Буданцев Сергей Федорович
Избранные стихотворения
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Буданцев Сергей Федорович
(
yes@lib.ru
)
Год: 1920
Обновлено: 25/03/2018. 21k.
Статистика.
Сборник стихов
:
Поэзия
Поэзия
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация:
Жатва
Любовь в Керманшахе
Утро
России
Астрахань
Медленно
Рана
"Тобой – волненье чёрное волос и тюфяка..."
Отдых
Лирическое сырьё
Охота за миром
Аль–Баррак
Оркестр в кафе
Беженка
Тебе, Россия
Сергей Буданцев
Избранные стихотворения
Оригинал находится здесь:
Поэзия Московского университета...
Содержание (
в квадратных скобах - источник
)
Жатва [3]
Любовь в Керманшахе [1]
Утро [3]
России [3]
Астрахань [3]
Медленно [3]
Рана [3]
"Тобой - волненье чёрное волос и тюфяка..." [2]
Отдых [3]
Лирическое сырьё [3]
Охота за миром [1]
Аль-Баррак [1]
Оркестр в кафе [3]
Беженка [3]
Тебе, Россия [3]
Жатва
(сонет-акростих)
Арсению Альвингу
Алеет утро радостного лета,
Работа ждёт, и жатва начата.
Серпы в руках, но песня не запета -
Ещё молчат сомкнутые уста.
Небесная сияет высота.
Июльский день встаёт в лучах рассвета.
Юна земля, и пламенного света,
Алея, ждёт, стыдлива и чиста.
Ласкаясь, ветер льнёт к листве и травам,
Вдали видны некошенные нивы.
И надо всем растёт один обет:
Нет в мире слёз - и правым и неправым
Горит и светит солнечный привет,
Улыбчиво-прекрасный и счастливый.
21 июня 1915, Москва
Любовь в Керманшахе
Б.Л.Г-ис
Поцелуями схвачены пальцы и локти,
Близость проникла слепа и остра.
Тенью на небе, вся в плаче и клёкоте,
С вечера бросилась страсть.
Влагой по платью бьётся и пенится
Кружевом кружится,
вьётся,
мечется.
Не знаю.
Не помню.
Застынь как изменница.
Никни как пленница.
Сгинь!
Изувечься!
На небе красное - отсвет и шали.
Лохмотья отброшенных взглядов далече.
Со стен по ковру проползли и зажали
Горло зажжённые свечи.
И плечи.
Белые плечи в холоде, в ужасе
Упали как мёртвые нервы.
Ты ли, запутавшись в них, не закружишься?
Я закружился не первый.
На этих мгновеньях я распят и вздыблен,
Распластан и вытянут час, как Голгофа,
Края твоих глаз, как две чёрные гибели
Для моих омертвелых шагов.
Белей холодеет росистая кожа,
Костенеют и пальцы,
И локти.
Горы и зной, и вечер похожи
На хрипы в орлином клёкоте.
Сентябрь 1917, Керманшах (Персия)
Утро
Крестами колоколен надо утро вышить.
О, рукодельный час начавшегося дня!
Внимательного неба трепет, ставший выше,
узлом захлопывает солнца западня.
И облак гладьевый и выпукло, и туго
и суету, и труд, в восток влачась, влечёт.
Целую горизонт прозрачным взором друга
в его покатое доверчиво плечо.
Не тяжко времени поваленное бремя
на спинах утренних газетных телеграмм.
И мне не кажется,
что в кровь размокший Бремен
в сухих руках недель - преступная игра.
О,
утро тихое!
Немотствуя покорней,
ложись на облако простреленным пластом,
когда под игом востроглазой колокольни
зевает церковка,
скрывая рот крестом.
Март 1919, Москва
России
С Москвы через Рязань на Астрахань
ветловая дорога,
почтовый непроезжий тракт.
Столетий неизжитая морока
ненастий выпила обрюзглый страх и мрак.
Истаскан день.
Морщинист лика быт,
тысячелетий быт морщинист у поречий.
Забыт по тракту звон копыт,
породистых кобыл звон резкий и горячий.
Так это Ты:
Власть Тьмы
и Ревизор,
и кто-то из Тебя
(подует как на блюдце)
пьёт Твой великий подвиг и разор -
кровавое вино всех революций.
Провидцу снится,
как будет бить и виться
из всех могил обличья и обычай.
Ведь это Он над киселём провинций
на небе вязнет, неумерший Городничий.
Обтянута в преданий плесень,
ветловый тракт забыла и измаяла,
когда здесь бушевал,
глумился,
куролесил
прах бригадира Льва Измайлова.
Неистов бригадир.
И слух о нём неистов.
И режет спину на конюшне плеть.
Неужто так от свиста и до свиста
рожать мучения и счастием болеть?
Рожай.
Болей.
Я вижу сам в ненастьях
что нынче день как вечный арестант.
Когда ж глаза не будет злобой застить
могил и призраков непобеждённый стан?
Май 1919, Мантурово Рязанской губ.
Астрахань
Белый узел туже и уже
раскосых кремлёвских стен.
Так же бесплоден
так же не нужен
старческий узел
стянутый уже
на взмокшем болотном листе.
Путины и вёсны,
путины и осень,
в Кержим на Кутуме ляжет осётр.
Зной не ударится -
грянется оземь,
когда виноград сотрясёт
айвою пропахшую осень.
На Косе и на Стрелке,
закатом прострелен,
волжский расплыв,
осмелевший как Разин,
алою смертью
розовой прелью
лёг в берега безобразен и грозен.
Солончак и пустыня - богатству каёмка.
И ночью расстрел,
запираемый в Крепость,
в дельтовом горле глухо и ёмко
преданьем расправ разрыдается в эпос.
В алой рубахе мятеж и распутство
этих закатов -
какая тоска!
А каждый твой день неизбежно и пусто
ползёт -
перегруженный зноем Паскаль.
Май 1919, Мантурово Рязанск. губ.
Медленно
Отстоялась душа как вино.
Как осенние запахи терпки осадки.
Загляни:
глубина как песчаное дно,
и песок у души - желтоватый и гладкий.
Буду жить никогда не расплёскан,
весь закованный в латы: в обычай и быт.
Разве это не больно, не стыдно от хлёсткой
от колючей оскомины дней и копыт?
Лихачи как литавры.
Как фанфары извозчик.
Я на улицы:
Просинь.
Прояснилось.
Июль.
Отстоялась душа как вино, и не хлещет на площадь
эта изморозь слёз как в глаза опрокинутый тюль.
9 августа 1919
Рана
Разъята раной, катастрофе
ты отдала свой шаткий шаг.