"Влюбленный призрак: Фантастика Серебряного века. Том V": Salamandra P.V.V.; 2018
К. Мурр
КРОВАВЫЕ ПРИЗРАКИ
Ломжину очень скучно было Новый Год встречать одному. Судьба занесла его в уездный городок Т***; дело, по которому он поехал, было спешное и неотложное, и для этого он выехал из Петербурга чуть ли не в самый день Рождества.
Комната, отведенная ему в гостинице, смотрела грязно и неприветливо, в окно бились оголенные ветви каких-то кустарников и при каждом порыве ветра что-то жалобно пищало и вертелось над дверью. Убогая обстановка номера, полинялые обои и мебель, безотрадный вид из окна, -- все действовало угнетающе на настроение, а между тем, деваться было некуда, так как знакомых в городе у него не было никого.
Ломжин с отвращением опустился на кровать с дрожащими ножками и погрузился в размышления, как скоротать бесконечный вечер и как встретить Новый Год?
Чтобы удобнее было соображать, он постелил под голову чистый платок, лег на спину и закрыл глаза. Через несколько минут он уже спал крепким сном, слегка всхрапывая и равномерно и спокойно дыша.
В коридоре послышались шаги, защелкали замки, опустили на пол что-то тяжелое, заскрипела корзина. Кто-то приказал втащить се в номер, и рядом с Ломжиным, почти у самого его уха, раздались голоса. Но он ничего не слышал и спал, не двигаясь, все в том же положении, утомленный суетой проведенного дня.
В соседней комнате было шумно; развязывали корзину и веревка беспрерывно шлепала по полу, хлестала дверь и била по чем попало. Слышно было, как спешно раскладываются двое: мужчина и женщина. Сквозь дверные щели потянуло дымом папироски.
-- Это безобразие, -- жаловалась капризным голосом, -- некуда шляпы класть, так и придется в картонке оставить.
-- Не знаю, куда фрак пристроить. Ну, гостиница! И эта считается лучшей. Могу себе представить, какие должны быть остальные, -- сказал он мягким, низким голосом с едва уловимым, но приятно действующим на слух, ясным произношением.
-- Нельзя терять ни минуты, -- снова заговорила она, -- надо успеть закусить, потом тебе повидать Лукошкина и условиться, в котором часу собираться завтра.
-- Да, да, но прежде платья важнее всего развесить, все сомнется, -- волновался он. -- Легко сказать, -- один шкаф на двоих! Придется все спинки стульев превратить в вешалки.
Началось какое-то передвижение, затем звякнула посуда, звали слугу, и через четверть часа голоса и шум в соседней комнате доносились уже сквозь шип и бульканье самовара.
Ломжин мерно посвистывал носом, не меняя положения и слегка полуоткрыв рот.
Рядом было тихо: от времени до времени по полу постукивали каблучки, и нежный голос напевал: "Не зажигай огня. Не отгоняй мечты...".
Но тишина и тихое пение продолжались недолго. Вскоре хлопнула дверь и вновь заговорил мужской голос.
-- Завтра, в десять часов, все будут в сборе. Заходил к нашим. Можно сказать, что они прямо в конурах пристроились. Знать бы заранее, -- не стоило бы и заезжать в этот городишко, только риск простудиться, и больше ничего.
Она что-то отвечала, но шум передвигаемых стульев заглушил ее слова.
-- Нельзя терять времени, давай скорее начнем, -- снова заговорил он. -- Возьмем с конца. Не стоит устраивать, -- все равно тало места.
-- Постой, постой, -- перебила она, -- все же так легче.
Несколько стульев разом поехало по полу, один зацепил за что-то и упал.
Ломжин перестал всхрапывать и наполовину проснулся.
-- Верна ли ты мне, Анна? -- послышался за стеной вкрадчивый голос.
-- Опять за старое? -- раздалось в ответ.
Ломжин насторожился.
-- Как мне не спрашивать, как мне не мучиться, -- внезапно застонал он, -- когда ты так прекрасна, когда глаза твои, как сказочные звезды, испускают волшебные нити и влекут к себе и неудержимо притягивают всех... Я люблю тебя, Анна, люблю... Любила ли ты когда-нибудь, поймешь ли ты, какая это мука любить и вечно сомневаться в той, которую любишь?..
-- Довольно, довольно, -- нетерпеливо перебила его она и топнула ногой, -- есть дело важнее, чем твои старые песни, кстати, все они звучат на старинный, избитый мотив. Если хочешь удержать Анну возле себя, то возьми гитару и настрой струны на новый лад и спой мне песнь новую про любовь. Спой песнь такую, чтобы я могла назвать ее твоею песней, песнью Андрея и больше ничьей, тогда и я буду только твоей, слышишь? А теперь за дело и повинуйся.
Ломжин протер глаза, убедился, что не спит и, боясь пошевельнуться и выдать свое присутствие, стал слушать.
-- Я раб твой, Анна, приказывай, -- услышал он голос Андрея.
В комнате нависло тяжелое молчание и Ломжину стало жутко.
-- Анна, Анна, -- наконец, простонал Андрей и упал на колени, -- все, что хочешь, заклинаю тебя, но только не требуй от меня ключа, молю тебя, сжалься...
-- Дай мне ключ, -- раздался ее холодный, бесстрастный голос.
-- О, пощади его, молю тебя! Меня, лучше меня убей, но не его, он невинен, клянусь тебе...
-- Дай ключ, -- грозно прозвенел ее голос.
У Ломжина на лбу проступила испарина и он стал спускать одну ногу с кровати.
-- Так знай же, я не отдам ключа, будь что будет, -- решительно заявил Андрей, -- но я не допущу, чтобы волос упал с его головы.
-- Так вот она, твоя любовь, ха-ха, много она стоит. Какой же ты мужчина! Ты тряпка, ты ничтожество... ты...
-- Ты посылаешь меня на преступление?
Ломжин спустил обе ноги на пол и нащупал в боковом кармане револьвер.
-- Пойми, -- вдруг страстным голосом зашептала она, -- если удача, -- мы спасены, мы богаты, мы, как птицы, развернем крылья и под звон золота, упавшего нам с неба, умчимся в далекие края.
-- Ты говоришь: с неба, Анна. Может ли небо благословлять убийство!
-- Ах, брось твои проповеди, мне скучно слушать... довольно говорить, пора действовать.
Внезапно произошло что-то ужасное: очевидно, она вцепилась в него, и завязалась борьба. Ломжин слышал, как они упали на пол и она, стиснув зубы, повторяла: "Дай ключ, дай ключ...", а он всеми силами отбивался от нее..
Ломжин бросился в своей двери, -- ключа не было.
Он попробовал отворить дверь, -- она была заперта. Он ясно почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове.
Что теперь делать? Ясно, что они вытащили ключ, и если Андрей уступит, -- его убьют, как мышь, запертую в мышеловке.
-- А!! -- раздался торжествующий крик, от которого у Ломжина мороз пробежал по коже, -- вот он! Пропусти меня, жалкое создание.
-- Ты не пойдешь, -- прохрипел Андрей, и опять завязалась борьба.
Ломжин бросился к звонку, но проволока болталась по стене: звонок срезан и он заперт!
Он кинулся к окну, но перед ним были двойные рамы, без признака форточки. Он схватился за голову и уже не слышал, что творится рядом. Он ждал, что вот-вот распахнется дверь и его убьют, зарежут, свяжут. Он зажал в руке револьвер и, готовый на все, решил дорого заплатить за свою жизнь.
-- А!! Ты не слушаешь меня, -- так я сама покончу с ним, -- раздался над самой его головой истерический вопль. Он, не помня себя, вскочил и, потрясая револьвером, что было силы, заорал:
-- Назад или убью на месте!
Внезапно кругом наступила могильная тишина. Сколько времени продолжалась она -- Ломжин не мог бы сказать; из соседней комнаты не доносилось ни звука, будто и Андрей, и Анна внезапно умерли. Сердце больно ударяло в грудь, а рука судорожно сжималась и разжималась, стискивая рукоятку револьвера.
Внезапно и совершенно неожиданно для самого себя Ломжин выстрелил и рядом громко воскликнули.
-- Струсили! -- как молнией пронеслось у него в голове и он крикнул не своим голосом:
-- Отдайте мне ключ немедленно!
В комнате зашептались и послышались торопливые, заглушенные шаги.
-- Вы слышите, отдайте ключ немедленно или я стрелять буду в перегородку, -- орал Ломжин, в упор целя в стену.
-- Кто там? Что вам надо? -- послышались испуганные голоса Анны и Андрея.
-- Я все слышал, -- ревел Ломжин. -- Вы заперли меня, отрезали звонок!
В коридоре затопали, заходили, очевидно, прислуга сбегалась на выстрел. Ломжин облегченно вздохнул и еще смелее крикнул:
-- Ну что же, скоро отопрете мою дверь?
Но вместо ответа за перегородкой послышался неудержимый хохот.
Ломжин невольно опустил руку с револьвером в карман и нащупал ключ!
За стеной с кем-то делалось дурно от смеха, а мужской голос все надсаживался и заливался на самых высоких нотах.
Смутно предчувствуя что-то необычайное, Ломжин отпер дверь и лицом к лицу столкнулся с высоким господином, в упор глядящим на него.
Господин этот безобразно морщил нос и хохотал до упаду.
-- Позвольте представиться, -- сквозь слезы, выступившие от смеха, проговорил он. -- Несмелов-Сокольский, драматический артист, а это супруга моя, известная артистка -- Чайкина-Горева... ой... не могу... мы репетировали конец драмы "Кровавые призраки". Завтра выступаем.
Никогда Ломжин не встречал Нового Года так весело, как в этот раз в городке Т*** среди веселых, гостеприимных артистов труппы Несмелова-Сокольского.
Комментарии
Впервые: Огонек. 1913. No 51, 22 декабря (4 января 1914).
К. Мурр -- псевд. Кн. Е. Ф. Цертелевой (1870-1941), беллетристки, драматурга, преподавательницы музыки.