Чулков Михаил Дмитриевич
Анисимович. Нового рода Дон-Кихот

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Истинная быль с прибавочкой и прикрасочкой, или Превращение раскольника в романического любовника, видавшего наяву чертей.

Михайло Чулков.

Анисимович. Нового рода Дон-Кихот. Истинная быль с прибавочкой и прикрасочкой, или Превращение раскольника в романического любовника, видавшего наяву чертей.

0x01 graphic

Часть первая.

Глава 1-ая, которую рассказывает Анисимович сам.

   "Милости прошу садиться! Извольте выслушать. Я вашей чести докажу: родили меня, как сказывали мне, в городе, которого имя произошло от ржи... , нет, бишь, от ржавчины. А! да, так-так: от ржания коня Володимира Святославича. Сие паче тем достоверно, что Пётр, дьячок нашего прихода, сказывал, и он был великий начётчик книг.
   Отец мой был купцом, а мать - торговкой. Они жили не роскошно и накопили кое-как косых мешочка с два. Я пред вашей честностью не таюсь в том, что научался читать книжицы и рассуждать по оным, и писать от отца и матери тайком. А начальное учение преподавал мне живший у нас в доме схимник Исаак Подпольский, ученик Никиты Распопы, иже в старину казнён за своё, якобы ложное, учение и за возмущение народа. Когда возмужал я, стал он торговцем. А когда мне исполнилось 17 лет, отец Исаак в некоторый день, когда родителей моих дома не было, в уединении предложил мне речь о суете сего мира и о случающихся в оном огорчениях, и о блаженстве иноческого жития. Уговаривал меня, что б я постригся в иноки. Я на то и был согласен, но без воли своих родителей, о которых Исаак довольно знал, что не согласятся постричь меня в чернецы, к тому приступить отказался. Но лукавый же инок рассказал мне с двадцать историй из прологов и "Четьих миней", что якобы желающие спасти свою душу презирали отца и мать, бросали жён и детей. А я всё то читывал в самых старинных книгах и так почти уже согласился. Но как имел я у себя друга, реченного пономаря Петра, то ему в том открылся.
   Пётр книг читал не менее моего, а видел на свете кое-что ещё и больше. Он предоставил мне мою молодость, трудность скитского жития, доказал мне многими примерами, которых я не помещаю здесь для того, что б не навести на вас скуку, что многие иноки рады были бы бросить свой чин и желали, что б их содержали хотя б в крестьянстве и работе, нежели быть в бездействии естественном, и помалу вывел меня из мрака, указав, что приведённые батюшкою Исааком примеры имеют совсем другие толки, доказал мне, чем я должен Богу, чем государю и чем родителям и Отечеству, и что молодые мои лета следовало мне употребить на служение государю, родившим меня и обществу, а через них - и Богу, а не в обратном порядке. Таковые убеждения мудрого дьячка не долго действовали в душе моей, ибо по неопытности моей хитрый Исаак обо всём от меня узнал, а от родителей своих сие я тщательно скрывал. О, горе! Если б я отцу и матери о советах, или паче обманах отца Исаака открылся, каких бы (скольких бы) избежал зол и им не причинил бы слёз".

Глава 2-ая.

Ещё Анисимович не умолк.

   "Пожалуйте слушать спокойно; я вам всё расскажу по порядку. Тьфу! Какая пропасть! Не спешите. Отец Исаак был лет тридцати пяти отроду, ростом с гренадера и здоров, как черкасский бык, вид имел свирепый, говорил с расстановкой и кланялся очень низко. Он жил в доме моего отца на чердаке, из коего проведена была потайная лестница в подпол, где был небольшой погреб, а из него выведен ход к соседу. Сие было сделано ради того, что бы отца Исаака с раскольническими книгами не поймали, ибо оные были накрепко запрещены, и ревностные отцы их преследовали строго. Сия святая ревность тем действовала сильнее, что по причине посещения подпольных попов раскольниками уменьшались сих ревностных отцов собственные доходы.
   Батюшка Исаак был великий постник, в среды и пятницы ничего не едал, и прочие дни, кроме субботы и воскресенья, вкушал лишь хлеб и воду. А румянец лица его и бодрость всего тела, голос громкий и разговор кроткий доказывали совершенное тела и души его здоровье. Правду сказать, был за ним небольшой грешок, такой, что он любил пристрастно золото и серебро как в сосудах, так и в деньгах, равно жемчуг и дорогие каменья принимать от своих духовных детей, но отдавать ни под каким предлогом желания не имел, а собирая сказывал, что они нужны для отцов, обитающих в Польше, на Ветке (расцвет старообрядчества на Ветке относится ко второй трети XVIII в., правительство принимало отчаянные меры, что бы закрыть этот путь для беглых крестьян и вернуть их в Россию, указами 1760, 1761, 1762 и 1763 гг. при Елизавете Петровне, Петре III и Екатерине II) и в Гомеле, и на отсылку туда милостыни. Он ежегодно раза по три поборы чинил. Но отсылал ли. Сие мне неизвестно.
   Сей отец всегда был занят молением, принятием покаяния от грешников и грешниц. У него ж и спасенички (послушницы в старообрядческих скитах) говели. Его возили не только по дворам, но и по другим городам, даже в Курск и Белев в закрытой кибитке. У соседа ж нашего, куда, как я сказал, проведён был потайной ход, жили спасенички. У них была мать начальная (настоятельница, игуменья) Таисия, женщина лет двадцати семи. Лицо её и сложение тела доказывали совершенное здоровье, хотя оба была и великая постница, ибо мяса при людях не вкушала. Но признаться надобно, что постное кушанье, когда они рыбу едали, было не хуже, чем у гренадского архиерея, у коего от поварни за 500 шагов пахло кушаньем, в чем я ссылаюсь на Жильблазова дворецкого (намёк на роман А. Р. Лесажа 1735 года "История Жиль Бласа из Сантильяны"), мало очень совестного.
   У сей начальной матери жили в искусе девушки, нарицаемые спасеничками, и было им от 14 до 18 лет, всех же их было около десятка. Они все умели читать и петь и хаживали в дом наш на службу, Средь тем девиц и Агафья было довольно прекрасна, голос имела нежный и громкий, подобно соловью, читала плавно и речисто и была весьма добронравна, тиха и незлобива, как овечка".

Глава 3-тья.

Анисимович соблазняется.

   "Не осудите, пожалуйста, я человек грешный, - продолжал Анисимович, - к тому же млад и не искушён был. Агаша мне полюбилась, и я сыскал случай в часовне ей в том изъясниться. Она очень была смышлёна и во время чтения-поучения вышла из храмины, и я то же учинил, и уговорились мы вскоре о ночных свиданиях. На другой день, вечером, я получил то, чего желал нетерпеливо.
   Мы продолжали любиться около полугода. В сие время Агафья рассказала мне, что батюшка Исаак приходит к матери начальной для исправления совести и что ей одной тайна сия известна, потому что она готовит им кушать, и едят они по средам и пятницам не простую рыбу, но линей, налимов и стерлядей, а других не кушают, а в прочие дни и всё себе разрешают, а пьют напиток, который они называют благо-мягко, которого она и принесла в склянке с собою, и мы чарочки по две выпили. Сие была ратафия. Посему уже я и не дивился красному лицу и здравию батюшки Исаака и матушки Таисии.
   Мало-помалу у красавицы моей почти неприметным образом напереди сделался горб, который сметочным людям подал причину к переговорам и разным догадкам. Надобно вам, сударь мой, знать, что Агафья носила шубки китайчатые, жёлтыми ленами по борту обшитые, на поясках, сшитые по манеру покровскому, а не по ржевскому или белевскому, ибо сии города, как то Верея, Карачев и другие, копируют в сём случае с убора покровских, что в Москве, спасеничек. Подол в шубке её по собственному моему измерению состоял из 14 аршинов. Таковое одеяние нарастающего горба сокрыть никак не могло. Начальная мать Таисия первая то по другим приметам узнала и, зазвав во свою келью, с грозным видом ученицу вопрошала, с кем она встречалась. Оробевшая Гашенька со смирением отвечала:
   "Я, матушка, ничего лишнего не сотворила. А только, подражая тебе и батюшке Исааку, творила любовь с Анисимовичем".
   "Глупая! - сказала ей на то мать Таисия. - Ты б меня спросила, так бы стыда и сорому избежала. Скажи мне, окаянная! Не сказывала ли ты своему приятелю чего обо мне и батюшке Исааке"?
   "Всё сказала, что знала, матушка", - отвечала ей несмышлёная Агафья.
   "Ну, так молчи же, - сказала Таисия, - и никому о сём не говори, пожалуй. Я батюшке Исааку скажу, не можно ли сему горю пособить чем, что б нам избавиться от нарекания".
   Отец Исаак, узнав о сём, счёл приключение сие весьма полезным к дальнейшему моему уловлению и к возданию величайшей неблагодарности моему родителю".

Глава 4-вёртая.

Хитрость отца Исаака, побег Анисимовича.

   "Отец Исаак, накопив довольно денег, узнав от начальной матери о причинах и действиях, естественно, мною и Агафьей произведённых, с крайним огорчением постиг и то, что я его и начальной матери тайны знаю. Несколько дней, нахмурившись, ходил. Наконец, улучив меня одного, сказал мне: "Василий! Я узнал, что ты девицу Агафью любишь, и она тебя, а от сего произошло то, что она беременна. Что ты, сын мой, думаешь, если она родит и объявит, что зачала от тебя? Узнает сие твой отец, что он с тобою сделает? Судя по его строгости, я страшусь, что он убьёт тебя до смерти"...
   От сих честного батюшки Исаака словес я остолбенел, но опомнившись и ободрившись, сказал: "Батюшка, когда тебе моё таинство известно, то и твоя тайна с начальной матерью Таисией от меня не сокрыта. Дай свой отеческий совет, что мне делать".
   Тогда хитрый же поп начал мне говорить о соблазне, причиняемом в людях обнаружением таких дел, и о нужде покрывать оные милосердием. А что б всё сие учинить порядочно, то советовал он мне ехать в Гомель тайно от отца, поскольку как он, так и я знали, что отец мой меня не отпустит. "А как-де, - промолвил он, - я намерен сам поехать посетить отцов, и мать начальная Таисия туда же с Агафьей поедет, то удобно тебе с нами будет ехать".
   Отец Исаак расположил всё хорошо. Он сказал, что по выезде своём из города будет дожидаться меня в деревне Т..., куда и мне велел через три дня приехать одному на своей лошади и советовал не забыть взять у отца моего тайным образом денег, сколько случится, и серебряную посуду. После чего отец Исаак пастве своей объявил, что он едет в Гомель за дарами, и туда отправился. А на другой день поехала мать Таисия под видом богомолья в Киев с Агафьей. Осталось мне следовать за ними.
   Все три дня беспокоился я мыслями, следовать ли мне за отцом Исааком. Лёгкость, с какой представлялась возможность мне обокрасть наилучшего родителя, меня в трепет приводила, а любовь к Агафье и стыд, ежели узнают, что я ей ребёнка сделал, преклоняли меня следовать наставлениям честного батюшки Исаака. К несчастью моему случилось, что в третий день их отъезда отец и мать мои поехали на свадьбу женить двоюродного моего брата, а мне поручили дом в полное смотрение. Я предпринял следовать за духовным своим батюшкой и наставником и для того замок, на кладовом чулане висящий, разломал и нашёл в оном, в сундуке, который расколол, на тысячу рублей золотых империалов и 800 р. серебра, да фунта 3 серебряных стаканов и чарок, низанья жемчужного рублей на пятьсот. Всё сие я с крайней торопливостью забрал и оставил письмо к моему отцу, следующим образом начертанное:
   "Премилосердному государю батюшке Анисиму от сына твоего Василия земное челобитье. Простите, батюшка и матушка! Я пошёл спасаться в дремучие леса и в страшные пустыни, что б скорее до них достигнуть, я взял Пеганку. Ведая ж, что златолюбие и сребролюбие и другая алчность богатства, как батюшка Исаак мне сказывал, делают людям печаль и причиняют грех смертный, то я, избавляя вас от оных, то есть от греха и печали, всё, что осталось, с собою забрал для раздачи нищим. Прошу вашего родительского благословения и земно рыдательно кланяюсь. Сын вашего рождения Василий, челом бью".
   Оставив сие письмо дома на столе и заперев сенцы, ключ отдал работнице, сказав, что, как батюшка приедет, что б передала она, что я поехал к Макарию на ярмарку драгоценные товары покупать. Пустился и в назначенной деревне застал я отца Исаака, мать Таисию и любезную Агафью за ужином. Они моему приезду обрадовались, а особо батюшка Исаак, когда узнал о сокровищах, радовался и спрашивал: "Где ж они? Где ж они? Покажи мне их"!
   Но так как было уже поздно, то оставили до другого дня".

Глава 5-ая.

Следствия побега Анисимовича.

   "Встав очень рано, Пеганку отпустили на волю, а сами поехали на двух тройках очень исправных лошадей, которыми управляли слобожане, люди по своему удальству в нужных случаях известные. Первый день ехали мы лесной дорогой и кормились в селе, ночевать приехали мы в один постоялый двор, стоящий в лесу, а кроме того двора других там не было. Поужинав по обыкновению, батюшка Исаак прочитал правило, и когда все поугомонились, то, призвав меня в отхожее, говорил:
   "Сын мой, благодари меня, что ты избавился от сетей мирских и что будешь жить в иночестве счастливо"...
   "Никак, батюшка! Я чернецом быть не хочу, а хочу жить с Агафьюшкой счастливо
   "Это не мешает, - перебил мою речь старец, - примешь малое посвящение, без обета безбрачия и целомудрия, а и Агаша так же, ведь и я с Таисией, признаюсь тебе, не иначе. Я был дворовый человек, и Таисия того ж дома. Мы слюбились, а Таисия барину приглянулась. Мне с ним делиться не захотелось, и ради того, забрав кой-что, барину не нужное, поехали мы спасаться и пристали к честным отцам Михайловского толка. У меня борода выросла, и один, того же сорта, что и я научил меня всем премудростям староверов. Я всё скоро перенял, и у некоторого священника, стоя на квартире, услышал я, что при проставлении их даются им грамоты... А приехав в Гомель, объявил я, что я священник, желающий быть принятым в старую веру. Меня с радостью приняли. И теперь, как видишь, я живу счастливо. А барину моему и в разум не придёт искать меня в сём звании. А как ты человек молодой и можешь заснуть крепко, то, что б деньги и вещи не украли, переложи ко мне: я буду их беречь".
   Выслушав сие, сколь я ни был глуп, однако понял, куда попался, и в продолжении речи его пустосвятства, думал я, что бы меня там вечно спать не оставили, Объявил, что деньги и прочее тотчас принесу.
   "Очень хорошо, - сказал Исаак, - да смотри же, что б не разбудить кого".
   Я ему сказал, что на них (драгоценностях) спит Агафья.
   "Агафья?.. - сказал мне поп, помолчав несколько, - Так пойди ж сейчас на место, ляг, успокойся. Мы завтра при удобном случае переложим, что б никто не знал, да и ты Агафье о сём не сказывай: менее знают - менее бредят".
   И так, с благословением, отпустил меня. Я ж, придя в свою повозку, нашёл Агафью не спящую, но плачущую.
   "Пропали мы, - сказала она. - Мы завезены в воровскую пристань, и я слышала, как мать Таисия говорила с лукавцем Исааком и с хозяином, что б нас зарезать"!
   Услышав сие, жилы мои задрожали, я не знал, что и делать. Но Агафья вывела меня из бездеятельности и сказала:
   "Ночь тёмная, лес густ, все спят. Уйдём, не мешкав, куда глаза глядят, и возьмём с собою, что можно взять".
   Я тотчас на сие решился. Взял я унесённые у отца сокровища, а Агафья некоторое количество хлеба и кувшин бальзама. Полегоньку через задние ворота сошли мы на задворок, а там через плетень перелезли и пустились в лес, спеша сколь возможно удалиться от столь опасного места".

Глава 6-ая объявляет, что, бежав от головорезов, можно попасть на других, того же ремесла.

   Стараясь удалиться от проклятых святош, беглые наши не помышляли ни о волках, ни о медведях, обитавших в лесу, и, идя часа три, устали сильно. Зайдя в саму густую чащу леса, вздумали они отдохнуть, где и уснули. Пробудились, уже когда часа два дня было. Советовали друг другу, куда идти. Путь им был совсем неизвестен. Пустились наудачу. Отойдя версты три, пришли к ручейку, за которым был в том лесу высокий холм.
   Они вздумали на него взойти и посмотреть, не увидят ли какого жилища, что б к нему направить свои стопы. Взойдя на оный, увидели в двух верстах село с церковью. Они намерились туда идти. Но Агафья сказала Анисимовичу:
   "Мы не знаем, кто там живёт, и не обобрали б нас дорогою. Не лучше ли нам спрятать здесь в земле деньги и прочее, а после мы можем прийти и взять оное". Анисимович благодарил её за разумный совет и, выбрав место приметное на той горе, под корень одного высокого дерева сокровища свои зарыли, оставив мало число денег на расход; и прикрыв оное так, что б догадаться никому о положенном кладе было неможно, пустились в горы прямо к видимому селу. Сход был чрезвычайно крут, и бедная Агафья поскользнулась и покатилась. Без памяти у подошвы горы поднял её Анисимович и с прекрайним трудом вёл или, лучше сказать, тащил к селению.

0x01 graphic

   Наконец дотащил оную до избёнки крестьянки, старухи-вдовы, попросил убежища. Старуха их пустила. Здесь Агафья начала мучатся родами и, выкинув мёртвого младенца, сама за ним скоро последовала. По погребении её печальный Анисимович не знал, что делать. Он расспросил, далеко ли большая дорога. Старуха сказала, что в пяти верстах оттуда, и что там много проезжающих в разные места, и что может он, куда захочет, нанять себе извозчиков, и указала ему ближнюю дорогу через лес. Он судил за благо следовать по ной и, отыскав извозчика, возвратиться за сокровищем. Итак, поблагодарив старуху, потащился.
   Едва прошёл он половину дороги, как схватили его два воина придорожных и допрашивали его, кто он, откуда, куда и зачем на их дачу зашёл. Анисимович испугался, не знал, что отвечать. Тогда один смуряк сказал другому:
   "Это посыльный от сыщика. Отведём его к атаману".
   Бедный наш герой пуще оробел, узнав, что попал в лапы разбойников. Сии кавалеры завезли его в такую глушь леса, где, казалось ему, от сотворения мира не только люди, но и звери не жили.
   Привели его к заваленным елями воротам и, отслонив несколько, вошли в чащу леса, в котором были искривлённые проходы, в коих с нуждою лошадь проходить могла, и в нескольких местах неприметно пересекались воткнутыми в землю ёлками. Наконец, вошли во двор, который был завален кругом еловыми деревьями с сучьями, лежащими и стоящими, и казался совершенно непроходимым. На том дворе под таким же наваленным дромом (буреломом, валежником, хворостом) был вход в подземное жилище, которое заваливалось так же деревом. Трепещущего Анисимовича сии удальцы свели в землянку, в коей было темно. Они прокричали 3 раза свой пароль, и сделанная искусно земляная дверь отворилась. Далее прошли они в большую землянку, в коей был свет от свеч, ив оной находилось тогда 12 человек удальцов, пивших вино, закусывая ветчиною. Увидев пришедших, атаман спросил, кого привели. Те отвечали, что подозрительного человека. Атаман обстоятельно расспросил его, и он принуждён был рассказать о своём побеге. О деньгах же, что спрятал, умолчал. Его обыскали и остальные деньги отобрали. Они думали, что Анисимович подосланный от сыщика. Атаман спрашивал мнения, что делать с ним. Одни советовали зарезать его, а другие говорили, что напрасно губить не надобно, а лучше взять с него клятву, что бы о них не сказывал. Но в это время услышан был призыв, и вошёл ещё один головорез. Сказал, что сегодня поедут через лес купцы, едут с ярмарки с деньгами. Атаман тотчас велел приготовляться, немедленно вооружаясь, и сам с ними поехал к дороге. А Анисимовича, связав ему руки и ноги, оставили в подземелье.

Глава 7-ая.

Что случилось с Анисимовичем в землянке, и как он из разбойничьего вертепа освободился.

   Едва разбойники ушли, Анисимович проделал все возможные усилия, что б развязаться, но никак не мог. Тогда впал он в отчаяние. Проклинал отца Исаака и мать Таисию. Даже досталось и умершей его любовнице. Не щадил и самого себя, кричал во всё горло и плакал, как ребёнок. Наконец, утешившись несколько, произнёс сии слова:
   "Бедный я! Лучше б меня сии разбойники тогда ж умертвили, как привели! Теперь же, может статься, их переловят, и они убежище своё скроют. И так я принуждён буду здесь околеть от голода и жажды. О дурачество, дурачество моё! О проклятый изверг, а не иерей, ввергнувший меня в погибель"!
   А потом начал он реветь, как корова.
   В сие время отворилась ещё дверь с другой стороны, которой он прежде не приметил, и взошла в сию темницу девушка лет шестнадцати. Она Анисимовичу сказала:
   "Плач и отчаяние твои, добрый молодец, я слушала с соболезнованием и выбирала средства, как тебя избавить от несчастия, постигшего нас, и колебалась мыслями, боясь показаться, что б и меня варвары не зарезали. Но последние твои слова, что б не умереть нас с голода и жажды, меня образумили и внушили решимость, что бы избавиться от сего гнусного сообщества. Итак, хотя можем умереть, но умрём уже вместе. Я тебя развяжу. Только клянись мне никогда меня не покидать и в том не обмани".
   Страх смерти, мучительные воображения голода и жажды одни были достаточны принудить Анисимовича к клятве священной. Он обещал не только не оставлять её никогда, но при способном случае на ней и жениться. И коль скоро он сие выговорил, Татьяна (так называлась сия девица) сказала ему:
   "Не поскучай, добрый молодец, ещё связанным побыть часа два"...
   "Умилосердись! - вскричал Анисимович. - Развяжи теперь же. Тело и душу тебе вручаю"!..
   "Хорошо, - сказала Татьяна, - однако потерпи. Я выйду из сей окаянной каморы и посмотрю, не остался ли кто из наших врагов, и узнаю, в которую сторону они поехали, дабы нам с ними не встретиться".
   Важность сих слов поняв, Анисимович сказал:
   "Матушка моя, что хочешь, делай, я твой вечный раб душой и телом".
   Татьяна вышла из тюрьмы, осмотрелась везде, где считала надобным, и уверилась, что все воры ушли, и приметила по измятой траве, в какую сторону их путь был. Вошла в подземную залу, тотчас развязала Анисимовича. Он хотел для благодарения ей кланяться в землю, но отекли у него руки и ноги, то и не мог он ими надлежащего движения сделать. Девица Татьяна, приметив сие, в минуту принесла уксусу, смешав оный с горилкой (род крепкой водки, применяемой у малороссов), потёрла ему опухшие места, отчего ему вскоре легче стало, и он благодетельницу свою благодарил изо всех сил, то есть, сколько смыслил сказать усерднее.
   Надобно было немедленно им от сего пагубного жилища удалиться, и они совсем были готовы. Татьяна предложила Анисимовичу взять на дорогу что-нибудь из съестного, которого в другой пещере было довольно. Они туда вошли и нашли там великое множество ветчины, балыков, сухарей, соли, вина и уксусу и взяли для себя довольно. Но, приметив сундук, вздумали оный освидетельствовать. В нём они нашли серебряных денег два мешка да золотых столько же. Они хотели всё взять, но за тягостью раздумали. А взяли только золото, коего было около 20 000 рублей, да жемчуг, которого было около 3 фунтов, из серебряных взяли по горсти мелких денег без счёту. По тягости ж металла убавили своей провизии. Анисимович золото и жемчуг положил в котомку, которая здесь случилась, а Татьяна провизию - в кошель, в котором обыкновенно крестьяне носят хлеб в дороге. Таким образом они вышли на дневной свет.

Глава 8-ая.

Анисимович сжигает жилище воров, выходит на большую дорогу и, узнан купцом, возвращается к отцу.

   Анисимович наш радовался более, нежели цепная собака, когда она сорвётся с цепи, и хотел бежать от сего мерзкого жилища, что есть силы. Но Татьяна, будучи не по летам смышлёной, его остановила ещё на воровском дворе. Сказала ему:
    "Постой, мой дружочек. Мы не знаем, не попадёмся ли нашим злодеям. Надобно иметь осторожность. Я думаю о том, что бы зажечь сие обиталище. Если попадёмся, скажем - ушли от пожара, а если не попадёмся, а они приедут, подумают, что мы сгорели, и погони за нами не будет".
   Анисимович не мог надивиться разуму красной девицы Татьяны. Итак, они в десяти местах зажгли вертеп разбойничий с его огородками. Широкими шагами от него удалялись в противную примеченного Татьяною разбойничьего пути сторону, а страх и ужас погонял их, как учитель скороходов погоняет под лытки (икры) длинным кнутом. Бежали версты две, взойдя на пригорок, сели они отдохнуть и с удовольствием увидели превеликий пламень, пожиравший ограждение жилища разбойничьего, причём приметили, что и лес загорелся.
   Отдохнув несколько, Анисимович и Татьяна укрепились некоторой пищей и питьём, побрели они далее и вышли на большую столбовую дорогу, по которой шли они около часа. К вечеру у некоторого ручья увидели они табор. Сие были едущие купцы в 15-и повозках. Они остановились при том ручье ночевать.
   Путешественники наши, к ним подойдя, спрашивали, кто они и куда едут. Вид сих вопрошателей не показался купцам внушающим доверия. Молодые из них расспрашивали, и по смутным Анисимовича ответам они их сочли за соглядатаев и ради того сказали старикам, которые сидели в кружке и тянули взварец, и представили прохожих. При повторе вопросов, кто таковы они, Анисимович сказал им, что они были в руках разбойников и от них убежали, что те разбойники поехали грабить купцов, едущих с ярмарки, и просил принять его и девушку под своё покровительство. Купцы, посоветовавшись между собой, решили удалиться от сего места к селению, которое они проехали версты с две назад, что и учинили с великой поспешностью, и многие из них палили из мушкетонов и ружей, и пистолетов. Переночевали при селении с крепким караулом, наняли в том селении до тридцати человек провожатых верхами (то есть верхом) до другого села вёрст на двадцать пять, а Анисимович нанял лошадь с телегой, и в то селение все они приехали благополучно. Едучи, один из калужских купцов, по имени Антон, узнал Анисимовича.
   "Ба! - сказал он ему - Это ты, Анисимович? За чем сюда тебя Бог занёс? Мы слышали, что ты ушёл от отца".
   Анисимович, видя неминучую, признался ему, что это правда, и просил его, что б никому о том не сказывать, и говорил, что хочет к отцу воротиться.
   "Хорошо, хорошо, друг мой, - поглаживая бороду, сказал Антон, - отец твой хлебосол, и я им одолжен. Я тебя провожу к нему".
   Этого Анисимовичу крайне не желалось, и он положил намерение лыжи наострить. Но Антон не менее его был смышлён. Пересадил его в кибитку, а своего работника на его лошадь посадил и присматривал за ним. А приехав в селение, нанял извозчика до города Ржева, куда как сам, так и Анисимович с девицею, ушедшею от разбойников, и отправились.

Глава 9-ая.

Девица Татьяна описывает свои приключения.

   Подъезжая близко к городу Р., родине нашего героя, он трепетал. Антон, желая его занять несколько, спросил у него, знает ли он точно о девице Татьяне, какого она рода и каким случаем попалась в жилище разбойников.
   Анисимович сказал:
   "Знать не знаю и ведать не ведаю, меньше сплетен".
   А как скоро после сего остановились кормить лошадей и себя и сели на циновке есть кашу (так называется у проезжих то кушанье, которое обычно варят на треножнике), Антон сказал:
   "Красная девица! Я думаю, что ты дочь отцовская. Скажи мне, каким образом попалась ты к ворам, и кто твои отец и мать, и где твоя родина, и что с тобою случилось... А ежели я примечу, что ты правды не сказываешь, то отдам тебя сыщику, который из тебя правду выпытает".
   Татьяна, услышав сии слова, покраснела, потупила глаза, и полились из оных слёзы, но не ручьями, как говорят обыкновенно, а капельками. Антон был неглуп и велел налить по доброй чарочке горилки и принудил печальную Татьяну выпить оную, просил есть дорожное, что Бог послал, а потом по другой чаше испили. И тогда-то напомнил он красавице, что б она своё похождение сказала, уверяя её от чистого сердца, что от рассказывания её истории ей никакого вреда не приключится, и для ободрения её подал ей и третью чарку с винцом изобретения праотца Ноя (библейскому праведнику Ною в иудаистической, а затем и в христианской мифологиях приписывалось насаждение виноградной лозы после потопа, см. Быт. 9; 20).
   Приёмы сии Танюшино сердце не только что успокоили, но и развеселили, и обнадёжили, что она имеет дело с самыми чистосердечными людьми, в чём нимало не ошиблась. Начала она сказывать таким образом...

(Далее следует опущенный нами рассказ Татьяны, занимающий целиком пять глав, главы 10 - 14 и часть главы 15-ой).

Глава 15-ая.

Что с нашими странниками приключалось после того.

   Антон лёг отдохнуть и уснул, а Анисимович предложил девице Татьяне вместо разбойничьего атамана обвенчаться с нею.
   "Ибо - сказал он - ежели не обвенчавшись приедем домой, то отец мой не допустит жениться на тебе".
   Жаркая Татьяна не заставила себя в другой раз напоминать, и как оба были готовы, то и пошли к попу и просили его, что б обвенчал. Поп сперва упрямился, но три серебряных рубля заставили его без исследования действия их обвенчать. И когда венчание в церкви происходило, купец Антон проснулся и хватился своих птиц. Подумал, что не улетели ль. Котомки их были целы. Он спрашивал, не видал ли их кто? Ему сказали, что они в церкви. Он туда побежал и, придя, услышал, что поют:
   "Исайя (Исайе), ликуй"!
   Он закричал попу, что бы не венчал, а тот, зная цену тех крестовиков, велел дьячку купца вытолкать вон из церкви, а случившимся там крестьянам велел его связать, как нарушителя церковного благочиния. Грубые мужики, всегда послушные в таких случаях попу, Антона связали и близ церкви караулили. По окончании венчания Анисимович просил попа, что б разрешил (здесь в смысле вернул свободу, освободил) Антона, и взял с него клятвенное обещание браку его с Татианою не препятствовать, и что бы он у отца его исходатайствовал совершенное прощение и что б три дня прожить у священника и праздновать свадьбу. За что обещался сверх издержек попу дать десять рублей. Купец Антон требуемую клятву дал, ругая себя немилосердно, что ввязался в чужое дело, потом и был освобождён. Анисимович упросил купца Антона, что б он был ему посажёным отцом, а Татьяне оным же поп, а попадья - матерью. Итак, велели оные повозки перевезти к попу на двор, а господин Антон и попадья с хлебом да солью по обычаю тогдашних времён новобрачных встретили, воспевая обыкновеннее стихи.

Глава 16-ая, сказывает о том, частью чего является, а читатель угадать может сам, если захочет.

   Потом началось торжество брачное по-деревенски, то есть пили и ели, сколько могли, а молодых попадья спровадила в баню. Между тем Анисимович написал к отцу своему письмо следующим образом:
   "Здравствуйте, государь-батюшка Анисим и матушка Ксения! Погибшая овца, сын ваш Василий, возвращается к вам не яко блудный сын, но с прибылью. Ведомо вам да будет, что я женился и взял в приданое 10 000 рублевиков, да и те деньги, что я на дороге взял, не потерял, целы. Не крушитесь о том, а меня грешника, простите. Меня обманул попишка Исаак. Он не поп был, а нарядный (настоящий, профессиональный, махровый, отъявленный) вор. А дорогою хотел меня зарезать, но я от него ушёл. Слёзно, рыдательно прошу, простите меня и благословите, и уведомьте; если простите, то я домой приеду, а не простите - уйду, куда глаза глядят. Сын вашего рождения Василий Анисимович и с невесткой вашею Татьяною земно кланяемся и просим благословения".
   Сие письмо Анисимович тайно от купца Антона отправил к отцу в город Р. С нарочным. На другой день нарочный возвратился и привёз письмо следующего содержания:
   "Сыну нашему Василию и с женою его Татьяной мир и родительское благословение! За пакостные твои дела достоин ты быть сослан на каторгу, что нас на старости так сокрушил, собака, плут нечестивый! Мать твоя от слёз и печали слегла. Я бы тебя, смердящего пса, проклял и кнутом бы выпорол, да мать упросила. Итак, шершавая собака, ради её прощаю тебя за все твои каверзы. Только не обмани в деньгах и жемчуге. А обманешь, ребра живого не оставлю. А что бы ты не ушёл, то я послал дядю твоего Игната с молодцом. Скоро приезжай. Бог вас простит. Доброжелательный отец твой Анисим и мать Ксения".
   Лишь только Анисимович прочёл письмо, как явился и дядя его, Игнат, бранил его жестоко, что роду их сделал бесчестье и что в деревне женился. Но купец Антон Анисимовича молодостью и незнанием плутовских дел отца Исаака и тому подобных извинял. А как случился здесь торгаш, ехавший с ярмарки, Анисимович купил у него платков и кушаков, то молодая, поднеся большую чарку дядюшке супруга своего водки и подарив шёлковые кушак и платок, и совсем его успокоила. И, пропировав большую часть и третьего дня, отправились в город. Избегая же на первый случай от грубой черни ругательства, приехали часа в два ночи и вместо чаемой грубости приняты были от отца и матери со слезами и лобзанием и попировали с ближней роднёй до света.
   Поутру Анисимович отдал отцу 15 000 рублей, а 5 тысяч рублей утаил для всякого случая, жемчугу отдал половину, а другую оставил жене своей. Старик Анисим по три дня сзывал сродников и приятелей, и пировали, и пили во всю Ивановскую.
   Итак, Анисимович узнал лживых попов, был от духовного батюшки Исаака определён к смерти, лишился любовницы, попал к разбойникам, ушёл от них с двойной добычей, женился, от отца прощён. А всё сие случилось с ним на 18-ом году от рождения его в один месяц.
   Анисим, поблагодарив купца Антона и угостив на целую неделю, подарил ему серого мерина рублей в восемьдесят, а мне с читателем - ни овечки.

Конец первой части.

   Голова ль ты моя, головушка,
   Голова ль моя молодецкая,
   До чего тебе дошататися,
   По всему ли свету белому,
   По всему ли царству Московскому...
   
   Что у нас было на святой Руси,
   На святой Руси, в каменной Москве,
   На Мясницкой славной улице,
   За Мясницкими за воротами,
   У кружала да государева,
   Как лежит убит добрый молодец,
   Он белым лицом ко сырой земле,
   Растрепав свои кудри черные,
   Разметав свои руки белые,
   Протянувши ноги скорые...
   Что не ласточка, не касаточка
   Вкруг тепла гнезда увивалась,
   Увивалась его матушка родная,
   Причитавши, сию речь промолвила:
   "Я давно, сын, тебе говорила:
   Не ходить было по чужим дворам,
   По чужим дворам, да к чужим женам.
   (Пес. 29).

0x01 graphic

   1792 г.
   Герой одноимённой повести М. Чулкова Анисимович выделен из толпы, его породившей, и поставлен на всеобщее обозрение. Своеобразна лишь социальная среда, из которой он вышел. Анисимович - из старообрядцев, и это придаёт особую колоритность его фигуре. Он всем своим поведением демонстрирует непохожесть на других, неординарность. Сама его речь находится на грани явного и потаённого, он смешон в своей серьёзности и серьёзен в смешном. Ему так и не удаётся в полной мере адаптироваться к секуляризирующейся жизни, и потому каждый его шаг, каждое усилие приобретают комический оттенок, вызывают разлад, разочарование.
   Анисимович родом из купеческой семьи, торговлей занимаются не только его отец, но и дядья. Именно богатство сбивает его с праведного пути, и он с младых лет попадает в коловорот бродяжничества и плутовства. Сначала с неким попом Исааком обворовывает своего отца, затем попадает к разбойникам, которых так же оставляет без их воровской добычи.
   Анисимович побывал и первостатейным купцом, и ржевским бургомистром, знавал почести и славу. Только всё это оказалось непрочным, и вскоре после смерти своей жены он впадает в полнейшую нищету. Желая как-то поправить своё положение, он отправляется в Санкт-Петербург с надеждой снова выгодно жениться. Но здесь Анисимович становится жертвой розыгрыша свой сотоварищей-купцов, которые заставляют его нарядиться во французский кафтан и сбрить бороду. Это было немыслимым отступлением от старообрядческого канона, что само по себе предопределило его дальнейшее падение. Когда же он окончательно убедился в крушении своих замыслов, ему не оставалось ничего другого, как веселить светских шутников, изображая себя возлюбленным мифической марокканской принцессы. Таким образом, всю остальную жизнь Анисимовичу пришлось прожить "притворным дурачеством".
   Образ Анисимовича не был плодом чисто литературного вымысла. Сюжет повести основан на биографии реально существовавшего лица. Этот человек - купец-старовер В. А. Чупятов. По своей известности в петербургском обществе он вполне соперничал и с блаженной Ксенией и даже с И. Я. Корейшей: все они придавали неповторимый характер столичной жизни. О Чупятове упоминают А. В. Храповицкий, Д. И. Хвостов, В. В. Пассек. Его имя прославил Г. Р. Державин в своей оде "Вельможа":
   
   "Всяк думает, что я Чупятов
   В мароккских лентах и звёздах.
   
   Чупятов происходил из семьи ржевских купцов, прочно связанных со старообрядчеством. Из сохранившихся документов видно, что он не только тайно держался раскола, но и "своих родственников и прочих злых раскольников всячески защищает и живущих у них пришлых учителей укрывает". Он был человек "книжный", владел большим числом рукописных сборников. Торговлю вёл даже за границей, куда направлял пеньку, масло и другие товары. Причиной разорения Чупятова явился пожар биржевых амбаров, случившийся в 1761 году в Петербурге. Возможно, с ним хорошо был знаком М. Д. Чулков. Автор повести находится на своеобразном литературном перепутье. С одной стороны, он тяготеет к весёлому, развлекательному сюжету, а с другой - всецело порабощён традиционным морализаторством. Ему симпатично плутовство своего героя, его простодушное, лёгкое прожигание жизни. Но в то же время он не мыслит себе плутовства без наказания, без соответствующей кары. Он постоянно ищет способа "воздать должное" Анисимовичу, но при этом следует не закону, а обычаю. В принципе его мало заботит правовой взгляд на преступление. Скорее, даже он не приемлет его, признавая в соответствии с народным мнением всё государственное если и не преступным, то во всяком случае корыстным, грязным. У него на всякого плута свой плут, на плутовстве замешана вся фабула. Вот почему Анисимович - не раскаявшийся грешник, а обманутый обманщик.
   Автор повести разрушает житийную схему с её строгой дозировкой греха и покаяния, ему близка эстетика авантюры, которая построена на сцеплении трагического и комического, он дышит воздухом свободной фантазии, уклоняясь от официальной догматизированной веры. Ему равно чуждо любое суеверие - и православное, и старообрядческое, и мусульманское. Его герой предоставлен самому себе, а потому всякое его падение, всякий соблазн, несмотря на поражающую бездну, вызывают не только мстительное удовлетворение и злорадство, но и просто человеческое сочувствие.
   С 1770 г. М. Д. Чулков уже почти не создаёт новых литературных произведений, став канцеляристом Сената и получив звание коллежского асессора, а затем и надворного советника, и посвящает остаток жизни в основном службе и связанным с нею экономическим и юридическим трудам. Литературная деятельность его свелась к переработке и переизданию ранее написанных сочинений (напр. "Пересмешник", изд. 2. 1789 г.). Незадолго до смерти, вероятно, он предпринял попытку вернуться в литературу написав первые 16 глав повести "Анисимович, нового рода дон Кихот". Повесть осталась незаконченной и неопубликованной. Вторая часть, состоящая из 15 глав, дописана неизвестным лицом. Рукопись подготовлена к печати в 1793 году, но по загадочным причинам так и не была издана.
   Сост. и комм.: Артемьева Т. В., Замалеев А. Ф., Степанов В. П. К агиографии Чупятова: (Неизвестная повесть о раскаявшемся старообрядце). 1985 г.
   
   Источники текста:
   "Древнерусская книжность": По материалам Пушкинского Дома. Сб. науч. трудов под ред. А. М. Панченко Л., "Наука", 1985 г. 125 - 173.
   Чулков М. Д., Комаров М. И., "Пригожая повариха", сборник, СПб, "Лениздат", 1992 г. С. 11 - 12, 136 - 161, 282 - 284.
   "Город Ржев в художественной литературе и публицистике. Антология". Тверь, "Книжный клуб", 2013 г. Серия "Малые города России в художественной литературе и публицистике: Тверская область".
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru