Буслаев Федор Иванович
Язычество и Христианство

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Починъ. Сборникъ общества любителей Россійской Словесности на 1895 годъ.
   Москва. Литографія Высочайше утвержденнаго "Русскаго Товарищества печатнаго и издательскаго дѣла". Москва, Чистые пруды, соб. домъ. 1895.
   

Язычество и Христіанство *).

*) Вступительная лекція неизданнаго курса о Данте, читаннаго авторомъ въ 1866--69 годахъ въ Московскомъ университетѣ.

   Когда въ исторіи цивилизаціи европейскихъ народовъ говорится о великомъ переворотѣ, совершившемся въ умахъ вслѣдствіе озаренія ихъ христіанскимъ ученіемъ, о свѣжести воспринятія этого ученія съ одной стороны и о внезапной, могущественной силѣ воспринятаго ученія съ другой, то обыкновенно и преимущественно разумѣются здѣсь народы сѣверные, Славяне и особенно Германцы. И тѣ и другіе въ своемъ доисторическомъ развитіи выработали свою собственную народность, независимую отъ преданій античнаго міра и отъ христіанства, народность, выразившуюся въ самостоятельныхъ вѣрованіяхъ, обычаяхъ и поэтическихъ сказаніяхъ. Миѳологія Германцевъ и ихъ народный эпосъ были въ полномъ цвѣту, когда эти племена были застигнуты христіанствомъ. Съ свѣжестью сѣверныхъ дикарей, воспитанныхъ родными вѣрованіями и сказаніями, которыя еще не переставали развиваться, они отнеслись и къ новой вѣрѣ и къ новымъ сказаніямъ, и еще не остывшій религіозный восторгъ нераздѣльно перенесли на этотъ новый элементъ ихъ нравственной жизни. Христіанская религія была для нихъ не столько ученіемъ, сколько предметомъ вдохновенія и восторга. Они были столь невѣжественны, что не могли понять ученія, но, воспитанные своею миѳологіею, они были доступны религіи, которая расширяла область ихъ воображенія и давала сердцу новую пищу для благородныхъ ощущеній. Въ суровыхъ умахъ должно было совершиться глубокое потрясеніе вслѣдствіе внезапнаго открытія новаго міра вѣрованій и представленій. Зрѣнію, до тѣхъ поръ стѣсненному въ узкой области домашней миѳологіи, вдругъ открылось необъятное поприще исторіи человѣчества, своимъ началомъ и концомъ граничащей съ вѣчностью. Памятникомъ этого внезапнаго потрясенія умовъ сохранилось преданіе объ обращеніи сѣверныхъ дикарей въ христіанство при пособіи изображеній страшнаго суда, которыя проповѣдники вѣры имъ показывали и объясняли.
   Совершенно иныя отношенія христіанской вѣры къ быту и понятіямъ до-христіанскимъ въ странахъ античной цивилизаціи, какъ въ Греціи и Италіи, не только дали другой видъ этому перевороту въ исторіи человѣчества, но отразились самыми замѣтными явленіями во всѣхъ элементахъ жизни и особеннымъ образомъ опредѣлили всю послѣдующую исторію, какъ внѣшнюю, политическую и юридическую, такъ и духовную, въ идеяхъ, убѣжденіяхъ, искусствѣ и литературѣ. Для античной римской имперіи христіанство было высшимъ моментомъ развитія уже готовой цивилизаціи. Оно представлялось даже какъ бы естественнымъ результатомъ прошедшаго, необходимымъ явленіемъ жизни умственной и политической. Евангеліе, предлагавшее свое простое ученіе для младенцевъ и чистыхъ сердцемъ и потому какъ бы по преимуществу соотвѣтствовавшее натурѣ сѣверныхъ дикарей, въ античной римской публикѣ встрѣчаемо было изнѣженной цивилизаціей и пресыщенною апатіей въ дѣлѣ вѣрованій и убѣжденій. Тутъ не было мѣста восторженной внезапности при озареніи умовъ новой вѣрою. Эта вѣра, подготовляемая цѣлымъ рядомъ предшествовавшихъ явленій умственной и нравственной жизни, давала о себѣ предчувствовать и въ философіи и въ искусствѣ. Идеи о жизни загробной и о вѣчности все больше и больше приходили на умъ язычникамъ, утратившимъ вѣру въ свою миѳологію, чему свидѣтельствомъ служатъ многія надгробныя надписи, въ которыхъ сентиментальность обманутаго язычника утѣшаетъ себя трогательнымъ упованіемъ на свиданіе душъ по смерти.
   Памятники искусства, относящіеся къ эпохѣ перехода отъ язычества къ христіанству и очевидно работанные язычниками и для язычниковъ, носятъ на себѣ замѣтную смѣсь миѳологическихъ сюжетовъ съ идеями, которыхъ полное развитіе воспослѣдовало только въ новой религіи. Художники и публика съ особенною любовью останавливаются на такихъ античныхъ миѳахъ, къ которымъ всего удобнѣе можно примѣнить мысль о безсмертіи души и будущей жизни. Прометей смѣшивается съ Творцомъ первыхъ человѣковъ, Меркурій особенно чествуется, какъ спутникъ душъ на тотъ свѣтъ; похищеніе Прозерпины напоминаетъ о переходѣ душъ въ вѣчность, и сентиментальный миѳъ объ Амурѣ и Психеѣ (о платонической симпатіи тѣла и души) становится любимымъ предметомъ и поэзіи и искусства.
   Изъ множества примѣровъ приведу одинъ саркофагъ, находящійся въ Капитоліи, съ барельефами, въ которыхъ античная миѳологія возвышается въ своемъ символическомъ значеніи до предчувствія нѣкоторыхъ идей, усвоенныхъ христіанствомъ. Идея саркофага -- происхожденіе и смерть человѣка и переходъ души въ вѣчность. Въ самой серединѣ барельефа сидящій Прометей держитъ у себя на колѣнахъ еще бездушную фигуру человѣка, которую онъ сдѣлалъ изъ глины, находящейся около него въ корзинѣ; въ правой рукѣ онъ держитъ скульптурное орудіе, которымъ отдѣлываетъ эту фигуру; Минерва влагаетъ въ нее душу въ поэтическомъ образѣ бабочки, которую она прикладываетъ къ головѣ изваянія. Около стоитъ еще фигура человѣка, уже готовая. Надъ Прометеемъ -- Парки: Клото съ веретеномъ, на которое она прядетъ нити человѣческой жизни, и Лахесисъ, своимъ стилемъ опредѣляющая на свиткѣ судьбу человѣка. Позади Прометея сидитъ земля въ видѣ полуобнаженной женщины, увѣнчанной вѣнкомъ изъ вѣтвей; у нея въ рукахъ рогъ изобилія, поддерживаемый геніями лѣта и зимы. Надъ нею солнце въ видѣ Аполлона на колесницѣ. Въ ногахъ у ней группа обнимающихся Амура и Психеи; тутъ же вверху океанъ, съ весломъ на плечѣ, спѣшитъ на чудовищѣ, чтобъ утѣшить Прометея (изображеннаго далѣе въ его нестерпимыхъ мученіяхъ). Передъ океаномъ несется Тритонъ, увѣнчанный тростникомъ, и трубитъ въ раковину.
   Далѣе налѣво Вулканъ работаетъ въ своей кузницѣ; ему помогаютъ Циклопы. Съ этой стороны барельефъ замыкается двумя обнаженными фигурами: это мужчина и женщина, стоящіе подъ деревомъ, къ вѣтвямъ котораго мужчина протягиваетъ руку. Въ этой группѣ одни видятъ дикарей, другіе -- вѣроятнѣе -- Адама и Еву.
   Какъ ваяніемъ Прометея означается происхожденіе человѣка, такъ въ идущей направо отъ него группѣ выражена смерть и разставанье души съ тѣломъ. На землѣ лежитъ навзничь человѣческая фигура, уже мертвый трупъ, изъ котораго душа вылетѣла въ видѣ бабочки и паритъ надъ нимъ. Геній смерти опустилъ свой факелъ на грудь трупу. Въ головахъ трупа на камнѣ сидитъ Парка Лахесисъ съ развернутымъ свиткомъ на колѣнахъ, въ который списаны добрыя и злыя дѣла человѣка; вверху Геката на колесницѣ, а далѣе Меркурій увлекаетъ душу въ другой міръ.
   Этотъ рядъ представленій, имѣющій предметомъ судьбу человѣка, замыкается изображеніемъ казни Прометея, который сотвореніемъ человѣка водворилъ на землѣ всякое зло и бѣдствія. Руки его прикованы къ Кавказу, а ногою упирается онъ на голову сидящей женщины съ рогомъ изобилія: опять олицетвореніе земли. На колѣнѣ у него сидитъ орелъ, терзающій его внутренности. Справа подходитъ Геркулесъ, направляющій свою стрѣлу на орла, чтобъ спасти Прометея. Барельефъ съ этой стороны заключается олицетвореніемъ Кавказа въ видѣ Старца съ зміемъ въ рукѣ -- геніемъ мѣста (Genius loci).
   Саркофаги и другіе остатки античнаго искусства, болѣе или менѣе приспособленные къ идеямъ христіанства, а по большей части даже вполнѣ миѳологическаго содержанія, составляютъ самую обыкновенную принадлежность не только на улицахъ и площадяхъ Италіи, но и преимущественно въ церквахъ. Эта античная примѣсь къ искусству христіанскому внесла въ него весь обиходъ миѳологической символики въ олицетвореніи земли, моря, солнца, лупы, вѣтра, городовъ и т. п. въ видѣ языческихъ боговъ и богинь, которые, наконецъ, потеряли свои античныя имена и стали простыми символами.
   Христіанство въ Римѣ и другихъ городахъ Италіи стало распространяться постепенно между толпами энтузіастовъ и людей передовыхъ, но въ обстановкѣ чисто языческаго образа жизни. Вмѣсто внезапнаго восторга, съ которымъ относились къ христіанству сѣверные дикари, новообращенные римляне находили въ новой религіи пищу для болѣе спокойнаго разсужденія и для сентиментальной мечтательности. Если для дикарей христіанство проявлялось со стороны поэтической, то для потомковъ Цицерона и Горація -- со стороны философской; для первыхъ было оно безотчетнымъ вѣрованіемъ, которое они въ своемъ невѣжествѣ сначала слили въ одно цѣлое съ своею домашнею миѳологіею и которое не переставало оказывать вліяніе на развитіе ихъ до-христіанскаго эпоса, примѣнившаго новыя идеи и образы къ старымъ миѳамъ; для другихъ -- христіанство было настоящимъ ученіемъ, философскою школою, которой гоненія языческихъ императоровъ дали смыслъ политической партіи.
   Преслѣдованія, которымъ подвергались первые христіане, и претерпѣваемыя ими мученія придали сентиментальности и мечтательности этой древне-христіанской общины трогательный, такъ сказать, драматическій характеръ, какъ драматично положеніе всякаго, преслѣдуемаго полиціей и скрывающаго свои убѣжденія и дѣйствія отъ соглядатаевъ. Общества первыхъ христіанъ, привыкшія еще во времена язычества къ очищенію религіи отъ грубыхъ представленій народныхъ и къ возведенію религіозныхъ представленій, въ философскую систему мистерій или таинствъ, исповѣдывали свое новое ученіе, какъ таинство, которому новое обаяніе придавалось таинственной обстановкой секты, преслѣдуемой правительствомъ.
   Такое расположеніе умовъ нашло себѣ прямое выраженіе въ сооруженіи подземныхъ помѣщеній для сборищъ и совершенія молитвы и таинствъ. Это были катакомбы. Сколько онѣ вмѣщали въ себѣ христіанъ въ первые вѣка гоненія и, слѣдовательно, какъ велико было ихъ вліяніе на воображеніе и чувство тамъ собиравшихся, и вообще на образованіе характера новыхъ христіанъ, достаточно сказать, что подъ однимъ Римомъ подземныя галлереи и корридоры въ лабиринтахъ своихъ сплетеній простирались верстъ на триста. Обыкновенная обстановка этихъ подземныхъ галлерей и залъ -- гробы покойниковъ, вставленные въ стѣны въ нѣсколько рядовъ. Въ темнотѣ слабо мерцали канделябры.
   Если сѣверные дикари преклонялись передъ христіанствомъ, пораженные въ своемъ воображеніи идеею вѣчнаго возмездія въ представленіи Страшнаго Суда, то новые христіане въ Римѣ имѣли другую, болѣе осязательную и жизненную связь съ религіей. Это связь общей судьбы секты, члены которой всѣ одинаково преслѣдуются; это связь, основанная уже на преданіи, заключенная на могилѣ мучениковъ, судьба которыхъ ожидала каждаго изъ членовъ секты. Потому посѣтители катакомбъ не нуждались въ изображеніяхъ Страшнаго Суда. Они повсюду кругомъ себя видѣли не изображенія только, но дѣйствительные слѣды смерти.
   Если чествованіе покойниковъ составляетъ одинъ изъ важнѣйшихъ элементовъ всякой развитой религіи, и если во всякой религіи молитва передъ божествомъ соединяется съ мыслью о вѣчности, то нигдѣ полнѣе не выразилось это трогательное отношеніе къ покойникамъ, нигдѣ молитвы не являлись въ такой сентиментальной обстановкѣ представленій о смерти и будущей жизни, какъ въ катакомбахъ. Самое полное выраженіе идеи о сліяніи молитвы съ мыслью о будущей жизни посѣтители катакомбъ нашли себѣ на могилѣ мученика, которую возвели въ значеніе алтаря для совершенія на немъ таинствъ. Общественное и политическое положеніе новыхъ христіанъ при объясненномъ выше настроеніи ума и воображенія нашло себѣ самое полное выраженіе между формами изящныхъ искуствъ именно въ архитектурѣ, въ сооруженіи этихъ подземныхъ галлерей, съ кладбищами, залами для собраній и съ алтарями для совершенія таинствъ.
   Философія и сентиментальность сектантовъ, давно уже отказавшихся отъ языческихъ басень, болѣе способны были къ лиризму, какъ къ формѣ, вполнѣ соотвѣтствовавшей душевному расположенію партіи, замѣшанной въ интригахъ политики и преслѣдуемой. Сверхъ того эти новые христіане, какъ и отвергнутые ими ихъ современники-язычники были слишкомъ развиты, чтобъ довольствоваться младенчески наивными формами эпоса. Въ самой живописи и скульптурѣ новые христіане были далеко уже не безъискусны, потому что, перейдя изъ язычества въ христіанство, они естественно вынесли изъ античнаго міра какъ античную цивилизацію вообще, такъ и развитую форму изящныхъ искусствъ. Барельефы на древне-христіанскихъ саркофагахъ и стѣнная живопись катакомбъ представляютъ самую тѣсную связь античныхъ формъ съ идеями христіанскими, связь гармоническую, образовавшуюся при посредствѣ символа, какъ художественной формы, наиболѣе соотвѣтственной таинственности обрядовъ и религіозныхъ идей. Древне-христіанскій художникъ не изображаетъ событій, а только дѣлаетъ на нихъ намеки, для того чтобы этими намеками выражать отвлеченныя идеи христіанскаго ученія. Напримѣръ, Адамомъ и Еввою онъ намекалъ на грѣхопаденіе, жертвоприношеніемъ Авраама -- на искупленіе, Іоною -- на трехдневную смерть и воскресеніе.
   Какъ введеніе и распространеніе христіанства не было для жителей Италіи явленіемъ внезапнымъ, поразительнымъ, такъ и возведеніе этой религіи со временъ Константина В. въ господствующее исповѣданіе. Это былъ не болѣе какъ вопросъ политическій, рѣшенный въ пользу новаго поколѣнія и согласный съ интересами большинства. Такимъ образомъ отъ первыхъ вѣковъ христіанства и въ теченіе смутнаго періода въ исторіи Италіи, обуреваемой нашествіемъ сѣверныхъ варваровъ, античная цивилизація и христіанство нераздѣльно принимались народомъ за древнее преданіе отцовъ, за основу умственнаго и нравственнаго развитія. Италія никогда не отказывалась отъ античной цивилизаціи, почитая ее своимъ законнымъ наслѣдствомъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ никогда не умѣла во всей ясности противополагать христіанство своей языческой цивилизаціи. Это праотеческое преданіе античной цивилизаціи, столько же въ образованіи вообще и въ удобствахъ жизни, сколько и въ политическомъ устройствѣ, давало всѣмъ народамъ Италіи національное единство, несмотря на видимую между ними разрозненность и на преграды, налагаемыя чуждыми завоеваніями территорій отдѣльными клочками.-- Народы германскаго происхожденія вырабатывали себѣ національное единство и сознаніе своей индивидуальности самостоятельно, путемъ свободной сознательной дѣятельности. Напротивъ того, единство Италіи было уже дано по преданію; надобно было только пассивно ему подчиниться. Даже внѣшнее выраженіе античной цивилизаціи, латинскій языкъ, стало по преданію выраженіемъ новой Италіи, которая такимъ образомъ не замѣтила своего перехода отъ языческаго періода къ христіанству, органомъ котораго оставался тотъ же классическій языкъ, послужившій посредникомъ и связью античной цивилизаціи съ христіанскимъ ученіемъ. Латынь эта была оффиціальнымъ языкомъ въ администраціи. Наконецъ до XII в. включительно латинскій языкъ господствовалъ и въ литературѣ, которая какъ бы непосредственно связывается съ блистательной эпохой писателей Августова вѣка.
   Изъ сказаннаго ясно, что въ такой странѣ, какъ Италія, невозможна эпическая народная поэзія миѳологическаго, героическаго или даже историческаго содержанія, какую мы встрѣчаемъ у народовъ новыхъ и особенно у Германцевъ и Славянъ. Итальянскій народъ не могъ сосредоточить своихъ интересовъ даже на такой колоссальной средневѣковой личности, какъ Карлъ Великій, потому что отъ временъ Ливія и Тацита уже смѣнилъ эпосъ на исторію и непрестанно имѣя предъ своими глазами памятники своего прошлаго въ сотняхъ развалинъ, болѣе или менѣе пріурочивалъ ихъ къ потребностямъ позднѣйшей текущей жизни. Народъ итальянскій уже вполнѣ утратилъ эпическую свѣжесть даже въ ту раннюю эпоху, въ концѣ XII и въ началѣ XIII в., откуда въ исторію литературы впервые раздаются звуки итальянской поэзіи. Впрочемъ не должно думать, чтобы народъ въ Италіи былъ вовсе лишенъ эпическихъ вымысловъ. Они, безъ сомнѣнія, были и частью дошли до насъ, передѣланные въ ученую прозу или въ искусственную поэзію частью на латинскомъ языкѣ, частью на итальянскомъ. Но эти вымыслы не составляли существеннаго богатства народной фантазіи, какъ у насъ былины, воспѣвавшія князя Владиміра, и сверхъ того, какъ и вся жизнь Италіи и ея исторія, болѣе или менѣе примыкаютъ къ античнымъ преданіямъ или же отличаются позднѣйшимъ характеромъ новеллы, легенды или анекдота. Сказанное вполнѣ подтверждается народными преданіями объ основаніи городовъ Италіи, занесенными въ лѣтописи.

Ѳ. Буслаевъ.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru