Чернышевский Николай Гаврилович
Дворяне-благотворители. Сказание В. Порошина

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
   Том III.
   М., ОГИЗ ГИХЛ, 1947
   

Дворяне-благотворители. Сказание В. Порошина. СПБ. 1856.

   Вероятно, многим из читателей случалось слышать рассказы о замечательном поступке князей Ширинских-Шихматовых, отпустивших на волю своих крестьян. Имея в руках акты, относящиеся к этому прекрасному поступку, г. Порошин справедливо поставил себе священною обязанностью обнародовать эти документы, заслуживающие полного внимания, и объяснить их сведениями, которые доставлены ему были, по его настоятельной просьбе, одним из братьев, совершивших подвиг высокой справедливости. "История,-- говорит г. Порошин,-- не имеет целью что-либо доказывать; но она освещает природу мира и человека, свойство вещей и образ их действия. Показывая, что было на самом деле, она убедительно решит вопрос о том, что возможно или не возможно; а последствия событий, ею же развиваемые, свидетельствуют и о том, что должно быть. Когда последствия благоприятны, заключаем, что дело хорошо обдумано, что оно зародилось от здравых, благих начал, и тем оцениваем самые эти начала". (Предисловие.) "Общее благо требует (продолжает автор), чтобы развитие народных сил и дарований не встречало напрасных преград; чтобы не тщетно сеял небесный сеятель; чтобы семена его, взойдя, не увядали, а множились; чтобы черствая земля их не подавляла: sit illis terra levis! {Да будет им земля легка!-- Ред.}. Все, что способствует преуспеянию жизни человеческой, восстановляя правду общежития, ведет гражданское общество к прямой его цели; а цель его -- совершенствоваться и совершенствовать. Само собою разумеется, что общие, в этом деле, преобразования исходят, преимущественно, от власти, право-правящей обществом; но и частные усилия, к тому же клонящиеся, заслуживают внимания и уважения" (стр. 16--17).
   
   В 1803 году, положено было начало новому, в государстве Российском, званию "свободных хлебопашцев". По всеподданнейшему ходатайству графа Сергия Петровича Румянцева, ему и всему дворянскому сословию предоставлено было право "увольнять людей своих в это звание, по добровольному с ними соглашению и с утверждением за ними участка земли или и целой дачи". Тридцать лет спустя, по 8-й ревизии, считалось 65 190 муж. пол. душ свободных хлебопашцев, число, надо сознаться, слишком малое, вовсе не соразмерное с многолюдством некоторых других состояний народа. Итак, последствия не соответствовали ни ожиданиям графа Румянцева, ни тем "выгодам, для всех частей государственного хозяйства и политической силы", которые он, в высокой благонамеренности своей, учреждению сему приписывал. Знаем, что в жизни народа все совершается медленно, так медленно, что иногда лишь правнукам тех, которые начали преобразование, суждено покоиться под сенью чаемых от него великих наслаждений права, благоустройства или просвещения. Однако же, треть столетия не час, не день, и тридцать лет, в истории всякого учреждения, должны обозначить положительными фактами всю свойственную тому учреждению энергию.
   К сожалению, о последствиях изданного в 1803 году закона есть, только отрывочные, неполные сведения. Мы не можем показать здесь общее число всех отдельных случаев увольнения, ниже разнообразные условия, в силу которых оно последовало, ни обстоятельства, которыми сопровождалось, и чем в каждом месте кончалось. Можем только догадываться, что, во всех подобных случаях, до приведения дела в окончательный вид, довольно было толков, недоумений, разногласий между сторонами и соприкосновенными лицами. Были, конечно, и споры с прежним владельцем, еще более с его наследниками, при исполнении условий; наконец, вследствие их неисполнения со стороны крестьян, употреблена, вероятно, не раз крайняя строгость закона -- обращение неисправных в прежнее положение, из которого они были уволены. Все это известно лишь немногим, в виде частных, преходящих случаев, обреченных забвению. Не менее темно, хотя крайне любопытно было бы знать, какое влияние имела на участвующие стороны эта перемена; какие произошли оттого, для них и для их сограждан, с течением времени, последствия в экономическом, нравственном и других отношениях. Важное для всех решение подобных вопросов очень трудно, если сообразить недостаток частных наблюдений, безгласность прямых в деле участников, недосуг тех, которые могли сделать про себя какие-либо заметы; наконец, разность взглядов и понятий о качестве, пользе и вреде общественных преобразований, о самой цели общежития.
   Слабое действие закона 1803 года объяснить нетрудно. Нельзя, конечно, приписать это неполноте его или неясности. Напротив того, цель указана очень ясно; главные нормы увольнения определены логически; все существенно важное высказано в законе. Последующие указания мало чем его пополнили. Но, хотя указ был обнародован, он не в равной мере сделался известен обеим сторонам, которые имел в виду законодатель. По всем уважениям, право предложения условий было непосредственно ближе к одной из тех сторон, а она ни в своем прошедшем, ни в настоящем законоположении не находила особого повода к перемене. Новизна же легко возбуждает опасения.
   В древнем Египте были письмена двоякого рода: священные и народные. Если бы у нас, в начале столетия, при заветном, монументальном языке закона, могло иметь место простое слово о предметах общественной жизни, нет сомнения, что оно, развивая с свойственною ему плодовитостью благие начала учреждения, доказало бы пользу его для всех и каждого, обсудило бы средства исполнения, в применении к каждой местности, победило бы равнодушие и нерешительность, от одного неведения проистекающие. Мы полагаем, что уже повсеместное оглашение состоявшихся в течение времени договоров, если б было сделано своевременно, могло бы быть сильным средством для возбуждения других к подобным действиям, служа им и напоминанием, и примером, и образцом. Таким образом, число воспользовавшихся законом ныне составляло бы уже не тысячи, а миллионы душ.
   Один очень замечательный случай увольнения, сделавшись более других гласным, возбудил слегка любопытство многих, но, не быв достаточно обследован, мало принес доселе существенной пользы. В 1836 году, в Можайском уезде Московской губернии, два помещика, братья Павел и Алексей Александровичи, князья Ширинские-Шихматовы отпустили крестьян своей вотчины на волю, в звании свободных хлебопашцев.
   
   В 1848 году г. Порошин обращался к кн. А. А. Ширинскому-Шихматову с просьбою о сообщении ему копии с увольнительной записи и объяснении относительно некоторых подробностей этого дела. Теперь, по кончине князя А. А. Шихматова, г. Порошин напечатал эту запись, ответы и завещание его, с объяснительными замечаниями. Из всего этого и составилась интересная брошюра, о содержании которой мы отдаем отчет.
   Из принадлежавших им 127 ревизских душ, князья Шихматовы уволили 88 душ, передав им и всю землю, состоявшую при двух деревнях, населенных этими крестьянами. Поместья эти были совершенно чисты от долгов, и крестьянам не приходилось делать никаких взносов за свое увольнение, кроме того, что при освобождении обязались они платить своим освободителям по 300 руб. сер. в год (по 3 руб. 40 коп. с души) до кончины этих бывших помещиков.
   Остальные 39 душ, оставшиеся неуволенными по беспорядочности своей жизни или неустроенности хозяйства, были переселены из освобождаемых деревень в другое село.
   Великой похвалы заслуживает также, что еще задолго до освобождения крестьян, с той самой поры (1817 г.), как братья-помещики поселились в своих деревнях, заведена была ими сельская школа для обучения мальчиков чтению, закону божию с христианским нравоучением, разным сведениям, полезным для общежития, четырем правилам арифметики и выкладке на счетах и письму. Учителем был один из помещиков, Алексей Александрович. По увольнении крестьян, князь А. А. Шихматов, постоянно живший в селе, продолжал заниматься обучением в школе, при помощи некоторых из бывших воспитанников.
   Само собою разумеется, что благосостояние и нравственность поселян после их увольнения быстро и значительно улучшились. Доказательствами тому могут служить следующие факты: 1) народонаселение быстро возрастает (1,60% по среднему выводу за 11 лет); 2) из новорожденных не было ни одного незаконнорожденного.
   Прощание помещиков с отпускаемыми на волю крестьянами (говорит г. Порошин) было, по свидетельству очевидцев, умилительно: "князья смиренно просили у крестьян прощения, если в чем согрешили; многие тронуты были до слез" (стр. 46). Завещание князя Алексея Александровича, в котором он выражает "друзьям своим", как он называет бывших своих крестьян, последние свои желания и дает последние советы, написано с такою искреннею теплотою и таким понятным для простого человека языком, что одно уже могло бы служить достаточным свидетельством того, что завещатель и хотел и умел приносить пользу своим "друзьям"-поселянам.
   Брошюра, изданная г. Порошиным, должна считаться довольно замечательным явлением в нашей литературе. Дай бог, чтобы она нашла себе отголосок в публике.
   

ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЙ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ*.

* Составлены H. M. Чернышевской.

   Первоначально опубликовано в "Современнике" 1856, No 9, стр. 33--36; перепечатано во II томе полного собрания сочинений (СПБ., 19(Т6), стр. 554-556.
   Рукопись-автограф хранится в Центральном государственном литературном архиве. Разночтений не имеется.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru