Чуйков-Оверин Митрофан Иванович
Преступница

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драма или житейские сцены в 4-х действиях.

   

ПРЕСТУПНИЦА.

Драма или житейскія сцены въ 4-хъ дѣйствіяхъ.

Къ представленію дозволено. С.-Петербургъ, 27 августа 1876 г.

   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Нитъ Ивановичъ Ватунинъ, лѣтъ 40, немного горбатъ, но мужчина видный, наружности пріятной, носитъ бороду; прежде служилъ на коронной службѣ, потомъ вышелъ въ отставку и поступилъ въ коммерческую контору.
   Римма Павловна, жена его, лѣтъ 26, красивая брюнетка, одѣвается просто, но съ большимъ вкусомъ.
   Муза Ивановна, родственница Ватунина, старая дѣва, сентиментальная до приторности, самолюбивая до злости.
   Дмитрій Сергѣевичъ Шитинъ, молодой человѣкъ, сослуживецъ и хорошій знакомый Ватунина, одѣвается изысканно, занятъ собою, любитъ рисоваться, но не глупъ.
   Каминъ, Владиміръ Витычъ, 32 лѣтъ, другъ Ватунина, держитъ себя весьма просто.
   Вадимова, Зоя Дмитріевна, 24 лѣтъ, вдова, подруга Ватуниной, одѣвается изящно.
   Домна, старуха, няня Ватуниной.
   Наташа, горничная, довольно бойкая.
   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Борьба любви и чести.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   Ватунинъ.
   Ватунина.
   Муза Ивановна.
   Домна.
   Шитинь.
   Наташа.

Дѣйствіе происходитъ въ губернскомъ городѣ, на берегу рѣки Волги, въ домѣ Ватунина.

Сцена представляетъ довольно большую комнату. Гостиная обставлена мягкой мебелью, двери и окна драпированы, полъ покрыть ковромъ. Вообще, вся обстановка чистенькая и комфортабельная.

   

ЯВЛЕНІЕ I.

Домна и Наташа.

Домна (съ чулкомъ въ рукахъ).

   Эво, голубушка, что выдумала! Да и съ чего это ты только взяла, а? скажи ты это мнѣ на милость. Просто, на просто, ты съ воды узоры берешь. Смотри, дѣвонька, что-бы не охти мнѣ!
   

Наташа.

   Ну, вы ужъ вотъ всегда такъ! Не даромъ же я даю себѣ слово не говорить съ вами ничего по секрету.
   

Домна.

   Гм! Что же въ этомъ, что даешь! Ты тогда давай себѣ слово, когда можешь исполнить его; а то что? тьфу! Вотъ тебѣ и сказъ!
   

Наташа (обидясь).

   Да, и будетъ сказъ твоему любопытству, непремѣнно будетъ, помяни мое слово... Смотри, Домна, не плюй въ колодезь, пригодится воды испить!
   

Домна.

   Какже, на-поди, держи карманъ! Такъ вотъ, поди, и конецъ мнѣ придетъ отъ твоего сердца. Видала я, моя милая, на своемъ вѣку много вашей братьи, однокосыхъ. Гмъ! Меня не удивишь и не устрашишь своими колодцами.
   

Наташа.

   Я и не воображала даже тебя удивлять: съ чего это ты взяла? Сказала-же это я такъ себѣ, къ слову; а ты ужъ сейчасъ и въ амбицію вломилась. Фу-ты, ну-ты, прочь води: шире, народъ, Домна идетъ!
   

Домна.

   Пойдешь и прочь, моя голубушка, если я только единое слово дохну барынѣ. Ты это знай и помни. Смотри дѣвка, языкъ держи покороче; ѣшь пирогъ съ грибами, а языкъ держи за зубами, не мимо говоритъ пословица.
   

Наташа.

   Скажите на милость, какая прыть въ тебѣ явилась! Жаль только одного, что ты хоть и грозна, но ни капельки не страшна, а скоѣе смѣшна. (Смѣется.)
   

Домна.

   Смѣйся, смѣйся, безстыдница! Но помни: если Домна что захочетъ, то тому и быть по сему; мое слово олово. Смотри, не свертывайся, ходи да оглядывайся, говори да не проговаривайся, пой, гуляй, а дѣла не забывай....
   

Наташа.

   Ну, поѣхали наши съ орѣхами. Впрочемъ, полно, успокойся, Домпушка, не сердись! Это вѣдь я такъ, шучу съ тобой, а ты и взаправду начинаешь бунтить. Что мнѣ за дѣло до господъ, мое дѣло сторона, всякій сверчокъ знай свой шестокъ.
   

Домна.

   Такъ-то вотъ лучше; а то на тебѣ: курица не тетка, свинья не сестра. Я тебѣ вѣдь худа не желаю, пойми ты это! Охъ, куда какъ ты еще молодехонька, неопытна, жизни ты совсѣмъ не понимаешь, какъ я на тебя посмотрю... О-о-хо-хо! Молодо, зелено...
   

Наташа (говоритъ въ тонъ).

   Понятно, я не могу жизни понимать такъ, какъ вы вотъ, Домнушка...
   

Домна (благодушно).

   Еще бы, конечно... Я, слава Тебѣ, Создателю, видала виды въ своей жизни. Ты вотъ, покелева я жива, учись у меня уму-разуму; не мимо сказано: вѣкъ живи и вѣкъ учись.
   

Наташа (насмѣшливо).

   А дуракомъ, или дурой умрешь....
   

Домна (обидчиво).

   Какъ бы не такъ! Умный умнымъ и умретъ, а дуракъ, само собой, дуракомъ и въ могилу пойдетъ. Скажу тебѣ одно, моя милая: коли нѣтъ ума за кожей, поверхъ кожи не пришьешь его....
   

Наташа.

   Конечно, гдѣ ужъ вотъ мнѣ съ вами говорить, никакъ нельзя... Знаете вы, или нѣтъ, Домнушка. что я замѣтила?
   

Наташа (съ любопытствомъ).

   А что? нѣтъ, не знаю.
   

Наташа.

   Наша барыня...
   

Домна.

   Ты опять за старое! Охъ ты мнѣ, зола ты, дѣвонька, да и только! Вишь ты, затвердила сорока про Якова и твердитъ про всякаго.
   

Наташа.

   Да вѣдь я только съ вами, вы вѣдь не чужая, чай? Я съ вами всегда безъ всякихъ секретовъ.
   

Домна.

   Еще бы ты съ кѣмъ нибудь другимъ звонила про господъ. Знай и помни всегда пословицу: свинья де борову, а боровъ всему городу.
   

Наташа.

   Зачѣмъ-же это, что вы? Богъ съ вами, я не изъ такихъ, знаете сами....
   

Домна.

   То-то же, смотри у меня, языку воли не давай. Ну, такъ ты что же замѣтила, а?
   

Наташа.

   Замѣтила-то? Гмъ! Замѣтила то, что барыня стала совсѣмъ не та, какъ прежде: право! Ходитъ такая грустная, словно потеряла что....
   

Домна.

   Гмъ! Я тоже грѣшнымъ дѣломъ на усъ себѣ мотаю эту оказію и дивлюсь. Поди-жъ ты, чего ей только надо? Барина, въ ней души не чаетъ. Дѣтками Богъ ее благословилъ, просто нужно бы жить, да радоваться только на такое благополучіе Божеское.
   

Наташа.

   По нашему-то такъ выходитъ съ тобой, а по ихнему-то, вѣрно, не совсѣмъ такъ! Ты тутъ что ни говори, а вотъ посмотри, дѣло выйдетъ не ладное....
   

Домна.

   Типунъ бы тебѣ на языкъ сѣлъ за это! О -- охъ, лучше ты не говори; а то я, какъ разъ ѣды лишусь; да, карактеръ у меня, что называется, на счетъ этого самый пакостный, чуть что этакое непріятное, ну и шабашъ, и кусокъ въ кадыкъ не идетъ, хоть зарѣжь.
   

Наташа.

   Что говорить, привычка много значитъ къ господамъ, въ особенности къ такимъ, какъ наши! Зачѣмъ это къ господами, повадился такъ часто ходить этотъ Шитинъ?
   

Домна (съ сердцемъ).

   А бѣсъ его знаетъ, пропади онъ пропадомъ! Вертится всегда, какъ бѣсъ передъ заутреней, такъ и онъ передъ нашими-то.
   

Наташа.

   А къ барынѣ такъ вотъ и льнетъ, какъ муха къ меду.
   

Домна.

   Сама вижу все, да ничего не подѣлаешь съ такой пройдохой. Нити. Ивановичъ, голубчикъ, смотритъ, кажись, зорко, а вѣдь ни крошки не видитъ того, что дѣлается кругомъ его.... Хотѣла было намедни сказать ему къ примѣру, такъ куда тебѣ: вышелъ изъ себя, закричалъ и выгналъ вонъ изъ комнаты меня. О-охъ, грѣхи только... Ты у меня, смотри, ни гу-гу!
   

Наташа.

   Ну, поговори еще, пожуй еще разъ. Слава Богу, не двухъ-по-третьему, понимаю, что худо, что хорошо....
   

Домна.

   Ладно, ладно, не спорь; семь разъ отмѣряй, а одинъ разъ отрѣжь. Ну, никакъ кто-то сюда идетъ? (Прислушивается.) Ступай, готовь чай, я сейчасъ приду въ столовую.
   

Наташа.

   Сейчасъ иду, иду. Тише! кажись, барыня сюда идетъ. (Уходитъ поспѣшно.)
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Домна и потомъ Ватунина.

Домна (одна).

   Вотъ поди-жь-ты, какая оказія! Я такъ-таки и думала, что окромя меня никто не догадывается о нашей-то. Ну, народъ только нынче сталъ, дуй его горой! Охъ! и что только это приключилось съ Римой Павловной!.. Мужъ ее любитъ, да и она, кажись, его любитъ, да и прежде любила... Неужто она грѣшнымъ дѣломъ въ этого праха-то влюбилась?! Нѣтъ, что я, съ ума вѣрно спятила, дура я старая, вотъ что, бить меня надо....
   

Ватунина (входитъ).

   Что тебѣ нужно, няня?
   

Домна.

   Ничего покуда... Вы не изволите-ли что приказать?
   

Ватунина.

   Нѣтъ, ничего мнѣ не нужно. Поди къ дѣтямъ.
   

Домна (нерѣшительно).

   Здорова-ли вы, моя голубушка? Вы что-то съ лица спали, точно недѣлю лежали въ постелѣ?
   

Ватунина.

   Да, я немного нездорова, голова болитъ. Ступай же, дѣти давно тебя спрашиваютъ.
   

Домна.

   Сейчасъ, сейчасъ, сударыня! (Молчаніе.) Я бы вамъ совѣтовала полѣчиться, матушка, а то, помилуй Богъ, болѣзнь то вѣдь входитъ всегда пудами, а выходитъ золотниками.
   

Ватунина (нетерпѣливо).

   Хорошо, хорошо, оставь меня въ покоѣ, совѣтуй кому нибудь другому, а не мнѣ.
   

Домна (растерянно).

   Слушаюсь, слушаюсь... (Разводитъ руками.) Но, но какъ же это? Чать, я не каменная, прости Господи! Сердечушко во мнѣ все изныло, на васъ глядючи, моя голубушка! что дѣлать, коли я такая уродилась, сердечная.
   

Ватунина (раздраженно).

   Оставишь ли ты наконецъ меня въ покоѣ, или нѣтъ?
   

Домна (слезливо).

   Голубушка, простите меня, коли васъ я огорчила! Дура я, вотъ что! Привязана я къ вамъ и къ вашему семейству, какъ собака. Охъ! готова въ огонь и въ воду за васъ. Милѣе васъ, да вашего семейства у меня и на свѣтѣ никого нѣтъ. Сирота вѣдь я горькая, одинокая, беззащитная!
   

Ватунина.

   Извольте радоваться, только этого еще не доставало, чтобы ты въ слезы пустилась. Ахъ, какъ это глупо и наконецъ досадно!
   

Домна (утирая глаза).

   Простите, не сердитесь, это я такъ себѣ, по глупости. Стара ужъ я стала. (Старается бытъ веселой.) О-охъ, что старый, что малый, все едино. Кофій, или чай будете кушать?
   

Ватунина.

   Что нибудь, для меня все одно.
   

Наташа (разводитъ руками).

   Какъ же это такъ?
   

Ватунина.

   Пожалуй, для меня ненужно ни того, ни другаго. Можешь идти.
   

Домна (всплескиваетъ руками).

   Ну, ужь нѣтъ, этому не бывать! Гдѣ же это видано, гдѣ же это слыхано, чтобы голодали господа? Какъ ужъ вы тамъ хотите, Рима Павловна, а я вамъ сейчасъ сварю кофій. Сливки, я вамъ доложу, просто на -- поди, отдай все, да мало: однѣ почитай пѣнки, у мертваго акпетитъ пробудятъ.
   

Ватунина (смѣясь).

   Хорошо, посмотримъ. Иди же, вари поскорѣе, покуда желаніе у меня не прошло отвѣдать хваленыхъ тобой сливокъ.
   

Домна (суетясь).

   Мигомъ будетъ готовъ. Вотъ посмотрите, такой сварю, что любой нѣмецкой мадамѣ въ носъ бросится. (Идетъ къ двери, потомъ ворочается назадъ.) Печенье, или хлѣбъ съ масломъ подать прикажешь?
   

Ватунина (разсѣянно).

   То и другое подай....
   

Домна (самодовольно).

   Вотъ люблю, давно бы такъ утѣшила. Фу, какъ гора съ плечъ свалилась... (Идетъ къ двери, потомъ ворочается къ Ватуниной.) Не подать ли ватрушечекъ съ творогомъ?
   

Ватунина (дѣлаетъ нетерпѣливый жестъ).

   Прекрасно, ступай же, будетъ говорить, нужно дѣло дѣлать.
   

Домна.

   Сію секунду... (Бѣжитъ къ двери и ворочается обратно.)
   

Ватунина.

   Что еще тебѣ?
   

Домна.

   Не подать ли лепешекъ на сметанѣ? Вкусныя такія, такъ и таютъ во рту, какъ сахаръ!
   

Ватунина (выходя изъ себя).

   Отстанешь-ли ты, мучительница?! Это хуже всякой пытки....
   

Домна.

   Вотъ, вотъ ужъ и осердилась сейчасъ, а за что? смѣшно сказать, за Божій даръ, за сметанныя лепешки... (Торопливо уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Ватунина и Ватунинъ.

Ватунина (одна).

   Насилу-то ушла. Мученье одно съ такими людьми: надоѣдаютъ хуже Богъ знаетъ чего! Положимъ, няня ко мнѣ привязана, готова для меня на всякія сумасбродства, лишь-бы только угодить мнѣ. Впрочемъ, я при настоящемъ своемъ возбужденномъ состояніи не могу анализировать окружающихъ меня людей. Голова моя постоянно какъ въ чаду. Нѣтъ, такъ жить нельзя! Если такое напряженное состояніе еще со мной продолжится, то я чувствую, что со мной можетъ сдѣлаться помѣшательство. Нужно выдти изъ такого положенія, во что-бы то ни стало; а то измучаешься вся да и другихъ измучаешь. Конечно, это сдѣлать тяжело при моихъ условіяхъ жизни!... Но, дѣлать нечего, нужно быть рѣшительной. (Небольшое молчаніе.) Игра въ привязанность къ мужу мнѣ противна! Я его видѣть равнодушно не могу. Ласки его, угожденія и его внимательность ко мнѣ меня еще болѣе озлобляютъ противъ него. Боже мой, Боже мой! Что же это такое со мной происходитъ? Неужели мнѣ этотъ чужой человѣкъ становится такъ дорогъ, что я готова за него промѣнять свою семью: мужа, дѣтей и свое общественное положеніе... Нѣтъ, нѣтъ, это ужасно, это безумство! При одномъ воображеніи, воспоминаніи объ этомъ, кровь холодѣетъ въ жилахъ. (Садится при послѣднихъ словахъ въ кресло и закрываетъ лицо руками. Ватунинъ входитъ, тихо приближается къ женѣ и цѣлуетъ ее въ лобъ. Ватунина вскакиваетъ съ кресла.)
   

Ватунина (раздраженно).

   Ахъ, отстань, отойди, пожалуйста, со своими нѣжностями! Къ чему эти нечаянности? Ты знаешь, что я нервная.
   

Ватунинъ (нѣжно).

   Ну, полно, не сердись, тебѣ вредно сердиться. Ты и сейчасъ нездорова. Посмотри, Римма, въ зеркало, какъ у тебя глаза блестятъ. Дай-ка мнѣ руку. (Беретъ у жены руку, которая вырываетъ руку обратно.)
   

Ватунина (нервно).

   Прошу тебя, оставь меня въ покоѣ! Я совершенно здорова.
   

Ватунинъ.

   Ну нѣтъ, это неправда, меня не обманешь. Я сейчасъ пошлю за докторомъ.
   

Ватунина

   Я тебѣ говорю, кажется, очень ясно и понятно, чтобы ты меня оставилъ въ покоѣ...
   

Ватунинъ.

   Скажи мнѣ, пожалуйста, отчего съ тобой такая перемѣна? Ты съ нѣкотораго времени стала очень раздражительна... Если ты чѣмъ недовольна, то выскажи мнѣ прямо, откровенно. Недомолвокъ и недоразумѣній я терпѣть не могу; да и не должно быть между нами. Слава Богу! Живемъ не первый годъ, пора другъ друга знать и понимать.
   

Ватунина (перебивая).

   Пожалуйста, увольте, избавьте меня отъ вашей морали, которую лучше приберегите для кого-нибудь другаго, болѣе нуждающагося въ ней, чѣмъ я.
   

Ватунинъ.

   Послушай, мои другъ, шутишь, смѣешься ты, или правду говоришь, скажи мнѣ?
   

Ватунина.

   Время шутокъ для меня давно прошло. Прошу васъ, оставьте меня, я нынче ужасно дурно настроена....
   

Ватунинъ.

   Нѣтъ, ты не уклоняйся отъ моего вопроса. Я тебя еще разъ спрашиваю: шутишь ты, или изъ какой-нибудь комедіи сцену репетируешь для любительскаго спектакля? Твой тонъ и манеры это ясно доказываютъ.
   

Ватунина (иронически).

   Да, изъ комедіи "Семейная жизнь съ сентиментальнымъ мужемъ".
   

Ватунинъ (грустно).

   Я теперь ясно вижу: ты или больна, или тебя твой дорогой, здравый смыслъ оставилъ на время; если на время-ничего, а если на всегда, то помилуй Богъ....
   

Ватунина.

   Было бы за что миловать.
   

Ватунинъ.

   Богъ съ тобой, Римма! ты меня начинаешь оскорблять, что очень обидно....
   

Ватунина.

   Исторія ужь извѣстная: мужъ всегда правъ, а жена виновата...
   

Ватунинъ.

   Ты противъ себя говоришь. Ты меня обвиняешь, а не я тебя, но. но только въ чемъ? (Молчаніе.) Ты молчишь, не хочешь говорить, и этимъ сама себя мучаешь, да и меня тоже.
   

Ватунина.

   По всему видно, что измучились и мучаетесь.
   

Ватунинъ (подходитъ къ ней).

   Ну, ну, полно же, успокойся! Взгляни на себя, какъ ты взволнована, возбуждена. Выпей лучше воды, это тебя успокоитъ.
   

Ватунина (нервно передергиваетъ плечами).

   Пожалуста, не подходи ко мнѣ.
   

ЯВЛЕНІЕ IV

Тѣже и Домна съ подносомъ рукахъ, на которомъ стоитъ кофейникъ съ чашками и прочими принадлежностями, подносъ ставитъ на столъ.

Домна.

   Кушайте, моя матушка, во славу Божью, а себѣ на доброе здоровье. Кофій знатный, а про сливки и говорить нечего, а ужъ печенье, я вамъ доложу, просто умъ отъѣдите.
   

Ватунина.

   Хорошо, ступай отсюда.
   

Домна.

   Ну, ужъ нѣтъ, до тѣхъ поръ не уйду, когда увижу, что вы кушаете. Сударь, а вы что же не садитесь? Вашъ вѣдь любимый этотъ напитокъ, кушайте, покедова не остылъ.
   

Ватунинъ.

   Хорошо, сейчасъ. Римма! потрудись мнѣ налить кофе.
   

Ватунина.

   Можешь и самъ это сдѣлать. Пить кофе я теперь не буду. (Идетъ къ двери.)
   

Домна (растерянно).

   Ахъ, Владычица! Да что же это, за что такая напасть? а?!
   

Ватунина (уходитъ въ свою комнату).

   Послѣ сваришь для меня....
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Ватунинъ, Домна и Муза.

Домна (бѣжитъ за Ватуниной и потомъ возвращается).

   Какъ, какъ, послѣ, а этотъ куда? Что-жъ это такое, а? Вѣдь это обида кровная! Сварила кофій, а его и вить не хотятъ, вотъ и на поди... (разводитъ руками).
   

Ватунинъ.

   Я буду пить кофе. Жена чувствуетъ себя не совсѣмъ здоровой. (Вынимаетъ изъ кармана газету и садится въ кресло.)
   

Домна (говоритъ, какъ будто про себя).

   Вѣдь это обида! А сливки то, сливки то -- однѣ, почитай, пѣнки, что твой сахаръ, а печснье-то, что твое золото, или румяная красавица....
   

Ватунинъ.

   Налей же мнѣ кофе. Полно бормотать тебѣ чепуху.
   

Домна (не слыша, сморитъ на подносъ).

   А на ватрушки съ творогомъ и не взглянула! А, а, ахъ! мои матушки, голубушки, что я сдѣлала! Масла-то, масло-то сливочнаго и забыла принесть. (Бѣжитъ къ двери и сталкивается въ дверяхъ съ Музой.)
   

Муза (входитъ).

   Что ты это, оглашенная, рехнулась что ли? Чуть, чуть меня не уронила, точно съ цѣпи сорвалась.
   

Домна.

   Ну, ужъ вы всегда изъ мухи слона дѣлаете: на что это похоже? Это вѣдь тоже обида!...
   

Муза.

   Скажите пожалуете, какія миндальности! Она же мнѣ сдѣлала непріятность и от же меня обвиняетъ. Ты, кажется, принимаешь много на себя, моя голубушка! Ты не забывай, съ кѣмъ говоришь....
   

Домна.

   Гдѣ ужъ забыть о васъ, рази эвто возможно, милая барышня? Вы кажиннный, что называется, часъ тычете мнѣ въ глава своей персоной.
   

Муза.

   Невѣжа ты и больше ничего. Я съ тобой и говорить то не хочу, съ деревенщиной. Нитъ Ивановичъ, кузанъ, прикажите ей замолчать, а то она, пожалуй, начнетъ говорить такія вещи, что сгоришь вся со стыда.
   

Домна.

   Эхъ, полните тремодничать, барышня! Вы то ужъ не сгорите со стыда, успокойтесь! Стыдъ то у васъ очень густо замазанъ бѣлилами да румянами.
   

Ватунинъ.

   Домна, это ужъ слишкомъ глупо, замолчи! Ступай къ, дѣтямъ!
   

Муза.

   Нитъ Ивановичъ, братецъ, поддержите, мнѣ дурно, дурно, ахъ! (Падаетъ въ кресло.)
   

Наташа (иронически).

   Ничего, пройдетъ, вѣдь это, почитай, кажппный день на васъ родимчикъ съ придурью находитъ.
   

Ватунинъ.

   Ахъ, ужъ вы мнѣ надоѣли ужасно со своими глупостями. Поди принеси воды....
   

Домна.

   Сейчасъ, мигомъ принесу. Я ее сейчасъ сама брызгану въ разрисовку-то. (Беретъ съ подноса пустой стаканъ и дѣлаетъ примѣръ, какъ будто хочетъ брызгать въ лицо.)
   

Муза (вскакиваетъ).

   Вонъ, вонъ! чтобы тебя здѣсь не было. Боже милосердый! Это не жизнь, а ужасное страданіе, пытка и насмѣшка! (Закрываетъ лицо платкомъ.)
   

Наташа (хохочетъ).

   А, а! вѣрно испугались воды-то, какъ дешевый линючій ситецъ. Гмъ! Боитесь за свою то красоту писаную, чтобы не полиняла.
   

Ватунинъ.

   Домна! отстань, пора это и кончить. Ты знаешь, что я этого не люблю, и слѣдовательно, ты никогда по должна поступать такъ, какъ сейчасъ. Иди же....
   

Домна (сердито).

   Ну, ужъ полноте, сударь, не сердитесь на старуху. Бѣда не велика въ томъ, что я пошутила малехонько надъ барышней.
   

Муза (закатываетъ глаза).

   О, Творецъ! да замолчишь ли ты, или нѣтъ? О! за что я такъ обречена судьбой страдать и изнывать! (Плачетъ.)
   

Домна.

   А вы полноте ужъ блажить. Вы вотъ лучше кофейку прикушайте, такъ дѣло-то складнѣе будетъ. Вамъ, сударь, прикажете налить? Не сердитесь на меня, простите. (Подходгітъ къ столу и хочетъ наливать кофе.)
   

Муза (подбѣгаетъ къ столу).

   Поди вонъ, я безъ тебя съумѣю налить. Извольте видѣть, какая проявилась хозяйка-нахалка!
   

Домна.

   Отъ таковской слышу. Видишь ты, какъ подскочила, точно кошка, куда и систерика дѣвалась!
   

Муза (выходя изъ себя).

   Вонъ, убирайся отсюда, а не то я тебя вытолкаю. О! Я несчастная, всѣ меня унижаютъ, оскорбляютъ, какъ какую нибудь юродивую. Я лишняя здѣсь, я нежеланная гостья, да! Ахъ, какъ это тяжело и горько для моей цѣломудренной души.... (Ломаетъ руки.)
   

Домна.

   Полноте комединчать-то, здѣсь не кіятръ. Пора вамъ, многолѣтняя барышня, бросить эвти курты-кувырты: а то просто тошнехонько смотрѣть на ваше комедничанье.
   

Муза (горячась).

   Молчать! а то я за себя не ручаюсь... Ты меня когда нибудь доведешь до того, что я тебя приколочу своими собственными руками. (Показываетъ ей кулаки.)
   

Домна (хохочетъ).

   Охъ, ай да нѣжная барышня! нечего сказать, утѣшила, уважила на славу! Вотъ какъ нынче наши отличаются, фу-ты-ну-ты, прочь поди, да вы только попробуйте, осмѣльтесь, троньте меня! просто я съ вами тогда смѣхъ и грѣхъ сдѣлаю. Смотрите, мои хваталы много поздоровши вашихъ будутъ. Гмъ! одну тютю дамъ, такъ на долго память отшибу. (Дѣлаетъ комическіе жесты и хохочетъ.)
   

Ватунинъ (беретъ Домну за плечи и подводитъ къ дверямъ).

   Ну, довольно, Домна, ступай же, будетъ тебѣ чудить! Нужно кому нибудь и поумнѣе быть изъ васъ.
   

Муза.

   Меня, меня сопоставляютъ съ прислугой! О, о! какъ это, это, это!... (Падаетъ на стулъ съ плачемъ.) О, о, о, охъ! бѣдная, бѣдная я, несчастная сиррота гоорѣкая....
   

Домна (уходя).

   Иду, иду, батюшка! (Къ Музѣ.) Вишь вѣдь, какъ опять забираетъ нашу сироту-то... (Уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ VI

Ватунинъ, Муза и Шитинъ.

Ватунинъ.

   Муза Ивановна, а Муза Ивановна! Я васъ спрашиваю: будетъ конецъ этой комедіи, или нѣтъ? Пора вамъ, сударыня, выдти изъ ребячества, слава Богу до сѣдыхъ волосъ, кажется, ужъ дожили.
   

Муза (хватается за голову).

   Гдѣ, у кого, какъ, сѣдые волосы? Это неправда, у меня нѣтъ сѣдыхъ волосъ. Грѣшно вамъ такъ обижать меня. Вы знаете, что я еще дѣвушка, и притомъ....
   

Ватунинъ (нетерпѣливо).

   Знаю-съ, давно знаю и каждый день отъ васъ это слышу. Поймите же, что вы поступаете глупо! Неужели вы такъ думаете, что если вы дѣвица, то непремѣнно нужно глупить. Вѣдь смѣшно такъ смотрѣть на дѣйствительность такимъ солиднымъ особамъ, какъ вы....
   

Муза (слезливо).

   Богъ съ вами, обижайте, сколько вамъ угодно, заступиться за меня не кому. Вы вонъ говорите, что мнѣ сорокъ лѣтъ; а мнѣ всего тридцать четыре. Впрочемъ, чего тутъ, вы меня всѣ здѣсь ставите ни во что, я лишняя. Домна вамъ милѣе и дороже., (Насмѣшливо.) Гмъ! да и какъ не быть дороже, она вѣдь Риммочку вынянчила, да и дѣтей вашихъ нянчитъ. Она для васъ дороже всѣхъ вашихъ родныхъ. Охъ, смотрите, кузанъ! поклонитесь и мнѣ еще; я хоть и глупа по вашему, а болѣе васъ замѣчаю кое-что не совсѣмъ...
   

Шитинъ (входитъ).

   Здравствуйте, Нитъ Ивановичъ! Муза Ивановна! (Подаетъ руку Батунину, у Музы цѣлуетъ руку.)
   

Ватунинъ.

   А, Дмитрій Сергѣевичъ! очень кстати. Садитесь съ нами пить кофе. Муза Ивановна! потрудись налить; если остылъ, то подогрѣйте. (Муза подходитъ къ столу и наливаетъ.)
   

Шитинъ.

   Съ удовольствіемъ выпью чашку. А Римма Павловна гдѣ? Здорова-ли?
   

Муза (лукаво и съ разстановкой).

   Нѣтъ, не совсѣмъ; она, повидимому, страдаетъ, страдаетъ очень сильно.
   

Шитинъ (съ участіемъ).

   Чѣмъ? Давно-ли?
   

Муза (значительно подмигивая).

   Я, я, право, не могу опредѣлить ея болѣзни. Если-бы вотъ я была докторъ, то, конечно, могла-бы опредѣлить ея болѣзнь.
   

Ватунинъ (беретъ чашку съ кофе).

   Муза Ивановна, какъ вамъ извѣстно, Дмитрій Сергѣевичъ, всегда любитъ преувеличивать все окружающее; а потомъ страсть ея видѣть во всемъ загадочное. У жены-же, просто, болитъ голова немного, вотъ все...
   

Шитинъ.

   Не мудрено заболѣть головѣ при такой дурной погодѣ,! Климатъ нашъ ужасный! нервнымъ субъектамъ жить въ такомъ климатѣ очень тяжело и опасно для здоровья.
   

Муза (значительно).

   Ужъ не говорите про эти нервы, знаю я ихъ, каковы онѣ. Вотъ хоть-бы Римочка наша ужасно стала нервная съ нѣкотораго времени.
   

Шатинъ.

   Неужели, вотъ какъ? Это слышать не совсѣмъ утѣшительно.
   

Муза (лукаво).

   Еще-бы, конечно, въ особенности для васъ, для такого друга человѣчества, какъ вы. Я васъ понимаю, для васъ болѣзни или несчастія другихъ также близки къ вамъ, какъ и ваши собственныя.
   

Шитинъ.

   Вы уже слишкомъ преувеличиваете, Муза Ивановна, то, чего во мнѣ, быть можетъ, и сотой доли нѣтъ. (Смотритъ на Ватунина.) Нитъ Ивановичъ, что съ вами? Вы тоже что-то высматриваете хмуро?
   

Ватунинъ (смѣясь).

   Соображаюсь съ погодой. Человѣкъ такъ близко связанъ съ природой, что невольно иногда дѣлаешься зеркаломъ ея.
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Тѣже и Ватунина.

Ватунина.

   А! и вы здѣсь? Здравствуйте, Дмитрій Сергѣевичъ! (Подаетъ ему руку) Признаюсь, я никакъ не ожидала васъ видѣть нынѣшній день у себя, съ вашей стороны это очень мило. Садитесь.
   

Шитинъ.

   Мерси. Какъ ваше здоровье? Мнѣ сейчасъ сообщили, что вы нездоровы.
   

Ватунина (смотритъ на мужа).

   Да, была немного нездорова, но сейчасъ чувствую себя лучше.
   

Ватунинъ.

   Чего немного, совсѣмъ было развинтилась. Въ настоящее время я и самъ нижу, что тебѣ лучше. (Смотритъ на часы.) Однако время ужъ къ двѣнадцати подвигается, пора и въ контору.
   

Шитинъ.

   Зачѣмъ это? Нынче день праздничный.
   

Ватунинъ.

   Что дѣлать, нужно, моя служебная обязанность такая, что не разбираетъ праздниковъ. Вы, пожалуйста, не церемоньтесь, бесѣдуйте съ женой, время у васъ есть свободное, вотъ и проводите его въ бесѣдѣ... Быть можетъ, вамъ посчастливится немного развеселить Римму Павловну, а то она нынче дурно настроена...
   

Ватунина (съ притворной любезностью).

   Ты всегда Преувеличиваешь. Не забудь же мнѣ изъ библіотеки взять книгу Отечественныхъ Записокъ; въ пой, говорятъ, есть критическій разборъ Скабичевскаго.
   

Ватунинъ.

   Да, есть, и очень дѣльный. Если есть, то непремѣнно возьму. До свиданія, Дмитрій Сергѣевичъ! (Прощается и уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Тѣ и и безъ Ватунина.

Ватунина (подходитъ къ столу, на которомъ кофе).

   Муза Ивановна! потрудитесь взять кофе и подогрѣть его, или прикажите сварить свѣжаго; этотъ совершенно холодный.
   

Муза

   Хорошо-съ, сейчасъ велю свѣжаго приготовить. (Иронически.) Надѣюсь, вы меня извините; Рима Павловна, если у меня... (Останавливается и дѣлаетъ гримасы.)
   

Ватунина.

   За что, что такое? договаривайте.
   

Муза.

   Если онъ у меня не такъ скоро будетъ готовъ, потому что я для васъ постараюсь прокипятить хорошенько.
   

Шитинъ.

   Еще-бы, вы вѣдь артистка въ этомъ дѣлѣ; а уже извѣстно, что дѣло мастера боится, и къ тому же хорошо, скоро не бываетъ.
   

Муза.

   Само-собой разумѣется. (Беретъ со стола кофейникъ.) Я для васъ нынче постараюсь отличиться и оправдать вашу похвалу на дѣлѣ. Еще разъ извиняюсь за мое, быть можетъ, слишкомъ долгое приготовленіе, которое, я такъ думаю, вамъ не покажется слишкомъ долгимъ въ бесѣдѣ съ такой милой особой, какъ моя кузина. (Уходитъ съ реверансами.)
   

ЯВЛЕНІЕ IX.

Ватунина и Шитинъ.

Ватунина (подходитъ къ Шитину).

   Наконецъ-то мы одни! Мнѣ о многомъ съ тобой нужно переговорить. Ахъ! если-бы ты зналъ, съ какимъ я нетерпѣніемъ тебя ждала!
   

Шитинъ (восторженно беретъ ее за руку).

   О! какъ это пріятно и отрадно слышать отъ тебя, мое утѣшеніе, моя радость, моя блестящая путеводная звѣзда! Ты только одна и освѣщаешь мою разбитую жизнь тѣмъ божественнымъ свѣтомъ, который животворно обновляетъ мое существованіе и залѣчиваетъ глубокія раны разбитаго моего сердца... (Цѣлуетъ у Ватуниной руку.) Ты меня должна полюбить также, какъ я тебя люблю! Мнѣ нужна любовь полная, страстная, безотчетная, отрѣшенная отъ всѣхъ общественныхъ предразсудковъ, готовая на всякія жертвы и самопожертвованія.... Любовь истинная, возвышенная, а то что?... Платонизмъ! Фи, это не въ моемъ характерѣ, съ нимъ нужно кончить..... Скажу тебѣ одно: сдерживать свою страсть къ тебѣ я больше не могу, не имѣю силъ и самообладанія!.... Пойми же ты это! Нѣтъ, ты мнѣ должна сказать нынче же: да, или нѣтъ? моя ты, или нѣтъ?.. (Обнимаетъ ее и смотритъ ей въ глаза.)
   

Ватунина (освобождаясь).

   Отойди, отойди отъ меня. Ахъ! твои ласки жгутъ меня: ты долженъ пощадитъ меня по ради меня, но ради моей семьи. О, Боже! какая пытка, это выше моихъ слабыхъ силъ. (Склоняется къ Шитину на плечо.) Нѣтъ, нѣтъ, что-же это? Нѣтъ это не любовь, а какое-то безумство! Я сама не помню, не понимаю себя. (Шитинъ цѣлуетъ ее.) Ахъ, что ты, довольно, отстаньте! (Вырывается и отходитъ отъ него.) Что вы только дѣлаете со мной? Вы меня губите! Господи, чувствую я, что погибну, а между тѣмъ сама иду на погибель и забываю свой долгъ, мужа дѣтей и все, все на свѣтѣ для тебя, мой милый, дорогой! (Бросается къ нему на шею.)
   

Шитинъ (цѣлуетъ ее страстно).

   Прелесть, свѣтъ, радость, разумъ мой, люблю тебя и буду любить страстно и нѣжно всегда! Ты для меня рай и блаженство въ жизни моей.
   

Ватунина (вырываясь).

   Нѣтъ, нѣтъ, это безумство. Уйдите, дайте мнѣ успокоиться. Сердце такъ сильно бьется, сама вся дрожу, голова горитъ! (Берется за голову.) Когда тебя здѣсь не было, я многое хотѣла сказать тебѣ, но теперь все забыла... Погоди, вѣроятно, вспомню...
   

Шитинъ (подходитъ къ ней).

   Зачѣмъ, не надо, послѣ. Я теперь такъ счастливъ, такъ невыразимо увлеченъ, что съ нетерпѣніемъ пылкаго юноши жажду взаимной твоей любви, моя радость, жизнь души моей!
   

Ватунина (успокаиваясь немного).

   Да, тебѣ хорошо, ты свободенъ. Я совсѣмъ дѣло иное. При одномъ воспоминаніи о своемъ настоящемъ положеніи я вся холодѣю.
   

Шитинъ (беретъ ее за талію).

   Умоляю тебя, не думай много, это для тебя нездорово. Самое лучшее, бери отъ жизни то, что она даетъ тебѣ. Что же въ этомъ страшнаго? Если ты встрѣтила и полюбила человѣка такого, который тебя любитъ больше всего на свѣтѣ. Да, клянусь тебѣ всѣми моими честными стремленіями, убѣжденіями и разумными взглядами на жизнь! Люблю тебя, мое совершенство, больше жизни своей!
   

Ватунина (забываясь).

   Милый, милый мой! Если-бы ты зналъ, какъ мнѣ пріятно слушать тебя! Твои слова лучше музыки для меня. Люби меня и будь мнѣ вѣренъ всегда. Но если ты меня разлюбишь, то знай, я не переживу этого. Ты только подумай, чѣмъ я для тебя рѣшаюсь пожертвовать. (Отходитъ отъ Шитина.) Мои мысли въ настоящее время въ такомъ безпорядкѣ, я не могу обсудить того, что кругомъ меня происходитъ.
   

Шитинъ (докторально).

   Самое лучшее тебѣ объясниться съ мужемъ, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше для насъ.
   

Ватунина.

   Да, да, но ты забываешь: говорить за глаза и объясняться лично не одно и тоже, и особенно съ такимъ человѣкомъ, какъ мой мужъ, который любилъ и любитъ меня до сего времени все также искренно и горячо, какъ и прежде. Будь онъ деспотъ, самодуръ, тогда-бы для меня было легче объясняться съ нимъ. Но, не смотря на его достоинства, я его любить не могу. Я его ненавижу, чувствую къ нему такую антипатію, которая меня можетъ довести до отчаянія или до преступленія.
   

Шитинъ.

   Что за мрачныя мысли! Долой ихъ, не нужно ихъ! Если онъ не деспотъ, то тѣмъ лучше для насъ. Онъ человѣкъ умный, современный, поэтому взглянетъ на это съ самой разумной точки зрѣнія. Для него при настоящемъ расположеніи твоихъ чувствъ, семейная жизнь не мыслима, не говоря уже о томъ благополучіи, къ которому мы всѣ такъ стремимся.
   

Ватунина.

   Какое тутъ благополучіе! Не жизнь, а пытка настоящая моя жизнь. Я сознаю очень хорошо, что я передъ мужемъ неправа, но что-же дѣлать, что дѣлать, когда его присутствіе возмущаетъ и волнуетъ меня? Вотъ хоть-бы нынче я его обидѣла безъ всякой видимой къ тому причины; а что еще хуже, такъ это то, что я держала и держу себя не какъ мать семейства, а какъ неопытная, глупая институтка.
   

Шитинъ (говоритъ быстро и съ увлеченіемъ).

   Полно-же бичевать и волновать себя. Знай и вѣрь всегда: что ни дѣлается, то все къ лучшему. Мужъ твой, по моему, долженъ быть доволенъ тѣмъ прошлымъ счастіемъ, которымъ ты такъ великодушно жертвовала для него въ ущербъ себѣ. Въ настоящее-же время твоя пора пришла любить и наслаждаться всѣми радостями жизни. Будь увѣрена, моя дорогая, я съумѣю составить твое счастіе. Эхъ! заживемъ мы съ тобою самой разумной жизнію... Я буду работать съ удвоенной энергіей: да, я чувствую, твоя любовь меня снова воскрешаетъ и пробуждаетъ къ великой и разумной дѣятельности для страждущаго человѣчества..... О! какъ пріятно сознавать и чувствовать то, что ты полезенъ своимъ угнетеннымъ братьямъ, что ты не лишній членъ въ семьѣ честныхъ тружениковъ! Ты тоже со мной будешь трудиться вмѣстѣ, мое божество! Не правда-ли, какъ пріятна и прекрасна будетъ наша жизнь, моя воскресительница умершей души моей! (Цѣлуетъ у Ватуниной руки и обнимаетъ ее за талію рукой.)
   

ЯВЛЕНІЕ X.

Тѣже и Муза.

Муза.

   А, а, ахъ! какой афронтъ! (У Музы въ рукахъ кофейникъ.)
   

Ватунина (немного смѣшавшись, отходитъ отъ Шитина, потомъ, оправившись, говоритъ серьезно).

   Что вы очень разахались, что такое сдѣлалось?
   

Муза (обиженно).

   И вы еще спрашиваете! Я не понимаю, какъ это у васъ языкъ поворачивается говорить... Гмъ! вѣдь я своими собственными очами видѣла все, все!...
   

Шитинъ (насмѣшливо).

   Говорите-же, что вы такое видѣли?
   

Муза.

   Полноте притворяться, это къ вамъ не идетъ. Да и къ тому-же вамъ не дѣлаетъ чести принуждать меня, дѣвушку цѣломудренную, повторять то, что я здѣсь сейчасъ видѣла. О, о! это верхъ неприличія и безнравственности...
   

Ватунина.

   А, вотъ оно что? Въ такомъ случаѣ уходите отсюда поскорѣе; а то ваша-дѣвическая чистота здѣсь совершенно не у мѣста. (Насмѣшливо.) Пожалуй, вамъ еще дурно сдѣлается отъ присущей всѣмъ старымъ дѣвамъ зависти.
   

Муза (слезливо).

   Вы-же виноваты, и вы-же меня оскорбляете. О! я несчастная, несчастная страдалица! Всегда, во всемъ и предъ всѣми виновата. (Горячась.) Если такъ, то знайте-же, амурники, я не буду молчать, я все разскажу Ниту Ивановичу. Гмъ! пускай утѣшается своей супругой-измѣнницей.
   

Ватунина (горячась).

   Подите вонъ отсюда! Васъ никто и не проситъ молчать. Я въ своихъ дѣйствіяхъ и поступкахъ. ни кому не обязана отдавать отчета. Иди-же отсюда!
   

Муза.

   Я уйду, но только не на радость вамъ. Знаю и увѣрена, будете просить, да поздно будетъ, поклонитесь и кошкѣ въ ножки. Скоро, скоро я васъ выведу на свѣжую воду, будете меня помнить да поминать. (Уходитъ быстро.)
   

ЯВЛЕНІЕ XI.

Ватунина и Шитинъ.

Шитинъ.

   Видишь, какъ добра къ намъ судьба? Сама помогаетъ твоему начальному объясненію съ мужемъ. Совѣтую тебѣ не пропускать такого удобнаго случая: словомъ, дѣйствуй прямо и смѣло.
   

Ватунина.

   Конечно, при такомъ положеніи нашего дѣла это единственный исходъ. Однако, поди отсюда, оставь меня, дай мнѣ одной обдумать все серьезно; а то у меня, пожалуй, не хватитъ силы и энергіи на такое дѣло.
   

Шитинъ.

   Вздоръ, я увѣренъ въ тебѣ, мой милый, дорогой и прелестный другъ сердца моего, что ты изъ предстоящей борьбы выйдешь побѣдительницей и явйшься въ моей жизни тѣмъ живительнымъ и теплымъ солнечнымъ лучемъ, который согрѣетъ меня и оживитъ все окружающее въ моей печальной жизни. О! вѣрь мнѣ, для такой любви стоитъ пожертвовать всѣмъ этимъ рутиннымъ строемъ семейственности и всѣми этими нелѣпыми обѣтами супружества....
   

Ватунина.

   Да, я рѣшилась и смѣло пойду навстрѣчу всѣмъ житейскимъ невзгодамъ... Я для тебя готова на всякія жертвы и даже готова забыть и оставить своихъ дѣтей.. Боже, Боже мой! да что же это?! Не съ ума ли я сошла? Нѣтъ, я чувствую только одно: разсудокъ у меня есть, но онъ безсиленъ надъ чувствомъ! Что-же мнѣ съ этимъ дѣлать? Господи, нѣтъ у меня болѣе силъ сдерживать себя и бороться... Я, я твоя, милый, милый мой, дорогой мой, люблю тебя больше жизни своей! (Бросается къ нему въ объятія.) Милый, милый мои...

Занавѣсъ.

   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Семейный разрывъ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Ватунинъ.
   Ватунина.
   Муза Ивановна.
   Шитинъ.
   Каминъ.
   Вадимова.
   Домна.
   Наташа.

Садъ при домѣ Ватунина, довольно тѣнистый и большой; въ нѣкоторыхъ мѣстахъ разбиты клумбы съ цвѣтами, столъ и садовая мебель, въ глубинѣ виднѣется колодезь съ колесомъ для выкачиванія воды, дальше за деревьями досчатый заборъ, въ которомъ маленькая калитка выходить на улицу. Съ правой стороны, сбоку виднѣется бесѣдка, съ довольно высокими и выдающимися ступенями крыльца.

ЯВЛЕНІЕ I.

Вадимова и Каминъ входятъ.

Вадимова (игриво).

   Я очень рада, что вижу васъ опять, мой любезный и неизмѣнный поклонникъ! Скажу вамъ откровенно: меня ваше постоянство очень интересуетъ и заставляетъ иногда противъ моего желанія думать о васъ.
   

Каминъ.

   Благодарю васъ за ваше вниманіе. Но только мнѣ отъ вашего вниманія ничуть не легче. Вамъ, какъ я вижу, доставляетъ удовольствіе поддразнивать меня; чтожъ, если это вамъ нравится, то продолжайте себѣ на доброе здоровье. Вы знаете, я человѣкъ прямой, безъ всякихъ экивоковъ, у меня что въ головѣ, то и на языкѣ: лгать и паясничать я терпѣть не могу: а также и ходить на заднихъ лапкахъ ни предъ кѣмъ не намѣренъ. Вамъ смѣшно? Ну и смѣйтесь, вашъ смѣхъ меня не огорчитъ; по-моему, гораздо честнѣе смѣяться въ глаза, чѣмъ за глаза говорить ложь.
   

Вадимова (смѣясь).

   Конечно, конечно. Эхъ, мосье Каминъ! вы все также экзальтированы, какъ и прежде. Я удивляюсь вамъ, какъ это вы до сего времени могли сохранить въ себѣ этотъ огонекъ юношества! Не удивительно бы было, если бы вы жили изолированной жизнью; но на самомъ дѣлѣ вѣдь этого нѣтъ: вы живете также, какъ и большинство насъ, грѣшныхъ, подлунныхъ обитателей; что? вѣдь правда моя?
   

Каминъ.

   Конечно, что же я за исключеніе? Я такой же, какъ и большинство смертныхъ; ничѣмъ, вѣроятно, отъ нихъ не отличаюсь.
   

Вадимова.

   Само собой разумѣется. Впрочемъ, будьте покойны, я вамъ особенныхъ добродѣтелей и не приписываю и никакъ не желаю въ васъ видѣть анахорета, отчужденнаго отъ общества. Вы такой милый, оригинальный человѣкъ, котораго всегда пріятно встрѣтить въ обществѣ. Говорю вамъ откровенно, я завидую вашему огоньку, который, смотрите, берегите, не погасите. Въ нашъ холодный, разсчетливый вѣкъ большинство молодежи живетъ слишкомъ прозаичной жизнью, безъ малѣйшаго атома поэзіи, что уже выходитъ очень ординарно и, пожалуй, даже пошло до эгоизма. На первомъ планѣ всюду и вездѣ деньги и деньги.
   

Каминъ.

   Да-съ, деньги въ наше время всему голова; ради ихъ зачастую жертвуютъ своей честью, совѣстью и убѣжденіями. Впрочемъ, вамъ объ этомъ говорить нечего, вы сами это очень хорошо знаете и, быть можетъ, видѣли не одинъ разъ на дѣлѣ, какіе факты совершаются въ наше эмансипированное время.
   

Вадимова (иронически).

   Да, я имѣла удовольствіе и даже не одинъ разъ видѣть грустныя метаморфозы для человѣчества.
   

Каминъ.

   Что дѣлать? въ семьѣ не безъ урода! Конечно, есть въ настоящее время много и такихъ честныхъ тружениковъ для пользы страждущаго человѣчества,.для которыхъ честь, совѣсть и свои убѣжденія дороже и святѣе всѣхъ этихъ золотыхъ благъ и благополучіи жизни. Будьте увѣрены, они съумѣють ихъ отстоять и завоевать то, къ чему они стремятся, и быть полезными тамъ, гдѣ нужно.
   

Вадимова.

   Я вполнѣ этому вѣрю; да и нельзя не вѣрить, когда сама ихъ встрѣчаешь. Вы вотъ, хотя и мой поклонникъ, а тоже отчасти къ нимъ принадлежите; что? правда, или нѣтъ?
   

Каминъ.

   Вы, кажется, нынѣшній день взяли себѣ за правило иронизировать меня. Скажите, отчего такая немилость?
   

Вадимова.

   Ошибаетесь, я говорю серьезно, безъ всякой ироніи.
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Вадимова, Каминъ и Муза.

Муза.

   А вотъ вы гдѣ! Гмъ! въ совершенномъ уединеніи, такъ сказать, среди природы и цвѣтовъ тектъ-атектомъ наслаждаетесь.
   

Вадимова (смѣясь).

   Да, вполнѣ наслаждаемся, милѣйшая Муза Ивановна! (Обращаясь къ Камину.) Жаль, Владиміръ Витычъ, что мы не кончили нашего разговора!
   

Муза.

   Ахъ! Богъ мой! Тысячу разъ пардоней-пардоновъ. Если бы это я предвидѣла, то никогда бы не рѣшилась васъ безпокоить своей персоной въ такое время, кое быть можетъ, для васъ очень дорого и восхитительно при настоящемъ вашемъ репримандѣ.
   

Вадимова.

   То есть, какъ это? Я васъ не понимаю; говорите яснѣе, а то вы говорите такъ цвѣтисто, что понять трудно васъ, восхитительная Муза Ивановна!
   

Муза.

   Скажите, пожалуйста, какъ вы непонятливы, точно самая наивная институтка. Впрочемъ, меня не проведете, я тоже видала виды, а также всякія эти еронтическія финти-фанты, куры-муры и амуры. Вотъ тоже кузана, къ примѣру, Рима, вздумала меня было проводить стороной, да около того, къ чему шла; да не тутъ было, шалишь, не на тое напала, попала, какъ куръ вощи. Ахъ, бѣдный Нѣтъ Ивановичъ! ожидала,-ли онъ, голубчикъ, такого марамнаго пассажа!...
   

Каминъ.

   Послушайте, Муза Ивановна! Скажите все мнѣ прямо, безъ всякихъ окольныхъ путей, что ваши слова означаютъ, въ какомъ ихъ смыслѣ понимать?
   

Муза (злобно).

   Гмъ! въ такомъ, въ какомъ они есть. Полноте хитрить, я вѣдь очень хорошо знаю, что вы очень ясно понимаете то, о чемъ я говорю. Полноте морочить меня. Если кто не знаетъ нашего афронта, такъ это, вѣроятно, только одинъ Питъ Ивановичъ. Чтожъ, это въ порядкѣ вещей, такъ и должно быть! (Смѣется.) Мужья вѣдь всегда послѣ узнаютъ о своемъ рогообразномъ украшеніи. (Дѣлаетъ руками жесты надъ головой.) Да-съ, вотъ какъ мы нынче, знай нашихъ, не забывай рогатыхъ!
   

Вадимова (презрительно).

   А, такъ вотъ вы отчего такъ торжествуете. Понимаю. Опять новая сплетня созрѣла въ вашей дѣвственной головкѣ на счетъ Риммы. Прекрасно, прекрасно, это дѣлаетъ честь вашей родственной изобрѣтательности; продолжайте, я вамъ не мѣшаю безумствовать.
   

Муза.

   Рады-бы вы помѣшать мнѣ, да не помѣшаете. О! у меня улика на лицо. Я нынче своей милой сродственницѣ, Риммѣ Павловнѣ., такой презенетъ преподнесу для дня рожденія ея, что просто отдай все, да мало; вѣсь свой вѣкъ будетъ помнить, да меня благодарить!
   

Вадимова.

   Довольно, довольно характеризовать вамъ себя передъ нами. Мы васъ и безъ этого знаемъ хорошо. Я всегда была увѣрена вполнѣ въ томъ, что вы болѣе способны дѣлать зло, чѣмъ добро. Для меня очень удивительно, какъ это васъ здѣсь терпятъ до сего времени! Пойдемте, Владиміръ Витычъ, къ новорожденной въ комнаты, а то здѣсь отъ этой, поблекшей въ дѣвичествѣ, дѣвы того наслушаешься, чего и во снѣ не увидишь. Конечно, хотя мы съ вами здѣсь и свои, но все же возмутительно слушать подобную клевету отъ такой іезуитки, милой родственницы. (Уходитъ.)
   

Муза (сдерживая себя).

   А, вѣрно забрало заживое-то, голубушка! Погодите, дайте срокъ, я еще не такъ васъ утѣшу! будете меня помнить, мои обидчицы! (Жеманно оглядывается и смотритъ на Камина.) Извините меня, музье Каминъ, за мое чрезмѣрное волненіе; что дѣлать! я человѣкъ, а не камень и, и... и тоже еще подчасъ не чужда тѣхъ возвышенныхъ чувствъ, которыми такъ щеголяютъ ваши аманцикрованныя атилистки.
   

Каминъ (насмѣшливо).

   Хотя бы вы и не говорили, такъ это по всему сейчасъ видно, что вы самая возвышенная особа. Полноте волновать себя, развѣ онѣ могутъ васъ понять и оцѣнить такъ, какъ должно, вѣдь вы не женщина, а совершенство.
   

Муза (сентиментально).

   То-есть, я, я не женщина, а дѣвушка, позвольте вамъ замѣтить. Подумайте вы только то, Владиміръ Витычъ, что моя одинокая за жизнь? Нѣтъ, вамъ нечего и разсказывать, вы не поймете всѣхъ тѣхъ ужасныхъ страданій, отъ которыхъ ежеминутно бьется мое бѣдное, непорочное сердце и разрывается на части! О согласитесь, что это ужасно!
   

Каминъ (иронически).

   Еще бы! я удивляюсь вамъ, какъ это у васъ до сего времени существуетъ еще ваше бѣдное, рваное сердце.
   

Муза (съ наивнымъ кокетствомъ).

   Ужъ и не говорите, я сама удивляюсь этому фанамену. Нужно полагать, это оттого, что оно очинно чисто и дѣвственно-невинно. Охъ! (Закатываетъ глаза.) Въ нынѣшній развращенный вѣкъ цѣломудренность въ нашей сестрѣ очень рѣдко можно встрѣтить, не смотря иногда на младыя лѣта нашего нѣжнаго пола....
   

Каминъ (смѣется).

   И я тоже всегда говорю. Видите, какъ мы съ вами сходимся во взглядахъ на жизнь?
   

Муза (восторженно).

   О! я васъ всегда считала нашего ноля ягодой и, признаюсь, не ошиблась, чему божественно рада. Охъ, нынче что за дѣвицы!
   

Каминъ (глумясь).

   Какія дѣвицы, нынче нѣтъ дѣвицъ, нынче просто мальчишки-сорванцы.
   

Муза (горячась).

   Охальницы, безстыдницы, безъ всякой нравственности.
   

Каминъ.

   Еще добавьте такъ: нигилистки, атеистки и отчаянныя либералки.
   

Муза.

   Стриженыя, вольнодумки, для нихъ нѣтъ ничего святаго, все трынъ трава, да пустяки.
   

Каминъ.

   Конечно такъ. Вы ихъ хорошенько, такъ ихъ и надо....
   

Муза (воодушевляясь).

   Если бы я имѣла власть и силу, то я бы ихъ утѣшила по своему, безъ всякой жалости, пощады и церемоніи. О! онѣ бы у меня забыли бы и думать объ этой, какъ ее тамъ говорятъ, какой-то женской аманцикраціи. Гмъ! я бы изъ нихъ всю эту дурь сразу выбила березовымъ лапшенникомъ.
   

Каминъ (насмѣшливо).

   Ого, вотъ какъ наши расходились, браво! Вы чисто старый генералъ въ отставкѣ, "изъ временъ очаковскихъ и покоренья Крыма". Жаль и очень жаль, что на васъ юпка, а не мундиръ.
   

Муза (обидясъ).

   Ну, а вы ужъ сейчасъ и на смѣхъ, стыдно вамъ! Я вѣдь тоже, слава Богу, не дура, все понимаю, какъ и что слѣдуетъ при моемъ положеніи, конечно, кромѣ того.. чего, чего не слѣдуетъ знать благовоспитанной дѣвицѣ.
   

Каминъ.

   Напрасно не поинтересуетесь узнать... Значитъ, я ошибся въ своемъ сравненіи васъ съ генераломъ.
   

Муза (горячась).

   Что мнѣ генералы!... Много ихняго брата и дураковъ есть на бѣломъ свѣтѣ, поэтому для меня ваше сравненіе никакого антиресу не составляетъ....
   

Каминъ (смѣется).

   Браво, брависсимо! Продолжайте, продолжайте ваше превращеніе изъ ретроградки въ либералку: а потомъ опять обратно, назадъ, это нынче въ большомъ ходу.
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Каминъ, Муза и Ватунинъ.

Ватунинъ.

   А, вотъ ты гдѣ прохлаждаешься, мой друже! Скажу тебѣ одно: не деликатно, братецъ ты мои, удаляться отъ общества. Жена тебя давно уже разыскиваетъ.
   

Каминъ (шутя).

   Ну, ладно, извини, только не читай нотаціи. Впрочемъ, надѣюсь, что и безъ меня этому милому обществу дамъ не скучно въ бесѣдѣ съ изящнымъ Шитинымъ.
   

Муза.

   Еще бы соскучиться съ такимъ плѣнительнымъ амуромъ? Гмъ! всѣ мамзели отъ него безъ ума, а ужь про мадамовъ и говорить нечего: тѣ, какъ голодныя кошки, такъ и бросаются на него, какъ на кусокъ сырой говядины.
   

Ватунинъ.

   Муза Ивановна, нельзя ли, пожалуйста, безъ вашихъ тривіальныхъ комментарій^ Сколько разъ я васъ предупреждалъ, чтобы вы не совались со своимъ языкомъ туда, гдѣ васъ не спрашиваютъ.
   

Муза.

   Что же вы сердитесь, развѣ моя неправда? Кого хотите спросите, всякій это скажетъ, да еще не такъ, а вотъ какъ....
   

Ватунинъ (перебивая).

   Довольно, довольно! Ступайте въ комнаты.
   

Муза (злобно).

   Не гоните, сама уйду. Охъ, знайте только то: отъ меня вы не хотите узнать правды, такъ отъ другихъ узнаете ее, а это хуже и срамнѣе для васъ будетъ. Обидно, больно и прискорбно моему родному оку смотрѣть, какъ васъ обманываютъ, моего голубчика. (Притворно плачетъ.)
   

Каминъ (подходитъ къ ней и говоритъ тихо).

   Муза Ивановна! пожалуйста, уйдите, успокойтесь, не волнуйтесь...
   

Муза (горячась, бьетъ себя въ грудъ).

   Ахъ, отстаньте, не досаждайте! какой тутъ спокой, когда вотъ тутъ все ретивое изныло, глядя на такую лютую коварность!...
   

Ватунинъ.

   Ты просто съ ума сошла. Иди же, или же отсюда, повторяю тебѣ.
   

Муза.

   Нѣтъ, я не сошла съ ума; а вотъ вы такъ, надо полагать, рехнулись! Срамъ подъ носомъ, а вы не видите, или не хотите видѣть его. Господи! да что-жъ это такое? Что тутъ ни говори, а это не спроста, васъ опоили, околдовали?
   

Ватунинъ (шутя съ принужденіемъ).

   Еще бы, иначе нельзя, безъ колдовства невозможно. (Серьезно.) Однако, довольно на нынѣшній день твоихъ эксцентричностей, пора и кончить глупить, всему есть мѣра и конецъ.
   

Муза.

   Въ моихъ словахъ никакихъ нѣтъ этихъ акцатрикцій, а одна обнаженная правда. Кого хотите, спросите, всякій вамъ скажетъ, что вы несчастный человѣкъ.
   

Ватунинъ.

   Чѣмъ это, по-твоему?
   

Муза.

   Конечно чѣмъ, своей судьбой несчастной.
   

Ватунинъ.

   Ну, поѣхали, часъ отъ часу не легче!
   

Муза.

   Какое тутъ легче! того и жди, что будетъ тяжелѣе! Охъ, не далеко это время; скоро, скоро оно къ вамъ прикатитъ... (Хохочетъ.) Не нынче, такъ завтра останетесь безъ своей обожаемой и вѣрной супруги.
   

Ватунинъ (подходитъ къ Музѣ и говоритъ, волнуясь).

   Что-о? какъ ты сказала, а?!
   

Муза (съ азартомъ).

   А то, что она вамъ больше не жена, а Шитина полюбовница!
   

Ватунинъ (бросается къ Музѣ и схватываетъ ее за шею и говоритъ шипящимъ, задыхающимся голосомъ).

   Нѣтъ, нѣтъ, этого быть по можетъ! это ложь, клевета, обманъ! Да говори же, говори, оправдывайся, змѣя ты этакая, или я тебя задушу, какъ гадину!
   

Муза (кричитъ).

   Ой, ой! Помогите, удавитъ! караулъ! умираю!
   

Каминъ (бросается и отнимаетъ Музу отъ Ватунина).

   Что ты, опомнись, приди въ себя, Нитъ! Подумай, что ты дѣлаешь! Гдѣ твой разсудокъ? Да развѣ можно давать вѣру словамъ этой полупомѣшанной?!
   

Муза (бѣжитъ и кричитъ).

   Ой, ой, ой! задавилъ! Ой, уморилъ! Охъ, сейчасъ душа съ тѣломъ разстается! О, о охъ! смерть моя! Охъ! (Убѣгаетъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Каминъ и Ватунинъ. Молчаніе, потомъ Ватунинъ садится гг говоритъ слабымъ подавляющимъ голосомъ.

Ватунинъ.

   Спасибо тебѣ, Володя! ты меня образумилъ, а то я совсѣмъ было съ ума сошелъ.... Ты правъ, развѣ можно такъ поступать, какъ я сейчасъ, безъ всякаго анализа, подъ однимъ минутнымъ впечатлѣніемъ того чувства, которое меня совершенно отуманило и привело къ такому изступленію, что совершенно чуждо моему характеру.... (Опускаетъ голову.)
   

Каминъ (садится).

   Это только подтверждаетъ то, что каждый изъ насъ при нѣкоторыхъ житейскихъ крушеніяхъ подъ своимъ минутнымъ впечатлѣніемъ можетъ легко совершить преступленіе и потомъ въ глазахъ людей сдѣлаться ужаснымъ преступникомъ.
   

Ватунинъ (съ поддѣльнымъ спокойствіемъ).

   Вотъ, хотя бы я, возьми меня въ примѣръ. Словъ нѣтъ, я человѣкъ самый впечатлительный, но уживчивый, сдержанный; а все же чувствую иногда, что не въ силахъ подчинить свою впечатлительность разсудку. Нынѣшній мой поступокъ вполнѣ это доказалъ и пускай будетъ урокомъ мнѣ на будущее время.... Скажу тебѣ откровенно, я съ нѣкотораго времени чувствую себя очень не нормально. Самъ хорошенько не понимаю, что со мной происходитъ. Я какъ будто чего-то все ожидаю..., а тутъ еще эти возмутительныя слова, которыя, какъ ножомъ, полоснули мое сердце! (Склоняетъ голову на руки.) Неужели въ ея словахъ есть хоть доля правды?! (Поднимаетъ голову.) Нѣтъ; быть не можетъ этого... Моя Римма честная женщина! Если бы что случилось подобное, она мнѣ прямо, откровенно все выскажетъ, не станетъ скрываться и прятаться за супружескія ширмы. Нынче же съ ней объяснюсь. Ея перемѣна въ отношеніи меня ужасно тревожитъ меня, нужно вырѣшить эту неизвѣстность, чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше"...
   

Каминъ.

   Что-жъ, такъ и сдѣлай, это самое лучшее при твоемъ положеніи, а то чѣмъ дальше въ лѣсъ, то тѣмъ больше дровъ. Ты, пожалуйста, не волнуйся, будь хладнокровнѣе; быть можетъ, все это одни предположенія, ложныя предчувствія и сплетни этой очумѣлой дѣвы, которую совѣтую тебѣ убрать подальше и поскорѣе, хотя она тебѣ и родственница, а дѣлать нечего: такихъ родственниковъ нужно подальше отъ себя держать, такъ спокойнѣе будетъ въ семьѣ.
   

Ватунинъ.

   Я ее видѣть больше не могу, нынче же ея здѣсь не будетъ....Эхъ, другъ, Володя, не думалъ я никогда имѣть тебя посредникомъ въ своихъ семейныхъ дѣлахъ; а между тѣмъ, обстоятельства складываются такъ, что невольно заставляютъ тебя быть моимъ пособникомъ. Вѣрно, такъ уже Провидѣнію угодно, что-бы ты быль моимъ утѣшителемъ въ трудныя минуты разбитой моей жизни; да, разбитой, я въ этомъ увѣренъ. Мои наблюденія и предчувствія меня не обманывають, я въ нихъ вѣрю! О! Какъ-бы мнѣ хотѣлось не вѣрить, по внутренній голосъ твердитъ противное и, волей-неволей, заставляетъ опасаться за мое семейное счастіе, которое для меня всего дороже и милѣе на свѣтъ, безъ него будетъ для меня не жизнь, а пытка, мученье, цѣлый и безконечный рядъ однихъ страданій, огорченій, безъ минусы спокойствія и радости... Нѣтъ, не дай Богъ испытать этого! (Закрываетъ лицо руками. Молчаніе.)
   

Каминъ (съ участіемъ стараясь его отвлечь и успокоить).

   Ну, полно, не вѣшай головы! что дѣлать, чего на свѣтѣ не бываетъ: все перемелется, мука будетъ! Не смотри такъ мрачно; быть можетъ, все это такъ себѣ, нервной бредъ твоего возбужденнаго мозга; а также твои наблюденія и предчувствія тебя могутъ обманывать. Я уже не говорю о сплетняхъ, которымъ, надѣюсь, ты ни малѣйшаго вѣроятія нё даешь.
   

Ватунинъ.

   Радъ бы не вѣрить, но къ сожалѣнію въ настоящее время не могу этого сдѣлать при всѣмъ моемъ желаніи: сплетни эти еще болѣе подтверждаютъ и оправдываютъ мои печальныя наблюденія и подозрѣнія о моемъ разрушенномъ семейномъ счастіи.... (Молчаніе.) Неужели это правда? Неужели она могла увлечься этимъ бездушнымъ фразеромъ? Нѣтъ, это немыслимо! Она, вѣдь, мать троихъ дѣтей и потомъ жена такого человѣка, который любитъ ее болѣе всего въ жизни.
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Тѣже и Наташа.

Наташа.

   Нитъ Ивановичъ! пожалуйте въ комнаты. Гости пришли къ вамъ.
   

Ватунинъ.

   Хорошо, сейчасъ. Охъ, ужъ эти мнѣ гости въ настоящее время хуже татаръ! (Уходитъ.)
   

Наташа.

   Владиміръ Витычъ! васъ Зоя Дмитріевна спрашиваютъ, подите же, не заставляйте ждать. (Смѣется.)
   

Каминъ

   Хорошо, хорошо; а зачѣмъ же смѣяться?
   

Наташа.

   А затѣмъ, что смѣшно; оттого и смѣюсь...
   

Каминъ.

   Есть же причина твоему смѣху, не безъ причины смѣешься. Мнѣ бы ее интересно знать.
   

Наташа.

   Очень любопытны; много будете знать, скоро состаритесь, а это вамъ при настоящемъ вашемъ жениховскомъ положеніи вовсе не къ лицу будетъ....
   

Каминъ (смѣясь).

   То-есть, при какомъ это жениховскомъ положеніи?
   

Наташа.

   Обнаковенно, при какомъ? при такомъ же, при какомъ и всѣ женихи состоятъ при своихъ невѣстахъ.
   

Каминъ.

   А интересно бы знать, кто это у меня невѣста? Какъ думаешь, Наташа?
   

Наташа.

   Охъ! хитрецы, да объ этомъ и думать нечего, голову ломать. Гмъ! всякій знаетъ, что вы не нынче, такъ завтра повѣнчаетесь съ Зоей Дмитріевной. Воркуете постоянно, какъ нѣжные голубки.
   

Каминъ (смѣясь).

   Неужели, вотъ оно что! Молодецъ, Наташа! угадала, честь и слава твоей проницательности. Позволь тебя за это поцѣловать.
   

Наташа (смѣется).

   Съ моимъ превеликимъ удовольствіемъ, цѣлуйте, если не брезгуете, я отъ этого не убуду и не полиняю.
   

Каминъ (цѣлуетъ ее въ теку).

   Молодчина, Наташа! люблю такихъ. Если твое предсказаніе сбудется о моей женитьбѣ, то жди отъ меня хорошаго подарка. (Уходитъ.)
   

Наташа (одна).

   Добрѣйшая душа этотъ Каминъ, простота, безъ всякихъ этихъ коклюшекъ: что на умѣ, то и на языкѣ, до страсти люблю такихъ. Подай ему Богъ всего хорошаго въ супружествѣ. Зоя Дмитріевна тоже отмѣнный человѣкъ. (Задумывается) Охъ, не приведи имъ господи такъ жить, какъ наши начинаютъ жить теперь! Кто-бы могъ только подумать о томъ, что въ настоящее время у насъ происходитъ! Мужъ къ ней со всѣмъ своимъ расположеніемъ; а она къ нему съ самымъ холоднымъ равнодушіемъ; просто, глядѣть не хочетъ, претитъ онъ ей, опостылѣлъ хуже полыни горькой! Измучилась вся Рима Павловна, бѣдная, съ этой проклятой любовью къ этому проходимцу; а ему и горя мало, въ усъ себѣ не дуетъ, всегда веселъ и доволенъ. Охъ, чувствуетъ мое сердце, что не быть добру въ этой исторіи....
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Наташа и Домна.

Домна.

   Что ты здѣсь проѣдаешься? Иди къ барышнѣ. Охъ, могуты моей больше нѣтъ смотрѣть на погубителя-то нашего, проходимца Шитина!
   

Наташа.

   Ужъ и не говори лучше, у меня вчуже-то все сердце изныло, смотря на такую напасть.
   

Домна.

   Мнѣ, мнѣ-то каково это? Я, какъ есть, просто, акпетитъ потеряла, сна лишилась! О, охъ! того вотъ только и жди, что вотъ ноженьки подкосятся, и я грохнусь на зонъ...
   

Наташа.

   Хоть бы вы поговорили съ откровенностью съ барыней-то, авось послушала-бы тебя, Домнушка!
   

Домна (машетъ рукой).

   Охъ! было да и перебыло всего. Знай себѣ говоритъ: "это мое дѣло, а не твое, поди дѣлай свое дѣло". Что-же послѣ этого станешь говорить съ ней.
   

Наташа.

   Извѣстно, если такъ, то много не разговоришься съ ней, знаю я ея характеръ....
   

Домна.

   И, и, ихъ, дѣвонька! помяни вотъ мое слово дурацкое, что изъ всего эвтаго ничего не выйдетъ путнаго, кромѣ непутнаго. Ты тамъ што ни говори, а плохая надежда на чужаго-то мужика; не мимо вѣдь говорится: чужой-де мужикъ не потѣшка, а одна насмѣшка! и это вѣрно.
   

Наташа.

   Конечно, чего путнаго ждать. А Музка-то злющая такъ вотъ на дыбочкахъ и ходитъ отъ такихъ непріятностевъ.
   

Домна.

   Еще бы ей не ходить, песьей хомыловкѣ! Она ждетъ, не дождется полнаго шкандала, чтобы потомъ ей быть здѣсь властительницей. Риммочка-то вѣдь у ней въ рукахъ. Охъ, отцы мои, срамота, да и только! Мразь-то эта застала ее съ этимъ душегубцемъ то нашимъ... О-о-охъ, застала въ такомъ видѣ, въ такомъ видѣ!.. Тьфу! срамъ, соблазнъ одинъ....
   

Наташа.

   Неужели? Ахъ, Господи! это тебѣ сама говорила Музка?
   

Домна.

   А то кому же, какъ не ей говорить, аспидкѣ!
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Тѣже и Муза.

Муза (язвительно).

   А, а! вы здѣсь, мои кралечки? Гмъ! небось, судачите про меня? Судачьте, судачьте, не долго вамъ здѣсь остается царствовать! Я васъ скоро, скоро отсюда такъ турну, что вы своихъ не узнаете! У! хамы вы этакія, я васъ по свойски умою и утру безъ полотенца! Будете меня помнить и вспоминать, вѣкъ свой не забудете Музы Ивановны, дворянской дочери!...
   

Наташа.

   Еще бы не помнить, врядъ ли такой злющей кикиморы найдется у насъ въ городѣ, какъ вы!
   

Муза (кричитъ).

   Вонъ, вонъ, чтобы духу твоего здѣсь не было, негодной! Я вотъ вамъ покажу теперь себя! Все вамъ вымещу, сторицею воздамъ за всѣ ваши каверзы!
   

Домна.

   Вишь вѣдь, прости Господи, кадыкъ-то какъ свой разинула, точно варьгу! У! безобразница этакая, коли людей тебѣ не стыдно, такъ вотъ хоть этихъ деревьевъ постыдись; а еще дѣвицей прозываешься! отодрать тебя на барабанѣ.
   

Муза.

   А, а, и ты туда же суешься, старая ошметка, сводчица!
   

Домна.

   Што-оо?! какъ, я, я сводчица!! да ты съ чего это только взяла, а? Ахъ ты старая крахмальная ветошка!
   

Муза.

   Я, я, я ветошка!! Ахъ, ты грубіянка, мразь этакая! Смѣешь ты со мной такъ разговаривать, съ благородной дѣвицей?! Да я, да я тебя за это туда упеку, куда, куда... (Задыхается отъ волненія.) Вонъ, вонъ, долой съ глазъ моихъ, чтобы духу вашего здѣсь не было противнаго! Ахъ, вы дряни, грубіянки, буянки, шлюхи, развратницы!
   

Домна (сердито).

   Отъ таковской слышу. Полно, бѣшеная, непутевщину-то нести, опомнись, оглянись прежде на себя, а потомъ ужъ и городи небылицу въ лицахъ, валяй шары на пуговицы, да съ больной головы знай сваливай на здоровую. Ой, дѣвка, не вводи меня во грѣхъ! Я тебѣ выскажу то, отъ чего у тебя всѣ твои ватныя подкладки вздрогнутъ и затрепещутъ.
   

Муза.

   Молчать, вонъ, долой отсюда, старая кикимора!
   

Домна (насмѣшливо).

   Полно, такъ ли? Не ты-ли сама скорѣе похожа на кикимору-шишимору! О, охо-хо-хохонюшки мои! вотъ что, милая, чѣмъ буянить-то, ступай-ка лучше къ своему Афонюшкѣ -- звонарю, дѣло-то будетъ складнѣе....
   

Муза.

   Какъ, что, какъ?!
   

Домна.

   А то, што я всю вашу амуранцію знаю досконально.
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Тѣже и Шитинъ.

Муза.

   Неправда, замолчи! а то я тебѣ всѣ глаза выцарапаю.
   

Шитинъ (смѣется).

   Ну, это уже вовсе не по человѣчески выходитъ, а чисто по кошачьи, позвольте вамъ замѣтить, Муза Ивановна!
   

Муза (увидавъ Шишина).

   О, о! Боже мой! помоги мнѣ, бѣдной страдалицѣ, перенести всѣ эти жестокія оскорбленія! (Закрываетъ лицо руками.)
   

Шитинъ.

   Полноте, успокойтесь, Муза Ивановна!
   

Муза.

   Ахъ, нѣтъ, какой тутъ спокой, когда оскорбляетъ всякая дрянь ежечасно меня. О! я успокоюсь тогда только, когда лягу въ холодную могилу.
   

Домна.

   И давно бы ужъ пора, разлюбезное бы дѣло сдѣлала; а то поди, чать, и тамъ, на томъ свѣтѣ-то, соскучились о такомъ нетлѣнномъ сокровищѣ! Пойдемъ, Наташа, нечего намъ здѣсь проѣдаться. (Домна и Наташа уходятъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ IX.

Муза и Шитинъ.

Муза (слезливо).

   Вотъ посмотрите, каково это мнѣ переносить, слабой, безпомощной и нервной дѣвушкѣ.
   

Шитинъ.

   Невѣжество и больше ничего, не стоитъ тревожить себя изъ за такихъ житейскихъ мелочей.
   

Муза.

   Хорошо вамъ такъ говорить со стороны, но мнѣ-то каково все это. Вы поймите и обратите ваше вниманіе на мои нервы, которые и по сіе время не могутъ во мнѣ успокоиться, а такъ вотъ ходуномъ и ходятъ по всѣмъ моимъ жиламъ, суставамъ и артилеріямъ... О! что это, что это со мной? У меня въ очахъ начинаетъ меркнуть? И, и подъ самое такъ-таки сердце начинаетъ дурнота подкатывать... А, а, ахъ! Поддержите, силъ нѣтъ, стоять не могу, ослабла, упаду.. Охъ, дурно, тошно мнѣ! (Шитинъ поддерживаетъ ее, Муза склоняется къ нему на плечо.)
   

Шитинъ.

   Муза Ивановна! садитесь лучше, если вамъ дурно, а то поддерживать васъ довольно чувствительно.
   

Муза (сентиментально).

   Ой, нѣтъ, оставьте меня такъ хоть еще на единый мигъ въ этомъ блаженствѣ... О! (Закатываетъ глаза.) Какъ божественно и восхитительно прижиматься своимъ сердцемъ къ другому бьющемуся сердцу? это, это лучше всякихъ мазей и бальзамовъ можетъ облегчить мое бѣдное, одинокое, дѣвическое сердце, кое полно любви и нѣги.
   

Шитинъ (подводитъ, ее къ дивану и сажаетъ ее).

   Такъ-то вотъ покойнѣе будетъ Намъ разговаривать про страсти нѣжныя....
   

Муза.

   О! безчувственный и холодный юноша! О, вѣкъ! о, ужасъ! Нынче у молодыхъ не кровь бѣжитъ въ жилахъ, а молоко, да и то не цѣльное, а снятое....
   

Шитинъ (въ сторону).

   Чортъ возьми, дѣла дрянь, дѣва раскисла! (Ей.) Извините, М)за Ивановна, мнѣ некогда, въ другое время съ вами потолкую объ этомъ предметѣ.
   

Муза (обидчиво).

   Дѣло понятное, со мной некогда да и не интересно, есть и поинтереснѣе много меня. Я васъ не стѣсняю, наслаждайтесь, сколько вамъ угодно. Вижу, вижу, что я здѣсь лишняя и не желанная собесѣдница. Я ухожу, будьте покойны, не стану мѣшать нашему свиданью съ вашимъ предметомъ, который, вѣроятно, сейчасъ къ вамъ прилетитъ... до свиданія. (Дѣлаетъ комическій реверансъ. Въ сторону.) Постой, голубчикъ, я тебѣ удружу, будешь Помнить Музу! (Ему.) Что вы новорожденной подарили, интересно-бы знать. Я же ей нынче такой подарокъ приготовила, который она долго будетъ помнить! Адью-съ! (Уходитъ.)
   

Ши типъ (одинъ).

   Ну, слава Аллаху, скоро отдѣлался отъ этой сентиментальной дуры, мелетъ чушь, да и все тутъ, что хочешь, дѣлай! Чортъ знаетъ, какъ могутъ быть глупы старыя дѣвы, готовы каждому мужчинѣ повѣситься ни шею. Впрочемъ, чортъ съ ней, дурость и больше ничего. (Смотритъ на часы.) Что это Римма какъ долго не приходитъ сюда! (Молчаніе.) Нужно сказать правду, меня моя совѣсть немного упрекаетъ относительно ея мужа. Конечно, я въ томъ не виноватъ, если она мнѣ понравилась, и я ей понравился, что-жъ въ этомъ безнравственнаго? Если наши симпатіи нашли то, къ чему стремились... Гмъ! довольно рутинно и глупо-бы было въ нашъ эмансипированный вѣкъ вести эту нелѣпую борьбу со своими чувствами.
   

ЯВЛЕНІЕ X.

Шитинъ и Ватунина въ изящномъ лѣтнемъ туалетѣ.

Шитинъ (подходитъ къ ней и беретъ ее за руку).

   Наконецъ-то ты пришла, моя радость! О! скоро-ли наступитъ то давно желанное нами время, когда мы съ тобой не будемъ разлучаться, а будемъ всегда вмѣстѣ...
   

Ватунина.

   Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Я чувствую, если мое настоящее двусмысленное положеніе въ моей семьѣ продолжится, то я за себя не ручаюсь... Нужно, во что-бы то ни стало, порвать эту надорванную нить, а то силъ моихъ больше нѣтъ -- лгать и обманывать того человѣка, который все еще любитъ меня и заботится о всѣхъ моихъ жизненныхъ удобствахъ, которыми мнѣ при настоящемъ моемъ щекотливомъ положеніи пользоваться не честно, гадко и даже подло!...
   

Шитинъ.

   Кто-жъ тебѣ велитъ здѣсь жить? Я давно тебѣ предлагаю переѣхать ко мнѣ, гдѣ ты найдешь еще больше комфорта и удобства для своей жизни, чѣмъ здѣсь...
   

Ватунина.

   Конечно, это легко сказать, но сдѣлать не такъ-то легко, какъ я думаю... Будь я одна, тогда и думать бы нечего. Но вспомни, у меня дѣти, которыхъ я такъ люблю, такъ, какъ только можетъ любить мать своихъ дѣтей. Мужъ мнѣ дѣтей никогда не отдастъ; а я не имѣю права ихъ взять у него вслѣдствіе того положенія, въ какое я себя поставила въ настоящее время.
   

Шитинъ.

   Полно, моя милая Римма, волновать себя тѣмъ, что уже рѣшено! Скажи мнѣ: неужели ты мнѣ не вѣришь въ мою искреннюю любовь къ тебѣ? Неужели ты не надѣешься быть со мной счастливой? (Цѣлуетъ у ней руки и садится съ ней на диванъ.)
   

Ватунина.

   Нѣтъ, нѣтъ, мой дорогой, вѣрю и хочу быть счастливой съ тобой, мой милый'.... Но, но... скажу тебѣ откровенно, у меня есть какое-то недоброе чувство, которое меня ужасно тревожитъ и не обѣщаетъ, кажется, мнѣ въ будущемъ ничего яснаго и отраднаго.
   

Шитинъ.

   Стыдись, моя прелестная Римма, говорить о такихъ нелѣпостяхъ; это только говорить простительно отжившимъ, а никакъ не тебѣ: ты женщина современная, эмансипированная; слѣдовательно, на жизнь смотришь съ прогрессивной точки зрѣнія, безъ всякихъ предразсудковъ, что ты и доказала мнѣ своей полной и взаимной любовью ко мнѣ.
   

Ватунина.

   Да, доказала и докажу, что люблю тебя; да, люблю и не боюсь этой любви, и не хочу прятаться за супружескія ширмы. Пускай люди говорятъ, что хотятъ, обо мнѣ, это для меня ничего не значитъ!... Ахъ! если-бы не бѣдныя мои дѣти, тогда-бы я, вѣроятно, много-бы покойнѣе была и давно-бы вышла изъ этого ложнаго и отвратительнаго положенія, въ какомъ я теперь живу.
   

Шитинъ.

   О дѣтяхъ тебѣ нечего безпокоиться: они не маленькія и опять же остаются не у чужихъ людей, а у своего роднаго отца, который ихъ любитъ; слѣдовательно, безъ тебя онъ еще болѣе будетъ любить и заботиться о нихъ. Они ему будуи служить въ грустныя минуты его жизни утѣшеніемъ и забвеніемъ о прошломъ его счастіи... Что дѣлать, не весь свой вѣкъ быть вполнѣ счастливымъ.. Гмъ! такая благодать выпадаетъ только на долю тѣхъ немногихъ избранниковъ счастія, которыхъ, вѣроятно, на свѣтѣ не сотни, а, быть можетъ, единицы. Самое лучшее не вдаваться въ подробности, и брать отъ жизни то, что она намъ даетъ..
   

Ватунина.

   Я уже отъ жизни взяла то счастье, котораго мнѣ не доставало, теперь мнѣ остается только отстоять, завоевать его, и я буду вполнѣ счастлива. Конечно, только при тѣхъ условіяхъ, если ты меня будешь любить все такъ-же, какъ и въ настоящее время. Правда? да? ты меня будешь любить всегда такъ, какъ и сейчасъ? (Кладетъ ему руку на плечо и смотритъ въ глаза. Молчаніе.) Если такъ, то я покойна, я не боюсь за свое будущее. (Шитинъ цѣлуетъ у нея руки.)
   

ЯВЛЕНІЕ XI.

Тѣже и Муза. (Муза выглядываетъ изъ-за деревъ.)

Шитинъ.

   Будь покойна, мое сердце! твое будущее для меня такъ-же дорого, какъ и свое собственное... Я буду жить для тебя и любить тебя одну! Ты мое утѣшеніе и отрада моей жизни... Ты, ты будешь моей первой и послѣдней любовью... Клянусь тебѣ.
   

Муза (выглядываетъ и говоритъ въ сторону).

   Ни дать ни взять кіятръ, провалъ васъ возьми!
   

Ватутина.

   Нѣтъ, зачѣмъ, не клянись, къ чему это! Я безъ клятвъ тебѣ вѣрю, дорогой мой! Ты самъ ясно видишь, что я вся безраздѣльно принадлежу тебѣ одному; что ты хочешь, то и дѣлай со мной! Иди ты въ пропасть, и я за тобой пойду.
   

Муза (въ сторону).

   Какія страсти, ну! ужъ и въ пропасть! Полюбуйтесь, какая ироглиня выискалась. (Скрывается.)
   

Шитинъ.

   Вполнѣ вѣрю, мой ангелъ, твоему честному и искреннему чувству ко мнѣ. Въ пропасть-же тебѣ за мной никогда не случится идти, да и нѣтъ надобности, когда намъ впереди жизнь такъ радостно и лучезарно улыбается.... Да, я сознаю теперь вполнѣ то, что нѣтъ для человѣка ничего дороже того чувства, когда онъ сознаетъ, что его любятъ безпредѣльно, страстно, нѣжно, точно такъ-же, какъ онъ самъ любитъ выбранный имъ идеалъ.... (Цѣлуетъ у ней руки.)
   

Муза (выглядывая).

   Вишь ты, какъ, жидоморъ, говоритъ складно, какъ тутъ не разомлѣть? Ни въ жизнь не вытерпишь! А, а братецъ идетъ! (Убѣгаетъ въ бесѣдку.)
   

ЯВЛЕНІЕ XII.

Ватунина, Шитинъ и Ватунинъ.

Ватунина.

   О! нѣтъ, нѣтъ, это уже слишкомъ... Ты меня заставляешь краснѣть, какъ институтку. Ты меня совсѣмъ испортишь своей любовью... (Ватунина склоняетъ голову на плечо къ Шитину и смотритъ ему въ глаза. Въ это время входитъ Ватунинъ и останавливается, потомъ какъ будто дѣлаетъ попытку идти впередъ, но останавливается въ сильномъ волненіи и берется одной рукой за голову.) Нѣтъ, такая любовь, какъ моя къ тебѣ, стоитъ всякихъ жертвъ и страданій! (Шитинъ обнимаетъ ее за талью рукой.) Что дѣлать! я жить хочу, любить и быть любимой! Я знаю, меня обвинятъ, да и нельзя иначе: у меня дѣти, что съ ними будетъ? Конечно, умираютъ-же матери и послѣ себя оставляютъ дѣтей, которыя выростаютъ же безъ матерей. Боже, Боже мой! неужели я себя для нихъ должна заживо похоронить?!
   

Ватунинъ (подходитъ, шатаясь, сдерживая себя, говоритъ глухимъ, прерывающимся голосомъ).

   Да, да, вы горькую истину сказали.... Вы умерли, вы похоронили себя для вашихъ дѣтей, вы имъ больше не мать! (Слышны въ голосѣ слезы.) У моихъ крошекъ нѣтъ больше матери, они сироты, она умерла... (Съ горечію.) и никогда для нихъ по воскреснетъ, покуда я живъ! (При первыхъ звукахъ голоса Ватунина, Ватунина вырывается съ крикомъ отъ Шишина и становится въ сильномъ волненіи у края дивана. Шитинъ отходитъ въ сторону въ замѣшательствѣ.) Чтожъ вы какъ смѣшались? Не бойтесь меня, я не Отелло, не брошусь душить васъ. Не бойтесь, придите въ себя, вы вѣдь не дѣвчонка, а бывшая мать троихъ дѣтей.... (Обращается къ Шитину.) А вы что стоите, чего дожидаетесь? Подите попъ!
   

Шитинъ.

   Что? какъ? Какое вы имѣете право оскорблять меня, а? Позвольте васъ спросить.
   

Ватунинъ.

   Вонъ, сію минуту вонъ! безъ всякихъ объясненій вонъ, а то я за себя не ручаюсь!...
   

Шитинъ.

   Вы меня оскорбили...! Я васъ вызываю на дуэль! слышите, милостивый государь!
   

Ватунинъ.

   Я честный человѣкъ и никогда не дозволю себѣ драться съ такими, какъ вы.....
   

Шитинъ.

   Я-то кто же, по-вашему, а? Говорите же, говорите! Я требую этого, слышите?
   

Ватунинъ.

   Подлецъ!
   

Шитинъ (наступая на Ватунина).

   Какъ!
   

Ватунинъ.

   Да, подлецъ! мало того, воръ! (Шитинъ бросается на Ватунина, Ватунина становится между ними.)
   

Ватунина.

   Сергѣй, Сергѣй Дмитріевичъ! прошу тебя, прошу васъ, уйдите, умоляю васъ, сдѣлайте это ради меня! Господи, Господи! что я сдѣлала, что я сдѣлала?!
   

Шитинъ.

   Хорошо, я уйду ради васъ.. Но, но какъ-же вы, вы въ какомъ положеніи останетесь?
   

Ватунинъ.

   Идите вонъ, это до васъ не касается. Я мужъ, а она моя жена! а вы кто? любовникъ!...
   

Ватунина (беретъ Шитика за руку).

   Богомъ тебя прошу, иди. Будь покоенъ онъ мнѣ ничего не сдѣлаетъ.
   

Шатинъ (обращаясь къ Ватунину).

   Я завтра къ вамъ пришлю своего повѣреннаго для объясненія съ вами, милостивый государь! Я вамъ докажу, какъ честныхъ и благородныхъ людей оскорблять! Вы мнѣ за оскорбленіе своей жизнью заплатите! (Быстро уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ XIII.

Ватунинъ и Ватунина.

Ватунинъ.

   Негодяй, мерзавецъ!! (Молчаніе.) О! Благодарю Тебя, Боже, за то самообладаніе, которое ты мнѣ послалъ въ эти тяжелыя и скорбныя минуты моей жизни... (Склоняетъ голову въ изнеможеніи,)
   

Ватунина (приходя совершенно въ себя).

   Какое вы имѣете право такъ оскорблять меня и мною любимаго человѣка? Знайте, что я его люблю и ему принадлежу.... Я въ вашемъ домѣ болѣе минуты не останусь. Вы для меня отвратительны, я васъ болѣе видѣть не могу, я васъ презираю, ненавижу! Вы своимъ настоящимъ самодурскимъ поступкомъ окончательно убили во мнѣ тотъ зародышъ жалости, который я къ вамъ имѣла!....
   

Ватунинъ (подходя къ ней и сдерживая себя).

   Вы, вы съ ума сошли! Вы забываете, что вы жена моя!...
   

Ватунина.

   Прочь, прочь! не подходите ко мнѣ. Ваше прикосновеніе озлобляетъ, возмущаетъ меня и парализируетъ весь мой организмъ. Съ этой минуты я вамъ больше не жена, а жена другому, то-есть, по вашему, любовница Шитина! ну, что-жъ, пускай будетъ такъ.... А! васъ это удивляетъ? Вы, вѣроятно, думали, я буду скрывать отъ васъ истину, а потомъ ползать передъ вами и вымаливать прощеніе! Такъ нѣтъ-же, нѣтъ! вы жестоко ошиблись въ этомъ; я не изъ тѣхъ развращенныхъ существъ, къ которымъ вы меня, быть можетъ, причислили! Будьте покойны, я съумѣю отстоять свою независимость, меня вы ничѣмъ и никѣмъ не застращаете, а также и не заставите никакой силой и властью отрѣшиться отъ своихъ убѣжденій и взглядовъ на жизнь. Большинство изъ васъ привыкло смотрѣть на насъ, какъ на мебель, какъ на необходимую принадлежность для удобства въ жизни. Что-жъ, прекрасный взглядъ, ну и наслаждайтесь имъ! Я же хочу жить и быть счастливой, безъ всякихъ стѣсненій въ своихъ чувствахъ; кого хочу, того и люблю. (Ватунинъ дѣлаетъ попытку остановить ее.) Нѣтъ, погодите, не перебивайте, дайте кончить. Знайте же, что между нами все кончено, мы съ вами чужіе. Вамъ, вѣроятно, хочется знать, что за причина меня заставила такъ поступить съ вами? Извольте, причина та, что я васъ никогда не любила, а только уважала... Словъ нѣтъ, вы человѣкъ добрый и честный, другая бы съ вами всю свою жизнь прожила спокойно, счастливо... Но я не въ силахъ этого сдѣлать! да, я не могу притворяться и насиловать себя...
   

Ватунинъ (съ отчаяніемъ перебивая).

   Довольно, довольно! будетъ, остановитесь! будетъ съ меня, а то я съ ума сойду! Боже! думалъ ли я, ожидалъ ли я услышать то, что я слышу отъ той, которую люблю, любилъ болѣе себя.... О! Боже! помоги мнѣ пережить это несчастіе!... (Стараясь быть покойнѣе.) Напрасно вы такъ волновались и громили то, чего сами ясно не понимаете. Вы очень хорошо знаете, что я не деспотъ, хотя я человѣкъ и не вполнѣ эмансипированный, но понимаю жизнь и ея требованія, а также и эту современную женскую, эпидемію бросать мужей... Что дѣлать? Такое ужъ, вѣрно, время пришло: не я первый и не послѣдній, силой милъ не будешь. (Глубоко вздыхая.) Будьте покойны, я не буду васъ удерживать и лишать того счастія, которое вы надѣетесь получить съ вашимъ избранникомъ. (Перемогая себя послѣ нѣкотораго молчанія.) Дай вамъ Богъ, будьте счастливы съ вашей новой жизни.... (Отворачивается и закрываетъ глаза рукой.)
   

Ватунина (робко).

   Да, я надѣюсь быть счастливой. Благодарю васъ! Я, я прошу прощенія за свою горячность.
   

Ватунинъ.

   Неужели вы думали, что я васъ буду удерживать? Если такъ, то вы ошиблись.... Это противъ здраваго смысла; развѣ можно человѣка принудить силой любить себя?... Васъ возмутило мое обращеніе съ этимъ.... вашимъ избраннымъ... Но, но, согласитесь сами, иначе и быть не могло при настоящихъ обстоятельствахъ. Конечно, оно могло быть много и хуже для него... Я вѣдь не манекенъ, а живой человѣкъ; въ моихъ жилахъ не вода, а кровь течетъ. Хорошо, что я совладѣлъ съ собой, а то могло быть очень нехорошо. Скажу вамъ одно, что это хладнокровіе и владеніе собой, вѣроятно, унесетъ у меня не одинъ годъ жизни. Дѣтей я вамъ ни одного не отдамъ; да вы и не имѣете права требовать ихъ.... Я вамъ даю полную свободу въ вашихъ поступкахъ и дѣйствіяхъ; а васъ не удерживаю, жизнь наша вмѣстѣ немыслима, гдѣ нѣтъ любви, тамъ нѣтъ и искренняго уваженія....
   

Ватунина.

   Я нынче же вашъ домъ оставлю, я больше не могу здѣсь быть. Дѣтей я не прошу у васъ; а только васъ прошу не напоминать имъ обо мнѣ никогда съ тѣми подробностями, при которыхъ я ихъ оставила.... Я вѣрю, я надѣюсь, я увѣрена въ томъ, что дѣти при вашей къ нимъ любви скоро забудутъ меня.... О, не смотрите на меня такъ презрительно! Выдумаете, мнѣ дѣтей не жаль оставить? Еслибы вы только могли видѣть мое сердце, то не смотрѣли бы на меня такимъ укоряющимъ взглядомъ. О! прошу васъ, берегите нашихъ дѣтей -- крошекъ, не укоряйте ихъ; они не виноваты.... Меня, сколько хотите, презирайте, проклинайте, но ихъ любите, храните и, и.... хоть изрѣдка напоминайте имъ о ихъ несчастной и для нихъ умершей, матери!.. Прощайте, простите!... (Съ половины монолога слышатся въ голосѣ слезы, а послѣднія слова произноситъ рыдая и рыдая уходитъ быстро.)
   

Ватунинъ.

   Боже, Боже мой! Что-же это такое! Римма, Римма! Нѣтъ, нѣтъ болѣе для меня моей дорогой Риммы, она не моя, она мнѣ не принадлежитъ болѣе, она для меня чужая. О! какъ тяжело! какъ больно вотъ тутъ! (Берется за грудъ.) Голова горитъ! (Молчаніе.) Да, мои наблюденія надъ ней меня не обманули.... Бѣдная, несчастная женщина, она раба своихъ чувствъ, она такъ сейчасъ здѣсь горько плакала, и эти слезы жены и несчастной матери такъ глубоко потрясли меня... У меня теперь въ сердцѣ не презрѣніе и не ненависть къ ней, а одно состраданіе осталось. Боже, какъ она жалка!... (Задумывается.) Но, но кто-же, кто-жъ виноватъ?! Онъ виноватъ! Его убить надо! раздавить какъ гадину! да, такъ, онъ виновникъ моего несчастія, его убить надо! (Берется за голову.) Нѣтъ не то, я, я, кажется, съ ума схожу, говорю не такъ, какъ слѣдуетъ разумному человѣку. Ну, да, за что его убить? Развѣ онъ виноватъ, что его полюбили? Быть можетъ, и онъ полюбилъ? Не онъ, такъ бы другой нашелся результатъ все одинъ и тотъ же бы былъ.... Да, такую болѣзненно-нервную натуру не удержишь. Сама же она мнѣ сказала, что меня не любила, да и за что меня ей было любить? Я человѣкъ съ физическимъ недостаткомъ, уродъ! А она, она! хороша, молода, полна жизни и силъ.... какъ онъ долженъ быть счастливъ? Она ради любви къ нему всѣмъ пренебрегла, все попрала, ничего не пощадила, даже своихъ дѣтей! О! Римма, Римма!... И, не смотря на все это, я тебя все еще люблю и готовъ простить.... Нѣтъ, нѣтъ, это слабость, малодушіе, болѣзненное состояніе мозга и больше ничего.... О! какъ тяжело и невыносимо больно чувствовать то, что я сейчасъ чувствую; а потомъ, потомъ еще мучительнѣе будетъ переживать мнѣ мое несчастіе!... Но, не смотря на это, я его долженъ пережить, перенести, ради моихъ несчастныхъ малютокъ, для нихъ я долженъ трудиться, работать, забыть свое горе.... Дѣти для меня должны быть цѣлью жизни, радостью и утѣшеніемъ моей разбитой жизни.... А она, она для меня должна умереть, я ее долженъ похоронить въ своемъ сердцѣ, забыть, забыть на всегда! (Берется за грудъ.) Нѣтъ, нѣтъ, я чувствую, что этого никогда не въ состояніи буду сдѣлать! Забыть ее? нѣтъ, никогда! это значитъ -- забыть все свое прошлое дорогое счастіе! Ахъ,-Римма, Римма! что ты сдѣлала, что ты сдѣлала! Ты, ты разбила мою жизнь безъ всякой пощады! Ты убиваешь во мнѣ все, все, что было для меня свято и дорого въ жизни!... Прощай, моя любовь! Прощай, мое спокойствіе и счастіе, прощайте, мои свѣтлыя семейныя радости! мнѣ больше не видать васъ въ своей жизни! (Послѣднія слова произноситъ со слезами въ голосѣ.) Прощай все, что было для меня дорого и мило въ жизни. Чѣмъ будетъ моя настоящая жизнь? Однимъ страданіемъ и больше ни чѣмъ! Кругомъ холодъ, пустота, чужія лица безъ тѣни участія... Боже, Боже, помоги, поддержи меня.... (Закрываетъ лицо руками и рыдаетъ.)

Занавѣсъ.

   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Пытка женщины.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Ватунинъ.
   Ватунина.
   Домна.
   Наташа.
   Шитинъ.

Дѣйствіе происходитъ годъ спустя въ квартирѣ Ватуниной.

   Довольно большая комната, обставлена мягкой мебелью, какъ гостиная, полъ покрыть ковромъ, двери драпирована темной шерстяной матеріей, окна бѣлой кисеей. Съ правой стороны стоитъ фортепіано. Вообще вся обстановка довольно приличная и изящная.

ЯВЛЕНІЕ I.

Наташа (прибираетъ комнату, въ рукахъ у нея метёлка изъ перьевъ, которой она сметаетъ пыль съ мебели).

   Вотъ мы и на новой квартирѣ четвертую недѣлю доживаемъ; а надо сознаться, квартира эта не ахтительная противъ той, Шитина, когда мы съ нимъ жили вмѣстѣ; та много великолѣпнѣе и удобнѣе была этой. Поди-жь вотъ, барыня вдругъ взбунтовалась: не хочу и не хочу на той квартирѣ жить, да и всё тутъ, хочу одна; вотъ тебѣ и вся недолга. Я такъ думаю, это оттого произошло, она просто не захотѣла на глазахъ Сергѣя Дмитріевича быть матерью. Не поймешь мою-то, какая-то странная, Богъ съ ней: то смѣется, то плачетъ, то ни слова не промолвитъ. Конечно, мать, сердце-то щемитъ, не бойсь, о раконныхъ-то своихъ дѣтяхъ; Охъ, грѣхи, да и только! да къ тому же еще, какъ я замѣчаю, и предметъ-то ея сталъ не такъ ластиться, какъ бывало прежде. Надо полагать, она понадоѣла, поприглядѣлась ему; быть можетъ, другую нашелъ помоложе, посвѣжее, покрасивѣе, да повальяжнѣе. Если это такъ, такъ вотъ послѣ этого и вѣрь имъ, обманщикамъ, въ ихъ измѣнническую любовь -- любовницкую! Гмъ! Извольте думать! Вѣдь это обида? Мужа, дѣтей на него промѣняла; а онъ отъ ней лыжи то свои на попятный дворъ направляетъ, непутный... Срамъ, тьфу! Эти мужчины такъ вотъ только и наровятъ нашу братью приграблить въ свои лапы, а потомъ бросить безъ всякой жалости... Охъ, и что только мы за дуры такія родимся! бить насъ надо, да обивки-то самые въ насъ вколотить опять за нашу дурость...
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Наташа и Домна.

Домна (входитъ).

   А, разлюбезная моя дѣвонька, здравствуй! (Цѣлуется съ Наташей.) Ну, какъ вы на новосельѣ живете-можете?
   

Наташа.

   Ничего, такъ себѣ, живемъ, людей не смѣшимъ, да и сами надъ ними не смѣемся.
   

Домна.

   Ну и ладно, коли такъ! Подай вамъ Богъ всякихъ благъ.
   

Наташа.

   Да, какже, ожидай благъ, держи карманъ шире, только не мы; а кто-нибудь другой.
   

Домна.

   Што такъ?
   

Наташа.

   Да то, просто не глядѣла-бы на жизнь-то свою тоскливую, пропади она пропадомъ.
   

Домна.

   Стыдись такъ говорить, ты человѣкъ молодой. Конечно, я вотъ дѣло другое -- старуха; а ужъ извѣстно, старость не радость.
   

Наташа.

   Ну, ужъ и молодость не антересъ, когда вотъ на сердцѣ кошки царапаютъ, глядя на всѣ эти непріятности.
   

Домна.

   Полно, моя милушка, сокрушаться! Если при церкви служить, да обо всѣхъ покойникахъ тужить, да плакать, такъ и слезъ не Достанетъ, моя голубынька!..
   

Наташа.

   Ладно тебѣ такъ со стороны растабарывать. Гмъ! Съ берега на гребцовъ хорошо смотрѣть; а ты вотъ поживи на моемъ мѣстѣ, такъ и узнаешь сладость-то здѣшней жизни.
   

Домна.

   Не живи, кто тебѣ велитъ жить? Ты не привязана, не въ кабалѣ.
   

Наташа (передразнивая).

   "Ты не привязана, не въ кабалѣ". Ахъ ты, безчувственная этакая, старая животина, ступа мясная, а еще своей считаешься! Да что у меня, по твоему, голикъ что-ли воткнутъ вмѣсто сердца, а? Или некрещеная я? Видишь ты, что совѣтуешь: бросить барыню, мою голубушку, въ такомъ несчастномъ положеніи; да ты, вѣрно, рехнулась на старости лѣтъ!
   

Донна.

   Ну полно-же, полно ершиться, это я такъ только, попытала тебя изъ разума, а ты, на-поди, какъ распѣтушилась... Э, э, эхъ, Наташа! Ты думаешь, мнѣ слаще твоего живется съ бариномъ, да съ несчастными крошками-дѣтьми? Охъ, у меня, на него, голубчика, глядя, все сердечушко изныло; вѣдь онъ, соколикъ, въ этотъ годъ-то лѣтъ на десять постарѣлъ, измучился онъ совсѣмъ съ печали; ни дня, ни ночи покоя не имѣетъ. Тошнехонько ему, сердечному, а тутъ еще дѣточки-ангельчики къ нему пристаютъ: "папа, папа! скоро-ли къ намъ пріѣдетъ мама?" Его, горемычнаго, отъ этихъ словъ неразумныхъ такъ вотъ всего и передернетъ, а лицо-то, что твое бѣлое полотно, сдѣлается. Возьметъ онъ этакъ въ охапку своихъ дѣтишекъ-то, прижметъ къ себѣ, да и учнетъ цѣловать ихъ; а у самаго слезы-то, слезы такъ изъ глазъ я капаютъ, такъ и капаютъ на ихъ безгрѣшныя головки. (Утираетъ глаза.)
   

Наташа (разчувствовавшись).

   Еще бы; развѣ легко переносить такое горе послѣ той любви, какую онъ имѣлъ къ барынѣ?
   

Домна.

   Просто души въ ней не чаялъ. Охъ, ужъ лучше не говори; погубила она себя, да и его, голубчика, загубила.
   

Наташа.

   Ну, ужъ и ей, кромѣ гори, никакой утѣхи не предвидится впереди. Ты сама подумай, кто сна и что она въ глазахъ людей. Полюбовница и мать незаконнаго ребенка.
   

Домна (разводя руками).

   Охъ, полно, не осуждай, перестань, не наше дѣло: кто въ грѣхѣ, тотъ и въ отвѣтѣ. Ну, а онъ-то, этотъ абысь-то, погубитель, сомуститель-то, какъ?
   

Наташа.

   То есть, ласковъ-ли?
   

Домна.

   Ну, да, не што; вѣдь я я спрашиваю про эвто самое, радѣленъ-ли, молъ?
   

Наташа.

   Лучше не говори и не спрашивай про это!... Гмъ!... Радѣленъ, какже, дожидайся; видно по всему, что она надоѣла ему, вотъ ужъ два дня, какъ не былъ у насъ нашъ трепогонъ-сомуститель.
   

Домна.

   Бѣсъ съ нимъ хоть-бы сгинулъ куда-нибудь, хоть-бы въ омутъ, головой, пропади онъ пропадомъ! Она, можетъ статься, безъ него и образумилась-бы; а опосля, быть можетъ, и помирилась-бы съ мужемъ.
   

Наташа.

   Очень это было-бы хорошо, да только я этому не вѣрю; этому никогда не бывать при такомъ странномъ характерѣ, какъ у барыни моей.
   

Домна.

   Охъ! не такъ скажи, нужда съ непріятностями не свой братъ! Охъ! заставитъ и кошкѣ кланяться въ ножки.
   

Наташа.

   Ну, нашу-то не скоро и нужда сломитъ... Послушай, Домна, а что если-бы она, къ примѣру, у Нита Ивановича попросила, прощенія, простилъ-бы онъ ее, или нѣтъ, какъ ты думаешь, а?
   

Домна.

   Само собой разумѣется, простилъ-бы ее по своей ангельской добротѣ. Онъ и теперь, по-видимому, радъ радешенекъ, что она отъ него ушла на эту фатеру, а то што было? Срамота, соблазнъ одинъ, кто-бы и не осудилъ, такъ невольно осудитъ.
   

Наташа (прислушивается).

   Тише, никакъ сама сюда идетъ.
   

Домна.

   Пускай идетъ, мнѣ что за дѣло. Я и такъ давно ея, голубушки, не видала.
   

Наташа.

   Ты оставайся, а я пойду въ дѣтскую, а то нашъ пискулька распискается. Отсюда заходи ко мнѣ, у меня чай будетъ готовъ. (Уходитъ.)
   

Домна (одна).

   Ладно, зайду хлебнуть чайку. Конечно, хоша я его и попила вволю, да что за бѣда, вѣдь вода; и то сказать: чай пить, не дрова рубить; чай на чай, знай -- качай.
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Домна и Ватунина.

Ватунина.

   А, няня! какъ это ты надумала?
   

Домна (со слезами цѣлуетъ ее).

   Голубушка ты моя, родная ты моя, что это ты какъ измѣнилась въ лицѣ-то, а? Вѣрно, тебѣ, матушка, круто неможется?
   

Ватунина.

   Нѣтъ, ничего, я здорова. Ну, садись же, разсказывай поскорѣе, что у васъ? дѣти здоровы ли? Ну, да, здоровы всѣ? да говори же, полно смотрѣть на меня!
   

Домна.

   Не торопите, дайте мнѣ придти въ себя, я человѣкъ старый.
   

Ватунина.

   Ахъ, полно, Бога ради, не мучь меня! Ты видишь, ты должна знать, ты понимаешь мое нетерпѣніе, ты сама была матерью!
   

Домна.

   Охъ, лучше не говорите; все понимаю и болѣю своимъ сердечушкомъ за тебя, моя милушка! Дѣтки твои по милости Создателя здоровы и цѣлуютъ тебя.
   

Ватунина (беретъ Домну за руки).

   Какъ? какъ? неужели они помнятъ еще меня? Нѣтъ, это ты такъ, сама отъ себя?
   

Домна.

   Ну, вотъ еще, что выдумала, Христосъ съ тобой! Съ какой стати я буду врать то.
   

Ватунина.

   Такъ это правда? они помнятъ меня? они вспоминаютъ о мнѣ? О, Милосердный! благодарю Тебя. Ты меня, грѣшницу, не совсѣмъ покинулъ! Няня, дорогая моя, ты, ты меня воскресила! благодарю тебя. (Цѣлуетъ ее.)
   

Домна.

   Полно, полно, золотцо мое, успокойся.
   

Ватунина.

   Нѣтъ, моя милая и вѣрная няня, мнѣ не видать больше спокойствія, я его потеряла на всегда; да, на всегда! Скрывать мнѣ передъ тобой нечего, ты все знаешь. Передъ людьми утаишь, а передъ Богомъ нѣтъ. Еслибы ты только знала, какъ тяжело и грустно живется мнѣ безъ моихъ милыхъ малютокъ.... Я не могу одной минуты забыть ихъ.... Жить въ одномъ городѣ съ ними и не видать ихъ, что можетъ быть еще больнѣе для матери?
   

Домна (разводитъ руками).

   Сама виновата, кто тебѣ не велитъ ходить къ намъ, развѣ кто тебѣ запрещаетъ? Самъ и слова не скажетъ. Если при немъ не хочешь приходить, такъ безъ него, онъ никогда не узнаетъ. Мазки теперь нѣтъ: сплетничать, значитъ, не кому.
   

Ватунина.

   Ахъ, все это не то, ты не понимаешь меня. Пойми же ты это: моя собственная совѣсть не дозволяетъ мнѣ видѣть ихъ!... Какъ я приду? что скажу? что я имъ буду отвѣчать на ихъ наивные, дѣтскіе, правдивые вопросы?... И я, сознавая свой проступокъ, должна лгать и лгать безсовѣстно съ краской стыда на лицѣ передъ своими собственными дѣтьми! Нѣтъ, нѣтъ, это ужасно, это хуже пытки! Нѣтъ, я до такой подлости никогда не рѣшусь дойдти. Лучше страдать и мучиться, чѣмъ такъ подло коверкать себя.
   

Домна.

   Ну, Богъ съ тобой! ты опять за старое, тебя не поймешь, ты какая-то мудреная. Какъ знаешь, такъ и дѣлай, съ тобой не сговоришь, глупа я стала; а люблю тебя такъ, какъ дай Богъ всякой я умной любить.
   

Ватунина.

   Нѣтъ, не то, ты не понимаешь меня.
   

Домна.

   Кто васъ знаетъ, васъ нынче не разберешь: мудрены, замысловаты вы нынче всѣ очень стали. Охъ! на васъ не угодишь, вамъ все не такъ, да не этакъ, вотъ оттого-то и страдаете въ своей жизни, да и другихъ заставляете горе мыкать. Вотъ хоть-бы теперь, къ примѣру, Нитъ Ивановичъ, что онъ живетъ? Мучается только и больше ничего. Скажи, моя государыня, не ужели тебѣ его ни капельки не жаль, а?
   

Ватунина (нервно).

   Довольно, пожалуйста, не напоминай мнѣ о немъ, я слышать его имени равнодушно не могу, я не виновата въ этомъ; что дѣлать, если я такая нравственная ничтожность, раба своихъ чувствъ и страстей. Пускай меня за это судятъ люди, я ихъ суда не боюсь, вѣдь я погибшая въ глазахъ свѣта.
   

Домна.

   Охъ, грѣхѣ только, да все тутъ, ничего не поймешь. (Разводитъ руками.) Онъ любитъ, душу готовъ отдать за нее, а она, на вотъ тебѣ, и слышать о немъ не хочетъ, вотъ тебѣ и благодарность за всю его любовь и доброту. Камень вы, Рима Павловна, и больше ничего, сердца въ васъ нѣтъ! другая-бы на вашемъ мѣстѣ давно-бы раскаялась передъ нимъ. Онъ, быть можетъ, того только, родненькій, и дожидается, что бы вы первая покорились ему.
   

Бакунина (съ досадой).

   Ахъ, довольно, оставь, это до тебя не касается, это до меня одной относится... (Хладнокровнѣе.) Ахъ, да! какъ Зоя? Привыкаютъ-ли къ ней дѣти?
   

Домна.

   Еще-бы не привыкнуть къ ней, къ такой доброй душѣ. Зоя Дмитріевна оченьно къ нимъ радѣльна. Одно слово, не человѣкъ она, а истый ангелъ по своему характеру.
   

Ватунина.

   Да, да, она дѣйствительно ангелъ по своей жизни, ты не ошиблась въ этомъ. О! она достойна уваженія, она смѣло можетъ смотрѣть каждому въ глаза, совѣсть ея чиста. Няня, дорогая моя, постарайся моихъ крошекъ привязать къ ней еще больше; пускай они любятъ ее, какъ родную мать.
   

Домна.

   Ахъ, что ты, что ты, дитятко! да гдѣ это видано, чтобы дѣти свою родную мать промѣняли на мамзель? Конечно, они теперь малодешеньки, малехоньки, а вотъ повыростутъ, такъ потребуютъ и родную мать. Сами за тобой придутъ, вотъ посмотри, помяни мое слово.
   

Ватунина.

   Нѣтъ, нѣтъ, этого никогда не будетъ. Я не доживу до этого... (Берется за голову, потомъ говоритъ съ волненіемъ.) Няня, милая моя! люби моихъ малютокъ, люби ихъ такъ, какъ мать, заботься о нихъ такъ, какъ о своихъ собственныхъ.. Имъ необходимы ласки и любовь! Вѣдь у нихъ нѣтъ матери, я для нихъ умерла и не воскресну никогда! (Домна хочетъ говорить, но Ватунина останавливаетъ.) Нѣтъ, не говори, не утѣшай меня, няня! твои утѣшенія ни къ чему не приведутъ, мое рѣшеніе неизмѣнно; поздно меня утѣшать. Со своей совѣстью я никогда въ сдѣлку не войду! Обманывать и успокоивать мнѣ себя нечего! Мое положеніе въ обществѣ довольно ясно выяснилось съ рожденіемъ этого несчастнаго ребенка, который на всегда разорвалъ тѣ узы, какія меня связывали съ прошлымъ! Этотъ ребенокъ -- мое наказаніе, мой позоръ, мой постоянный свидѣтель и обличатель моего проступка. О! какъ ужасна такая жизнь! (Закрываетъ лицо руками.)
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣже и Наташа.

Домна.

   Ну, ну, полно, приди въ себя, Богъ съ тобой!
   

Наташа.

   Няня, чай готовъ, иди, чашка налита.
   

Домна.

   Иду, иду, сейчасъ. Прощай моя ненаглядна, а ты полно, не сокрушайся! Что дѣлать! Единый Создатель безъ грѣха! (Цѣлуетъ Ватунину, Ватунина ее обнимаетъ и цѣлуетъ.)
   

Ватунина (со слезами).

   Поцѣлуй отъ меня крѣпко, крѣпко моихъ милыхъ и дорогихъ дѣточекъ. Скажи, скажи имъ, что я, я, я ихъ люблю все также, какъ прежде, и молюсь за нихъ... Ну, иди-же, видишь? я больше ничего не могу говорить. О! Боже, какая пытка! (Садится въ кресло и закрываетъ глаза платкомъ.)
   

Наташа (тихо).

   Пойдемъ-же, нечего рюмить.
   

Домна (утирая глаза).

   Охъ, дѣвонька, вѣдь я не каменная... Ну, ну, прощай, моя голубушка! Твое приказаніе птенцамъ я передамъ такъ, какъ приказала: ваша, моль, маменька помнитъ васъ, цѣлуетъ васъ крѣпко -- на крѣпко и плачетъ о васъ горючими слезами. (Всхлипываетъ.) Охъ, не то, не то, совсѣмъ раскисла, того только и жду, что разревусь сама, на тебя глядя. Охъ, такъ вотъ слезы къ горлу и подступаютъ! (Наташа беретъ Домну за руку и уходитъ съ ней вмѣстѣ.)
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Ватунина (одна; немного помолчавъ).

   Дѣти мои, дѣти мои! (Встаетъ съ кресла.) Простите меня, простите вашу несчастную мать, не презирайте ея! Я чувствую и сознаю свою вяну передъ вами, мои ангелы! Это горькое и гнетущее сознаніе меня лишило на всегда спокойствія въ моей жизни; да, жизнь моя отравлена на всегда, совѣсть моя день и ночь напоминаетъ мнѣ о томъ великомъ долгѣ матери, который я такъ безбожно покинула ради удовлетворенія своихъ преступныхъ чувствъ. О! какъ тяжело сознавать это,-- я-бы полжизни отдала за то, чтобы воротить свое безупречное прошлое... (Задумывается.) Да, подѣломъ мнѣ, такъ меня и нужно! Сама себѣ приготовила эту горькую чашу житейскихъ невзгодъ, страданій и огорченій, винить некого, сама себѣ жизнь испортила и отравила свое дорогое душевное спокойствіе! Не хотѣла жить разсудкомъ, захотѣла жить чувствомъ, вотъ и казнись, страдай и мучайся за свои увлеченія!... (Молчаніе.) Нѣтъ, не то, это слишкомъ жестоко, безпощадно и не человѣчно такъ судить себя! (Задумывается.) Я, кажется, кончу свою настоящую жизнь тѣмъ, что сойду съ ума; голова моя не въ состояніи будетъ болѣе выносить эту страшную нравственную пытку. (Берется за голову.)
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Ватунина и Наташа.

Наташа (быстро входитъ).

   Рима Павловна! Рима Павловна! баринъ сюда идутъ-съ.
   

Ватунина (не понимая).

   Такъ что-же, что идетъ, что въ этомъ страннаго и удивительнаго?
   

Наташа.

   Какъ что? что вы, Богъ съ вами, придите въ себя! (Спохватившись.) Да вѣдь не Дмитрій Сергѣевичъ, а Нитъ Ивановичъ.
   

Ватунина (немного, пошатнувшись, берется за спинку кресла).

   Что? какъ? повтори, что ты сказала.
   

Наташа.

   Да вы не извольте пугаться-то. Смотрите, какъ вы пблѣднѣли. Прикажете принять?
   

Ватунина (взволнованно).

   Кого, зачѣмъ принять?
   

Наташа.

   Какъ кого? да я-же вамъ говорю, Нита Ивановича; онъ сейчасъ здѣсь будетъ. Принять его?
   

Ватунина (приходя въ себя).

   Нитъ Ивановичъ! идетъ сюда? Этого быть не можетъ, ты ошиблась!
   

Наташа.

   Что вы, Богъ съ вами! да вотъ и они сами. (Уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Ватунина и Ватунинъ.

Ватунинъ (взволнованъ, но старается быть покойнѣе).

   Да, это я, я, какъ видите... Вижу, вижу, что васъ удивляетъ и повидимому ужасаетъ мое посѣщеніе?! (Ватунина стоитъ въ прежней позѣ у кресла съ испуганнымъ видомъ и съ широко-открытыми глазами, грудь у ней высоко поднимается отъ волненія.) Не удивляйтесь, не тревожьтесь. Я къ вамъ пришелъ не карать и не обвинять васъ, а просить, умолять....
   

Ватунина (немного придя въ себя).

   Нѣтъ, нѣтъ, зачѣмъ, никогда! Не оскорбляйте меня, пощадите. Прошлаго мнѣ нельзя воротить... Я для васъ и дѣтей моихъ умерла; да, умерла! Вы сами этого желали, чего же вамъ послѣ этого еще нужно отъ меня?
   

Ватунинъ.

   Да, я желалъ этого тогда и даже требовалъ отъ васъ подъ первымъ своимъ тяжелымъ впечатлѣніемъ, но съ нѣкотораго времени я смотрю на это много хладнокровнѣе и разсудительнѣе... Я васъ прошу и умоляю выслушать меня... Садитесь, не волнуйтесь. Будьте покойны, я васъ ни однимъ словомъ, ни однимъ жестомъ не оскорблю; будемъ говорить такъ, какъ старые друзья. (Ватунина въ изнеможеніи опускается въ кресло.)
   

Ватунина (слабымъ голосомъ).

   Говорите, я готова, я должна васъ выслушать, что бы вы ни сказали.
   

Ватунинъ (садится въ кресло по другую сторону дивана).

   Я вамъ уже сказалъ, что пришелъ къ вамъ не оскорблять васъ, а просить и умолять. Скажу вамъ откровенно: мое присутствіе здѣсь, сейчасъ, у васъ, мнѣ очень тяжело обошлось. Много было потрачено нравственной силы и воли надъ самимъ собой... Впрочемъ, это дѣло мое и касается меня одного, для васъ оно чуждо при настоящихъ моихъ отношеніяхъ къ вамъ... Но, не смотря на эти, повидимому, порванныя и грустныя отношенія наши, они все же на самомъ дѣлѣ не могутъ окончательно порваться при той живой и связывающей цѣпи, которая меня съ вами связываетъ,.. (Ватунина встаетъ съ кресла.)
   

Ватунина (перебивая съ энергіей).

   Какъ, неужели? И вы, вы, послѣ всего этого, позорнаго и унизительнаго, рѣшились требовать отъ меня исполненія обязанностей жены. Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ! Этого быть не можетъ да и не будетъ никогда! Слышите вы это? Я лучше лишу себя жизни, вотъ сейчасъ же здѣсь, при васъ, чѣмъ дозволю совершиться такому насилію, лучше смерть, чѣмъ такое оскорбленіе переносить!... Вотъ вамъ мое послѣднее слово! Мое рѣшеніе неизмѣнно и непоколебимо въ этомъ; я, что сказала, то и исполню; у меня рука не дрогнетъ.
   

Ватунинъ (сдерживая свое волненіе).

   Ради Бога, не волнуйтесь! Будьте покойны, ни чего подобнаго я отъ васъ никогда и не потребую... Неужели я въ вашихъ главахъ кажусь способнымъ на такія возмутительныя вещи? Если это такъ, то вы меня жестоко оскорбляете, я этого не заслуживаю. Проанализируйте потщательнѣе нашу прежнюю жизнь, и я вполнѣ увѣренъ въ томъ, что вы въ ней не найдете пи одного безчестнаго поступка противъ васъ... Даже и тогда, когда, когда произошелъ между нами разрывъ....
   

Ватунина (успокоившись).

   Да, вы и тогда совладѣли съ собой и поступили со мной такъ великодушно, какъ очень немногіе могутъ поступать... Простите меня, я ошиблась, я не такъ васъ поняла.
   

Ватунинъ.

   Да, ваша правда, вы меня не такъ поняли, какъ слѣдуетъ. Не супружескія отношенія пасъ связываютъ, а паши несчастныя дѣти, которымъ необходима разумная и любящая мать при настоящемъ ихъ возрастѣ безконечныхъ вопросовъ, на которыя имъ нужно отвѣчать... (Молчаніе.) Ради нашихъ дѣтей я васъ прошу п умоляю возвратиться къ нимъ... Лгать имъ объ васъ я болѣе не имѣю силъ: ихъ постоянные, наивные вопросы о васъ ставятъ меня въ самое ложное положеніе и положительно меня всего измучили и привели къ тому убѣжденію и рѣшенію, что вы непремѣнно должны возвратиться къ нимъ: это необходимо для ихъ развитія, счастія и спокойствія. Они никогда не должны знать того, что между нами произошло: я хочу, чтобы они любили васъ, уважали васъ, а не презирали!
   

Ватунина (съ горькой энергіей').

   Нѣтъ,нѣтъ,никогда этому не бывать! Скажите прямо, откровенно... Любить и уважать имъ и вамъ меня не за что. Любятъ и уважаютъ тѣхъ, кто чистъ и безупреченъ: а я что? что я такое? Ничтожество, раба своихъ чувствъ, отверженная, выключенная изъ общества чистыхъ женщинъ... Нѣтъ, не просите и не тратьте своихъ словъ и убѣжденій, это будетъ безполезно. Я къ дѣтямъ никогда не возвращусь, а также и къ вамъ. Вы своей прямотой, высокой честностью и всепрощающей добротой меня еще глубже и болѣе заставили почувствовать свой проступокъ, который легъ вотъ здѣсь, подъ самымъ сердцемъ, тяжелымъ и холоднымъ свинцомъ. (Опускается въ кресло.)
   

Ватунинъ.

   Зачѣмъ же, зачѣмъ такъ мрачно представлять свое настоящее! Оно на самомъ дѣлѣ не такъ мрачно: чтю дѣлать, всѣ люди со слабостями и свойственными имъ пороками... Вы сдѣлали грѣхъ и вы въ немъ должны раскаяться непремѣнно... Раскаяніемъ же вашимъ можетъ служить ваше возвращеніе къ нашимъ осиротѣвшимъ дѣтямъ, а прощеніемъ вамъ послужитъ полнѣйшее и совершенное забвеніе съ моей стороны всего печальнаго прошлаго. Будьте увѣрены, я честно сдержу то, что вамъ обѣщаю.
   

Ватунина.

   О, благодарю, благодарю васъ! Довольно, болѣе ни слова не говорите; я понимаю себя, я не стою вашего прощенія. Моя судьба рѣшена, у меня нѣтъ семьи, я умерла для нея. Прошу васъ, умоляю васъ, оставьте меня тѣмъ, чѣмъ я есть въ настоящее время. Забудьте меня, презирайте меня, я стою этого за мой проступокъ! Возвратиться къ вамъ и быть почти тѣмъ, чѣмъ я была? Нѣтъ, никогда, я не достойна этого! Во мнѣ совѣсть еще не совсѣмъ утрачена, она меня и теперь замучила, а тогда, тогда? О! она можетъ меня свести съ ума или довести до преступленія.
   

Ватунинъ.

   Что вы, что вы, опомнитесь! да развѣ мыслимо такъ бичевать себя? Скажу вамъ одно: время и не такія глубокія раны залѣчиваетъ. Я болѣе несчастенъ и пришибленъ жизнію, чѣмъ вы: но, не смотря на это, я твердъ духомъ, не унываю и надѣюсь на болѣе счастливое будущее! Вспомните, вѣдь у насъ есть дѣти, отъ которыхъ мы вправѣ ожидать себѣ въ будущемъ утѣшенія и опоры въ старости.
   

Ватунина (съ горечью).

   Все это такъ, все это прекрасно, но только не для меня, а для васъ. Прошу васъ, не принуждайте меня къ невозможному, ненадрывайте моего бѣднаго сердца, будьте сострадательны, не требуйте отъ меня исполненія того, чего я исполнить не могу и недостойна. Это сознаніе, хотя и ужасно тяжело, но оно справедливо, не ложно. Обманывать мнѣ себя не къ чему; а также и маскировать своихъ внутреннихъ чувствъ и страданій передъ вами (Встаетъ съ кресла.)
   

Ватунинъ (встаетъ).

   Забудьте свое несчастное прошлое и живите новымъ, честнымъ настоящимъ, которое для меня будетъ также дорого, какъ и минувшее свѣтлое моей жизни. Пожалѣйте хотя немного меня, неужели я этого не стою? Нѣтъ, вы меня пожалѣете, хотя ради той, прошлой моей любви къ вамъ, которая и въ настоящее время...
   

Ватунина (перебиваетъ взволнованнымъ голосомъ).

   Нѣтъ, нѣтъ, довольно, замолчите ради Бога! Любить вы меня, быть можетъ, ради прошлаго еще можете, но уважать никогда, никогда! а любовь безъ уваженія одно оскорбленіе... Я очень хорошо понимаю свое положеніе и не оскорбляюсь этимъ; меня уважать не за что, я не стою уваженія... (Ватунинъ хочетъ говорить.) Нѣтъ, не говорите, я знаю впередъ то, что бы скажете. Ваши слова не зависимо отъ васъ будутъ неискренни отъ того гнетущаго впечатлѣнія, подъ которымъ вы находитесь въ данное время... Я вамъ должна сказать, что цѣню и почитаю васъ безпредѣльно, какъ никого и никогда не почитала... но, но любить васъ не могу; это чувство во мнѣ все также ненавистно къ вамъ, какъ и прежде... О! какъ тяжело повторять вамъ еще разъ, а вамъ, вамъ слушать это! Простите, пощадите, не презирайте меня. Я должна, я обязана была это сдѣлать. Прощайте, я больше ничего не могу вамъ сказать, какъ только одно: нѣтъ, нѣтъ и никогда! (Закрываетъ лицо руками.).
   

Ватунинъ (берется изнеможенно за спинку кресла).

   Погодите, не уходите хоть еще одну минуту. Дайте съ-Браться съ мыслями... (Берется за голову.)
   

Ватунина.

   Чѣмъ дальше будетъ продолжаться наше свиданіе, тѣмъ оно тяжелѣе для насъ обоихъ будетъ... Прошлое для меня и для васъ невозратно. Вы знаете мое настоящее позорное и двойственное положеніе? Я мать законныхъ дѣтей, а потомъ, потомъ мать чужаго вамъ ребенка, который навсегда сдѣлалъ невозможнымъ мое возвращеніе въ родную семью... Еще разъ вамъ повторяю, что я умерла для васъ и, и для моихъ милыхъ, дорогихъ дѣтей... Будьте покойны, я васъ болѣе компрометировать не буду; меня черезъ нѣсколько иней здѣсь не будетъ, вы обо мнѣ никогда ничего не услышите... (Подходитъ къ нему со слезами.) Простите, простите меня! Нѣтъ, лучше не прощайте, я не достойна прощенія, я, я преступница! Я отравила вамъ жизнь, опозорила васъ, дѣтей бросила!... О! какъ тяжело, какъ больно сжимается мое сердце при одномъ воспоминаніи о моихъ несчастныхъ дѣтяхъ... (Рыдаетъ.) Любите ихъ, берегите ихъ, они безраздѣльно принадлежатъ вамъ, у нихъ нѣтъ матери, они сироты, они никогда не испытаютъ любви несчастной ихъ матери и тѣхъ дорогихъ ласкъ, которыя такъ бы ихъ радовали... Прощайте и прощайте на всегда; да, на всегда!.. (Идетъ въ свою комнату, потомъ оборачивается и останавливается.) Поцѣлуйте ихъ, благословите ихъ вмѣсто меня, недостойной, погибшей для нихъ матери. (Уходитъ съ рыданіями.)
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Ватунинъ (одинъ).

   Римма! Римма! дорогая моя Римма! Воротись, выслушай меня, пожалѣй меня!... Я люблю тебя, я забываю все прошлое, я прощаю тебѣ все, все! и готовъ назвать своимъ... (Берется за грудъ.) О! нѣтъ, никогда, я не въ силахъ это сдѣлать, это выше моихъ надломленныхъ силъ! Она нрава, этотъ ребенокъ дѣйствительно сдѣлалъ невозможнымъ ея возвращеніе въ семью. Этотъ невинный и несчастный малютка будетъ постояннымъ ей живымъ укоромъ преступнаго увлеченія; а мнѣ невольно будетъ напоминать о минувшемъ... Да, она права, я не могу, я не въ силахъ буду забыть ея прошлое при видѣ этого несчастнаго ребенка... О! какъ мучительно и тяжело дѣлается на сердцѣ отъ этого грустнаго сознанія безъисходнаго своего положенія, изъ котораго нѣтъ другаго выхода, какъ тотъ, какой она избрала. Да, такъ, разсудокъ мой правъ, чувство мое ошиблось. Мы чужды другъ другу... (Молчаніе.) Но, но, правда-ли это? Нѣтъ, я обманываю себя, мое чувство говоритъ противное... Скажи она мнѣ одно слово, слово о помощи, и я забуду все, все, и протяну eit руку помощи всегда, и даже пересилю и заглушу* свое отвращеніе къ этому живому укору ея проступка... Да, чувство мое справедливо, я долженъ забыть свое оскорбленное чувство, я обязанъ отрѣшиться отъ него во имя счастія нашихъ дѣтей. О, я ради ихъ готовъ на всякія жертвы! Дѣти для меня, это цѣль моей жизни, цѣль моего существованія, мое утѣшеніе! Будь покойна несчастная мать, твои дѣти никогда не узнаютъ отъ своего отца о твоемъ паденіи; ты для нихъ останешься на всегда тѣмъ чистымъ и честнымъ существомъ, какимъ ты была до своего паденія; другаго образа для нихъ не будетъ существовать... Эхъ, Римма, Римма! что ты сдѣлала, что ты сдѣлала?! (Въ послѣднихъ словахъ слышатся слезы. Ватунинъ быстро уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ IX.

Наташа (быстро входитъ).

   А гдѣ жѣ барыня? А, вѣрно въ своей комнатѣ. Ну, слава Богу! Кажись, дѣло идетъ на ладъ между супругами. Ахъ, дай-то Богъ; а то все сердечушко выболѣло, глядя на барыню. Почему это Нитъ Ивановичъ вышелъ такой грустный да растроенный?... Впрочемъ, и то сказать, легко-ли $му терпѣть такой срамъ при его любви къ Риммѣ Павловнѣ! Охъ! другой бы на его мѣстѣ ни въ жизнь бы не пришелъ первый; а онъ вотъ по добротѣ своей принудилъ себя, пришелъ первый къ ней.
   

ЯВЛЕНІЕ X.

Наташа и Шитинъ.

Шитинъ.

   А, Наташа!
   

Наташа.

   Ну да, Наташа, что-же дальше-съ? Я давно ужь Наташа.
   

Шитинъ (смѣясь).

   И притомъ прехорошенькая еще! (Щиплетъ ее за щеку).
   

Наташа.

   Отстанте-съ... Хороша, да не ваша и не для васъ.
   

Шитинъ.

   А для кого же, моя рѣзвушка, аржанушечка?
   

Наташа (смѣется).

   Само собою разумѣется, хороша не для вашего брата, пшеничныхъ, а для своихъ "ржаныхъ, такихъ же, какъ и я сама.
   

Шитинъ.

   Я, хотя по твоему заключенію и пшеничный, а все же не отказался бы отъ такого аппетитнаго ржаного кусочка, какъ ты; съѣлъ-бы его съ огромнымъ аппетитомъ. (Хочетъ ее взятъ за талью.)
   

Наташа (отталкивая руки Шитина).

   Смотрите, подавитесь. Однако подальше руки: языкомъ мелите, а рукамъ воли не давайте.
   

Шитинъ.

   Извольте видѣть, какая принцесса-недотрога! Будь покойна, отъ этаго твоихъ роскошныхъ прлестей не убудетъ. (Смѣется,)
   

Наташа (обидясь).

   Отъ васъ, вѣрно, кромѣ глупостей, ничего не услышишь. Это, вѣдь ужасъ какъ обидно, будто съ нами ужъ больше и говорить не о чемъ, какъ только о пошлостяхъ Стыдно вамъ, вы господинъ не аржаной, а пшеничный, то есть не мужикъ, а баринъ... (Уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ XI.

Шитинъ и Ватунина.

Шитинъ.

   Это очень забавно, право! (Смѣется.) Гмъ! Извольте думать, вдругъ горничная съ нравственной моралью. Весьма пикантно!
   

Ватунина.

   Ты смѣешься? Тебѣ весело?
   

Шитинъ.

   А, Римма, здравствуй! Здорова-ли, моя радость? (Цѣлуетъ у ней руку.) Да, смѣюсь, потому что очень смѣшно. Представь себѣ...
   

Ватунина (перебивая).

   Я нынче такъ грустно настроена, что представлять себѣ ничего не намѣрена, прошу оставить это. Мнѣ. нужно поговорить съ тобой серьезно.
   

Шитинъ.

   Ты съ нѣкотораго времени, кажется, постоянно грустно настроена, что очень грустно и скучно видѣть въ тебѣ.
   

Ватунина.

   Да, дѣйствительно, для тебя это должно быть, очень наскучило? Отъ того вѣрно, ты по нѣскольку дней и не заглядываешь ко мнѣ?
   

Шитинъ (пожимая плечами).

   Опять и опять упреки! Это наконецъ невыносимо! Пойми ты: у меня обязанности, служба, знакомые; слѣдовательно, я не могу своимъ временемъ располагать такъ, какъ-бы этого самъ желалъ.
   

Ватунина.

   Пожалуйста, оставь это, не коментируй, это совершенно лишнее. Прежде у тебя было время, не мѣшала ни служба, ни обязанности бывать у меня каждодневно. Впрочемъ, что о томъ говорить, что прошло; лучше поговоримте о настоящемъ.
   

Шитинъ.

   Что же, говори, я слушаю, только, пожалуйста, безъ упрековъ; а то ужасно надоѣло слушать одно и тоже.
   

Ватунина (съ горечью).

   Не упреки тебѣ мои надоѣли -- нѣтъ! Ты говори прямо, откровенно, надоѣла я тебѣ, опостылѣла; это я чувствую и вижу ясно изъ твоихъ отношеній и поступковъ. Обмануть женщину въ этомъ довольно трудно; слѣдовательно, ты напрасно маскируешься. Мое чувство меня не обманываетъ, нѣтъ, ты меня больше не любишь! Быть можетъ, ты давно меня промѣнялъ на другую, веселую, здоровую, красивую. Что, правда вѣдь, правда?! Да говорите-же, не мучьте меня!
   

Шитинъ.

   Что ты, что съ тобой? Ты такъ возбуждена, ты нездорова, успокойся!
   

Ватунина (иронически).

   Успокойся; хорошъ покой, нечего сказать (Съ горячностію.) Какое же можетъ быть у меня спокойствіе, когда не хотятъ говорить правду, а предпочитаютъ говорить ложь; что же можетъ быть обиднѣе этого?!
   

Шитинъ.

   Мнѣ только приходится удивляться и жалѣть васъ. Ваши болѣзненные симптомы день это-дня все больше и больше усиливаются. При вашемъ ненормальномъ положеніи вамъ нужно беречь себя, хотя-бы ради меня и нашего ребенка. Помните, вы вѣдь мать моего ребенка.
   

Ватунина.

   Я давно уже мать; да, мать троихъ законныхъ дѣтей; а этотъ что? Горе одно и больше ничего! Ты вотъ говоришь: береги себя для нашего ребенка. Прекрасно, превосходно! Я удивляюсь, какъ это ты вспомнилъ объ этомъ несчастномъ созданіи. Ты до сего времени, какъ мнѣ помнится, и не видалъ его хорошенько.
   

Шитинъ.

   Чтожъ изъ этого? Придетъ время, увижу, вотъ побольше будетъ; а то теперь страшно и въ руки взять, такое крошечное существо... Послушай меня, не корми его сама, тебѣ вредно, возми мамку, или...
   

Ватунина (перебивая).

   Или отдай кому нибудь на воспитаніе; да, такъ? Ты это хотѣлъ сказать...(Подумавши.) Впрочемъ, это я и сама думала. (Притворяется спокойной.) Какъ ты думаешь объ этомъ? Мнѣ тогда вѣдь много будетъ покойнѣе; а то, дѣйствительно, онъ меня очень безпокоитъ при моемъ разстроенномъ здоровьѣ.
   

Шитинъ (не понимая, говоритъ искренно).

   Само-собой разумѣется, я въ этомъ съ тобой вполнѣ согласенъ. Я съ самаго начала хотѣлъ тебѣ это предложить, но боялся огорчить тебя этимъ предложеніемъ. Ты, съ появленіемъ этого существа, ужасно стала нервна и раздражительна. Если хочешь быть здоровой, то позволь мнѣ устроить нашего ребенка, который, ручаюсь тебѣ, будетъ въ хорошихъ рукахъ... Ну, а потомъ... потомъ когда онъ повыростетъ, можно его будетъ взять и къ себѣ.
   

Ватунина (въ тонъ, съ еле сдержаннымъ спокойствіемъ).

   Да, да, непремѣнно его нужно устроить, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Знаешь что? Не лучше-ли намъ его отправить въ Москву, въ Воспитательный домъ? (Съ горькой ироніей,) Меньше будетъ хлопотъ и заботъ; оттуда вѣдь тоже можно взять обратно. Говорить, нынче тамъ наблюдаютъ за ними очень добросовѣстно...
   

Шитинъ (серьезно).

   Чтожъ, если ты находишь это удобнымъ, то я тоже не противъ этого. Ты права, я согласенъ съ тобой, много будетъ меньше хлопотъ... что дѣлать...
   

Ватунина (перебивая его съ энергіей).

   Еще-бы! Что дѣлать?... Не мы первые, не мы и послѣдніе отправляемъ! (Съ презрѣніемъ.) Прекрасно, прекрасно., продолжайте, продолжайте развивать ваши родительскія чувства и заботы!... Ахъ, Боже, боже мой!.. Гдѣ я?... Что со мной?... Съ кѣмъ я?... Гдѣ у меня глаза были, гдѣ разсудокъ былъ, когда я его полюбила?... Для кого я жертвовала?... О! Какъ тяжело, какъ невыразимо больно видѣть и сознавать свой ужасный проступокъ!... (Обращаясь къ Шитину.) Вы здѣсь еще? Сію минуту подите вонъ!... Я васъ видѣть больше не могу!... Вы низки, гадки, подлы!.. Вы мало того что оскорбили беззащитную женщину, вы кровно оскорбили мать вашего ребенка, которая сьумѣетъ отстоять свое несчастное дитя!... Идите же, вы отвратительны мнѣ! Ваша любовь въ настоящее время ко мнѣ и къ вашему ребенку довольно ясно и со всей низостью выяснилась! Маска притворства съ васъ сорвана! Полюбуйтесь на себя, очень красивы въ вашей гнусной роли!..
   

Шитинъ (злобно).

   Прекрасно! Снята, такъ снята!... Знайте же, что мое притворство для меня очень дорого стоило. Конечно, вы мнѣ съ самаго начала нравились и я васъ любилъ; слѣдовательно, мнѣ тогда не нужна была маска; а потомъ, признаюсь, вы мнѣ порядкомъ прискучили своей серьезностью. Послѣ же, если я себя и маскировалъ, то будьте покойны, не ради себя, а изъ жалости къ вамъ. Вы были въ такомъ положеніи, которое требовало этого; а потомъ, послѣ, по привычкѣ уже; ну, а далѣе обязанность, долгъ честнаго человѣка.
   

Ватунина.

   Замолчите!... Я вамъ приказываю! Не смѣйте произносить этого святаго слова!.. Вы лжецъ, клятвопреступникъ, безчестный человѣкъ!... Вспомните, въ чемъ вы мнѣ клялись!... Знаю, знаю впередъ вашъ возмутительный отвѣтъ... Вы останетесь правы а я виновата. Скажите мнѣ: неужели въ васъ нѣтъ ни одной капли совѣсти? Неужели вы не сознаете своей подлости?... Боже, Боже мой! Помоги, дай мнѣ силы перенести такое ужасное оскорбленіе!... (Закрываетъ лицо руками).
   

Шитинъ (насмѣшливо).

   Будьте посдержаннѣе въ выраженіяхъ; а то, въ послѣдствіи, пожалуй, будете раскаиваться въ своей запальчивости; да наконецъ, позвольте васъ спросить, въ чемъ моя подлость? Я же, говоря откровенно, не признаю себя виновнымъ передъ вами.
   

Ватунина.

   Какъ? Вы, вы не признаете себя виновнымъ? Такъ стало быть я, я одна виновата, а вы правы! Я вамъ сама повѣсилась на шею! Да, сама? Говорите, лгите, вѣдь свидѣтелей не было при вашихъ клятвахъ. Господи, Господи! Что-же, что-же можетъ быть еще ниже и пошлѣе этого человѣка? Честь и любовь отдавшейся ему женщины для него игрушка, забава, прихоть и больше ничего!.. Прекрасно, превосходно, вполнѣ современно, достойно подражанія тѣхъ, которые пожелаютъ идти по вашей отвратительной и грязной дорогѣ! Торжествуйте, наслаждайтесь своей великой побѣдой надъ слабой, погибшей и опозоренной вами женщиной!... Не правда-ли, это вѣдь очень забавна, смѣшно, пикантно, стоитъ смѣха... Такъ смѣйтесь же, смѣйтесь! А то давайте смѣяться вмѣстѣ!... (Смѣется истерически.) Ха, ха, ха!... Вдругъ женщина, мать семейства, увлеклась мной, фатомъ!... (Смѣется громче.) Полюбила меня искренно, всѣмъ сердцемъ (Смѣется.) Меня, меня полюбила, комедіанта, эгоиста, человѣка безъ стыда и совѣсти... (Смѣется раздирающимъ смѣхомъ, который похожъ на рыданія. Молчаніе, во время котораго слышенъ хохотъ Ватуниной; потомъ она опускается съ кресло, грудъ у ней отъ волненія высоко поднимается.)
   

Шитинъ (говоритъ злобно).

   Смѣйтесь, сколько вамъ угодно, я вамъ не мѣшаю; ваши тирады давно мнѣ уже оскомину набили. (Иронически.) Прощайте, я васъ больше своимъ присутствіемъ безпокоить не буду. Впрочемъ, пожалуйста, не думайте и не утѣшайте себя пріятной надеждой на перемѣну моихъ взглядовъ на наши отношенія. Нѣтъ! Будьте увѣрены, мои взгляды неизмѣнны ни передъ кѣмъ и ни передъ чѣмъ. Я уже вамъ сказалъ, что я отъ жизни беру все то, что она мнѣ даетъ; само собой разумѣется, беру съ разборомъ, именно то, что мнѣ нравится. Я смотрю на жизнь вообще, какъ на прекрасный садъ, обилующій вкусными плодами и роскошными цвѣтами, которые единственно созданы для того, чтобы ими наслаждались люди, и поэтому я не считаю грѣхомъ ѣсть тѣ плоды, какіе удовлетворяютъ мой вкусъ, а также и срывать тѣ цвѣты, которые мнѣ нравятся... Ясно, вѣчно намъ ничто не можетъ нравиться; человѣкъ такъ разумно созданъ, что ему необходимо разнообразіе въ его любви и привязанностяхъ. Совѣтую и вамъ также смотрѣть: покойнѣе будетъ.
   

Ватунина (быстро поднимается съ кресла).

   Ни слова больше! Подите вонъ! Слышите вы это, или нѣтъ? Если вы не уйдете сейчасъ, то я позову людей. Боже! Боже! какой позоръ, какое безстыдство!
   

Шитинъ.

   Зачѣмъ скандалъ, къ чему онъ? Я и такъ уйду. Будьте покойны, я человѣкъ деликатный и воспитанный на столько, что никогда не дозволю себѣ сдѣлать скандалъ; Успокойтесь, я очень радъ за настоящій исходъ этого дѣла. Растанемся же друзьями! Что дѣлать? Въ силу моей теоріи такъ и должно было случится, какъ сейчасъ. Я это предвидѣлъ раньше. Гмъ! Чтожъ, это въ порядкѣ вещей. Прощайте и не грустите. (Подаетъ ей руку, Ватунина отходитъ отъ него съ презрѣніемъ.) Я ухожу и вамъ позволяю утѣшать себя тѣмъ, что не я васъ первый оставилъ, а вы меня, это тоже для женщины очень, очень много значитъ. (Смѣется.) Вотъ какъ! Мы и руки не хотимъ подать, сердимся! Фи! какъ это рутинно и пахнетъ мѣщанствомъ!
   

Ватунина.

   Прочь, прочь, прочь отъ меня, презрѣнный!
   

Шитинъ.

   А, вотъ оно что? Если такъ, то и не нужно, обойдется и безъ вашей черезчуръ честной ручки. (Смѣется.) Будьте счастливы съ тѣмъ, кого взамѣнъ меня замѣстите. (Уходитъ быстро.)
   

Ватунина.

   Подлецъ, подлецъ! О, Боже! подкрѣпи, пощади меня, дай мнѣ силы пережить такой позоръ! Какой цинизмъ, какое развращенное безстыдство! И отъ кого же? отъ того человѣка, котораго я такъ любила, для котораго всѣмъ пожертвовала, нічего не пощадила,-всѣмъ пренебрегла,-- забыла совѣсть, долгъ, чувства матери, бросила мужа, дѣтей. О! что я сдѣлала, что я сдѣлала? несчастная, несчастная! (Рыдаетъ.) Плачь, плачь, погибшая, опозоренная женщина, плачь не простыми слезами, кровавыми! Ты одна, одна на свѣтѣ, безъ добраго имени, безъ уваженія, безъ защиты; да, тебя всякій можетъ оскорблять, тебя некому защитить... О, о! какъ невыносимо больно, тяжело такъ страдать, какъ я сейчасъ страдаю! въ груди такъ ужасно довить, голова кружится, въ глазахъ темнѣетъ! Боже, Боже, что со мной? О, о! (Падаетъ на полъ съ истерическими рыданіями.)

Занавѣсъ.

   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Сумасшедшая или преступленіе съ самоубійствомъ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   Ватунинъ.
   Ватунина.
   Муза Ивановна.
   Вадимова.
   Каминъ.
   Домна.
   Наташа.

Садъ втораго дѣйствія при домѣ Ватунина. Съ самаго начала сцены слышны вдали глухіе раскаты грома, потомъ постепенно къ концу сцены громъ и молнія усиливаются.

ЯВЛЕНІЕ I.

Вадимова (прохаживается по саду).

   Удивительно, какъ созданъ человѣкъ, право непостижимо, загадочно! Вотъ хоть бы Римма! ну, чего ей не доставало въ жизни? Мужъ человѣкъ прекрасный, честный и симпатичный; любилъ ее до обожанія, да и теперь, кажется, любитъ не меньше прежняго, а она?... видѣть его не можетъ, противень онъ ей, антипатиченъ. Но, а въ Шитинѣ что необыкновеннаго? Фатъ, эгоистъ и больше ничего. Конечно, наружность довольно красива и элегантна: словъ пѣть, что внѣшность очень важную роль играетъ въ жизни какъ у мужчинъ, такъ у женщинъ. Но, если сопоставить Шитина съ Ватунннымъ въ умственномъ развитіи, а также и въ нравственномъ, то первый просто дѣлается ничтожествомъ передъ Нитомъ Ивановичемъ. Признаюсь, если бы мнѣ судьба послала такого мужа, какъ Ватунинъ, я бы лучшаго и не желала, была бы счастлива съ такимъ безукоризненнымъ человѣкомъ тѣмъ тихимъ семейнымъ счастіемъ, при которомъ такъ свѣтло и отрадно живется. Да, только врядъ-ли это когда осуществится на дѣлѣ? Онъ такъ всегда сдержанъ, сосредоточенъ въ себѣ и убитъ своимъ горемъ, что и не замѣчаетъ окружающихъ его. Въ эти четыре мѣсяца моей жизни у него въ качествѣ гувернантки его дѣтей, при всѣмъ моемъ стараніи, я не разу не могла его вызвать на откровенность.
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Вадимова и Каминъ.

Каминъ.

   А, вы здѣсь? вотъ и прекрасно. Сядемте и поговоримте. Мнѣ нужно вамъ сообщить кое-что, а потомъ обсудить сообщенное вкупѣ съ вами.
   

Вадимова (садясь).

   Ну съ, растыкайте, сообщайте. Я къ вашимъ услугамъ; мало того, я вся превратилась въ слухъ и вниманіе. (Смѣется.)
   

Каминъ.

   Благодарю взсъ. Но предупреждаю васъ, въ моемъ сообщеніи смѣшнаго ничего нѣтъ.
   

Вадимова (серьезно).

   Если нѣтъ, то и не надо. Я способна слушать и серьезное; для меня непріятности въ жизни не новость.....
   

Каминъ.

   Римма Павловна....
   

Вадимова.

   Что съ ней? ужъ не больна ли она?
   

Каминъ.

   Нѣтъ: впрочемъ, не знаю навѣрно, а только слышалъ....
   

Вадимова.

   Говорите же, ради Бога, что вы слышали?
   

Каминъ (медленно).

   Слышалъ я весьма и весьма непріятныя вещи...
   

Вадимова.

   Ахъ, что еще такое? Говорите, договаривайте, не волнуйте меня.
   

Каминъ.

   Вы знаете Шитина, также хорошо, какъ и я; слѣдовательно, вамъ очерчивать его лишнее.
   

Вадимова (перебивая).

   Еще-бы, конечно, какъ по знать этого селадона! Что-же, что-же онъ сдѣлалъ?
   

Каминъ.

   Онъ сдѣлалъ очень безчестное дѣло. (Останавливается.)
   

Вадимова.

   Какое, какое-же? Говорите скорѣе, а то я вся измучаюсь за мою бѣдную Римму...
   

Каминъ.

   Да, дѣйствительно, бѣдная и несчастная Римма Павловна. Что она теперь будетъ дѣлать, покинутая этимъ безчестнымъ человѣкомъ?...
   

Вадимова.

   Какъ, неужели, что вы говорите?... Нѣтъ, этого быть не можетъ! Это вздоръ, сплетни однѣ и больше ничего.
   

Каминъ.

   Не вздоръ и не сплетни, а правда, которую я самъ лично отъ него слышалъ. Между ними, дня три тому назадъ, произошелъ окончательный разрывъ.
   

Вадимова (встаетъ и говоритъ нервно).

   Онъ самъ, вамъ лично говорилъ объ этомъ? Господи!... Да гдѣже у него совѣсть, стыдъ, честь?! Знаете-ли вы, онъ вѣдь отецъ семейства! У нихъ сынъ родился... Нѣтъ, это что нибудь да не такъ! А если это правда, то Римма не перенесетъ этого несчастій... (Прикладываетъ платокъ къ глазамъ.)
   

Каминъ.

   Да развѣ для такихъ людей, какъ Шитинъ, существуютъ семья, обязанности и чувства отца? Нѣтъ! Рѣшительно нѣтъ!... У нихъ на первомъ планѣ всегда одно удовлетвореніе своего собственнаго эгоистическаго я, и больше ничего. Для нихъ нѣтъ ни вѣры, ни долга, ни чувства чести, ни привязанности. Они смотрятъ на жизнь самымъ эпикурейскимъ взглядомъ. Цѣль ихъ жизни -- одно наслажденіе; для достиженія его, они ни кѣмъ и ни чѣмъ не пренебрегаютъ; геройствуютъ, подличаютъ, либеральничаютъ, миндальничаютъ, реальна чаютъ, гуманничаютъ, женскій вопросъ перетрепываютъ и, наконецъ, говорятъ очень громко о трудѣ и полезности его, а между тѣмъ сами палецъ о палецъ не ударятъ и живутъ истыми эксплуататорами труда другихъ.
   

Вадимова.

   О! Я это несчастіе впередъ предчувствовала, но только не говорила объ этомъ никому. Боже мой! что съ ней будетъ? Что она станетъ дѣлать при такихъ грустныхъ обстоятельствахъ? Она не перенесетъ, не переживетъ такого позора, при своемъ болѣзненно-впечатлительномъ темпераментѣ... Научите меня, что дѣлать? Какъ ей помочь? Вы человѣкъ практичный, опытный.
   

Каминъ.

   Нѣтъ, вы ошибаетесь; я въ такахъ дѣлахъ ничего не смыслю. Это дѣла семейныя, вмѣшиваться въ которыя очень щекотливо и безтактно. Предоставьте все это дѣло устроить Ниту Ивановичу. Вѣрьте мнѣ, онъ, и онъ одинъ только, можетъ ее спасти отъ угрожающей ей опасности. Я увѣренъ въ немъ: онъ высоко честенъ и безконечно добръ. Онъ никогда не откажетъ въ своемъ участіи той, которую такъ прежде любилъ и уважалъ. Да будь я на его мѣстѣ, я бы ни минуты не задумался подать руку помощи.
   

Вадимова.

   За эти немногія и дорогія слова я васъ еще больше буду уважать, потому что вѣрю, и вѣрю безусловно, въ ихъ искренность, безъ всякаго сомнѣнія.
   

Каминъ.

   Благодарю васъ за ваше довѣріе, которое мнѣ слышать отъ васъ очень лестно... Но... но... скажите мнѣ: (Беретъ ее за руку.) неужели мнѣ нужно отложить всякую надежду на ваше хотя маленькое сочувствіе къ моему чувству, которое...
   

Вадимова (торопливо перебивая).

   Я вамъ и сейчасъ скажу все тоже что прежде: нѣтъ и нѣтъ, Я вамъ уже сказала, что кромѣ братскаго чувства я къ вамъ никакого другого имѣть не могу; слѣдовательно, благоразумнѣе будетъ, если мы оставимъ этотъ предметъ въ покоѣ; да къ тому же я такъ происшедшимъ разстроена, что. право, мнѣ уже не до себя. Вы, вотъ, мой другъ, скажите мнѣ лучше, что дѣлать, сейчасъ ѣхать къ ней, или нѣтъ?
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣже и Муза.

Муза (входитъ при послѣднихъ словахъ Вадимовой въ садовую калитку).

   Еще-бы не ѣхать? Не ѣхать нельзя. (Смѣется.) Нужно утѣшать, развлекать, а то, чего добраго, съ такого горя съ ума сойдетъ еще, Гмъ! Очень жаль, что я опоздала въ томъ, что но отъ меня первой вы узнали объ этой антиресной новости!... А ужъ я-то, я какъ торопилась бѣжать къ вамъ съ этой восхитительной вѣстью, просто всѣ пятки оттопала, взопрѣла, инда вся, охъ!... Здравствуйте, мои прелестные голубочки, охъ, измучилась я вся... разшалѣла...
   

Вадимова (холодно).

   Напрасно вы такъ торопились съ своими новостями. Вы знаете, что здѣсь ихъ не долюб.ніваютъ.
   

Муза (язвительно).

   Ахъ, пардонесъ, не знала, извините. Вотъ и потрафь на людей, поди же вотъ! Имъ же хочешь сдѣлать пріятное, или такъ сказать, порадовать, утѣшить ихъ, а они, на-поди, въ амбицію. Гмъ! Вотъ тебѣ и благодарность, извольте радоваться!... Ну, признаюсь, я никакъ не ожидала получить отъ васъ такую неделикатность, Зоя Дмитріевна! Благодарю, уважили, одолжили, мерситесъ. (Дѣлаетъ глубокій реверансъ.)
   

Вадимова.

   Не стоитъ благодарности. Впередъ, пожалуйста, не трудитесь насъ утѣшать и радовать вашими интересными сплетнями дня. У насъ, Бога благодаря, есть довольно дѣла; есть чѣмъ заняться и поинтересоваться кромѣ сплетенъ. Вамъ вотъ другое дѣло: при ничего недѣланьѣ и это можетъ служить занятіемъ.
   

Муза.

   Что-о? Такъ значить я, по-вашему, выхожу сплетница, хомыловка, смутьянка? Такъ-такъ, прекрасно, благолѣпно, считаю хорошо! Ахъ, Богъ мой! Да если-бы вы этакимъ манеромъ при комъ нибудь постороннемъ меня такъ обидѣли, что-бы тогда было? А?
   

Вадимова.

   Ну, да, что-бы тогда было?
   

Муза.

   Ни въ жизнь бы не стерпѣла; а такъ-таки вотъ бы, съ мѣста не сходя, и повалилась на полъ пластъ-пластомъ.
   

Вадимова (иронически).

   Если это такъ необходимо для васъ сдѣлать, то вы, пожалуйста, не стѣсняйтесь; падайте, сколько вамъ угодно, мѣста много; да и къ тому же въ саду меньше рискуете ушибиться, чѣмъ въ комнатѣ.
   

Муза (высокопарно).

   Много будетъ для васъ чести, видѣть меня въ этомъ трагическомъ видѣ. Упади я въ обморокъ здѣсь, къ примѣру сказать, ни вы, ни этотъ аптехистъ не поймете и не подойдете съ помощью ко мнѣ. Вы вѣдь безчувственны, вы изъ нынѣшнихъ, вы не можете понимать возвышенныхъ чувствъ, благодаря которымъ я только и живу и примиряюсь съ окружающимъ меня невѣжествомъ.
   

Каминъ.

   Очень жаль, что вы примиряетесь, право. Я на вашемъ мѣстѣ никогда бы не примирился; а отправился бы непремѣнно искать по свѣту для оскорбленнаго чувства уголокъ, гдѣ тонкость и изысканность свѣтскихъ приличій постоянно заставляетъ падать въ обморокъ... (Смѣется.)
   

Муза.

   Смѣйтесь, смѣйтесь. Охъ, и на моей улицѣ будетъ праздникъ! Васъ, быть можетъ, удивляетъ, что я такъ хладнокровно переношу ваши насмѣшки? Гмъ!... Это оттого, что я выше ихъ, я ихъ не замѣчаю, мимо ушей пропускаю. Знайте и помните: я далеко не та, чѣмъ была прежде. (Горделиво.) Я... я въ настоящее время не кое-кто; я экономка генерала Разваляева!...
   

Каминъ (шутя).

   Ого! Значить не послѣдняя спица въ генеральской колесницѣ! Знасте-ли что? Вѣдь этакъ, пожалуй, отъ экономки и до генеральши не далеко!
   

Муза.

   Очень можетъ быть, ничего нѣтъ удивительнаго. Генералъ холостой-вдовый, я же такая нравственная и деликатная дѣвица, ко торая во всѣхъ отношеніяхъ можетъ....
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣже и Домна.

Домна.

   Зоя Дмитріевна! скорѣй пожалуйте въ домъ!
   

Вадимова.

   За чѣмъ, что случилось?
   

Домна (осматривается).

   Охъ! ничего, ничего, пожалуйте. Наташа пришла къ вамъ, она васъ и Владиміра Витыча спрашиваетъ.
   

Вадимова.

   Хорошо, сейчасъ. Идемте, Владиміръ Витычъ!
   

Каминъ (къ Музѣ).

   До свиданья, будущее ваше превосходительство! (Вадимова и Каминъ уходятъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Домна и Муза.

Муза (злобно).

   Ага! вѣрно, забрало за живое-то! Гмъ! сейчасъ полетѣли и послы во всѣ концы.
   

Домна.

   А тебѣ какое дѣло? Небойсь, тебя спрашиваютъ? Видишь ты, какая явилась: вездѣ сый и вся исполняй и во все суй свой носъ.
   

Муза.

   Съ тобой, съ дурой, не стоитъ говорить будущему ея превосходительству. Конечно, если бы ты была по выше и по умнѣе, то я бы за твои дерзости строго взыскала съ твоей хамской душенки; ты бы у меня такъ дешево не разсталась со мной; чувствуй ты это, безчувственная образина!
   

Домна.

   Да што впрямь это такое, а? Долго-ли ты еще будешь ругаться-то? Породи еще себя въ енаральши-то производить, непойманнаго пѣтуха нечего осчипывать, сперва поймай его, а то на тебѣ: я-ли, не я-ли, девятый гвоздь въ подборѣ. Ой, фуфырная! смотри, не обмишулься въ разсчетахъ; не мимо говорится: берегись козла спереди, лошади сзади, а лихаго человѣка со всѣхъ сторонъ.
   

Муза.

   Фи, фуй, что за тонъ, что за выраженіи! тьфу, срамъ слушать такой благовоспитанной барышнѣ, какъ я! Замолчи, я тебѣ приказываю: больше ни слова! Слышишь ты это, невозможная женщина!
   

Домна.

   А -- а, правда-то, вѣрно, глаза колетъ! Гмъ! извѣстно, правда-то вѣдь не очень приглядна, она вѣдь ходитъ въ лаптяхъ, а не въ модныхъ сапогахъ.
   

Муза.

   Туда же, съ посконнымъ-то рыломъ да въ пушной рядъ лѣзетъ; да много-ли ты въ правдѣ понимаешь? Ты кто? мужичка и больше ничего. е
   

Домна.

   А ты съ котораго боку стала барыней? Затвердила, какъ сорока, одно и тоже, да и все тутъ. (Передразнивая Музу.) Мужичка, мужичка и больше ничего! Эхъ, моя матушка, не будетъ лапотника, не будетъ и бархатника, и это вѣрно, какъ Богъ святъ. Ты хоть и говоришь, что я правды не понимаю; нѣтъ, ты это напрасно, правда для меня всего дороже на свѣтѣ.
   

Муза.

   Что и говорить! много ты смышлишь. Ты, вѣроятно, о ней понимаешь столько-же, сколько свинья въ апельсинахъ.
   

Домна.

   А-а-а-ахъ, мои матушки! да ты-то кто? Скажи-ка ты мнѣ это, моя обидчица! Зачѣмъ ты къ намъ сюда пожаловала? что здѣсь забыла? къ кому пришла?
   

Муза.

   Это до тебя, старое отребье, не касается. Твои дерзости тебѣ даромъ не пройдутъ, помни это, грубое животное!
   

Домна.

   Отъ таковской слышу. Вишь ты, какъ объенаралилась, фу-ты, ну-ты, прочь поди, что ни слово, то ругательство! Гмъ! впрочемъ, и то сказать, чего же вѣдь и ждать путнаго: не мимо говорится: поросенка хоть мой, хоть не мой, а онъ все въ грязь лѣзетъ, какъ и ты же вотъ, будущее ваше превосходительство!
   

Муза.

   Замолчи; дура набитая ты и больше ничего! вотъ тебѣ и сказъ. Съ тобой говорить только слова терять. Гмъ! съ дураками пива не сваришь. Я пойду къ дѣтямъ. Если Нитъ Ивановичъ придетъ, скажи мнѣ. Гмъ! я его утѣшу, я его обрадую! Онъ меня долго будетъ помнить. Наконецъ-то настаетъ давно желанное время отмстить ему за нанесенное мнѣ имъ оскорбленіе. Ухъ, потѣшу же я себя, похохочу же я, сколько душенькѣ моей будетъ угодно. (Уходитъ съ злобнымъ смѣхомъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Домна и Наташа.

Домна.

   Какъ же, держи карманъ, увидишь ты его, злючка адова! Видишь ты, какъ ее разбираетъ за прогонъ-то, безъ нея у насъ теперь благодать Божія: ни сплетенъ, ни басонъ нѣтъ никакихъ. Ничего, ловко я ее нынче отбрила: ни на волосъ, ни въ чемъ ей не уступила. Гмь! если все уступать да терпѣть, то придется, пожалуй, битой и руганой быть зачастую такими ядовитыми проходимками, какъ эта Муза змѣя.
   

Наташа (входитъ).

   Ну, прощай, Домну шва, пора домой!
   

Домна.

   Погоди, погоди, хоть единую минуточку. Повѣдай, голубонька, что такое у васъ? Что съ ней-то?
   

Наташа.

   Нѣтъ, не теперь, послѣ разскажу, некогда: Римма Павловна одна.
   

Домна (всплескиваетъ руками).

   Ахъ, Господи! да не мучь ты меня, говори же, говори. Охъ!, предчувствуетъ мое сердечушко что-то недоброе.
   

Наташа.

   Да, хорошаго мало...
   

Домна.

   Что-же, что такое? что случилось?
   

Наташа.

   Ахъ, отъ тебя вѣрно не отвяжешься. Слушай: Рима Павловна поссорилась съ Шитинымъ. Онъ къ намъ больше не будетъ ходить.
   

Домна.

   Что ты, да какже это случилось?
   

Наташа.

   А я почемъ знаю, я при ихней ссорѣ не была; стало быть, но могу и знать, изъ за чего она у нихъ вышла. Я вошла въ комнату послѣ ухода Шитина.
   

Домна.

   Ну, ну, а потомъ?
   

Наташа.

   Барыня лежитъ на полу, безъ всякаго движенія, бѣлая -- пребѣлая, какъ полотно... Я, такъ и остамѣла на мѣстѣ, потомъ ужъ -- нѣта, нѣта, пришла въ себя.
   

Домна.

   Ахъ, Господи, Царь небесный! Охъ, да ты послѣ о себѣ. съ ней-то, съ ней что случилось?
   

Наташа.

   Не бойся, ничего; просто обморокъ, вотъ и все, который продолжался съ ней больше трехъ часовъ; мы такъ и думали, она помреть! Ну, потомъ ничего, раздышалась, но только не пришла въ себя такъ, какъ слѣдуетъ здоровому человѣку. Говоритъ, говоритъ хорошо, да вдругъ ни съ того, ни съ сего и скажетъ такое несообразное, страшное... Во снѣ постоянно говорить да бредитъ такими страстями, просто ужасъ; инда страсть беретъ съ ней оставаться одной. Измучилась я вся, на ее глядя.
   

Домна.

   Заступница Пречистая! за что такое наказаніе?
   

Наташа.

   Богъ милостивъ; быть можетъ, пройдетъ. Докторъ вотъ ужъ третьи сутки ѣздитъ, говоритъ, что поправится: болѣзнь не опасная.
   

Домна.

   Какъ же такъ эта хворь прозывается? Онъ, чать, говорилъ, или нѣтъ?
   

Наташа.

   Какже, еще бы не говорить. Это, говоритъ, небольшая нервная горячка и больше ничего.
   

Домна.

   Не знаю, не приводилось мнѣ слышать о такой болѣзни. Ты что же это раньше-то меня не оповѣстила? Я здѣсь сижу себѣ и не знаю ничего. Мое мѣсто при ней, голубушкѣ; вѣдь она мнѣ больная, какъ родная, кровная. (Утираетъ глаза передникомъ.)
   

Наташа (говоритъ скоро).

   Никакъ нельзя было. Нитъ Иванычъ не велѣлъ. Какъ только она пришла въ себя, я сейчасъ и бросилась сюда, но не дошла немного, встрѣтила на дорогѣ Нита Иваныча и разсказала ему о случившемъ. Онъ мнѣ строго на строго заказалъ никому ничего не говорить; самъ же тотчасъ отправился за докторомъ, котораго привезъ къ намъ. Докторъ то ему самому ни подъ какимъ видомъ не дозволилъ показываться Риммѣ Павловнѣ. Однако я затолковалась, а мнѣ давнымъ-давно нужно быть дома. Вонъ ужъ какъ смерклось; да и гроза собирается. Прощай, приходи къ намъ. Я здѣсь въ эту калитку выйду, запри за мной. (Уходитъ и затворяетъ за собой калитку.) х
   

Домна.

   Ладно, ступай съ Богомъ! Я къ вамъ завтра утречкомъ приду. Охъ! Владычица, заступи, спаси и помилуй ее! Погубилъ онъ, лиходѣй, мою родную, безъ ножа зарѣзалъ, разбойникъ. Куда, къ кому ты свою опозоренную головушку приклонишь, мое дитятко? (Всхлипываетъ.) Думала-ли я когда нибудь увидать мото Риммочку въ такомъ несчастій? Охъ, тяжелыя нынче пришли времена! Живутъ ноне не такъ, какъ мы жили въ старину, не хотятъ такъ жить, а хотятъ жить по другому, по новому... О-о-о-охъ, Создатель! не вѣдаюгъ-бо и сами, что творятъ. (Оглядывается.) Ну, самъ сюда идетъ. (Уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Ватунинъ и Каминъ.

Ватунинъ (одинъ).

   Домна, Домна Ѳомишннна! Нѣтъ, не слышитъ, глуха стала. Нужно ее непремѣнно послать туда, а то Наташа изнурилась до изнеможенія отъ безсонныхъ ночей около больной и этого несчастнаго ребенка. (Задумывается.) Что будетъ дальше? А что если она не поправится, что тогда? О! это будетъ ужасно! Нѣтъ, прочь мрачныя мысли. Богъ пощадитъ се, она и такъ жестоко наказана за свою несчастную любовь къ этому безчестному человѣку который своей наглостью и развращенностью довелъ ее до такого ужаснаго состоянія... О! какъ нестерпимо больно переживать такое несчастіе! Несчастная женщина, какъ ты могла полюбить такого презрѣннаго человѣка, въ которомъ нѣтъ ни чести, ни стыда, и даже нѣтъ состраданія къ тебѣ! а ты, ты для него ничего не пожалѣла, всѣмъ пожертвовала! И, не смотря на его подлый, низкій и возмутительный поступокъ, онъ въ глазахъ большинства останется правъ, а она вполнѣ виновата. Наше общество не караетъ такихъ гнусныхъ преступниковъ, оно ихъ оправдываетъ, они остаются правы и, нисколько не стѣсняясь, продолжаютъ дѣлать преступленія безнаказанно. О! какъ все это невыразимо грязно, безчестно, отвратительно и возмутительно! Да, въ жизни зачастую бываетъ такъ: подлецы сплошь и рядомъ выходятъ правыми, а правые виноватыми.
   

Каминъ (входитъ).

   Что? какъ Римма Павловна?
   

Ватунинъ.

   Покуда ничего, а что будетъ дальше, сказать не могу. Впрочемъ, доктора говорятъ, разсудокъ долженъ возвратиться къ ней.
   

Каминъ.

   Конечно, еще бы, мало ли бываютъ больны этой болѣзнью въ наше трудное время.
   

Ватунинъ.

   Да, ты не ошибся, наше время очень трудное; мало того, даже ужасно тяжелое.
   

Каминъ.

   И не смотря на это, я все же надѣюсь пережить его и увидать болѣе покойное и счастливое для насъ съ тобой время.
   

Ватунинъ.

   Для тебя оно еще не ушло, оно у тебя впереди, ты вправѣ ожидать его.
   

Каминъ.

   Точно также оно и отъ тебя не ушло. Пожалуйста, не смотри безнадежно на свое настоящее... Ты долженъ беречь себя для дѣтей, а потомъ для твоей несчастной жены, этой беззащитной жертвы своего увлеченія и обмана... Она въ своемъ настоящемъ положеніи такъ глубоко и трогательно несчастна... Видя это, каждый изъ насъ невольно отнесется съ сочувствіемъ къ такому безотрадному положенію своего ближняго... Несчастіе людей примиряетъ.
   

Ватунинъ.

   О враждѣ здѣсь и рѣчи не можетъ быть: къ чему, зачѣмъ она? Я давно все простилъ и начали" примиряться было со своимъ незавиднымъ положеніемъ покинутаго мужа: не я, молъ, первый и не я послѣдній; силой милъ не будешь. Я утѣшалъ себя еще тѣмъ, что я хоть и несчастливъ самъ, но она, она счастлива; а ея счастіе для меня дороже своего собственнаго. Но, какъ видишь, я въ своемъ ложномъ утѣшеніи глубоко ошибся. Жизнь ея_ также безпощадно разбита и испорчена, какъ и мои! И кѣмъ же, кѣмъ испорчена? Подлецомъ, негодяемъ, человѣкомъ безъ всякихъ правилъ и чести. Нанесенное имъ мнѣ оскорбленіе я заглушилъ, похоронилъ въ себѣ ради ея счастія... О! въ настоящее время я не заглушу въ себѣ чувства мести, нѣтъ! Я долженъ, я обязанъ отомстить этому подлецу! Прощать и сдерживать себя я больше не могу и не имѣю силъ. Я его найду, онъ отъ меня не скроется'. Уѣхалъ, трусъ, негодяй, извращенная, подлая душонка!
   

Каминъ.

   Пожалуйста, успокойся, не волнуйся, побереги себя.
   

Ватунинъ.

   Да, тебѣ можно говорить хладнокровно о томъ, чего ты никогда самъ не испытывалъ; да и не дай Богъ тебѣ испытать этого въ твоей жизни!
   

Каминъ.

   Вѣрю и глубоко сожалѣю тебя... Но ты подумай, разсуди здраво: какую тебѣ доставитъ отраду твое мщеніе? Вѣрь мнѣ, прошлаго ты имъ не воротишь, настоящее не улучшишь.
   

Ватунинъ.

   Довольно, больше ни слова не говори. Я все это очень хорошо самъ знаю и оченьясно понимаю свое безвыходное положеніе... Но ты опускаешь одно обстоятельство изъ виду, именно; я могу своимъ мщеніемъ принести пользу, конечно, не себѣ, а другимъ, то-есть этихъ, другихъ, избавить отъ этого негодяя, который тогда не будетъ больше разстраивать и разрушать семейное счастіе честныхъ людей.
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Тѣже, Муза и Домна.

Домна.

   Поздно, Муза Ивановна, пора и домой! Смотрите, какія тучи нависли, того гляди, дождь какъ изъ ведра хлынетъ.
   

Муза (не замѣчая Ватунина).

   Ахъ, несносная, отстань, это не твое дѣло! Я сказала, дождусь Нита Ивановича, вотъ тебѣ и сказъ. (Осматривается.) А -- а, вотъ и онъ самъ здѣсь, очень пріятно. Здравствуйте, мой дорогой кузанъ! (Подходитъ къ нему съ реверансомъ. Домна подходитъ къ Камину и тихо разговариваетъ съ нимъ.)
   

Ватунинъ (холодно).

   Что вамъ угодно? Что вамъ нужно отъ меня? Вамъ сказано было разъ и на всегда, чтобы вы какъ можно рѣже посѣщали мой домъ.
   

Муза (злобно).

   Ахъ, пардонесъ, забыла, изъ ума вонъ, извините! Впрочемъ, мой настоящій визитъ не такъ, а по дѣлу. (Значительно.) Да-съ, по дѣлу. (Вынимаетъ изъ кармана пачку писемъ, перевязанную голубой ленточкой.)
   

Ватунинъ.

   У меня съ вами никакихъ дѣлъ нѣтъ, да и быть ихъ не можетъ между нами.
   

Муза (вертитъ пакетомъ въ рукахъ).

   Ахъ, нѣтъ, напрасно вы такъ думаете. У меня къ вамъ есть самое преинтересное дѣло,-- порученіе одно, именно: вотъ эту пачку любопытныхъ писемъ для васъ меня убѣдительно просилъ передать вамъ одинъ вашъ очень короткій знакомый.
   

Ватунинъ,

   Кто? какой знакомый?
   

Муза.

   Да, знакомый и очень даже близкій и... и даже съ нѣкоторой стороны, можетъ быть, и сродни. (Хохочетъ нахально.) Ну да, можетъ вполнѣ называться вашимъ сродственникомъ.
   

Ватунинъ (съ презрѣніемъ).

   А, вы опять за старое? Если такъ, то можете идти туда, откуда пришли, я не приходить сюда никогда. (Садится на диванъ и задумывается.)
   

Муза.

   Зачѣмъ идти такъ скоро? Гмъ! мнѣ очень пріятно васъ видѣть въ такомъ афронтѣ. (Хихикаетъ.) Я надѣюсь, вы слышали, вы знаете. Вижу, вижу, васъ успѣли уже прежде меня обрадовать, очень, очень жаль, что опоздала....
   

Каминъ.

   Муза Ивановна! васъ Зоя Дмитріевна спрашиваетъ.
   

Муза (насмѣшливо).

   Пожалуйста, оставьте, не заминайте, дайте кончить. Такъ вотъ-съ, Нитъ Ивановичъ, возьмите эти сердцеѣдныя писулины отъ меня, не бойтесь! Я уже вамъ сказала, что ихъ вамъ прислалъ одинъ прелестнѣйшій ждальменъ и обворожитель мужнихъ жонъ. Я, говоритъ, какъ честный и благородный человѣкъ, прошу васъ, Муза Ивановна, возвратить сіи цидулины тому, кому писавшая ихъ рука принадлежитъ по закону. (Пакетъ держитъ въ протянутой рукѣ.) Согласитесь, вѣдь очень съ его стороны деликатно. (Смѣется.)
   

Домна (подбѣгаетъ и вырываетъ письма).

   У, змѣя, ехидна адова! (Прячетъ письма въ карманъ.)
   

Ватунинъ (быстро поднимается).

   Вонъ! сію минуту отсюда вонъ! Зачѣмъ вы ее пустили? Кто вамъ позволилъ?
   

Муза.

   А -- а, забрало, вѣрно, за живое-то! Ничего, это я только долгъ плачу -- невѣсткѣ въ отмѣстку. (Смѣется.) Впередъ не обижайте своихъ родственниковъ и не мѣняйте ихъ на всякую....
   

Ватунинъ (волнуясь).

   Вонъ отсюда, вонъ! Домна, Каминъ, пожалуйста, выведите, вышвырните ее отсюда! Я ее видѣть хладнокровно не могу. (Садится и закрываетъ лицо руками.)
   

Муза.

   Что-о-о? меня, меня вышвырнуть? экономку генерала Разваляева! Нѣтъ, не родился еще тотъ человѣкъ на свѣтѣ....
   

Домна (беретъ ее подъ руку).

   Анъ врешь, родился. Пойдемъ-ка, сударушка, нечего тебѣ здѣсь хомыловничать да хабалить!
   

Муза (старается высвободиться).

   Прочь, пошла долой отъ меня; а то берегись, холопка, я шутить не люблю. Я, я не кое-кто! я, я экономка генерала! Генералъ меня въ обиду не дастъ, онъ всѣхъ васъ подъ судъ упечетъ.
   

Домна (тащитъ Музу за деревья).

   Ладно, ладно, пойдемъ, не испугаешь насъ своимъ енараломъ, особливо меня; я сама зубаста, отъ кого хошь отгрызусь.
   

Муза (за деревьями).

   Не пойду, пусти, я тебѣ приказываю, слышишь? Анафема, варначка, мразь ты этакая! Погоди, погоди, задастъ тебѣ генералъ.
   

ЯВЛЕНІЕ IX.

Ватунинъ, Каминъ и Вадимова.

Вадимовъ.

   Что здѣсь? что за шумъ?
   

Каминъ.

   Муза Ивановна отличается.
   

Вадимова.

   Сумасшедшая и больше ничего. (Подходитъ къ Ватунину.) Опять она васъ разстроила своей глупостью? Не понимаю, какъ это только могутъ быть терпимы такіе люди въ семьѣ? Нитъ Ивановичъ, что съ вами? (Кладетъ ему руку на плечо.)
   

Ватунинъ (очнувшись).

   Что, нѣтъ, ничего. Садитесь, если хотите.
   

Вадимова.

   Вы такъ поблѣднѣли, вы нездоровы?
   

Ватунинъ.

   Нѣтъ, я здоровъ, благодарю васъ, не безпокойтесь.
   

Вадимова.

   Нѣтъ, неправда, вы нездоровы, этого скрыть нельзя, ваше лицо это доказываетъ. (Слышенъ вдали голосъ Музы.)
   

Муза.

   Я, я въ полицію, къ генералу, къ мировому жалобу подамъ.
   

Ватунинъ (нервно).

   Она еще здѣсь? она не ушла? Каминъ, другъ, будь такъ добръ, поди, выпроводи ее, успокой меня.
   

Каминъ.

   Будь покоенъ, она сюда больше не придетъ. Я ее съ твоего позволенія живо сокращу; съ такими субъектами нечего деликатничать. (Уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ X.

Ватунинъ и Вадимова.

Вадимова (садится).

   Не волнуйтесь ради Бога, берегите себя. Не вѣрьте этой сумазбродкѣ, она все лжетъ.
   

Ватунинъ.

   Я ее прежде васъ знаю: слѣдовательно, мнѣ нужно васъ предупреждать, а не вамъ меня, Зоя Дмитріевна! Вы обо мнѣ, пожалуйста,-- не безпокойтесь. Идитетка лучше къ дѣтямъ, а то здѣсь сыро. Вы моихъ дѣтей такъ съумѣли привязать къ себѣ, что я, право, не нахожу словъ, какъ васъ и благодарить...
   

Вадимова (торопливо).

   Нѣтъ, нѣтъ, не нужно мнѣ никакихъ благодарностей. Привязанность и любовь ко мнѣ вашихъ дѣтей, вотъ мнѣ благодарность, которая для меня дороже всего. Ахъ, да! я сейчасъ ѣздила къ Риммѣ.
   

Ватунинъ (съ поспѣшностью).

   Что, что она? что съ ней? не хуже-ли ей?
   

Вадимова.

   Нѣтъ, ничего, успокоилась, заснула. Богъ милостивъ, поправится... А грѣшно вамъ такъ д'лать, Нитъ Ивановичъ, относительно меня.
   

Ватунинъ.

   То-есть, какже это? объясните.
   

Вадимова.

   Вы, зная давно о болѣзни Риммы, мнѣ ни слова... Развѣ такъ поступаютъ друзья? да и вамъ бы было легче, если бы вы высказали..
   

Ватунинъ.

   Какое же мнѣ можетъ быть облегченіе говорить вамъ объ этомъ; вѣдь вы не улучшите ея настоящаго печальнаго положенія,
   

Вадимова.

   Конечно такъ, но я все же могу и могла-бы быть чѣмъ нибудь полезной для нея. Вы не забывайте того, что она мнѣ дорога, какъ никто въ мней одинокой жизни. Мы съ ней съ дѣтства друзья, привыкли дѣлить пополамъ все и горе, и радости.
   

Ватунинъ.

   Прошу извинить меня въ этомъ... Этотъ разрывъ, эта неожиданная болѣзнь съ ней меня такъ поразила и разстроила мою нервную систему... я и сейчасъ не могу придти въ нормальное состояніе.
   

Вадимова.

   Вѣрю, не говорите, не надо, Нитъ Ивановичъ! О такихъ печальныхъ вещахъ если говорить, то только еще болѣе растравлять больное мѣсто вашего страждущаго сердца, которое и безъ этого переполнено страданіями... Скажу вамъ прямо, вы не человѣкъ, а совершенство, вы истый христіанинъ, какихъ нынче очень мало... Вы не презираете тѣхъ, кто васъ оскорбилъ, а прощаете и заботитесь о нихъ. Вы достойны примѣра и самаго глубокаго уваженія. (Ватунинъ хочетъ говорить, но Вадимова перебиваетъ.) Нѣтъ, не говорите, не возражайте, я все знаю, я васъ понимаю и цѣню такъ, какъ вы того заслуживаете. Позвольте вамъ пожать вашу честную руку. (Жметъ Ватунину руку.) Я вполнѣ покойна и увѣрена въ васъ? Если Римма поправится, то ваша рука никогда не откажетъ ей въ своей помощи, а доброе ваше сердце въ прощеніи... Что дѣлать, кто изъ насъ въ жизни не ошибался? Много-ли найдется такихъ, которыя-бы были непогрѣшимы...
   

Ватунинъ (уклончиво).

   Я сдѣлалъ все, что могъ, что обязанъ сдѣлать каждый честный человѣкъ... Однако, пойдемте изъ сада. Гроза усиливается...
   

Вадимова.

   Да, пойдемте. Признаюсь вамъ, я порядочная трусиха, боюсь грозы. Приходите и вы поскорѣе, а то простудитесь. Я сейчасъ вамъ пойду чай приготовлю на ночь, это васъ успокоитъ, а то вы очень встревожены и выглядите больнымъ. (Уходитъ.)
   

Ватунинъ (одинъ).

   Славная, добрая женщина. Но, но далеко до моей несчастной Риммы. Да, не смотря на все прошлое, она для меня дорога точно также, какъ прежде. Нѣтъ, она для меня дороже еще стала въ этомъ ужасномъ несчастій. О, Всевышній, дай мнѣ силу и твердость перенести это тяжелое горе... О, за всѣ мои страданіи, а также и за нее, я жестоко отомщу этому подлецу! Онъ мнѣ поплатится своей безчестной жизнью. Я его найду, я его отыщу... (Задумывается.) А что, если, если она его еще любитъ! Да, любитъ! Нѣтъ, этого быть не можетъ, это невозможно! А если правда, что тогда? Чѣмъ я помогу? Что сдѣлаю? Нѣтъ, нѣтъ, это будетъ выше моихъ надломленныхъ силъ... Я, я тогда просто сойду съ ума. Боже, пощади, довольно для меня испытаній, и такъ тяжело, силъ больше нѣтъ бороться съ несчастіями! Нервы разстроены, здоровья нѣтъ, жизнь окончательно испорчена, погублена. Боже, помоги, пощади меня!... (Послѣднія слова говоритъ съ глубокимъ отчаяніемъ, въ голосѣ слышатся слезы. Ватунинъ уходитъ медленно. Громъ и молнія усиливаются.)
   

ЯВЛЕНІЕ XI.

Нѣкоторое время садъ пустъ.

Ватунина (входитъ въ садовую калитку. Ватунина въ бѣлой блузѣ, на головѣ накинутъ черный, большой платокъ. Осматривается по сторонамъ тревожно, ребенка кладетъ на диванъ).

   Страшно... страшно мнѣ... боюсь чего-то я... ужасно боюсь, а отъ чего? Отъ того, что грѣшница я... клятвопреступница я!.. Вотъ отъ этого и боюсь грозы... Нѣтъ, мнѣ нечего бояться грозы. Это только тѣ должны бояться, кому жизнь дорога, кому она нужна; а для меня жизнь недорога, и она мнѣ не нужна. Мнѣ смерть нужна!... Вотъ что мнѣ нужно!... Что моя жизнь? Мученье одно и больше ничего!... Да!... лучше умереть, покончить сразу со своимъ страданіемъ; вотъ тогда и будетъ всему конецъ!.. Хорошо-бы, если-бы меня сейчасъ убилъ громъ!... Говорятъ, отъ такой смерти всѣ грѣхи прощаются... Нѣтъ, нѣтъ... я не достойна такой смерти!... Я грѣшница... меня не убьютъ грозныя силы небесныя!... Эти великія силы существуютъ для праведниковъ, а не для грѣшныхъ... О, если такъ... то я обязана, я должна сама себя убить к этимъ искупить свой страшный проступокъ!... Да... должна, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше для меня, для моей семьи и для моего опозореннаго мужа. Медлить нечего... но... но... а дѣти, дѣти мои... что съ ними будетъ?... Неужели я должна умереть, не видя ихъ, не благословя ихъ?... Нѣтъ, я не должна, я не достойна ихъ видѣть, а тѣмъ болѣе благословлять ихъ.. Благословлять только могутъ честныя безупречныя матери, а я что? Что я?... Погибшая, отверженная, бросившая своихъ дѣтей на произволъ судьбы ради любовника подлеца!... О! Какъ тяжело, какъ жгуче-мучительно испытывать такую невыразимую боль въ сердцѣ и сознавать свою вину передъ дорогими моими дѣтьми и передъ честнымъ моимъ мужемъ. (Со слезами.) Простите меня, мои дорогія малютки!... (Входитъ на ступени бесѣдки, останавливается на верхней ступенькѣ и смотритъ въ лѣвую сторону. Платокъ спадаетъ у ней съ головы, волосы распускаются по плечамъ въ безпорядкѣ. Молнія усиливается.) Вы теперь спите, вы покоитесь покоемъ ангеловъ. Когда вы выростете, то сохраните хотя маленькую память о вашей несчастной, погибшей матери... не презирайте меня, не обвиняйте и не судите меня строго. Боже Всемогущій! будь ямъ отцомъ, покровителемъ и руководителемъ въ ихъ жизни!... Дѣти мои, милыя мои, ненаглядныя мои, дорогія мои, простите меня! Вы... вы никогда, никогда не увидите вашей несчастной, погибшей матери!... Боже, Боже, прости меня!... (Сильный ударъ грома съ молніей. Ватунина въ испугѣ сходитъ съ крыльца и беретъ ребенка.) Творецъ Всемогущій! Страшно мнѣ, боюсь я Твоего суда, Боже!... Я вся дрожу... холодѣю отъ страха... что со мной?... Голова моя горитъ, въ глазахъ темнѣетъ... мысли путаются, ничего не могу понять... Погодите, не торопите, дайте собраться съ мыслями, обдумать, рѣшить... (Прислушивается.) Что?... Какъ?... Неужели все кончено?... Неужели исхода нѣтъ?... Какъ! Все рѣшено?... Такъ это правда, правда?... Я обречена, должна умереть... я обязана убить себя, искупить свой проступокъ!... А этотъ несчастный ребенокъ... куда его?... Что? Подкинуть!... Его подкинуть?... Какъ? Что? Отдать къ мужу? Нѣтъ!... Нѣтъ!... Этому никогда не бывать. Отдать его на мученье, на пытку, на общее презрѣніе? Никогда... да, никогда! О, нѣтъ!... Онъ никогда не будетъ живымъ напоминаніемъ моего позора. Пускай лучше умретъ со мной вмѣстѣ это несчастное созданіе, для него будетъ лучше и меньше страданій... но какъ, какъ онъ умретъ?... Чѣмъ?... Отъ кого?... Я не могу, я не въ силахъ сама лишить его жизни!... (Прислушивается и беретъ ребенка.) Какъ, что?... Не слышу, зачѣмъ такъ шепчете? Говорите громче... Куда?... Какъ, бросить?... Что? Въ колодезь?... А... вотъ куда, что-жъ? Лучше бросить туда, чѣмъ убить его, или задушить. Тутъ ему будетъ покойнѣе, его никто не увидать... отлично, прекрасно придумала... ха-ха-ха!... (Смѣется сумасшедшимъ смѣхомъ, потомъ бѣжитъ къ колодцу и бросаетъ въ нею ребенка. Сильные удары грома съ молніей.) Ахъ!.. (Нѣсколько разъ вскрикиваетъ съ отчаяніемъ.) Боже, Боже! Что я сдѣлала?... Помогите, помогите!... Спасите, спасите, спасите моего ребенка!... (Ломаетъ руки.) Помогите!... Спасите!.. Берите меня, судите меня!... Я преступница, преступница!... Помогите, спасите, спасите!... Нѣтъ, нѣтъ! Не надо, не надо!... Лучше умереть, а то будутъ судить, презирать... О! опять позоръ, униженіе, срамъ мужу, покоръ дѣтямъ... Нѣтъ, нѣтъ! Я не допущу до этого.... Медлить нечего... смерть моя здѣсь, со мной... (Вынимаетъ съ лихорадочной торопливостью изъ кармана револьверъ.) Вотъ она!... (Прикладываетъ къ виску револьверъ, раздается выстрѣлъ. Ватунина съ раздирающимъ крикомъ падаетъ на полъ. Въ калиткѣ показывается Наташа, съ лѣвой стороны являются съ испуганными лицами: Вадимова, Домна и Ватунинъ. Громъ и молнія, самая сильная, освѣщаетъ садъ.)

Занавѣсъ.

Конецъ.

М. Чуйковъ-Оверинъ.

"Театральная Библіотека", No 2, 1879

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru