Александръ Добролюбовъ; СОБРАНІЕ СТИХОВЪ; ПРЕДИСЛОВІЯ ИВ.КОНЕВСКОГО И ВАЛЕРІЯ БРЮСОВА.
МОСКВА.-- 1900 КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО "СКОРПІОНЪ"
О РУССКОМЪ СТИХОСЛОЖЕНІИ.
Изучающіе законы стиха обычно поддаются господствующему въ наукѣ теченію смотрѣть на явленія съ исторической точки зрѣнія. Великая и плодотворная мысль о развитіи, эволюціи, такъ наконецъ ослѣпила изслѣдователей, что они почти исключительно хотятъ знать, какъ нѣчто возникло, а не что оно такое по своей сущности. Но надо помнить -- по выраженію одного англійскаго мыслителя, писавшаго объ этомъ пристрастіи,-- что вещи не только становятся (become), но и суть (are).
Можетъ быть стихъ, размѣръ возникъ изъ подражаній звукамъ природы или пѣнію птицъ, можетъ быть онъ возникъ изъ такта пляски или изъ равномѣрнаго напряженія мускуловъ при работѣ... можетъ быть. Возникнуть стихъ могъ разными путями, но наука о искусствѣ должна еще рѣшить, что онъ есть по себѣ. Не забудемъ, что стихъ являлся у самыхъ различныхъ народовъ, на всѣхъ концахъ земли, во всѣ вѣка; -- это свидѣтельствуетъ, что стихъ не случайность, не придуманное украшеніе.
Стихъ нуженъ человѣку, потому что у него есть потребность сказать иныя рѣчи болѣе выразительно, чѣмъ то можетъ разговорный языкъ, такъ чтобы сказанное запало въ душу. Стихотворная рѣчь достигаетъ этой дѣли тѣмъ, что дѣлитъ рѣчь на опредѣленныя, легко обозримыя части. Стихъ есть нѣкоторое цѣлое. Въ этомъ сущность стиха -- метрическаго, тоническаго, силлабическаго, всякаго. Каждый стихъ долженъ обладать душой, ему дана поэтомъ обособленная жизнь. Ошибается, кто при чтеніи вслухъ не отмѣчаетъ этой цѣлостности стиха.
Мѣра стиха -- образъ. Величина стиха опредѣляется количествомъ заключенныхъ въ немъ образовъ, то есть вообще важныхъ, значущихъ выраженій. Въ отдѣльномъ произведеніи стихи или равновелики или находятся между собой въ опредѣленныхъ отношеніяхъ, составляютъ половину, треть, четверть {У прежнихъ поэтовъ эти отношенія проще; у современныхъ болѣе сложныя, выражаемыя иногда дробями съ знаменателями 5,7.}. Тѣ стихи равновелики, которые равны по количеству образовъ. Образы эти стоятъ на опредѣленныхъ мѣстахъ, хотя бы -- въ самомъ началѣ, въ серединѣ и въ концѣ. Вниманіе привыкаетъ къ такому расположенію, читатель ждетъ на привычномъ мѣстѣ важнаго для смысла выраженія. Слѣдовательно стихъ еще располагаетъ слова по значенію, какъ бы выдвигаетъ болѣе важныя, привлекаетъ къ нимъ вниманіе.
Измѣреніе стиха числомъ долгихъ и краткихъ гласныхъ, или просто числомъ слоговъ, или числомъ удареній -- лить вспомогательное средство. Съ помощью такого счета легче различить, гдѣ кончается стихъ, слушателю легче дѣлить стихъ на отдѣльныя части -- стихи. Въ метрическомъ стихосложеніи счетъ моръ (mora) оказываетъ значительную помощь, ибо стихи бываютъ равны по времени, какое нужно на ихъ произнесеніе; менѣе помогаетъ счетъ удареній въ тоническомъ стихѣ, еще менѣе счетъ слоговъ въ силлабическомъ; вотъ почему въ этихъ послѣднихъ стихахъ обычно употребляютъ риѳму, созвучіе, чѣмъ рѣзче означается конецъ стиха. Для читающаго глазами, въ книгахъ, много помогаетъ, что каждый стихъ начинаетъ строку.
Въ теченіе многовѣковой жизни стихъ видоизмѣнялся, развивались его отдѣльныя стороны, особенно звучность. Въ наши дни прогласица стиха (мелодія) придаетъ какъ бы новое значеніе словамъ. Игра второстепенными удареніями, сочетанія начальныхъ и рѣзкихъ согласныхъ, внутреннія созвучія -- все это могучія средства для искуснаго стихотворца. Но, конечно, слова подобранныя только такъ, чтобы они красиво звучали, еще не образуютъ стиха. Сущность стиха -- равновѣсіе образовъ, а звучность -- его прикраса.
Въ Западной Европѣ стихосложеніе основано на началахъ, найденныхъ народомъ. Мы же отвергли народный способъ складывать стихи, и заимствовали стихъ сначала у поляковъ, потомъ у нѣмцевъ русскому языку доступно какъ тоническое, такъ и силлабическое стихосложеніе (мнѣніе, что силлабическій стихъ связанъ какъ то съ постоянствомъ удареній ни на чемъ не основано и опровергается примѣромъ хотя бы итальянскаго языка), но оба они намъ чужды. Это чувствуется уже въ той робости, съ какой пользуются тоническимъ стихомъ русскіе поэты. Мы не допускаемъ и десятой доли вольностей, обычныхъ въ англійскихъ стихахъ. Область нашихъ точныхъ созвучій крайне бѣдна (сравнительно, напримѣръ, съ французскими), и наши поэты постоянно возвращаются къ однимъ и тѣмъ же риѳмамъ. Многія русскія слова не укладываются ни въ какой тоническій размѣръ. Бѣдные изгнанники, о которыхъ versu non dicerе possis...-- по выраженію римскаго поэта.
Тоническій стихъ дорогъ намъ, ибо имъ писали -- Пушкинъ, Баратынскій, Тютчевъ, но вѣдь не сохраняемъ же мы изъ поклоненія имъ усѣченія прилагательныхъ, риѳмованіе ё съ ѣ, имена олимпійскихъ боговъ, и иное подобное. Что до Пушкина, онъ любилъ народные размѣры и къ концу жизни все чаще возвращался къ нимъ. Притомъ развѣ не естественно поставить выше авторитета великихъ русскихъ писателей -- примѣръ народа, который вѣками раздумывалъ, какъ бы поскладнѣе сложить пѣсню и конечно зналъ духъ русскаго языка, имъ самимъ созданнаго. А русское стихосложеніе, что бы ни говорили его изслѣдователи {Стоятъ вниманія два изслѣдованія о русскомъ народномъ стихосложеніи: 1) П. Д. Голохвастовъ. Законы стиха. Памят. древн. письм. Спб. 83. 2) Ѳ. Е. Коршъ. О русскомъ народномъ стихосложеніи. Извѣстія Акад. Наукъ. Спб. 96--7.},-- не тоническое.
Мнѣ кажется, что ни въ одномъ стихосложеніи не выразилась такъ ясно самая сущность стиха, какъ именно въ былинномъ складѣ, въ стихѣ нашихъ сказителей. Стихи въ былинахъ обычно равны между собой. За стопу (за образъ) считается не непремѣнно слово, а вообще цѣлостное понятіе; таковы сложныя слова "Океанѣ-море", тугой лукъ", "по утру рано", таковы и соединенія совершенно самостоятельныхъ словъ, если они тѣсно связаны по мысли. Если такихъ выраженій въ стихѣ будетъ нѣсколько, стихъ будетъ длиненъ, если, наоборотъ, важное значеніе имѣютъ слова, небольшія по числу слоговъ, стихъ будетъ коротокъ. Вотъ два трехстопныхъ стиха:
Чтобы въ чистомъ полѣ | добрый конь | да сподъ сѣдла не выскочилъ,
Добра молодца въ чистомъ полѣ не выронилъ.
А вотъ короткій стихъ тоже трехстопный:
Вси | на пиру | да напивалися.
Въ старинкахъ и пѣсняхъ, сложенныхъ однимъ размѣромъ (напр., трехстопнымъ), нерѣдко встрѣчаются стихи и иные (двухстопные, четырехстопные). Это -- или застывшіе стихи, переходящіе изъ одной пѣсни въ другую, или стихи, образующіе особый отдѣлъ, самостоятельный по смыслу, изъ двухъ стиховъ и болѣе; иногда же это стихъ, имѣющій важное значеніе, который необходимо выдѣлить. Вотъ примѣръ вставочныхъ, двухстопныхъ стиховъ:
Засвисталъ по соловьиному,
Закричалъ онъ по звѣриному.
----
Съ горы на гору, съ холмы на холму.
Въ русскихъ словахъ удареніе имѣетъ громадное значеніе; гласныя подъ удареніемъ произносятся четко, близкіе согласныя тоже; неударные слоги, напротивъ, глухи, иной разъ теряются. Русскій стихъ, конечно, не можетъ пренебречь удареніемъ. И народное стихосложеніе приняло его во вниманіе, но какъ средство благозвучія -- не болѣе. Въ народныхъ стихахъ нѣтъ столкновеній удареній, промежутки между удареніями не слишкомъ велики -- и только. Знаю, что можно найти въ народныхъ стихахъ ямбы и хореи, какъ ихъ находилъ уже Третьяковскій, а позднѣе Гильфердингъ, но ихъ можно найти и въ любой русской прозаической рѣчи {Въ тѣни высокой липы
На берегу Москвы рѣки
Недалеко отъ Кунцева
Въ одинъ изъ самыхъ жаркихъ лѣтнихъ дней...
Эти ямбы составляютъ начало Тургеневскаго "Наканунѣ".}.
Стихи, къ изданію которыхъ настоящая статья служитъ вступленіемъ, замѣчательны между прочимъ и своимъ складомъ. Въ нихъ сдѣлана попытка освободиться это всѣхъ обычныхъ условій стихосложенія. Иногда въ нихъ чувствуется тоническій размѣръ, потомъ онъ исчезаетъ; иногда возникаетъ риѳма, иногда ея нѣтъ. Стихъ повинуется только внутреннему размѣру настроенія, а не внѣшнимъ правиламъ. Этотъ складъ скорѣй всего напоминаетъ вольные стихи (vers libres) современныхъ французскихъ поэтовъ Verhaeren'а, Vielé Griffin. А. Добролюбовъ читалъ нѣкоторыхъ изъ нихъ, но стоитъ обратить вниманіе, что онъ (какъ то видно изъ его перваго сборника) любовно и внимательно изучалъ и русскіе народные стихи.