Брусянин Василий Васильевич
Леонид Андреев о В. А. Серове

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ВАЛЕНТИН СЕРОВ В ВОСПОМИНАНИЯХ, ДНЕВНИКАХ И ПЕРЕПИСКЕ СОВРЕМЕННИКОВ

2

   

ЛЕОНИД АНДРЕЕВ

   Леонид Николаевич Андреев (1871--1919) -- прозаик и драматург.
   Знакомство Андреева и Серова, по-видимому, состоялось в начале 900-х гг." когда они оба, достигнув известности и некоторого материального достатка, смогли стать владельцами дач на побережье Балтийского моря в Финляндии. Г. И. Чулков, живший неподалеку от них, в своих воспоминаниях об Андрееве пишет, что он встречал Андреева в доме Серова (Книга о Леониде Андрееве. Берлин--Петербург--Москва. 1922, стр. 118). Но не только факт простого соседства связывал писателя и художника. Помимо либерально-демократических взглядов, присущих Андрееву и Серову, их объединяла еще любовь к живописи, которая, как известно, была одним из глубоких и сильных увлечений Андреева (см. Вадим Андреев. Детство. М., 1963, стр. 61, 62; Корней Чуковский. Современники. Портреты и этюды. M., 1962, стр. 294). По отзыву знавших писателя, его портреты и пейзажи свидетельствовали о недюжинном художественном даровании. В этой связи примечательны слова дочери Серова -- Ольги Валентиновны. Говоря о том, что на даче у писателя "в комнатах по стенам висели огромные рисунки -- увеличенные копии с рисунков Гойя работы Леонида Андреева", она пишет: "Увеличение было сделано на глаз. Папа удивлялся такой точности увеличения и находил у Леонида Николаевича большие способности к рисованию" (О. Серова, стр. 78).
   Андреев всегда высоко ценил творчество Серова. В беседе с корреспондентом газеты "Биржевые ведомости" он признавался: "В живописи люблю больше всех Беклина. Потом люблю Серова, он самый благородный художник, Бенуа -- он наиболее культурный, умный и тонкий" (Кодак. У Леонида Андреева. II.-- "Биржевые ведомости", 1908, 11 ноября, No 10810).
   В 1907 г. Серов исполнил портрет писателя. О его отношении к Андрееву ничего не известно. В воспоминаниях современников можно найти сведения лишь ассоциативного характера. Так, К. И. Чуковский, говоря о "провинциальности" Андреева, писал, что эта черта "особенно сильно бросалась в глаза, когда ему <Андрееву> случалось встречаться с такими людьми, как, например, Серов, Александр Бенуа или Блок, перед которыми он странно робел: слишком уж различны были их "культурные уровни" (Корней Чуковский. Современники. Портреты и этюды. М., 1962, стр. 303).
   Смерть художника явилась для Андреева огромным горем. Именно он известил
   Горького телеграммой об этом событии. "Крепко любимому В. А. Серову" -- такие слова были на венке, который Андреев возложил на гроб художника (Похороны В. А. Серова,-- "Раннее утро", 1911, 25 ноября, Ия 271). Год спустя у писателя родился сын, которого решили в честь Серова назвать Валентином (сообщено нам В. Л. Андреевым, ныне проживающим во Франции).
   
   Секретарь Андреева, журналист Василий Васильевич Брусянин (1867--1919), напечатал в своем изложении воспоминания писателя (В. Базилевич <В. В. Брусянин>. Леонид Андреев о В. А. Серове.-- "Новая студия", 1912, No 7, стр. 16--18).
   

О В. А. Серове

(В ИЗЛОЖЕНИИ В. В. БРУСЯНИНА)

   ...Поделюсь воспоминаниями об одном впечатлении в день смерти Серова год назад.
   Это был траурный вечер в обширном, строгом, полутемном кабинете Леонида Андреева.
   Десятый час. Писатель только что собирался засесть за литературную работу, когда по телефону из Петербурга сообщили о неожиданной кончине В. А. Серова.
   Роковое дыхание смерти дошло до отдаленного, заглохшего на зиму уголка Финляндии. Дыханию смерти отозвалась душа" испуганная скорбью. Родились печальные воспоминания и думы о том, кого теперь уже нет... не будет.
   Литературная работа откладывается. Образы литературных замыслов уступили путь страшному и таинственному образу смерти.
   Перед этим Андреев стоял у мольберта с растушевками и карандашами пастели в руках. При ярком мерцании семисвечника и ламп он делал кое-какие поправки на портрете, который писал днем. Был доволен своей работой, говорил о живописи и за два часа до трагической вести упоминал имя Серова с восхищением, с любовью. Упоминал имя того, кого уже не было в живых.
   Поражало это странное совпадение: в душе живы представления о живущем, творящем, достигающем художнике, а бездушные проволоки телеграфа и телефона разносят во все концы света лаконические, нервно-трепетные сообщения о том, кого уже нет и кто уже не творит, дойдя до роковой грани предопределенных достижений.
   Л. Андреева связывала с Серовым личная дружба. Оба они любили Москву, были москвичами, творили в Москве, встречались. Серов написал Андреевский портрет, когда в чертах писателя была еще молодость, вера в жизнь и человека, как выразился один критик1. Один любил литературу и служил ей, другой любил эту литературу. Один был предан живописи и любил ее, другой любил эту живопись. И обоих их влекла друг к другу связь с искусством.
   -- Боже мой, что же теперь делается там в семье Серова? -- задавался печальным вопросом писатель и ходил по кабинету и не получал ответа от его темных строгих стен.
   О живых людях вспоминал Андреев под гнетом вести о смерти. Упоминались имена сыновей почившего художника, и писатель говорил: "какие они милые, какие молодцы!" Упоминалось имя дочери художника и прибавлялось: "как она прекрасна!" Упоминалось имя жены Серова и задавался вопрос: "как будет жить она, уставшая от жизни?"
   И все мы, сидевшие в кабинете, дивились, какая, не похожая на другие, была семья покойного художника: крепкая семья, трудолюбивая, интеллигентная, солидарностью объединяющая всех ее членов.
   По даче Серов был ближайший сосед Андреева. Несколько лет назад В. А. Серов купил в шести верстах от дачи Андреева, на берегу моря, усадьбу. И эта усадьба для художника была уголком отдыха.
   Андреев вспоминал о том, как сыновья Серова и сам художник "собственноручно" строили себе яхту. Выстроили отец и дети яхту, оснастили ее, окрылили парусами. И эта яхта с белыми парусами олицетворяла собою земное, личное счастье художника. И вот теперь налетела гроза на яхту художника, сорвала белеющий парус и прибила к берегу яхту, потерпевшую аварию.
   Белым чистым парусом проносился над темным морем жизни художник В. А. Серов. Налетел таинственный, незримый вихрь смерти, и парус оторвался от яхты и исчез в темных волнах небытия.
   -- Трудно поверить в эту смерть! -- говорил Андреев, а сам все ходил по темному кабинету и точно прислушивался к таинственному голосу, разъясняющему смысл жизни, бессмыслицу смерти.
   Но никто не скажет, где тот, кто решился прервать путь художественным образам, кто оледенил, омертвил незасохшие краски на палитре Серова.
   -- Таким сильным, здоровым казался он всегда. Трагедии жизни налагали на его лицо свои печати, а в глазах художника всегда светился тот тонкий, незлобивый юмор, с которым так легко жить человеку.
   -- Часто трудно было отгадать -- шутил художник или говорил серьезно... Помню, когда несколько лет назад мы встретились с ним после его серьезного недомогания, он сказал только одну фразу: "А ведь я мог умереть... да... мог умереть!" И трудно было разгадать эту фразу: страшно было ему умирать или легко?
   -- Он весь был какой-то замкнутый, сосредоточенный в себе, говорил отрывочно и точно не договаривал чего-то сокровенного, особенно на людях. В беседе с глазу на глаз растворялась душа этого человека, но ненадолго, и опять замыкалась в таинственном лабиринте образов.
   Замыкалась душа художника в таинственных лабиринтах, по которым идут невыявленные образы, и тайной представляется для нас всех, чтущих Серова, те художественные достижения, которые были уже во власти художника и которым не суждено воплотиться в красочных сочетаниях.
   -- Если бы мне, как беллетристу, предложили описать Серова, я этого не сумел бы сделать. Я часто думал об этом, в мыслях представляя себе лицо Серова, его глаза, его манеру говорить, его улыбку, грусть, воодушевление. Если бы мне предложили описать Горького, Шаляпина, любого писателя, я взялся бы за эту работу... Серов -- невыполним для беллетристического задания. Весь он был для меня неразрешимой загадкой, неразъяснимой и влекущей к себе. Я чувствовал в нем тайну и не находил слов, чтобы разгадать эту тайну. Я только любил его, как человека и художника...
   Тайной для писателя был художник Серов. Ясновидец был тайной для ясновидца. Если так, сумеем ли мы разгадать эту тайну?
   Пришла смерть и привалила тяжелый вечный камень к двери в таинственный лабиринт невыявленных образов, и навсегда тайной для нас остался художник.
   Сорвался белый чистый парус с яхты -- символ семейного счастья и радости: умер Серов.
   Омертвели еще незастывшие краски на палитре Серова -- символ завершения красочных вдохновений, и снова мы перед тайной преждевременной кончины.
   

