Буданцев Сергей Федорович
Оставим историю историкам

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ОСТАВИМ ИСТОРИЮ ИСТОРИКАМ

   Коли художник пустился теоретизировать, это значит, что он оправдывает и обобщает свою творческую судьбу. Недавно в прекрасной лирической статье Алексей Николаевич Толстой попытался определять "свой творческий путь". И пока шли автобиографические признания, все было хорошо, до двух последних абзацов, которые, вероятно, казались автору бесспорными. Уж одно то, что он поделил эпохи на "идеотворческие" и "осуществительные" заслуживает большого разговора. Но куда как больше нужно поговорить о призыве творить "историю нашего времени по примеру древней Эллады, "которая, благодаря своим художникам, запечатлевшем ее гений, по сей день живет в наших зданиях, в искусстве, философии, науке" ("Литгазета" от 10 ноября).
   Греки всего менее заботились об исторгли Маленький гениальный народ боролся и строил. Скульпторы высекали статуи, мало заботясь о европейских и американских музеях, куда должны были попасть осколки их мраморов. Парфенон возводили не для реставраторов. Стихи и трагедии писали, не для того, чтобы через несколько тысяч лет расплодить вокруг них приват-доцентов и профессоров. Греческое искусство тем и замечательно, что оно, порождаемое бурной жизнью в государстве, раздираемом классовой борьбой и войнами за самостоятельное существование, властно вмешивалось в свалку, сплачивая и громя, ободряя и страша. Это было искусство организующее, агитирующее, и в этом тайна его "нестарения".
   Но что такое вообще "художественная история"? Есть жанр, в котором "историческое беспристрастье" является как бы основной добродетелью, -- это мемуары. Между тем, лучшие мемуары "лживы" в высшем смысле этого слова, лживы не как фетовские (ложь тенденциозная и укрывательская), а лживы как художество. Лучшие русские мемуары "Былое и думы" очень показательны в этом смысле.
   В "Былом и думах" дан изумительный портрет Михаила Бакунина. Герцен писал его "с натуры", больше того, -- он силой своего обобщающего и зоркого ума выбирал из "натуры" главнейшее, самые существенные черты, как они представали беспристрастному наблюдению. В результате этой талантливой работы возник образ огромного, бородатого, женоподобного бунтаря, потного великана, великого заговорщика. И поистине непонятно, как этот мужчина мог служить прообразом Рудина, а тем более Ставрогина, потрясать троны и пугать правителей. Зато понятно негодование историков, возмущенных во имя "объективной истины" (существует же таковая!) ложью Герцена: из документов, из сопоставления всех высказываний о нем встает Михаил Бакунин, очень мало похожий на "тетю Мишу" из "Былого и дум". А ложь Герцена могущественно задавила действительность, совершенно исказила ее, а живет длительно потому, что талантлива, живет как памятник политической вражды, одолевшей личную дружбу. Этот глубокий и сложный пример можно разбирать по многим направлениям. Но нам важно одно: "художественной истории", как простого изображения действительности, не существует. И А. Н. Толстой находится в плену терминологии, в плену словесных обозначений, из которых ускользает подлинное содержание.
   "Наше дело громоздкое,-- заканчивает он статью,-- услышать все, ощупать все, понять все, и по данным создать выдуманный мир более реальный, чем сама реальность".
   "Все" -- это слишком сильно оказано. А дальше следуют еще более сильные глаголы, из которых сильнейший -- понять. Понять -- значит отобрать и изучить. При отборе и изучении первое дело метод. Метод -- крепкое словцо и разом уничтожает реалистическую рыхлость "всепонимания". Дальше в искусстве идет воссоздание мира, "более реального, чем сама реальность". Во имя чего создается "выдуманный мир"? Ради игры ума, ради своеобразной интеллектуальной перверзности? Нет, умственная развращенность бесплодна, нет, выдуманный мир создается рада борьбы за существующее. "Созданное" дли полемизирует с сущим, или утверждает его (но все же в более совершенном, то-есть целесообразно-видоизмененном выражении).
   И мир вопрошает нас: за кого, для кого, ради чего мы "выдумываем" наши реальности?
   Ответят книги. Ответит искусство. Лишь бы их читали, лишь бы ему внимали.

СЕРГЕЙ БУДАНЦЕВ

"Литературная газета", No 56, 1930

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru