В неусыпной заботе о доставлении нашему субботнему читателю наилучшей духовной пищи, мы привлекли к участию в иллюстрированном приложении некоторых из великих современников. В нашем портфеле уже имеются несколько брызг их вдохновенного пера. На первый раз предлагаем вниманию публики специально для нас написанный эскиз господина Андрея Леонидова из Петербурга.
Тление Рассказ Андрея Леонидова
Лист первый
Часики нетерпеливо и с отвращением отбрасывали от себя использованные ими секунды в ту узкую и неглубокую яму, которая называется вечностью. Когда Федор Андреевич думал об этой яме, она расширялась, и края ее таяли во мраке, но стоило ему хоть на минуту оставить ее без призора, -- она опять принимала прежние размеры.
Лампа желтая и теперь ненужная, потеряла свое былое центральное значение и, заискивающе улыбаясь победной музыке молодого рассвета, как тридцатидвухлетняя девушка, умоляла, чтобы кто-нибудь погасил ее.
Тени, гибкие и неискренние, окружили Федора Андреевича и чтобы избавиться от их настойчивости, -- он подошел к окну. Снег. Наивный и скупой. Внизу проходили черные люди, и, хотя сквозь двойную раму окна не было слышно, что говорили они, но Федор Андреевич был во всеоружии своих чувств, и человеческие крики, мольбы и проклятия, видные из их жестов, походки, движения были каллиграфически четко слышны ему.
То, что говорила ему Любочка вчера вечером на прощание, показалось ему смешным и пустячным, а главное, вчера слова ее были окаймлены какой-то бесформенной бархатной оболочкой, а теперь каждое из них стояло перед ним, -- острое, определенное, твердое.
Здоровый морозный запах радостно гляделся в окно.
И Феодор не выдержал и, усиленно, больше чем хотелось, размахивая руками, побежал по этому жесткому, упрямому снегу, оставляя на нем новые следы старых ботинок.
А вокруг все было так определенно и понятно, понятно до смешного так, что казалось диким и нелепым, что какие-то нахмуренные люди могут в толстых книгах писать об этих простых вещах разные туманные и запутанные статьи.
Как это смешно, как это смешно...
Лист второй
Когда он, очарованный молчаливой мелодией падающего снега, опьяненный скрытым ритмом его, -- возвратился домой, -- сумерки снова наполнили каждую скважину его комнаты. Угрожающие и робкие, зеленые, как вагон третьего класса, они,- эти странные пришлецы, из грозного "ничто", зловеще подстерегали его и были готовы каждую секунду исцарапать его бедное сердце своими тупыми когтями.
Часики снова принялись опускать бережно и неторопливо каждую отжитую секунду в узкую яму вечности.
Из головы Феодора Андреевича выползали длинные и желтые ленты мыслей, и одна за другой злобно шипя, исчезали в потемках. Потом они превратились в острые деревянные палки жадные к свету. И черная бездна поглотила его.
Корней Чуковский
Впервые: Одесские новости", илл. прилож. / 3 августа1902 г.