КОММЕНТАРИИ

   1 Серов исполнил портрет по заказу журнала "Золотое руно" в 1907 г., когда писателю было тридцать восемь лет. Андреев согласился позировать лишь при условии "быть нарисованным только" Серовым (письмо издателя журнала Н. П. Рябушинского к Серову от 27 июня 1906 г -- Серов. Переписка, стр. 368). Однако немедленно приступить к работе не удалось, так как Андреев вынужден был выехать из России. Лишь в 1907 г., вернувшись из путешествия в Грецию, очевидно в июле-августе, Серов исполнил заказ. Судя по письмам Андреева к С. С. Голоушеву, писатель был им доволен (Реквием. Сборник памяти Леонида Андреева. М., 1930, стр. 102, 103, 105, 120). Современники высоко оценили это произведение, впервые ставшее известным широкой публике вместе с портретом Г. Л. Гиршман в 1908 г. "Из двух портретов, выставленных Серовым,-- писал И. И. Лазаревский,-- привлекательнее портрет Леонида Андреева и по характеристике, и по экспрессии переданного лица. Интересный в колоритном отношении, он все же много уступает портрету г-жи Г. Гиршман, изумительному по гамме серых тонов" (Ив. Лазаревский. Из художественной летописи.-- "Русская мысль", 1908, No 3, стр. 195). Грабарь считал, что портрет Андреева "хорош своей бархатной густой живописью и в характеристике его есть Серовская тонкость". И далее замечал: "Жаль, что по форме он несколько измят" (Игорь Грабарь. "Союз" и "Венок".-- "Весы", 1908, К" 1, стр. 139).
   Весьма любопытные мысли о Серове и его портрете Андреева были высказаны неизвестным рецензентом газеты "Театр": "На выставке "Союза" преимущественное внимание привлекает тот угол, где поместился со своим "Петром" и немногими портретами В. А. Серов. Скромный и простой, он побеждает все желтые и фиолетовые ухищрения господ Милиотти и Судейкиных и влечет к себе великою властью искреннего таланта. На этой выставке Серов -- самый старомодный. Он бы не расстроил своими картинами даже ветхой гармонии передвижников. Куда больше диссонанса между ним и хоть бы "Цветами влюбленных" или "Рождением Афродиты", которые побивают в "Союзе" рекорд модернизма и причуды. И, проплутав следом за художниками по этим извилистым путям, будто бы ведущим в царство новой художественной красоты и правды, с еще большим удовольствием, с какою-то обостренною радостью подходишь снова к серовскому уголку. Пусть он даст прощальные впечатления, развеет своею талантливою ясностью наслоившиеся на душу недоумения... У Серова первенствует портрет Леонида Андреева. Это -- центр центра выставки. Пожалуй, по технике письма портрет г-жи Гиршман еще лучше. И многих очень здесь занимает, что в зеркало виден краешек лица самого художника, неожиданная шалость кисти. Но к тому небольшому портрету, сделанному акварелью, кажется, по заказу "Золотого Руна", влечет тема, самый объект изображения. Потому что глядит, отделяясь от зеленого фона, лицо писателя, начинающего все властнее владеть русскими думами. Есть неодолимая потребность знать не только книгу, но и написавшего ее, заглянуть в его душу <...> Стоит ли говорить о сходстве? Ведь это -- Серов. И в этом отношении Леонид Андреев -- одна из лучших его работ. Портрет не только схож и жив, до полной иллюзии, но и глубок. Вся великая печаль, что заполонила душу Андреева, говорит теперь из каждой строки его произведений, сгустилась в "Жизни Человека" до безысходного пессимизма,-- запечатлелась на серовском портрете, дала ему главное содержание. Я смотрел в это измученное мыслью лицо,-- и мне вспомнился другой портрет. Того же Андреева. Написанный года три назад И. Е. Репиным <...> И против воли набежали сравнения. Не Репина и Серова, но Андреева и Андреева. Да, несомненно, между этими двумя портретами много и мучительно, с разъедающей болью, пережито Леонидом Андреевым... Там, на репинском полотне, столько еще молодой смелости, гордости, горячих дерзаний. Во всем даже в позе тела, откинувшегося к ступеням, особенно -- в позе головы, в глазах, в губах -- столько нерастраченной веры, верующей силы. Смелый вызов. Жажда торжества. Какой-то прекрасный бунт. Светлый дух. И самая печаль в глазах -- животворящая... Теперь эта печаль -- иная, давящая, из которой не выбраться. Наросло что-то безысходное и совсем по-иному сложило губы. И уже не бунт, а готовность, хоть и с проклятием, покориться этому безысходному, непреложному. Угасла радость, смотрит через глаза бездонность скорби. И легла на все какая-то щемящая тишина, какая-то неизбывная боль. Прежде лицо было красивым и ярким. Теперь -- мудрым и тихим, какое всегда бывает у тех, чьи духовные глаза не отрываются от роковых тайн жизни. И оттого, что все это передано Серовским портретом с такою простою правдою, делается жутко и больно" (Некто. Два портрета.-- "Театр", 1907, 29 декабря, No 144, стр. 15).
   Кроме живописного портрета Андреева, существуют два литографированных: на одном дана голова, другой -- поясной. Они были исполнены Серовым в 1908--1909 гг. Любопытна история их создания. Московское отделение Шлиссельбургского комитета, занимавшееся содействием политзаключенным, задумало с помощью издания "Рассказа о семи повешенных" Андреева пополнить кассу комитета. К этому изданию предполагалось дать рисунок Репина, который изъявил на это согласие. Свое обещание Репин исполнил, однако члены комитета из-за опасения, что репинский рисунок будет запрещен цензурой, обратились к Серову. Последний обещал дать "новый рисунок или портрет Л. Н. Андреева" (З. И. Крапивин. Репин и революция 1905 г.-- "Ученые записки городского педагогического института им. В. П. Потемкина". М., 1960, т. XCV, стр. 81). Однако Серов не успел их исполнить, и издание вышло без его работ. Впрочем, члены комитета не были этим особенно огорчены. По словам историка В. И. Семевского в письме к В. Д. Лебедевой от 4 февраля 1909 г. "рисунки Серова <т. е. литографии> настолько не нравятся, что один член комитета, пожертвовав 25 руб., самих рисунков не взял" (не издано; отдел письменных источников ГИМ).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru