Если мы добросовѣстно прочли до самой послѣдней строчки эту, такъ называемую, "поэму", то мы имѣемъ право поставить себѣ этотъ подвигъ въ особенную заслугу. Нешуточное дѣло -- прочитать поэму, въ которой три тысячи стиховъ и двѣ съ половиной мысли. Собственно, въ поэмѣ нѣтъ~никакой "Нади") (т. е. положимъ, фигурируетъ дѣвочка этого имени, но г. Чаевъ очень легко могъ бы обойтись и безъ нея), а есть рядъ картинъ изъ стародворянской, крѣпостной жизни, изображаемой, какъ и слѣдовало отъ г. Чаева ожидать, въ самомъ привлекательномъ свѣтѣ. Старая исторія, какъ видитъ читатель. Эти "дворянскія мелодіи" намъ очень хорошо знакомы -- г. Евгеній Марковъ еще такъ недавно угостилъ насъ "Барчуками" -- и если прежде эти мелодіи иныхъ сердили, иныхъ смѣшили, то теперь ничего, кромѣ свинцовой скуки, онѣ принести читателю не могутъ. Какъ психологическое, вѣрнѣе сказать, патологическое явленіе -- поэма г. Чаева, пожалуй, не лишена интереса. Какимъ завиднымъ душевнымъ спокойствіемъ, какою "атласистостью сердечною" необходимо обладать для того, чтобы написать три тысячи стиховъ на тэму, какъ веселились, потѣшались, пировали круглый годъ наши дѣды и отцы! Счастливая Москва! Какимъ, скажи матушка, секретомъ обладаешь ты, что твои "сыны" могутъ въ одно и то же время быть и "питомцами славы", и архиваріусами, писать драмы и романы, отъ патріотическаго пламени которыхъ коробится бумага, на которой они написаны, и писать "поэмы", въ водныхъ пучинахъ которыхъ безслѣдно тонутъ даже всѣ археологическія диковинки, вдохновившія архивно-поэтическое чувство твоихъ "сыновъ"? Вся поэма, какъ уже сказано, состоитъ изъ описанія разныхъ бытовыхъ сценъ жизни, безвозвратно ушедшей въ прошлое, но надо знать, какъ описываетъ г. Чаевъ, для того чтобы оцѣнить весь объемъ нашего рецензентскаго самопожертвованія, претерпѣвшаго до конца. Г. Чаевъ вдается въ такія подробности, которыя были бы утомительны даже въ прозаическомъ изложеніи, а въ "поэмѣ" онѣ просто невыносимы. Г. Чаевъ и самъ понимаетъ это, но нисколько не смущается.
Подробности пишу я эти вамъ нарочно,
Вы скажете: "зачѣмъ? Вѣдь это просто тошно"
Что-жь дѣлать, помнится и чай, и разговоръ... (49).
И онъ описываетъ всѣ "чаи" и всѣ пустѣйшіе "разговоры", какіе только помнитъ, а помнитъ онъ ихъ, на бѣду читателя, многое множество. До "тошноты" читателя ему нѣтъ совершенно никакого дѣла, какъ нѣтъ дѣла кукушкѣ до унынія, которое она наводитъ на людей своимъ однообразнымъ кукованіемъ. Изъ всѣхъ трехъ тысячъ стиховъ, прокукованныхъ г. Чаевымъ, мы нашли только три, имѣющихъ отношеніе къ современности, которые и представляемъ читателю:
Если г. Чаевъ надѣялся способствовать своею поэмою примиренію "выжившаго изъ ума" міра съ красотою, то, судя по личному нашему впечатлѣнію, врядъ ли ему достичь такого результата. Нѣтъ, нѣтъ! Мы не поклонники "мѣшка", но мы согласимся ежедневно читать "биржевую хронику" сразу трехъ какихъ угодно газетъ, согласны углубиться въ балансы всѣхъ нашихъ уже разворованныхъ и еще не разворованныхъ банковъ, обществъ, конторъ и проч. Согласны, наконецъ, на всякую другую эпитимію, но только оставьте насъ по прежнему въ ссорѣ съ тѣмъ, что г. Чаевъ называетъ "красотою"!