Булгаков Михаил Афанасьевич
Таракан

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Михаил Булгаков.
Таракан

   Ах, до чего замечательный город Москва! Знаменитый город! И сапоги знаменитые!
   Эти знаменитые сапоги находились под мышкой у Василия Рогова. А сам Василий Рогов находился при начале Новинского бульвара, у выхода со Смоленского рынка. День был серый, с небом, похожим на портянку, и даже очень легко моросило. Но никакой серости не остановить смоленского воскресенья! От Арбата до Новинского стоял табор с шатрами. Восемь гармоний остались в тылу у Василия Рогова, и эти гармонии играли разное, отравляя душу веселой тоской. От Арбата до первых чахнувших деревьев в три стены стоял народ и торговал вразвал чем ни попало: и Львом Толстым, босым и лысым, и гуталином, и яблоками, штанами в полоску, квасом и Севастопольской обороной, черной смородиной и коврами.
   Если у кого деньги, тот чувствует себя, как рыба в море, на Смоленском рынке. Искупался Василий Рогов в океане и поплыл с сапогами и финским ножом. Сапоги -- это понятно. Сапоги давно нужно было купить, ну а финский нож к чему? Купился он сам собой как-то.
   Когда Рогов отсчитал два червя за сапоги в палатке, вырос из-под земли человек с кривым глазом и почему-то в генеральской шинели и заметил гнусаво:
   -- Сапоги купили, папаша! Отличные сапоги. Ну а такой финский нож вы видали?
   И тот сверкнул перед Роговым убийственной сталью...
   -- Не нужно, -- сказал Рогов, уминая под мышку сапоги.
   -- Шесть рублей финка стоит, -- сообщил человек, -- а отдаю за четыре, и только по случаю ликвидации лавки.
   -- Никакой у тебя лавки нет, -- возразил с презрением Рогов и подумал: "Сколько этих жуликов на Смоленском! Ах, Боже мой!"
   -- Таким ножом, если махнуть человеку под ребро, -- сладостно заговорил человек, пробуя пальцем коварное лезвие, -- то любого можно зарезать.
   -- Ты смотри, тут и милиционеры есть, -- ответил Рогов, пробираясь в чаще спин.
   -- Берите ножик, отец, за три с полтиной, -- гнусавил человек, и дыхание его коснулось крутой шеи Василия Рогова, получившего неизвестно за что в пекарне обидное прозвище Таракан. -- Вы говорите цену, папаша! На Смоленском молчать не полагается.
   В это время гармония запела марш и весь рынок залила буйною тоской.
   -- Рубль! -- сказал, хихикнув, Таракан, чувствуя счастье благодаря сапогам.
   -- Берите! -- крикнул человечишко и нож всунул в голенище новых Таракановых сапог.
   И сам не зная как, Таракан выжал из-за пазухи кошелек, крепко зажал меж пальцами левой руки пять червонцев, -- примеры всякие бывают на Смоленском рынке! -- а правой выдернул желтый рубль.
   Таким образом наградили Таракана финкой. Видимо, караулила пекаря беда.
   Страшно расстроен был Таракан вследствие покупки ненужной вещи. "Что я, в самом деле, людей, что ли, резать им буду?" Поэтому пришлось Таракану зайти в пивную. Выпив две бутылки пива, Таракан почувствовал, что ножик не так уж не нужен. "Молодецкая вещь -- финка", -- подумал пекарь и вышел на Новинский бульвар.
   До чего здесь было оживленно! Фотограф снимал на фоне экрана, изображающего Кремль над густой и синей Москва-рекой, девицу с розой в волосах. Стоял человек с трахомой и пел тоскливо и страшно. Китаец вертел погремушкой, и шел народ и назад, и вперед. И тут услышал Таракан необыкновенный голос, всем заявляющий громко и отчетливо:
   -- У меня денег воз -- дядя из Японии привез.
   А потом голос так сказал:
   -- А сам не кручу, не верчу, только денежки плачу.
   И действительно, сам он не крутил. Деревянный восьмигранный волчок крутил тот, кто ставил. А ставить можно было на любой из восьми номеров. А номер на доске, а доска на обыкновенном ящике, а полукружием вокруг ящика мужчины.
   -- Игра, -- заметил голос, -- без обману и шансов. Каждый может выиграть жене на печенку, себе на самогонку. Детишкам на молочишко.
   Как родной голос совсем звучал. Как дома. Потная молодая личность в кепке все ставила по три копейки на 8-й номер, а он все не выпадал. А потом, как выпал, -- выдал голос кепке пятиалтынный. Кепка потной рукой поставила пятачок и -- хлоп -- 8! Двадцать пять копеек. Он -- гривенник (кепка) -- 8! Чудеса -- подряд. Полтинник. Голосу хоть бы что, хоть дрогнул -- платит и платит. Кепка опять гривенник на 8-й, только он уже не выпал. Нельзя же вечно!
   Еще кто-то три копейки поставил на 2-й номер. А на волчке вышло 3.
   -- Эх, рядом надо было! -- сказал кто-то.
   -- Не угадаешь.
   Таракан уже был у самого ящика. Финку переложил из голенища за пазуху к кошелю для верности -- все бывало на Новинском бульваре!
   Кепка поставила гривенник на 7-й, выпал 7-й. Опять полтинник.
   -- За гривенник -- даю полтинник, а за двугривенный -- рубль! -- равнодушно всех оповестил голос.
   Таракан молодецки усмехнулся, бодрый от пива, и смеху ради поставил на 3-й номер три копейки, но вышел 5-й.
   -- Чем дальше играешь, тем игра веселей! -- голос сказал.
   Таракан пятачок мелкой медью поставил на 4-й номер и угадал. Голос выдал Таракану четвертак.
   -- Ишь ты! -- шепнули в полукружии.
   Таракан как-то удивился, сконфузился и гривенник бросил на 8-й. Теперь сердце в нем екнуло, пока волчок, качаясь, кривлялся на доске. И упало холодно. Не упал 8-й, а 1-й вместо него. Жаль стало почему-то гривенника. "Эх, не нужно было ставить, забрал бы четвертак и ушел. А тут казнись!"
   Через четверть часа полукружие стало плотнее, гуще в два ряда. И все отшились, до того всех размахом забил Таракан. Теперь Таракан ничего не видел вокруг, только лепешки без глаз вместо лиц. Но лицо голоса видел отлично -- на лице, словно постным маслом вымазанном, бритом с прыщом на скуле, были агатовые прехолодные глаза. Спокоен был голос, как лед. А Таракан оплывал. Не узнала бы Таракана родная мать. Постарел, углы губ обвисли, кожа на лице стала серая и нечистая, а водянистые глаза зашли к небу.
   Таракан доигрывал пятый, последний червонец. Серый червонец, вылежавшийся за пазухой. Таракан вынул, и владелец ящика его разменял так: рваный рубль, новый рубль, зеленая трешка и тоненькая, как папиросная бумага, видавшая виды пятерка. Таракан поставил рубль, еще рубль, не взял. "Что ж я по рублю да по рублю?" -- вдруг подумал и почувствовал, что падает в бездну. Трешку! И трешка не помогла. Тогда Таракан шлепнул пятерку, и все мимо поплыло по Новинскому бульвару, когда лапа голоса, похожая на воронью, махнула пятерку с доски. Никто не шелохнулся вокруг, весь мир был равнодушен к злостной Таракановой судьбе. Владелец же ящика вдруг снял доску, взял ее под одну мышку, а ящик под другую -- и в сторону.
   -- Постой! -- хрипло молвил Таракан и придержал голос за рукав. -- Погоди-ка!
   -- Чего годить-то? -- ответил голос. -- Ставок больше нет. Домой пора.
   -- Еще сыграю, -- чужим голосом заметил Таракан, вынул сапоги и сразу в тумане нашел покупателя.
   -- Купи сапоги, -- сказал он и увидел, что продает сапоги той кепке, что первая начала игру. Кепка презрительно оттопырила губу, и тут поразился Таракан тому, что у кепки было такое же масляное лицо, как и у голоса.
   -- Сколько? -- спросила кепка, постукивая по подошве расщепленным больным ногтем.
   -- Двадцать! -- вымолвил Таракан.
   -- 12, -- нехотя сказала кепка и повернулась уходить.
   -- Давай, давай! -- отчаянно попросил Таракан.
   Кепка, свистя через губу, крайне вяло вынула из кармана стального френча червь и два рубля и дала их Таракану. Ящик вернулся на место и легче немного стадо Таракану. Он проиграл по рублю пять раз подряд. На счастливый 3-й номер поставил рубль и получил пять. Тут испуг червем обвил сердце Таракана. "Когда же я отыграюсь?" -- подумал он и поставил пять на 6-й.
   -- Запарился парень! -- далеко заметил кто-то.
   Через минуту чисто было перед Тараканом. Ящик уплыл, доска уплыла, и люди разошлись. Бульвар жил, равнодушный к Таракану, китаец стрекотал погремушкой, а вдали переливались свистки -- пора рынок кончать.
   Воспаленными глазами окинул Таракан бульвар и ныряющей волчьей походкой догнал кепку, уносившую сапоги. Пошел рядом, кепка покосилась и хотела свернуть вон с бульвара.
   -- Нет, ты так не уходи! -- не узнав своего голоса, молвил Таракан. -- Как же это так?
   -- Чего тебе надо? -- спросила кепка, и трусливо забегали его глаза.
   -- Ты какой же червонец мне дал за сапоги? А? Отвечай!
   Свет отчаянья вдруг озарил Тараканову голову, и он все понял. На червонце было чернильное пятно, знакомое Таракану. Вчера это пятно на червонце получил Таракан в жалованье в пекарне. Он голосу проиграл этот червонец, как же он оказался у этого, кем звалась кепка, и Таракан понял, что она, кепка, заодно с голосом. Значит, червонец голос передал кепке? Не иначе.
   -- Отойди от меня, пьяница! -- сурово сказала кепка.
   -- Я пьяница? -- голос Таракана стал высок и тонок. -- Я-то не пьяница. А вы сообщники, злодеи! -- выкрикнул Таракан.
   Прохожие брызнули в стороны.
   -- Я тебя не знаю! -- неприязненно отозвалась кепка, и Таракан понял, что она ищет лаз в газоне.
   Таракан вдруг заплакал навзрыд.
   -- Погубили меня, -- содрогаясь, говорил он, -- убили человека. Деньги профсоюзные... Мне их сдавать в кассу. Под суд идти! -- Весь мир заволокло слезами, и кепка смягчилась.
   -- Что ты, голубчик? -- задушевно заговорила она. -- Я сам, голубчик мой, проигрался. Сам лишился всего. Ты иди, проспись.
   -- Сапог мне не жалко, -- мучаясь выговорил Таракан, -- а пятьдесят не мои. Делегат я. Сироту погубили. Жулики! -- внезапно тоненько закричал Таракан. Кепка нахмурилась.
   -- Пошел ты от меня к чертовой матери! -- рассердилась она лицом, а глаза по-прежнему бегали. -- Я тебя в первый раз в жизни вижу.
   -- Верни этого с ящиком! -- не помня себя, бормотал Таракан, наступая на кепку. -- Подай мне его сейчас! А то я вас власти отдам! Куда же это милиция смотрит? -- в ужасе спросил Таракан у любопытной старушечьей мордочки в платке.
   Наложила на себя мордочка крестное знамение и мгновенно провалилась в газон. Мальчишки засвистели кругом, как соловьи.
   -- А ты дай ему, дай, что долго разговаривать! -- посоветовал чей-то гнилой голос.
   Кепкины глаза теперь ходуном ходили, вертелись, как мыши.
   -- Отцепись от меня, падаль! -- сквозь зубы просвистела кепочка. -- Никакого я ящика не видел.
   -- Врешь! Мошенник! Я вас насквозь вижу! -- рыдающим голосом воскликнул Таракан. -- Мои сапоги за мой же червонец купил!
   -- Что на них, свои клейма, что ли? -- спросила кепочка и косо подалась в сторону. -- Я их купил совсем у другого человека, высокого роста, с бельмом, а ты маленький -- Т-таракан! Обознался, гражданин! -- сладко заметила кепочка, улыбаясь любопытным зрителям одними постными щеками. -- А теперь мне голову морочит. Ну, отойди, зараза! -- вдруг фыркнула она кошачьим голосом и, как кошка, пошла -- легко, легко. Клеш замотался над тупоносыми башмаками.
   -- Говорю, лучше остановись! -- глухо бубнил Таракан, цепляясь за рукав. -- Предаю тебя ответственности! Люди добрые...
   -- Эх, надоел! -- сверкнув глазами, крикнула кепочка и сухим локтем ударила Таракана в грудь.
   Воздуху Таракану не хватило. "Погибаю я, делегат злосчастный, -- подумал он. -- Уходит... злодей..."
   -- Ты остановишься? -- белыми губами прошептал Таракан и поймал кошачий зрачок отчаянным своим глазом. В зрачке у кепки была уверенность, решимость, не боялась кепка коричневого малого Таракана. Вот сейчас вертушка-турникет, и улизнет кепочка с Новинского!
   -- Стой, стой, разбойник! -- сипел Таракан, закручивая двумя пальцами левой руки скользкий рукав. Кепка молча летела к турникету. -- Милиция-то где же? -- задыхаясь шепнул Таракан.
   Таракан увидел мир в красном освещении. Таракан вынул финку и в неизбышной злобе легко ударил ею кепку в левый бок. Сапоги выпали из кепкиных рук на газон. Кепка завернулась на бок, и Таракан увидел ее лицо. На нем теперь не было и признаков масла, оно мгновенно высохло, похорошело, и мышиные глазки превратились в огромные черные сливы. Пена клоком вылезла изо рта. Кепка, хрипнув, возвела руки к небу и качнулась на Таракана.
   -- Ты драться?.. -- спросил Таракан, отлично видя, что кепка драться не может, что не до драки кепке, не до сапог, ни до чего! -- Драться?.. Ограбил и драться? -- Таракан наотмашь кольнул кепку в горло, и пузыри выскочили розового цвета на бледных губах. Экстаз и упоение заволокли Таракана. Он полоснул кепку по лицу, и еще раз, когда кепка падала на траву, чиркнул по животу. Кепка легла в зеленую Новинскую траву и заляпала ее пятнами крови. "Финка -- знаменитая... вроде как у курицы, кровь человечья", -- подумал Таракан.
   Бульвар завизжал, заревел, и тысячные, как показалось, толпы запрыгали, заухали вокруг Таракана.
   "Погиб я, делегат жалкий, -- помыслил Таракан, -- черная моя судьба. Кто ж это мне, дьявол, ножик продал, и зачем?"
   Он швырнул финку в траву, прислушался, как кепка, вся в пузырях и крови, давится и умирает. Таракану стало жалко кепку и почему-то того жулика с ящиком... "Понятное дело... он на хлеб себе зарабатывает... Правда, жулик... но ведь каждый крутится, как волчок..."
   -- Не бейте меня, граждане, -- тихо попросил пропащий Таракан, боли от удара не почувствовал, а только догадавшись по затемненному свету, что ударили по лицу, -- не бейте, товарищи! Делегат я месткома пекарни  13... Ох, не бейте. Профсоюзные деньги проиграл, жизнь загубил свою. Не бейте, а вяжите! -- молвил Таракан, руками закрывая голову.
   Над головой Таракана пронзительно, как волчки, сверлили свистки.
   "Ишь, сколько милиции... Чрезвычайно много набежало, -- думал Таракан, отдаваясь на волю чужим рукам, -- раньше б ей надо было быть. А теперь все равно..."
   -- Пускай бьют, товарищ милицейский, -- глотая кровь из раздавленного носа, равнодушно сказал Таракан, понимая только одно, что его влекут сквозь животы, что ноги его топчут, но уже по голове не бьют. -- Мне это все равно. Я неожиданно человека зарезал вследствие покупки финского ножа.
   "Как в аду, суматоха, -- подумал Таракан, -- а голос распорядительный..."
   Голос распорядительный, грозный и слышный до Кудринских, ревел:
   -- Извозчик, я тебе покажу -- отъезжать! Мерзавец... В отделение!!!
   
   Середина 1920-х гг.

---------------------------------------------

   "Заря Востока", 23 августа 1925 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru