Бунин Иван Алексеевич
Жертва

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 6.04*6  Ваша оценка:


   Иван Алексеевич Бунин

ЖЕРТВА

  
  
   Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
  
  
   Семен Новиков, живший с братом своим, сухоруким Ни­коном, Петровками горел. Братья согласились поделиться, и Семен, выселяясь из Брода, рубил себе избу на большой дороге.
   Под Ильин день плотники отпросились ко двору. Надо было ночевать на постройке Семену. Поужинав вместе с большой семьей брата, в тесноте, среди мух, он закурил трубку, накинул полушубок и сказал своим:
   - У вас тут духота. Пойду на постройку, там ночую.
   - Ты хоть собак-то возьми, - ответили ему.
   - Вона! - сказал Семен и пошел один.
   Ночь была месячная. За думами о будущем дворе Семен и не заметил, как поднялся из села по широкому прогону на гору и отмахал по большой дороге с версту - до своей запотолоченной, но еще не покрытой избы, стоявшей на опушке хлебов, в пустом поле, черневшей окнами без рам и тускло блестевшей против месяца концами свежих бре­вен по углам, паклей, торчавшей из пазов, и щепой на по­роге. Низкий июльский месяц, поднявшийся за оврагами Брода, был мутен. Теплый свет его рассеивался. Спелые хлеба тускло, сумрачно белели впереди. А к северу было и совсем хмуро. Там заходила туча. Мягкий ветер, дувший со всех сторон, иногда усиливался, порывисто бежал по ржам и овсам - и они сухо, тревожно шелестели. Туча на севере казалась неподвижной, но часто подергивалась зо­лотым быстрым блеском.
   Семен, по привычке сгибаясь, вошел в избу. В ней было темно и душно. Желтый месячный свет, глядевший в пусто­ты окон, не мешался с темнотой, только увеличивал ее. Се­мен кинул полушубок на стружки посреди избы, как раз на одной из полос света, лег на спину. Пососав потухшую трубку и подумав еще маленько, заснул.
   Но вот понесло в окна ветром, глухо заворчало вдали.
   Семен очнулся. Ветер усилился - он бежал теперь по горя­чечно шумящим хлебам непрерывно, и свет месяца стал еще тусклей. Семен вышел из избы за угол, в сухо и знойно шур­шавшие, бледные, как саван, овсы, посмотрел на тучу. Она, темно-аспидная, заняла полнеба. Ветер дул прямо в лицо, за­дирал, путал волосы и мешал смотреть. Мешали смотреть, слепили и молнии, загоравшиеся все жарче и грозней. Се­мен, крестясь, стал на колени: вдали, среди овсяного моря, выделяясь на стене тучи, двигалась на Семена небольшая толпа, с обнаженными головами, в белых подпоясках, в но­вых полушубках, - с трудом несла саженный запрестоль­ный образ древнего письма. Толпа была туманная, призрач­ная, но образ виден хорошо - страшный, строгий лик, крас­невший на черной доске, опаленной свечами, закапанной воском, окованной старым, сизым серебром.
   Ветер разобрал волосы на лбу Семена, приятно отдувая их, - и Семен, в страхе и радости, до земли поклонился об­разу. Когда же поднял голову, то увидел, что толпа стоит, неловко держа величаво откинутый образ, а на туче, как церковная картина, начертался и высится огромный зрак: белобрадый, могутный Илья в огненном одеянии, сидящий, как бог Саваоф, на мертвенно-синих клубах облаков, а над ним - две горящих по аспиду зелено-оранжевых радуги. И, блестя очами-молниями, голос свой сливая с гулом, с грома­ми, сказал Илья:
   - Держись прямей, Семен Новиков! Слухайте, князья-хрестьяне, вот я буду судить его, временнообязанного хрестьянина Елецкого уезда, Предтечевской волости, Семена Новикова.
   И все поле, белевшее вокруг, все колосья его вместе с куколем понеслись, побежали вперед, поклоняясь Илье, и в шуме их сказал Илья:
   - Я серчал на тебя, Семен Новиков, желал пока­рать тебя.
   - За что, батюшка? - спросил Семен.
   - Непристойно тебе, Семен Новиков, меня, Илью, вспрашивать. Ты должон ответ держать.
   - Ну, ин, будь по-твоему, - ответил Семен.
   - Позалетошний год я убил молоньей Пантелея, стар­шого твоего: ты зачем закопал его в землю по пояс, колдов­ством воротил его жить?
   - Прости, батюшка, - сказал Семен, кланяясь. - Жал­ко было малого. Рассуди: ведь кормилец-поилец при ста­рости.
   - Летошний год я посек, повалил твою рожь градом, вихрями: ты зачем прознал о том загодя, запродал эту рожь на корню?
   - Прости, батюшка, - сказал Семен, кланяясь. - Серд­це чуяло, нуждишка была.
   - Ну, а нонче, в Петровки, не я ли спалил тебя? Ты за­чем спешишь строиться, отделяешься?
   - Прости, батюшка, - сказал Семен, кланяясь. - Сухо­рукий брат мой несчастливый: от него и все беды, думалось.
   - Закрой глаза. Я подумаю, посоветуюсь, чем казнить тебя?
   Семен закрыл глаза, склонил голову. Ветер шумел, - он старался сквозь шум его тайком поймать, о чем шепчется Илья с крестьянами. Но опять загремело над ним - ничего не стало слышно.
   - Нет, не придумаем, - во весь голос сказал Илья. - Сам посоветуй мне.
   - А глаза-то открыть? - спросил Семен.
   - Не надобе. Слепой тверже думает.
   - Чуден ты, батюшка, - серьезно усмехнулся Семен. - Да и что ж тут придумывать? Поставлю тебе свечку трех­рублевую.
   - Не из чего. На постройку потратился.
   - Тогда в Киев схожу.
   - Это только бездельничать, лапти трепать. На кого же хозяйство останется?
   Семен задумался.
   - Ну, девчонку, Анфиску, убей. Ей и всего-то второй годок. Девочка, сказать по совести, умильная, - жалко нам будет ее, да ведь что ж сделаешь? Все не с малым сменить.
   - Прислушайте, православные, - громко сказал Илья. - Соглашаюся!
   И такой огонь разорвал всю высь, что у Семена чуть веки не вспыхнули, и такой удар расколол небеса, что вся земля под ним дрогнула.
   - Свят, свят, свят, господь бог Саваоф! - прошептал Семен.
   Очнувшись, открыл глаза, он увидел лишь пыльную тучу, хлеба и себя самого, на коленях стоящего в них. Пыль вих­рем неслась по дороге, и месяц совсем замутился.
   Семен вскочил на ноги. Позабыв о полушубке, он по­спешно пошел к себе. Крупный дождь захватил его на выго­не. Темные облака надвинулись над стемневшими оврагами. Красный месяц закатывался. Село спало крепким сном, но скотина по дворам беспокоилась, петухи орали. И, подбегая к своей старой избе, Семен услыхал в ней вопли. У порога стоял сухорукий Никон, в полушубке и без шапки, тощий и морщинистый, глядел тупо и растерянно.
   - Беда у тебя, - сказал он, и по голосу его было слыш­но, что он еще не совсем проснулся.
   Семен вбежал в избу. Бабы с криком метались в темноте, ища серников. Семен выхватил из-за образа коробочек, за­жег каганец: люлька, повешенная возле печи, носилась из стороны в сторону, - бабы, задевали ее, бегая, - а в люльке лежала вся сизая, мертвая девочка, и на головке ее чепчик тлел.
   Жил Семен с тех пор счастливо.
  
   Капри. 1913

Оценка: 6.04*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru