Чулков Георгий Иванович
Memento mori

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  
  
  

    Георгий Чулков. Memento mori

  
  
  
  
   Там стыдно будет унывать
   И предаваться грусти праздной,
   Где пахарь любит сокращать
   Напевом труд однообразный.
   Некрасов
  
   Александр Блок в докладе своем "Интеллигенция и народ ", прочитанном
  сначала в "Религиозно философском обществе", а потом в "Литературном ",
  раскрывает рознь между двумя на чалами современной русской жизни и делает
  мрачные предсказания: на культурных людей надвигается "грудь коренника "
  той бешеной тройки, которая мчится из глубины наших диких полей. Поэт, по
  видимому, предчувствует, что правда, живая и стихийная, на стороне народа,
  но он отказывается делать какие либо определенные выводы из этого
  утверждения и ограничивается тремя вопросами: во-первых, переходима ли
  черта между интеллигенцией и народом? во вторых, если нет, остается ли
  какое-нибудь спасение для культуры, кроме Победоносцевской инерции? и, в
  третьих, если да, то как найти пути к народному сердцу?
   С историко-социологической точки зрения я не стану рас сматривать
  доклад Блока: жизнь слишком усложнилась, многообразные культурные течения и
  грубые материальные интересы давно уже раздробили страну на определенные
  классы и группы, и нет возможности отвлеченно рассуждать по поводу такой
  произвольной границы, которую проводит Александр Блок.
   Но с иной жизненно практической точки зрения рассуждать о докладе
  Блока возможно и должно.
   Впрочем, возражая своим оппонентам, Александр Блок сделал одну
  уступку, которая отчасти изменяет самую постановку темы об интеллигенции и
  народе; Блок признал, что рознь существует не между всей интеллигенцией и
  народом, а лишь между известной "частью" интеллигенции и той стихийной
  Русью,
  
   Где все пути и все распутья
   Живой клюкой измождены,
   И вихрь, свистящий в голых прутьях,
   Поет преданья старины ...
  
   Такая постановка темы изменяет в известной мере и ее сущность, потому
  что часть интеллигенции, конечно, не связана с той Русью, которая "и во сне
  необычайна", - но возможно ли утверждать pars pro toto?
   Блок по праву мог бы сказать про себя:
  
   И сам не понял, не измерил,
   Кому я песни посвятил ...
  
   Воистину интеллигенцию нашу нельзя мерить той мерою, которую приложил
  к ней поэт. "Я, - говорит Блок, -как интеллигент, влюблен в индивидуализм,
  эстетику и отчаяние". Какое чудовищное непонимание духа нашей
  интеллигенции!
   Неужели не ясно, что все три темы, влюбившие в себя поэта,
  -"индивидуализм, эстетика и отчаяние" - все эти темы являются предметом
  ненависти нашего интеллигента? Неужели Блок не понимает, что влюбленность в
  эти темы есть край нее декадентство? И неужели не очевидно, что
  декадентство полярно по отношению к интеллигенции? Интеллигенция, со времен
  Белинского утверждавшая идею общественности и народолюбия, со времен
  Писарева провозгласившая парадоксальное "разрушение эстетики " и, наконец,
  в лице своих революционеров, объявившая войну апатии и косному отчаянию,
  - что общего имеет эта интеллигенция с тем орхидейным интеллигентом, который
  расцветает в декадентской оранжерее?
   Образ двойника заслонил Блоку образ интеллигенции, и печать смерти на
  лице этого двойника Блок принял за печальный знак гибели всего нашего
  общества. Но напрасно Блок волнуется за судьбу всех этих юношей и девушек,
  которые рассеяны теперь среди народа - всех этих учителей, врачей,
  статистиков, газетных работников, пропагандистов, агитаторов, - все они
  органически связаны с народом. Они умеют и жить с народом и умирать за
  народ. Правда, порой между грамотным и неграмотным русским человеком бывают
  недоразумения, но ведь не очевидно ли, что дух народа не может определяться
  его темнотой? Нация - по существу - не изменит своей природы, если страна
  не будет голодной и невежественной. И, надеюсь, Александр Блок не имел в
  виду этой чисто внешней розни, какая возникает порой в русской
  действительности между косным обывателем, кто бы ни был он - мужик,
  мещанин, помещик, и вольнолюбивым и подвижным искателем нового жизненного
  уклада.
   Однако, если мы устраним все эти недоразумения и обратимся к самым
  корням доклада Александра Блока, мы увидим, что они глубоко внедрились в
  жизненную правду.
   В чем же эта правда? О каком расколе, о каком разделении и розни идет
  здесь речь?
   Я думаю, что рознь действительно существует, но существует она между
  декадентами, с одной стороны, и народной стихи ей - с другой. Я разумею под
  декадентами не только литераторов и - пожалуй даже - менее всего их, а тех
  случайных, почти всегда талантливых, но погибающих "лириков жизни ",
  которые возникают перед нами время от времени, как живой укор за идеи
  крайнего индивидуализма, идеи, взлелеянные Фридрихом Ницше, Бодлэром и
  Оскаром Уайльдом.
   Но при чем же тут русская интеллигенция? Она - повторяю - неповинна в
  грехах наших ницшеанцев, бодлэрианцев - детей европейской культуры конца
  века.
   Я вовсе не склонен умалять значения существующей розни, хотя и не
  думаю, подобно Блоку, что болезнь крайнего индивидуализма прогрессирует в
  русском обществе. Вряд ли это так. Но тем не менее, независимо от того,
  мало или много среди нас таких отщепенцев, трагизм этой розни остается пока
  неразрешенным.
   И этот разлад декадентов с народом (пусть их мало среди нас)
  значителен и глубоко интересен, потому что психология такого оторвавшегося
  от народной стихии человека -зловещий симптом не для русской интеллигенции,
  которая еще девственна и стихийна, как и народ наш, а для личности вообще.
  Тема, поставленная Блоком, тема универсальная, а не национальная.
   Декадентство переживает кризис. Блок не первый указал на это. И
  Вячеслав Иванов, и Д. С. Мережковский писали об этом. И мне приходилось
  писать о кризисе декадентства. Memento mori воистину прозвучало как
  пророчество. Но для кого? Только не для русской интеллигенции. Ведь смерть
  угрожает тем, кто не с народом, кто отказался от народной правды, т. е. от
  жизни, т. е. признал первую часть формулы "неприятия мира "и не признал
  второй ее части - того "слепительного да ", о котором пел нам поэт.
   Но наша интеллигенция не знает еще горьких противоречий. Иван
  Карамазов, искусившийся в противоречиях, в сущности, вовсе не интеллигент:
  это, быть может, первый декадент наш.
   Интеллигенция, несмотря на весь атеизм свой, по природе своей вовсе не
  мятежна: она строительница жизни народной, она гуманистична, ей только
  некогда думать об "имени" Бога, но вся она морально безупречна, а
  религиозно богопокорна. Бунт карамазовский не предстал перед ней как тема
  реальная. Нет, явно, что Блок "валит "обвинение "с больной головы на
  здоровую ".
   И я предлагаю формулировать тему о "неблагополучии" нашем по-иному, а
  именно: "Декадентство и народ ". Тогда интеллигенция отойдет почти целиком
  к народу, а с декадентами останется кучка "лириков жизни" и, пожалуй,
  некоторые самоубийцы, о которых упомянул Блок.
   Поэт был несправедлив к нашей интеллигенции: он слишком умалил ее
  добродетели и, с другой стороны, слишком польстил ей, предположив, что она
  стоит на той высокой ступени культуры, откуда видны последние противоречия
  нашей жизни и где у слабых кружится голова над раскрывшейся бездной.
  Интеллигенция наша не забирается на высоты: она у земли и с землей. И благо
  ей.
   У Глеба Успенского есть очерк: "Овца без стада ". В этом очерке
  фигурирует "балашевский барин", который непрестанно печалуется о народе и
  вечно к нему стремится, но из его хождения в народ ничего не выходит.
  "Мешает мне мое в высшей степени ложное положение, положение барина ... -
  признается он, - заметьте, что я говорю - мешает положение не
  интеллигентного человека, просто барина"...
   Я боюсь, что Блок попал в это "ложное положение ", как выражается
  герой Глеба Успенского. И это вовсе не значит, что у Блока нет связи с
  народом, с Россией. Охотно верю, что такая связь имеется, но не там она,
  где думает Блок. Любовь к народу и родной стране вовсе не требует тех
  самообличений, которыми так увлекся поэт, - и того хождения в народ,
  которым занялся "балашевский барин". И все мы, русские грамотные люди,
  праведные и грешные, баре и разночинцы, не менее, чем неграмотные русские
  люди, любим Россию целомудренной и таинственной любовью. Все мы - сама
  Россия.
   Но иные из нас - немногие, декаденты - погибают, несмотря на глубокую
  и молчаливую любовь свою к родине. Этого отрицать я не стану. Но гибель
  этих немногих декадентов определяется особой причиной - неумением
  преодолеть крайний индивидуализм, найти путь к общественности, но этот
  разрыв между личностью и общественностью вне категорий интеллигенции и
  народа.
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru