Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
Том II.
М., ОГИЗ ГИХЛ, 1947
Очерки сибиряка. I. Девичий сон на Новый год. Быль из времен давно-прошедших. СПБ. 1856.
Прочитав на заглавном листке: "Очерки сибиряка" и зная давнишнюю скромность русских сочинителей, которые нередко целые трактаты называют: очерками, абрисами, этюдами и т. д., мы, признаемся, заранее ожидали извлечь из "Очерков" множество любопытных заметок о Сибири. Что-то нам расскажет почтенный сибиряк об этой стране, где все так ново, оригинально, где (не говоря уж об этнографических особенностях) и толстый золотопромышленник, и поручик сибирской гарнизонной стражи, и станционный смотритель,-- все имеет свою особенную физиономию, говорит другим языком и с увлечением толкует о звериных шкурах,-- что-то нам расскажет наш почтенный сибиряк?
Так думали мы, прочитав заманчивое заглавие: "Очерки сибиряка". Каково же было наше изумление, когда, перебросив заглавный лист, на другом листе мы прочитали другое заглавие: "Девичий сон на Новый год, в стихах". Не может быть! Вероятно, девические сны сибирских барышень представляют что-нибудь особенное, вероятно, им снится не то, что другим барышням, и уж недаром автор прибавил: быль из времен давно-прошедших. Видно, он выкопал какую-нибудь сибирскую легенду!
Прочитав всю книжку, писанную дешевенькими стихами, в роде тех, какими обыкновенно пишут благовоспитанные дети в день именин своих мамаш и крестных батюшек, с наивной откровенностью пролепетав: для вас -- взошел я на Парнас,-- мы не нашли подобной откровенности в неизвестном сибиряке. Г. сибиряк описывает вместо Сибири княжну, описывает львицу модного света (вот тебе и быль из давно-прошедших времен!), раскладывающую накануне Нового года мостик из прутиков. Эти прутики -- эмблема мирных женских добродетелей; мостик -- лестница, ведущая княжну в объятия милого человека в блестящей каске и в больших замшевых перчатках. А княжна-то, если б вы знали, красавица какая! Господи, как она хороша! настоящий рафинад, как говорит гоголевская сваха. Посудите сами:
Груди лебедя, белей
Белой пены океана!
Гордо в зеркало глядясь,
Красоте своей дивясь,
Ждет княжна любимца-друга;
Скоро ль он за ней придет,
Ручку белую возьмет.
Скажет: "ты моя супруга!"
Таков портрет княжны. Сердце у ней необыкновенно мягкое. Как она перетрусилась, когда ей приснилось, что какое-то чудовище с гусарской саблей кинулось на ее любимца-друга, как пронзительно вскрикнула бедная княжна:
"Няньки, мамки, защищайте,
Жениха скорей спасайте...
Он изрубит!" (Стр. 12.)
Как? изрубит! любимца-друга, ротмистра Юлия изрубит! Какой вздор, княжна! разве можно изрубить, изгнать ротмистра Юлия из вашего сердца и из русской литературы? Успокойтесь! еще придется вам не раз слышать и читать подобные разговоры:
"Ротмистр Юлий!.." -- Ах, вы живы!--
И огнем красноречивым
Мигом вспыхнула княжна.
"Как! вы знаете? так скоро!
Кто сказал вам?.." -- Я!.. мне!.. нет!..
Робкий был ее ответ.
Охватив горящим взором,
Юлий сел поближе к ней.
"Что же значат восклицанья?.." --
Так, оставьте без вниманья...
Расскажите поскорей,
Что случилось? -- И мгновенно.
Точно жемчуг драгоценный,
Слезы пали из очей.
"Боже! слезы!.." -- Говорите!.. --
"Вы бледны так!!.." -- Не томите!..
Каков ротмистр Юлий? Ну, не злодей ли он, посудите сами! И за что этак морочить бедных русских барышень, которые, в простоте своей, ничего возвышеннее не знают их возвышенного русского слога. О, милый марлинизм, давно отживший, но еще не окончательно похороненный в нашей литературе задних рядов! о, великолепная шумиха слов, фонтаном бьющая из красноречивых уст ротмистра Юлия! Один только он, ротмистр Юлий, решится произнести подобные гремучие, хвастливые фразы, объясняясь в любви этой добренькой княжне, от восторга даже развесившей уши:
Да и как, в самом деле, не обожать ротмистра, который, покрутив ус, так выразился насчет ее взгляда:
Не сжигая -- жжете им!
И даже что еще выдумал:
Звукам речи задушевной,
То отрадной, то смятенной,
Потрясаете в груди
Струны лучшие мои!
Очень интересно знать, какие там лучшие струны в груди этого ротмистра Юлия, и точно ли есть там подобные струны... Сомнительно! не верьте, княжна! Хотите знать, что за человек ваш ротмистр Юлий. Пустой малый, благонамеренный труп старых романов, лицо, ныне не существующее, ротмистр с медным лбом, ни одной дельной книжки не прочитавший на своем веку, не имевший даже времени рассмотреть хорошенько хоть один план знаменитого сражения, считающий военную науку вздором, ничего не слышавший о маршале Конде, о Тюрене, о принце Евгении, понаслышке знающий великого Суворова, и т. д., и т. д., прямой наследник героев повестей Марлинского, перепрыгивающий, от салонных огорчений, кавказские горы и машущий, от нечего делать, шашкой под самым небом...
Итак, читатель, если вам случится прочитать в газетных объявлениях: "Очерки сибиряка", то знайте наперед, что это деликатная выходка неизвестного автора, написавшего под этим заглавием сказочку о чувствительной барышне и гремучем ротмистре. Вместо того, чтоб ознакомиться с Сибирью, вас схватит в объятия милашка-ротмистр и, приняв вас за поджидаемую княжну, станет тискать вас к своей воинственной груди...
ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЙ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ*.
* Составлены H. M. Чернышевской.
Первоначально опубликовано в "Современнике" 1856, No 3, стр. 21--24; перепечатано во II томе полного собрания сочинений (СПБ., 1906), стр. 313--315.
Рукописи и корректуры не сохранилось. Воспроизводится по тексту "Современника".