Чуковский Корней Иванович
Душа Метерлинка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (По поводу новой книги о Морисе Метерлинке)
    Текст издания: журнал "Нива", No 52 / 1914 г.

Душа Метерлинка

(По поводу новой книги о Морисе Метерлинке)

I

   -- Кто бы мог думать, что бельгийцы такие герои!
   -- А разве вы не читали Метерлинка?
   -- Да, но будут ли они победителями?
   -- Еще бы! Ведь они -- народ Метерлинка! Метерлинк и Верхарн -- недаром эти два величайших современных поэта созданы бельгийским народом. Если поэзия и вправду -- порождение народного духа, воплощение национальной стихии, то, читая Метерлинка и Верхарна, мы должны были давно уже знать, что Бельгия -- отчизна героев. Мы не смеем теперь изумляться: "Ах, какой приятный сюрприз! Вот так молодцы эти бельгийцы! Кто бы мог раньше предвидеть?" -- нам были явлены внятные знамения, даны великие предвещания, пророчества, и если мы их не поняли, это была наша вина.
   Мне ничего неизвестно о нынешней Индии, но я читаю Рабиндраната Тагора -- маленькую книжку стихов, -- и говорю: "Это все еще великий народ". Или вы думаете, это пустяк, маленькая книжка стихов! Она -- свидетельство о веках и веках творческой работы народа. Для того чтобы создать эту книжку, нужно было столько героев и гениев, столько мощных величавых поколений.
   
   Народ Верхарна! Не напрасно вещий
   Тебя прославил: жив твой мощный дух!
   Он молнией в дыму сражений блещет,
   Он в громе пушек нам вещает вслух.
   Нам не забыть, как ты в любимом Льеже
   Свою свободу гордо ограждал.
   Твои сыны, как в славном прошлом, -- те же:
   Поэт дал клятвы, ты их оправдал.
   
   Есть круговая порука между народом и гением. Народ оправдывает вещания поэта. Но Верхарн мало известен в Европе. И потому удивительно ли, что в наши огненные, страшные дни, когда человечество забыло о книгах и помнит только о штыках, пулеметах, единственный поэт не забыт, и этот поэт Метерлинк! В нем хочет видеть весь мир воплощение изумительной Бельгии, Франция избирает его в свою Академию бессмертных, англичане приветствуют его, как Гарибальди; газеты и журналы всего мира так много теперь пишут о нем, что подумаешь: он -- полководец.
   О нем теперь в Америке, в Англии появляются целые книги, и об одной такой книге хочется здесь рассказать.

II

   Книга напечатана в Лондоне и называется так: "Maurice [Maeterlinck]. A Critical Study by Una Taylor", т.е. "Морис Метерлинк. Критическое исследование г-жи Уны Тэйлор".
   "Разве мы не похожи на человека, потерявшего глаза в раннем детстве? Когда-то он видел несметные явления жизни, видел солнце, море, леса. Теперь эти чудеса навсегда сохранились в его существе", -- но он о них почти позабыл. Все эти люди позабыли о них, за исключением трех-четырех, и в числе этих трех-четырех -- Метерлинк. Он не говорит ни о чем, только об этих явлениях. Спросите у него: который час? -- он величественно ответит вам: вечность. Поведите его в самую обыкновенную комнату, где пять или шесть человек говорят о дождливой погоде, он скажет: здесь премудрость и тайна! За этим ничтожным разговором шесть человеческих душ ведут такую вещую беседу, к которой ни один человеческий ум не может приблизиться без содрогания!
   Вот одно из его давних признаний:
   "Когда я спрашиваю у встречной крестьянки дорогу, я сужу о ней так же глубоко, как если бы я спросил у нее о жизни своей матери, и душа ее говорит со мной так же интимно, как говорила бы душа моей невесты. Прежде чем ответить, она поднялась до величайших тайн".
   Он чувствует, что в каждой ничтожной пылинке есть тайна, вечность и чудо, и как ему чужды те, кто не ведает таких ощущений. В его трагедии "Непрошеная гостья" все чувствуют мистическое приближение смерти, один только не чувствует -- брат умирающей, и этой нечуткости к мистическому Метерлинк ему не может простить. Когда он хочет прославить женщин, он говорит о них:
   "Они ближе других к бесконечному. Их корни глубже, чем наши, погружены в беспредельное. Они, единственные, сберегли на земле чувство тайны!" -- и это величайшая хвала, которую он может воздать им.
   Близость к бесконечному -- критерий, которым он измеряет все души. И это мистическое чувство сверхсущностей так глубоко внедрилось в него, что, о чем бы он ни говорил, о пчеле или цветке, вы видите, как уходят от них перспективы в какие-то беспредельные дали. Стоит любому предмету попасть на страницы к Метерлинку, как этот предмет обретает печать каких-то иных миров. В "Пелеасе и Мелисанде" служанки перекликаются через закрытые двери с привратниками: "Мы пришли мыть полы, дверь и крыльцо. Отоприте же! Отоприте же!" А вы чувствуете, что они говорят о судьбах мироздания, о вечности, о жизни и смерти, и это-то веяние тайны, это касание миров иных придает всем метерлинковским образам такую грандиозную значительность.
   Все остальное -- детали. Это совершенная случайность, что он оказался талантом, изящным и вкрадчивым лириком; главное, что он тайновидец первосущностей, первооснов бытия!
   Это свойство редчайшее и дается природой немногим. Можно быть великим поэтом и совершенно не обладать этим даром. Грибоедов, Некрасов, Барбье, Томас Мур, Шевченко, Роберт Бернс были большие поэты, но к ним ни разу не снизошло это чувство. А Рюнсбрек Удивительный или американец Уот Уитмэн только им одним и питались и претворили его в великие книги, хотя были совсем не писатели, без всяких литературных талантов.
   Когда же природа расщедрится и в какой-то изумительный миг, -- однажды в течение столетий, -- одарит одного человека обоими своими дарами: даром тайновидения и поэтической мощью, -- является среди нас Метерлинк.
   Увидев в английских газетах объявление об этой книге, я поспешил ее выписать, и теперь передо мною объемистый том, разделенный на десять отделов.
   В первом отделе изучается тщательно лирика бельгийского писателя; во втором -- его драма "Принцесса Малэн", в третьем -- его любовные драмы; в четвертом -- его драмы о смерти; в пятом -- его драма "Монна Ванна", но где же он сам, Метерлинк?
   Его нет, он забыт совершенно. В книге о Метерлинке нет одного: Метерлинка! Душа не яблоко, ее не разрежешь, а г-жа Уна Тэйлор разрезала душу поэта на такие мельчайшие ломтики, что, как я ни стараюсь их собрать, они снова распадаются врозь.
   Национальные черты его творчества даже не упомянуты критиком. Критик дошел до того, что все книги, изданные в Брюсселе, называет французскими изданиями (стр. 197). Бельгии он не упоминает совсем. Казалось бы, первейший его долг указать ту почву, на которой создался поэт, те корни, коими он с почвою связан, но для этого у г-жи Уны Тэйлор не нашлось ни единого слова.
   Как произошло это чудо, что молчаливый, широкоплечий фламандец, с такой буржуазной наружностью, спортсмен, велосипедист, пчеловод, вдруг обрел неизреченные глаголы, стал вещим мудрецом, тайновидцем и создал грандиозные трагедии, полные неизъяснимого ужаса, пред которым весь terror antiquus -- ничто, -- критик объяснять не берется.
   Вообще г-жа Уна Тэйлор не видит лица Метерлинка, не чувствует души его души и даже не пытается почувствовать. Ее книга -- гимназическое сочинение, "разбор произведений Метерлинка", и я первый готов ей поставить пятерку за прилежание и тщательность. Она ученица старательная: подробно излагает своими словами каждое творение поэта, которое и без нее нам известно, и при этом -- неизвестно зачем -- цитирует то отцов церкви, то германских романтиков, то народные бретонские легенды, то сказания вогезских крестьян с великолепной эрудицией шестиклассницы, и за одно только я сбавил бы ей балл: за неестественный, напыщенный слог, который так не идет к Метерлинку.
   Язык Метерлинка самый наивный, простой, а г-жа Уна Тэйлор -- без завитушек ни шагу. Этим она не только не помогает нам воспринять и понять Метерлинка, но, напротив, заслоняет от нас его образ.
   После прочтения книги я гораздо меньше знаком с Метерлинком, чем раньше. Его облик стал ускользать от меня, и, чтобы не утратить его окончательно, я откладываю эту книгу подальше. Какой однако у нее переплет! Какая вся она нарядная, милая! Как должно быть совестно автору видеть свои бедные мысли в такой великолепной оправе!

III

   В чем же главное естество Метерлинка?
   Отбросим все второстепенное, лишнее, постараемся найти в нем ту черту, без которой Метерлинк -- не Метерлинк.
   Эта черта -- ощущение тайны. Он не забывает ни на миг, что мы окружены бесконечностью. Только сверхсущности для него любопытны; лишь непознаваемое он хотел бы познать; лишь неизреченное хотел бы он высказать.
   Остальное для него -- вздор, пустяки. Все наши житейские слова и дела, наши биржи, рестораны, газеты. Важно лишь одно: бесконечность; остальное недостойно наших душ.
   "По существу своему мы таинственны; все же нам известное не любопытно", -- говорит он в одной ранней статье.
   Ощущение тайны и чуда -- единственное его ощущение. Надменно, свысока, не без презрения взирает он на сутолоку жизни и не проклинает ее лишь потому, что и в ней чувствует чудо и тайну. Юноша Лермонтов в гениальных стихах рассказал нам о душе человека, которая еще до рождения жила в небесах и слышала пение ангела:
   
   И звук его песни в душе молодой
   Остался без слов, но живой.
   
   И вот она явилась на землю, живет среди людей, в суете, но в минуты просветления вспоминает мелодию ангельской песни:
   
   И звуков небес заменить не могли
   Ей скучные песни земли.
   
   Это, несомненно, была душа Метерлинка. Ему тоже скучны наши здешние, земные потрясения. Творить -- для него значит вспоминать о какой-то прежней, беспредельной, довременной жизни, когда между вечностью и ним не было никаких преград.

К. Чуковский

   Источник текста: журнал "Нива", No 52 / 1914 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru