Проблема воспріятія пространства въ связи съ ученіемъ объ апріорности и врожденности. Г. Челпанова, приватъ-доцента при университетѣ Св. Владиміра. Часть I. Представленіе пространства съ точки зрѣнія психологіи. Кіевъ, 1896 г. Цѣна 2 р. 50 к. "Еслибъ я сказалъ, что проблема воспріятія пространства,-- говоритъ авторъ въ предисловіи,-- есть одна изъ самыхъ главныхъ въ современной философіи, то я едва ли былъ бы далекъ отъ истины. Самые основные вопросы теоріи познанія въ послѣднее время вращались около вопроса о природѣ пространства; въ психологіи и психофизіологіи вопросъ объ образованіи представленія пространства и въ настоящее время занимаетъ одно изъ центральныхъ мѣстъ,-- и понятно, почему: это одинъ изъ самыхъ трудныхъ вопросовъ психологіи". Строго стараясь отдѣлять теоретико-познавательный вопросъ объ апріорности въ связи съ врожденностью пространства отъ чисто-психологической проблемы о составѣ и возникновеніи представленія пространства, авторъ въ настоящемъ сочиненіи изслѣдуетъ только вторую изъ этихъ задачъ, пытаясь посредствомъ анализа психологическихъ фактовъ и законовъ рѣшить вопросъ о томъ, производно ли представленіе пространства или первоначально, обладаетъ ли оно сложнымъ характеромъ или простымъ. Изъ этого видны важность поставленной себѣ авторомъ задачи и значеніе его труда. Въ настоящей замѣткѣ не мѣсто входить въ какія бы то ни было подробности вопроса, въ виду его спеціальнаго характера, и мы ограничимся немногимъ. Прежде всего нельзя не указать на скептическое отношеніе автора къ психологической экспериментаціи; "мой личный опытъ въ области психофизическихъ экспериментовъ,-- говоритъ онъ,-- привелъ меня къ тому убѣжденію, что при современномъ состояніи методовъ экспериментаціи результаты изслѣдованій не могутъ доставить никакихъ опредѣленныхъ данныхъ въ пользу того или другого рѣшенія общихъ вопросовъ психологіи... Разобранныя мною многочисленныя психофизическія изслѣдованія часто совсѣмъ не даютъ возможности рѣшить вопросъ въ томъ или другомъ смыслѣ, и мы въ этой области часто бываемъ поставлены въ необходимость больше довѣряться умозрѣнію, чѣмъ экспериментальнымъ даннымъ... Въ настоящее время экспериментъ часто имѣетъ совершенно провизорное значеніе, пока методологія психологическаго эксперимента не будетъ поставлена на болѣе строгую научную почву. Въ психологіи еще очень много мѣста остается теоріи. И даже больше: мнѣ кажется, что множество вопросовъ въ современной психологіи нуждается во всестороннемъ пересмотрѣ для того, чтобы правильная постановка ихъ давала бы возможность поставить новыя задачи именно для эксперимента. Современное положеніе эксперимента таково, что онъ не только не имѣетъ рѣшающаго значенія, а даже не составляетъ главной основы психологіи. Разумѣется, я этимъ ничуть не отрицаю важнаго значенія за экспериментомъ, но я очень далекъ отъ мысли, что онъ представляетъ изъ себя единственное средство рѣшенія основныхъ психологическихъ вопросовъ"... Едва ли это мнѣніе вполнѣ справедливо безъ нѣкоторыхъ поправокъ. Что никакой экспериментъ, никакое чисто-опытное изслѣдованіе не можетъ имѣть никакого смысла, пока вопросы не проанализированы и не поставлены надлежащимъ образомъ, это совершенно очевидно и никакъ не можетъ служить аргументомъ противъ примѣненія эксперимента. Далѣе, если подъ "экспериментомъ", какъ это и слѣдуетъ по всѣмъ правиламъ терминологіи, разумѣть "изученіе какого бы то ни было вопроса при помощи наблюденія изучаемыхъ явленій въ нѣкоторыхъ цѣлесообразно скомбинированныхъ условіяхъ", то такого эксперимента тоже никакъ нельзя отвергать: такой "экспериментъ" -- это сама наука. Такимъ образомъ, остается неяснымъ, во что именно не вѣритъ авторъ: въ возможность ли рѣшенія основныхъ психологическихъ вопросовъ путемъ психо-физическаго эксперимента надъ данными сознанія, или же путемъ изученія измѣненій въ субстратѣ нервно-психической жизни подъ вліяніемъ тѣхъ или иныхъ воздѣйствій. Не проанализированы, повидимому, и причины этого скептицизма. Рѣшеніе пригодности того или другого метода есть, конечно, уже чистоспеціальный вопросъ. Можетъ быть, авторъ и правъ; это требуетъ детальнаго разсмотрѣнія, но во всякомъ случаѣ никакъ не слѣдуетъ противопоставлять эксперименту теорію; безъ теоріи нѣтъ и эксперимента, и рѣшеніе всякаго вопроса, такъ сказать, по содержанію всегда будетъ дѣломъ теоріи; экспериментъ всегда будетъ довольствоваться скромною ролью обличителя или адвоката теоріи, рѣшать же вопросы -- не его дѣло. Пространство или протяженность есть, по мнѣнію автора, нѣчто непроизводное: это -- такой же "моментъ" ощущенія, какъ и качество (или содержаніе) его и интенсивность. Приблизительно такого взгляда держится и В. Джемсъ: это -- ученіе о "непроизводности" пространства никакъ нельзя, въ сущности, называть "нативизмомъ", въ противномъ случаѣ и красный цвѣтъ будетъ также явленіемъ "нативистическаго" характера; это -- ученіе о первичности, неразложимости того пространственнаго качества, которымъ, по этой теоріи, обладаютъ всѣ ощущенія. Отношеніе къ этой теоріи взглядовъ представителей англійской психологіи, повидимому, не такъ просто, какъ это можетъ показаться. Прежде всего, Бэнъ, наприм., много говоритъ объ объемистости и остротѣ тѣхъ или другихъ ощущеній внѣшнихъ чувствъ, и то, что объ этомъ есть у Джемса, является въ значительной степени повтореніемъ словъ Бэна. Правда, Бэнъ не ставитъ этого качества ощущеній въ связь въ образованіемъ идеи пространства и, повидимому, вотъ по какой причинѣ. На стр. 44 у г. Челпанова приведена цитата изъ Д. С. Милля, который признаетъ правильнымъ замѣчаніе своего отца, что "идея движенія и идея протяженности одно и то же: онѣ суть только различныя точки зрѣнія на одинъ и тотъ же опытъ". Эти слова получаютъ вполнѣ опредѣленный смыслъ, если поставить ихъ въ связь съ идеалистической теоріей познанія этой школы; они значатъ, что то, что дѣлаетъ для насъ пространство пространствомъ, есть движеніе или свободное проявленіе нашей активности: это -- есть психологическое содержаніе пространства; пространство есть для насъ не что иное какъ "постоянная возможность движенія", точно такъ же, какъ матерія есть для насъ (психологически) "постоянная возможность ощущеній"; пространство есть объективное выраженіе возможнаго движенія. Правъ или нѣтъ Бэнъ, когда онъ не ставитъ объемистости и остроты ощущеній въ связь съ этой идеей пространства,-- это вопросъ другой; но смыслъ пространства (для насъ, конечно) именно таковъ. Такимъ образомъ, съ этой точки зрѣнія, можно сказать съ рискомъ лишь небольшой ошибки, что пространство для англійскихъ психологовъ есть функція чувства движенія, т.-е. мускульнаго. Какъ слагается пространство реально, это вопросъ другой, тутъ, конечно, дѣйствуетъ общеизвѣстный ассоціативный процессъ ощущеній мускульныхъ, зрительныхъ и осязательныхъ. Основнымъ элементомъ, конечно, является мускульный; это видно, наприм., и изъ того, что та или другая идея пространства, несомнѣнно, существуетъ у слѣпыхъ, и, вѣроятно, они представляютъ себѣ пространство какъ неопредѣленно продолжительную возможность передвиженія, сопровождаемую перемѣною осязательныхъ ощущеній, съ возможностью повторить ихъ рядъ въ обратномъ порядкѣ и т. д. Въ виду этого является нѣсколько неожиданной аргументація г. Челпанова на стр. 375: "Представить протяженность отдѣльно отъ цвѣта и другихъ содержаній оказывается абсолютно невозможнымъ; также оказалось невозможнымъ доказать психологически возможность отдѣлимости цвѣта отъ протяженности, а это значитъ, другими словами, что цвѣтъ и протяженность по природѣ своей неразрывно другъ съ другомъ связаны, а это, другими словами, означаетъ, что пространство не производно". Слѣдовательно, гдѣ нѣтъ воспріятія цвѣта, тамъ нѣтъ и воспріятія пространства, могли бы мы добавить; слѣдовательно, слѣпые не воспринимаютъ пространства, не различаютъ верха и низа, не понимаютъ, что значитъ передвигаться и т. п. Еслибъ ученіе о непроизводности пространства покоилось только на такихъ аргументахъ, то его пѣсня была бы давнымъ-давно спѣта.