Lib.ru/Классика: Чириков Евгений Николаевич. Королевна

Е. Н. ЧИРИКОВ

ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ

Государственное издательство художественной литературы

Москва -- 1961

КОРОЛЕВНА

Было это давно, в те годы, когда молодежь мечтала поднять на плечах своих счастье родины, когда она твердо верила словам поэта: "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан", -- и потому сотнями гибла в разных беспорядках и демонстрациях.

Теперь принято думать, что чувство "общественного долга", во имя которого молодежь гибла, вырабатывало сухих доктринеров политической морали, что стремление быть "гражданином" убивало в юношах и девушках того времени поэзию юности, что политика загораживала все горизонты души и сердца...

Ах, какая это ошибка!.. Ведь юность -- всегда юность, и когда юноша, сгорая в огне общественного долга, говорит, что поэтом он может не быть, но гражданином быть обязан, -- он уже поэт и мечтатель, прежде всего поэт... и мечтатель.

Разве есть мечта шире и красивее, чем мечта сделать человечество счастливым? Разве в этой мечте не больше поэзии, чем политики?.. И разве не были правы отцы, когда они называли "блудных детей" своих "мечтателями"?..

Нет, тысячу раз нет: никогда среди молодежи не было столько поэтов, как в то далекое время, не бумажных поэтов, а поэтов жизни, не бумаге, а жизни отдававших свое вдохновение...

Тургеневские Кукшины уже прошли, а чеховские Львовы еще не народились. Мечта о счастье человечества пережила уже писаревщину и базаровщину и еще не выродилась в сухое сектантство с программами, как жить, чувствовать и говорить. Борьба личного счастья с общественным долгом рождала героев трагедии, а не комедии, и, может быть, никогда еще любовь не была так красива, как в то время...

Я хочу рассказать вам один эпизод из жизни молодежи того времени, маленький эпизод, в котором так ярко вспыхнуло на одно мгновение это "трагически-прекрасное" юной души того времени.

Покончив с гимназией, я приехал в университетский город и сделался студентом. Конечно, как и большинство молодежи того времени, я горел жаждой перевернуть весь мир и, вопреки всяким препонам, даже вопреки склонностям самого человечества, осчастливить его... Как это сделать, я хорошенько не знал; знал только, что без равенства, братства и свободы обойтись невозможно. А так как провозвестниками этих лозунгов были революционеры, то, конечно, я уже был революционер. Очень быстро я попал в один из студенческих кружков, обслуживавших, так сказать, революционную партию, и очень скоро столкнулся с людьми из подполья...

В числе наших услуг "политическим" было устройство свиданий с заключенными в местной тюрьме, доставление им обедов, книг и т. д. В том случае, когда у заключенных имелись на месте мать, сестра или другие родственники, все это делалось через них, но когда у сидящего в тюрьме никого из близких не было, мы поставляли им невест. Среди учащихся девушек и просто знакомых мы находили всегда достаточное количество желающих помочь в этом деле; поэтому недостатка в невестах у нас никогда не было...

Милая, прекрасная Королевна! Ты до сих пор стоишь пред моим взором, и до сих пор мучаешь меня загадкой своей нежной, прозрачной души, так недолго погостившей с нами на земле и покинувшей ее в красоте подвига и в экстазе первой девичьей любви...

Мы все называли ее Королевной... За что? Было в ней что-то трогательно-прекрасное и хрупкое, облеченное в величавую гордость сказочной царевны из любимых сказок Андерсена. Она ушла из богатой семьи, где жила в беспечной роскоши, где не было никаких преград исполнению капризов и прихотей избалованной любимицы, где она привыкла повелевать людьми и жизнью, и пришла к нам, чтобы жить жизнью полуголодных мечтателей, ютиться в мансарде, питаться колбасой и чаем, не бояться худых башмаков и вместе с нами мечтать о великом подвиге осчастливить человечество... И теперь еще, порвавши с богатыми родителями, она была среди нас миллионершей: замужняя сестра тайком присылала ей время от времени по сто рублей... Сто рублей! О, это в наших глазах были тогда такие деньги, которые делали товарища Ротшильдом.

-- Королевна получила сотню.

-- Опять?!

-- Да.

И всем казалось, что это не Королевне, а ему присланы деньги. Все равно: если у тебя нужда, а Королевна получила сотню, с нуждой покончено, все будут обедать каждый день, никто не будет закладывать пальто, чтобы бегать зимой в одном пледе, побывает в театре или концерте, поест конфет и фруктов... Конфеты!.. Это была слабость Королевны, принесенная ею из родительского дома. Бывало, на последний полтинник купит конфет и сидит без булки. А башмачки просят каши. Странно было видеть эту красивую девушку, с изысканными манерами и грациозными позами и жестами, с капризными нотками в привыкшем повелевать голосе, с величавой гордой походкою и привычкою красиво одеваться, странно было видеть ее за починкой дырочки на башмачке, или за переделкой старой шляпки в новую, или за штопанием шелкового чулка, от которого уже осталось одно воспоминание. Это было так странно и трогательно, что хотелось каждому из нас сделаться сейчас же башмачником, чулочником, шляпочником... Исколет себе до крови руки иглою, сердито кричит на башмак или чулок, а на столе коробка с конфетами:

-- Не угодно ли?..

С приветливой улыбкой указывает на коробку, -- и в ее жесте головкой и глазами столько благородного изящества, что опять вспоминается сказочная королевна. Как люди демократических принципов, мы отрицательно относились к аристократам и их манерам и приличиям, иногда намеренно бывали грубыми; но все мы, иронизируя над аристократическими замашками Королевны, втайне любовались красотой и изяществом ее манер, поз и жестов, а многие были без ума влюблены в нее и скрывали это друг от друга... и от нее. Она была красивее всех других девушек нашего общества и, быть может, втайне сознавая это, бывала иногда горда с подругами.

-- Королевна! Имейте в виду, что вы не имеете подданных!-- кололи ее иногда девушки, замечая слабость повелевать.

-- Разве?.. Неужели никто, господа, не подаст мне шубки?..

И мы, забыв все принципы, старались опередить друг друга в "лакейских обязанностях", а она торжествовала.

-- Объявляю всем моим подданным, что завтра у меня будут конфеты.

Так вот однажды, когда нам понадобилась для тюрьмы невеста, а весь наличный состав уже обневестился, мы предложили это место Королевне.

-- Но... у меня худые башмаки!.. -- с печалью и досадой сказала Королевна.

-- Наплевать!-- сказал кто-то.

-- Нет... Я не пойду к жениху в таком виде...

-- Глупо, Королевна!.. Помните, что здесь вы исполняете долг, а не...

-- А не выхожу замуж?..

-- На коробку конфет для жениха вам будет выдано из общественной кассы.

-- Нельзя ли и на башмаки? Я отдам.

-- На это не имеем уполномочий.

Начались споры, которые были прерваны в самом разгаре неожиданной вестью:

-- Королевне повестка на сто рублей1

-- Жертвую вам в кассу на башмаки для невест половину...-- с радостным смехом объявила Королевна и начала танцевать вальс... Ах, как она танцевала! Можно было подумать, что она не подчинена законам тяжести и движения: летает по комнате, кружится, едва касаясь пола, и все кажется, что вот-вот она поднимется на воздух и поплывет, продолжая ритм своих изящных движений. И опять мы, относившиеся к танцам отрицательно, засматривались на танцующую Королевну и начинали думать: "Ах, если бы я умел танцевать!.."

-- Но кто он, кто мой жених?-- неожиданно спросила Королевна, оборвав танец.

-- Комитетский.

-- О-о! Значит, настоящий революционер... Не такой, как все вы?

На другой день Королевна пропала с утра и явилась к нам неузнаваемой: в светлом платье, в новой шляпе, в перчатках, с цветами, восторженная и волнующаяся, словно она и в самом деле была невестой и горела радостным ожиданием свидания с любимым человеком.

-- Ну, я готова...

Однако ей пришлось разочароваться: прежде чем ехать на свидание с женихом, пришлось поехать на свидание с жандармским полковником. Так как недавно еще был такой случай, что явившаяся на свидание одна из наших невест, войдя в контору тюрьмы, не знала, который из двух студентов ее жених, и вернулась обратно с конфетами, навсегда лишенная права ходить на свидание с заключенными, то во избежание такого недоразумения Королевне показали портрет ее жениха...

-- Этот?.. Какой он... красивый!.. -- вырвалось у Королевны, и она вспыхнула ярким румянцем.

Нареченный был действительно красив той особенной красотой одухотворенности, которая невольно приковывает глаза встречных людей и заставляет их думать: "Какое хорошее лицо... Кто он?"

-- Королевна покраснела, господа...

-- Почему вы покраснели?

-- Не знаю...

Начали острить над Королевной и чуть не довели ее до слез.

-- Не поеду... Пусть другая!..

Но другой на этот раз не было, да трудно было и отыскать другую, которая бы больше подходила к роли невесты, что теперь, после недавней истории с невестой, которая не узнала своего жениха, было особенно необходимо. Королевна раскапризничалась, съела сама почти всю коробку конфет, предназначенных в подарок жениху, и, глотая слезы вместе с шоколадом, гордо повторяла:

-- Пусть другая!..

Большого труда стоило переломить упрямство Королевны. Убеждали в несколько голосов и страшно обрадовались, когда она наконец спросила:

-- Как его зовут?

-- Николай.

-- По отчеству?

-- А черт его знает...

-- Не надо отчества... Называйте Колей: жених ведь!.. Это развеселило Королевну и вернуло ей прежнее жизнерадостное настроение.

-- Коля!.. Отлично. Я буду называть его Колей... А он -- меня? Ведь он не знает, кто к нему придет?

-- В первую голову скажите ему: "Вот и я, твоя Вера!.."

-- Ах, как это забавно!.. Ну, ладно уж... Еду к жандармскому папаше просить благословения...

И Королевна, взяв хорошего извозчика на резинах, гордо помчалась, провожаемая восхищенными взорами всей компании, наблюдавшей за нею из окон.

Кто-то из нас вздохнул, отходя от окна. В комнате как-то разом стихло и потускнело, словно вместе с Королевной ушел смех и ушла наша шумная радость.

-- Поехала...

-- Да.

Всем хотелось поговорить о Королевне, у всех она была в голове и в сердце, да что-то мешало нам. Должно быть, все мы были тайными соперниками, чувствовали это и потому предпочитали не говорить. А Королевна была со всеми одинаково любезна и никому не отдавала предпочтения. Она жадно прислушивалась к нашим серьезным разговорам, внимательно слушала чтение только что добытой нелегальной книги или брошюрки, и глаза ее, серые, начинали темнеть и казаться черными, когда мы узнавали о страданиях политических в каторжных тюрьмах, или об удачном побеге арестованного, или о смерти неизвестного нам товарища, покончившего жизнь в тюрьме каким-нибудь ужасным способом...

Пропадала у ней тогда веселость, и долго она молчала, усевшись где-нибудь в полутемном уголке, и казалась одинокой, живущей своими думами, которыми ни с кем не хотела делиться... Мы негодовали в шумных восклицаниях, не скупились на ругательства для врагов, а она сидела в отдалении с опущенной головою и не двигалась...

Только один раз она приоткрыла мне свою душу. Поздно ночью я провожал ее после такого чтения до дому. Она была молчалива и долго не проявляла желания поддерживать разговор, которым я хотел занять свою даму, опиравшуюся на мою руку. И вдруг, после продолжительного обоюдного молчания, она вздрогнула, приостановилась на одно мгновение и спросила:

-- Когда же мы... когда мы кончим разговоры и начнем?..

-- Что?

-- Ведь надо же когда-нибудь перейти от слов к делу!..

-- Всякий делает, как и что он может и на что... пригоден.

-- Ах вот как!.. А как узнать, на что человек пригоден?

Я не сразу ответил, и, пока соображал, Королевна спросила:

-- Разве не всякий годен на то, чтобы отдать жизнь?.. Как вы думаете, пригодна я на пушечное мясо?..

-- Ах, Королевна, как странно вы говорите!..

-- Я только о себе, только о себе!.. Я знаю, что гибнут лучшие, но...

Спуталась, растерянно засмеялась и сказала:

-- Простите... Не надо об этом говорить... Я так... по глупости...

В этот вечер мы только что ознакомились с двумя враждующими мнениями в революционном лагере: одни требовали от революционного деятеля основательной научной и моральной подготовки, поэтому советовали молодежи усиленно заниматься саморазвитием, а другие говорили, что самоусовершенствование не имеет пределов и потому всю жизнь можно проучиться и не почувствовать, что ты достаточно подготовлен к вступлению в партийную деятельность. Для Королевны это разногласие сразу сделалось "проклятым вопросом": она окончила институт благородных девиц, прекрасно знала языки, читала в подлинниках классиков немецкой и французской литературы, но по части общественных наук и родной истории и литературы была очень слабовата. Она не могла понять, почему царь не может наделать столько бумажных денег, чтобы хватало их на всех бедных; русская литература кончалась у ней Гоголем, а история состояла из одних войн и подвигов императоров. Очень часто, слушая наши дебаты после рефератов по экономическим и политическим вопросам, Королевна приходила в уныние, почти в отчаяние:

-- Ничего я не знаю и ничего не понимаю!..

И теперь, когда она узнала, что по части научной подготовки существует разногласие, душа ее потеряла равновесие: отчаяние боролось с надеждой, и никто из них не мог победить...

Однажды она пришла ко мне и сказала:

-- Я решила заняться политической экономией и пришла просить вас помочь.

-- С радостью!

-- Давайте читать вместе... Только вдвоем, иначе я не могу... Вы не будете смеяться над моим невежеством?..

-- Что вы, Королевна!..

-- Я решила, что я безграмотна. Нельзя требовать, чтобы мы все были учеными, но грамотными надо быть всем... Начну с политической экономии.

-- Отлично...

Я был на седьмом небе: заниматься с Королевной политической экономией -- да ведь это... блаженство!

Начались занятия. С обеих сторон удивительное усердие и добросовестность. Королевна смотрит на меня с такой благодарностью и уважением, что я начинаю чувствовать себя настоящим учителем жизни.

-- Оставьте, Королевна, конфеты!..

-- Только одну... Простите... Слушаю.

Кончится урок, Королевна уйдет, а я долго еще не могу прийти в нормальное состояние. Черт знает, кажется, начинаю влюбляться окончательно... В комнате еще пахнет духами.

-- Вот аристократка!.. Не может без конфет и духов...

На столе маленький кружевной платочек. Это называется-- платок! Короче воробьиного носа... Беру платочек, прикладываю к лицу, к губам и чувствую, что есть в нем какая-то притягательная сила, ласкающая лицо такой нежностью и ароматом, что не хочется оторваться... На следующий день:

-- Вы забыли у меня платок...

-- Мерси...

-- Ну-с, на чем мы остановились?..

-- На "железном законе".

-- Знаете, Королевна, велим соорудить самоварчик и будем прихлебывать вместе с политической экономией...

-- А в таком случае я требую льгот относительно конфет!..

-- А у вас есть?

-- А вот...

Ах, проклятый железный закон!.. Случилось, что должно было случиться: влюбился окончательно и стал меньше всего думать о политической экономии, когда читал ее страницы...

-- Королевна, я устал. Читайте вы, а я буду слушать... Королевна берет книгу и читает, а я сажусь вдали и слушаю, смотрю и слушаю. Смотрю на склоненное над книгой лицо девушки и слушаю ее голос... Исчезает политическая экономия, остается только это лицо и голос... Люблю бесповоротно... А она?.. Не замечает... Она только уважает, симпатизирует, пожалуй, но не больше...

И вот, когда я окончательно убедился, что попал под власть этого железного закона, наши уроки оборвались: Королевна была назначена невестой...

-- Ну, пока... остановка. Я -- невеста!-- радостно сообщила мне Королевна, придя в час, назначенный для урока.

-- Я полагаю, что это не помешает нам продолжать...

-- Нет! Я волнуюсь и... опять сделаюсь бестолковой... Отложим.

Отложили.

Когда я увидал Королевну в белом костюме, в новой шляпе, в перчатках и с цветами, у меня шевельнулась ревность к тому неизвестному, который сделался женихом... Вот если бы я сидел в тюрьме, а она приходила ко мне на свидание!.. Зачем я не в тюрьме?..

-- Когда мы будем продолжать железный закон, Королевна?..

-- Какой закон?

-- Вы уже забыли!

-- Нет... Но я не поняла, о чем вы...

Выше я сказал вам, что, когда Королевна уехала на резинах к жандармскому полковнику, кто-то из нас, отходя от окна, вздохнул...

Нечего скрывать: этот "кто-то" был я!.. Словно предчувствовало мое сердце, что не суждено нам больше заниматься политической экономией!

Когда на другой день Королевна вернулась из тюрьмы, после первого свидания с женихом, я убедился, что люблю безнадежно. Королевна вернулась сияющая и возбужденная, меня не заметила и со мной не поздоровалась. Она вся была полна какой-то радостью, мешавшей ей понимать и слушать окружающих.

-- Какой он милый!.. Он еще лучше, чем на карточке... Я думала, что он грустный, а он такой бодрый, остроумный... Я много смеялась... Называет Верочкой!.. Поцеловал руку и сунул записочку... Улыбается и говорит: "Не скоро наша свадьба, Вера; боюсь, что тебе надоест ждать". Какие у него странные глаза!..

-- Позвольте! А где же записка, которую он вам передал?..

-- Ах, да! Где она?... Была здесь, за перчаткой... Неужели я потеряла?..

Мы с яростью накинулись на Королевну, обвиняя ее в легкомыслии и других пороках аристократического происхождения. Но записка нашлась. Мне было досадно, что записка нашлась... Я, кажется, всех больше рассердился на Королевну и всех больше бранил ее.

-- Слава богу: вот она!.. Как я испугалась!..

-- Читайте!

-- Нельзя.

-- Почему?

-- В комитет... Нельзя посвящать всех в эту переписку... Я протестую...

-- Как он сказал, Королевна?

-- "В комитет".

-- Давайте, я передам!..

Я взял записочку и спрятал ее в кошелек. А Королевна продолжала рассказыеать про жениха... Все еще восхищается!

-- Ну, одним словом, вы влюблены... Вени, види, вици!..

-- Милые девицы!

Каждую неделю Королевна ездила в тюрьму на свидание с цветами и конфетами. Подозрительно: очень уж ждет очередного свидания и очень много хлопочет о цветах. Наряжается, как на бал. То грустит, то много смеется, иногда без достаточного повода... Обзавелась портретом жениха и поставила его на своем туалете... Когда спрашивают, кто это, отвечает уклончиво:

-- Один... господин...

И переводит разговор на другую тему. Однажды я застал ее за цветочным жертвоприношением этому идолу: украшает портрет фиалками.

-- Здравствуйте, Королевна!.. Что вы это делаете?.. Очень смутилась.

-- Знаете: уже появились фиалки и подснежники... Видите?.. Хотите в петличку?..

-- Нет... Недостоин... чтобы мой путь усыпали цветами. Пусть уж другие... счастливцы...

-- Эх, вы! И не стыдно?.. Он второй год сидит в тюрьме, а вы...

Дело было вечером. Ранней весной. Я страдал сильнее обыкновенного, напевал: "Не для меня придет весна", -- ревновал, как новобрачный муж, и ненавидел неизвестного...

-- Как только пройдет Волга, его отправят с первым этапом в Сибирь... Овдовеете, мадемуазель!..

-- Он убежит. Он задумал такое... такое...

-- А вы почему знаете?

-- Знаю!..

-- Умный человек не станет откровенничать с первой встречной...

-- С первой встречной!.. А если я не "первая встречная"?..

-- Вы полагаете?.. А, впрочем, кто вас знает...

-- Какой вы... нехороший!.. Раньше я вас больше любила...

И тут я не выдержал:

-- Я должен знать правду!.. Я, Королевна, не могу так, я должен знать...

-- Что знать, голубчик?..

-- Он вас любит?..

-- Ах, почему я знаю!.. Я сама ничего не знаю... Я... сама...

И Королевна отвернулась и спрятала лицо.

-- Вы плачете?..

-- Уйдите!.. Оставьте меня одну... Ради бога, уйдите! Прошу вас...

-- Вы его любите, Королевна?..

-- Зачем вам?.. Ну, да, да!.. Неужели не видите?.. Уходите!..

А я не уходил. Стоял в двери со шляпой в руке, с опущенной головою, и не уходил.

-- Что вам от меня надо?.. Я выхожу за него замуж!.. Слышите? На Фоминой я выхожу за него замуж... Я поеду с ним этапным порядком. Не могу вас даже просить в шафера... Мы венчаемся в тюрьме... Поняли?..

-- Я в шафера не собираюсь... Прощайте!..

-- Нет, нет... Простите меня, голубчик!.. Я виновата... Я сама не понимаю, что говорю и делаю... Ради бога, не уходите!.. Я очень прошу...

Продолжая плакать, она схватила меня за руку и не отпускала.

-- Хорошо, я не уйду... Но зачем вам мое присутствие?..

-- Сейчас... Не могу говорить... Подождите... Выпила воды. Села, спрятав лицо, и, с трудом подбирая слова, заговорила:

-- Я ведь знаю, что... вы любите меня... Но... я... Что же мне делать?! Я не виновата... Вы мне очень, очень нравитесь, но... вы такой хороший, милый... Вы очень, очень симпатичный... Но... может быть, мы оба несчастны, одинаково несчастны!.. Я люблю Николая... Да, это случилось...

-- О чем же, Королевна, плакать?.. Я вас ни в чем не обвиняю...

Мне вдруг так жалко сделалось Королевну, что захотелось ее утешить:

-- Не надо плакать, милая Королевна... А главное,-- не о чем. Ведь вы выходите замуж, стало быть, любите друг друга... Нельзя же считаться с тем, что кто-то там еще будет страдать!.. Наконец я вовсе не из тех, которых любовь сводит с ума... Я сумею найти выход... в любви к... родине, Королевна!.. Она будет моей Королевной!..

Королевна притихла. Я ходил по комнате крупными шагами и чувствовал себя так, словно Королевна была маленькая, а я -- большой, обязанный к жертвам в пользу маленькой...

-- Ну, будет... останемся прежними друзьями!.. Кроме вашей дружбы и вашего уважения, мне ничего не надо...

-- Милый вы!..

-- Если вы любите друг друга, то...

-- Но я не знаю... Я его люблю... Я так его люблю, что... Не знаю как!

-- Но как же?.. Вы сказали, что на Фоминой венчаетесь с ним в тюрьме...

-- Да. Это правда... Но это так... Не по-настоящему... Я хочу ехать с ним в Сибирь, поберечь его и... помочь ему убежать с дороги... Ведь таких людей мало!.. А я... На что я нужна?.. Но я... Ах, если бы он любил меня вот так, как вы!.. Мне кажется, что он любит... Иногда кажется, а иногда... Не поймешь его... Неудобно в тюрьме говорить: слушают...

-- Напишите...

-- Но ведь письма читают, а я невеста... Как же писать... Догадаются, что...

Королевна улыбалась и отирала кружевным платочком слезы. А мне было ее жалко и все сильнее хотелось помочь ей чем-нибудь.

-- Посоветуйте, что мне делать!..

Королевна схватила мою руку и подняла на меня умоляющие взоры. Я почувствовал себя отцом, любящим дочь.

-- Бедненькая милая Королевна!.. Вы напишите несколько слов на клочке бумаги и при свидании суньте ему в руку. Попросите ответа...

-- Да, это правда... Надо же мне знать...

-- Только не поздно ли, если ваша свадьба решена уже?..

-- Ах, это все равно!.. Мы все равно обвенчаемся. Я должна это сделать.

-- Ну тогда и узнаете все... любит или нет...

-- Нет, тогда -- поздно... Тогда я уж не решусь сказать ему...

До сих пор помню я тот день, когда решалась судьба Королевны. Помню ее испуганное лицо, ее страх пред неизвестностью, то отчаянную решимость поехать в тюрьму и сейчас же узнать по первому взгляду на жениха, любит или нет... то колебание и стыд, от которого горело пятнами лицо девушки...

-- Не купила конфет... Забыла купить конфет... Как же быть?..

-- Опоздаете, не пустят на свидание...

У Королевны захватило дух. Закрыла лицо и, постояв несколько минут неподвижно, вдруг перекрестилась и решительно и очень быстро пошла на улицу. На прощанье улыбнулась мне с извозчика и скрылась. Я остался ждать в ее комнате. Волновался не меньше Королевны. Время тянулось невыносимо. Мне хотелось счастья для Королевны, но моментами вспыхивала ревность и откуда-то из темных глубин души вылезала туманная бесформенная мысль без слов:

"А вдруг все расстроится, и она будет любить меня?.."

"Вот ерунда!.. Дурак!" -- бранил я себя, отгоняя непрошеную и глупую мысль.

"Ну, скоро ли? Это наконец невыносимо..."

"Едет!.. Нет, проехали мимо... Что за черт?.. Можно подумать, что свидание -- не в тюрьме, а где-нибудь на воле, в парке, в лесу..."

"Едет. Да!"

Выглянул в окно и сразу понял, что больше мне не на что надеяться: Королевна слезала с пролетки так величаво и торжественно, лицо ее было так прекрасно и радостно, жесты так повелительны, что не оставалось никакого сомнения в том, что она любима и счастлива...

Она и так была красива, а теперь ее лицо, озаренное счастьем любви, было неописуемо прекрасно! До сих пор это лицо стоит в моей памяти. Вошла, посмотрела и радостно засмеялась...

Кивнула головой и вдруг кинулась ко мне порывистым движением...

-- Как я счастлива!.. Боже, как я счастлива!..

Я протянул ей руку, а она отстранила ее и крепко меня поцеловала...

-- Королевна!..

-- Я вас люблю после него всех больше... Уверяю вас!..

-- Ну, а зачем же на глазах слезы?

-- От счастия... Теперь я настоящая невеста... Мне хочется петь, плясать, кричать, что он любит меня... Я не знаю... Идем! Идем! Я не могу оставаться в комнате...

-- Куда?

-- Не знаю... Все равно!.. Куда-нибудь!..

Мы вышли на улицу и пошли. Королевна торопилась, я едва поспевал за ней.

-- Куда вы торопитесь?..

-- Не могу...

Хохочет. Я взял ее под руку и стал сдерживать ее торопливость.

-- Ведите меня в комитет!..

-- В комитет? Я этого не могу сделать, Королевна... Я знаю только одного члена комитета, но раскрыть его никому не могу...

-- Даже мне, его невесте?

-- Даже вам!

-- Глупый комитет... у вас! Воображает, что он ближе Николаю, чем я...

-- Конспирация и дисциплина...

-- Наплевать мне на вашу дисциплину!..

Я стал объяснять, почему важна конспирация и дисциплина, и Королевна смирилась. Она повела меня в тихую безлюдную улицу и тихо, поминутно оглядываясь, сообщила, что Николай решил бежать с дороги. Решено, что они повенчаются на Фоминой и поедут вместе, то есть этапным порядком, а при первом удобном случае он бежит с дороги и проберется за границу...

-- А я приеду к нему и... кончено!

-- Едва ли разрешат ехать вместе...

-- Тогда я поеду на ближайшем пароходе, впереди или позади арестантского...

-- Уж лучше впереди, чтобы подготовить почву...

-- Да, пожалуй... Вот по этому делу мне и надо поговорить с комитетом. Ведь надо паспорт...

-- Добудем!..

-- Ах, если бы все это вышло так, как мы мечтаем!..

И Королевна неожиданно заговорила по-французски, не считаясь с тем, что я говорю только на одном русском. Потом вспомнила, что я не понимаю, и махнула рукой, расхохоталась...

Начались хлопоты к венцу и приготовления к побегу. Королевна таки добилась своего: им разрешили повенчаться. Потом она ездила куда-то за деньгами, должно быть, к той сестре, которая посылала ей иногда по сту рублей. Комитет рекомендовал им ехать врозь, дал Королевне несколько шифрованных писем в сибирские города. Паспорт был добыт самый настоящий. На Фоминой Королевна повенчалась в тюрьме с Николаем и получила от него нитку с узелками, которая должна была служить меркою для костюма беглецу. Надо было торопиться, потому что Николая уже погнали по этапу в Нижний, где он будет водворен на первый арестантский пароход в Каму. Только два дня после венца Королевна прожила в нашем городе. Последний день мы с ней бегали по лавкам, покупали дорожные вещи и костюм для Николая. Когда проходили мимо оружейного магазина, Королевна испуганно приостановилась:

-- Чуть-чуть не забыла!.. Зайдем: надо два хороших револьвера.

-- Зачем два?

-- Один себе, а другой -- Николаю. Будут ловить...

-- А вам?

-- На всякий случай...

-- Тогда сделаем так: я сейчас пойду и куплю один, а вы пойдете спустя четверть часа и купите другой...

-- Ах, какой вы умница... Я вас поцеловала бы... Ну, вот деньги: идите и покупайте!..

Купили два револьвера.

-- Теперь все... Завтра утром уезжаю...

-- Поеду провожать...

-- Нет... Лучше приходите вечером ко мне: посидим и поговорим в последний разок...

-- В последний разок!.. Сжалось сердце тоской...

-- Нет уж... Все равно... Надо, Королевна, сразу... Больно мне, милая, тянуть эту... операцию... Прощайте!

-- Ну, зайдите сейчас... На минуту!..

Мы стояли у крыльца друг против друга, и оба были печальны...

-- Зачем?.. Прощайте! Желаю вам много-много счастья!..

-- Когда-нибудь, может быть, увидимся... За границей...

-- Разве это так необходимо?..

-- Тогда... Прощайте!..

-- Прощайте!..

Королевна ушла. Я медленно побрел к своему дому. И когда очутился в своей комнате, такая тоска поползла в мою душу от угрюмых стен и тишины ее, что не было сил бороться. Точно я только сейчас вернулся с кладбища, где оставил все, что привязывало меня к жизни... Чувствуя, что к горлу поднимается судорожная волна отчаяния, я попробовал запеть... И только хуже сделал... Бросился в постель и начал стонать:

-- Королевна!.. Королевна!.. Зачем все так случилось?.. Ведь я люблю тебя, люблю безумно!.. Без тебя я...

На другой день утром пришла горничная из той квартиры, где жила Королевна, и принесла мне сверток.

-- От кого?...

-- Барышня велели вам отнести...

-- Королевна!..

Я выхватил посылку, отдал последний целковый горничной и, спрятавшись в запертой комнате, начал дрожащими руками развертывать бумагу...

-- Что такое?!

Коробка конфет из кондитерской! Перевязана розовой ленточкой. На крышке цветы незабудки!.. Больше ничего!.. Письма не было.

Более месяца прошло, как уехала Королевна. Обещала написать, если все устроится, как они мечтали. Но письма не было. И вдруг телеграмма в газетах: "Вчера ночью, при переправе партии арестантов с парохода на поезд железной дороги, бежал важный политический преступник. Побег, видимо, был подготовлен, бежавший был настигнут в лесу в сопровождении неизвестной женщины, причем при попытке задержать их было оказано вооруженное сопротивление. При перестрелке бежавший преступник успел скрыться, а сопровождавшая его неизвестная женщина убита".

-- Она! Она!.. Моя милая, прекрасная Королевна!-- подсказало мне сердце, и горячей скорбью облилась душа.

"А может быть, не она... Как узнать правду?.. Как узнать? Несли она, то кто мне расскажет о последних минутах этой так ярко и красиво вспыхнувшей и угасшей девичьей любви?.. Некому рассказать..."

Несколько дней я ходил как помешанный по тем улицам и домам, где встречал Королевну. И так невероятна казалась мне смерть Королевны, что иногда я пугался, обманутый призраком сходства проходящих вдали девушек с любимой... Ускоряя шаг, я догонял призрак, и иллюзия исчезала... Нет, не она и совсем непохожа!.. А была какая-то надежда... Почему? Разве мертвые воскресают?.. По ночам я плохо спал: все думал о Королевне и старался нарисовать картину последних минут ее жизни... Как в сказке: ночь, глухой лес, мерцающие в темных дебрях фонари, беглец и королевна из сказок Андерсена... Последняя отчаянная попытка спасти любимого принца, глухой стук выстрелов и тишина... Спит в глухой дебри темного леса прекрасная королевна, и улыбка застыла на ее мраморном лице... Только маленькое алое пятно крови на груди говорит, что не проснется прекрасная лесная королевна и не запоет песни о своем недолгом счастье... Зачем вы наклонились над ней и светом фонаря в прекрасное лицо мешаете ей закрыть глаза и вздохнуть в последний раз?! Каждое утро я с жадностью набрасывался на газеты: быть может, есть какие-нибудь подробности о "неизвестной женщине"... Нет, так и осталась она для людей неизвестной женщиной...

Если бы встретить того человека, за которого она отдала жизнь!.. Он рассказал бы все, все... Справлялся в комитете: об этом человеке ничего не знают. Слонялся по товарищам, которые были знакомы с Королевной, и надоедал им своими разговорами о ней. А те готовились к экзаменам и неохотно слушали мои сумбурные, взбудораженные речи. Это меня оскорбляло, и я уходил, чувствуя безграничное одиночество. Искал у общих знакомых портрет Королевны, -- ни у кого не было портрета... Дома перерыл все ящики и уголки с бумагами и книгами, надеясь найти записку Королевны, написанную ею накануне венца... Нет, не нашел записки!.. И вдруг...

-- Коробка с незабудками!..

Да ведь эту коробку мне прислала Королевна, уезжая навсегда!..

-- Ах, милые святые незабудки!.. Как любила вас моя Королевна!..

Я держал в руках коробку, целовал незабудки, и слезы текли из моих глаз...

-- Незабудки!.. Любимые цветы!..

Ничего не осталось у меня от Королевны, кроме этой коробки с незабудками. Долго, много-много лет, я берег эту коробку из-под конфет: она неразлучно путешествовала со мной из города в город... как святыня, она стояла у меня на столе... Теперь нет ее... Затерялась, не уберег... Зато до сих пор я люблю незабудки и, встречая их на поле, смотрю на них с такой нежностью, как когда-то в юности смотрел на Королевну...

Недавно я прочитал о том, что в одной из каторжных тюрем скончался от чахотки политический арестант Н. К. Тревожно забилось усталое сердце, как яркая молния осветила память кусок далекого прошлого: ведь этот Н. К.-- тот самый человек, за которого отдала жизнь Королевна!..

Не мог уснуть... Все вспоминал это далекое и невозвратное... И захотелось вдруг рассказать вам о Королевне.

ПРИМЕЧАНИЯ

"Королевна". Впервые опубликовано в журнале "Вестник Европы", 1912, No 1. Рассказ вошел в Собрание сочинений "Московского книгоиздательства", т. 12.

Оставить комментарий Чириков Евгений Николаевич (bmn@lib.ru) Год: 1912 Обновлено: 06/11/2020. 38k. Статистика. Рассказ: Проза Рассказы	Скачать FB2 Ваша оценка:

Чириков Евгений Николаевич Королевна

КОРОЛЕВНА

ПРИМЕЧАНИЯ

Чириков Евгений Николаевич
Королевна