-- Хоть бы ты дѣломъ занялся; то табачищемъ дымишь, то на потолокъ плюешь.
-- Когда же вы видѣли, маменька, чтобъ я въ потолокъ плевалъ? Это занятіе безплодное, а я, маменька, существо разумное.
-- Разумное, видишь, существо! Гдѣ ты это разума набрался? Въ какомъ университетѣ?
-- Дайте срокъ, я и безъ университета міръ удивлю.
-- Ты бы лучше пошелъ да отца разбудилъ. Полно ему дрыхнуть.
-- Это возможно! А, впрочемъ, вотъ и папенька -- въ натуральную величину.
-- Слава-то, Господи, выспался! обратилась Анна Власьевна къ медленно входившему старику, смиренно и свѣтло улыбавшемуся.
-- Сейчасъ пріѣхать должны.
-- А? Такъ, такъ, такъ. Радъ, матушка, радъ.
Онъ сѣлъ на диванъ у ногъ Алексаши.
-- Здоровье твое какъ, матушка? Все таково -- ненадежно, а? И, бросивъ бѣглый взглядъ на сына, онъ весело и лукаво подмигнулъ ему, что доставило Алексашѣ, повидимому, неизреченное удовольствій.
-- У маменьки ноги тоскуютъ до чрезвычайности.
-- Такъ, такъ, такъ...
-- Ѣдутъ! крикнулъ вдругъ Алексаша страшнымъ голосомъ. Старичекъ вздрогнулъ. Анна Власьевна слабо вскрикнула и вскочила.
-- Охъ! Даже въ сердцѣ оборвалось. Этакій голосище оглушительный.
Она высунулась въ окно.
-- И вретъ -- никто не ѣдетъ.
-- Стало быть, маменька, это мнѣ почудилось
-- Ну и дуракъ!
-- И правда, Алексаша,-- замѣтилъ Бобылевъ,-- голосъ, у тебя неумѣренный. И маменькѣ при ихъ слабой комплекціи...
И онъ опять лукаво подмигнулъ сыну
-- Маменька, и она теперь, надо думать, красоткой стала, Валентнна Ниловна. И что только никто ее замужъ не взялъ?
-- Ну, какъ же ты не дуракъ? Она семерымъ отказала. И отецъ уговаривалъ, и тетки -- нѣтъ, да и нѣтъ! Да и что ей торопиться? Ей и двадцати четырехъ нѣтъ.
-- Дѣвица, стало быть, въ самомъ соку.
-- Какъ ты выражаешься! И вотъ что это, Алексаша; не называй ты меня при нихъ маменькой -- все-таки, знаешь, они изъ Петербурга, а тамъ этакъ не говорятъ. Зови меня maman.
-- Ну, все же, тамъ хватить,-- тутъ урветъ... въ трехъ банкахъ числится или обществахъ какихъ... но знаю въ точности. Тысячъ до семи въ годъ наберетъ -- и ихъ-то двое.-- Старичокъ наклонился къ сыну и прибавилъ испуганнымъ шопотомъ: -- аферистъ! пустой человѣкъ!
-- Къ намъ-то они по надолго?
-- На три дня, братецъ... либо на четыре -- какъ билетъ позволитъ. Нилушка писалъ, что у нихъ прямого сообщенія. Торопятся. Въ Крымъ уже и женишки наѣхали... Хи-хи-хи! Да, кстати, продолжалъ Бобылевъ, мгновенно сдѣлавшись серьезнымъ,-- ты, Алексаша, достань мнѣ у мамоньки рублей пять. Либо изъ своихъ.
-- Для машины?
-- Винтики, винтики ей нужны,-- заговорилъ Бобылевъ одушевленно.-- Винтики, проволоки, гайки... Я Трофима въ городъ пошлю -- онъ привезетъ.
Жестикулируя и захлебываясь, онъ сталъ несвязно выяснять цѣль новыхъ приспособленій, благодаря которымъ опасность тренія маятника уничтожится и perpetuum mobile будетъ достигнуто. Алексаша, не вслушиваясь, смотрѣлъ на старика съ улыбкой,
-- Такъ пять рублей достаточно для вашей славы?
-- Да, да, да... Видишь можетъ быть, это пустякъ... но ежели... Только мамахонъ ни слова,-- понимаетъ?
-- Ну, натурально! Ахъ, папанъ, папанъ -- большой ты фантазеръ!
-- Ну ладно, ладно, ладно... Ты вотъ потомъ... ты самъ потомъ скажешь... А? Что? Какъ будто ѣдутъ?
Алексаша прислушался.
-- И то ѣдутъ.
Онъ вскочилъ съ дивана и подошелъ къ окну.
-- О, уже они тутъ какъ тутъ,-- говорилъ онъ, выглядывая изъ окна. Во дворъ въѣзжаютъ. Нилъ Нилычъ сіяетъ какъ мѣдный грошъ, а прелестная Валентина мрачна, какъ принцесса, полоненная варварами.
-- Знаешь, Алексаша,-- прошепталъ Бобылевъ таинственно, знаешь, что я тебѣ скажу: Намъ нужно ихъ встрѣтитъ, а то мамахенъ опять задастъ намъ фоферу.
Алексаша кивнулъ головой, поправилъ галстухъ, пригладилъ волосы, и они быстро вышли изъ комнаты.
II.
Въ одиннадцатомъ часу Бобылевы и Нилъ Ниловичъ съ дочерью сидѣли уже за ужиномъ. Валентина Ниловна -- худощавая блондинка съ длинною пепельною косою, зеленоватыми глазами и тонкими блѣдными губами, съ скучающимъ видомъ поглядывала по сторонамъ, но вслушиваясь въ многословные и оживленные разсказы отца -- краснощекаго, жизнерадостнаго и толстенькаго человѣчка, съ хитрыми глазками и широкой улыбкой. Онъ и ѣлъ съ аппетитомъ, и пилъ съ жадностью, и говорилъ, говорилъ, говорилъ... Когда онъ обращался къ Бобылову, старичекъ, чувствовавшій на себѣ испытующій взглядъ жены, смущался и бормоталъ съ заискивающей улыбкой: такъ, такъ, такъ... Алексаша молчалъ, не спуская глазъ съ Валентины Ниловны, и пилъ красное вино стаканъ за стаканомъ.
Послѣ ужина пошли въ садъ -- большой и запущенный. Звѣзды уже блеснули на томно-сѣромъ фонѣ безоблачнаго неба, пророчившаго на завтра знойный день. Легкій вѣтеръ, приносившій съ луга залахъ свѣжаго сѣна, мягко шелестѣлъ дремавшими листьями старыхъ липъ и тополей.
-- Какъ хорошо,-- заговорила Валентина вполголоса,-- какъ давно не видѣла и этого. Вѣдь я съ дѣтства не была въ деревнѣ.
-- Ну, вы не долго восторгались бы деревней,-- замѣтилъ Алексаша. Онъ съ удовольствіемъ чувствовалъ, что, благодаря красному вину, всякое смущеніе прошло, и онъ, какъ всегда, могъ держать себя развязно.
Она, прищурившись, взглянула на него,
-- Отчего?
-- Ну, потому, что это не Петербургъ, не Ницца, не Крымъ.
-- О, я очень равнодушна и къ Петербургу и къ Ниццѣ. Крыма я не знаю. Что это, сторожъ?-- спросила она, услышавъ мягкій и частый стукъ, доносящійся издали,
-- Оно и видно, кузина, что вы не знаете деревни; это -- аистъ. Онъ стучитъ клювомъ, съ и a итого позволенія.
-- Аистъ! Я, кажется, никогда но видала аиста. Да! отчего -- кузина?
-- Потому что троюродная племянница было бы слишкомъ длинно. Можетъ быть, вамъ непріятно?
-- О, мнѣ рѣшительно все равно. Кстати, что вы изъ себя изображаете?
-- Молодого человѣка пріятной наружности.
-- И больше ничего?-- спросила она, вглядываясь въ него близорукими глазами, словно желая провѣрить его отзывъ о собственной внѣшности.
-- Пока ничего.
-- А современемъ?
-- Современемъ много. Я мечтаю о славѣ, которая раскрыла бы мнѣ двери вашего салона.
-- А у васъ какіе таланты?
-- Пока никакихъ. Писалъ стихи, но впрочемъ, бросилъ. А въ вашемъ салонѣ какимъ дарованіямъ отдаютъ предпочтеніе?
-- У меня нѣтъ салона. Впрочемъ, собираются иногда литераторы, художники. Папа со всѣмъ міромъ знакомъ.
-- А у васъ какой талантъ?
-- Я рисую.
-- Хорошо?
-- Недурно.
-- Скромность есть украшеніе добродѣтели.
Валентина не отвѣчала. Они шли быстро, и Бобылевы съ Ниломъ Ниловичемъ давно отстали отъ нихъ.
-- Завтра вы произведете смотръ, кузина.
Она вопросительно взглянула на него.
-- Завтра воскресенье и къ намъ съѣзжаются ближайшіе сосѣди. Такъ заведено искони. Наша семья издревле славится гостепріимствомъ. А вамъ мой папанъ понравился?
-- Папанъ?
-- Я такъ съ нынѣшняго дня отца на зываю. Мнѣ маменька настрого приказала, чтобы по случаю вашего пріѣзда ее "маманъ" называлъ. Ну, такъ я вотъ его... Онъ хорошій старикъ, ничего, хоть и съ придурью.
-- Оригинальный отзывъ объ отцѣ. Съ какою же придурью?
-- Perpetuum mobile изобрѣтаетъ.
-- А! Ну, а maman?
-- Маманъ не столь симпатична. Если вы хотите ей понравиться...
-- О, я не стремлюсь къ этому.
-- Ну, а если вдругъ застремитесь -- такъ пособолѣзнуйте ей объ ея здоровьи.
-- Она больна?
-- Здорова, какъ быкъ. Но обожаетъ, когда ее считаютъ больною.
-- Однако, кузенъ, вы изъ стремленія къоригинальности не слишкомъ выбираете выраженія.
-- Вы очень скучаете тутъ.
-- До чрезвычайности.
-- Осенью въ Петербургъ?
-- Какъ это вы угадали? Да, собираюсь, если подготовлюсь къ экзамену. Хочу прямо на третій курсъ института инженеровъ махнуть. Не знаю только, допускается ли это.
-- А я еще меньше. Ну пора и домой. Я устала.
Они пошли назадъ. За ними двинулись и старшіе. Бобылевъ очень обрадовался окончанію прогулки. Супруга его дѣлала видъ, что очень утомилась, но Нилъ Ниловичъ не замѣчалъ этого.
-- О, биржевая игра имѣетъ свои тайны,-- говорилъ онъ вдохновенно. Тутъ нуженъ особый нюхъ, талантъ нуженъ,-- иначе въ нихъ и не проникнешь. Да вотъ Зейбицъ -- такъ себѣ жидокъ -- а у него теперь шестьсотъ тысячъ. И будь у меня время, у меня было бы милліонъ! Да, да, не возражайте,-- еще оживленнѣе заговорилъ онъ, хотя никто и не думалъ возражать -- да врядъ Бобылевы и слушали его. -- Нѣтъ, не спорьте, милліонъ, не больше и не меньше. Но... нѣтъ времени! я въ семи обществахъ. День разъѣзды, ночь работаю...
-- Папа, домой!-- устало и капризно напомнила Валентина, видя, что онъ свернулъ съ главной дорожки, ведущей къ дому.
Бобылевъ вздрогнулъ, улыбнулся и закивалъ головою, такъ, такъ, такъ...
Скоро всѣ разошлись по своимъ комнатамъ, и всюду воцарилось молчаніе. Только аисты будили изрѣдка тишину своимъ мягкимъ стукомъ.
III.
Гости начали съѣзжаться рано. Уже къ завтраку пріѣхалъ земскій докторъ Хомяковъ -- мужчина атлетической внѣшности, въ очкахъ, хмурый, застѣнчивый и молчаливый,-- съ братомъ, товарищемъ Алексаши по гимназіи, нынѣ студентомъ-естественникомъ, крѣпкимъ широкоплечимъ молодымъ человѣкомъ съ грубыми чертами лица, громадной бородой, кроткими голубыми глазами и конфузливой улыбкой; потомъ пріѣхала г-жа Нулина -- полная дама съ дочкой -- краснощекой провинціалочкой съ нарочито наивными глазами и вздернутымъ носомъ -- и ближайшій сосѣдъ Кобылкинъ, богатый землевладѣлецъ, бывшій кабатчикъ, добродушный субъектъ лѣтъ сорока, съ краснымъ лицомъ и подслѣповатыми хитрыми глазками.
Бобылевъ встрѣчалъ гостей восторженно, Анна Власьевна -- благосклонно,
Алексаша -- небрежно. Впрочемъ, съ Кобылкинымь онъ поздоровался не безъ почтительности. Нилъ Ниловичъ быстро перезнакомился со всѣми и былъ очень милъ. Особенно нѣжно поглядывалъ на землевладѣльца изъ кабатчиковъ; онъ узналъ уже, что у того одинъ заводъ даетъ сорокъ тысячъ чистаго дохода. Въ свою очередь, и Кобылкинъ, наслушавшись разсказовъ Нила Нилыча объ его петербургскихъ связяхъ, разсказовъ отчасти фантастическихъ -- посматривалъ, на него весьма благосклонно. Дѣвица Нулина, узнавъ, что Валентина пріѣхала изъ Петербурга, что у нея тамъ -- салонъ, съ литераторами и художниками, и что она сама рисуетъ -- и превосходно рисуетъ, по словамъ Нила Ниловича,-- мгновенно заобожала молодую дѣвушку и прилипла къ ней, какъ выразился потомъ Алексаша.
-- Ну что, Хомякъ, какова у меня кузина?
Студентъ промычалъ что-то неопредѣленное.
-- То-то, братъ! Смотри, не втюрься. Папенька ея намекалъ уже, что на нее кто ни взглянетъ, тотъ и зачахнетъ отъ любви. Папенька сей, правда, великій враль -- что только онъ о своей близости къ министрамъ говорилъ!-- ну, а все-жъ, какъ хочешь...
-- Я отъ сентиментальностей застрахованъ,-- прибавилъ Хомяковъ, стараясь придать лицу свирѣпое выраженіе.-- И ничего я въ ней не вижу!
-- Да, строго разсуждая,-- натурально... Но есть въ ней что-то... ядовитое. На другихъ не похожа. Другія -- этакія, понимаешь, красныя, густыя -- а она -- чужая и того... Тьфу ты, выразить не могу.
-- Задекадентствовалъ.
Сѣли завтракать. Бобылевы дѣйствительно -- не смотря на ограниченность средствъ -- отличались большимъ хлѣбосольствомъ. Завтракъ былъ обильный и хороша приготовленный. Алексаша, больше пившій, чѣмъ ѣвшій, наблюдалъ за Валентиной. Сегодня она была оживленнѣе и очень мило шутила со своими сосѣдями -- студентомъ и обожавшей ее дѣвицей Нулиной. Хомяковъ морщился, чтобы скрыть смущеніе, но она такъ просто и искусно навела его на разговоръ о его спеціальности, что он -- неожиданно для сардонически улыбавшагося Алексаши -- вдругъ заговорилъ горячо и безсвязно. Она слушала его съ загадочной полуулыбкой, отпивая маленькими глотками мадеру. Пулина смотрѣла на нее испуганно-восторженными глазами и иногда шептала ей что-то, вызывавшее улыбку на блѣдныя губы Валентины.
Vis-à-vis сидѣлъ Кобылкинъ, рядомъ съ Ниломъ Ниловичемъ, разсказывавшимъ что-то съ значительнымъ видомъ Бывшій кабатчикъ благосклонно внималъ ему, кушая съ аппетитомъ и не безъ пріятности поглядывая на Валентину Ниловну.-- Н-да, конешно, за говорилъ онъ, когда сосѣдъ его, замолчавъ, самъ занялся кулебякой.-- Конешно же, у кого свободныя суммы, то предпріятія найдутся. Но тоже большія тыщи бросить въ дѣло, а тамъ, либо барыша ждать, либо нѣтъ -- весьма затруднительно. Ну вотъ мы, люди маленькіе, и держимъ деньгу въ землѣ, да въ заводѣ.
-- Э, не то, не то! Я о себѣ скажу: я врагъ всякихъ этакихъ воздушныхъ замковъ. Да вотъ -- недалеко ходить -- на прошлой недѣлѣ просили у меня... и вѣдь незначительную сумму -- четырнадцать тысячъ. Вѣрите ли -- пятьдесятъ процентовъ барыша сулили. И что-же? Я отказалъ. Да, да, наотрѣзъ отказалъ, повторилъ Нилъ Ниловичъ съ такой искренностью, что самъ мгновенно повѣрилъ своему разсказу.
-- Тэкъ-съ.
-- Но вѣдь тутъ... тутъ какъ дважды два. А, впрочемъ, мы какъ-нибудь современемъ. Господа! предлагаю тостъ за любезныхъ хозяевъ.
Онъ потянулся черезъ столъ, взялъ ручку Анны Власьевны, кушавшей съ великою жадностью, и звучно поцѣловалъ ее.-- Ну, здоровьице какъ нынче? Полегчало, а?-- обратился онъ къ ной съ родственной фамильярностью.
Анна Власьевна сообщила своему розовому лицу страдальческое выраженіе и улыбнулась.
-- Какъ будто лучше. Вотъ,-- продолжала она, указывая съ томной улыбкой на остатки кулебяки,-- вотъ даже аппетитъ кое-какой есть.
-- Ну, слава Богу, слава Богу!
Бобылевъ, лукаво взглянувъ ка Алексашу, замѣтилъ вполголоса:
-- Матушка, при твоей комплекціи... хорошо ли кулебяку кушать? Вы, докторъ, какъ того... какъ насчетъ этого, а?
Докторъ, сконфуженный тѣмъ, что всѣ взглянули на него, густо покраснѣлъ и, проглотивъ рюмку мадеры, забормоталъ: -- Да, ежели въ излишествѣ... Но впрочемъ... К-ха, к-ха...
Онъ притворно закашлялъ, быстро налилъ себѣ мадеры и опять выпилъ рюмку залпомъ.
Онъ покраснѣлъ, нахмурился и неловко округлилъ правый локоть. Она, улыбаясь, взяла его подъ руку.
-- У васъ и прудъ есть? И лодка? Ахъ, какъ хорошо! Я хочу кататься. Какъ это я вчера не замѣтила, что прудъ?
Дѣвица Нулина радостно взвизгнула.
-- Мы съ вашего позволенія въ сю сторону не ходили,-- замѣтилъ Алексаша, съ великимъ удовольствіемъ поглядывая на смущеннаго Хомякова.
Сѣли въ лодку. Гребъ Алексаша. Валентина, прислонившись къ кормѣ, cмoтрѣла въ небо. Хомяковъ усиленно курилъ и изрѣдка поглядывалъ на нее смущенно и мрачно. Пулина взвизгивала при каждомъ колебаніи лодки. Разговоръ не клеился.
-- Что-жъ вы молчите? Разскажите что-нибудь,-- обратилась Валентина Ниловна къ студенту. Тотъ вспыхнулъ и еще больше нахмурился,
-- Я не мастеръ, вотъ Саша можетъ.
-- Онъ вечеромъ разскажетъ про звѣзды,-- замѣтилъ Алексаша.
-- Про звѣзды? Отчего про звѣзды?
-- Онъ звѣздочетъ. Всякую крупинку на небѣ знаетъ.
-- Вы занимаетесь астрономіей?
-- Между прочимъ. Моя спеціальность химіи -- я вѣдь не чистый математикъ, а естественникъ. А въ астрономіи я диллетантъ.
-- Вечеромъ вы мнѣ разскажете о звѣздахъ, повелительно сказала Валентина.-- Ахъ, какъ хорошо,-- воскликнула она, щурясь и всматриваясь въ даль.
Всѣ оглянулись.
-- Гдѣ? Что хорошо? спросила mademoiselle Пулина.
-- Облака. Вонъ замокъ... тамъ вершины снѣжныя, а вонъ профиль великана. Когда вглядишься, такъ жалко возвращаться на землю. А звѣзды я не люблю; онѣ -- страшныя...
-- Чѣмъ же онѣ васъ напугали, кузина?
Хомяковъ и Пулина недовольно покосились на него. Но Валентина не слышала вопроса и продолжала говорить вполголоса, ни къ кому не обращаясь:
-- Онѣ страшныя. потому что такія огромныя и такія далекія. Тысячи лѣтъ идетъ свѣтъ отъ нихъ... Свѣтъ изъ другой вселенной... Вамъ не жутко думать объ этомъ?-- обернулась она неожиданно къ Хомякову.
-- Да... иногда, можетъ быть... Нѣтъ, я радъ, когда смотрю на нихъ и думаю о нихъ. Я радъ, что разумъ нашъ... т. е. не нашъ, а вообще человѣческій... Словомъ, что онъ постигъ вѣчные законы движенія планетъ, разстоянія... величины. Такъ что выходитъ... какъ бы сказать? Выходитъ...
-- Что мой разумъ постичь этого не можетъ, любезнѣйшая Большая Медвѣдица.
-- Не придирайтесь, кузенъ. Мысль ваша мнѣ совершенно ясна,-- опять обратилась она къ Хомякову. Но... но все-таки человѣкъ порядочное ничтожество. И было-бы еще ничтожнѣе, если бы у него не было безсознательнаго и смутнаго стремленія къ инымъ таинственнымъ мірамъ. Впрочемъ, не у всѣхъ есть такое стремленіе,-- прибавила она, улыбнувшись. Вотъ у прозаическаго кузена моего, кажется, преобладаетъ стремленіе ко всему земному.
-- Домой -- такъ домой! И я предлагаю партію въ крокетъ. Насъ какъ разъ четверо,-- замѣтилъ онъ, взглянувъ на Валентину.
-- Крокетъ? Отлично,-- рѣшила она Я отвратительно играю, но это все равно.
Къ дому она шла подъ руку съ Алексашей.
-- Какъ зовутъ вашего друга?
-- Хомякъ, Большая Медвѣдица, Кассіопея, звѣздочетъ...
-- Нѣтъ, серьезно?
-- Михаилъ Ивановъ.
-- Онъ -- милый. Я люблю дикихъ.
-- Приручать любите? А какъ вамъ нашъ богатѣй понравился, Кобылкинъ?
-- Этотъ -- съ разноцвѣтнымъ лицомъ и зелеными зубами? Довольно противнымъ,
-- Это у насъ первый нумеръ. Въ свое время много ему повезло и теперь у него около милліона. Впрочемъ, онъ милый добрый.
-- А Богъ съ нимъ! Ну что-же, ставьте крокетъ.
Кобылкинъ и Нилъ Ниловичъ, сидѣвшіе на балконѣ -- докторъ уѣхалъ послѣ завтрака -- и потягивавшіе кофе съ коньякомъ, умоляли принять ихъ въ игру. Оба были красны и очень оживлены -- результатъ "упоенія" какъ объяснилъ Алексаша. Бобылевъ, дремавшій около тучной madame Пулиной, тоже изъявилъ желаніе играть; Анна Власьевна грозно посмотрѣла на него, и онъ мгновенно стушевался, а увидѣвъ, что супруга его заговорила съ Пулиной -- тихо всталъ, отошелъ въ сторону, а потомъ и совсѣмъ скрылся въ комнату, къ великому, хотя и недовершенному изобрѣтенію.
V.
Игра шла оживленно, Валентина, Кобылкинъ и m-lle Пулина были въ одной партіи, остальные въ другой. Алексаша блисталъ своимъ искусствомъ, остальные играли довольно ровно, только Нилу Ниловичу ни одинъ шаръ по удавался. Онъ задумывалъ сложнѣйшія комбинаціи, горячился, намѣчалъ для крокированія шары недосягаемые,-- а въ результатѣ сидѣлъ еще на вторыхъ воротахъ, когда всѣ шли обратно, а Алексаша былъ уже разбойникомъ.
-- Погодите!-- кричалъ онъ, красный, цѣлясь въ чужого шара, стоявшаго ни позиціи саженъ за шесть отъ собственнаго -- погодите. Мнѣ стоитъ войти въ ударъ, и я... Лѣтъ пять назадъ я первымъ игрокомъ въ крокетъ былъ. Въ Англіи взялъ однажды призъ. Ну что, какъ? Промахъ?
-- О, маленькій, замѣчалъ Алексаша:-- всего на аршинъ мимо.
Кобылкинъ игралъ тихо, аккуратно и подвигался довольно быстро, не отставая отъ Валентины. Она мило улыбалась ему за всякій хорошій ударъ -- и онъ весело подмигивалъ, приговаривая:-- "а вотъ теперь мы, стало быть, съ энтаго шара... Во! Въ правую щеку аккуратъ!"
-- Съ вашимъ папенькой обо всемъ переговорили,-- замѣтилъ онъ Валентинѣ, выжидая своей очереди. Оченно пріятное знакомство! Папенька вашъ на удивленье человѣкъ! И то, и се, и прочее -- все постигъ,-- говорилъ онъ, хитро подмигивая и оглядывая молодую дѣвушку маслеными глазками.
Она улыбалась.
-- А вы папѣ понравились?
-- Чего-съ? О, и надсмѣшница же вы. Гдѣ ужъ намъ. Папенька вашъ -- орелъ: онъ и туда и сюда... а мы что-жъ? Мы какъ дятелъ: все въ одно мѣсто долбимъ.
-- И надолбили милліонъ?
Онъ испуганно и серьезно взглянулъ ей въ глаза, потомъ усмѣхнулся.
-- Э-эхъ, барышня! Шутите вы все! Впрямь вы какъ... вотъ и забылъ, какъ это прозывается... Сильфида. Во! Эхъ, боюсь проситъ только,-- а пожаловали-бы вы съ папенькой въ мое монрепо, я бы и лошадокъ прислалъ сюды -- и такой бы пиръ устроилъ...
-- Вамъ играть,-- строго сказала Валентина и отошла.
-- Что напѣвалъ вамъ этотъ ловеласъ?-- спросилъ Алексаша, подходя и отирая платкомъ раскраснѣвшееся лицо.
-- Онъ меня сильфидой назвалъ. Но Боже, какъ онъ противенъ!
-- Сильфидой. Се тенатанъ, какъ говоритъ маманъ. Сильфида. Нѣтъ, это, правда, хорошо. Въ васъ есть именно что-то...
-- Я -- разбойникъ,-- пробасилъ Хомяковъ.
-- Значитъ одинъ Нилъ Нилычъ слегка запоздалъ у насъ, замѣтилъ Алексаша.-- Вамъ вторыя?
-- Мнѣ? Да, но... погодите. Я сейчасъ -- мнѣ только въ ударъ войти. Бацъ! Что, мимо? Ну значитъ кривой молотокъ. Валя, дай мнѣ свой!-- О чемъ это ты съ Кобылкинымъ бесѣдовала, а? О, знаю, ты и его погубить рѣшила, безчувственная,-- шепнулъ онъ дочери, обмѣниваясь молотками.
-- Къ себѣ въ имѣніе звалъ насъ.
-- О! Но ты какъ хочешь, а я поѣду. Онъ человѣкъ нужный, а у меня такой планъ созрѣлъ -- ахъ! Пальчики оближешь.
Валентина насмѣшливо посмотрѣла на него.
-- Не дастъ,-- сказала она,
-- Чего? Чего не дастъ?
-- Да денегъ не дастъ. Вѣдь вы же не прочь занять?
-- Дерзкая дѣвчонка,-- полусерьезно шепнулъ онъ и отошелъ.
Партія Валентины преуспѣвала. Противники не могли уже надѣяться на выигрышъ, благодаря глубокомысленнымъ комбинаціямъ Нила Ниловича, все еще сидѣвшимъ на вторыхъ воротахъ. Наконецъ, и Хомяковъ, болѣе другихъ отставшій, стукнулся о палку -- и игра была закончена.
Къ обѣду пріѣхали новые гости -- два артиллериста изъ ближайшаго мѣстечка, гдѣ стояла ихъ батарея, и исправникъ, одинъ изъ офицеровъ -- высокій и застѣнчивый капитанъ Подронниковъ, немедленно послѣ обѣда усѣлся за карты -- вмѣстѣ съ Ниломъ Ниловичемъ, Кобылкинымъ и самимъ Голубевымъ,-- а другой, молодой поручикъ Сузиковъ, франтоватый, съ печатью разочарованія на лицѣ и томностью по взглядѣ маленькихъ свѣтлыхъ глазъ, присоединился къ сидѣвшей на террасѣ молодежи; Хомяковъ съ неудовольствіемъ покосился на него, дѣвица Пулина радостно вспыхнула, а Алексаша расцвѣлъ.
-- Знаете, кузина, мосье Сузиковъ -- поэтъ! О, и распрезамѣчательный! Отчасти въ декадентскомъ стилѣ.
-- Помилуйте, осклабился поручикъ,-- Александръ Геннадіевичъ шутить. Я пишу -- но для себя, исключительно, -- какъ говорится, только для души. Впрочемъ, нѣсколько вещицъ было напечатано.-- прибавилъ онъ небрежно
-- Не всѣ любятъ стихи. И притомъ вы какъ будто... э-э... слишкомъ къ этому шутливо относитесь. То-есть, какъ бы съ насмѣшкою. Хотя,-- прибавилъ онъ, прибавилъ,-- я не далъ, кажется, повода.
Алексаша придалъ лицу торжественное выраженіе.
-- Можете-ли вы думать! Вы знаете, что я поклонникъ вашей музы. Поэма "Въ кустахъ сирени" производитъ гигантское впечатлѣніе. А эта баллада изъ рыцарской жизни! Какая сила!
Лишь посеребрила стѣны башенъ,
Сіянье луннаго луча,
Явился онъ -- и дикъ и страшенъ,
И загремѣлъ ударъ меча!
-- Вотъ! Даже наизусть помню!
-- Ну это юношеское произведеніе,-- замѣтилъ Сузиковъ, покосившись на Валентину. Она смотрѣла на него съ улыбкою.
-- А изъ болѣе зрѣлаго -- ничего не прочтете?
-- А вы любите стихи?
-- Хорошіе -- очень.
-- Но ихъ такъ мало. Вотъ Александръ Геннадіевичъ сказалъ о силѣ; этого элемента очень мало у нашихъ поэтовъ, если не считать двухъ-трехъ.-- Сузиковъ помолчалъ, потомъ прибавилъ, смѣясь; -- капитанъ Подронниковъ находитъ, что въ моей балладѣ есть что-то лермонтовское. Но я понимаю, что это онъ по товарищески.
-- Отчего-же,-- сказала Валентина, прищурившись и не глядя на Сузикова -- Самъ авторъ не судья. Я дѣйствительно вижу силу въ этой строфѣ: "и дикъ, и страшенъ"... "и загремѣлъ ударъ меча".-- Она замолчала, продолжая смотрѣть вдаль, сохраняя серьезное выраженіе лица, и только кончики губъ ея дрогну ли едва замѣтно.
Сузиковъ расцвѣлъ, крякнулъ и придалъ взгляду мечтательное выраженіе. Радостно вспыхнула и дѣвица Пулина.
-- Ваша похвала особенно цѣнна,-- галантно замѣтилъ поэтъ.-- Мнѣ Александръ Геннадіевичъ говорилъ о вашемъ личномъ знакомствѣ съ нашею "солью земли"... Я разумѣю писателей и артистовъ. Да вы и сами...
-- О моихъ талантахъ, надѣюсь, кузенъ ничего не разсказывалъ вамъ? И хорошо сдѣлалъ: въ области искусства онъ, повидимому, совершеннѣйшій профанъ.
-- Га! Никто не знаетъ, сколько дивныхъ поэтическихъ созданій сохранено здѣсь!-- Алексаша ударилъ себя кулакомъ въ грудь.-- Вотъ почтенная Кассіопея можете засвидѣтельствовать.
-- Да, я читалъ кое-что. Не помню, впрочемъ, теперь,-- замѣтилъ Xомяковъ.
Сузиковъ слушалъ съ снисходительной улыбкой.
-- А нынче перестали писать? Убоялися премудрости? О, если-бъ всѣ умѣли во время переставать. Я читалъ современныхъ поэтовъ; такъ иногда кое-что какъ будто блеснетъ... но рѣдко! Очень рѣдко. Впрочемъ, я вообще строгъ. Я признаю только Лермонтова и отчасти Пушкина...
-- Вы дѣйствительно строги,-- улыбнулась Валентина.
-- Я не всѣ стихи понимаю. А тѣ, которые понимаю, очень люблю. И, кажется, больше всѣхъ изъ второстепенныхъ -- Тютчева.
Валентина оживленно взглянула на него. Сузиковъ фыркнулъ.
-- Правда, Тютчева? Только зачѣмъ вы называете его второстепеннымъ? Въ вершинахъ творчества всѣ большіе таланты равны. А Тютчевъ, громадная величина. Ну довольно о поэзіи,-- закончила она.
-- Да, довольно,-- поддержалъ Сузиковъ, огорченный, что его не заставили прочитать его поэму, и смущенный тѣмъ, что, какъ оказалось, фыркнулъ не вовремя.
-- Я васъ оставлю теперь?-- сказала Валентина, поднимаясь,-- мнѣ нужно написать шесть писемъ, вотъ что значить жить въ Петербургѣ.
Она мило улыбнулась всѣмъ, кивнула и вышла.
VI.
Нѣсколько минуть всѣ молчали.
-- Возвышенная натура!-- сказалъ, наконецъ, Сузиковъ.-- И тонкая нервная организація,-- прибавилъ онъ ни съ того ни съ сего.
-- Ахъ, она прелесть, прелесть! воскликнула дѣвица Пулина.
Хомяковъ злобно покосился на нихъ и промолчалъ.
-- Н-да, дѣвица незаурядная...-- замѣтилъ Алексаша.-- И есть въ ней что-то этакое магнитическое. Ну словомъ, я понимаю, почему она такой демонскій успѣхъ имѣетъ.