увидитъ въ нихъ только собирательныя формулы для практически даннаго. Во всемъ, что выходить за эти предѣлы, что. дѣйствительно, можетъ быть названо или, если хотите, охарактеризовано теоріей, гипотезой, общимъ принципомъ -- онъ до нельзя робокъ и воздерженъ. Изъ этого воздержанія для него возникаютъ два неудобства, которыя дѣйствительно ставились ему въ укоръ, хотя совершенно ошибочнымъ образомъ. Его порицали за. то, что слѣдовало бы похвалить, по крайней мѣрѣ, согласно съ понятіями изрекавшихъ хулу. Упрекъ заключается въ томъ, что труды Дарвина не имѣютъ ни начала ни конца. Онъ показываетъ среди общаго развитія формъ, какъ одна форма можетъ, даже должна образоваться изъ другой. Но откуда взялась первая форма жизни своимъ превращеніемъ породившая вторую, -- этого Дарвинъ совсѣмъ не касается. Почти также онъ слабо проводить свое ученіе до конца -- до человѣка, какъ формы высшаго развитія. Но именно благодаря своей натурѣ, почти трусливо цѣпляющейся за дознанные опытомъ факты, онъ и не хотѣлъ зайдти къ первому началу жизненныхъ формъ, забитыхъ въ такое время и такія условія о которыхъ до сихъ поръ мы имѣемъ слишкомъ мало положительныхъ свѣденій, чтобы судить о такой старинѣ съ должной научной строгостью. Все, что можно сказать объ этомъ предметѣ, согласно съ современнымъ положеніемъ науки, было собрано въ моей книгѣ "О морѣ." Что касается распространенія дарвиновой теоріи до крайняго предѣла -- до тѣлеснаго происхожденія человѣка, то, разумѣется, теоретически нельзя увернуться отъ этой послѣдовательности, для научнаго воспроизведенія которой у насъ нѣтъ, однако, до сихъ поръ достаточныхъ фактовъ. чтобы съ точностью подвигаться впередъ. Нѣкоторые приверженцы Дарвина, выведя заключеніе, что человѣкъ происходятъ отъ обезьяны, слишкомъ поторопились такимъ выводовъ. который въ сановъ ученіи Дарвина нигдѣ не находитъ основанія. Никогда не надобно забывать, что между потомками какой нибудь формы могутъ возникнуть многоразличныя измѣненія, что каждое изъ нить можетъ подлежать дальнѣйшему развитію, и что отъ одного предка могутъ произойти два ряда формъ. которыя хотя и родственны между собою по общему предку, но будутъ болѣе и болѣе удаляться другъ отъ друга по мѣрѣ дальнѣйшаго развитія. Оба эти упрека вооружаются, однако, не противъ ошибки, а только противъ неполноты дарвиновой работы. Къ нимъ примыкаетъ цѣлый рядъ нападокъ, которыя всѣ выбрали такой общій лозунгъ: "ну, вотъ и это, и то, и другое у Дарвина неясно." Но здѣсь-то ужь логика крѣпко слаба. Вѣдь астрономія возвышается какъ совершенно прочное зданіе, несмотря на то, что на небѣ совершаются еще многія явленія, которыхъ она объяснить не можетъ. Здѣсь казнится только тотъ же стародавній предразсудокъ о готовой, свершенной наукѣ, Ни вѣдь у насъ нѣтъ еще ни одной совершенно готовой науки всѣ находятся въ состояніи постепеннаго прогресса. Вмѣсто того, чтобы тыкать пальцемъ въ неизбѣжно оставшіеся въ дарвиновомъ трудѣ пробѣлы, господа хулители лучше сдѣлали бы. если бы сами принялись усердно работать, чтобы ихъ пополнить, помня, что въ рабочей артели жизни всѣмъ остается еще довольно дѣла -- была бы только охота да руки!
   Мы должны были бы еще, согласно съ требованіями нашей задачи, отозваться какъ о противникахъ, такъ и продолжателяхъ дарвинова ученія, но въ настоящее время это представляется намъ положительно невозможнымъ. Правда, воззрѣнія Дарвина возбудили уже многія тявканья, но дѣйствительнаго противника въ научномъ смыслѣ, Дарвинъ еще не находилъ себѣ до сихъ поръ. Это объясняется относительно недавнимъ появленіемъ въ свѣтъ его второго сочиненія, которое содержитъ главнѣйшія фактическія основанія его взглядовъ, а вѣдь мы выше замѣтили уже. что до опубликованія этого труда никакой научно-добросовѣстный человѣкъ не подумалъ бы полемизировать съ Дарвиномъ. Все, что было противъ него заявлено его противниками. мы уже представили въ связи съ изложеніемъ дарвинизма, не называя именъ, такъ какъ здѣсь все рѣшается вѣсомъ доводовъ, а не именъ. Что касается тѣхъ противниковъ. которые переносятъ борьбу на другое поле, совершенно чуждо? естествознанію, то мы. еще въ первой нашей статьѣ, заявили, что рѣшительно не намѣрены трактовать о нихъ. Въ заключеніе не можемъ не напомнить слѣдующихъ словъ Гексли объ оппонентахъ нашего автора: "все, что до сихъ поръ было напечатано противъ Дарвина, по большей части не стоить бумаги, вытерпѣвшей всю эту пачкотню." Но если до сихъ поръ не можетъ быть рѣчи о дѣйствительномъ строго спадомъ противникѣ Дарвина, то по той же причинѣ теперь еще пока нельзя ожигать дальнѣйшаго развитія его ученія въ серьезномъ смыслѣ. Воззрѣнія его были одобрены съ многихъ сторонъ, быть можетъ., съ большей готовностью зоологами, чѣмъ, ботаниками, потому что между послѣдними болѣе живучъ духъ яростной погони за видами. Многіе уже работали въ дарвиновскомъ направленіи, напр. Фрицъ Мюллеръ удачно примѣнилъ дарвинизмъ къ описанію ракообразныхъ, Кернеръ -- къ изученію альпійскихъ растеній. Остроумный и, къ сожалѣнію, рано скончавшійся лингвистъ Шлейхеръ ввелъ даже дарвинизмъ въ образъ языкознанія. Въ смыслѣ развитія дарвиновыхъ взглядовъ Морицъ Вагнеръ издалъ небольшую книжку подъ заглавіемъ: "Теорія Дарвина и законъ о переходахъ организмовъ". Но здѣсь только проводится далѣе мысль Дарвина, примѣняемая къ одному частному случаю. Естественный подборъ, само собою разумѣется, предполагаетъ, что для поддержанія полученныхъ различій не слѣдуетъ подвергать ихъ помѣсямъ съ родственными формами или другимъ какимъ-нибудь измѣненіямъ, которыя могутъ сгладить различія. Это можетъ быть достигнуто многими путями -- напр. совокупленіемъ сходственныхъ, которыя, не перекочевывая въ собственномъ смыслѣ, тѣмъ не менѣе отдѣляются отъ племенныхъ формъ пространствомъ, какъ это объясняется приведеннымъ выше примѣромъ длинноногой породы волковъ. Различія удерживаются также и въ томъ случаѣ, когда они изолируются геологическими измѣненіями -- образованіемъ рѣкъ, острововъ, поднятіемъ горъ и т. д. Само собою разумѣется, перекочевыванья животныхъ также играютъ здѣсь очень важную роль, и предметъ этотъ развитъ Вагнеромъ очень удовлетворительно. Самыя значительныя попытки къ дальнѣйшему развитію дарвинизма были употреблены геніальнымъ зоологомъ, Эрнстомъ Гэкелемъ, который въ самомъ началѣ съ жаромъ объявить себя въ пользу новаго ученія въ своей "Монографіи лучистыхъ" и предпринялъ развитіе дарвиновыхъ воззрѣній въ двухъ большихъ своихъ трудахъ. Это была, его "Всеобщая морфологія" (1866), изданная въ двухъ большихъ томахъ, и "Естественная исторія мірозданія" (1868). Какъ ни замѣчательны труды эти по содержащимся въ нихъ тонкимъ мыслямъ и но обилію положительнаго знанія, тѣмъ не менѣе намъ кажется, что энтузіазмъ завелъ автора слишкомъ далеко и заставляетъ его несомнѣнно вѣрить въ такія вещи, для научной обработки которыхъ нуженъ несравненно большій запасъ фактовъ, чѣмъ мы располагаемъ въ настоящее время.
   Вліяніе Дарвина, быстро распространилось въ всѣ отрасли знанія, близко или отдаленно соприкасавшіяся съ естественными науками, а особенно его ученіе о происхожденіи организмовъ возбудило живѣйшій интересъ по отношенію къ человѣку и вызвало усиленную дѣятельность въ значительныхъ областяхъ знанія. Благодаря Дарвину и его ученію, вопросы "откуда происходитъ человѣкъ? и какъ долго онъ живетъ на землѣ?" -- получили необыкновенно быстрое развитіе. Отвѣтъ на второй изъ этихъ вопросовъ составляетъ теперь содержаніе особой науки "археологіи человѣческаго рода", поднятой до высоты самостоятельнаго званія, благодаря сочиненію геолога Ляйэлля: и The Antiquity of man (Древность человѣка. 1863), гдѣ собрано все, что до сихъ поръ было добыто по этому предмету. Отвѣтъ въ первый вопросъ все еще ограничивается собираніемъ фактовъ и построеніемъ догадокъ для положительнаго рѣшенія вопроса въ будущемъ. Общій обзоръ всего, что было до сихъ поръ сдѣлано въ обоихъ этихъ отправленіяхъ мы оставляемъ до слѣдующей и послѣдней статьи о дарвинизмѣ.

"Дѣло", No 8, 1870

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru