Булгаков Михаил Афанасьевич
Стенка на стенку

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Михаил Булгаков.
Стенка на стенку

   В день престольного праздника в селе Поплевине, в районе станции Ряжск, происходил традиционный кулачный бой крестьян. В этом бое принял участие фельдшер ряжского приемного покоя, подавший заявление о вступлении в партию.

Часть 1. На выгоне

   В день престольного праздника преподобного Сергия в некоем селе загремел боевой клич:
   -- Братцы! Собирайся! Братцы, не выдавай!
   Известный всему населению дядя, по прозванию Козий Зоб, инициатор и болван, вскричал командным голосом:
   -- Стой, братцы! Не все собрамшись. Некоторые у обедни.
   -- Правильно! -- согласилось боевое население.
   В церкви торопливо звякали колокола, и отец настоятель на скорую руку бормотал слова отпуска [церковная молитва, читаемая священником, при окончании службы (Даль, т.2)]. Засим, как вздох, донесся заключительный аккорд хора, и мужское население хлынуло на выгон.
   -- Ура, ура!
   Голова дяди Зоба мелькала в каше, и донеслись его слова:
   -- Стой! Отставить...
   Стихло.
   И Зоб произнес вступительное слово:
   -- Медных пятаков чеканки 1924 года в кулаки не зажимать. Под вздох не бить дорогих противников, чтобы не уничтожить население. Лежачего ногами не топтать: он не просо! С Богом!
   -- Урра! -- разнесся богатырский клич.
   И тотчас мужское население разломилось на две шеренги. Они разошлись в разные стороны и с криком "ура" двинулись друг на друга.
   -- Не выдавай, Прокудин! -- выла левая шеренга. -- Бей их, сукиных сынов, в нашу голову!!!
   -- Бей! Эй, эй! -- разнесли перелески.
   Шеренги сошлись, и первой жертвой силача Прокудина стал тот же бедный Зоб. Как ни били со всех сторон Прокудина, он дорвался до зобовой скулы и так тяжко съездил его, поддав еще в то место, на котором Козий Зоб заседал обыкновенно на общих собраниях сельсовета, что Зоб моментально вылетел из строя. Его бросило головой вперед, а ногами по воздуху, причем из кармана Зоба выскочило шесть двугривенных, изо рта два коренных зуба, из глаз искры, а из носа -- темная кровь.
   -- Братья! -- завыла правая шеренга. -- Неужто поддадимся?
   Кровь Зоба возопияла к небу, и тотчас получилось возмездие. Стены сошлись вплотную, и кулаки забарабанили, как цепы на гумне. Вторым высадило из строя Васю Клюкина, и Вася физиономией проехался по земле, ободрав как первую, так и вторую. Он лег рядом с Зобом и сказал только два слова:
   -- Сапоги вдове...
   Без рукавов и с рваным в клочья задом вылетел Птахин, повернулся по оси, ударил кого-то по затылку, но мгновенно его самого залепило плюхою в два аршина, после чего он рявкнул:
   -- Сдаюсь! Света Божьего не вижу...
   И перешел в лежачее положение.
   За околицей тревожно взвыли собаки, легонько начали повизгивать бабы-зрительницы.
   И вот, в манишке, при галстуке и калошах, показался, сияя празднично, местный фельдшер Василий Иванович Талалыкин. Он приблизился к кипящему бою, и глазки его сузились. Он потоптался на месте, потом нерешительно рукою дернул себя за галстук, затем более решительно прошелся по пуговицам пиджака, разом скинул его и, издав победоносный клич, врезался в битву. Правая шеренга получила подкрепление, и, как орел, бросился служитель медицины увечить своих пациентов. Но те не остались в долгу. Что-то крякнуло, и выкатился вон, как пустая банка из-под цинковой мази, универсальный врач, усеивая пятнами крови зеленую траву.

Часть 2. Выгнали

   Через два дня в Укоме города Р. появился фельдшер Василий Иванович Талалыкин. Он был в кожаной куртке, при портрете вождя, и сознательности до того много было в его лице, что становилось даже немножко тошно. Поверх сознательности помещался разноцветный фонарь под правым оком фельдшера, а левая скула была несколько толще правой... Сияя глазами, ясно говорящими, что фельдшер постиг до дна всю политграмоту, он приветствовал всех словами, полными достоинства:
   -- Здравствуйте, товарищи.
   На что ему ответили гробовым молчанием.
   А секретарь Укома, помолчав, сказал фельдшеру такие слова:
   -- Пройдемте, гражданин, на минутку ко мне.
   При слове "гражданин" Талалыкина несколько передернуло.
   Дверь прикрыли, и секретарь, заложив руки в карманы штанов, молвил такое:
   -- Тут ваше заявление есть о вступлении в партию.
   -- Как же, как же, -- ответил Талалыкин, предчувствуя недоброе и прикрывая лодошкою фонарь.
   -- Вы ушиблись? -- подозрительно ласково спросил секретарь.
   -- М... м... ушибси, -- ответил Талалыкин. -- Как же, на притолоку налетел... М-да... Заявленьице. Вот уже год стучусь в двери нашей дорогой партии, под знамена которой, -- запел вдруг Талалыкин тонким голосом, -- я рвусь всеми фибрами моей души. Вспоминая великие заветы наших вож...
   -- Довольно, -- неприятным голосом прервал секретарь, -- достаточно. Вы не попадаете под знамена!
   -- Но почему же? -- мертвея, спросил Талалыкин.
   Вместо ответа секретарь указал пальцем на цветной фонарь.
   Талалыкин ничего не сказал.
   Он повесил голову и удалился из Укома.
   Раз и навсегда.

---------------------------------------------

   "Гудок" 19 октября 1924 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru