Саша Черный. Кому в эмиграции жить хорошо

-----------------------------------------------------------------------
          Поэма предоставлена Бибилиотекой русской поэзии "Ковчег"
          http://perfilov.narod.ru/
-----------------------------------------------------------------------




          I

     Однажды в мглу осеннюю,
     Когда в Париже вывески
     Грохочут на ветру,
     Когда жаровни круглые
     На перекрестках сумрачных
     Чадят-дымят каштанами,
     Алея сквозь глазки, -

     В кавказском ресторанчике
     "Царь-Пушка" по прозванию
     Сошлись за круглым столиком
     Чернильные закройщики  -
     Три журналиста старые  -
     Козлов, Попов и Львов...
     И после пятой рюмочки
     Рассейско-рижской водочки
     Вдруг выплыл из угла, -
     Из-за карниза хмурого,
     Из-под корявой вешалки,
     Из сумеречной мглы  -
     На новый лад построенный
     Взъерошенный, непрошеный
     Некрасовский вопрос:

     Кому-де в эмиграции
     В цыганской пестрой нации
     Живется хорошо?
     Козлов сказал: "Наборщику",
     Попов решил; "Конторщику",
     А Львов, икнувши в бороду,
     Отрезал: "Ни-ко-му".
     Опять прошлись по рюмочке
     И осадили килькою,
     Эстонской острой рыбкою,
     Пшеничный полугар.
     Козлов, катая шарики
     Из мякиша парижского,
     Вздохнул и проронил:

     "А все-таки, друзья мои,
     Ужели в эмиграции
     Не сможем мы найти
     Не то чтобы счастливого,
     Но бодрого и цепкого
     Живого земляка?
     На то мы и газетчики, -
     Давайте-ка прощупаем
     Все пульсы, так сказать...
     Пойдем в часы свободные
     По шпалам по некрасовским,
     По внепартийной линии,
     По рельсам бытовым..."
     Попов, без темперамента,
     Как вобла хладнокровная,
     Взглянул на потолок:

     "Ну, что ж, давай прощупаем.
     С анкетами-расспросами
     Мы ходим к знаменитостям
     Всех цехов и сортов;

     К махровым кино-барыням,
     К ученым и растратчикам,
     К писателям, издателям,
     К боксерам и раджам.
     Пожалуй, дело ладное,
     По кругу эмигрантскому
     Пройтись с карандашом..."

     А Львов пессимистически
     Потыкал в кильку спичкою,
     Очки прочистил замшею
     И наконец изрек:

     "Искать Жар-Птицу в погребе
     Занятие бесплодное, -
     Но что же, за компанию
     Пойду и я на лов..."
     Козлов мигнул хозяину  -
     Сейчас, мол, кончим, батенька.
     Уж полоса железная
     До половины с грохотом
     Спустилася на дверь...
     "С кого начнем, приятели?" -
     Спросил Козлов задумчиво. -
     "С наборщика, с конторщика,
     Пожалуй, не модель?"
     "Давайте, други милые,
     Начнем хоть с маляров.
     Профессия свободная,
     Веселая, доходная..." -
     Промолвил Львов с усмешкою,
     И зонтик свои встряхнул.
     Пошли ночною улицей,
     Сутулые и хмурые,
     И молча распрощалися
     У бара на углу...



             III

     К почтенной русской пифии
     Варваре Теософченко,
     Как ситцем на прилавочке,
     Торгующей судьбой, -
     Ввалились ранним утречком
     Три пациента странные:

     Какой они профессии,
     Какого рода-звания,
     Сам бес не разберет...
     Как тыква перезрелая,
     К ним подкатила радостно
     Орловской корпуленции
     Сырая госпожа.
     "Прошу. Озябли, голуби?
     Кто первый  - в ту каморочку,
     А вы вот здесь покудова
     Приткнитесь на диванчике, -
     Газетки на столе..."

     Но Львов сказал решительно:
     "Мы все втроем, сударыня, -
     А за сеанс мы вскладчину
     По таксе вам внесем". -
     "Втроем? Да как же, батюшка,
     Судьба у исех, чай, разная?
     Как сразу трем гадать?"
     Но даму успокоили:
     "Мы, милая, писатели,
     Мы сами предсказатели,
     Поди, не хуже вас...
     А вы уж нам по совести
     Свою судьбу счастливую
     Раскройте поскорей...
     Ведь вы, кик доктор, матушка,
     Ведь к вам псе ущемленные
     Приходят за рецептами,
     А сим-то доктор. думцем,
     Ведь должен быть здоров?.."

	 
	 
      *  *  *


     Насупилась красавица,
     С досадой прочь отбросила
     Колоду карт набухшую
     И тихо говорит:
     "Глумитесь, что ли, соколы?
     Да нет, глаза-то добрые,
     Участливые, русские
     У всех у трех глаза...
     Не с радости гадаю я,
     А сами понимаете,
     И заяц станет знахарем,
     Коль нечего жевать...
     Не жалуюсь, голубчики,
     Клевала я по зернышку
     И утешала каждого
     Широкою рукой.
     Кабы судьба треклятая
     Хоть хвостик бы оставила
     От всей моей от щедрости, -
     Ни одного несчастного
     Средь нас бы не нашлось...
     Эх, сколько горя горького,
     Бескрайнего, бездонного
     В каморку эту тесную
     Текло, лилось рекой!
     Ведь я же тоже, милые,
     Не истукан бесчувственный,
     Не янычар с кинжалищсм,
     А русский человек.
     Да вот теперь и тюкнуло:

     Клиенты все посхлынули...
     Поди, не верят более
     Ни картам, ни судьбе.
     Да и с деньгами, яхонты,
     Все нынче подтянулися:

     Уж лучше съесть две порции
     Монмартрского борща,
     Чем зря с судьбой заигрывать-
     Доить ежа в мешке...
     Вот и сижу счастливая, -
     Вяжу жилеты теплые
     Да по домам окраинным
     Знакомым разношу-
     Коли у вас в редакции

     Кому-нибудь понадоблюсь, -
     Свяжу в кредит, родимые,
     Хоть тридцать лет носи!.."

     Приятели почтительно
     Гадалке поклонилися,
     Сверх таксы расплатилися,
     Вздохнули и ушли,



        IV

     Час от Парижа  - много ли?
     По тишь в полях безмерная,
     Вокруг усадьбы крохотном
     Крутым кольцом стена.
     Каштаны оголенные
     Мотаются-качаются,
     Луна, бельмо печальное,
     Над кровлей ворожит...
     А из окна вдоль дворика

     Желтеет свет полоскою.
     Тепло и столовой низенькой...
     Хрипят-стучат часы.
     Приятели-анкетчики
     Пьют чай с вареньем яблочным
     У круглого стола
     И слушают задумчиво,
     Как голосит комариком
     Пузатый самовар.
     Их добрая знакомая,
     Дородная хозяюшка
     Агафья Тимофеевна,
     Шестое выдув блюдечко,
     Ладонью губки вытерла
     И начала доклад:

     "Что вам сказать, затейщики?
     Живу-дышу, не жалуюсь,
     Мои испанки-курочки,
     Могу сказать, не хвастаясь,
     Известны нсем вокруг.
     Пером, как уголь, черные,
     Дородны, кик боярыни,
     Штаны на ножках  - с муфтою, -
     Не куры, а орлы...
     И яйца, что гусиные, -
     Чуть наберу лукошечко  -
     Не донесешь до станции,
     С руками оторвут.
     Но, как раба последняя,
     Весь день-деньской я в хлопотах, -
     С зари помет выскребывай,
     Курятник подметай,
     Да тачку при из лавочки
     С пшеном иль с кукурузою, -
     Едят мои испаночки,
     Как батальон солдат...

     Все, почитай, что выручу,
     Они же сами слопают,
     А я с моей племянницей
     Остаточки жую.
     Ни именин, ни праздников,
     Среда ли, воскресение,
     Одним лишь руки заняты,
     Одним башка затуркана:

     Корми, лечи и чисть.
     А летом... сверх пропорции
     Другие удовольствия, -
     То вдруг подроют сеточку,
     Здоровые ведь, бестии! -
     И шасть к соседу в сад...
     Летишь, скликаешь, мечешься.
     За вес, что смято-склевано,
     Свои яички кровные
     Неси соседу в дань...

     А ястребы? А коршуны?
     А крысы с ближней мельницы?
     Повадились, проклятые,
     Прорыли ход под сеткою
     И задушили, аспиды,
     Четырнадцать цыплят..."

	 
	 
	 


      *  *  *



     Агафья Тимофеевна
     Седьмое блюдце налила,
     Подула и отставила
     И кротко говорит:

     "В усадьбе этой, милые,
     Конечно, есть счастливые,
     Да только уж не я..." -
     "А кто?" - привстав над креслицем.
     Спросил Козлов стремительно,
     "Да, куры, куры, батюшка!
     Живут в тепле и в сытости,
     Без горя и забот...
     Не я ль при них поденщица?
     Не я ль за них уборщица?
     А им, вальяжным барыням,
     Всего лишь и хлопот  -
     Знай с петухом амурничай,
     Да яйца от безделия
     По всем углам неси..."

	 
	 


      *  *  *



     Три друга рассмеялися,
     И в старом самоварчике
     Три рожи добродушные
     Широко расплылись.

	 
	 


             V

     Козлов сидел с коллегами
     У милой Веры Павловны,
     У тетушки своей,
     И слушал, как расписывал
     Приехавший из Африки
     Российский эскулап
     Житье свое гвинейское,
     Похожее на взмыленный,
     Бенгальско-экзотический,
     Благополучный фильм.
     Да-с... Земство наше черное,
     Дремучее, просторное,
     Не то что здешний быт.
     Я тачку эмигрантскую
     В Европе бросил к лешему, -
     В просторах вольной Африки
     Врач  - первый человек...
     Как шаха, на носилочках,
     Внесут в село гвинейское,
     Навстречу население
     Гремит в жестянки ржавые,
     Трясет задами в ракушках  -
     Приветствует врача...
     Вождь лучшую мне хижину
     Отводит средь селения,
     Подносит в дар мне идола
     С огромнейшим пупком,
     "Бой" тащит фрукты, курочку
     И столик раскладной...
     Поешь, покуришь вволюшку,
     Страж в очередь покорную
     Для оспопрививания
     Сгоняет весь народ.
     Мой фельдшер  - вакса черная,
     Как колдуну заправскому,
     Подносит мне почтительно
     Всю огненную снасть...
     Объедешь всю епархию,
     В поселок свой воротишься, -
     Ложись в гамак под пальмою
     И виски дуй со льдом.
     То в шахматы с учителем
     Под баобабом срежешься,
     То в теннис перекинешься
     От скуки сам с собой...
     Иль на охоту с неграми
     В ночную пору тронешься, -
     Осветят глушь прожектором,
     Пали в любые встречные
     Горящие глаза.
     Домой придешь с трофеями:

     Пантера, рысь ушастая...
     И камушком завалишься
     Под полог на кровать.
     А утром, после душика,
     Закажешь завтрак повару,
     Для аппетита сделаешь
     Турнэ велосипедное, -
     Удав-подлец с тропиночки

     Прочь в заросли ползет,
     В ветвях мартышки щелкают,
     Да бабочки гигантские
     Трепещут над рулем...
     Вернешься свежий, встрепанный,
     Пойдешь в амбулаторию:
     Волчанки, грыжи, зобики,
     Слоновая болезнь..."

	 
	 


      *  *  *



     "Не служба, а варение.
     Так, стало быть, вы счастливы?" -
     Спросила Вера Павловна,
     Козлову подмигнув.
     Врач ухнул рому в чашечку
     И стрелку перевел:
     "Как вам сказать, сударыня...
     В подводном царстве сказочном
     Был счастлив ли Садко?
     Без русского без берега
     Какое, к черту, счастие!
     Все дальше он, все мглистое, -
     О чем тут говорить...

     Как сыч в лесу таинственном,
     Один я там торчу, -
     При всем благополучии,
     За два-три года в Африке
     Лишь раз от попугая я
     Добился русских слов..."
     Врач посмотрел на чашечку
     И, морщась, выдул ром.

	 
	 


             VIII
     Портной Арон Давыдович
     Сидел за голой стойкою
     И мял в руках задумчиво
     Потертые штаны...
     То вскинет их скептически,
     На свет посмотрит, сморщится,
     То с миной безнадежности
     Двумя худыми пальцами
     Откинет вверх очки...
     Вдруг колокольчик бронзовый
     Визгливо-истерически
     Над дверью зазвенел.
     Со сверточком под мышкою
     В салончик тускло-кремовый
     Приплелся из редакции
     Клиент знакомый Львов.
     Принес пальто в починочку, -
     Подкладка сбоку лопнула;

     Она ведь не двужильная,
     Не век ей шов держать...
     "Ну, как вы поживаете?" -
     Спросил усталым голосом,
     Усевшись, журналист.

	 
	 
     * * *

     "Такое поживание, -
     Сказал Арон Давыдович,
     Встряхнув пальтишко старое, -
     Что лучше и не жить...
     Где эти сумасшедшие,
     Что из моей материи
     По мерке платье повое
     Заказывали мне?
     За месяц хоть бы кто-нибудь
     Хоть самые паршивые
     Дешевые-триковые
     Мне брюки б заказал!
     Шью двадцать лет как каторжный,
     Имею вкус и линию
     И вдруг теперь починщиком
     Из первых скрипок стал...
     Как до войны в Житомире,
     В Париже, - понимаете! -
     Одними переделками
     Оправдываю хлеб...
     Двух мастеров, - подумайте,
     Не мастера, а золото, -
     Пришлось с сердечным скрежетом
     Во вторник рассчитать...
     Что ж это за история?
     Где франты? Где псе модники?
     Куда девать материю?
     Портной я или нет?
     Вы там в газетах пишете
     Про кризисы, про мизисы, -
     Читал и перечитывал,
     Аж вспухла голова!
     Америка в истерике,
     Германия и Англия
     Донашивают старое
     И штопают бюджет...
     Где главные закройщики?
     И в чем подкладка кризиса?
     Кпк по фасону новому
     Перекроить все старое?
     Весь мир трещит по швам!"

	 
	 
     *  *  *

     "Вот вам для иллюстрации:
     Студент мне брюки старые
     Принес перевернуть, -
     Какой-то добрый родственник
     С попутчиком из Латвии
     Прислал ему в презент.
     Материя английская, -
     Пускай доносит юноша,
     Студент ведь не маркиз...
     Ушел. Я брюки вывернул,
     Взглянул на свет внимательно:
     Уже перелиновано!
     Хорошенькая жизнь..."

	 
	 


      *  *  *



     Скрестил Арон Давидович
     Худые пальцы медленно
     И вкось на Львова хмурого
     Взглянул из-под очков.

	 
	 


       Х

     В редакцию за справками
     Пришла душа потертая:
     Субъект с глазами горлинки,
     С бородкой русым штопором,
     С продрогшим красным носиком  -
     Смесь институтки с Гаршиным,
     На каблуках расплюснутых,
     В брезентовом пальто...
     Стал в очередь в простеночке
     И на пустую вешалку
     Лирически-стоически
     Уставился, как карп.

	 
	 
      *  *  *

     "Вот кандидат в счастливые, -
     Шепнул Попов приятелям. -
     Давайте побеседуем
     С ним где-нибудь в чуланчике  -
     Ведь все-таки  - улов..." -
     "А чем он занимается?" -
     Спросил Козлов скептически.
     "Изобретатель, душечка, -
     А проще  - птица Божия,
     Попавшая в силки..."



      *  *  *


     Под кипами газетными,
     Торчащими вдоль полочек
     От пят до потолка,
     Присела личность кроткая,
     Потерла руки потные
     И начала доклад:

     "Второй уж год слоняюсь я
     По разным учреждениям,
     А толку ни на грош...
     Идея очень ясная:

     Все люди злятся, бесятся,
     Волнуются, кипят...
     Мужья и жены ссорятся,
     Юристы и политики,
     Поэты и любовники
     Бурлят чрезмерным пафосом, -
     И так до бесконечности
     Везде  - в любой стране...
     Пять лет вертел мозгами я,
     Как для людей использовать

     Избыток сей энергии?
     И, наконец  - нашел!
     Прибор мой магнетический
     В любой квартире, комнате,
     Любой избыток страстности,
     Любви ли, споров, ревности,
     Вмиг переводит полностью
     В полезную энергию,
     В комплекс рабочих сил...
     Мой аппарат поставивши,
     Теперь семейство каждое
     Себя своими силами
     Вполне экономически
     Сумеет вентилировать,
     Согреть и отопить..."

	 
	 


      *  *  *



     "Идея гениальная!" -
     Сказал Козлов опасливо,
     Свой табурет расшатанный
     Отодвигая вбок.

     "А сколько ж средств вам надобно,
     Чтоб ваше изобретенье
     Пустить скорее в ход?"

     Изобретатель встрепанный
     Взглянул глазами горлинки
     На мутное окно:
     "С рекламой и конторою  -
     Три миллиона с четвертью,
     Уж все пути намечены, -
     Ведь пустяки же, в сущности, -
     Да кризис помешал..."
     И, гордо носик вскинувши,
     Он вышел в коридор.

	 
	 


      *  *  *



     К Попову наклонившися,
     Львов проронил медлительно:
     "Ваш кандидат в счастливые,
     Пожалуй, не того-с...
     Его бы в санаторию
     На девять-десять месяцев,
     А после подучить.
     Тогда б, пожалуй, выдумал
     Сей Эдисон стремительный
     Какой-нибудь практический
     Полезный аппарат, -
     Машинку для доения
     Мышей иль комаров..."

	 
	 


             XI

     Во сне какая ж логика:
     В ночной рубашке вздувшейся
     Стоит Козлов и ежится
     На крыше за трубой
     И слушает звенящие
     Ночные голоса...
     Блокнот н ладони треплется,
     В другой руке качается
     Холодное стило.

	 
	 


      *  *  *



     "Я, никому не ведомый
     Иван Петрович Кругляков,
     В глуши Прованса Верхнего
     На шахтах алюминьевых,
     Пять лет тружусь, как вол...
     Пиши меня в счастливые:

     Весь день гружу в вагончики
     Руду я темно-рыжую,
     Как черт, я весь коричневый
     От пят до головы...
     А вечерами хмурыми
     Я борщ в бараке стряпаю
     И на леса угрюмые,
     Закатом окаймленные,
     Смотрю в окно, как сыч.
     Пиши-пиши, записывай,
     Газетная душа"...



      *  *  *


     "Алло! А я под Ниццею
     Ночным слоняюсь сторожем...
     Днем сплю в своей каморочке:
     Как каменный, - без снов.
     Ночами охраняю я
     Пустые виллы мертвые...
     Присяду под террасою, -
     Мимозы вьются-треплются,
     Грохочут волны дальние...
     Ботинками пудовыми
     От холода стучу.
     Ох, думы, думы темные,
     Как море, неуемные,
     С заката до зари...
     Пиши-пиши, записывай,
     Чернильный человек!"

	 
	 


      *  *  *



     "А я в Гренобле мыкаюсь, -
     Я на цементной фабрике
     Заборчики цементные
     Прессую третий год...
     Я в прошлом был учителем
     ОРЛОВСКОЙ Прогимназии, -
     Кто я теперь, не ведаю, -
     Не стоит ворошить...
     Душа моя цементная
     Оцепенела, съежилась,
     Посплю, поем, - на фабрику
     И больше ничего.

     Пиши меня в счастливые,
     Парижский землячок!"

	 
	 


      *  *  *



     "Эй, господин над крышею! -
     Чуть слышный пльт надтреснутый
     По ветру долетел.
     У берегов Австралии
     Уж третьи сутки треплется
     Наш старый пароход...
     Компания голландская,
     Матросы африканские,
     А я, псаломщик пензенский,
     Здесь поваром служу...
     Ох, надоело, миленький!
     Хоть сыт, хоть койка мягкая, -
     Но стражду, как Иона, я
     Во чреве у кита...
     Нет ли в Париже, батюшка,
     Какой-нибудь .работишки?
     Я в русской типографии
     Готов хоть пол мести,
     Лишь бы из брюха тесного,
     Железно-иноземного,
     К своим опять попасть..."

	 
	 


      *  *  *



     Со всех сторон доносятся
     Звенящие, скрипящие
     Ночные голоса...

     Козлов, как лось затравленный,
     Метнулся вбок, попятился...
     Влез на трубу стремительно,
     Вниз головой просунулся,
     Скользнул в нутро мохнатое,
     И вот, как полагается
     В подобных сонных случаях,
     Проснулся весь в испарине,
     В своей знакомой комнате
     На пятом этаже.

	 
	 


             XIII

     Для полноты коллекции,
     На имя трех приятелей
     Пришло в конверте сереньком
     Из Рима письмецо...
     Чернила водянистые,
     Расплывчатые, сизые,
     Корявый почерк старческий
     Сползал зигзагом вкось, -
     Зато по содержанию
     Настой полыни беженской
     Стоградусною горечью
     Дымился над письмом...

	 
	 


      *  *  *



     "Привет вам, люди добрые,
     Из города счастливого,
     Из Рима горделивого  -
     Со всех семи холмов!..
     Лишь в эту зиму темную
     Беда-нужда всесветная
     Волною отраженною
     Пришла  - плеснулась  - грохнула
     В парижское окно...
     Нам это не в диковинку:

     Мы в Риме, горсть осевшая,
     Ломоть, от всех отрезанный,
     Хронические пасынки
     Средь эмигрантской братии, -
     Давно привыкли к кризису,
     Как к старому бельму.
     Средь райской декорации,
     Средь величавых форумов,
     Среди фонтанов плещущих,
     Средь пинии мирно дремлющих,
     Под солнцем золотым, -
     Как домовые тихие,
     Мы жмемся, незаметные,
     В углах-подвалах пасмурных,
     В продрогших чердаках.
     На площадях сияющих  -
     Теплее, чем у нас...
     Порою сам не ведаешь,
     Как год за годом держишься?
     Бюджет  - фантасмагория,
     Работы  - ни на грош.
     Ни в гиды, ни в извозчики,
     Ни в маляры, ни в плотники,
     Лишь воробьев на форуме
     Бесплатно разрешается
     Под аркою считать...
     Считаешь и завидуешь:

     Счастливцы, воробьи!
     А ведь недавно, милые,
     Чуть-чуть в тарелку капало, -
     Для аргентинок пламенных
     Я, харьковский нотариус,
     Платки великолепные
     Билибинскими павами
     Цветисто расшивал...
     Швейцары при гостиницах, -
     Министры по обличию, -
     Процент взимали божеский,
     Впускали в вестибюль...
     Увы, все нынче схлынуло, -
     Туристов нет и звания...
     В библиотеке Гоголя
     Сидишь часами долгими
     И смотришь в потолок...
     Газетою прикроешься,

     Уснешь, как новорожденный, -
     Теплынь и тишина.
     Во сне ведь я не пасынок:
     С друзьями стародавними,
     Давно глаза закрывшими,
     Беседуешь во сне,
     По старому по Харькову
     С клиентами знакомыми
     Пройдешься при луне.
     Не осудите, милые,
     Бального старика..."

	 
	 


      *  *  *



     Постскриптум: "Драгоценные!
     Не нужен ли кому-нибудь
     В Париже из писателей
     Комплект, - тисненный золотом, -
     Романов Боборыкина?
     Я дешево продам".

	 
	 


             XV

     Под Новый год в час утренний
     Вонзился в дверь стремительно
     Веселый почтальон.
     Порылся в сумке кожаной
     И Львову полусонному
     Поднес с парижской грацией
     Письмо "рекомандэ"...

	 
	 


      *  *  *



     Перед окном сереющим
     Львов сел на кресло дряблое,
     Халат свой подобрал
     И с полным безразличием  -
     С иллюзиями детскими
     Давно уже покончено! -
     Вскрыл мундштуком конверт.
     И вдруг оттуда  - милые! -
     Крутясь, как птичка Божия,
     Слетел на коврик стоптанный
     Жемчужно-белый чек...
     Львов, поднял, охнул, - батюшки!
     Берлинское издательство,
     Давно уж захиревшее,
     Как ландыш без дождя, -
     Должно быть, в знак раскаянья
     В счет долга застарелого
     Прислало чек, - подумайте, -
     На тысячу франчков...
     С душевным изумлением,
     Как пепел, с сердца хмурого
     Стряхнувши скептицизм,
     Подумал Львов оттаявший:

     "О, Дон-Кихот пленительный,
     Издатель дорогой!
     Пред новогодним праздником
     Анахронизмом благостным
     Тургеневскую девушку
     В себе ты возродил...
     Не слыхано! Не видано!"
     Подай сию историю,
     Хоть под гарниром святочным,
     Читатель, разумеется,
     Подумает: брехня...
     Но чек  - не привидение, -
     И вера в человечество
     Проснулась в Львове вновь,
     И над камином вспыхнуло
     В бенгальском озарении
     Волшебное видение:

     Коричневое, новое,
     Чудесное пальто...

	 
	 


      *  *  *



     Но в виде дополнения
     Львов из конверта выудил
     Такое письмецо:

     "Сердечноуважасмый!
     Проездом из Швейцарии
     Через Париж в Голландию
     Жена, как с ней списался я,
     На днях вас посетит...
     Она в Париже, думаю,
     Дня два лишь проболтается, -
     Для родственников надобно
     Подарки ей купить, -
     У вас ведь цены снизились...
     Так вот, мой драгоценнейший,
     Прошу ей передать..."
     Какое продолжение  -
     Всем ясно и без слов...
     Львов, чек свернувши в трубочку,
     Промолвил тихо; "Тэк-с".

	 
	 


      *  *  *



     Видали вы когда-нибудь,
     Любезные читатели,
     Как рыболов под ивою
     Сидит с постылой удочкой
     И час, и два, и три?
     Вдруг пиилавии нирдл-нившй
     Качнется, вздрогнет, скроется...
     Удилище натянется,
     Струной дрожит бечевочка,
     Душа звенит, поет...
     Видали вы, друзья мои,
     Как он добычу к берегу
     Рукой подтянет трепетной  -
     И сильным взмахом вытянет
     Из лона светло-синего
     Заместо карпа жирного
     Размокнувший... башмак?


	 1931-1932