Когда самокатчик привез в Смольный донесение Н. И. Подвойского1 о взятии Зимнего дворца и об аресте Временного правительства, Владимир Ильич находился в комнате Военно-революционного комитета2. Узнав о победе, все закричали "ура!", дружно подхваченное сотней красногвардейцев, находившихся в соседней комнате.
Через минуту крики "ура!" уже неслись отовсюду, и мы двинулись цепочкой по широкому коридору Смольного, до отказа набитому людьми.
-- Снимите парик! -- шепнул я Владимиру Ильичу.-- Давайте спрячу, -- предложил я, видя, что Владимир Ильич держит парик в руке.-- Может, еще пригодится! Почем знать?
-- Ну, положим, -- хитро подмигнул мне Владимир Ильич.-- Мы власть берем всерьез и надолго...
В зале заседаний Смольного собирается митинг.
На трибуну поднимается Владимир Ильич. Все замерло.
-- Ленин...-- пронеслось полушепотом по залу.
-- Владимир Ильич!..-- раздался сильный восторженный возглас.
Кто-то крикнул громко-громко:
-- Ура-а-а-а! -- и бросил солдатскую шапку кверху.
Загремело, понеслось оно могучим кликом, закрутилось и полилось, запело, сливаясь с несмолкаемой бурей аплодисментов.
Ленин, заложив руки в карманы, слегка приподнял голову и пристально вглядывался в битком набитый ликовавший зал. Вглядывался, точно подсчитывал, взвешивал, определял. Да, победим вот с ними, с этими пылающими и рвущимися в бой людьми, готовыми положить жизнь свою за дело рабочего класса!..
Он уже недоволен. Машет руками, выказывает нетерпение.
"Что это вы там? Покричали и довольно..." -- говорит весь его облик.
Энергично и нетерпеливо машет рукой, даже крикнул: "Довольно!", приложив ладонь трубкой ко рту, оглянулся на президиум: что это, мол, у вас какой беспорядок здесь? И заговорил.
Все стихло, смолкло, замерло.
-----
Часа в четыре ночи, утомленные и возбужденные, мы стали расходиться из Смольного.
Я предложил Владимиру Ильичу ехать ночевать ко мне. Заранее позвонив в Рождественский райком партии, секретарем которого я был, я поручил боевой дружине зорко следить за всеми проходящими по улицам, прилегающим к Херсонской.
Мы вышли из Смольного запасным ходом, прошли на темную улицу, где в условленном месте стоял автомобиль с испытанным шофером матросом Рябовым, и окольным путем двинулись ко мне.
Владимир Ильич, видимо, очень устал и подремывал в автомобиле. Приехав, поужинали кое-чем. Я постарался предоставить все для отдыха Владимира Ильича; еле уговорил его занять мою комнату, причем подействовал лишь аргумент, что в этой отдельной небольшой комнате к его услугам письменный стол, бумага, чернила, книги. Я лег в соседней комнате на диване и твердо решил заснуть только лишь тогда, когда вполне удостоверюсь, что Владимир Ильич уже спит. Я запер входные двери на все цепочки, крючки и замки, привел в боевую готовность револьверы и подумал: "Могут вломиться, арестовать, убить Владимира Ильича, -- ведь только первая ночь наша, всего можно ожидать. Ну, что же, тогда померяемся силами". На всякий случай тотчас же записал на отдельную бумажку все известные мне телефоны товарищей, Смольного, районных рабочих комитетов и профсоюзов. "Чтобы впопыхах не перезабыть", -- подумал я. Наконец я потушил электрическую лампочку. Владимир Ильич у себя в комнате погасил свет ранее меня. Прислушиваюсь: спит ли? Ничего не слышно. Начинаю дремать, и, когда вот-вот должен был заснуть, вдруг блеснул свет там, у Владимира Ильича. Я насторожился. Слышу, почти бесшумно он встал с кровати, тихонько притворил дверь ко мне и, убедившись, что я сплю, еле слышными шагами, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, подошел к письменному столу.
Конечно, я не спал. Сердце мое сжалось, забилось, и я подумал: "Вот он творец революции, истинный революционер, умеющий совершенно забывать себя для блага нашей страны. Как устал он! Какой был напряженный день, полный тревог и волнений! И вот он превозмог себя, откинул всю неимоверную усталость и отогнал сон, так нужный ему".
Уже светало, стало сереть позднее петроградское осеннее утро, когда наконец Владимир Ильич потушил огонь, лег в постель и тихо-тихо заснул или задремал, так что его совсем не было слышно. Забылся и я.
Утром я предупредил всех домашних, что надо быть потише, так как Владимир Ильич работал всю ночь. Наконец он, когда его еще никто не ждал, вдруг показался из комнаты одетый, энергичный, свежий, бодрый, радостный...
-- С первым днем социалистической революции! -- поздравлял он всех, и на его лице не было заметно никакой усталости, как будто он великолепно выспался, а на самом деле спал-то он разве два-три часа, самое большее, после такого полного напряжения сил. Когда собрались все пить чай и вышла Надежда Константиновна, также ночевавшая у нас, Владимир Ильич вынул из кармана чистенько переписанные листки и прочел нам свой знаменитый Декрет о земле3.
-- Вот только бы объявить его и широко распубликовать и распространить. Пускай попробуют тогда взять его назад! Нет, шалишь, никакая власть не в состоянии была бы отнять этот декрет у крестьян и вернуть земли помещикам. Это важнейшее завоевание нашей Октябрьской революции. Аграрная революция будет совершена и закреплена сегодня же, -- говорил, радуясь и спеша, Владимир Ильич.
Когда ему кто-то сказал, что на местах еще будет много всяких земельных непорядков и борьбы, он тотчас же ответил, что все это уже мелочь, все это приложится, лишь основу поняли бы и проникнулись бы ею. И он стал подробно рассказывать, что этот Декрет потому будет особенно приемлем для крестьян, что в основу его он положил требования всех крестьянских наказов своим депутатам, которые отсылались в общих наказах на съезд Советов.
-- И все это были эсеры, вот и скажут, что мы от них заимствуем, -- заметил кто-то.
Владимир Ильич улыбнулся.
-- Пускай скажут. Крестьяне ясно поймут, что все их справедливые требования мы всегда поддержим. Мы должны вплотную подойти к крестьянам, к их жизни, к их желаниям. А если будут смеяться какие-либо дурачки, -- пускай смеются. Монополию на крестьян мы эсерам никогда не собирались давать. Мы -- главная правительственная партия, и вслед за диктатурой пролетариата крестьянский вопрос -- самый важный вопрос.
Мы условились сегодня же вечером провозгласить на съезде4 этот Декрет, а сейчас переписать его на машинке и тотчас сдать в набор в наши газеты, чтобы завтра же он был распубликован. Также после принятия Декрета немедленно разослать его по всем газетам с предложением напечатать. Тут же возникла мысль о распубликовании декретов, об обязательном печатании во всех газетах всех правительственных сообщений, о чем Владимир Ильич просил меня ему напомнить в ближайшие дни.
Я предложил ему Декрет о земле напечатать сейчас же отдельной книжкой не менее пятидесяти тысяч и раздавать его прежде всего всем солдатам, возвращающимся в деревни, ибо через них-то декрет быстрей всего проникнет в самую глубокую массу.
Владимир Ильич согласился с этим планом, который мы и выполнили.
Мы вскоре двинулись в Смольный пешком, потом сели в трамвай. Владимир Ильич сиял, видя образцовый порядок на улицах. С нетерпением дожидался он вечера, когда сам с особой четкостью прочел он после вступительной речи Декрет о земле, с восторгом единогласно принятый всеми. Как только Декрет был принят, я тотчас разослал его по всем петроградским редакциям с нарочными, а в другие города сейчас же по почте и по телеграфу. Наши газеты его заверстали предварительно, и на утро Декрет о земле читали уже сотни тысяч и миллионы людей, и все трудящееся население принимало его с восторгом. Буржуазия шипела и лаяла в своих газетах. Но кто на нее тогда обращал внимание?
Владимир Ильич торжествовал.
-- Только это одно, -- говорил он, -- уже оставит след в нашей истории на долгие-долгие годы.
Эпоха богатейшего революционного творчества началась...
-----
Владимир Ильич еще долгое время интересовался, сколько экземпляров Декрета о земле распространено среди солдат, среди крестьян, придавая этому декрету особое значение. Мы перепечатывали Декрет о земле много раз книжечкой и бесплатно рассылали во множестве экземпляров не в губернские и уездные города, но и во все волости России.
Декрет о земле стал действительно общеизвестен, всенароден, и, пожалуй, ни один закон не распубликовывался у нас так широко, как закон о земле, одни из самых основных законов нашего нового, социалистического законодательства, которому Владимир Ильич придавал такое огромное значение и отдал так много сил и энергии.
-- Вот когда раздаете демобилизованным Декрет о земле, надо каждому хорошо объяснить его смысл и значение и не забыть сказать, что если помещики и кулаки еще сидят на конфискованных землях, -- обязательно гнать их и землю передавать в распоряжение крестьянских комитетов. Поставьте для всего этого смышленого матроса, чтобы он смотрел, куда положит солдат Декрет: надо поглубже в сумку, под вещи, чтобы не утерял, а с десяток держал бы поближе для чтения и раздачи в вагоне...
И вдруг он задумался, улыбнулся и говорит:
-- Ведь вот беда, бумаги-то, газет нет, а покурить надо, сейчас и свернет из Декрета козью ножку.-- Владимир Ильич пальцами показал какая эта ножка...-- Пока доедет до дома, так все декреты и раскурит с товарищами... Обязательно раскурит...
Владимир Ильич примолк, а через несколько минут хитро улыбнулся и, обращаясь ко мне, сказал:
-- А знаете что, Владимир Дмитриевич, поезжайте-ка в магазин Сытина5 и спросите там, нет ли у них старых отрывных календарей. Пусть дадут... А вот, когда декреты будут подальше в солдатский мешок укладывать, -- мол, до деревни не тронь! -- на раскурку и дадите каждому календарь. Удобно, календарь ведь отрывной, бумага подходящая, мягкая и как раз на одну козью ножку с махорочкой. Всего триста шестьдесят пять страничек, и самому и товарищам хватит... А декреты вези, мол, до деревни...-- говорил Владимир Ильич, как бы рассказывая все это солдату.-- Вот мы декреты-то и спасем, -- тихонько засмеялся он, улыбаясь тому, что нашел выход из поистине затруднительного положения.
Я съездил на Невский в магазин Сытина. Заведующий охотно отдал мам все старые нераспроданные отрывные календари за 1917 г. Мы привезли их в Смольный и каждого солдата, заходившего к нам, наделяли Декретом о земле и, сверх того, давали ему отрывной календарь "на раскурку". Солдаты были очень довольны, говоря, что это "даже очень способно", а Декрет о земле обещали беречь и обязательно раздать и прочитать крестьянам в деревнях.
ПРИМЕЧАНИЯ
В первой редакции опубликовано в газете "Гудок", 7.XI 1927, No 252. Печатается по III т. Избр. соч.
1П. И. Подвойский (1880--1948) -- видный партийный и военный работник, член большевистской партии с 1901 г. В дни подготовки и проведения Октябрьского вооруженного восстания -- председатель Военно-революционного комитета, один из руководителей штурма Зимнего дворца. В годы гражданской войны -- видный военный работник. Неоднократно избирался членом ЦК ВКП(б). Последние годы вел пропагандистскую и литературную работу.
2Военно-революционный комитет был создан при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов 12 (25) октября 1917 г. по указанию ЦК партии большевиков. Главной задачей ВРК являлись подготовка вооруженного восстания 1917 г. и проведение его. После победы Октябрьской революции ВРК вел борьбу с контрреволюцией. По мере создания и укрепления советского аппарата ВРК постепенно свертывал свои функции и передавал их организуемым наркоматам. Был упразднен 5 (18) декабря 1917 г.
3 Ленинским Декретом о земле помещичья собственность на землю отменялась немедленно без всякого выкупа. Помещичьи имения, так же как земли удельные, монастырские и церковные, переходили в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов. По этому декрету крестьянство получило от Советской власти в бесплатное пользование более 150 млн. десятин земли. (В. И. Ленин. Полн. собр. соч.. т. 35, стр. 23--27).
4 Имеется в виду II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, открывшийся в Смольном 25 октября (7 ноября) 1917 г. в 10 час. 40 мин. вечера и закрывшийся 27 октября (9 ноября) в 5 час. 15 мин. утра.
На втором заседании съезда, открывшемся 26 октября (8 ноября) в 9 часов вечера, В. И. Ленин выступил с докладами о мире и о земле.
5И. Д. Сытин (1851--1934) -- видный издатель и книготорговец. Поело Октябрьской революции участвовал в организации советского издательского дела.