Будищев Алексей Николаевич
Пастух

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Алексей Будищев

Пастух

   Порфирий подбросил в костер несколько сухих веток и, выбрав из неопрятного посконного мешка с десяток крупных картошин, посадил их в золу. Затем он взял маленький закоптелый котелок и заковылял (левая нога была у него несколько короче правой) к небольшому озеру, прятавшемуся в зеленые поросли лозняка. Через минуту он вернулся оттуда.
   Это был парень лет двадцати двух, тонкий и высокий, с узкими покатыми плечами. Лицо его, бледное и безбородое, с красивыми тонкими чертами, носило следы болезненности; темные глаза, большие и мечтательные, умно глядели из-под тонких, красиво выведенных бровей; целая копна темно-русых кудрей беспорядочно обрамляла его голову. Одет он был неряшливо во все посконное.
   -- А караси-то, Васютка, на озере так и плещутся! -- выговорил он протяжно. -- Другой -- выскочит, ровно золотой весь! Что удочек-то не припасешь? -- Порфирий улыбнулся.
   Васютка, белоголовый и голубоглазый мальчик лет двенадцати, придвинулся поближе к костру; он лег на живот и, подперев руками голову, заболтал ногами.
   -- Неохотник я до рыбы-то! -- лениво ответил он, не переставая постукивать босыми ногами.
   Сумерки сгущались; становилось темнее, заря уже догорела, и только зеленая, как морская вода, полоска светилась на западе мягким и ровным сиянием; станица серо-лиловых туч неподвижно стояла там, как корабли в гавани, и их серые, косматый, как изодранные паруса, верхушки горели по краям золотой бахромой. Поймы задымились сизым туманом. Озеро потемнело и словно застыло; только плеснувшая рыбка разбивала порою его тусклое стекло, вызывая на поверхности серебристые круги. Плакучие ветки лоз ниже склонились к воде.
   Лошади и волы широко разбрелись по лугам, пощипывая траву; грациозные жеребята весело резвились, позванивая бубенцами, и звонко ржали.
   -- Ишь они, что дети малые! -- задумчиво произнес Порфирий, шевыряя в костре обгорелым сучком.
   В небе загорелись звезды.
   -- А вон звездочка скатилась! -- проговорил белоголовый Васютка, -- знать помер кто!
   -- Нет, это посол Божий летит! -- Порфирий посмотрел на восток.
   -- А месяц еще не скоро в дозор пойдет; ишь тучки-то какие хмурые стоят; соскучились, видно, ждамши, холодно им без него, -- добавил он также задумчиво.
   Порывистый ветерок прибежал с поля, дунул на костер, раздул его угли, смел легкий слой золы и полетел дальше, шаловливо кувыркая перед собой сухие стебли где-то подхваченной соломы.
   Зеленые поросли лозняка, мирно дремавшие дотоле над тихим озером, тоже встрепенулись, задрожали и испуганно зашептались меж собой. Этот шалун ветер вечно постарается напугать их и помешает помечтать па досуге.
   -- Вот ветер тоже, -- степенно произнес Васютка, встряхнув ковыльными волосами, -- другой раз вихрем по полю бегает, длинный предлинный вырастет, инда до неба достанет! "Нечистые", сказывают, в те поры в нем кувыркаются! Правда? -- спросил он, серьезно нахмурил белесые брови и даже перестал болтать ногами.
   -- "Нечистый", Васютка, в людях живет; "нечистого" нет в поле, -- ответил Порфирий; -- здесь все свято: и вода, и земля, и небо! Вишь оно какое ласковое да приветное! -- Глаза Порфирия заискрились; он поднял голову к небу, и неопределенные тени скользнули по его болезненному лицу. Пастух задумался.
   Сумрак, меж тем, сгущался; облачные тени поползли кое-где по лугам, как гигантские пауки. Лошади и волы собирались в группы. Заботливые матери беспокойным ржанием то и дело окликали жеребят.
   Пастухи вынули из золы горячий, слегка обуглившийся картофель, приготовляясь к ужину. И вдруг до них долетели визгливые трели гармоники:
   Милка, душка, мой секрета,
   Скажи, любишь или нет?
   пел высокий визгливый тенорок, делая жеманные паузы и кокетливые пассажи.
   Порфирий заерзал на траве; лицо его побледнело и приняло какое-то растерянное и словно виноватое выражение. Васютка тоже встрепенулся и с любопытством вглядывался в окружающий мрак.
   -- Они это, Порфирь, беспременно они: Стешка с конторщиком! -- сказал затем Васютка. -- Эx, Порфирь, Порфирь! -- добавил он, укоризненно тряхнув ковыльными волосами. -- Больно добер ты, ох, как добер! -- Мальчуган торопливо проглотил тормозившую его язык картошину. -- Все на деревне смеются, а ты никогда и не поучишь ее! Да ежели бы я, к примеру, ейный муж был, уж и ввалил бы я ей, у меня стала бы по закону жить!
   Васютка посмотрел на Порфирия и брезгливо оттопырил губы.
   -- Порфирь, ведь это конторщик к себе ее ведет? Тьфу, ты, проклятая, ровно на смех к мужу с полюбовником катит! -- Васька даже плюнул и сердито свел брови.
   -- Порфирь, а Порфирь, -- заговорил он через минуту, тронув за рукав старшего пастуха, -- проводи ты их отселева арапником, чтоб неповадно было? А?
   Порфирий улыбнулся застенчиво и робко.
   -- Мал ты, Васютка, не понимаешь всего!
   Пастухи замолкли настороженные, и тогда послышались поспешные шаги; к костру подошли двое: мужчина и женщина. Это были конторщик и жена Порфирия, Стеша. Конторщик приподнял картуз с жирно напомаженной головы и произнес с широкой улыбкой:
   -- Наше вам нижайшее с кисточкой!
   По виду конторщик был молодой человек, безбородый и белокурый, толстолицый и некрасивый, но сильный и франтовски одетый. Люстриновый пиджак, шитая белая сорочка и высокие бутылками сапоги, -- все выглядело на нем новым и щеголеватым. Он, очевидно, был выпивши, его узенькие серые глазки маслились и поминутно подмигивали кому-то.
   Стеша стояла рядом с конторщиком и пристально в упор глядела на Порфирия. Её тонкий стан, туго стянутый ременным кушаком, был строен и гибок; множество бус позвякивало на её высокой груди. Лицо её было бы красиво, если бы его не портило нахальное и вызывающее выражение больных, выпуклых глаз.
   Порфирий сидел потупясь. Несколько минут длилось молчание. Вокруг было тихо. С озера тянуло холодком, жеребята более не резвились по лугам и боязливо жались к матерям; звезды разгорались ярче, но месяц все еще не показывался; темные тучи тихо передвигались на востоке; порой они собирались в тесные группы, словно совещаясь о чем-то в высшей степени важном. Долгое отсутствие месяца, очевидно, беспокоило их. Наконец Стеша придвинулась к мужу; тот поднял на нее глаза.
   -- Вот что, Порфирий, я к тебе деньжонок попросить, -- сказала она холодно и нагловато. -- Сегодня мне срок за фатеру платить, а у меня денег-то нет, и Кириллу Ивановичу до жалованья далеко! -- Стеша кивнула на конторщика.
   -- Это правильно! -- подтвердил тот и икнул.
   Порфирий вскочил на ноги.
   -- Ах, отцы мои! -- заговорил он скороговоркой и взвизгивая, -- ах, отцы мои! ровно смеется она над мужем-то! -- Он всплеснул руками и торопливо заковылял вокруг костра. -- Слыханное ли дело? С полюбовником к мужу законному денег просить идет!
   Конторщик икнул.
   -- Это ты правильно Порфирь; это точно! Стеша -- Конторщик тронул ее за пояс.
   -- Не бреши! -- сердито огрызнулась та, и её черные брови зашевелились, как пиявки.
   -- Как угодно, Порфирь Демьяныч. -- Стеша жалобно потупилась. -- Стало быть, вы готовы законную жену по миру пустить! -- Она поднесла к лицу свой пестрый нарядный фартук, будто бы готовясь заплакать, в то время как её красивые глаза так и светились задором и дерзостью. -- Что же мне не емши: сидеть, что ли? -- спросила она мужа.
   Порфирий подскочил к ней с сжатыми кулаками.
   -- Молчи! -- визгливо крикнул он и задохнулся. -- Молчи! пиявка ты, измучила ты меня всего, иссушила! Ведь тебя убить мало!
   Он с трудом перевел дыхание.
   Стеша подняла на него вспыхнувшие глаза; её румяное лицо слегка побледнело; она презрительно двинула губами.
   -- Не сладишь, Порфиша! Вишь, ты какой у меня быстроногий! -- сказала она с презрением, пожимая полными плечами; бусы на её груди звякнули. -- Послушай -- Она ближе придвинулась к мужу, и её голос зазвучал вдруг ласковей. -- Послушай, а зачем ты брал меня за себя? Нешто я тебе не говорила, что замуж иду не любя, что пропащая я? Нешто я лукавила?
   -- Вон поскудница! -- вне себя закричал Порфирий, и лицо его передернула судорога; оно все позеленело. -- Уйди от греха!..
   -- Идем! -- меланхолично согласился и конторщик, трогая руку Стеши. Они молча двинулись дальше. Её гибкая фигура сквозь трепещущий дым костра показалась какой-то призрачной. Вот-вот она совсем утонет во мраке, как русалка в тусклых водах болота.
   -- Стеша! -- робко позвал Порфирий. -- Стешенька! -- Он закричал, будто ему сдавили горло, страшным криком необъятной любви и невыносимых мучений.
   Она подошла к нему, красивая, с безучастными глазами.
   Порфирий торопливо пошарил в кармане, достал, оттуда грязную тряпицу, из которой извлек засаленную трехрублевку. -- Больше нет, -- сказал он коротко и подал ей бумажку. Стеша хотела идти.
   -- Постой! -- Порфирий опустил голову и тихо про-шептал: -- Прости меня, Стеша! -- Губы его задрожали. Он заморгал глазами и опустился на траву.
   Стеша с минуту простояла как бы в нерешительности, а потом она задумчиво повела плечами и повернула к конторщику.
   Васютка участливо глядел в глаза Порфирия.
   -- Прост ты, Порфирь, ох, как прост!
   Он вытащил из золы картошку и стал есть ее с хлебом, запивая свой ужин водою.
   -- Поешь, Порфирь! -- предложил Васютка и Порфирию с тем же участием на своем еще ребячьем лице.
   Порфирий закусил было картошку, но снова положил ее на траву. Он порылся в посконном мешке и достал две тростниковые дудки и бычачий рог; вcтaвив свирели в отверстие рога, он заиграл. Первые отрывистые и резкие звуки вырвались как испуганные крики. А потом в их черную тоску нежно вторгся печальный голос все примиряющей любви. -- Мелодия была проста и незатейлива, но она так гармонично сочеталась с грустной музыкой летней ночи. Это не была песня; пастух импровизировал, передвигая пальцы по дыркам свирелей.
   Это плакало пастушье сердце.
   Месяц, как золотой щит, встал над отдаленной горою; золотистая тучки задвигались, заволновались вокруг и окружили его, как верная свита.
   Поймы просветлели.
   Конторщик и Стеша стояли и слушали песню пастушьей свирели.
   Конторщик слушал, икая и повторяя:
   -- Хорошо, разбойник! Ловко вывел, мошенник!
   А Стеша стояла молчаливая и встревоженная.
   Мечтательная грусть засветилась в её широко раскрытых изумленных глазах; её черные выпуклые брови шевелились, как пиявки, полная грудь высоко и порывисто, вздымалась, звякая бусами. Она сама не понимала, что творилось с ней. Её сердце сладко замерло, раскрылось, как внезапно распустившийся цветок, и с мучительной тоской просило ласки нежной и тихой, как эта пастушья жалоба.
   Огни недалекой барской усадьбы глядели с невысокого холмика на задумавшуюся парочку. Сейчас они пойдут туда, на квартиру конторщика, и будут там пить пиво и играть на гармонике.
   Стеша очнулась, сердито дернула за рукав Кирилла Ивановича и сурово произнесла:
   -- Идем!
  

----------------------------------------------------

   Источник текста: Сборник "Степные волки: Двадцать рассказов" 2-е издание. 1908 г.
   Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru