Болотов Андрей Тимофеевич
О душах умерших людей

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   --------------------
   Публикуется по: Болотов А. Т. О душах умерших людей. СПб.; Алетейя, 2006.
   --------------------
   

РАЗГОВОР 1
О БЕССМЕРТИИ ДУШ

   Внук.
   Как теперь у нас свободное время, то не можно ли, дедушка, вам одолжить меня и поговорить со мной что-нибудь о душах умерших людей и удовлетворить в том мое любопытство?
   
   Старик.
   Хорошо, мой друг! Я сие удовольствие тебе и сделаю, благо нам никто теперь не мешает. Итак, садись-ка, мой друг, и скажи мне, что же такое тебе об них наиболе знать хотелось?
   
   Внук.
   Извольте, дедушка! Я расскажу вам все, что хотелось бы мне об них знать и о чем у вас порасспросить.
   Во-первых: хотелось бы мне знать: подлинно ли они бессмертны и не умирают вместе с телом, так как многие из нашей братьи думают? И будь в самом деле бессмертны, то чем бы сие неверующим доказать и их в том переуверить было можно?
   Во-вторых: в случае бессмертия оной, в каком образ, виде и состоянии они при умирании людей из тела их выходят?
   В-третьих: куда они деваются? В мире ли здешнем подле нас остаются или куда в иное место переходят, переносятся или препровождаемы бывают?
   B-четвертых:: подлинно ли некогда будет воскресение мертвых, и буде подлинно будет, то что с ними до того времени происходит, покуда они при общем воскресении всех мертвых соединятся они с прежними телами своими?
   В-пятых: не бывает ли с состоянием их в течение сего времени каких-либо перемен или не бывает?
   В-шестых: что с ними воспоследует при воскресении мертвых и после оного?
   В-седьмых: чем судьба и участь каждой из них, наконец, кончится?
   
   Старик.
   О мой друг! Ты обо многом меня вдруг спрашивать собираешься: и если все твои вопросы удовлетворять, то придется нам употребить к тому разве несколько вечеров -- а в один пересказать всего не можно.
   
   Внук.
   Ну! Что за беда, дедушка, за нами никто не гонит! И мы хотя несколько вечеров к тому употребим, а была бы только ваша милость и вы удовлетворили бы во всем мое любопытство.
   
   Старик.
   Но ну! Если в рассуждении некоторых из них учинить того я буду не в состоянии? Ибо скажу тебе предварительно, мой друг, что на множайшие из них не могу я отвечать тебе с полным удостоверением и совершенно удовлетворить твое любопытство! Однако я расскажу тебе, по крайней мере, все, что только относительно до каждого твоего вопроса с некоторою имоверностию мыслить, заключать и предполагать можно.
   
   Внук.
   Я и тем буду очень доволен.
   
   Старик.
   Итак, начнем с первого. Тебе хочется знать, подлинно ~И душа человеческая бессмертна и продолжает ли жить и существовать после смерти нашей, и не уничтожаются ли души наши в самом деле, как многие сумасброды думают?
   
   Внук.
   Точно так, дедушка!
   
   Старик.
   На сие скажу тебе, мой друг, и уверяю наитвердейшим образом, что все неверующие бессмертию души истинно сумасбродничают и что все то, что они ни вымышляют о смертности душ и на чем мнения свои и утверждают, суть не что иное, как сущие бредни, которые недостойны ни малейшего уважения, и что все доказательства бессмертию душ человеческих утверждается на таких твердых и непоколебимых основаниях, что их никак и ничем опровергнуть не можно.
   
   Внук.
   Хорошо, дедушка! Этому я верю, и нимало в том не сомневаюсь: но любопытно бы знать: с чего же они такие нелепые заключения берут и что их к тому побуждает?
   
   Старик.
   Нелепые мысли и заключения такие имеют происхождение свое от того, что все такие умники или паче глупцы никогда пристально обо всем том не помышляли и не помышляют, что ты вскоре услышишь, и им всего того и на ум не приходит: а побуждают их к тому две важные причины.
   Во-первых то, что им охотно бы хотелось, чтобы они уничтожились совокупно И телом и душою, и чтоб не было никакой будущей жизни, и в оной никакого ни за добрые и за худые дела воздаяния; и хотелось бы для того, что они ведут дурную и столь многими беззакониями преисполненную жизнь, что никакого добра и блаженства в будущей жизни им желать и льститься тем по своим делам не можно. И потому они будущей жизни страшатся и охотно хотели бы, чтобы ей не было. Во-вторых, как сомневаться в том не можно, побуждаются они к тому злоковарными хитростями злых духов, таящихся повсюду в множестве и ищущих везде себе добычи, и старавшихся их в том уверить, дабы тем надежнее можно было им притащить в адское сообщество и сделать их на всю вечность злосчастными: ибо в том находили они всегда и находят и поныне величайшее свое одно удовольствие, чтоб отвлекать людей всеми возможностями от веры в Христа и от верования самому Богу, ибо в сем случае уверены они, что не верящие бессмертию души человеческой предаются в жизни своей без всякого спасения и боязни всем беззакониям и порокам и живут иногда хуже самых бессмысленных скотов, а для них такие люди и надобны и приятны, поелику, как ты после услышишь, они никогда соделаются их сотоварищами, а сие самое и побуждает их доводить людей до неверия бессмертия душ человеческих, и они охотно б хотели, что б и все люди тому, так же и собственному их существованию в свете не верили, а почитали все сие выдумками и бреднями.
   
   Внук.
   Да, дедушка! Все это легко статься может: и не от того множество людей, не стерпя каких-нибудь досад и неудовольствий жизни, сами себя разными образами лишат жизни, и души свои дают дьяволам без задержания тащить в челюсти ада?
   
   Старик.
   А сие доказывает, какие плоды проистекают от сего неверия и до какой погибели оное людей доводит, а особливо в нашем простом и глупом народе.
   
   Внук.
   Ну, хорошо это! И в рассуждении сих вывели вы меня из недоумения, но теперь покорно прошу сказать мне что-нибудь и о доказательствах бессмертия душ и на чем более оснуется верование оному?
   
   Старик.
   Доказательств сих, мой друг, много, и было бы почти излишним делом, естьли бы хотеть все их тебе пересказывать: а коснусь я только до наиважнейших, или тех, которых ничем оспорить не можно. Во-первых, скажу тебе, что все сии доказательства наиглавнейшие суть двух или паче трех родов. И одни оснуются на одних только заключениях ума и здравого рассудка нашего. Другие -- на откровенном нам Слове Божием -- а третьи на некоторых исторических событиях и случаях бывших в мире.
   
   Внук.
   Какие же первого рода? Расскажите мне об оных, дедушка.
   
   Старик.
   К числу сих принадлежат, во-первых, оснующиеся на свойствах и совершенствах божеских, на том, что Богу, как имеющему в себе всевозможнейшие совершенства, и, напротив того, не имевшему в себе ничего такого, что несовершенным или каким-нибудь недостаточным почесться может. Нельзя было создать человеков для единой только нынешней и такой кратковременной жизни, и вродить во все души человеков неутушимое желание к беспрерывной жизни, и оставить желание сие без всякого удовлетворения оного. Ибо в сем случае произвел бы он тщетное, безрассудное и всем божественным его свойствам и совершенствам несообразное дело, и какое ему производить никак нельзя, понимаешь ли ты это?
   
   Внук.
   Как не понять! Понимаю, сударь! Однако почему же бы можно было признавать делание таковое врожденным от Бога? И не происходит ли оно и не рождается ли во время жизни, так вы мне изволили сказывать: что в душе человеческой многие желания родятся уже во время их жизни?
   
   Старик.
   Потому, мой друг, что с самого начала света даже до нынешнего времени не было никакого народа в свете и в оном ни одного человека, который бы не любил жизни и не чувствовал бы в себе желания жить беспрерывно.
   А сие всеобщее желание у всех человеков не доказывает ли само по себе, что оное с ними родится и что вложено в них оное самим Богом уже до рождения их. А как оное всеобщее у всех желание в нынешней жизни не удовлетворяется и все люди и умирают с сим желанием, то не доказывает ли само собой, что надобно быть будущей жизни, в которой си желание удовлетворится и что Бог не по пустому и не безрассудно в человеков вродил оное, а с великим и святейшим намерением.
   
   Внук.
   Да! Это доказательство трудно поколебать и едва ли можно оспорить.
   
   Старик.
   Далее доказывает существование будущей жизни много что: что все народы издревле и поныне имели и имеют помышления о будущей жизни, хотя иные и странные и нелепые об ней имеют мысли, но все наверное полагают, что она будет. И нет никакого идолопоклонного народа, который бы при всем своем сумасбродстве не воображал бы себе какой бы то ни было жизни после смерти.
   
   Внук.
   Да! И это уже многое доказывает и заставляет думать, что и самые мысли о том едва ли также не врождены Богом в души при создании оных.
   
   Старик.
   Некоторого замечания достойно и то, что человек как бы в жизни своей ни был счастлив и доволен, но чувствует всегда, что ему чего-то не достает, пока еще чего-то он желает. А сие так же некоторым образом доказывает, что желание его имеет целью своей не что иное, как жизнь будущую: и сама натура равно как вещает, что сие неведомое даже самим людям делание может удовлетворяться только в будущей жизни.
   
   Внук.
   И это в самом деле нечто особливое доказывает.
   
   Старик.
   Далее, несообразно также с бесконечной божеской премудростию и его благостию любовию и милосердием, чтоб тварей, одаренных такими превосходными свойствами и силами, каковы человеки, могущих мыслями своими летать не только по всей Вселенной, но воспарять даже за пределы всех созданных вещей, а действия воли своей простирать даже на отсутственные и за несколько тысяч верст отдаленные вещи и дела, создать ему единственно для такой кратковременной жизни, какова наша, да и той преисполненной более только трудами, заботами, беспокойствами, болезнями, несчастиями, горестями и всякого рода прискорбиями и неудовольствиями, нежели приятными и веселыми днями и часами! А что того еще удивительнее, то из всех родящихся, когда не более так целая третья доля умирает во младенчестве и не пользуясь еще приятностями от жизни. А такожде часть умирает в наилучшем своем возрасте и не дожив далеко до старости обыкновенной? Принимая же все сие в рассуждение, можно подумать, чтоб благий Бог про извел людей для единой только сей малозначущей и такой жизни, которую более несчастной, нежели счастливой назвать можно. И не доказывает ли и сие уже обстоятельство, что созданы и назначены люди не для сей, а для иной и долговременнейшей и лучшей жизни?
   
   Внук.
   Кажется, что так этому быть должно.
   
   Старик.
   Но сего еще не довольно, а есть и еще одно обстоятельство, по которому заключать наверное можно, что надобно быть по смерти иной жизни, именно: известное то дело, что из всех живших и живущих на свете людей была всегда и находится и ныне самая малая часть таких, которые бы вели жизнь добрую и более или менее богоугодную, а несравненно большая часть бывала и ныне состоит из таких, которые ведут жизнь совсем богонеугодную и производят такие дела, которыми они мерзят и гнушаются, и кои живут по делам своим даже во всегдашней вражде с ним, а иные даже в такое нечестие погружены, что даже не верят бытию Бога и всему откровенному нам слову Божию, и не только не уважают нимало веру христианскую, но ей смеются, ее поношают и не совестятся и не стыдятся оказывать себя явными врагами Христу: умалчивая уже о слепотствующих идолопоклонниках и о прельщенных Магометом. За сим известно далее и самая опытность доказывает, что в жизни сей далеко не все люди за добрые свои дела и хорошее поведение награждаются и получают достойное воздаяние, а из беспокойных и нечестивых не подвергаются достойному за злые дела их наказанию, но остаются и умирают не наказанными. А когда все сие неоспоримо, то можно ли, судя по свойствам Божеским, и помыслить о том, что б дело на том и оставилось, и все, делавшие добро не получали от правосудного Бога никакого воздаяния, а делавшие зло оставались без всякого наказания, и особливо самые явные враги Божия и порицатели его святого закона и веры христианской и сообразно ли с здравым разумом то, чтоб всемогущий, величайший и правосуднейший Бог мог терпеть и оставлять без наказания таких ничтожных тварей, каковы суть человеки, дерзавшие в жизнь свою самого Его отвергать и порицать, и дал бы им волю шутить даже над собой как им угодно. Ну, подумай, мой друг, сам. Можно ли сему быть и можно ли сие и думать.
   
   Внук.
   Да, дедушка, конечно же можно! А посему и выходит что все, делавшие дела добрые и богоугодные, получат мзду и воздаяние в жизни будущей, а злы я получат в оной свое наказание, и что жизни сей и в оной награждениям и наказаниям быть непременно должно. А иначе Бог был бы неправосуден: а такому Богу быть никак не можно.
   
   Старик.
   Точно так! И заключение твое справедливо и основательно. А всех сих доказательств, оснующихся на заключениях здравого рассудка, не довольно ли уж к уверению нас. Что души наши никак не умрут вместе с телом, а оставшись живыми перейдут только в жизнь новую и иного уже рода?
   
   Внук.
   Как же не так, дедушка! А теперь скажите же мне и о доказательствах, основанных на откровенном нам слове Божием.
   
   Старик.
   Под сим разумею я все так называемое Священное или Святое Писание Ветхого и Нового Завета, и все написанное в оном по внушению самого Святого духа пророками и другим благочестивыми писателями, а паче всего евангелистами и апостолами, и все упоминаемое ими о бывших в свете верных происшествиях, относящихся до веры и закона христианского. Все они наполнены бесчисленными свидетельствами и уверениями, что души наши будут существовать и иметь жизнь и по смерти нашей. А из всех упоминаний о том наивернейшими почитаемы быть должны слова самого Христа, Спасителя нашего, уверявшего ясно, что некогда он паки придет и будет судить живых и мертвых и что всем добрым назначена жизнь вечная и блаженная, а злым вечное наказание. А из сего и следует само собой, что всем неверующим бессмертию души надобно наперед опровергнуть все исторические события и доказать, что ни Христа ни Еврейского народа, и ничего того не бывало и что о всех происшествиях с оными в книгах Священного Писания упоминается, коего они со всеми напряжениями своих умов учинить никак не в состоянии находятся, и не могут, и если б и вздумали опровергать и почитать все по словам их баснями и выдумками, так существующие поныне еще и в том точно положении находящийся еврейской или жидовской народ, какое предсказано в книгах Священного Писания, заградили бы им уста и против хотения молчать заставили.
   
   Внук.
   В самом деле, дедушка, это кажется так! И поэтому еврейской народ служит истинам упоминаемым в Священном Писании, неоспоримым и непреоборимым доказательством.
   
   Старик.
   И так! Когда им никак не можно того оспорить, что Христос был, то таким образом не могут они никак оспорить и того, что он был, напротив, и не обыкновенный человек, а по всем отношениям происходивший во всем обыкновенную человеческую натуру, производивший чрезвычайные чудеса, повелевавший даже самой натурой, а при всем том наимудрейший, добродетельнейший, никакой лжи и неправды не говоривший и никакого зла не сделавший, но беспримерную любовь во всем человекам оказывавший и, наконец, самопроизвольно передавши себя нечестивцам, страдал и умерщвлен был и, наконец, воскресши из мертвых вознесшийся при всех учениках своих и многих других на небо, словом был не простой, а богочеловек, которого сам всемогущий Творец несколько раз называл своим возлюбленным и единородным сыном, и что ученики его видевшие самолично его страдание и смерть и по воскресении опять живым с ним говорившим и потом вознесшимся на небо, были во всем том так удостоверены, что уверяя в том всех людей, запечатлели сии уверения сим собственною своею страдальческою смертию, и учениями произвели то, что бесчисленное множество иных людей тому верить стали, и столь твердо в том удостоверены были, что наивысочайшие претерпеваемые ими мучения и страдания не могли их преклонять к отречению от веры во Христа, и они истину оной охотно запечатлевали своею кровию и смертию, и чрез самое то произвели, что многие народы обратились в веру христианскую, существующую и поныне и столь твердо укоренившуюся, что сколько Сатана со всеми своими прислужниками и любимцами не старался и не старается ее уничтожить и подкопать, но учинить того не в состоянии был и будет. Итак, число всех бывших до сего и ныне существующих христиан простирается до несметного количества, и все они, бессомненно, верят бессмертию душ и будущей жизни, в надежде на которую столь многие тысячи мучеников подвергали себя смерти. Ты подумай, мой друг! Неужели все сии несметные тысячи людей были все сумасброды и глупее нынешних господ умников, или прямее сказать, сущих безумцев и глупцов, не верящих бессмертию души и будущей жизни? И неужели все они верили, и верят мечтам и небылицам, и верование их не имело никакого основания?
   
   Внук.
   Что о том и о сих безумцах много говорить! И одного довольно было бы к уверению их в истине сей, что Христос, говоривший столь ясно о будущей жизни, по всем его божественным свойствам никак не мог быть лжецом и сказывать неправду. И не должны ли они, будь есть в них сколько-нибудь здравого рассудка, признаться, что они по бредням своим не достойны звания христиан, которое они на себе носят, и наносят собою стыд и позор всему просвещенному обществу человеческому? Им не только собратиев своих христиан, но самых магометан и даже самых идолопоклонников, а не менее им самих себя и даже самых бесчувственных стен истинно стыдится надлежало.
   
   Старик.
   Хвалю тебя, мой друг, за твою ревность и усердие: и желал бы, чтобы ты всегда бы такого мнения о сих лжеумниках и удален бы был от подражания им.
   
   Внук.
   Этого никогда и не будет! А теперь скажите мне уже и о последнем роде доказательств бессмертия души, оснующихся на исторических событиях.
   
   Старик.
   К сим относятся только те немногие события, которые случалися изредка и на удивление в самые нынешние последние времена, и равно как бы нарочно для уверения многих не верящих бессмертию душ и существованию оных после смерти нашей. А именно, бывшие явления умерших людей их родным, друзьям и знакомым, и говоривших даже с ними и уверивших их о своем существовании и по смерти.
   
   Внук.
   Но правда ли все то, что о том говорят?
   
   Старик.
   В совершенной достоверности того, хотя ручаться я тебе и не могу, но сколько мне о том читать случалось, то кажется, что многим из сих историй не можно быть совсем выдуманным и затеянными, а особенно истории о покойном короле Августе Втором!, приходившем по смерти человеческой своей к прусскому фельдмаршалу Грумкову и с ним говорившему. Так же о профессоре Вецеле, видевшем недавно и два раза умершую жену свою, приходившую к нему, по условию, бывшему у него с нею за несколько времени до ея смерти и уверявшая его, как неверовавшего бессмертию душ в подлинности, что она существует и по смерти и что ей не дурно. Но о сем равно и о нескорых других подобных тому странных и удивительных происшествиях может быть дойдет у нас впереди речь и ты услышишь о том более. А теперь окончу я соответствие мое на твой первый вопрос так: что в бессмертии душ наших и в существовании будущей иной жизни нам никак сомневаться не можно, почему советую и тебе, мой друг, быть в том совершенно уверенным и никому не верить, кто б стал тебя уверять в противном и чем бы ни старался тебе то доказать, а наверное предполагать, что всех их господ сам Сатана побуждает бессмертию души не верить, дабы так легче и удобнее было ему приклонять их, прилипать ко всем злодеям и делам их богопротивным и для них пагубным.
   
   Внук.
   О, дедушка! В этом прошу в рассуждение меня не сомневаться и быть спокойным. Никогда я бредням их не верил и впредь верить не буду, да и не усматриваю, какая бы польза и выгода могла от того неверия проистекать, и не лучше бы питать себя надеждою блаженной вечной жизни.
   
   Старик.
   Конечно так, мой друг! Но сим приходится нам и кончить наш сегодняшний разговор и за соответствие прочих твоих вопросов приняться В завтрашний уже вечер.
   
   Внук.
   Очень хорошо, дедушка, а мне дозвольте поблагодарить вас за сегодняшний ваш труд и удовлетворение моего любопытства.
   

РАЗГОВОР 2
О СОСТОЯНИИ, В КАКОМ ВЫХОДЯТ ДУШИ ИЗ УМИРАЮЩИХ ЛЮДЕЙ

   Старик.
   Ну, мой друг! Теперь станем мы говорить о предметах, относящихся до второго твоего вопроса. Тебе хотелось знать о том, в каком состоянии выходят души из тел умерших людей?
   
   Внук.
   Точно так, дедушка! И желал бы очень о том знать.
   
   Старик.
   На сие скажу тебе, мой друг. Во-первых, что предметом сего вопрошания твоего может быть либо внешнее, или наружное, их состояние, либо внутреннее. Относительно до первого любопытно бы всем нам знать, в каком, например, виде, образ фигуре и величине она переходит в новую и вечную жизнь? А относительно до второго любопытно также знать, с таким ли внутренним состоянием своим душа переходит в иной мир, в каком была она в жизни нынешней, или с какою-нибудь переменою против нынешнего ея внутреннего состояния?
   
   Внук.
   Да, дедушка! И подлинно, предлежат нам два совсем особые предмета к рассмотрению, но что же скажете вы мне о первом, или внешнем, состоянии оных?
   
   Старик.
   А то, что мы об оном с точной достоверностию ничего не знаем, а можем судить о том только гадательно, оснуясь на некоторых иллюзорных предположениях.
   
   Внук.
   Но что же такое можем мы о том хотя гадательно думать и предполагать?
   Старик.
   А вот то, что не зная и ныне ничего о ее образе, виде и фигуре, не можем мы ничего верного предполагать и о тогдашнем о внешнем состоянии: вкоренилось только у всех, но неизвестно почему-то мнение, что выходит она в невиданном хотя нам, но в виде образа и фигуре человеческом, подобной той, какую имеет человек, умирающий от свой жизни. Но так ли это или иначе, как того верно мы не знаем. А сколько кажется, то едва ли не имеет она такого человеческого вида и фигуры. Ибо какова бы она и была, но все надобно иметь ей какой-нибудь образ и фигуру, по которой могла б она отличаться от прочих ей подобных душ, а одинаковым им всем быть и никакого отличия одним пред другими не иметь не можно, а когда сие необходимо, то не приличнее ли всего иметь ей фигуру, образ и вид самого того умершего человека, из тела которого она вышла, и удержать на себе даже все отличия, которыми один человек от всех других в жизни своей по премудрому Божескому устроению столь удивительным образом разнится и отличается. Гадательное сие предположение подкрепляет некоторым образом и то мнение некоторых людей, что души наши при создании своем и при зарождении человека обличены были в некое особое и небезызвестное нам наитончайшего устроения духовного и до непостижимой мализны сжатого тела, имевшего уже тот образ и вид, какой должен иметь человек при совершенном своем возрасте, и что сия наитончайшего устроения фигура по зарождении человека в утробе матерней от втекавших в нее разных стихиальных частиц со дня на день и до тех пор разжимается, покуда вся она до рождения и после рождения ими наполнится. И что от самого того человека и все части и члены его не более и не длиннее вырастают как до такой только величины, какая придана и назначена ему от Творца при создании, и не инако уже и образуется, как пред назначенным уже образом. Итак, ежели мнение сие основательно, то легко статься может, что душа при умирании человека и выходит из вещественного его тела с сим при родным ее и может быть неподверженным никакому разрушению духовному телом, которое никак от нее не отделяется и не разрушатся. Следовательно, может она удержать и самой тот образ, вид и фигуру, какую человек имел в жизни. А во-вторых, подкрепляет гадательное предположение сие и те явления умерших людей друзьям и родным своим, о коих носятся в мире рассказы и повествования, ибо как уверяют, то видели люди души сих умерших своих друзей и родных и знакомых точно в том виде, в котором они были живые, и так, что их тотчас узнавать было можно.
   
   Внук.
   Да! Ежели предположения, сии основательны, то легко все сие статься может. -- Но о величине души что вы мне скажите?
   
   Старик.
   Достоверного также и об оной не могу я тебе ничего сказать, потому что нам верного о величине ее ничего не известно, так как и обо всем, что касается до мира духов, все понятия наши ничего не значат и мы, наверное, ничего предполагать не можем. Но какова бы душа человеческая, преходящая в мир духов и будучи сама духом ни была, но как ей быть не можно беспредельной величины, ибо таковую имеет один только Бог, как вездесущее существо, -- то непременно надобно ей иметь какую-нибудь ограниченную и всегда уже одинакую или может быть переменяющуюся величину.
   
   Внук.
   Как это? И каким образом переменяющуюся?
   
   Старик.
   Я разумею под сим то, что величина ее может быть переменяющаяся, и они более или менее могут становиться, так как то мы знаем о всех эластических, или так называемых упругих вещах, из каковых весь свет составлен.
   Итак, почему знать! Может быть, и духовные существа имеют таковое свойство и могут, сжимаясь, становиться меньше, а разжимаясь, расширяться, распространяться и увеличиваться до определенной и предназначенной им величины, более которой они уже увеличиться не могут. И будто сие свойство нельзя иметь самим душам по их духовному существу, то буде мнение о оболочке их эфирным тонким телом основательно, то, по крайней мере, сему приписывать сие эластическое свойство уже удобнее.
   А поскольку тому и не мудрено, что души наши со времени создания своего и до того времени, как человек зачинается и оживотворяется в утробе матерней, находились с эфирными их телишечками, чрезвычайными все понятия наши превосходящим образом сжатыми, а с той минуты, как человек зачнется и оплодотворится, начнет мало-помалу раздуваться и расширяться до величины, какую имеют рождающиеся младенцы, а по рождении продолжает тоже расширяться до совершенного возраста человека. А таким же образом, может быть, и души при выходе из тел умирающих людей удерживают в себе сие свойство, и легко статься может, что даже по произволению своему могут сжиматься и уменьшаться и, наоборот, разжиматься и увеличиваться. И может быть, и очень много, что все, однако, нам нимало не известно, и ничего мы наверное полагать не можем. Таким же образом не знаем мы и того, не имеют и души наши такового природного им свойства, какое имеют ангелы, кои могут принимать на себя такой вид и фигуру, какая им когда почему-нибудь надобна и нужна, и составлять оные из веществ стихийных и натуральных: как то известно нам из Священного Писания, что они делались иногда видимыми живым людям, в образе и совершенном подобии человеческом, так что их от натуральных человеков отличить и распознать бывало не можно. И тем паче, что они с живыми людьми даже хаживали, говорили и с ними едали вместе, но с тем, однако, преимуществом, что могли в один миг делаться опять невидимыми.
   
   Внук.
   Да! Когда и наши души составляют таковые духовные существа, как и ангелы, то не мудрено иметь к приниманию на себя разных видов такую же способность, какую имеют и ангелы; а того легче может статься, что они таковым свойством и силой не одарены от Творца, а преимущество сие предоставлено одним только ангелам и то, может быть, не всем, а знаменитейшим из них, как, например, архангелам.
   
   Старик.
   Да, это вероятней! Но что имеют они способности, когда не в ином каком принятом на себя, а в своем собственном виде делаться живым людям видимыми и паки в един миг исчезать и делаться невидимыми, то гадательные о сем предположения некоторым образом подкрепляют и помянутые бывавшие в разные времена явления умерших людей живым, их друзьям и знакомым точно в таком возрасте, какое имели они, находясь еще в жизни. А при сем некоторым образом и то замечания достойное и удивительное обстоятельство, что являлись они не только очень редко, но и по каким-нибудь особенным к тому побуждениям и обстоятельствам, но не иначе как только тем одним людям, до которых имели они дело. И видеть их могли только те люди, коим они себя показать хотели, а другие люди, хотя тут же бывшие, никак их не видывали, а таким образом не слыхивали они и слов, говоренных сими душами тем, кому они себя показывали, а сии могли их явственно слышать. Что все и подало повод некоторым людям заключать, что не все люди могут видать таковые души умерших, а имеющие к тому природную способность, а они таким только и являются, и что по самому тому и бывают такие явления очень редко.
   
   Внук.
   Сии обстоятельствы в самом деле достойны особенного замечания.
   
   Старик.
   А не менее достойны замечания и относящиеся до движения их и применения своих мест обстоятельства, о которых также в помянутых повестях о явлении душ умерших людей упоминается, а именно, что они имеют способность к чрезвычайно скорому движению и к премещению себя с одного места на другое, ибо, казалось, что они в один почти миг могли переноситься за несколько сот верст, как то из повести о помянутом польском короле Августе втором означается, которого душа по выходе из умершего тела в Варшаве в тот же самый почти миг явилась прусскому фельдмаршалу Грумкову, лежавшему тогда больным за несколько сот верст от Варшавы в замке на границе земель прусских, и сказавшему ему, что он в самую ту минуту умер в Варшаве, -- это так оказалось после в самом деле. А то же самое известно и из других многих тому подобных примеров.
   
   Внук.
   Все это весьма удивительно, дедушка! И всему тому немудрено статься и неужели все такие повести совсем выдуманные и не имевшие никакого основания? Но, оставя оные, скажите мне, что по крайней мере вообще о величине душ наших и фигуре их в народе думают? И правда ли то, что мне случалось слыхать о воображении их многими в виде маленьких и равно как бы свитых младенцев, и как изображается душа богоматери на иконах, изображающих святое ея успение?
   
   Старик.
   Что так многие себе ее воображают, с тем не спорю, скажу только, что мнение и воображение такое не имеет ни малейшего основания, и с чего вздумали так ее себе воображать и на иконах изображать, мне неизвестно А мы и того еще в полной достоверности не знаем, во всем ли она нашем теле имеет свое пребывание и все части оного собою проницает, или имеет свое пребывание в одной только голове нашей, да и в той еще не во всей, а только в одном угле мозга нашего в особом устроенном для нее месте, так как то наиболее и с довольною вероятностию предполагают господа психологи или философы, писавшие о душах человеческих. Но как бы то ни было, мне теперь кажется, что мы уже обо всем переговорили, что относится до внешнего или наружного ее состояния, а пора нам поговорить и о внутреннем состоянии оной.
   
   Внук.
   Очень хорошо, дедушка! Я охотно хочу и о том все слышать.
   
   Старик.
   Что касается до сего ея, то есть внутреннего состояния, то об одном можем мы уже с множайшею имоверостью многое заключить и предполагать. Во-первых то, что душа при исшествии во время умирания человека из тела выходит точно в том состоянии, в каком она в рассуждении всех своих внутренних действий находилась в последние дни и время нашей временной нынешней жизни, а именно со всей способностью мыслить, рассуждать, заключать, памятовать и воображать, и со всеми бесчисленными бывшими и действовавшими в ней в жизни и на время засыпавшими мыслями, с тою только, как все с основанием и наверное полагают, разностию, что все, находившиеся когда-либо в душе и отнюдь не уничтожившиеся, а только равно как засыпавшие мысли, вдруг тогда все проснутся и будут продолжать свое действие, а самая память усовершенствуется так, что душа вспомнит тогда все, что с нею было и что она мыслила, хотела и производил а в действо, и произойдет сие оттого, что мыслям и памяти не будет уже тогда ничто мешать производить свои действия так, как то делается во время нынешней жизни от действий на нее посредством телесных чувств наружными и вещественными разными и ощущаемыми всеми ея чувствами предметы, а так же и самое тело и бывемые в нем внутренние происшествия. Чего всего тогда уже не будет.
   Заметь сие, мой друг, для своей памяти.
   
   Внук.
   Очень хорошо! Дедушка! Я сие и сделаю, тем паче, что сие было мне до сего неизвестно.
   
   Старик.
   Далее сомневаться в том не можно, что таким же образом остается в душе и вся способность к разным хотениям и желаниям. И как сих во время жизни находилось в душе несметное множество разных и они действовали в душе посменно то те, то другие и между тем, когда одни начинали действовать, другие до того действования равно как засыпали и по временам, опять просыпаясь, начинали действовать, и многие из них от многого и часто повторяемого действия увеличивались до того, что составляли из себя так называемые страсти, стремительства, вожделения и привычки, то при смерти и остаются сии в такой величине своего действия, в какой застанет их смерть наша. А легко статься может, что и от действовавшия некогда желания и стремительства вдруг также все проснуться и будут продолжать свое действие. Заметь также и сие обстоятельство, мой друг! Оно очень важно.
   
   Внук.
   Не позабуду его, дедушка!
   
   Старик.
   Далее скажу тебе, что самая сия способность души к помышлениям и хотениям и продолжение действия обоих главных сил души нашей, разума и воли, а особливо той силы ума нашего, по действию которой имеем мы сведения о самих себе и о существовании своем на свете и которая придает нам бесконечное преимущество пред скотами и другими животными сведения о самих себе и той силы не имеющими. Самое сие, говорю, и составляет собственно жизнь души нашей, почему и остаемся мы по смерти нашей точно такими, как были, и не будем почти ощущать и чувствовать того, что мы умерли, а казаться будет нам, как бы мы скинули только с себя нас отягощающую и во многом нам мешающую одежду, или чувствовать себя равно как свободными из какой тесной, скучной и темной тюрьмы и отпущенными насовсем и надолго.
   
   Внук.
   Но что же произойдет с нынешними нашими телесными чувствами, то есть с зрением, слышанием, обонянием, вкусом и осязанием? Не останется ли что-нибудь из них при душе нашей?
   
   Старик.
   Что нынешние наши телесные чувства уничтожатся и действия их пр есечется. Это мы видим в умерших и знаем из опытности. Но станется и что из них при душах наших, о том с точностию судить не можем, а с некоторой вероятностию заключать можем, что нечто подобное им и душа наша иметь будет, как, например, зрение, слышание и не который особый род осязания. Ибо ей, как кажется, нельзя без того, чтобы не могла она видеть, слышать и ощущать прикосновение к себе каких-либо посторонних вещей.
   Но каким образом все сие происходить будет и так ли она видеть будет, как мы все ближние и отдаленные предметы, или инако как, и зрение ее не усовершенствуется ли несравненно против нынешнего более, пока не одни вещественные предметы, но и самых духов видеть в состоянии будет. А так же какого рода будет ее слышание и далеко ли простираться; о том обо всем ничего мы с точностью не знаем и судить не можем.
   
   Внук.
   Да! Любопытно бы очень знать, будет ли душа по исшествии из тела оставших в жизни видеть, равно как и самое погребение тела своего чувствовать и все про исходящее притом слышать или не будет?
   
   Старик.
   Что касается до ощущания ее чего-нибудь по примеру нашего осязания, о том того меньше мы знаем и знать можем. Так равно и о движении оной, которое непременно она иметь станет и какого рода оное будет, не знаем мы ничего, да и узнать о том не можем, а узнаем все сие по нашей смерти.
   
   Внук.
   А на третий мой вопрос о том, куда души умерших людей делаются и тут ли на нашем земном шаре в атмосфере его остаются или куда в иное место преселяются или отводимы бывают? Что вы мне скажете, дедушка?
   
   Старик.
   То же самое! Тоесть: что мы о том с достоверностию ничего не знаем и знать не можем, потому что мы о существе и всех обстоятельствах мира духов не имеем никакого понятия или имеем, но столь малое, что оное ничего почти не значит, а можем делать одни только предположения и догадки и то весьма неверные, как, например, по некоторым обстоятельствам предполагать, что, может быть, души наши по исшествии своем из тела на несколько времени и, например, недель на шесть, остаются в атмосфере, окружающей наш земной шар, а иные по каким-либо причинам и долее, а потом уже переводятся в места, назначенные им по разбору и различию качеств их, для пребывания до всеобщего воскресения всех мертвых. Но все сие предполагание так же недостоверно. А где оные, назначенные им для пребывания места, и на нашем ли земном шаре, или на каких-либо планетах, или в ужасной и непостижимой для нас отдаленности за пределами всего мироздания, или так называемом небе находятся, о том ничего не знаем и предполагать не можем. А столь же мало знаем мы с достовернстию и о том, имеют ли они в сих местопребываниях своих какие-нибудь сведения о происшествиях в сем мире после их или не имеют?
   
   Внук.
   Да! О сем очень бы любопытно было знать. Дело иное, если они находятся вблизи подле земли нашей и могут все про исходящее видеть, или покуда они находятся вблизи. В сем случае можно бы еще предполагать, что они может быть все видят и слышат и узнавать могут, но ну! Если они не находятся вблизи, а препровождаются в ужасную от нас отдаленность на какую-нибудь планету или в самое так непостижимое от нас отдаленное небо и пребывание свое имеют там, то мудрено им оттуда все видеть и слышать и обо всем том знать, что здесь в мире происходит! Неужели они делаются всеведущими? Но уже можно ли им таковыми делаться?
   Это совершенство имеет и может иметь единый только Бог, а разве узнавать они могут обо всем происходящем в мире от приходящих вновь туда душ, из умиравших после их людей на свете, и могущих им обо всем рассказать? Но и тут встречается еще с мыслями вопрос, имеют ли все души умерших людей между собою сообщения и свидания и говорят ли между собою, или каким-нибудь неизвестным нам образом сообщают взаимно один другим свои мысли и чувствования, или не имеют?
   
   Старик.
   Все сие хотя нам совершено неизвестно, но по крайней мере думать и предполагать можно, что таковому взаимному сообщению мыслей и чувствований между душами быть, как кажется, необходимо надобно.
   Многие обстоятельства заключать и предполагать сие убеждают. Но вот вопрос, до того ли им там бывает, чтобы разговаривать между собой о наших здешних происшествиях и расспрашивать и узнавать о всех наших суетностях мирских? Верно все они для нас не так интересны и занимательны там, как нам здесь. А не в какой ли душе нужнее будет там о самой себе мыслить и заботиться, а не о здешних пустяках и ничтожностях. К тому Ж и самое отлучение одного от других и, может быть, в места другие и совсем отдаленные, не допустят иных водиться со своими вновь приходящими знакомцами и оных обо всем расспрашивать. Что же касается до всеведения подобного божескому, то сие приписывать им едва ли можно. И разве одарены бывают от Творца некоторые и, например, только из их, которые удостоятся там от Господа отличной и особой милостию, да и то не всеведением, а не которою только разве степенью и частичкой оного, которою пользуясь может быть они каким-нибудь образом и узнают о происшествиях здешних.
   
   Внук.
   Уже можно ли, дедушка, предполагать сие последнее с некоторою вероятостию?
   
   Старик.
   Есть, мой друг, обстоятельство, которое подкрепляет таковое предполагание. Сам ты знаешь, что все мы последующие наидревнеишему греческому исповеданию христианской веры воссылаем ко многим умершим уже давно святым угодникам и любимцам божеским моления наши и верим, что они сии моления наши слышат и по просьбам нашим Господа Бога об нас молят, и просим их, чтобы они молились об нас Всемогущему и оказали нам всякое какое им можно вспоможение. Но как бы нам сие делать, естьли б не уверены мы были, что они моления наши слышат и иные каким бы то образом ни было до сведения их доходят. И неужели древние святые отцы и наиглавнейшие церковные учители, делавшие все до религии относящееся установления, и сами делали тоже и нам предписали, без всякого основания и не будучи сами в том чем-нибудь удостоверены?
   
   Внук.
   Да! .. Это в самом деле великого замечания и уважения достойно, и подает повод к вероятному предполаганию, что так это бывает.
   
   Старик.
   А ежели присовокупить к тому И то известное обстоятельство, что многим молящимся святым И угодникам оказываются по прошениям их разные пособия, то сие не подкрепляет ли еще и более имоверость сего предполагания. Однако как все это может относиться до душ особенных любимцев божеских, а далеко не до всех душ умерших людей, то, оставя говорить о сем, как и о прочих неизвестных нам обстоятельствах относящихся до состояния душ умерших людей, поговорим теперь о твоем четвертом вопросе или вообще о том, в каком состоянии души умерших людей сами по себе находились до сего, находятся ныне и находиться будут впредь до наступления времени всеобщего надо всем Судилища Христова.
   
   Внук.
   Да, и о сем очень любопытно было знать! И пожалуйте, подайте мне хотя некоторое понятие, дедушка.
   
   Старик.
   Понятия и о сем не могу я тебе подать полного, точного и совершенного, поелику нам и состояние и обстоятельство их местопребывания совсем не известны, а заключать и предполагать можем мы с достоверностию только то одно состоянию их не можно никак быть единоравному, а бессомненно подвергается и подвержено оно великому многоразличию так, что состояние одних лучше, других хуже, а третьих и того хуже и так далее, и что по самому сему нельзя почти быть им и в смешении между собой всем, и что делается между ими строгий разбор, и те, которые сами по себе находятся в лучшем состоянии, отделяются и далеко может быть отлучалися и отлучаются от тех, которые не столь счастливы и находятся в состоянии не столь хорошем и от сих отделяются те, они находятся в состоянии худшем и несчастнейшим перед сими.
   
   Внук.
   Но почему же нам можно делать таковые о разности состояния их заключения?
   
   Старик.
   Потому, мой друг, что умнейшие люди провождали время нынешней жизни своей неодинаково, и одни хорошо, другие хуже, а треть и того хуже, и так далее, и при умирании души из тела их выходят не с одинакими действиями и состоянием и обеих душевных сил ума и воли, или не с одинакими мыслями и знаниями и не с одинакими склонностями, вожделениями и стремительствами, а подверженными во всем том великому многоразличию, а как сие различие иметь может великое влияние и на разность состояния их и сие сообразоваться будет с оным, то и нельзя состоянию их быть единоравным.
   
   Внук.
   Куда бы хотелось мне, чтоб вы, дедушка, пообъяснили все сие поболее, а то как-то мне сие не очень понятно.
   
   Старик.
   В этом я тебе, мой друг, и удовольствую и в дальнейшее объяснение скажу тебе, что есть и умирают люди и весьма еще многие такие, которые во всю жизнь свою занимались всякой день помышлениями о вещах и делах мирских, суетных, по существу своему малозначащих и преходящих, а нередко никакой доброты в себе не имевших и не только бесполезных, но даже им не столько удовольствий, сколько им вреда производящих.
   К таковым помышлениям, занимавшим всю их душу, побуждаемы они обыкновенно бывают такими же точно желаниями и стремительствами, то есть вожделеющими наиболее одних только суетных мирских и всего чаще самых негодных вещей. А как все наши радости, веселия и удовольствия в жизни делаются от того, когда насыщается и удовлетворяется какое-нибудь в душе вожделение и стремительство, а в противном случае, тоесть таком, когда какое-нибудь вожделение не совершается и какому-либо стремительству происходить совсем противное то делаются и происходят в душах те неприятные чувствования, которые мы называем досадами, прискорбиями, огорчениями, желанием, гореванием, печалями, paскаянием, досадой на самих себя и отчаянием. Понял ли ты сие, мой друг?
   
   Внук.
   Как не понять! Это я очень понял и отчасти знал уже и прежде.
   
   Старик.
   Когда так, то напомяную тебе давеча сказанное, что душа наша при смерти с такими желаниями и стремительствами в иную жизнь и перейдет, каких в ней более при смерти было, и в такой же величине и могуществе, в каких смерть их застанет; и что они и по смерти не престают продолжать своего действия; спрошу я тебя, чему произойтить с душами будет должно, когда в новой жизни никаких из тех вещей уже не будет, к каким находящиеся в душе вожделения в здешнем мире беспрерывно стремились и каких те люди наиболее возжелали. И когда таким возжеланиям и стремительствам не будет уже никакой возможности быть удовлетворенным, и как бы ты думал, приятные ощущения и удовольствия они будут чувствовать или тому противоположные?
   
   Внук.
   О, дедушка! Как можно им ощущать тогда какие-нибудь приятности и удовольствия! Нет, этому быть не можно. Сообразуясь с давишними вашими словами, наверное, заключать и продолжать можно, что не удовольствия они будут чувствовать, а происходить в них будут единые только досады неудовольствия прискорбия и прочие неприятные ощущения, о каких вы упоминали и какие и ныне многие во всю их жизнь имеют горестями и неудовольствиями преисполненную. Ибо тогда нечему уже будет удовлетворять и насыщать их возжелания и стремительства.
   
   Старик.
   Вот ты сам уже это усматриваешь и заключение твое весьма основательно. Но как мне хотелось бы, чтобы ты в сей важной истине живее удостоверен был и обстоятельство сие было бы тебе понятнее, то для лучшего объяснения изберем какие-нибудь примеры, могущия тебя еще более в том удостоверить.
   Из множества разных дурных и порочных вожделений и стремительств, господствующих в душах человеческих, возьмем в пример такого человека, который наибольшую часть своего времени одними помышлениями о звериной ловле, о своих гончих и других псах, о своих псарях и езде с ними на охоту, и в ней бы наилучшее находил в жизни своей удовольствие. Или таких людей и даже самых женщин, которые большую часть времени своего проводят в игрании в карты и об них только денно и нощно помышляют. Или людей, имеющих смертельную охоту до лошадей, и кои помышлениями об них занимаются ежедневно и все свое благополучие полагают в имении хороших и дорогих коней и в езде на них и заботятся об них беспрерывно. Или людей, имеющих иную страсть к строению и постройкам всякого рода или к садам и украшениям непомерным оных. Или людей, во всю жизнь свою беспрерывно помышлявших об обогащении себя какими бы то средствами ни было, о накоплении у себя множества денег, о наживании многих вотчин и деревень, или людей занимающихся разными заведениями, фабриками, заводами дальновидными затеями, проектами, пере воротами, розысками и так называемыми, спекуляциями и о том одном денно и нощно и столько помышлявших, что им не остается и нескольких минут времени к тому, чтоб помыслить о самих себе, о их должностях и о истинных пользах, а всего меньше на размышления о будущей жизни. Или людей, ведущих пышную, роскошную, веселую, любострастную жизнь и помышлявших только о пышных своих экипажах и выездах, о щегольстве одеждами и драгоценными мебелями в домах, о пышных столах, лакомых яствах и напитках, о пирах, увеселениях, разных забавах и прочем тому подобном. Представь себе все сие и подумай, каково душам всех таковых людей по смерти будет, когда в них и прежние их мысли и вожделения ко всем тем вещам стремиться и, может быть, несравненно еще сильнее будут, а всех сих вещей и ни собак, ни лошадей, ни карт, ни строений, ни садов, ни денег, ни деревень, ни всего прочего на том свете уже не будет и всем сим вожделениям их насыщения себе и удовлетворения находить будет не в чем. Не станут ли тогда сии действующие, но не насыщаемые вожделения и стремительства, производить в них не только неудовольствия, но и самые неприятнейшие и такие, например, ощущения, какие мы можем иметь в нынешней жизни при чувствовании смертельной жажды и не имея ничего, чем бы ее хоть несколько утолить было можно!
   
   Внук.
   Чуть ли не так, дедушка! И последствию таковому самому по себе быть уже надобно.
   
   Старик.
   Ничего еще не довольно, а пойдем по сей стезе далее и приведем себе на память то известное из опытности обстоятельство, что в нынешней жизни находящиеся в душах наших разные вожделения и стремительства действуют посменно, то то, то другое, и когда одно действует, в то время все другие спят до тех пор, покуда случится им опять проснуться И возобновить свое действие: от самого того получает человек временно некоторую отраду и успокоение. И вообразив сие, предположим, что по смерти такового переменного действия уже не будет, а все стремительства тотчас после смерти проснутся и не попеременно, как ныне, а все вдруг и беспрестанно станут действовать. То подумай, каково тогда бедной душе будет, когда ее множество разных стремительств и вожделений будут мучить, а ни которое из них удовлетворено быть не может? Не увеличится ли чрез то еще более бедное, жалкое и мучительное состояние души таковой?
   
   Внук.
   Этому, конечно так, а не иначе быть должно будет. Но, о! В каком жалком положении будет находиться душа таковая! Какими неудовольствиями будет она страдать от невозможности насытить хотя одно какое стремительство!
   
   Старик.
   Но и сего еще не довольно, мой друг! А может быть, есть нечто, всего того для ней еще мучительнейшее и могущее сделать тогдашнее состояние ее еще худшим и плачевнейшим.
   Внук.
   А что такое, дедушка? Весьма я любопытен о том узнать.
   
   Старик.
   А вот что, мой друг! Положим, например, что весьма и не удивительно, что души умерших людей по выходе из тел их и по прибытии в то место, где им быть назначено, в состоянии будут не только видеть все прочие души умерших прежде их людей, но каким-нибудь образом узнавать и о их тогдашнем счастливом или злосчастном состоянии. Положим далее, что они увидели б и узнали, что тогдашнее состояние иных душ несравненно их состояния лучше и по многим отношениям выгоднее и преимущественнее пред их состоянием, как, например, что в них не такое великое множество ненасыщаемых вожделений и стремительств и что их они нимало таким образом не мучат, как имеющиеся в самих их, и коим они тогда уже не рады, и охотно бы хотели от них избавиться, но не могут, и что те от самого того не чувствуют никаких таких, как они досад к неудовольствиям и бесчисленных прискорбий и от неудовлетворения оных, самого тяжкого страдания. Что они не только от всего того освобождены, но от удовлетворения перешедших с ними в новую жизнь хороших вожделений и таких стремительств, какие могут и в новой жизни иметь себе насыщение и удовлетворение и какие они в жизни своей на земли наиболее себя питали. Чувствуют еще разных родов приятности, удовольствие и самые даже веселия, утехи и радости. А при узнавании сего не натурально ли, что они им в таковых преимуществах будут завидовать и страдать даже и сею мучительною страстию, какую имели они в жизни своей в большой степени.
   
   Внук.
   Да, сему, конечно, так быть надобно' И одна сия зависть может делать состояние их злосчастным и мучительным.
   
   Старик.
   Но и сего еще, мой друг, не довольно, но есть еще нечто, отчего состояние их может быть еще мучительнейшим. Предположим с бесконечной почти вероятностию, что им касательно до счастливейших пред ними душ и то будет известно, что сии за хорошее свое поведение во временной их земной жизни и за многие ими в жизни земной производимые богоугодные дела, кроме чувствуемых уже ими удовольствий, могут несомненно надеждой себя утешать, что в будущий день страшного и всемирного суда не отринуты они будут от нелицемерного великого судьи, своего Господа Спасителя и Бога, к которому они во всю их временную жизнь были особенно привержены и старались всячески и во всем ему угождать и последовать его повелениям и что он исходатайствовал им уже в жизни от Отца своего во всех их винах и преступлениях отпущение. Не отошлет их в несчастную толпу воскресших людей по левую руку ангелами поставленных, но коих яко оправданных, включит в блаженное сообщество отобранных в правую сторону и одарит их вечным и таким блаженством, какого мы ныне никак вообразить себе не можем. Они же таковою утешительною надеждою никак себя лишать не могут, поелику сами чувствовать и сознавать станут, что они временную свою на земли жизнь не так препроводили, как надобно, но наделали бесчисленное множество пред Богом преступлений, которые все по святейшему и совершеннейшему правосудию божескому наказаны неминуемо, и особливо потому быть должны, что они жизнь свою ни истинным покаянием, ни прочими предлагаемыми нам ныне средствами чрез посредство Христа себя от оных их не очистили и все ужасное бремя грехов своих с плеч своих сбыть не только не постарались, но не хотели о том никогда прямо и пристально и помыслить, а со всем сим тяжким и ужасным бременем на себе перешли в новую жизнь.
   Ты подумай, мой друг! Не увеличит ли сие еще более не только их завидование счастливейшим пред ними, но самое опасение будущего отвержения от лица Господня, и боязнь будущего вечного наказания не присовокупится ли к прежнему их страданию, и не увеличит ли ужасным образом собою их несчастное состояние?
   
   Внук.
   Да, дедушка! И паче и быть сему не можно, коль так, как вы говорить изволили! И, ах, как мучительно и несносно должно быть их тогдашнее состояние и особливо тех, которые в нынешней жизни жили очень худо и подвержены были многим порокам и наделали бесчисленное множество преступлений всяких.
   
   Старик.
   О, мой друг! Ты еще более почувствуешь великость страданий их, если узнаешь, что не одни те разнообразные вожделения и стремительства разных людей, о которых мы давеча, при водя разные примеры, говорили, перейдут с душами их в новую жизнь, но и все те дурные и негодные склонности и стремительства, которые их к упоминаемым тобой дурным делам и преступлениям побуждали и к производству оных преклоняли и доводили, как, например, злоба и злость сердечная, ненависть к другим, памятозлобие либо мщение за причиненные какие-нибудь оскорбления и обиды, недоброхотство и зложелательство к близким и другим своим сочеловекам. Жестокосердие, оказываемое к подвластным и подчиненным, ярость, лютость, свирепство и немилосердие, оказываемое в наказаниях кого-нибудь, охота к злословию, браням, ругательствам и проклинаниям других, запальчивость, гневливость и за все про все серчание и негодование на все происходящее, роптание на все, сварливость, враждолюбие, своенравие и хотение все и вся поставить на своем, страсть корыстолюбия, любочестия, славолюбия, горделивости и надменности, высокомерия, непримиримое злобствование, склонность к частому и многому употреблению крепких напитков, любострастию и всем ея исчадиям, нетерпеливость, охота к обижанию других разными образами и множество других подобных тому дурных и негодных склонностей и стремительств.
   Все они при смерти человека никак не уничтожаются, но с душами их переходят в новую жизнь и там не только не престают производить своих действий, и собою так как ныне они то делают, мучить души, но, пробудясь, все вдруг начинают действовать совокупно и производить тем вящее страдание и мучение, и тем паче, что и они там не могут так же получать своего насыщения и удовлетворяемы быть.
   
   Внук.
   О, дедушка! Это в самом деле умножит еще несказанно их страдание и увеличит несчастное состояние их.
   
   Старик.
   Но мне надобно тебе сказать, что и сие еще не все, могущее делать тогдашнее их состояние бедственным и мучительным, а есть, наконец, и еще одно, что довершать еще будет злосчастие их.
   
   Внук.
   О, дедушка, скажите мне уже и о сем! И что бы такое было сие еще?
   
   Старик.
   А вот что. Как, наверное, по многим обстоятельствам предполагать можно, что всякая человеческая душа по выходе из тела при смерти, так как из глубокого сна проснется, не вдруг ум ее так просветится и все действия ума усовершенствуются до того, что она не только все то вспомнит, что она все продолжение жизни своей на земле делала, говорила и даже мыслила, но вкупе узнает ясно, чего бы она или человек мог бы и не делать, не говорить и не мыслить такое, что ему не было к тому никакой и не возможности, а не делал он единственно оттого, что по своенравию и жестоковыйности своей того не хотел. А то, что надлежало бы ему делать, говорить и мыслить, было ему не только можно, но, пользуясь всеми преподанными нам облегчительными и вспомогательными средствами, делать все то было легко и нетрудно, и он только не хотел никак на то решиться. А если б отважился на то решиться, то и она бы могла не только так же как счастливейшие души от всех мучающих ее страданий избавиться, но так же, как и те, не только пользоваться и по смерти удовольствиями и утехами, но так же сбыть с плеч своих, как и те, их так много устрашающее греховное бремя, и так же, как и те, ласкаться наиприятнейшею надеждою, что и во всю бесконечную вечность будет она пользоваться непостижимым для нынешнего ума нашего блаженством. Но чем она не может пользоваться, поелику не хотела временною жизнию прямо воспользоваться, а, ослепляясь едиными суетностями об них только, а не об единой жизни в вечности помышляла, и чрез крайнее небрежение о самой себе и о истинной своей пользе упустила из рук все то, что могла б употребить себе в пользу. То подумай теперь, друг мой! Не натурально ли то, что она будет тогда в помянутом небрежении своем чувствовать, но позднее уже раскаяние, и не будет ли она от того ежеминутным и таким страданием мучиться, какое изобразить не можно? А как будет ей и то известно, что по смерти нет уже покаяния и упущенного во временной жизни возвратить уже не можно, то не приобщиться ли к тому и самого отчаяния, которое ее еще всего более будет мучить?
   
   Внук.
   О, дедушка! Вы мне так много насказали об одном и мучительном состоянии душ всех худо и не так как должно хороших людей и изобразили все мучительное состояние их так живо, что у меня даже волосы становятся дыбом при слушании всего того, и я много раз во внутренности души моей содрогался и вздыхал, страшася, чтоб не попалась и моя душа в толпу сих несчастных душ; и тем паче, что все наши братья, одаренные от творца толь многими и бесчисленными преимуществами пред простым народом и миллионами других людей, имеют более причин опасаться быть подверженными такому злосчастному и бедственному состоянию, ибо все мы имеем множайшие соблазны и поводы к питанию в себе толь многих негодных вожделений и стремительств, о каких мы давеча упоминали, и чрез то можем входить в новую жизнь несравненно с множайшею толпою тех негодных страстей, вожделений и стремительств, которые нас будут по смерти мучить, а с каким тягчайшим бременем грехов вступим мы в жизнь будущую, о том и говорить почти нечего. В простоте и грубом невежестве живущему народу и в ум того не приходит, чем мыслят, чем занимаются и какие дела производят множайшие из нашей братьи, и потому состояние душ умерших простых и низших людей, едва ли не лучше нашего будет, и они чтоб не выиграли многого пред нашей братьей.
   
   Старик.
   Да, мой друг! Мысль твоя основательна и всего легче статься может, что множайшие из простого и низкого состояния людей во многом будут счастливее нас в будущей жизни. Не имей никаких дальновидных обширных и таких замыслов и вожделений, какие наши братья имеют и какие там не могут удовлетворяемы быть, не будут они терпеть и мучительных неприятностей. А что касается до худых стремительств, доводящих всех человеков до худых и Богу неугодных дел, то нельзя сказать, чтобы оных не было и в них довольного множества: во многих из простых людей не более еще оных нежели в нас, особливо в женском поле. И сам ты, надеюсь, довольно наслышался, в каком несогласии и всегдашней вражде живут между собой крестьянки и другие подлые женщины, какую большую и необузданную охоту и склонность имеют к перебранкам, упреканиям и оскорблениям других? Сколько есть из них злых и негодных? Какие от них возникают несогласия в семействах? Какие непримиримые ненависти и злобы зарождаются от них, которые и нынешнюю их незавидную и несчастную жизнь делают еще огорчительнейшею! Далее не известно, к каким порокам и негодным делам имеют не только они, но и самые мужчины наклонность? Сколь зол на свете от них происходит! Сколько обманов, неправд, кражей, грабежей и самых драк и убийств ни бывает!
   И чего не производит пагубная страсть к пьянству, сколько домов расстраивается и людей не погибает от ней? А посему нельзя не заключать, что много, много будет и из них несчастных и что разве очень небольшая только часть отыщется счастливее нас и будет иметь состояние пред нашим сколько-нибудь выгоднейшее и сноснейшее.
   
   Внук.
   Конечно так, дедушка! Но нельзя сказать, чтоб не было и между ими добрых и таких людей, которые бы не подвержены были толь многим порокам, как другие.
   
   Старик.
   В этом никак и спорить не можно! А известное дело, что и между ими много есть добрых, честных, праведных, против смирных, благочестивых, набожных и добродетельных и таких людей, которые на свету у Бога в лучшем замечании находятся, нежели многие из нашей братии со всем их умом, просвещением и благонравием имеют быть. В простом народе таковых угоднейших пред нами Богу людей гораздо более, нежели мы думаем и предполагаем.
   
   Внук.
   Да! Это так же очень быть может, и тем паче, что Богу вся внутренность человеков более сведома и известна, нежели нам. Но как бы то ни было, но теперь скажу вам, дедушка, что вы не поверите, сколько вы всеми объяснениями вашими увеличили во мне желание избавиться от толпы всех несчастных душ в будущей жизни.
   
   Старик.
   О, мой друг! Я и десятой доли не рассказал тебе из того, что о сем предмете говорить бы можно было, материя сия так обширна, что и нескольких часов было к тому мало, если бы обо всем говорить, но на теперешний случай для преподания тебе не которого понятия о сих несчастных и потом, какому бедствию подвергаемся мы своим о самих себе небрежением в нынешней жизни уже довольно, а теперь обратимся мы к состоянию тех счастливейших душ, о которых мы для сравнения с прочими упоминали, и поговорим и о том, что о состоянии и сих душ предполагать и с вероятностию заключать можно. Сие, может быть, еще и более тебя заохотит и побудит стараться о том, как бы тебе в сие блаженное общество по смерти твоей попасть.
   
   Внук.
   Я очень, очень и с множайшим еще любопытством хочу о том слышать. И вы меня тем очень одолжите, дедушка.
   
   Нечаянный заезд гостей прервал в сем месте разговор у старика со внуком, кои принуждены были идтить их принимать и отложить разговор свой до последующего дня.
   

РАЗГОВОР 3
О СОСТОЯНИИ ДУШ СЧАСТЛИВЕЙШИХ ПРЕД ПРОЧИМИ

   Старик.
   Вчера помешали нам гости продолжать разговор наш о душах умерших людей. Возобновим же мы оный теперь, мой друг! И скажи ты мне, помнишь ли ты все то, что мы вчера говорили?
   
   Внук.
   О, как не помнить, дедушка! У меня они, особливо несчастные души, из мыслей не выходили. И я старался жалкое и бедственное состояние оных воображать себе толико можно живее и не один раз содрогался даже при помышлении об оных. А теперь очень любопытен слышать о состоянии душ счастливейших пред ними, о чем мы только было начали говорить, как помешали гости.
   
   Старик.
   Сие твое любопытство и постараюсь я удовлетворить, сколько мне можно. Итак, оставим мы и удалим из мыслей своих всю огромную и бессомненно до несметных миллионов простирающуюся толпу несчастных душ, о которых мы вчера говорили, и направим помышления свои на несравненно малочисленнейшее общество душ, лучшее и во всем выгоднейшее и счастливейшее состояние имеющих, и какое иные души впредь иметь будут. В блаженное общество сие входили и будут впредь входить души всех тех умерших людей, которые во всю временную земную жизнь свою старались улучшить свою от природы искаженную натуру, и колико можно более располагать все житье и дела и поведения свои так, чтобы оно согласовалось с волей и самыми именными повелениями Творца своего, и предписаниями своего Божественного искупителя, а не провождали всю жизнь свою в величайшем небрежении о себе и о истинной своей пользе, и силы ума и воли своей, и действия их не направляли на одни только суетные мирские и житейские дела наши и не к одним только им прилеплялись, а старались умы свои просвещать нужными познаниями о Творце своем, его воле и повелениях и занимались также помышлениями о будущей своей жизни и о том, как бы им угождать своему создателю и снискивать его к себе благоволение, и имели с ним частейшее душевное собеседование, нежели иные люди, а волю свою старались колика можно исправлять и очищать ее от всего дурного и буде не совсем истреблять, то по крайней мере угнетать в ней все негодные стремительства и страсти и не допускать их обращаться в неодолимые почти привычки, а, напротив того, возбуждать и колико можно более все хорошие склонности, стремительства и вожделения и стараться их увеличивать от часу более, а особливо относящиеся до любви Бога, самих себя и всех своих сочеловеков, и неделании всего того, к чему назначена от Творца жизнь человеческая и всего того, что от него предписано и с таким расположением мыслей и состоянием сил воли своей, перешли из временной своей жизни в вечную и как после сего перехода стали в них преодолевать действия силы ума и воли их, и ум их по прежней привычке своей станет и там находить много такого, чем ему с удовольствием заниматься будет можно, как, например, при усматривании и узнавании всего наипремудрейшего божеского устроения натуры и тысячи таких ее идей. о каких до того не имел он и понятия наималейшего, а особливо вещей, относящихся до премудрого управления Богом всей Вселенной, из коих ныне нам и тысячная доля неизвестна. Воля же душ таковых, будучи очищенной от худых стремительств, не станет их мучить такими вожделениями, какие там никак и ничем удовлетворены быть не могут, а действия свои продолжать станут только хорошие вожделения, какие и в жизни они иметь наиболее старались. А как сии и в будущей жизни могут получать свое удовлетворение и насыщаемы быть, то души сии и способны будут к чувствованию веселия, радости и удовольствия всякого рода, и потому состояние их должно быть несравненно лучшему пред Прочими, кои сих удовольствий ощущать будут не в состоянии.
   
   Внук.
   Этому, конечно, так быть уж должно! Однако сколь немного таких отыскаться может, которые бы вели такую богоугодную жизнь, и все то делали, что вы, дедушка, теперь упоминали? Не говоря уже о прочих народах, но и между самыми носящими на себе звание народов христианских, сколь немногие, очень немногие во всех несметных миллионах оных могут отыскаться и такие, которые бы вели прямо христианскую и богоугодную жизнь и во всю оную помышляли и старались более о небесах, нежели о суетных мирских вещах.
   
   Старик.
   То так, мой друг! Однако скажу тебе еще раз, что мы в мнениях и заключениях своих о количестве в оных всего легче погрешать и ошибаться можем. О подлинном числе оных не можно нам никаких заключений и предположений делать. Оно известно единому только Богу, и может быть количество оных несравненно более, нежели мы думаем и воображаем и также простирается до многих миллионов. В доказательство тому расскажу тебе один пример, случившийся в древние времена в Палестине с пророком Илией. Сей святый муж толико раздражен был впадением всего тогдашнего израильского народа в грубое идолопоклонство, что, думая, что нет во всем народе ни одного праведного, хотел, чтобы Бог всех их наказал за страшное их преступление, однако Бог сказал ему на то, что он в мнении своем ошибется и что есть еще целых семь тысяч человек, кои не поклонялись Ваалу, а остались ему, яко истинному их Богу верными. А то же легко быть может и в наши времена, хотя по наружности и кажется нам, что праведных людей в народе очень мало.
   
   Внук.
   Упоминаемый вами при мер действительно достопамятен и заставляет нас инако о людях думать. Да и в самом деле, можно ли нам проницать во внутренность душ всех человеков и знать, в каком они состоянии находятся относительно богоугодной жизни. А сверх того, сколь многим помогает, может быть, и помогает очень много и самое искреннее покаяние и раскаяние их перед смертью или за несколько времени пред оной ими чинимое, а особливо страдающими долговременными тяжкими и отчаянными болезнями, в продолжение которых не до того ли сим людям было, чтоб заниматься по-прежнему едиными мирскими дрязгами и суетами, и давать волю всем дурным страстям и стремительствам увеличиваться и действовать, как хотят, но все они имели время уменьшиться от долговременного спанья и недействования. Следовательно, и в иную жизнь при смерти того человека переходят они в состояние уже слабейшем и не могущем их так мучить как других.
   
   Старик.
   Обе сии мысли твои хороши и замечательны! А к ним присовокупить можно еще и то, что всего легче статься может, что провидение Господне и человеколюбие его, по которому, как он сам благоволил сказать нам через пророка своего, и даже в том поклясться, ЧТО он не желает никак погибели грешникам, нередко преклоняет его к насыланию на многих людей пред их смертию, тяжких и многие годы продолжающихся опасных болезней, с тем святым и милосердным намерением, чтоб они имели время войтить в самих себя, и прямо во всех своих худых делах раскаяться, и чрез истинное покаяние от них очиститься. А все душевные их скверные и негодные стремительства и страсти чрез долговременное недействование так сами собою уменьшатся, чтоб не могли они им по смерти причинять данного беспокойства. И мало ли каких и иных средств употребляет благость и благоутробие Господне для возведения людей на лучший и спасительнейший путь и для преумножения числа таких душ, для коих предназначил он вечное, неизреченное блаженство! Но жаль только, что не все принимают все то, так как принимать должно, и вместо того чтоб Бога благодарить за то, многие гневят его еще более своими роптаниями и жалобами, воссылаемыми к нему на самого его, так как бы обвиняя его, что он напрасно их так страдать заставляет.
   
   Внук.
   Да, дедушка! Не без примеров таких в свете. Но как бы то ни было, но, помышляя далее о душах счастливейших, кажется, что, не погрешая, заключить можно, что состояние блаженных душ, каковыми мы станем называть те, о которых мы теперь говорим, по крайней мере, нельзя быть у всех единоравному, и что не все они наслаждаются одинаковой степени удовольствием в своей новой жизни!
   
   Старик.
   В этом не хочу и не могу я с тобой спорить, но паче скажу и сам, что как бедственное и плачевное состояние грешных душ не может быть единоравным, но состояние одних более мучительно, нежели состояние других, а сих третьих, и так далее, смотря по тому, более ли кто или меньше в жизни худых дел делал, и с множайшими ли кто в себе худыми стремительствами перешел из временной жизни в новую, или не столь многими и не столь сильными.
   Так равно и приятность состояния у блаженных душ не может никак быть одинакова, но одних несравненно лучшим, а других менее всеми приятностьми преполняют, нежели у первых и так далее, то есть смотря по тому, с множайшими ли хорошими склонностями и вожделениями кто или с меньшими перешел в жизнь новую.
   А великая разность и оттого, быть может, более ли кто или меньше в жизнь свою делал добрых и богоугодных дел, и лучше ли кто, или не столь хорошо, как иные, жил и все то делал, что делать надлежало. Великая разность быть может между душами истинных и душами устных только христиан. Умалчивая уже о том, что души всех христиан отличны будут весьма много от душ не живших в сем спасительном вероисповедании. Каких и каких преимуществ лишатся сии последние пред душами христианскими!
   
   Внук.
   Да! .. И этому, кажется, так быть надобно. А теперь любопытно бы знать, в одно ли место все как первые, так и последние, души препровождаемы бывают или в разные?
   
   Старик.
   О сем, хотя мы в точности и с достоверностию ничего не знаем, но по многим обстоятельством наверное почти предполагать можно, что совокупное и те и другие в одном месте пребывание едва ли они иметь будут, но более вероятности в том, что блаженные души препровождаемы бывают совсем в иные и весьма отдаленные места от тех, куда препровождаются души грешных. Легко статься может, что места для пребывания и тем и другим назначаются опять разные и одним пред другими лучшие или худшие, и что в сем отношении делается между ними различие, смотря по тому, более ли кто заслужил быть в лучшем пред другими месте или меньше. А в рассуждении несчастных грешных душ употребляться может быть такой разбор и различие, и те, которые вели жизнь наихудшую из всех и преисполненную большими злодеяниями и преступлениями, может быть, получают назначение иметь пребывание свое вместе со злыми духами, которыми они в жизнь свою во всем угождать старались, и от самого того состояние их делается еще несравненно несчастнейшим против тех людей, которые вели хотя дурную, но не столь слишком беззаконную жизнь, и получают для пребывания своего места сколько-нибудь лучшие пред другими их собратиями. А таким же точно образом происходит и с блаженными душами, и лучшие и достойнейшие из оных, может быть, сообщаются с самими ангелами, другие с праведными и угоднейшими жизнь свою более прочих Богу и сделавшихся, так сказать, его друзьями, а иные, может быть, такого счастья не удостаиваются, а получают для пребывания своего места хотя хорошие, но не с такими выгодами и преимуществами соединенные.
   
   Внук.
   О, дедушка! Как бы хотелось мне быть по смерти моей так счастливым, чтоб попасть в сообщество сих блаженных душ и получить для пребывания своего хотя последнее местечко, и какой-нибудь уголок в их блаженном обиталище.
   
   Старик.
   Это зависеть будет от самого тебя или паче оттого, как ты нынешнюю свою жизнь расположишь и как ее вести станешь. И сомневаться в том не можно, что чем лучше она будет, тем и выгоднейшее место получить можешь по смерти своей для своего пребывания. А что такие разные места и обиталища для душ назначаются, в том удостоверяют нас сказанные некогда самим Спасителем нашим слова, что у Отца его есть обители многие на небесах. А что он сказал так, можно ли тому не верить?
   
   Внук.
   Да! .. Это удостоверяет нас в том совершенно. Но вот что вспало мне еще теперь на ум, дедушка. Когда это все так происходит и происходить будет, то едва ли многие из живущих не обманутся в надежде, которую они питают, что по смерти своей увидятся они со всеми своими милыми, прежде их умершими родными. Отцы и матери с детьми своими, а сии с своими родителями, мужья с женами своими и все родные и друзья между собой.
   
   Старик.
   Но почему бы ты это, мой друг, заключал и почитал дело сие невозможным.
   
   Внук.
   Невозможным я того не почитаю, а предполагаю только, что едва ли иные души увидятся с душами тех, с которыми бы им видеться хотелось, то есть либо прежде, либо после их умерших людей, потому что легко статься может, что те души, с которыми хотелось бы им видеться, при разборе не попадут в одно общество с ними, или хотя и попадут в одну толпу с ними, но разведутся по разным местам для пребывания. Итак, могут разве только те увидеться с своими родными, которые попадут в одно место пребывания с ними, а не в отдаленное от них и такое, что им никогда не можно будет видеться, ни иметь с ними какое-либо сообщение.
   
   Старик.
   Это заключение твое имеет свое основание, а прибавить к сему можно еще и то, что самое их свидание и сопребывание в одном месте может много увеличивать приятность состояния душ блаженных. А в рассуждении душ несчастных и такое свидание и сожительства с ними великую отраду доставлять им может в горестном и состраданием преисполненном их состоянии.
   
   Внук.
   Еще хотелось бы мне у вас, дедушка, спросить, что с теми душами по выходе их из тел бывает, которые в жизнь свою не имели еще ни времени, ни случая, ни удобности к употреблению ума и воли своей на злое и в которых не было бы, например, увеличивающихся дурных стремительств, а также никаких еще и хороших, и которые во всю свою жизнь не делали еще ничего не доброго, ни худого, как то о всех младенцах и умирающих в малолетстве, а отчасти и о природных дураках и о наипростоумнейших людях заключать можно. В каком состоянии будут их души? И к числу ли их несчастных или блаженных душ определить? В числе первых, кажется, им нельзя быть, потому, что они не имеют еще в себе никаких увеличившихся дурных негодных и таких стремительств, от неудовлетворения которых могли б они страдать и чувствовать неприятности. К тому ж они такого несчастного состояния и не заслуживают, поелику они ничего еще злого и никаких важных преступлений пред Богом во всю свою жизнь не делали и делать еще не могли. А и к числу счастливых едва ли они принадлежать могут, поелику они не переходят в новую жизнь с увеличенными и сильнодействующими хорошими склонностями и стремительствами, могущими им доставлять отрады и удовольствия, а как они никаких добрых и богоугодных дел не могли еще во время жизни своеи делать, то не заслуживает и награждения за то блаженною жизнию.
   
   Старик.
   Сего вопроса я от тебя уже и дожидался и не обманулся в ожидании моем, но скажу тебе, мой друг, что оный принадлежит к неразрешимым и таким вопросам, на которые не можно ничего и с малою имоверностию ответствовать. Судьба всех сих душ всего меньше нам известна, и все, что мы с достоверностию замечать можем, состоит только в том, что, судя по несметновеликому множеству умиравших до сего, умирающих ныне и впредь умирать имевших младенцев и людей в первейшие года их жизни и до развития всех их душевных сил и способностей, наверное, полагать можно, что и они у Бога не забыты, и что он не тщетно, а с каким-нибудь особенным и святейшим намерением устроил и распорядил то, чтоб такое великое множество умирало людей, не доживших до совершеннейшего своего возраста и даже до познания о самих себе. Но о чем бы состояло его намерение, о том не знаем мы ничего с достоверностию, и сие принадлежит к закрытым для нас непроницаемо завесою таинствам.
   
   Внук.
   Однако нельзя, чтобы ученые и любопытные люди чего-нибудь о том не думали и не делали никаких предположений. И неизвестно ли вам, дедушка, чего-нибудь из относящегося до сего предмета?
   
   Старик.
   Не остался, конечно, и сей предмет без внимания и любопытства, и ученые люди направляли на оный всю остроту ума своего и старались дойтить хотя догадками до узнания сего относящегося до младенцев и до умирающих в малолетстве, но все ими выдуманное и предлагаемое не имеет еще и следов достоверности.
   
   Внук.
   Но что, по крайней мере, об них было Думано и предполагаемо, я любопытен очень сие знать.
   
   Старик.
   Догадки и предположения были разные, но я, не исчисляя их всех, скажу тебе только о значительнейших и более имоверности имеющих, нежели прочие. А во-первых то, что никто не сомневался в том, что души младенцев и умиравших в малолетстве людей никак не уничтожаются совершенно, а продолжают и по смерти иметь свое существование. Во-вторых, что судя по тому, что душевные их силы не могли бы еще иметь полного своего действия и они не в состоянии еще были делать таких дел, за которые долженствовало бы им подвергаться наказанию, а как не могли они еще и таких дел в своей жизни производить, за которые достойны б они были награждения, то и полагают, что переходят они в новую жизнь в состоянии невинности, и потому заключают, что души их не перемешиваются с душам прочих умиравших людей, но от оных их отбираются особо и препроводятся в особенное провидением Господним назначенное для них место, в котором они ни страданий, ни отличного удовольствия не имеют, а находятся в состоянии не которого рода спокойствия. Далее думают некоторые, что все они там не остаются праздными, но ангелами обучаются употреблять развертывавшиеся постепенно силы ума и воли их, на то к чему дальнейшее существование и в вечности предназначено, и что они там не провождают времени своего в праздности. Далее предполагают, что между младенцами, родившимися и рождавшими от христиан и через таинство крещения соделывавшиеся членами христианского общества, и некрещеными делается великое различие, и души всех крещеных пользуются множайшими выгодами и преимуществами перед прочими.
   
   Внук.
   Этому, кажется, и быть так долженствует. А еще какие есть об них мнения?
   
   Старик.
   Есть и еще! Как, например, иные думали, и думают, может быть, и ныне, что все души умерших младенцев и малолетних, особливо крещеные и причисленные посредством сего великаго таинства в общество христиан, причисляются к лику ангелов и одаряются от всемогушего Господа такими силами, какими одарены от него ангелы самой низкой степени. И некоторые, предполагая сие, думают, не заменяется ли ими все отпавшее число ангелов, которых мы называем дьяволами или злыми духами, и что не для того ли такое великое множество и умирает в младенчестве и в малолетстве, чтобы души их, когда не всех вообще, так христианских детей, могли наполнять и заменять число отпадших духов, которое, может быть, простиралось до несметных миллионов. Далее думают иные, что по сделании помянутым образом их ангелами и по научении их сими последними всему, что им знать нужно, употребляются они к тому же, к чему употребляются прочие служебные духи или нижнего разряда ангелы. Как, например, в приставы ко вновь рождающимся христианским крещеным детям, дабы они во всю жизнь их отправляли все должности ангелов-хранителей, и что они преимущественно определяются в сию должность при находящихся в живых их сродников, и что они предохраняют их от многих бед и опасностей.
   
   Внук.
   О дедушка! Уже может ли все сие так быть и уже не слишком ли дерзновенны таковые предполагания?
   
   Старик.
   На сие не могу я тебе ничего сказать, потому что все относящиеся до душ младенческих совершенно нам неизвестно, и мы об них ничего не только с достоверностью, но и с имоверностью судить и предполагать не можем. И тем паче, что ничего том не упоминается и в Священном Писании.
   
   Внук.
   Но любопытно знать, что бы такое подало повод к сим к заключениям и предполагать, что они причисляются К лику ангелов и делаются такими же, как они.
   
   Старик.
   И сего не могу я также тебе сказать, потому что не знаю, а думаю только, что не подали ль некоторым к таковым предполаганиям немногие слова, сказанные некогда самим Христом Спасителем нашим во время пребывания его на земли. Он, любя отменно маленьких детей и представляя их поведение нам в образец для подражания и говоря об них, упомянул, что ангелы их предстоят всегда пред лицом Отца его небесного. А предполагатели помянутого мнения, не распространили ль значения сих слов уже слишком далеко, возмечтав, что Христос называл их самих ангелами, но слова сии ясно относятся не до них и не до душ их, а до ангелов-хранителей, приставленных к ним для оберегания их от бедствий во время их младенчества и малолетства.
   
   Внук.
   Да! Это легко статься может, что слова сии подали повод к заключениям о преобразовании их в ангелы.
   
   Старик.
   А я тебе скажу, что мне известно еще и то, что могло подать повод к помянутым заключениям, а именно, что были люди, уверовавшие за истину, что они даже видали души умерших за несколько времени детей малолетних и видали наяву в виде маленьких, и такого возраста детей, в каком они померли.
   
   Внук.
   Как! Видели наяву, дедушка! Это удивительно! Но уж правда ли это?
   
   Старик.
   В справедливости того не могу я тебе поручиться. По крайней мере, упоминал несколько раз о том известный и в наше время живший писатель Юнг Стилинг, издававший некогда журнал под названием "Угроз Световостоков" И написавший многие книги. Из ни в одной, названной им "Теория науки о духах", сообщил он многие слышанные им повествования о сих виденных душах умерших младенцев живыми людьми, и не только видевших, но с ними даже разговаривавших. А особливо достопамятен пример одной пасторши, у которой в доме имел пребывание такой маленький ангел-хранитель, которого она в комнате у себя видала в образе маленького дитяти, бегающего, резвящегося и летающего без крыл в ея комнате или лазающего по стенам. Когда же случалось, что прихаживали к ней в такое время гости, тогда он прятался у ней под обвешенной стол, где она могла только его видеть и указывать гостям, где он находился, но те не могли его видеть. И что с сим духом она не однажды и говорила и у него кое-что расспрашивала, и он сказывал ей, что его зовут Эмануилом и он был ребенок и за несколько времени до того умер. А как однажды пасторша сия ехала куда-то в коляске и повозке ея приходилось опрокинуться в глубокий ров, и она подвергал ась великой опасности, то вдруг появился сей маленький дух и, не допустив повозку упасть, спас ее от опасности.
   
   Внук.
   Это удивительная история! И если все это не солгано и правда, то немудрено таковой истории соблазнить людей и подать повод к помянутым заключениям о душах малолетних.
   
   Старик.
   Точно ли справедлива сия история, того не знаю, по крайней мере, сообщил ее свету писатель, которому слепо верить и без основания упоминать о том, кажется, было не можно. Далее скажу тебе, мой друг, что несколько похожее на то или по крайней мере странные и удивительные случи с самим мною.
   
   Внук.
   Как с самим вами! И что такое, дедушка, мне как-то не случалось о том никогда слышать.
   
   Старик.
   Слышать о том тебе было и не можно, потому что я о сем происшествии никому не сказывал, а и теперь упомянуть о нем случилось только кстати. Происшествие сие было вот какое. За несколько лет перед сим случилось мне после обеда лечь по обыкновению моему отдохнуть на лежанку в моем кабинете. И в самой тот пункт времени, как глаза мои смыкались от наступающего сна, представил ось мне и очень живо, что в головах у меня сбоку и сидел на воздухе прекрасной мальчик в беленьком легком одеянии, величине такой, каковою бывают шести- или семилетние дети, и смотрел на меня умильным и благоприятным образом. Видение сие было так живо и для меня поразительно, что я в ту же минуту очнулся и, не видя более ничего в том месте, не знал, чем оное почесть, наяву ли я то видел или в начинающемся сновидении. Но время было столь короткое, что сему некогда было составиться. Словом, сие так меня поразило, что я не мог уже в тот раз никак заснуть и подумал, уж не ангел то был мой хранитель и не восхотел ли он мне на одну секунду показаться.
   
   Внук.
   Это также удивительно. Но мне все кажется, есть ли только возможность душам умерших людей являться живым людям? И мне все еще хотелось бы поговорить с вами о сем предмете.
   
   Старик.
   В возможности и подлинности того нельзя почти сомневаться, судя по множеству бывших в свете и в прежние, и в самые нынешние времена происшествий, записанных достоверными историками. Ибо весьма многим случалось видать души умерших своих родных, друзей и знакомых и с ними даже разговаривать. О случившихся в новейшие времена происшествиях с польским королем Августом II и германским профессором Вецелем ты уже отчасти слышал, и оба сии происшествия в особливости достойны замечания и более потому, что помянутой, умерший в Варшаве король польской, явившись находившемуся в отдалении от него прусскому фельдмаршалу Грумкау как живой и сказав, что он в самый тотчас умер, просил его уведомить о смерти его скорее друга его короля прусского, В Берлине находившегося, что сей тотчас чрез нарочного посланного и учинил, но там сочли его мечтателем и не хотели ни видеть его, ни уведомлению верить, но приехавший из Варшавы курьер удостоверил всех уже в подлинности. Что ж касается до профессора Вецеля, то достопамятно, что у него, не верившего никак в бессмертие душ, был с женою его уговор, чтобы тому, кто из них первой умрет, придтить, если будет к тому возможность, и явиться оставшемуся в живых. И как жена его вскоре после того занемогши умерла, то она и исполнила обещание и чрез несколько дней мужу своему в ночное время при лунном освещении спальни его и явилась и сказала ему, что она существует и жива, и что ей хорошо, и она блаженна. А что того удивительно еще, то видела жену его и имевшаяся в той же комнате ее любимая собачка и сперва, забрехав, бросилась, а потом зачла было к ней ласкаться. И профессор был так честен, что не скрыл сего происшествия от света, но известил оной печатным объявлением. Но мало ли вроде сих было и других происшествий удивительных и достопамятных, доказывающих то же.
   
   Внук.
   Ну! Если все это так было, то трудно тому не верить. Но я очень любопытен знать, не открывалось ли чего иного при таких явлениях?
   
   Старик.
   Открывалось и довольно многое, но о чем обо всем рассказывать было бы очень долго, а расскажу тебе только о некоторых значительнейших обстоятельствах, как, например.
   1. Что по исшествии из тел пребывают они еще несколько времени на земли нашей, и иные краткое только, а другие должайшее время, а некоторые по особым обстоятельствам и многие даже годы.
   2. Что в сие кратковременное свое пребывание на земли или подле поверхности оной есть не всем, а некоторым только из них возможность являться и видимым делаться разным друзьям и знакомым своим, и то не всем, а только некоторым и являться на самое короткое время, и не инако как для каких-нибудь касающихся до них надобностей, и он просит наперед на то дозволение от своего начальства, а не самовольно отлучаться от того места, где им быть назначено, и что они отпускаются иногда на уреченный срок и просрочивать никак не могут.
   3. Что для сего появления своим друзьям могут они в один почти миг пере носиться за несколько сот верст.
   4. Что являлись они всегда точно в таком виде, образе и фигуре, в каком были они перед смертью и прежде одетые в такое платье, какое они наиболее в жизни своей нашивали или пред смертью своей находились. Но относительно до всего того в такой точности, что нельзя было ошибаться и не узнавать их, кроме того что все такие явления бывали натурально не способны к осязанию и все видавшие их не могли к ним прикасаться. Далее достойно замечания, что видеть их могли не все при сих явлениях бывшие, а одни только те, которым показаться им хотелось и которые имели врожденную способность к усматриванию духов самых, и что они столь же скоро могли исчезать и делаться невидимыми, как и показываться.
   5. Открывалось, что души умерших могут не только каким-то образом видеть живых сих людей, но и слышать их слова. И даже сами произносить голос человеческому подобной и выговаривать многие слова и речи, так что живые люди могли их слышать. Но как особливому удивлению не все, а только одни те, для которых они являлись, да и сии не вхаживали никогда с ними в длинные расспрашивания и разговоры, а принуждены были довольствоваться немногими только словами, какие им рассудится сказать от себя, как в ответ спрашиваемым, а на дальнейшие расспрашивания не получали никакого ответа. Вот все значительнейшее из узнанных при таких объявлениях обстоятельства, о прочих я не упоминаю.
   
   Внук.
   Благодарю вас, дедушка, за пересказание и сих. Я с особенным любопытством все сие слушал и по всему сему кажется и сомневаться в том не можно, что души наши и по выходе из тел будут каким-то образом и видеть и слышать.
   
   Старик.
   В истине сей могут удостоверить нас и наши сновидения, в которых мы безо всякого содействия глаз наших и телесного зрения можем видеть многие происшествия точно так, как бы наяву и как бы мы их глазами видели. А таким же образом без всякого действия натуры на уши наши и слух слышать не только слова и разговоры с разными будто бы людьми, но и самую даже музыку со всеми ее приятными и разными тонами, что я думаю и тебе видать и слыхать случалось во сне.
   
   Внук.
   Случалось, дедушка, и не однажды, и я не мог еще тому довольно надивиться.
   
   Старик.
   А как все сновидения происходят в нас не от тела, бываемого тогда во сне, находящегося не в состоянии что-нибудь видеть, то и выходит само по себе, что помянутые действия производит сама по себе душа наша, а сие довольно доказывает и удостоверяет нас, что она и по выходе из тела видеть и слышать может.
   
   Внук.
   Посему выходит, что душа имеет сама по себе особенные чувства зрения и слуха, устроенные неизвестным нам образом. Но что касается до прочих чувств, как то обоняния, вкуса и осязания, то сей едва ли она имеет?
   
   Старик.
   В первых двух, то есть в обонянии и вкусе, кажется, нет ей никакой и надобности, да и в сновидениях не заметил я, чтобы она ощущала обоняние какого-нибудь приятного или худого запаха, а также не заметил я, чтобы чувствовала она приятность или противность вкуса при еде в сновидениях каких-либо яств. Но что касается до последнего, то по многим причинам кажется, что нельзя не иметь ей чувства осязания, какого бы то неизвестного нам рода ни было. Да и в самих сновидениях чувствует она себя ходящей, видящей и разные дела производящей. А помянутая история о короле польском Августе II доказывает, что душа и по исшествии из тела может производить такие действия, какие не инако, как чрез осязание производимы быть могут, например, отдергивание пуков занавеса у лежащего в постеле больного фельдмаршала Грумкау, а такие же примеры замечены и при других явлениях. Но мы так заговорили о сем, что и не видали как наступил вечер, и что нам пора переставать в сей день говорить, благо случилось сие и кстати, ибо мы все о том переговорили, что относилось до удовлетворения твоего четвертого вопроса, и осталось поговорить о пятом, а к сему и приступим мы В завтрашний вечер.
   
   Внук.
   Очень хорошо, дедушка! Я буду оного с любопытством дожидаться.
   

РАЗГОВОР 4
ОПЕРЕМЕНАХ, ПРОИСХОДЯЩИХ С СОСТОЯНИЕМ ДУШ УМЕРШИХ ЛЮДЕЙ

   Старик.
   Садись-ка, мой друг, и станем продолжать разговор свой о душах умерших людей и о том, до чего относился твой пятый вопрос, а именно до того, что со всеми душами умерших людей в тот длинный период времени происходит, покуда настанет день всеобщего воскресения мертвых.
   
   Внук.
   Очень хорошо, дедушка, я очень любопытен и о сем что-нибудь слышать, и узнать, не происходит ли с ними и состоянием их особливо несчастных каких перемен? Не улучшается ли чрез что-нибудь жалкое их состояние? И в страданиях своих не получают ли они каких отрад? И не делается ли им в содеянных ими во время земной жизни преступлениях какого отпущения?
   
   Старик.
   О, мой друг! Ты опять вдруг о многом хочешь и предлагаешь мне несколько разных вопросов. Но скажу тебе предварительно, что я ни на один из них не могу дать тебе удовлетворительного и точного ответа, потому что обо всем вопрошаемом тобой не знаем мы ничего с полною достоверностию. И все то принадлежит к вещам совсем нам неизвестным.
   
   Внук.
   Жаль очень, что это так! Но по крайней мере, думаю я, что на сии предметы многие направляли свои мысли и гадания. И не известно ли вам, дедушка, какие о том есть догадки, мнения и предположения, хотя и недостоверные?
   
   Старик.
   Ты не ошибся, мой друг, в мнении твоем, что и сии предметы не оставлены были многими без внимания и без помышления о том. Сих мнение было, а поныне еще есть, несколько разных и несогласных между собою. и повод к тому подали существующие в мире разные исповедания вер, или религии. как, например, отпавшая от нашей первенствующей и православнейшей почитаемой греческой веры. вера римско-католическая.
   Все исповедующие ее народы совсем не то думают, что думают отпадшие от сей римской в новейшие времена обе протестантские веры, то есть так называемая евангелическая, или лютеранская, и реформатская, или кальвинская, вера, а отпадшие от них разные исповедания веры думают опять инако, и так далее.
   
   Внук.
   Но отчего произошла такая разница, дедушка)
   
   Старик.
   Повод подали к тому наиболее разные страсти человеческие, а всего более участие имели в том корыстолюбие, зависть, властолюбие, любочестие и некоторые другие негодные стремительства душ человеческих, а особливо пастырей-наставников и учителей народных
   
   Внук.
   Любопытен бы я был очень, хотя несколько об том знать и иметь в том хотя слабое понятие.
   
   Старик.
   Сие понятие я тебе, друг мой, и подам, но не знаю, не заведет ли нас сие в пространство, могущее удалить нас слишком от главной нашей цели!
   Однако испытаем.
   
   Внук.
   Весьма вы меня тем обяжете, дедушка!
   
   Старик.
   Не успели главные начальники древней христианской и так называемой первенствующей веры, из которых греческие, пребывавшие в Константинополе и в некоторых других местах, назывались патриархами, а пребывавшие в Риме -- папами, между собою не поладили, и честолюбие с властолюбием тех и других начать побуждать одних о доставлении себе во всем преимущества пред другими. То сие произвело между ими раздор и несогласие и Римских пап довело до того, что оные со всеми в западных странах живущими христианами отпали от древней греческой восточной церкви, и для получения первенства и преимущества над патриархами греческими употребляли всевозможные меры и даже всякие хитрые вымыслы к тому. чтоб от оных в ведомстве их находящихся народов оказывано было им наивеличайшее почтение и уважение, в чем и имеют они успех вожделенный и превзошедший даже самое их чаяние.
   
   Внук.
   Чрез что же такое достигли они до сего своего намерения и какие хитрости употребляемы были оными?
   
   Старик.
   Они воспользовались грубыми нравами и глубоким невежеством живших тогда в Западной Европе и в Германии и с варварами пере мешавшихся народов и постарались внушить и глубоко впечатлеть в умы и сердца их разными средствами многие выгодные для самих себя и, между прочим самые странные и даже нелепые мысли и предрассудки. И как, например, во-первых, что римские первосвященники или так называемые папы, суть истинные наместники Христовы, подаряются от Бога таким всегда даром, что никогда в мнениях своих и ни в чем погрешать не могут, а все, что они не говорят и не утверждают, есть свято и истинно, потому, во-вторых, верили бы несомненно, что не то справедливо, что в рассуждении догматов веры утверждают греческие патриархи, а то истина настоящая, что они в отмену их утверждают. В-третьих, что никому и никак не можно спастись и получить жизнь вечную и царство небесное, как только тем, которые последуют их примененному во многих вещах вероисповеданию, и что греческая вера к тому далеко недостаточна и не способна. В-четвертых, что папа имеет власть отпускать всем, кому угодно, все их согрешения пред Богом и освобождать людей от заслуженного за них наказания и отпускать не только учиненные, но и впредь быть могущие и на столько времени, сколько ему заблагорассудится, и что чрез посредство их могут люди даже доставлять пользу и отраду душам и умершим их родным и приятелям, да и самих себя обеспечивать от мук и страданий на том свете.
   
   Внук.
   И всему этому могли люди верить?
   
   Старик.
   Могли, и верили, и так твердо и несомненно, что и поныне еще все католики тому верят и ничем и никак не можно их в том переуверить. А ежели принять в рассуждение те хитрости, какие употреблены были в разные времена римскими папами к удачнейшему вкоренению в мысли и сердца простого народа и к недопущению оного одумываться и усматривать неправильность их узаконений и утверждений, то и дивиться почти не можно, что тогдашний, в крайнее невежество погружаемый народ, мог всему тому верить, что папы и прочие духовные им сказывали и в чем уверяли.
   
   Внук.
   Поэтому хитростям сим надобно было быть каким-нибудь особым.
   
   Старик.
   Они и действительно были таковы, как, например, чтоб не допускать народ до усматривания, что о многих установлениях и утверждениях их нет никаких не только повелений божеских, но ниже упоминаний единым словом, запрещено было накрепко и под смертною казнию всем мирским людям иметь в домах своих Библию, и все, имевшие оную, подверглись великим истязаниям. Привилегия же иметь оную предоставлена была одним только знаменитым духовным, а из простого белого католицкого духовенства в средние времена были многие такими неучми, что почти не умели грамоте. А вся ученость обитала в одних только монастырях, наполненных монахами орденов разных, и сии что хотели, то и внушали народу и заставливали его верить. Кроме сего узаконено было чтоб всякое богослужение отправляемо было везде не инако, как только на латинском языке, хотя оным нигде уже не говорили, и жители многих стран не разумели из оного ни единого слова, что и поныне еще во всех католицких землях наблюдается.
   Далее выведено было в обыкновение иметь за всеми строгий надзор, чтобы никто не отваживался противоречить или что говорить и утверждать в противность утверждениям и определениям папским. И за малейшие проступки в сем случае подвергались все не только духовным, но и телесным наказаниям. Строгость сия простиралась до того, что за проступки таковые, а особливо за неугождение какое-либо папе, многие отлучаемы были от церкви или извергаемы из общества христиан и публично предаваемы были анафеме, и не только простые люди, но даже самые князья и государи, над которыми над всеми папы всячески старались присваивать себе верховную власть. И горе было всем подпавшим под сие наказание, никто не хотел и не дерзал иметь с ними даже сообщения. Что касается до телесных наказаний, то состояли они не только в разных епитемиях и публичных наказаниях, но и в самых пытках и даже осуждениях на публичное сожжение в кострах. Для исследования же таких дел и решения учреждены были особые тайные и весьма строгие судилища под названием инквизиции, или Суда святого. И горе было несчастным, попадавшим в темницы сего не святого, а почти самого адского бесчеловечного суда.
   
   Внук.
   Возможно ли! И какие особые и подлинно сильнодействующие были эти хитрости к принуждению людей уважать все мнения пап и главного духовенства римского?
   
   Старик.
   Но сего было еще недовольно, но пламя страсти корыстолюбия заражало как вышнее, так и низкое духовенство, и были действующим орудием и побуждением к выдумыванию и употреблению многих установлений, производивших в народе удивительные действия.
   
   Внук.
   Любопытен бы я о сем слышать.
   
   Старик.
   Для доставления нижнему, а особливо белому духовенству нужных для содержания их и достаточных доходов, а того более для доставления и самым папам и прочему знатному духовенству значительных доходов, употреблены были между прочими и следующие средства.
   1. Выдуманы и сочинены были многие и разные роды общественных служб, которые бы простому народу заставливать производить приходских священников, платя за труды их деньги. И растверживаемо было им, что сие крайне нужно и необходимо надобно.
   2. Велено священникам внушать прихожанам своим крайнюю надобность в том, что б они для освобождения себя от бремени греховного ходили для богомолья в некоторые особые места, почитаемые святыми, и там бы заставляли отправлять разные службы, и не жалели бы денег на путевые издержки, на за плату за службы и на вклады в казну там собираемую, и уверяли бы всех, что таковые моления их тем доходнее к Богу, нежели в иных местах, а особливо производимые пред чудотворными иконами, которыми постарались они снабдить многие разные места и распускать слухи о производимых ими чудесах. И усердие духовенства в сем случае было так велико, что в случае неимения где-то чудотворных икон употребляемы бывали иногда бездельничанье, плутни и обманы для ослепления простого и легковерного народа, каких и открывалось со временем довольное количество. Легко можно заключить, что чрез то не только наживал ось низкое духовенство при отправлении пред таковыми иконами божественных служб и от получения за то плат, но и для самых пап притекали со всех сторон сокровенные источники знаменитых доходов.
   3. Прилагаемо было старание всячески уверять больных и умирающих, что ничем не могут они себя очистить от всех, содеянных преступлений и грехов, как отказыванием при смерти церквам, монастырям и духовенству оставшегося после их имения и самых деревень и земель, у кого если находились они во владении, уверяя, что чрез то могут они войтить прямо В рай и вечное блаженство. И средством сим воспользовались очень многие монастыри и самые папы, от которых надлежало получать во всех грехах полное разрешение и прощение.
   4. Но сего было еще недовольно, но для сильнейшего побуждения простолюдимов к наниманию своих священников отправлять более разных служб, и к за плате им за оные и для умножения доходов и самым папам выдуман был особый догмат веры, о каком прежде никто не знавал и которым повелевалось всем без малейшего сомнения верить, что души умерших людей, а особливо не сбывших с себя определеными средствами всех содеянных ими в жизнь грехов и преступлений, переходят ни прямо в рай, и ни в ад, а входят в особое где-то находящееся место, названое ими чистилищем. И в огне оного будто бы они терпят разные и жестокие мучения и чрез оные, подобно металлам, и как те в горнилах перечищаются и делаются к получению блаженства достойнейшими.
   По установлению же сего догмата прилагаемо было как возможнейшее старание уверять всех, что находящимся еще в жизни людям есть средство не только доставлять умершим сродникам своим, попавшимся в оное мучительное чистилище отраду и облегчение, но даже выручать их из сего мучительного места, что средство сие состоит в частейшем и множайшем отправлении служб по усопшим, и кто не пожалеет употребить к тому более издержек, тот может душам родных своих, ааходящихся в чистилище, доставлять не только отраду и облегчение, но и освобождать или, прямее сказать, выкупать их из оного, а особливо если употреблены будут к тому от пап их вспоможение чрез давание письменных даже разрешительных от грехов грамот, называемых индульгенциями, и нельзя довольно изобразить, какой великий доход всему духовенству и самым папам доставляла сия хитрая и на едином только корыстолюбии основанная выдумка!
   
   Внук.
   Слыхал я о сих индульгенциях, но мельком, а желал бы узнать об них подробнее.
   
   Старик.
   О, мой друг! Было б слишком много, если бы рассказывать тебе всю историю сих грамоток, игравших некогда великую роль и производивших В Средние века удивительные действия, а коротко тебе скажу, что индульгенции, рассылаемые от папы повсюду и чрез комиссионеров его, монахов, всем желавшим рапродаваемые за деньги, публично были разрешительные и освобождательные от грехов грамотки и разных почестей и достоинств, похожие на нынешние денежные ассигнации. Ибо потому от многих ли или немногих грехов хотел из покупающих кто освобожден быть, или от содеянных ли или еще не содеянных, а кои соделаются впредь и на уреченное число лет, или на всю жизнь кто хотел получить прощение грехов, так же свою ли душу кто хотел избавить от чистилищного мучения или освободить и выкупить кого из умерших родственников своих из оного, то по разным сим желаниям распродаваемы были такого достоинства и папские грамотки и за такую цену, какая определена и назначена.
   
   Внук.
   Возможно ли дойтить до такой нелепицы и почти явного и самого грубого обмана! И неужели тогдашние народы были так глупы, что тому всему верили?
   
   Старик.
   Глупы ли или не глупы, но им нельзя было тому не верить, ибо закон их повелевал почитать папу своего непогрешимым, и беда вся кому была, кто похотел бы в том усумниться. А как таковые всенародные разрешения и отпускания грехов предприниманы были несколько раз и папы не стыдились и не совестились такими явными обманами, выманивать и вынуждать из легковерного и суеверного народа деньги, то и получали они их бесчисленные суммы и употребляли оные на свои прихоти, а иногда и действительные нужды и надобности.
   
   Внук.
   Неужели сие и поныне еще в католицких землях водится и народы тому верят?
   
   Старик.
   Нет, мой друг! Нелепица сия давно уже вышла из употребления и более потому, что как со времен Реформации народы начали час от часу просвещаться и, пользуясь уже чтением переведенной на разные европейские языки и напечатанной Библии, сделались со всем откровенным в ней словом Божием, скрываемым до того от них тщательным образом, уже знакомее и более сведущими, и могли уже сами судить и усматривать, что многое введено в употребление такое, о чем в Священном Писании ни одним словом не упоминается, то <нрзб> было уже и самим католикам всему тому так твердо и безмолвно верить, как верить их до того заставляли. А сие и произвело то последствие, что и самая нынешняя католицкая вера во многом пред прежним поправилась. Но что касается до чистилища, то и поныне они существованию оного и тому верят, что душам умерших можно доставлять великую в нем отраду и даже высвобождать их из оного равно как бы из плена, чрез моления за усопших и многочисленных отправлений за них установленных и в обыкновение введенных божественных служб, как то <нрзб.> и панихид и тому подобных.
   
   Внук.
   Но любопытно теперь знать, с чего взяли и выдумали древние католического начальники духовенства помянутое чистилище и почему узнали они, что душам в оном находящимся делается отрада, когда за них живые люди молятся.
   
   Старик.
   В точности ничего о том неизвестно, почему не могу и я тебе на сие сказать что-нибудь достоверное, а скажу только, что легко статься может, что повод, что утверждение есть чистилище, подало бывшее у жидов обыкновение верить, будто бы души умерши пребывают целое первое годичное время по их смерти на поверхности Земли нашей или вблизи оных и могут видеть сродников и домы свои И бывать невидимо в оных и находятся в некаком страдательном состоянии и будто в одни субботние или тако называемые ими шабат получают некоторую отраду. Но с чего и жиды сие взяли уже неизвестно, ибо о том ни единым словом не упоминается во всех книгах Ветхого Завета.
   
   Внук.
   Да! Сие легко могло подать повод им к установлению чего-нибудь в подражание оным с присовокуплением многого и от себя, и к сделанию чистилища и дление оного распространить на должайшее время. Но с мольбами о усопших как же? Разве и жиды маливались о душах своих умерших?
   
   Старик.
   О сем известно мне одно только историческое упоминание в Книгах Маккавейских о Иуде Маккавее, что он после одного сражения собрал с войска своего сбор денежный, простиравшийся до 2000 драхм серебра, и отправил в Иерусалим для принесения жертвы за убитых и моления, чтоб им отпущены были их грехи и беззакония. Но сие не можно еще почесть повелением Божеским.
   
   Внук.
   Когда это все так, то не имело ли уже при установлении сего обыкновения и корыстолюбии некоторого соучастия, и не для того ли сие установлено, чтоб чрез то доставить священникам и другому духовенству поболее доходов, толико нужных им для своего пропитания и содержания?
   
   Старик.
   Быть может и сие: надобно было и об них помыслить, однако с достоверностию ничего о том сказать не можно, и дело сие покрыто совершенною неизвестнстию.
   
   Внук.
   Ну хорошо! Теперь я знаю что и что думают католики о душах умерших людей. Но что думают об них все исповедующие протестантскую и реформатскую веру?
   
   Старик.
   Они отвергают совсем то, что утверждают и чему верят католики, и не только относительно до душ умерших людей и многие другие и очень важные мнения и вещи, утверждаемые католиками. И вот я расскажу тебе, что их к тому и побудило и что произвело и самое отпадение их от католического вероисповедания и подало повод к составлению новых и особых религий.
   
   Внук.
   Весьма я любопытен о сем от вас слышать
   
   Старик.
   Наиглавнейшии повод подали к тому старинными учителями и начальниками верховными многие прибавки к тому, что было установлено самими апостолами и первейшими их учениками. Прибавки сии не только в вещах до верования относящихся, но в самих обрядах церковных, со временем умножаясь, мало-помалу достигли до великого множества, и многие были такие, которые несообразны были даже со всем здравым рассудком и явные имели признаки выдумок человеческих, и были такого рода, что трудно было поверить, что б основались они на словесных преданиях или установлениях самих апостолов или первейших учеников их или от учеников сих последних. Хотя католики вообще утверждают, что все они имеют основание на их словесных преданиях. Со всем тем во всех писаниях их не упоминается об иных ни единым словом. И как от самого того еще в самой древности и даже первые столетия после вознесения Господа и смерти апостолов, возникли между тогдашними христианами неодинакие о разных вещах мнения и произошли сперва прения и споры, а потом возникли и самые так называемые ереси или расколы, и одни утверждали то, другие иное, а третьи думали и утверждали и от сих.
   
   Внук.
   А сии где и когда были держаны?
   
   Старик.
   Что касается до третьего Вселенского собора, то оный держан был съехавшимися более 200 епископами под председательством Кирилы Александрийского в азиатском греческом городе Ефес в 431 году по рождестве Христовом через 90 лет после второго при греческом императоре Валентине и в особенности достопамятен тем, что на оном святая дева Мария объявлена Божией матерью и предписано воздавать ей достодолжное почтение.
   
   Внук.
   Как? .. В это только время, а не прежде? .. Это было мне так же неизвестно. Но не был ли он еще чем достопамятен?
   
   Старик.
   Был только тем, что он был последним, по которому последовали все армяне, оставшиеся при одних только сих трех соборах, а дальнейших никаких не принимали, чрез что и отличалось их вероисповедание от нашего. А четвертый вселенский собор был в 451 году чрез 20 лет после третьего и держан в городе Халкидоне, лежащем в Малой Азии, и держан был против еретиков Ефтихия и Диоскора.
   
   Внук.
   Ну, дедушка! Что далее?
   
   Старик.
   В шестом столетии было всех соборов 45, и в числе их один только вселенский, а именно пятый, держанный в 553 году в Константинополе съехавшимися 151 епископом для опровержения некоторых заблуждений и для подтверждения прежних четырех соборов. В седьмом же столетии было всех 32, а в числе их один же только вселенский собор, тоесть шестой, держанный в 680 году так же в Константинополе, на оном было в собрании 160 епископов и 2 патриарха и сам император, но касался он более для опровержения некоторых еретиков или неправомыслящих людей. в осьмом столетии было их только 17 и в числе их один только Вселенский, а именно седьмой и последний из тех, которые почитаем мы святыми и которых предписанием следуем.
   
   Внук.
   А где и когда был сей собор?
   
   Старик.
   Был он в 787 году в том же самом городе, где был первый, то есть Никее, и достопамятен только тем, что был многочисленнее прочих, ибо число епископов, созванных на оный императором Константином и матерью его Ириною, простиралось до 377 человек, а более тем, что на оном утверждено и установлено поклонение святым иконам и воздавание им надлежащей чести и многое еще кое-что относящееся до религии.
   
   Внук.
   Вот когда это ажно было! Так поздно, легко ли, без мало 800 лет по Христе! Но, пожалуйста, скажите мне, дедушка, откуда набираемо было такое множество архиереев?
   
   Старик.
   О, мой друг! Ты никак не воображай себе тогдашних епископов по всем отношениям точно такими, как наши нынешние епископы и архиереи. Но в тогдашние времена епископы в Греции и в других местах не были так многозначительны, как наши, но были ученейшие и знаменитейшие из городских священников или как бы протопопов, имеющих началие над другими духовными. А потому и было их везде много.
   
   Внук.
   Вот и сего я познал, но что далее?
   
   Старик.
   В девятом столетии было всех соборов 40, из которых только 1 назывался Вселенским, бывший в 869 году в Константинополе, но нами уже не не принимаемый. В десятом столетии было их всех 18, но ни один из них не был вселенским, а все поместные и у одних уже католиков. В одиннадцатом веке было их всех 63 и ни одного не было вселенского. В двенадцатом столетии было их всех 51, и в числе их было 3 Вселенских, бывших хотя очень многочисленными, но только у католиков в Латеране, и относились только до их дел, как и в дальнейшем. В тринадцатом веке было их всех 47, и в числе их 3 вселенских, бывших во Франции. В четырнадцатом веке было их 31 и 1 вселенский. В пятнадцатом веке было их всех 52 и 3 Вселенских или так у католиков называемых генеральных. В шестнадцатом веке было их всех 36 и 2 генеральных, из которых последний и двадцатый был наидостопмятнейшим тем, что продолжался почти 18 лет, а именно с 1545 по 1563 год, и на оный собрано было 5 кардиналов, 3 католицких патриархов, 33 архиепископов, 235 епископов, 7 аббатов, 7 генералов монашеских орденов, 160 докторов богословия. Держан он был в городе Триенте во время императора Карла уро и вооружался всеми силами против лютеран, но не мог никак успеть в своем намерении. В семнадцатом веке было только 11, а в восемнадцатом только 3, и то небольшие и бывшие уже последними.
   
   Внук.
   О! Какое множество, дедушка! .. Я считал, считал да и счет потерял.
   
   Старик.
   Да и немудрено это, ибо всех их число простиралось до 444, и на всех-то их были совещания, распри и установления разные. И всякий собор либо отменял что-либо от бывших прежде его, либо вновь что выдумывал и установлял, умалчивая уже о том, что многие из них были для совершенного опровержения какого-нибудь бывшего прежде собора. А по всему тому можешь ты сам судить, каким надобно было быть несогласиям между всеми ими! А все они, несмотря на то, утверждали мнения свои на преданиях будто бы апостольских и приписывали себе святость и будто бы действовали и утверждали все по внушению Святого Духа, но так ли было все сие, о том единому Богу известно, а предполагать с достоверностью можно, что многие из сих выдуманных вновь установлений были такие, о которых Апостолы никогда не только не говаривали, но и не мыслили, а о действиях Святого Духа едва ли и говорить что можно.
   
   Внук.
   О, Боже! Какие несогласия и распри в делах толикой важности. Но отчего бы все это так происходило, дедушка?
   
   Старик.
   От многих причин, а наиглавнейше от действия разных и не только добрых, сколько дурных стремительств и страстей знаменитейших из духовенства. Умствование, любомудрие, высокоумие о себе, хотение поставить на своем, своенравие, упрямство, ненависть, корыстолюбие и прочие тому подобные страсти, также властолюбие римских пап, глубокое уничижение пред ними других, боязнь их прогневать имели во всем том великое участие и побуждали нередко людей к непоколебимому утверждению сих и нередко таких мнений, которые они сами в сердцах своих не одобряли. И тому едва ли сами верили, чему верить других заставляли. И вот первая тому причина.
   
   Внук.
   А еще какая?
   
   Старик.
   Во-вторых, нельзя сомневаться, что б не было притом содействия и Сатаны со всеми ему подвластными злыми духами. Сей древний и непримиримый враг Божий и всему человеческому роду не преставал никогда враждовать к Богу и людям, и хотя он при случае страдания смерти и воскресения Христа Спасителя нашего и претерпел жестокий удар, видел себя обманувшимся во всех своих гаданиях и злых умыслах, но не унялся от того, однако с злодейств, причиняемых им всему человеческому роду, но паче увеличил еще больше свою злобу, и когда не мог он уже никак удержать всех душ умерших людей, искупленных кровию Христовою из-под его власти, то устремил он все свои злодейские умыслы на последователей христовых и верующих в него и употреблять стал все наивозможнейшие адские свои злоковарные хитрости к тому, чтоб воспрепятствовать распространению основанной Господом Иисусом Христом христианской веры и препятствовать всячески и всем, чем только мог он, людям повиноваться Христу и последовать его учениям. И как он имеет способность узнавать в душах живых людей все их душевное расположение, в каком кто находится и какие в ком есть и действуют страсти, и как на оные, так и на самые мысли может он невидимо и нечувствительно действовать, то и старался он отыскивать людей, подверженных слабостям и разным страстям, и возбуждать в них мысли и хотения разных Затеев, споров, распрей, сумнительств и тому подобном, и всем тем не только воздвигал превеликие и ужасные гонения на христиан, домогаясь истребить христианство в самом оного начале, но как и в том не имел он желаемого успеха, и вместо искомого им истребления оного, несмотря на умерщвление им посредством жесточайших и бесчеловечнейших мук бесчисленного множества христиан, вера Христова восторжествовала и распространилась повсеместно, то не могши тому воспрепятствовать, старался он и старается даже и поныне еще рассеять в умах человеческих всякие злодейские плевелы, подущать людей к разным сомнительным спорам и враждам между собою и внушать в умы их множество разных и таких выдумок, установлений и суеверий, о которых он знал, что они в состоянии будут отвлекать христиан от истинного благочестия и удалять их от истинной любви и веры и уважения всех повелений господних и предпочитать оным мнения человеческие. И нельзя не признаться, что он имел и имеет и поныне еще успех превеликий.
   
   Внук.
   Неужели?
   
   Старик.
   Точно так, мой друг! Ибо, не говоря уже том, что ему удалось посредством фаворита своего лжепророка Магомета прельстить и отклонить и отклонять и по ныне еще несметные миллионы азиатских и африканских жителей от принимания и уважения христианской веры и внушить и поныне еще внушать во всех магометан смертельную ненависть к христианам и побуждать презирать сих даже до того, что называть их собаками, им всячески злодействует и, будучи совершенными невеждами, почитают себя умнейшими, приверженнейшими и лучшими людьми не свете. Но кроме сего удалось ему еще в самые первые столетия после Христа произвесть и способствовать к тому, чтоб произошли многочисленные ереси и расколы, проклятые истинными и правоверными христианами. Он же злоковарными хитростями своими помог много и к тому, что отпали от греческой церкви папы римские и составили новую и о многих и важных пунктах отменную от греческой религию и что между католиков возникло множество различных человеческих прибавок и даже самых нелепиц и суеверий. А бессомненно было и в том много его содействия и побуждения, что у католиков вошло в обыкновение верить существованию того чистилища, о котором мы говорили, и что нанимаемыми молениями за усопших и за деньги даваемые папам и духовным можно души умерших и живых людей освободить из оного, также что они вместо воздавания святым достодолжного и такого почтения, какое бы Богу было непротивно, многим из них стали воздавать самую божескую часть и надеяться на них более, нежели на самого Бога и даже просить и умолять их, чтоб они доставили им спасение, вместо того что сего просить и ожидать от единого только Христа. Но сего было еще недовольно, но вошло у католиков в обыкновение воздавать ликам и изображениям святых превосходящее уже все меры почтения и молиться пред ними, как бы видящими их и слышащими их слова и просьбы и даже ожидать от них себе милости и помилования, а в дальнейшее побуждение к тому простоумного народа стали приписывать им разные чудотворения, из коих многие были совсем затеваемые, выдумываемые и даже самые ложные. От того же произошло верование, что странствования и ходьбы для поклонения их святым местам и для богомолия изображениям святых составляют великую заслугу пред Богом и могут заглаживать многие грехи пред принимавшим оные, так как отказывания при смерти церквам и монастырям своих имуществ. А такое же верование подало повод к тому, что возникли у католиков множество разных и между прочим очень причудливых орденов монашеских, и мнения, что люди, постригавшиеся в монахи, входят прямо в царство небесное, и что сан сей есть прямо ангельский, хотя многие из них живали хуже мирских людей. А едва ли не можно предполагать, что и самое установление с непомерным умствованием многословных и долговременных молитв и божественных служб чуть ли не произошло из сего же источника, ибо известно из опытности, что они, а особливо продолжающиеся по нескольку часов сряду у католиков, соделались для мирских людей уже слишком обременительными и мешавшими им заниматься душевными и прямосердными молениями ко Христу и Богу, умалчивая уже о том, что для облегчения молящимся вошло в обыкновение читать их скороговором и на старинном еще латынском и никому более не вразумительном языком и так бегло, что и самые разумевшие оный язык не успевают почти ни единого слова выслушивать и понимать. А при всем том за великий грех почитать, если чтец пропускал бы что-нибудь из установленного. Да мало ли и кроме сих и важных прибавок было и поныне еще есть в обыкновении у католиков, и между прочим таких обрядов, которые и ничем не сообразны, ни с здравым рассудком, ни с волей Господней. И не было бы конца, если б хотеть мне все и все и все исчислять и пере сказывать.
   
   Внук.
   Довольно и предовольно и сего! Я слушал, слушал, да и стал. И когда все это так, то чуть ли в самом деле не было при всем том сокровенных и тайных действий и побуждений злых духов, старающихся всячески и чем бы то ни было отвлекать простой народ от истинного богопочитания и благочестия или чем-нибудь затруднять им оное.
   
   Старик.
   Все сие было наиболее в Средние века, или в, так называемый железный век, когда все европейские народы погружены были в глубочайшее невежество и когда вся ученость и малое просвещение обитало только в монастырях и у монахов, которые вместе с умнейшими из духовенства что хотели, то и внушали простому народ и верить заставляли. Но за немногие столетия до сего претерпело сие зло великое поражение от возникших новых религий, получивших основание свое от людей, сколько-нибудь образумившихся и начавших мало-помалу просвещаться и усматривать все вкравшиеся в простой народ у католиков нескладицы. Причем особливого замечания достойно, что первой побудительной причиной к тому были также страсти человеческие, а именно, зависть и досада одного католического монашеского ордена к другому, дававшая до того привилегию одному ордену развозить и распространять помянутые индульгенции или прощательные папские грамотки и отнятая к одарению сей выгодной комиссией другого ордена, раздосадовала первый, и сия досада и зависть побудила сей восстать против всех установлений папских. И промысел Господень употребил и самое сие зло во благо и к тому, что некоторые народы Северной Европы, одумавшись, составили новую, совсем отменную и от всех излишеств очищенную христианскую религию.
   В оправдание свое к отвержению всего того, что по утверждению католиков основывалось будто бы на словесных преданиях апостольских, говорили они, что, хотя они и не отвергают совсем и не утверждают, чтоб не было сих словесных преданий, но как к ним присовокупилось И прибавленных и они между множеством их не знают, которые из них истинные и которые вымышленные и затеянные, то за надежнейшее почли, оставив все сии великой недостоверности подверженные предания, основать веру свою на едином написанном и откровенном нам слове Божием, а особливо на Евангелии и Посланиях апостольских, почему назвали они веру свою евангелической, из чего произошла великая перемена во всем, относящемся до веры, которой пере мене папы, хотя и старались всеми возможностьми воспрепятствовать, и не только своими проклинаниями затейщиков оного и последователей их, но и самой много лет продолжавшейся с ними войной не могли оную разрушить и истребить и получить желаемого успеха, но принуждены были, наконец, оставить их с покоем верить, как они хотят.
   
   Внук.
   Любопытно бы теперь узнать, угодна ли была Богу таковая поступка протестантов и реформа в законе?
   
   Старик.
   О сем судить нам не можно, а это ему одному известно, а мы только можем заключать, что сия реформа сблизила и некоторым образом сии народы с Богом, а паче всего со Христом или с первобытной христианской церковью и сделала их способнейшими почувствования их истинному благочестию.
   
   Внук.
   По крайней мере можно ли предполагать, что сия реформа была не весьма приятна Сатане и его клевретам?
   
   Старик.
   В этом сомневаться не можно, и тем паче, что он с сугубой еще ревностию ополчился против сих, так самих себя называющих исправителей веры христианской, и сколько кажется то, употребил три особых и сильнодействующих средства и орудия к развращению оных и к удалению и сих от истинного благочестия.
   
   Внук.
   А какие бы были сии средства?
   
   Старик.
   Первое состояло в том, что он при самом начале сей реформы возбудил ужасную злобу и непримиримую ненависть всех католиков, кои ему были по многим обстоятельствам угоднее сих исправителей веры. По его, как думать надобно, поджиганию, возникли ужасные на сих спорщиков гонения, и даже сожигания в кострах первых затейщиков сей реформы, а потом и самая кровопролитная война, продолжавшаяся несколько десятков лет и погубившая множество народа, и другие, подобные тому ужаснейшие предприятия.
   Второе средство состояло в том, что он же, как думать надобно, постарался при самом первом основании сих вер произвесть между ими несогласицу в мнениях и составлений догматов, и последствием бы того было то, что составились две новых и между собой во многом несогласные веры, а в последствии времени возникло от обоих множество отделений, или сект, или расколов, которых и поныне существует немалое количество. Но как и сие не доставляло желанию его полного удовлетворения, то употребил он третье и могущественнейшее средство. Он стал отыскивать между учеными тогдашнего времени мужами таких, у которых при всей остроте умов их сердца были преисполнены разными негодными страстями, и стал возбуждать в них охоту к прославлению имен своих в свете. Но чем же? Не благочестием, а явным враждованием вообще всему христианскому закону и употреблению всей остроты умов своих к выдумыванию и выискиванию суrvшительных хитросплетенных лжей и разных средств, могущих поколебать веру истинных христиан, а особливо не довольно в вере утвержденных. И по наущению самого его сии употребляли всевозможные выдумки и злоковарные хитрости к подкапыванию всего здания христианской религии. К сердечному сожалению, имел Сатана в сем адском своем намерении и успех вожделенный -- множество умнейших, впрочем, людей доведены сими приисками и зловредными хитростьми его до самого даже безбожия и до грубейшего атеизма, а того множайшие соделались деистами или совершенными отступниками от христианской веры и опровергателями оной. И пагубное зло сие, а особливо в новейшие времена так распространилось в народах, что развращаемы были умы иногда и самых государей, а того более знатных вельмож и господ, и бессметное множество иных и разных состояний людей, так что без содрогания душевного о том прямым христианам и подумать не можно, и что всего горестнее, зло сие и поныне в народах над многими и даже самыми умными и учеными людьми свирепствует и когда не к явному, то к тайному и сокровенному в сердцах своих неверию христианскому закону, а того множайших к неуважению оного побуждает и преклоняет. И от самого того никогда еще христианская вера такой опасности подвержена не была, как в нынешние времена.
   
   Внук.
   Удивительно, что Господь попускает Сатане сим образом враждовать против себя, и отвлекает от него толь многих людей, носящих на себе имя христиан.
   
   Старик.
   Бессомненно имеет Он к тому и к таковому попусканию святейшие свои причины, и мы имеем долг в рассуждении сего быть спокойными, и тем паче, что с другой стороны, никогда еще истина святой христианской религии так хорошо не доказана и правое ее дело защищаемо не было, как в самые сии последние и наши времена! Ибо как Сатана не старался и не старается опровергнуть и уничтожить всю христианскую веру, но совершенного успеха в том не имел и не имеет. Ибо при всей многочисленности совращенных и совращаемых им людей было и поныне еще находится множество истинно верующих и таких христиан, коих все адские мудрствования развратителей никак в вере их поколебать не в состоянии были и не в состоянии находятся, и число всех таких поддерживающих христианскую религию, хотя единому Богу известно, но сомневаться в том не можно, что и оно очень велико, хотя нам и неприметно, поелику они друг друга не знают. А единый только Господь имеет сведение об обществе, составляющем так называемую невидимую церковь Христову, которую опровергнуть не в состоянии были и не будут все силы адские совокупно.
   И в числе сих рабов и почитателей христовых желал бы я, чтобы ты, мой друг, находился, а от врагов его удалялся, как от людей, зараженных пагубной чумой, ибо они вместе с собой и тебя всего легче могут втащить в недра ада и погубить навеки с телом и душою.
   
   Внук.
   О, дедушка! Я до сего немного хорошего о своих таких людях думал, а сие последнее ваше изображение оных так меня поразило, что я и мыслить о том страшусь, чтоб находится в числе оных.
   
   Старик.
   И да сохранит тебя, мой друг, десница Всемогущего от того! И сам Спаситель наш да спасет тебя от пагубы вечной. Но мы о всех сих посторонностях так заговорились, что удалились уже от того предмета, о котором мы говорили и который подал повод к сему отступлению, и нам время приблизиться к нему опять.
   
   Внук.
   Да, дедушка! Вы правду изволили говорить, что мы слишком уже удалились от нашего предмета, и, возвращаясь к оному, скажите же вы мне теперь, какое мнение имеет о переменах состояния душ умерших людей все изобретатели новых христианских вероисповеданий.
   
   Старик.
   Они, отвергнув все то, что католики утверждают, оснуясь на преданиях будто б словесных апостольских, отвергают утверждение их и о чистилище и прочем, а сами касательно перемен состояния душ умерших людей ничего положительного не утверждают, а за наинадежнейшее почитают предоставлять то совершенной неизвестности, и не утверждают ни того, ни другого, то есть, происходят ли какие с состоянием их перемены или не происходят, а остаются наиболее при том мнении, что они до наступления будущего всеобщего воскресения мертвых остаются в тех местах, где им находиться назначено в таком состоянии и положении, в каком вышли они из тел своих и о каком говорили мы прежде: и все страдание и мучение, терпимое грешными душами, происходит от продолжающегося действия прежних их дурных стремительств, которое и одно может составлять неизобразимо жестокое мучение. А чтоб они сами по себе и не будучи еще соединенными с прежним и своими телами могли терпеть такое огненное мучение в чистилище, как думают католики, то сие едва ли можно с вероятностью предполагать, потому что полное и совершенное наказание всех за сделанные ими в жизни преступления предоставлено будущему осуждению их к тому на всеобщем страшном судилище Господнем, когда отошлются они в огнь вечный, уготованный дьяволу и всем его сподвижникам и последует сие по соединении уже душ с прежним и их телами. А в состоянии ли души сами по себе и без тела терпеть огненное мучение, сие остается еще в неизвестности.
   
   Внук.
   Но скажите мне теперь, дедушка! В каком мнении находится о сем пункте наша греческая Церковь и все, исповедующие оную.
   
   Старик.
   И оная, хотя положительно ничего за достоверное не полагает и хотя утверждения католиков о чистилище не принимает, но как кажется не отвергает совсем, чтоб не было никаких перемен в состоянии душ умерших людей. Ибо на что ж бы производить торжественных на ектениях ни и другие служения всенародные моления о душах умерших людей, тут лежащих, и повсюду православных, если б не предполагаем было, что им делается чрез то какая-нибудь польза и отрада. И как обыкновение поминать усопших и молиться о душах их имеет происхождение свое от самой древности, и хотя неизвестно, когда и по какому случаю началось оное и кем именно установлено было оно в самой древности, и таково ли оно и в сем отношении тогда было, каковым оно у нас ныне производится, и не при совокуплении чего в последующие разные времена по каким-нибудь причинам, случаям и обстоятельствам. Но всего легче статься может, что первейший повод к тому подали действительно какие-нибудь словесные предания апостолов или первейших учеников их. И не с ветру ее взяли древние и святые отцы и прославивщиеся церковные учители, сочинявшие божественные службы, поместить в ектении моления о усопших и ввести поминовение оных в обыкновение. Хотя, впрочем, и нельзя утвердительно сказать, чтоб не было ничего в течение толь многих столетий и прибавленного, а особливо последними соборами, сделавшими толь много прибавок к тому, что установлено было первейшими соборами, как относительно до многих иных, так и самого сего пункта. И не мудрено, что иное кое-что вошло в употребление и от обыкновения и по каким-нибудь иным случаям, побуждениям, причинам и обстоятельствам и даже от подражания в иных вещах самым католикам.
   
   Внук.
   Да! Это легко могло быть!
   
   Старик.
   Но как бы то ни было, но и то сказать надобно, что кому бы не хотелось того, чтоб по смерти поминали его родственники и чтоб чрез моления их и самой церкви не получать им по смерти в состоянии своем какой-либо отрады и улучшения состояния души, будет она находиться не совсем в хорошем положении.
   
   Внук.
   И подлинно, дедушка! Кому бы сего не хотелось! А потому и желать бы всякому надлежало, чтоб душа его по смерти была поминаема и об ней воссылаемы были моления ко Господу. Ибо все мы люди грешные и производим в жизни нашей многие преступления пред Богом.
   
   Старик.
   Конечно так, мой друг! И всякому того желать должно. Но вот о чем только сожалеть можно, что нам недостоверно еще известно, удостаиваются ли обыкновенные наши моления, относящиеся до сего предмета внимания и услышания от Господа, и не отвергаются ли они по качеству и достоинству их?
   
   Внук.
   Как это, дедушка' И почему бы не можно было того надеяться и не иметь в том сомнения. Объясните мне сие хоть несколько?
   
   Старик.
   Страшиться того и не слишком надеяться на то можно потому, что поминовения сии и моления, когда не все, так по крайней мере множайшие производятся, Бог еще знает, так ли, чтоб они могли удостоиваны быть внимания от Господа и ему угодными быть и так ли, каковыми бы им быть собственно надлежало? Известное то и неоспоримое дело, что внимаются и удостаиваются Господом только те моления, которые воссылаются к нему от молельщиков пламенно и от всей искренности их сердец и с надлежащими чувствованиями к везде присутствующему Богу и с уверенностию и с теми мыслями, что он все слова наши слышит. Но, ежели рассмотреть образ воссылания молений за усопших в самой точности, то усмотрим много такого, что заставляет сомневаться в том, чтоб они были услышаны Господом. Ибо все почти они восылаются не самими теми людьми собственно и лично, кои бы желали умершим своим родственникам и друзьям отрады и прощения грехов их, а посторонними наемными за деньги и такими людьми, которым в том ни малой нет надобности и кои моления свои произносят не от сердечных своих чувствований, но чрез пустое лепетание языком своим, да и то еще кое-как.
   Рассмотрим все обыкновенные поминания по порядку и возьмем в пример введенное в обыкновение чтение по умершим Псалтыри, производимое иногда наемными церковниками несколько дней и ночей, а иногда целых шесть недель сряду, а иногда еще на самых могилах погребенных людей. Ну к чему идет тут беспрерывное денно и нощно проводимое читание Псалтыри? Самые произносимые чтецом по прочтении <нрзб.> псалмов краткие молитвы о усопшем составляют ли что-нибудь, когда у чтеца присутствия подле него тогда божеского никогда и на ум не приходит, как прочитывает моления сей без малейших чувств, да и делает все сие разве при людях и когда его кто видит и слышит, а без людей, а особливо в ночное время, если и половину своего дела исправляет и нам грубо себя обманывать надобно, когда хотят надеяться, что б таковое производимое чужим ртом наемное и за дорогую еще цену чтение приносило покойнику какую-либо пользу и отраду. Самые служимые кое-как панихиды людьми всего меньше чувствующими какое-нибудь сожаление об умершем, и не о присутствии Божеском, а о получаемом прибытке помышлявшими, могут ли производить что важное? А хоть в самых даже так называемых сорокоустах и годовых службах едва ли можно ожидать дальней пользы, если войтить в подробное рассмотрение как и как производятся сии богослужения, а обыкновенные при всех таких поминаниях обжигания свечек, становление кутей и временные кормления церковнослужителей блинами и пирогами, с чего взято и откуда имеет свое происхождение, я уже истинно не знаю, но никак только не думая, чтоб и сие пользовало душам умерших. Итак, суди, мой друг, теперь сам о сих молениях и заключай что хочешь.
   
   Внук.
   Да, дедушка! Все это не побуждает делать о всех сих поминках выгодных заключений, но скажите ж мне, неужели нам вовсе не поминать наших родителей и неужели мы грешим, деля сие?
   
   Старик.
   Ах, нет, мой друг! Греха в том быть никакого не может, ибо и в таком даже случае, если бы положить, например, что все такие поминовения и моления об усопшем не приносят душам умерших никакой отрады и пользы, и Богу по каким-либо причинам не угодно им оные сниспосылать и грехи им по мнениям нашим отпускать. Выходит только то, что мы производим тщетное дело, вреда же нам дальнего произойтить от того не может, против того, что мы истеряем тщетно несколько денег, которые могли бы мы употребить с надежнейшею пользой на благотворение бедным во время нашей жизни. Которые воспоминая благодарения нами им оказанные стали б по смерти нашей воссылать усерднейшие и прямо от сердец происходящие моления к Господу о том, что он дал нам Царство
   Небесное, и каковое одно словцо подействовало бы в пользу нашу более, нежели наемные моления ... Но ежели положить противоположное тому, что Господу все наши моления о усопших при всех их недостатках непротивны, а он при всех несовершенствах оных удостаивает своего внимания, и по беспредельному милосердию и человеколюбию своему доставляет душам умерших какую бы то ни было пользу, то мы в сем случае очень многое выиграть можем, и посему гораздо лучше не отвергать нам совсем сего обыкновения, а последовать оному. Но производить только с своей стороны сии моления с лучшим усердием и более надеяться на собственные свои просьбы, нежели на чужие, а особенно людей к тому нанимаемых, хотя, впрочем, не мешает доставлять чрез то доход, нужный им для их содержания.
   
   Внук.
   Да, дедушка! .. В самом деле, это всего надежнее и лучше! А и издержки, теряемые на то не так-то велики, и хотя б пропали они, так мы оттого не разоримся. А если не помогают душам умерших наемные моления и поминовения, то, по крайней мере, сомневаться почти не можно, чтоб не приносили им какой-нибудь пользы моления общественных, а иногда самые торжественные, воссылаемые не из какой-либо платы самою церковью всенародно, а обо всех душах умерших. Но теперь хотелось бы мне спросить вас об одном важном пункте, замеченном мною давеча, а именно отпускаются ли грехи нам после смерти нашей или нет?
   
   Старик.
   Пункт сей составляет действительно великую и для всех нас интересную важность. И на сие скажу я тебе только то, что, хотя у нас как-то затвержено и почитается истиной, что по смерти нет покаяния и что Господь в чем застанет нас при смерти, в том и судить будет. Но есть одно словцо, сказанное некогда самим Христом-Спасителем нашим, которое подает утешительный повод заключать, что едва и в будущей жизни не прощаются иногда согрешения наши в жизни нынешней.
   
   Внук.
   А какое это словцо, дедушка? Пожалуйста мне оное скажите.
   
   Старик.
   Оно записано евангелистом Матфеем (в главе ХН стихов 31 и 32) и вот какое:
   "Потому, сказываю вам, сказал Господь, что всякий грех похуления отпустится человекам, а хула на духа не простится человекам. И если кто скажет слово на сына человеческого, простится ему, а если кто скажет на Духа Святаго -- не проститься ему ни в сем веке, ни в будущем".
   А из сего последнего словечка и выходит само по себе то следствие, что иные грехи прощаемы будут и в жизни будущей.
   
   Внук.
   Да, дедушка! .. Сие драгоценное словцо самого Спасителя нашего весьма для нас утешительно и одно оно в состоянии уже побуждать нас к молениям о умерших и к прошениям Господа об отпущении грехов их. Итак, всего лучше не отставать никак от обыкновения предков наших и делать то, что делывали деды и прадеды наши и надеяться совсем на бесконечное милосердие и человеколюбие Господне.
   
   Старик.
   Конечно так, мои друг! В этом случае мы ничего не потеряем, а приобресть можем многое. Но сим и удовлетворился теперь вопрос твои, относящийся до перемен состоянии душ умерших людей. Но как настал уже и вечер, то сим и покончим мы сегодняшний разговор наш, а об остальном поговорим завтра.
   
   Внук.
   Очень хорошо, дедушка! А за сегодняшний приношу вам препокорную мою благодарность. Я наслышался и узнал много такого, чего я никак не знал до сего времени, и тем очень доволен.
   

РАЗГОВОР 5
О ПОСJIЕДНИХ ВРЕМЕНАХ СВЕТА

   Старик.
   Окончив вчера все, что можно было мне сказать тебя касающегося до перемен состояния душ умерших людей в продолжение того времени, покуда настанет последнее время мира и решится уже на вечность судьба всех оных, поговорим теперь о сем последнем времени.
   
   Внук.
   Очень хорошо, дедушка! И я с великим вожделением хочу слышать об оном, а всего более любопытен бы был знать, когда и скоро ли или еще не скоро наступит сие страшное для нас время.
   
   Старик.
   О, мой друг! О сем никто из смертных не знает и знать не может, потому что сам Спаситель наш Христос сказал, что назначение времени того, когда произойдет разрушение всего видимого нами ныне мира, или так называемое Преставление света и всеобщее воскресение мертвых, предоставил небесный его Отец одному самому себе и своей власти.
   И никто, кроме его, о сем не знает и знать не может, а все достоверно известно по тем же словам Христовым, состоит в том, что произойдет сие нечаянно, непредвиденным образом, и так дружно и скоропостижно, что все, в живых находящиеся тогда люди не успеют, так сказать, и опомниться.
   
   Внук.
   Но неужели, дедушка, и на сей важный предмет не направляли ученые люди особенного внимания и не любопытствовали сколько-нибудь, и сколько возможность им дозволяла предузнать, когда не самый тот день и час, когда сие страшное событие воспоследует, по краиней мере приближение оного.
   
   Старик.
   По великой и чрезвычайной важности сего события не могло и сего никак не быть. Но было довольно и о сем любопытствующих и таких людей, которые напрягали все силы умов своих к отысканию чего-нибудь во всем Священном Писании, что могло б им хотя несколько помочь, хотя не с точною достоверностию, так гадательно предполагать близкое настание сего времени. И о сем помышляли уже многие не только в нынешние последние, но и в давние уже времена.
   
   Внук.
   Что ж, имели ль они какой успех в том, дедушка?
   
   Старик.
   Нельзя сказать, чтоб они имели успех совершенный, но нельзя сказать, чтоб и не имели они никакого, а особливо в недавние пред сим времена. Скажу тебе, мой друг, что было такое время, а именно около нынешнего тысячелетия и в первые столетия оного, что все жившие тогда европейские народы по таковым предугадываниям тогдашних ученых людей и богословов за достоверное предполагали и предубеждены были в том мнении, что кончина мира очень скоро воспоследует, и ожидали того, так сказать, с года на год. Чем и не преминули тогдашние римские папы и католическое духовенство воспользоваться и чрез убеждения легковерных к скорейшему отдаванию всего движимого и недвижимого имущества монастырям и церкви, дабы чрез то посвалить с плеч своих бремя греховное и приготовиться с меньшею озаботливостию в самих себе к Страшному Суду Христову, -- обогатили чрез то и себя и монастыри чрезвычайным образом.
   
   Внук.
   Неужели это было в самом деле? И не удивительною ли была та выдумка к обогащению себя?
   
   Старик.
   Почитай, только, мой друг, историю, о так называемых Крестовых походах, так ты о том в подробности узнаешь и подивишься. Но по счастию, сия горячка, или паче сумасбродство, скоро прошло, ибо как предназначаемое время пришло и кончина мира не воспоследствовала, то все одумались и не стали тому более верить и вновь давать себя соблазнять своим духовникам.
   
   Внук.
   Но скажите, пожалуйста, дедушка, на чем же они основывали такое свое предугадывание?
   
   Старик.
   На писаниях двух знаменитейших древних святых пророков Исайя и Даниила, особливо сего последнего, предназначившего приближение конца мира иносказательным образом, означением нескольких времен и недель. Так же на откровении, бывшем в последние года жизни святого апостола Иоанна Богослова и описании в так называемом Апокалипсисе и на исследовании сих только трех старинных документов, основывались не только старинные, но и бывшие в недавние времена исчисления времен и все предугадывания любопытнейших и ученейших богословов, из коих особливого замечания достоин живший около половины минувшего столетия в Германии великий богослов по имени Бенгель, который неутомимо трудился целых тридцать лет в искании ключа к Апокалипсису или в узнавании способа уразуметь в точности сие сокровенным и удивительным образом написанное иносказательное сочинение и был очень доволен тем, что ему наконец и удалось оный найти, которым пользуясь, и написал он истолкование всему Апокалипсису и оное едва ли не лучшее в самом деле всех прежде бывших исследований и толкований. Ибо все прошедшие и бывшие до сего времени в свете так согласны с растолкованными иносказаниями Апокалипсиса, что сомневаться почти не можно, чтоб и то также не было справедливо, что он, оснуясь на тех же иносказаниях Апокалипсиса, говорил о временах, будущих после его и происшествиях, быть в свете еще имеющих. Ибо он, между прочим, говоря о тех будущих временах, предсказал ровно за тридцать лет имеющие произойтить те великие перемены в свете, какие были во время известной Французской революции, и означил ее точь-в-точь в самой почти подробности, что через 30 лет после того как он писал и воспоследовало действительно.
   
   Внук.
   Это удивительно! И поэтому предсказания его в самом деле достойны особого внимания.
   
   Старик.
   Они и почитаются таковыми и уважаются по достоинству. Однако не надобно позабывать, что и он был человек, следовательно легко и он в иных утверждениях своих и предположениях [мог] погрешать и ошибаться, что всем смертным свойственно без изъятия, а потому легко может случиться, что иные предположения его не все так будут, как он предсказывал и предугадывал.
   
   Внук.
   Не одолжите ли вы меня, дедушка, рассказанием мне хотя несколько о том, что предполагал и предсказывал он о кончине мира, и близка ли она или отдалена от нас?
   
   Старик.
   По его исчислению времен и недель Даниловых и по его предполаганию самая кончина мира не так еще близка и отдалена от нас более еще, нежели за тысячу лет.
   
   Внук.
   О! Слава же Богу! И посему есть надежда, что мы до того времени еще не доживем.
   
   Старик.
   Однако, мой друг, ты не слишком же тому радуйся, а ведай, что по его же исчислениям и предполаганию предстоит нам и очень уже близко престрашная и ужасная перемена во всех обстоятельствах сего мира: и до сей легко ты дожить еще можешь.
   
   Внук.
   О, дедушка! Вы меня сим даже опечалили! Но пожалуйста, скажите мне, какая же это будет перемена.
   
   Старик.
   Для преподания тебе о том общего понятия, скажу, что основание, на котором он, да и многие другие толкователи оснуют свои исчисления и мнения, состоит в предполагании почему-то, что существование всего созданного Богом мира в нынешнем его образе и виде продлится не более как ровно семь тысяч лет, и предполагается сие наиболее в соображении семи дням, в которые всемогущим Творцом создан сей мир. И как собственное творение производилось только шесть дней, а седьмой день был днем отдохновения, то предполагая, что каждый из сих дней соответствует тысяче лет и заключает он, что по прошествии шести тысяч лет начнется седьмая и что сия седьмая тысяча лет будет также несравненно лучшею и спокойнейшею, нежели прежние 6 тысяч лет, почему и называют они ее земною субботою, и, сообразуясь с точными словами Апокалипсиса, утверждают, что при начале сей Великой Седьмицы и седьмого тысячелетия Сатана будет связан и во всю сию тысячу лет не будет иметь возможности смущать и соблазнять народы и людей, и что воспоследует тогда, упоминаемое в Апокалипсисе первое воскресение мертвых, и что Господь воскресит множество мучеников и угодивших ему праведников, которые в другой раз уже не умрут, но будут на земли жить во всю тысячу лет и будут над народами царями, князьями, правителями, судьями и священниками Бога и Христа, но не такими, как нынешние, да и царствовать будут со Христом тысячу лет, и что блаженны будут все те, которые иметь будут участие в воскресении первом. Далее говорят, что все народы обратятся уже в христианскую веру и не будут уже сооблазняемы и развращаемы злыми духами, будут вести уже прямо христианскую жизнь, и что не будет между ими никаких ссор, войны, битв, распрей и несогласия, а будут все жить в мире и любви между собой, и вести жизнь добродетельную и богоугодную, и на всей земле будет господствовать уже один закон христианский и будет едино стадо и един пастырь, то есть сам Господь Иисус Христос, и что сей тысячелетний период времени будет Христово царствие на земли, и что свое начало сего славного тысячелетия уже очень недалеко от нас, потому, что по лучшему и надежнейшему счислению лет от сотворения мира доходит уже шестая тысяча лет и вскоре она уже кончится, и что едва ли не начнется она с 1836 года, следовательно, лет через 13 после нынешнего 1823 года.
   
   Внук.
   Ну что ж, дедушка! Это бы и хорошо! Я и сам, может быть, дожил бы до такого прекрасного и блаженного времени, каковым по упоминанию вашему будет сие тысячелетие.
   
   Старик.
   То так, мой друг! И всякому пожелать того было бы можно, но я повторю тебе, что и сему радоваться не слишком еще можно, или можно разве только тем одним, которые ведут жизнь прямо богоугодную и живут не во вражде, а в дружбе с Богом, а особенно со Христом, а прочим нет никакой побудительной причины тому радоваться слишком.
   
   Внук.
   Почему же, дедушка)
   
   Старик.
   Потому, мой друг, что по тем же толкованиям Апокалипсиса выходит и наверное предполагается, что в последние годы шестой тысячи лет и пред самым помянутым великим переворотом будет наибедственнейшее и такое страшное и горестями преисполненное время, какого никогда еще не было. Произойдут страшные и такие землетрясения, каких с начала света не было, погублявшие несметное множество народа, возникнут повсюду ужасные всем добрым людям гонения, произойдут между всеми народами битвы, и люди, живущие в сие время, подвергаемы будут таким бедствиям, напастям и страданиям, что не рады будут, что родились на свет, и завидовать станут умершим прежде и погибающим в сей ужасный, хотя и кратковременный период времени. И произойдет сие может быть от того, что Сатана, предчувствуя скорое ему негодье, употребит со всеми своими сподвижниками напряжение всех сил и возможностей к развращению людей и к доведению их до таких бедствий и погубления чрез них несметные тысячи народа. Словом, тогдашнее бедственное состояние и поколение людей будет таково, что соделается всем и даже самым добродетельным и праведным несносно, и что Господь из сожаления о сих и для сохранения их сократит сие горестное время и повелит ангелу связать и оковать Сатану и ввергнуть его на целую тысячу лет в заточение, а в самое то же время воскресить своих любимых для управления, уцелевшими от всех тех бедствий и восставшими людьми на свете, и как уцелеют одни только добродетельные, благочестивые и непременно покаявшиеся, то и не мудрено уже составиться из них добродетельным и в мире и покое живущим народам.
   
   Внук.
   О, дедушка! Вы меня сим даже опечалили и когда предшествующее пред началом седьмого тысячелетия время будет столь ужасно, то не желал бы дожить до оного, ибо страшно об оном и подумать. но скажите мне, ради Бога, не в самом ли деле начало сего тысячелетия так от нас близко, как вы упоминать изволили?
   
   Старик.
   В этом я никак не могу тебя удостоверить, а о упомянутом самом годе сего начала по их исчислениям в некоторое ободрение тебе и в утешение скажу, что на счет их не можно еще совершенно полагаться и что может быть оный сопряжен с ошибками и более потому, что толкователи не совсем еще согласны в том, с которого именно года начинать считать им пророчения Даниловы седьмины и не с позднейших ли годов начинать им свои счисления, которые по сему самому и могут быть еще неверными, а множайшие толкователи не хотят верить и существованию самого помянутого блаженного тысячелетия, хотя оное ясными словами и не один, а несколько раз в Апокалипсисе упоминается, и почему-то думают, что и сие сказано иносказательно, и что сего блаженного тысячелетия, и предварительного и толь ясно в Апокалипсисе названно[го] первым воскресения не будет. Несмотря на то, что блаженная жизнь всей тысячи лет изображена и описана и самым Исайем-пророком
   
   Внук.
   Поэтому они отвергают и тот бедственный и несчастный период времени, о котором вы упоминали давеча.
   
   Старик.
   Нет! Сего нельзя никак отвергнуть. А говорят они, что будет сие пред самою кончиною мира и за короткое время перед тем, как надобно быть так называемому преставлению света. Напротив того, Бенгель и другие, с мыслями его согласующиеся толкователи и сообразно с словами самого Апокалипсиса утверждают, что самая кончина мира воспоследует уже по прошествии помянутого седьмого тысячелетия и что тогда Сатана будет и на короткое время освобожден из своего заточения и опять натворит столько зол между всеми народами, что Господь не допустит уже долго ему чудесить и производить пакости между народами, но кончит все разрушением всего мира огнем и всеобщим воскресением всех мертвых. Итак, есть два мнения и предполагания, мой друг! И, Бог знает которому из них надежнее и лучше верить.
   
   Внук.
   Что касается до меня, то я охотно хотел бы последовать первому и верить, что будет прежде кончины мира помянутое блаженное тысячелетие и царствие Христво на земли. и мне хотелось бы дожить до сего и быть даже согражданином сего славного царствия! Помянутое только вами бедственное пред тем время и скорое наступление оного меня несколько стращает.
   
   Старик.
   Сие может быть и не так скоро еще воспоследует, как говорили, и отдаленное еще от нас 13 лет. Всего легче статься может, что в счислении толкователями Апокалипсиса действительно есть некоторые ошибки, так же и все упоминаемое в оном о сих бедствиях не совсем буквально разуметь надобно. Впрочем, и то статься может, что некоторые преддверия о нем мы уже видели во время Французской революции и Наполеонова времени, а нынешние варварские поступки турков против греков и междоусобия в Испании и в Америке не к тому же ли имеют свое отношение.
   
   Внук.
   Да! Это таки были времена, когда не всем народам, то многим людям очень бедственны и пагубны, однако все еще не так устрашительны, как вы говорить изволили, а не наступят ли вскоре еще худшие?
   
   Старик.
   Не мудрено и сему статься! Непокаянность людей и увеличивающееся час от часу более в народах и даже в самом нашем зло, умножающиеся неправды, мздоимство, грабительство и всякого рода нечестивые и развратные дела, а паче всего крайняя наша неблагодарность и нечувствительность за оказанное нам от всемогущего явное милосердие при случае нашествия на нас французов и обстоятельство, что мы не уважили сего помилования нас от них и чудесное истребление всего их войска, и не ценим сего так, как ценить и уважать долженствовало б, и вместо того чтоб, чувствуя сию милость Господню к нам, сделаться сколько-нибудь лучшими, мы вопреки тому сделались и делаемся еще худшими. Сии обстоятельства говорю, не обещают ничего доброго для (нрзб.). И мне крайне неприятно, и заставляет страшиться, что б мы сею нечувствительностию и неблагодарностию не навлеки бы на себя каких-нибудь новых бедствий и чтобы не были они еще хуже и разительнее прежних.
   
   Внук.
   О, дедушка! Чуть ли опасение ваше несправедливо, хотя, впрочем, дай Боже, чтоб сего не было и что б всемогущему Творцу и впредь народ наш был угоднейшим против прочих народов, и чтоб удостаивал он его дальнейших своих милостей и благоволения.
   
   Старик.
   Сего и я, мой друг, желаю всей душею моей и сердцем, а в некоторое утешение и ободрение скажу тебе, что, по словам помянутых толкователей Апокалипсиса, истинная вера из южных европейских мест убежала в наши края, и что наша страна менее прочих подвержена и чувствовать будет имевшие быть страшные и ужасные бедствования пред началом седьмого тысячелетия: один из последних почему-то замечал и предполагал, что с нашим народом имеет Господь особенные и великие намерения.
   
   Внук.
   Дай Бог, чтоб сие было так и чтобы слова сии были справедливы! А сие меня и более уже побуждает желать, чтоб сие блаженное тысячелетие действительно было, и начало оного было бы от нас не слишком отдаленно, почему и хотелось бы мне, дедушка, поговорить с вами еще более об одном и просить вас в особенности разрешении недоумения моего в рассуждении одного пункта, относящегося до оного.
   
   Старик.
   А в чем таком состояло бы недоумение твое, мой друг?
   
   Внук.
   А вот в чем. Изволили вы упоминать, что, по словам помянутых толкователей Апокалипсиса, в оные бедственные последние годы шестого тысячелетия по разным случаям погиб нет ужасное множество народов и что Господь из единого сожаления, из находящихся между оными его истинными приверженцами и для сохранения их от всеобщей пагубы прекратит сии бедственные времена, но как по великой развращенности господствующего между всеми нынешними народами с некоторой вероятностию заключить можно, что таких истинных приверженцев к Богу и добрых и благочестивых людей, для коих прекратит Господь оные бедственные времена, найдется очень небольшое число, то не последует ли из сего само собою того следствия, что число уцелевших от всеобщей погибели и дождавшихся начало оного блаженного тысячелетия будет уже слишком мало и ничего почти не значущим против огромной толпы тех, которые сего сожаления Господня не удостоятся, и что по малому числу первых свет будет походить на пустыню.
   
   Старик.
   На сие в ободрение твое могу я тебе рассказать о многих причинах, могущих служить к уничтожению твоего недоумения, и тебя с сей стороны успокоить.
   
   Внук.
   О, пожалуйте же, расскажите мне, и одолжите меня тем, дедушка!
   
   Старик.
   Изволь, мой друг! Я и удовольствую теперь твое любопытство, и, во-первых, повторю то же, что я прежде тебе сказывал, а именно, что количество истинных почитателей Бога и к нему приверженных никому, кроме самого Бога, неизвестно, и всего легче быть может, что оное несравненно более, нежели мы думаем и себе воображаем. Ибо как зло, по-видимому, в народах и в самом нашем ни увеличивается, и как Сатана ни надрывается всеми своими адскими усилиями развращать всех людей и доводить их до злодеяний всякого рода и к неуважению закона христианского и отпаданию от него в сердцах своих, так, напротив того, Всемогущий не оставляет чрез своих служебных духов, а паче всего, чрез действия Святого Духа, не только подкреплять многих в вере христианской, но также многих приклонять вновь К истинному почтению и уважению себя и к приверженности к себе. Нынешний пример самого нашего Отечества может служить тому явным доказательством, ибо как, с одной стороны, по-видимому, всякое зло не увеличивается во всем народе, но несмотря на всю развратность в наших, не только молодых, но и совершенного возраста людей, никогда еще не было столь многих охотников к сочинениям и переводам, и к изданию в печать духовных и прямо душеполезных книг как ныне, и невероятное почти многое раскупание оных не доказывает ли, что и читатели оных есть и умножаются множайшие охотники к тому, а сомневаться не можно, что чтение сих, во многих городах распространяемых книг, производит в сердцах многих и вожделенное действие, и многих преклоняет к истинному богопочтению и к прямой христианской жизни, а чрез то и количество рабов, приверженцев христовых более, нежели мы думаем, умножается.
   
   Внук.
   Да! Это замечание ваше кажется очень основательно и обстоятельство сие утешительно.
   
   Старик.
   Во-вторых: может быть, и самое наступление помянутого бедственного времени, которое легко статься может соединено будет со многими страшными и ужасными революциями во всей натуре и во всей нашей атмосфере, как, например, громовыми и грозовыми страшными и разорительными тучами, и наводнениями, необыкновенными стужами или засухами, бурями, вихрями, землетрясениями и тому подобными, и самая несносность бедствий принудят почти неволей к истинному покаянию бесчисленное множество людей и побудят их к прямой благочестивой жизни иль истинной праведности, к Богу, а паче всего к Христу Господу Иисусу, а сие сделает их достойными того, чтоб Господь сохранил от всеобщей погибели, а чрез то и увеличится доживших до седьмой тысячи людей до несметного множества.
   
   Внук.
   Да! И это легко статься может, дедушка!
   
   Старик.
   К увеличению вероятия, что сие так будет, скажу тебе, в-третьих, что некоторым приуготовлением к таковой покаянности людей и к обращению их К истинному богоуважению и служению и в веру христианскую, а особливо людей принадлежащих к народам, живущим во тьме идол ослужения и магометанства,- служат невероятные и новые чудесные успехи возникших в недавние времена иностранных библейских обществ, старавшихся переводить Библию, а особливо книги Нового Завета на разные азиатские и другие такие языки, на которых нигде и никогда оных не было, и по напечатании оных в бесчисленном множестве экземпляров рассылать их во все земли и распространять за дешевую цену, а иные раздавать желающим безденежно. И чрез то произвели уже, что в самых идолопоклоннических и магометанских землях отыскиваются многие охотники к покупанию и читанию оных и обращению в христианскую веру, и что сия спасительная вера начала и там везде и всегда распространяться и не доказывает ли это, что и сие есть действие самого Бога, приуготовляющее народы к будущему многочисленнейшему и дружному покаянию народов.
   
   Внук.
   Да, дедушка! И это обстоятельство в самом деле нечто важное и особливое собою означает. А и у нас наше Библейское общество и его многочисленные отделения не к тому ли принадлежат? И не удивительны ли и его такие успехи в распродаже великого числа вновь напечатанных Библий, а того множайшего количества книг Нового Завета и Псалтыри.
   
   Старик.
   Всеконечно, мой друг! Но прибавить надобно к тому и то, что не сам ли Господь побудил нашего кроткого и милосердого Государя к предприятию и произведению такого дела, о каком все прежде бывшие до него государи при всем их благочестии и подумать даже не отваживались, а не только чтоб на то решиться, а именно на повеление перевесть книги Нового Завета на самый природный наш русский и более для всех вразумительный язык, нежели на новославенский, на котором были они до сего печатываемы. И не только сие, но повелеть сделать и основать и у нас Библейское общество, прославившееся уже действиями и успехами своими во всем свете и старанием которого переведены уже книги Нового Завета на самые азиатские и такие языки, на каких никогда и никаких книг не было. И чрез то преподан случай просветить и сим народам, и способ к прочитыванию на своих языках сих спасительных книг и побуждаться ими к принятию христианства. Бывало ли подобное сему когда-нибудь у нас в России и можно ль было сего когда-нибудь ожидать? А теперь по многочисленному раскупанию и рассеиванию сих книг суди сам, сколь многим людям доставляется случай и возможность спознакомиться ближе со Священным Писанием и с теми спасительными истинами, кои в нем содержаться. И не обязательно ли все наше Отечество особою благодарность за то нашему великодушному и благословенному монарху, и не составляет ли все сие величайшего его благодеяния народам, над которыми вручена ему промыслом господним власть, держава и владычество?
   
   Внук.
   И подлинно, дедушка! Ежели все сие принять в рассуждение, то обязаны все мы за сие великой благодарностью Государю нашему. А теперь желать остается, чтоб множайшие люди соответствуя такому благодеянию его или паче самому действию в том господне читали и получили существительную пользу от сих покупаемых дешевою ценою книг и не давали бы лежать им неразгибаемыми и нечтомыми и чрез то не отвергали бы от себя и все действия Святого Духа, старающегося побуждать их к сему спасительному делу, но без всякого, однако, принуждения их к тому.
   
   Старик.
   Сие желание твое очень похвально, и дай Боже, чтобы оно и совершилось. Но старания о том надобно представлять самому Богу. Он произведет такое великое дело и не допустит оному остаться втуне, и постарается бессомненно о том, чтоб книги сии про извели свое спасительное действие в умах и сердцах многих, хотя нам неизвестных людей.
   
   Внук.
   Всем сим и разрешили вы, дедушка, мое недоумение, и теперь вижу я сам, что легко, быть может, что и уцелеет великое и несметное, может быть, множество людеи и вступят в новое тысячелетие. Но теперь любопытно хотелось знать, как-то оной страшной переворот происходить будет и какие иметь последствия? А и самое то святых праведных и богоугодных людей, коих изберет из умерших и назначит всемогущий Господь к первому воскресению из мертвых, как то произойдет? Не сопряжено ли будет сие с какими-нибудь особенными событиями или громкими и такими происшествиями, которые удостоверять народы о подлинном их воскресении из мертвых и побудят к признанию и к достодолжному почтению и уважению оных? Где-то и между какими народами и как-то они появятся, так, думать надобно, удивят до чрезвычайности народ своим появлением? Как-то они ими примутся И поверят ли они их воскресению? Как-то они вступят в назначенные им от Творца должности и оные отправлять будут? Останется ли кто в живых из прежних государей и разных владельцев, также из первенствующих иерархов, церковных учителей, духовных особ и чиноначальников? Останутся ли нынешние разные исповедания христианских вер в народе, или произойдет в том какая перемена? Также останется ли кто из гражданских судей и чиноначальников? Не произойдет ли тогда совсем новых держав, государств и областей, до того небывалых, и новых установлений? Судов и расправ и чиноначальств всякого рода? Также самые народы кем и каким образом будут управляемы и порядки наблюдаемы быть? Как-то люди станут жить и по-прежнему ль работать разными делами и трудами заниматься: родиться, расти, совокупляться браками, стариться, хворать и умирать, как ныне, или будет что отменное от нынешних обыкновении, обрядов и происшествий? Будут ли народы по нынешнему производить между собой торговли и такие же ли они будут, как ныне, или иного рода? Будут ли и тогда в народе какие-нибудь роскоши, переменяющиеся часто во всем обыкновения и разные неумеренности и излишества? И совершенно ли все люди будут добронравными, благочестивыми и добродетельными, и не будет ли еще и тогда многих остатков из господствующих ныне пороков и худых дел и так далее.
   
   Старик.
   О, мой друг! Ты любопытствуешь узнать столь о многом, и предлагаешь вдруг столько вопросов, что я уже не знаю, что тебе и сказать на то, кроме того одного, что нам все то совершенно еще не известно, и ни о чем о том с достоверностию судить и ничего предполагательно сказать не можно, а известно то одному только Богу.
   
   Внук.
   Всеконечно так! Однако все-таки что-нибудь и когда не обо всех упоминаемых мной вещах, то хотя о некоторых из них, и когда не с свершенной достоверностию, так, по крайней мере, с некоторою вероятностию и гадательно предполагать можно.
   
   Старик.
   В этом не хочу я с тобою спорить, в удовлетворение любопытства твоего, исчислю и те вещи, о которых сколько-нибудь нам судить и с некоторою вероятностию предполагать можно.
   
   Внук.
   Весьма много и тем вы меня обяжете, дедушка, и удовлетворите мое любопытство.
   
   Старик.
   Первое, и как сомневаться в том почти не можно, воспользует то, что чрез посредство воскресших святых людей и истинного учения их просветятся все обитающие на земном шаре народы истинною Христовою верою. Уничтожится совсем идолопоклонство, магометанство, далайламская и самая жидовская вера, а едва ли уцелеют в нынешнем своем существе, образе и в виде и разные христианские религии и секты, и вместо всех их составится уже одна, и от всех дрязг, человеческих выдумок и прибавок разных, суеверий и злоупотреблений совершенно очищенная и такая христианская вера, какая угодна самому Богу, и сия, уже единая, господствовать уже будет во всем мире, и, по словам Спасителя, составят все народы единое стадо, и будет над ним един пастырь, то есть сам Господь Иисус Христос. Исчезнут тогда все ереси, расколы и все споры, распри и несогласия между нынешним духовенством. И сие составится уже из истинных служителей господних и прямых наставников народных в учении и в правилах жизни христианской и во всем, относящемся до веры, не будет уже никаких злоупотреблений.
   
   Внук.
   Этому, конечно, так и быть надобно! И как это будет хорошо!
   
   Старик.
   Второе, можно наверное предположить, что все и тогдашние люди будут по нынешнему и точно таким же образом родиться, просто жить, совокупляться браками и, наконец, стариться и умирать, как то происходит и ныне, а не будут умирать уже одни воскреснувшие святые мужи, ибо второй смерти уже не будет и они ей не подвергнутся никогда. Но в рассуждении сих, скажу и я, что любопытно знать, в каком наружном и внутреннем состоянии находиться они будут во все продолжение сего седьмого тысячелетия? Что, наружный вид иметь они будут тот же, какой имели они вовремя прежней своей жизни? А в том сомневаться не можно, но как устроена будет их внутренность и самое их тело, так ли, как у прочих живых людей, или так, как устроена будет внутренность и телеса всех людей при общем воскресении мертвых, того прямо неизвестно, но, вероятнее, можно заключать, что и они иметь будут такое же внутреннее устроение, какое будет у тех, которые воскреснут при всеобщем воскресении. И как те не будут уже иметь нужды питать себя яствами и питием, то, может быть, и сим не будет уже в том никакой надобности. И как в сих не будет про исходить таких внутри тел их действий, какие происходят внутри тел находящихся в живых ныне людей, то натуральным последствием будет уже то, что во все продолжение тысячи лет не будут они уже и стареть и не подвержены будут никаким слабостям, дряхлостям и болезням, обыкновенно старым людям свойственным, но пребудут во весь сей длинный период времени в не пременяющем во всем, а в одинаковом виде и состоянии.
   
   Внук.
   И сему, кажется, уже так бы быть надобно. Но очень любопытно будет видеть сие новое устроение тем, какое получат все умирающие впредь по воскресении своем из мертвых.
   
   Старик.
   Конечно, любопытно, поразительно и удивительно! Но пойдем дальше.
   Что люди, провождая такого же рода жизнь, как и ныне, будут и тогда по-нынешнему питаться яствами и питьем и для снабжения себя съестными припасами по-нынешнему станут возделывать и обрабатывать поля и земли и произращать на них разные хлебы и другие произрастения. В том удостоверят нас точные предсказания Исайи-пророка, внушаемые ему бессомненно Святым Духом, а именно как тогдашние народы жить будут между собою в мире и согласии и не будет никакой между ими войны и кровопролитных и смертоносных сражений, то все их военные оружия, мечи и копья переделаны будут в земледельческия орудия и сие, и доказывает, что сии им надобны будут не на иное, как для работ полевых.
   
   Внук.
   Да! Вот и это само собою объясняется и доказывается, но в рассуждении вопроса, относящегося до благонравия их, что в вероятности предполагать можно?
   
   Старик.
   О сем с некоторою вероятностию предполагать можно, что хотя вообще все они будут добронравнее ныне живущих людей, и жить будут миролюбивее и согласнее между собою, но чтоб были они совершенно освобожденными от всех пороков и дурных дел, то сей пункт подвержен еще великому сомнению.
   
   Внук.
   Но почему это так?
   
   Старик.
   Потому, мой друг, что как они рождаться и тогда станут с такою же искаженною или испорченною натурой, с какою родимся мы, и с такими же врожденными в нас коренными стремительствами, претерпевшими при случае падения наших первых праотцев великую расстройку, от которой и приходят все наши дурные дела, производимые по действию разных и дурных в душах наших склонностям, стремительствам и привычкам. То самое тоже будет происходить и с ними, что происходит с нами, и они также обуреваемы будут разными дурными стремительствами, и к побуждению оных производить станут иногда дурные и Богу не угодные дела. А не будет только содействия на них злых духов и производимым ими соблазнов и прельщении всякого рода, и от сего только зла будут они освобождены во все седьмое тысячелетие и чрез то не так часто и много могут подвергаться всяким порокам и производить все те дурные дела, которые производятся ныне людьми по наущению и по побуждениям злых духов, старающихся их развращать всячески и всеми силами своим и доводить их до пагубы. Таковых только дел делать они не будут, а побуждениям к худым делам от собственных своих страстей всем они подвергаемы быть могут, хотя худые дела и не в таком уже множестве производимы будут, да и далеко не всеми и не так, как ныне то бывает.
   
   Внук.
   Да почему же не в таком множестве как ныне и нелегко ли быть может, что они будучи во всем прочем такими же людьми, каковые мы, и дел дурных производить будут еще и более.
   
   Старик.
   По следующим двум причинам, во-первых, что они иметь будут своих духовных отцов и пастырей душ своих совсем уже не таких, какие ныне и наиболее бывают у простого народа, но мужей истинно просвещенных и от корыстолюбия и других обыкновенных человеческих пороков и страстей и согрешений удаленных, и о спасении душ прихожан своих ревностно и усердно пекущихся, и на всякое добро их уже не так, а лучше и более прямо наставляющих и учащих, нежели как делают то нынешние их пастыри и отцы духовные. Следовательно, будут они уже смолоду приучаемы ко всем добродетелям, отучаемы от всех дурных дел и пороков и наставляемы тщательно во всех христианских должностях, какия тогдашняя усовершенствованная и лучшая уже религия предписывать им будет, да и самые божественные службы будут уже может быть совсем не такие, как нынешние, а чувствительнейшие, назидательнейшие и в умах и в сердцах всех присутствующих при оных более действия произведшие, и более всех расстрогивавшие и к благоговению и к благочестию приклонявшие, а все сие и в состоянии будет уменьшать количество дурных и порочных людей -- вот первая причина.
   
   Внук.
   Да! Сия причина и все сие может производить великое действие! А вторая какая?
   
   Старик.
   А вот какая. Как с вероятностью предполагать можно, что все тогдашние пастыри духовныя и учители церковные будут уже превосходнейшие во всем пред нынешними, и самые, участвовавшие в первом воскресении и назначенныя к тому самим Богом святые мужи, то они будут, так сказать, выходцами с того света, и имеющие уже сведения обо всем происходящем с душами умерших людей и состоянии оных, могут рассказываниями своими о бедственном и горестном состоянии душ нечистивых и дурную жизнь имевших людей нагонять на всех страх, боязнь и опасение, чтоб не иметь такой же несчастной участи, и тем всякого от производства дурных и Богу неугодных дел удерживать, а повествованиями своими о выгодностях состояния душ добрых и праведную жизнь на свете провождавших людей побуждать и приклонять множайших к подражанию оным и тем производить им великую пользу.
   
   Внук.
   Да! Сии обе причины могут уже уменьшить количество к порокам и дурной жизни наклонных людей.
   
   Старик.
   А от сего натурально может про изойти то следствие, что в тогдашнее тысячелетие может набраться несравненно более добрых и таких людей, которые удостоятся вечного блаженства, нежели во все прежние шесть тысяч лет, и чрез то увеличиться число блаженных до несметного множества.
   
   Внук.
   Да, дедушка! Это весьма вероятно, и, почему знать, не для самого (так) ли сего умножения числа праведных и предназначено быть сему седьмому тысячелетию, ежели оно подлинно будет?
   
   Старик.
   Быть это легко может и тем паче, что, наконец, достойно замечания, что, по некоторым упоминаниям в Священном Писании, едва ли не будет и еврейский народ при сем случае предметом особенного Божеского об нем как о любимом своем народе попечения. Ибо будет время, что и оной весь обратится в христианскую веру и будет изо всех стран собран воедино и возвращен опять в прежнюю обетованную ему землю и там столько-то времени препровождать счастливую жизнь в округе возлюбленного своего города Иерусалима, где по окончании седьмой тысячи лети по разрешении Сатаны от уз в кои он во всю сию тысячу лет был скован, произойдут опять великие бедствия и страшные войны, некоторые будут уже последними пред разрушением всего мира, но сим и кончим мы, мой друг, сегодняшний наш разговор, благо на дворе совсем уже почти смерклось.
   
   Внук.
   А завтре, дедушка! Не изволите ли со мной поговорить о самой сей кончине мира?
   
   Старик.
   Посмотрим, мой друг! И ежели ничто нам не помешает, то поговорим и об оном.
   

РАЗГОВОР 6
О КОНЧИНЕ МИРА И ВСЕОБЩЕМ ВОСКРЕСЕНИИ МЕРТВЫХ

   Старик.
   Ну вот, мой друг! Желание твое и совершилось. Никто нам сегодня не мешает, и нам можно возобновить и продолжать свой прежний разговор.
   
   Внук.
   Да, дедушка! Слава Богу! Опять имеем мы к тому желаемый досуг! И я с не меньшим любопытством готовлюсь слушать то, что вы мне скажете о кончине всего мира, или так называемом Преставлении Света, и о всеобщем воскресении всех мертвых, которые оба предмета, сколько мне кажется, достойны великого нашего внимания.
   
   Старик.
   Как же не так! И едва ли не достойнее, нежели как многие думают, и по самому тому всего меньше о том и помышляют.
   
   Внук.
   То подлинно, что мало, и мне не однажды и ни от кого не случалось слыхать о том пространном разговоре, а случалось хотя слышать, но самые немногие и, так сказать, поверхностные и короткие о том, как о таких происшествиях упоминания, которые равно как бы совсем были для нас не интересны. Но вы, дедушка! Как надеюсь, расскажете мне о том что-нибудь поболее.
   
   Старик.
   Расскажу, мой друг, все, что только сказать мне будет можно, и, во-первых, скажу тебе, что скоро или не скоро, но настанет наконец день и час, в которой Всемогущему Творцу всея Вселенныя угодно будет произвесть три великих и таких происшествии, коих никогда еще в свете небывало, а именно в оный день по повелению Всемогущего все мертвые из гробов и могил своих восстанут, облаченные в свои прежние, но инако уже устроенные тела. Во-вторых, повелением всемогуща го Господа и Зиждителя всей твари разрушится все огромное здание всей Вселенной, и вместе с оной и весь земной шар со всеми его нынешними толико нас прельщавшими и приятностями И со всем на нем находящимся. В-третьих, явится Господь, Спаситель наш, Иисус Христос во всей славе Отца своего на облаках для произведения суда над всеми как в живых тогда находящимися, так и умерших в начале света и тогда воскресшими людьми и для решительного определения участи каждому, кто какую заслужил делами своими в жизни. Итак, подумай, мой друг, коль знаменит будет сей день!
   
   Внук.
   То подлинно, что знаменит и величайшего уважения достоин' Но скажите мне, дедушка, неужели все сии три великие происшествия произойдут в один только день, и неужели все вдруг и одним разом, а не в последовании одного вслед за другим?
   
   Старик.
   Сего хотя мы в точности не знаем и знать то не почему, но с некоторою вероятностию заключать и предполагать мы можем, что произойдет все сие не вдруг и не одним разом, а в некотором последовании одного за другим. Что ж касается до единства дня, то о дне сем не так судить нам надобно, как судим мы о днях нынешних, а под названием сим должно разуметь одно и то же время, ибо дней и ночей тогда никаких уже не будет, поелику и самые светилы небесные тогда разрушатся и кругообращение нашего земного шара перервется и не почему будет различать дней и ночей между собой.
   
   Внук.
   Но которое же за которым последует из них, дедушка?
   
   Старик.
   И о сем, хотя мы в точности не знаем, но по некоторым обстоятельствам с множайшею вероятностию предполагать можно, что прежде всех воспоследует и произведено будет Господом воззвание всех мертвых из гробов их, или воскресение оных.
   
   Внук.
   Почему бы сие хоть гадательно предполагать можно было?
   
   Старик.
   Потому и для того, чтобы все воскресшие могли бы хотя на самое короткое время увидеть тот мир, в котором они жили, и непосредственно за сим последующее разрушение огнем всей Вселенной и самого того земного шара, который при жизни их так много их прельщал собою и неугасимая любовь к которому последовала с ними за пределы гроба и не преставала во все времена после смерти их собой мучить, и усмотрела бы каким мечтам и ничтожностям давали они себя прельщать, увидели б также и последующий непосредственно за тем разбор между ими и отлучения счастливейших от всех прочих и терзались бы досадой, что и они того же не удостоились, и что могли б иметь такое же счастие, и оное зависело от хотения их, но они то пренебрегли и сами себя соделали несчастными.
   
   Внук.
   Да!.. Состояние их будет тогда очень мучительно. И пускай это так, но дозвольте мне на минуту остановиться и спросить вас, дедушка о том, что пришло мне теперь на память, а именно, что о тех людях заключать, которые, как я слыхал, сему общему воскресению всех мертвых не верят и почитают сие совсем невозможным делом?
   
   Старик.
   А то, мой друг, что ум у сих господ чуть ли не соскользнул со всего природного места. Нестаточным делом почитают они сие потому, что им кажется то невозможностию, чтоб частички истлевших за многие десятки, сотни и тысячи лет и в прах превратившихся тел, и по рассеянности их по всей натуре неизвестности, где они находятся, могли собраны быть в совокупление для составления из них прежних тел. Они утверждаются в мнениях своих на мнениях философов и натуры испытателей, почитающих то невозможным делом. Но они, во-первых, забывают ту неоспоримую истину, что пределы умов и наимудрейших и разумнейших люден имели всегда и имеют и поныне свою ограниченность, и что при всем их глубоком вникновении во все и во все они и тысячной доли из всего, относящегося до натуры и утроения ее, еще не узнали, не знают и едва ли когда-нибудь все узнают, и что по незнанию их еще весьма многих и бесчисленных вещей они всего легче во многих заключениях своих пorрешать и обманывать могут, и что обстоятельство, что в нынешние времена оказалось то возможным, что во все прежние века почиталось совсем невозможным доказывает сию истину.
   
   Внук.
   И в самом деле, дедушка, мало ли такого узнано, что не знавали древние обитатели Земли и почитали невозможным и нестаточном делом, а посему и подлинно можно господам ученым людям в заключениях своих ошибаться.
   
   Старик.
   Во-вторых, позабывают они то, что хотя человеческие тела по смерти и превращаются в прах и, по-видимому, совсем погибают, как, например, при сожигании тел, при поедании оных зверьми, птицами и рыбами в морях и водах. Но первончальные частички, из коих они составлены были, остаются в свете неразрушимыми, а целыми, и что ни одна из них никак пропасть и в ничто обратиться не может, поелику к такому уничтожению их в ничто потребна не иначе, как та же всемогущая божеская воля и сила, которая произвела их из ничего. А когда они, где бы и в чем бы ни находились, все еще целы, то нелегко ли той же всемогущей воле повелеть им в один миг собраться из всех мест, где бы им быть ни случилось и, соединившись вместе, составить тела, подобные прежним? И не единого ли всемorущего творческого слова и тому потребно, или повеления произвесть сие дело миллионам служебных духов, то есть ангелов.
   
   Внук.
   Это, конечно, так! И посему одному невозможности быть притом никакой не можно! Но скажите мне, дедушка, что можно сказать на делаемое неверующими возражение, относящееся до количества сих частиц?
   Говорят они, что как де то известное и неоспоримое дело, что все тела человеческие частички составляющие оное, особливо внутренние части оного, почти всякой день переменятся, и великое множество оных входят в оные с яствами и питием и потом обращаются в кровь, а сия в тело и кости. А та коже множество ежедневно и выходит из него испарениями и другими жидкостями. Так неужели и сии все прибавляющиеся и убавляющиеся, бывшие в телах и рассеивающие по воздуху и по всей натуре частички при воскресении собраны будут вместе, и в сем случае какому ужасному множеству им быть должно и куда с ними деваться?
   
   Старик.
   Возражение сие не составляет никакой важности, и отвечать им пока можно то, что в собирании всех сих упоминаемых ими частиц не будет никакой надобности, поелику тела воскресши будут уже совсем другого внутреннего устроения. И как они не будут уже питаться ни яствами, ни наливками, то не будет в них и такого внутреннего устроения, как у нынешних тел, а будет совсем иное и сообразное с новой их вечною жизнию. А как устроению сих новых тел потребно может быть будет только небольшое количество прежних, и особенно к тому при рождении назначенных частиц, то по неизвестному нам распоряжению Господню может быть самые те немногие и нужнейшие частички, долженствующие составлять будущие тела и сохраняться по смерти и каким-нибудь образом особо, и так, что они легко могут быть ангелами отысканы и употреблены составлению тел новых.
   
   Внук.
   Все это легко быть может, а посему и другое возражение господ неверующих не оставляет важности и выдумано ими, как думать, надобно на досуге. Оное состоит в том, что на земном нашем шаре всех родившихся, живших и умерших людей с начала сотворения, сотворению оного и до сего времени было несметное и такое множество людей, что ежели им всем воскреснуть, то по всей известной нам поверхности всего земного шара недостаточно будет для помещения на оной всех оных.
   
   Старик.
   Точно таковое же или еще маловажнейшего рода! Ибо, господа сии, говоря сие, забывают, что в то же время разрушится уже вся поверхность земли, но все предстанут пред судилища Господня не на земле, а на воздухе, а сей довольно уже просторен для помещения и не такого, а множайшего еще количества, а потому и составляет сие возражение их самое пустословие, рождаемое суетным любомудрием и принадлежащее к подобным тому бесчисленным совопрошаниям, господствовавшей некогда в свете так называемой схоластической богословии, которая состояла почти вся из таких вымышляемых суетным любомудрием вопросов и решений оных, из которой некоторые отрывки и поныне еще есть у учащихся в высоких училищах.
   
   Внук.
   Благодарю вас, дедушка! Что вы вывели меня из недоумения в рассуждении и сего пункта. А теперь любопытно хотелось бы знать, в каком возрасте воскреснут все умершие? В таком ли, в каком они при смерти своей находились, или ином каком?
   
   Старик.
   Сие совсем нам неизвестно, и ничего даже и предполагать не только с достоверностию, ниже с вероятностию мы не можем. Есть, хотя и разные о том мнения, но все они не имеют никакого надежного основания, и мы всего легче в рассуждение сего пункта обмануться можем.
   
   Внук.
   Но по крайней мере что о том думать?
   
   Старик.
   Иные думают, что воскреснут они все в едином и наилучшем и том возрасте, в каком бывают люди в наилучшие и цветущие годы своей жизни, а другие того мнения, что воскреснут они в таком возрасте, в каком они померли, но ни те, ни другие доказать того ничем не могут. А сколько-нибудь с множайшей имоверостию предполагать можно, что в каком бы возрасте они не воскресли, но в образе и виде их сохранится то удивительное различие, которое угодно было Творцу устроить во всех родившихся и рождавшихся на свет нынешних людей, и по которым они узнают друг друга и отличают их от других. Ибо сие различие видов нужно будет и в будущей жизни, и без него быть им никак не можно, поелику в случае совершенного единообразия видов как можно узнавать одним других и различать от прочих. Бессомненно, и самые ангелы имеют различные и чем-нибудь от других отличные виды. Что же касается до тех, кои померли не достигши еще до совершенного своего возраста и вида, то думать надобно, что воскреснут они в таком возрасте, величине, образе и виде, в каком предназначено им быть при рождении оных и в каком были бы они, достигнувши до полного своего возраста.
   
   Внук.
   Легко может быть и это! Но теперь есть еще нечто о чем любопытно бы также было знать, а именно: будут ли воскресшие иметь на себе какое-нибудь одеяние, или по крайней мере никакой вид оного, или не будут, и неужели воскреснут они голые?
   
   Старик.
   Решительно сказать и о сем ничего не можно по совершенной неизвестности сего обстоятельства. А гадательно можно предполагать и в рассуждении сего, что едва ли не будут они иметь какой-нибудь, хотя совсем уже отменной от нынешних наших одежд и составленной по воле Всемогущего из тончайших эфирных частиц, тонкое, но не призрачное одеяние и не все одинакого еще вида, а с некоторым различием у одних пред другими.
   
   Внук.
   Но почему бы можно было сие гадательно предполагать?
   
   Старик.
   По нескольким причинам. И, во-первых, потому, что по таковым одеяниям была бы множайшая удобность к различению одних от других, как Ангелам, так и самим им, а особливо если сообразно с мнениями некоторых предполагать, что все новые телеса воскресших таких людей, которые вели жизнь добрую, богоугодную и удостоились чрез то милости и благоволения Господня, покрыты будут одеянием светлым и более или менее блестящим, а провождавшие жизнь в грехах, нечестиях и беззакониях и чрез то к числу отверженных принадлежащие, покроются одеждам и мрачными, и также, смотря по великости преступлений и дурноты их бывшей жизни, более или менее темными и черными, и что по самому тому ангелы при рассортировке оных на разные партии сими различиями пользоваться и удобнее сей разбор производить могут. Во-вторых, придает мнению сему некоторую вероятность и то обстоятельство, что при преображении Господнем на горе Фавор видели апостолы беседовавших с ним пророков Моисея и Илию не голыми, а имевшими на себе одежды, и такого, как думать надобно, рода и неизвестного нам устроения, какое будут иметь все воскресшие из мертвых. А самый наш Господь Иисус Христос являлся по воскресении своем апостолам и прочим ученикам своим не голым, каковым погребен был, но имеющим на себе вид одежды, почему самому и могла Мария Магдалина, увидевшая его первою на заре рассветающего дня, могла ошибиться и почесть его садовником, да и апостолам на Фаворе почему бы узнать было Моисея и Илию, если б не по одежде оных.
   Подкрепляет же некоторым образом сие гадательное предположение далее и видения разными людьми ангелов, и что видимы бывали они всегда покрытые одеяниями. А тоже самое упоминается и в Апокалипсисе о виденных апостолом Иоанном на небесах ангелов, старцев и других особ.
   Все они были не голые, а в одеждах. А наконец, и во всех повестях о явлениях живым людям душ умерших людей упоминается, что видимы они бывали не голые, а в одеждах. Итак, вот сколько причин подают повод к помянутому гадательному предположению.
   
   Внук.
   Да! Все это придает действительно обстоятельству сему некоторый вид вероятности. А впрочем, и в том сомневаться не можно, что всемогущему Господу и сему повелеть быть не только можно, но и ничего не стоит. Ему нужно только сего восхотеть, так и будет, расстройки же от того никакой произойтить не может, а воображение всех их голыми как-то не ладится с мыслями нашими, и не хочется того и думать. Но как бы то ни было, но, возвращаясь мыслями к самому воскресению мертвых, думаю я, что к самому отыскиванию уцелевших частиц тел умерших во все времена людей и их составлению из них паки и нового уже устроения тел, так и из отыскиваний из бесчисленного множества душ самых тех, которые принадлежат к каждому из согнивших тел и к препровождению сих душ к их прахам и положению оных в новоустренные тела и буде подлинно надобно будет быть им облаченными в упоминаемые одежды, то всему тому потребно будет несколько времени, а особливо, если все сие поручено будет произвесть в действо ангелам! И сим довольно притом дела и мудрено будет успеть все то сделать в один день.
   
   Старик.
   Так-то кажется нам по образу наших мыслей. Но мы, мой друг, не имеем ни малейшего понятия о том, как производят ангелы и скоро ли или не скоро свои действия. Проворство и скорость действий и движений их превосходит все наше воображение. А если предполагать, что все сие угодно будет Творцу произвести не через посредство ангелов, а действием своей всемогущей воли, то и единого мгновения ока к тому уже довольно будет.
   
   Внук.
   И подлинно так! И что о том говорить! Когда ему возможно было единым своим всемогущим словом из ничего создать всю Вселенную, а из созданных вещей все, что ему угодно произвести в один миг того еще возможнее. Но все это мы, дедушка, говорили о воскресении мертвых. Но что же будет происходить в сей день с теми людьми, которые в сии времена находиться будут еще в живых и коих количество, бессомненно, простираться будет до многих миллионов?
   
   Старик.
   По всему и с достоверностию уже заключать и предполагать можем, что и с ними по действию той же всемогущей воли Создателя произойдет великой, дружной и скоропостижной в сей день переворот. Всем им необходимо надобно будет во многом сравняться с новоожившими людьми, как-то: такие же тонкие, легкия, и может быть, отчасти прозрачные тела и такие же эфирные самим Богом единожды навсегда устроенные одеяния, и для всего того должно произойтить во всей внутренности их страшной перемене и уничтожение всего того, что к содержанию временной их жизни на Земле по необходимости было надобно, и соделаться уже новому и нам совсем неизвестному устроению. И как действия нынешних внутренних ее орудий на их души пресекуться, и душам их не будет уже ничто мешать действовать всеми их силами в полноте: то по всему вероятию все силы умов их возимеют так же полное свое действие, и память их так усовершенствуется, что они вспомнят все мысли и деяния свои, какие они в продолжение жизни своей имели и производили. А действия разных сил или воли получат свободу действовать во всей полноте, так как происходит то по выходе душ из тела умирающих людей, и о чем мы говорили прежде. И все сие, как сомневаться не можно будет им не инако, как крайне и так чувствительно, что мы вообразить себе того никак не можем, ибо они при дружном и скоропостижном перевороте, или, точнее сказать, перестройке сей принуждены будут претерпеть все то, что претерпевают все люди при умирании нынешнем, или еще гораздо более, ибо ныне умирают многие без долгих страданий и скоропостижно, или, по крайней мере, не чувствуя обыкновенной смертельной тоски и неизобразимого страдания при исходе души из тела. А они, будучи и остающимися живыми, может быть, все то же будут чувствовать. И все сие будет для них тем чувствительнее, что станет происходить с ними сей страшной переворот совсем нечаянно и всего меньше ожидаемым образом. И страшный час сей постигнет их посреди обыкновенных их житейских занятиях, делах и упражнениях, иных в домах, ликующих и веселящихся, иных во время пиров и забав, иных на полях, работающих, иных гуляющих, иных в путешествиях находящихся, иных спящих, иных бдящих и так далее.
   
   Внук.
   Как то? Днем ли всех постигнет сей ужасной час или ночью?
   
   Старик (усмехнувшись).
   И днем, и ночью, и поутру, и ввечеру, мой друг!
   
   Внук.
   Как это так? И чему вы усмехаетесь?
   
   Старик.
   Тому, что ты предложил мне такой вопрос, позабывая, что и тогда тоже будет, что и теперь у нас, тоесть что у обитающих на всей круглой поверхности земного шара народах, у одних в то время ночь, когда у нас день, а у иных в то же самое время либо утро, либо вечер. А посему и помянутой страшной час настанет где днем, где ночью, инде поутру, а иных местах ввечеру.
   
   Внук.
   Виноват, дедушка, что я не одумался, а вы меня пристыдили сим объяснением.
   
   Старик.
   Но как бы то ни было, но вообрази себе, мой друг, какое поразительное зрелище представится очам всем живущим, когда они вдруг увидят на всех церковных погостах и кладбищах целые полки, а на кладбищах больших городов целые армии, возникших вдруг из небыли народа обоего пола- А сколько таких же народных скопищ и огромных куч появится на полях, где проходили некогда битвы и сражения? Сколько таких же куч явится на поверхностях морей, на них некогда погибших- Но жаль, что всем не до того тогда будет, чтоб сим зрелищем заниматься, ибо всякому довольно будет дела самим собой заниматься!
   
   Внук.
   Это правда! Однако многие иметь будут удовольствие увидеться со всеми своими ближними родными, друзьями и знакомцами, умершими незадолго до того времени, и которые были им при жизни их милы и любезны.
   
   Старик.
   Этому быть конечно можно! Но и сии недолго в состоянии будут таковыми свиданиями утешаться, а продолжится сие разве только неколько минут, а сверх того для многих будут уже такие свидания и последними.
   
   Внук.
   Почему так, дедушка?
   
   Старик.
   По двум обстоятельствам, мой друг. Во-первых потому, что вскоре и непосредственно за сим начнется всем им ангелами разбор, и добрые и праведные отлучены будут от злых и грешников, и первые по свидетельству знаменитейшего из апостолов Павла восхищены будут на облаках для сретения пришествия Господа на воздухе, следовательно, отлучены и удалены будут от нечестивых и грешных. А сии хотя и останутся еще на короткое время на земле, но не на радость. Они хотя и увидят землю в таком же еще состоянии, в каком они, умирая, ее оставили, и Сатана не преминет для поругания их и для увеличения мучения оных показать им все приятности земные их некогда собой пленявшие, но поелику любви к свету они еще не лишились, и сия страсть, наполнявшая в жизнь их все их сердце, выйдет и тогда вместе с ними из гробов или паче начнет их с новою жестокостию терзать. И они сколь сильно ни будут того желать, чтоб можно было им остаться по-прежнему жить на земле, и охотно уступали б праведным небо, но желание их будет тщетно, да и некогда им будет оным долго заниматься и себя утешать, ибо скоре представится, во-вторых, очам их наиужаснейшее зрелище: вся земля и небо со всеми светилами своими начнет чрез действие огня разрушаться, все дома и здания со всеми их великолепиями и все и вся разваливаться и рассыпаться в прах, смешиваться в такой хаос, в каком было все пред создани, ем мира, и страшное зрелище сие поразит их таким ужасом, трепетом и страхом, что не до того им будет, чтоб заниматься чем-нибудь иным, кроме помышлений о предстоящем при осуждении своем бедствий и несчастий. Вообрази только себе, мой друг, живее, что почувствуют беззаконники, любившие в жизни своей так много мир при сем зрелище? Каково им будет, когда они короны, скипетры, престолы, знаки чести, огромные домы, золото и серебро, или паче все, что им в жизни их было мило и приятно, узрят в пламени сокрушающееся и в прах расыпающееся, и когда ангелы вопиять к ним будут: "Зрите! Вот ваши идолы и боги, которых вы чтили, и которым поклонялись, И на которых возлагали вы всю свою надежду и упование, и коим жертвовали всем своим вечным блаженством, которого к приобретению преподаваемы вам были все облегчательные способы, но вы не хотели употреблять оных!" Не мудрено, что они отвечать нам будут: "Безумны мы! Заблудихом от путя истинного!". Но никто в таком ужасном отчаянии тогда не будет, как нечестивцы и враги креста Христова или не уважавшие Господа по достоинству. Они воспринимать будут тогда прибежище свое к горам и возжелать, чтоб они, обрушившись, пали на них и погребли б их вечно под собою. Но тщетно. Тот свет, в котором могли они себя и злость свою с великим искусством скрывать, не в состоянии уже будет защитить их и дать им в себе убежище. Он сам, сгорая и разрушаясь, изринит их из себя как некую мерзость и дрязг: и они повсюду только огнь и пламя, а покоя и безопасного места нигде не найдут, и хотя станут желать, чтоб самый огнь пожрал их, но и того уже и другой смерти уже не будет.
   
   Внук.
   О, дедушка! Вы насказали мне столько ужасного, что я содрогался даже слушая оное! И, ах, как страшно и ужасно будет это время! И как не хотелось бы мне быть и оставаться тогда на земле в толпе нечестивых и видеть сие страшное зрелище, но праведные разве не увидят оное, дедушка?
   
   Старик.
   Увидят, конечно, и они, но зреть будут на оное с спокойным духом, а все помышления их будут заниматься будущим их счастием. И с какою нетерпеливостию будучи восхищены ангелами на сретенье Господне будут они ожидать, и с каким восторгом узрят они имеющее скоро за сим воспоследовать появление возлюбленного своего Господа и дражайшего Спасителя и искупителя своего на облаках во всей небесной славе отца своего, окруженного множеством ангелов, архангелов, херувимов и серафимов и наилучших слуг и друзей своих любивших и почитавших его так, как надлежало и за то особенного его к себе благоволения и милости удостоившихся.
   
   Внук.
   Да! Это восхитительное будет зрелище, и весьма уже отменное от прежнего.
   
   Старик.
   Но о сем и о последнем твоем вопросе поговорим завтра, мой друг. А сегодняшний разговор сим кончим, благо наступил уже и вечер.
   

РАЗГОВОР 7
О УЧАСТИ ДУШ УМЕРШИХ ЛЮДЕЙ И О НОВОМ СВЕТЕ

   Старик.
   Вчера вечер прервал наш разговор на таком пункте, который сам по себе и по всем обстоятельствам чрезвычайной важности, и потому не излишним будет поговорить мне с тобою, мой друг, еще несколько о том же особого внимания достойном предмете.
   
   Внук.
   Этому я буду очень рад, дедушка. Ибо вчерашнее ваше краткое упоминание о явлении, или так называемом втором пришествии божественного нашего искупителя Господа Иисуса Христа, не выходило у меня во весь сегодняшний день из памяти и мне очень хотелось слышать о сем пришествии Господне и обо всем относящемся до сего предмета множайшее.
   
   Старик.
   А я тебе, мой друг, и расскажу все, что нам о том отчасти и с достоверностию известно, и отчасти что мы гадательно предполагать можем.
   
   Внук.
   Я буду тем очень доволен.
   
   Старик.
   Преславное сие явление, или показание себя всем живым и из мертвых воскресшим обитателям земным, как праведным, так и нечестивым и грешным, воспоследует непосредственно после разрушения всего прежнего мира посредством огня и пред сотворением или соделанием из перемешанных в хаос частей его нового неба и земли, или нового, совсем отменного от нынешнего, но красотою своею и всеми отношениями несравненно лучшего и превосходнейшего мира. Перестройку сию произведет также всемогущая десница зиждителя мира, которая некогда про извела из ничего и нынешнюю Вселенную, и также единым только своим словом или действием всесильной своей воли и похотения. Новой мир сей назначен будет для вечного блаженного обитания всем праведным и жившим в нынешнем мире так, как ему было угодно, и удостоенным святейшего его благоволения и награждения их за то вечным и нескончаемым блаженством. Явится Господь всем на воздухе и хотя точно в том же образе и виде, в каком по воскресении своем вознесся на небо, но окруженный толиким блеском и небесным сиянием, что очеса всех воскреснувших из мертвых и бывших еще живых, но перестроенных уже людей, едва в состоянии будут переносить видения его божественной славы и величия. И явление сие будет колико восхитительно и радостно всем праведным, толико страшно и ужасно всем нечистивым и грешным, не имеющим ни малейшей надежды к получению от него за злодеяния и нечестия свои какой-либо милости и пощады. Все сии отобраны будут ангелами и отлучены от праведных и огромная толпа оных, состоящая в несметных миллионах, поставлена будет в некотором отдалении от блаженных и также огромного сонма праведных и в таком расстоянии от оной, что не будет никакого между ими сообщения и они никогда уже и во всю бесконечную вечность не увидят один других после сего пункта времени. И как весь сонм праведных, стоя по правую сторону от Господа, будут с нетерпением ожидать предвозвещенного им уже издавна и при жизни еще их утешительнейшего изречения Господня, имеющего решить навеки их будущую блаженную участь, так, напротив того, вся несчастная огромная толпа нечестивых и грешных с неизъяснимым трепетом, боязнию и самым отчаянием будут так же ожидать того страшного и поразительного для всех их изречения Господня, которое решит навеки и их всех несчастную и ту участь, которая предвозвещена была им уже при жизни еще оных, и которых страшиться они и питать не хотели и всего меньше слова самого Господа уважали.
   
   Внук.
   О! Как ужасны будут тогдашние для них минуты!
   
   Старик.
   Они покажутся тебе еще ужаснейшими и поразительнейшими, если ты вообразишь себе колико можно живее обе сии бесчисленные толпы, стоящие в правой и в левой стороне от Господа, и в очах, стоящих на правой стороне в просветленных одеяниях блестящую радость, а очи всех, поставленных на левой стороне светящиеся от слез, текущих из них самое отчаяние изображающих.
   Вообрази себе в бесчисленной толпе сей нечестивых и грешных, находящихся между прочим и множество царей и владельцев, повелевавших некогда многочисленными народами и всего меньше о благе и хранении их пекшимися, а того множайшее количество князей, бояр других знатных особ, бывших некогда в великом почтении у народов и других господ, имевших у себя множество рабов, подданных и невольников, почитавших всех подчиненных себе наравне почти с скотами и нимало о благе их не пекшихся и бывших более к ним жестокосердными и злыми. Вообрази себе далее множества патриархов, пап, архиереев и других начальствовавших над духовенством, называвшихся пастырями душ человеческих, но всего меньше о спасении их старавшихся. Вообрази себе великое множество воинов, героев и военачальников, предводивших некогда многочисленными воинствами и жертвовавших иногда многими тысячами людей для удовлетворения единого своего любославия и честолюбия своего и несметные тысячи жилищ невинных и добрых сельских жителей, разоривших и чрез опустошение полей их в крайнюю бедность и нищету приводивших, вообрази себе бесчисленное множество алчных, мздоимливых корыстолюбцев, криводушных и неправедных судей, разорявших многих добрых людей и заставливающих воздыхать о их несправедливостях и воссылать жалобы на них на небеса. Вообрази занимавшихся торговлею и всю жизнь свою провождавших в обманах и неправдах всякого рода. И богачей из них, обладавших кучами золота и для накопления оного ни трудов, ни здоровья своего не жалевших и нередко самую жизнь свою подвергавших опасности, а о истинной своей пользе всего меньше помышлявших, и других достаточных людей, провождавших всю жизнь свою в беспрерывных заботах, трудах, хлопотах и делах, могущих удовлетворять единые их прихоти, и оттого не имеющие ни минут времени о Боге и о самих себе прямо помыслить. Вообрази себе далее в г лубочайшеи горести и отчаянии стоящих всех высокоумцев, не хотевших нимало уважать ни Бога, ни Христа, ни святой закон его, но ясно враждовавших ему и даже смеющихся ему и поношающих его и делавших то не только сами, но и других и весьма многих убеждавших, и употребляших к преклонению их к тому же все наивозможнейшие хитрости и ухватки.
   Всех сих воображаи себе стоящих во одной куче, окруженных мрачными злыми духами, радующимися о пагубе ими им причиненной и тому, что не упустят их уже из когтей своих и первых повлекут с собой их в огнь вечный, предназначенный им для пребывания с собою, и тамо в благодарность за то, что они столь усердно помогали им отвлекать людей от истинного богопочтения и привлекать в общество их целые тысячи, и более еще в том успевали, нежели сами они могли производить то в действие.
   Далее, вообрази себе несметные тысячи или паче миллионы людей, живших в идолопоклонстве, увидевших тогда безумие свое, что давали себя злодейски обольщать жрецам и наставникам своим, наконец, вообрази себе несметное множество дававших себя в жизни ослеплять учениями мнимого пророка их Магомета и воздавших ему почти божескую почесть, и самого плута и хитреца сего, стоящего с поникшими очами и не смевшего от стыда воззреть на всех своих почитателей, ругающих и проклинающих его за ослепление их своими мечтами и обманами. И вообрази себе все сонмище сих отверженных и к вечному наказанию осуждаемых людей, скажи, неужели хотел бы ты находиться тогда посреди оного и за честь себе поставить включенным быть в их общество?
   
   Внук.
   О! Как это можно! Нет, нет, дедушка! Не только не хотел бы в таком несчастном обществе находиться, но страшусь даже и помыслить о возможности того. А усердно бы хотел находиться тогда хотя б позади всех праведных и на самом краю оных.
   
   Старик.
   Сие зависит от самого тебя, мой друг! Не упусти только нынешнего времени благодати, в которое есть способ сделаться того достойным, и постарайся воспользоваться оным прежде твоей смерти, и поспешай тем наиболе потому, что ты не знаешь никак, когда она тебя постигнет. Итак, сделайся колико можно более приверженным ко Христу, Спасителю твоему, проси его усердно, чтобы он наставил тебя сам, как тебе жить лучше, и помог бы тебе в том сам, и надейся, что он это и сделает и тебя в помянутый страшный день не забудет и в число нечестивых не включит.
   
   Внук.
   О, как бы я того желал, дедушка!
   
   Старик.
   Но мы сим отступлением поудалились уже несколько от своего предмета. Итак, приближаясь к оному опять, скажу тебе, что как скоро все они установятся и Господь на облаках явится, то и начнется нелицемерное Судилище Христово, и тот Страшный суд, о котором хотя так много повторяется в разговорах и в самых божественных службах наших и ектениях, но, к сожалению, которой не так всеми уважается, как оный по справедливости уважаем быть должен. Судилище сие будет нелицемернейшее и справедливейшее и страшно в особливости всем нечестивым, все деяния всех представляющих во время жизни оных ими производимые, и не только деяния, но и самые слова, говоренные ими, и самые даже помышления, какие имели они в жизнь свою обнаружиться, и доброта и худоба оных взвешиваемы будет на весах точнейших и ценимы наисправедливейшим образом, и назначаться будет за добрые мзда и воздаяния и за худые наказания, по мере величины и мализн, важности и неважности оных и сие простирается даже до того, что не только в делах его и в каждом слове, говоренном им, и потребуется отчета и ответа и не остается ни одного самомалейшего дела без назначения какой-нибудь награды, и ни малейшего худого дела не очищенного в жизни истинным покаянием и не сбытого с плеч своих известными предподаванными к тому спасительными средствами, не останется без назначения наказания за оное. Словом, суд производим будет наибеспрестрастнейшим образом, и горе будет тем, которые не в состоянии будут ничего предъявить в свое оправдание, а особливо в преступлениях важных и страшного наказания достойных. И горе сие тем будет более, что не можно уже будет ожидать тогда какого помилования, и ни чрез что не можно будет избегать от присуждения по величине оного за то наказания. Ибо при рассматривании всего судимо будет потому, что можно было, и чего не можно почему-нибудь было делать, и что не делано было от единого только нехотения.
   
   Внук.
   О, как страшно будет сие судилище, дедушка! Сердце даже содрогается при одном помышлении об оном. Но скажите, пожалуйста, если входить станут в такую подробность относительно до каждого человека, то, судя о бесчисленном множестве оных, надобно будет делу сему продолжаться очень долго, и много времени к тому потребно.
   
   Старик.
   Не так то много, как ты думаешь, и как бы нам казалось, мой друг! Там будет все происходить не по-человечески. К тому же каждый человек уже сам вспомнит все свои дела и помышления и сам себя уже осуждать будет. Словом, все сие дело не замедлится и продолжится, может быть, только до того, как всемогущей Творец из разрешенного нынешнего мира устроит новое небо и новую землю и новой мир, превосходящей великолепием и красотой своею нынешний несравненно: и в оном уготовит обиталище для праведных и места для отверженных и осужденных, а тогда уже последует от Господа решительной, и сколько для православных радостной и утешительной, сколько для нечестивых и отверженных странной и ужасной приговор. Ибо сим сказано будет от Господа Иисуса Христа: "Поелику не хотели вы меня признавать и исполнять все, что мною повелено и предписано было, то идите, проклятые, в огнь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его, и пребудьте вечно с ними там, где будет единый только плач и скрежет зубной!" А, обратясь к праведным, скажет он: "Поелику вы меня почитали, любили и старались выполнять повеления мои, то придите благословенные отце моим! Наследуйте царствие, уготованное вам от сложания мира. Живите и блаженствуйте в нем со мной. Вы будете моими людьми, и я Бог ваш и буду жить с вами, отыму от вас всяку скорбь и печаль и всяку слезу от очей ваших. И смерти уже не будет впредь, и вы будете наслаждаться вечно блаженною жизнию".
   
   Внук.
   О, как утешительно будет слышать сие всем осчастливленным сим изречением, а напротив того, как поразительно и горестно будет изречение первое всем несчастным, не заслужившим ни малейшей милости Господней!
   
   Старик.
   Состоянием сих ты еще более поразишься, когда сколько-нибудь более узнаешь о неприятностях назначенного им вечного общего вместе с диаволами обиталища, в которое они тогда же и неукоснительно Ангелами и препровождены и в оном заключены будут. А напротив того, утешишься еще несравненно больше, когда узнаешь все то немногое, что нам из слов Свята го Писания об обиталище праведных известно.
   
   Внук.
   О, дедушка! Так, пожалуйте, расскажите ж мне все известное о несчастной участи отверженных и о будущем их состоянии. А потом все, что вам известно и что по казать можно об обиталище праведных и их блаженном состоянии, да бы я тем и другим мог от часу более побуждаться употреблять как возможнейшее старание о том, чтоб избежать участи первых, а приобресть счастие последних.
   
   Старик.
   Хорошо, мой друг! Я охотно бы тебе все рассказал, но жаль, что самому мне из всего того очень малое знаемо, в подробности же о том никто совершенно не знает, а все малое, известное нам, оснуется только на некоторых общих и поверхностных изречениях, находящихся в Святом Писании, а из сих речений гадательно уже выводятся уже некоторое обстоятельства, до сего относящиеся. В точности же всего потому не можем мы ничего знать, что все то относится к тому новому миру, которой угодно будет Творцу из нынешнего переустроить и о котором, как не имеющем еще своего существования, и знать нам ничего в подробности не можно. И мы должны довольствоваться помянутыми только об нем немногими и поверхностными упоминаниями.
   
   Внук.
   Расскажите мне, дедушка, хотя и сие. Я и тем буду уже доволен.
   
   Старик.
   Вот что и что мы только знаем или что отчасти гадательно предполагать можем из относящегося до участи несчастных осужденных. Первое, что все они отлучатся на такое дальнее расстояние от обиталища праведных, что между сими и теми не будет никакого соотношения и до сих последних не будет даже достигать все их стенания и вопли, и они будут находиться там равно как бы в забытьи. Второе, что для пребывания их в новоустроенном мире назначится где-то особое удаленное место, окруженное такими непреоборимыми преградами, за которые ни им, ни сотоварищам их злым духам никогда и никак выйтить будет не можно. Третье, что вместе с ними там иметь будет пребывание свое сам Сатана со всеми прислужниками и соклевретами своими, и что самое обиталище сие, которое привыкли мы называть адом, назначится, собственно, для них и для вечного их заточения и неволи, и где они равно как бы скованы будут цепями и узами и никогда уже не в состоянии будут какое-либо зло причин ять праведным во их блаженном обиталище. А грешные за вины и преступления свои должны будут жить тут в их сотовариществе и терпеть вечное, по мере вин своих, наказание.
   
   Внук.
   Пожалуйте, дедушка, на минуту остановитесь, и скажите мне, имеет ли какое-нибудь основание та молва народная, что на том свете будут в аде грешные мучимы разными образами, как, например, иные повешены будут за ребро и поджигаемы огнем, другие страдать будут в кипящем масле или смоле или в сере и так далее, как все то изображается на карикатурных народных бумажных картинах, изображающих Страшный Суд.
   
   Старик.
   Все сие не имеет ни малейшего основания и принадлежит явно к человеческим затеям, выдумкам и прибавкам, и как думать надобно, имело в том католицкое духовенство великое соучастие, и затевали подобныя сему изображения в пользу своего чистилища, и в подражание языческим поэтам, описывавшим свой Тартар. В Священном же Писании не упоминается о том не единым словом, а все упоминание состоит в том, что место сие есть мрачное и такое, в коем мрак вечно блюдется и будет жар нестерпимый мучить, но не сожигает тела нечестивых, а также что будет там плач и скрежет зубов, а в Апокалипсисе названо место сие озером огненным, горящим серою, и что там осужденные будут чувствовать вторую смерть и беспрерывное умирание, но не могши умирать.
   Еще упомянуто в одном месте Евангелия, что в сем месте, названном Гееною будет огнь неугасимый, и что чрево мучащихся не умирает, и огнь не угасает. Вот все почти упоминаемое о сем в Священном Писании. Однако из сего можно уже выводить разные последствия и основать на них некоторые гадательные преположения.
   
   Внук.
   А какие, дедушка, именно?
   
   Старик.
   То, что место сие, которое мы называем адом, назначится, собственно, для вечного и давно уже злодействами своими заслуженного наказания Сатаны со всеми его соклевретами и единомышленниками и противниками божескими, и что таковое и совершенное наказание с ним воспоследует при началах нового мира, и что чрез то пресекутся навсегда все их злодеяния и отдаться на вечное неизреченное и такое страдание, о каком мы и понятия иметь не можем, и что тогдашний нестерпимый огнь будет действовать и на самые тела или существа духов земли. И что грешные люди заключены будут навеки в одно с ними место, наиболее потому, что они были почти единомышленниками с ними и неповиновениями своими божеским повелениям соделали себя такими же наказания достойными преступниками.
   Далее, как количество и одних злых отпадших от Бога и ему враждовавших духов, безсомненно, простирается до множества миллионов, то и месту заключения их надобно быть весьма обширному по великому множеству и одних их, а если присовокупить к тому И несметное множество миллионов умерших в беззакониях и осужденных на сотоварищество с ними человеков, то надобно быть ему еще гораздо обширнейшему и занимать собою великое пространство места.
   Далее, что мучения и страдания назначится производить им жестокому и нестерпимому имеет быть, по-видимому, огню или жару, которого действия будут чувствовать как самые злые духи, так и телеса воздвигнутых из мертвых грешников. Какого рода сие мучение и страдание будет хотя неизвестно, но заключать можно, что оно будет весьма жестоко, поелику все они охотно хотеть будут умирать, но умирать не будут. К сему присовокупляться будет и внутреннее душевное страдание. Все, бывшие в душах их во время прежней их земной жизни многие и разные дурные и негодные стремительства, увеличенные от частого действования, не престанут и тогда еще продолжать своего действия и действия еще сильнейшего пред прежним и совокупно многими вдруг и в одно время. И как тогда ничего такого происходить не будет, что могло б которое-нибудь из них удовлетворять и служить к насыщению оных, а все происходить будет противное, служащее только к раздражению оных, то натурально они терпеть будут оттого страдание еще мучительнейшее, нежели от огня телесное. Все добрые склонности и стремительства находится будут в таком угнетении от сих усилившихся дурных, что никакого действия производить не в состоянии. И как у всех будет сие тоже, то последствием оттого и будет, что между всеми ими не будет никакой любви, ни дружбы, ни согласия, и от того тех отрад и утешительных чувствований, какие бы они производить были в состоянии. А господствовать будет между ими одна злоба, непримиримая друг к другу ненависть, досады и такие действия гнева, что готовы бы были растерзать друг друга. К тому ж присовокупляться станут все мучительные действия гордости, самолюбия и презираемости других, так же мучительные действия зависти ко всем, имевшим сколько-нибудь лучшую и сноснейшую участь пред ними. А всего мучительнее быть может рвение, досада и скрежетание зубов на самих себя за то, что в жизнь свою были они так небрежливы, так мало думали и старались о истинной своей пользе, так сильно привержены были к суетностям мирским, корыстолюбию, любострастию, самолюбию, высокомерию и прочим известным порокам, которых в суетности и ничтожности тогда, но уже поздно, они удостоверятся. Все сие не давать им будет ни на минуту покою, а мучить станет беспрерывною на самих себя и на всех, побуждающих их ко всему худому досадою и побуждать их к ругательствам и проклинаниям оных. А что один будет чувствовать к другим, так то же самое чувствовать станут другие к ним. А потому всю их тогдашнюю бедственную жизнь можно некоторым образом сравнить с жизнию запертых в темной и тесной хлев голод и нестерпимую жажду терпящих собак от лютости и зверства грызущих и терзавших друг друга. И какие чувствования гнева, злобы и досады иметь будут, например, все язычники к первым затейщикам и выдумщикам их ложных богов и приклонявшим их к почитанию их идолов и служению самым дьяволам, и соблазнявших и прельщавших их к тому злоковарными хитростями и обманами, и отвлекавшим их от познания истинного Бога и служения ему. Какою злобою, гневом и досадою будут пылать все магометане на основателя их веры и ко всем их имамам и дервишам, внушавших в них непримиримую ненависть ко всем христианам и почитание их не инако, как собаками, будучи сами худее почти псов бессмысленных. С какою лютостию стремиться они будут растерзать его и их всех за погубление себя своими лжеучениями. Какие чувствия стыда, досады и остервенения на самих себя будут мучить жидов, живших во время пребывания Христа, Господа нашего, на земли и в гонении и умерщвлении его участие принимавших. Какими проклятиями станут они осыпать тогда своих архиереев, книжников и фарисеев, приклонявших их к тому и самым тем их погубивших. А того сильнейшею досадою на самих себя будут надрываться и терзаться все жиды, жившие во все столетия христианства, за то, что при всех неоспоримых и явных доказательствах истины и святости христианской веры не хотели они никак в оную обращаться и оставались в загрубевшем неверии и ожесточении против Христа.
   Чего и чего, и каких досад не будут чувствовать и те из самых христиан, и притом бывших еще, впрочем, умными и рассудительными людьми, к злейшим врагам христовым, старавшихся опровергать, осмехать и поношать все истины христианской религии, и наиревностнейшим образом старавшихся соблазнять, прельщать и развращать умы тысячи людей и доводить их до гибели из единого любославия своего! Какими проклятиями они будут тогда осыпать Вольтера, коего толь многие, в жизни своей почти обожали, и других, подобных ему развратников умов человеческих своими лжемудрстованиями и употреблявших в величайшее зло природные способности своего ума, которыми их натура одарила?
   Какою досадою на самих себя будут терзаться очень многие с великою жадностию прилеплявшиеся к их вредным и пагубным умствованиям и для них не хотевшие никак прилепляться к общим истинам, почитаемым христианами, и к прямому исповеданию и верованию во Христа Спасителя своего! Но одни ли сии поводы к досадам на самих себя и не великое ли множество других быть тогда может? Конца бы не было, если бы хотеть все их исчислять, а лучше обратиться к последнему и наимучительнейшему из всех страданий, какое будет производить во всех, находящихся в аде, та известность, что им надежды ни малейшей нет когда-нибудь от своих страданий избавиться, и что они целые миллионы миллионов лет принуждены будут терпеть свое неизреченное злосчастие и никогда оно не пресечется, и что пройдут еще миллионы миллионов лет и оно все еще окончания своего не получит. Подумай, мой друг! И одна о сем мысль и достоверность не в состоянии ли будет заставлять их чувствовать такие мучительные действия отчаяния, каких никакими словами изобразить не можно и одной ей достаточно быть может к сделанию их наизлосчастнейшими.
   
   Внук.
   Как же не так! Но, о, дедушка! Я устал даже от воображения всего того, о чем вы теперь говорили. Слушал, слушал, содрогался сердцем, да и стал. Но об одном хотелось бы мне спросить у вас, относящемся до состояния сих бедных и несчастных узников.
   
   Старик.
   А что такое и о чем, мой друг?
   
   Внук.
   Скажите мне, дедушка, неизвестно ли что-нибудь достоверного о том, все ли осужденные на вечное пребывание в аде будут в оном мучиться и страдать единоравно и не будет ли в мучениях и страданиях оных какого различия и степеней разных.
   
   Старик.
   Нет, мой друг! Достоверного о том ничего неизвестно. Но, судя по свойствам божеским, и по святейшему его и совершеннейшему правосудию, кажется, что нельзя никак всем им терпеть страдание единоравное, и чтобы наизлейшие преступники и враги божеские и Христовы не стали претерпевать что-нибудь лишнее перед теми, которых преступления далеко были не так велики, как оных, или иных каких, а гораздо меньше, и кои хотя и сделались достойными осуждения к вечному обитанию в аде, но не заслужили столь великого наказания, как злейшие преступники, наверное, предполагать можно, что святейшее правосудие Господне произведет то, что всякой осужденной будет терпеть наказание по мере своих вин и преступлений, и не подано будет никому ни малейшего повода к жалобам и обвинению Господа, что терпит наказание и мучение множайшее, нежели какое он заслужил. Словом, всякой сам будет признаваться, что с ним не учинено ничего лишнего. Но, ах, мой друг! Сколько б разных степеней мучительного состояния их ни было и сколь легчайшие из них ни были б малы в сравнении с прочими, но нельзя никакому благоразумному человеку пожелать, чтоб он и от оных мог быть освобожденным. Одной мысли о вечном заключении в сообщество и в сволочь всех и всяких беззаконников, подверженных разным мучениям и страданиям и что не будет ни малейшей надежды к выходу когда-нибудь из сего проклятого обиталища и к получению хотя малейшей последней и низкой степени из того блаженства, которым все праведные будут во всю вечность наслаждаться. Одной сей мысли надлежало бы всякого побуждать почаще и пристальнее помышлять о сем и о том, как бы спасти себя от такого несчастия и воспользоваться удобным к тому еще нынешним благодатным временем и не упустить оного по единому только, так сказать, самодурству и непростительной безрассудности.
   
   Внук.
   Как же не так, дедушка! Но, ах! Едва ли и всем сим множайшие могут расстрогиваться и побуждаться! Непомерная привязанность к суетностям нынешнего мира и беспрерывное занятие себя одними только ничтожностями И маловажными вещами всегда их от того отвлекать станет.
   
   Старик.
   Чуть ли не так, мой друг! А едва ли не столь же мало в состоянии каких может производить действия И самое воображение блаженного состояния всех тех, кои не включены будут в общество всех отверженных, но пребудут на всю вечность друзьями Богу, и о состоянии которых поговорим сколько-нибудь завтра, ибо теперь, как видишь, уже поздно и наступил вечер.
   
   Внук.
   О, дедушка, с каким нетерпением буду я дожидаться завтрашнего вечера.
   

РАЗГОВОР 8
О УЧАСТИ ПРАВЕДНЫХ И О НОВОМ БУДУЩЕМ МИРЕ

   Старик.
   Что, мой друг! Помнишь ли ты то все, что мы вчера с тобою говорили?
   
   Внук.
   О, как не помнить, дедушка! У меня во весь день не выходила из ума злосчастная участь нечестивых и отверженных, и чем больше я об них помышлял, тем более увеличивалось опасение мое, чтоб и мне по смерти моей не попасться в одно общество с ними и увеличивалось желание избавиться от оного.
   
   Старик.
   Весьма желал бы я, что б ты мыслями таковыми почаще занимался, и не только ты, но и все бы другие, а особливо собратия наши, христиане, почаще то же делали б. И не могу довольно надивиться тому, что многие всего меньше или по крайней мере всего реже мыслят о участи, какая всем нам предстоит в бесконечной вечности. Кажется, предмет сей для всех и для каждого из нас весьма интересен и едва ли что иное интереснее его быть может.
   Не найдется никого из имеющих здравый рассудок, кто бы, наверное, того не знал, что скоро ли или не скоро, а настанет такой день, в которой и он по примеру прочих умрет и из нынешней жизни перейдет в иную, никогда уже конца не имеющую и вечную. А вечность сия не есть безделица и не такое нечто, о чем бы не стоило труда помыслить. Никто из всех нас не избежит от нее. И, ну! Если она будет не выгодна для нас и мы миллионы-миллионы лет будем иметь такое существование, которое хуже самой смерти! И если будет она такова, что мы охотнее хотели б умереть и уничтожиться совсем! Но, к несчастию, второй смерти и сего уничтожения не будет.
   Не должна ли всякого из нас мысль о том при водить В трепет и содрогание и побуждать к помышлениям о том, как бы от того избавиться и не упустить нынешнего времени жизни нашей и тому, в которое есть еще способ и удобность не только к избавлению себя от сего зла, которого жестокость никакими словами изображена быть не может, но и к снисканию несравненно лучшей участи в жизни будущей?
   
   Внук.
   Всеконечно так, дедушка! Нужно сие и очень необходимо нужно для всякого, а особливо если б с мыслями о сем сопрягать и помышлять о счастливейшей участи блаженных. Может быть, живое помышление об оном могло б многих также побуждать к тому.
   
   Старик.
   В этом заключении ты не ошибаешься, мой друг! Помышление об оной, а особливо колико можно живейшее могло бы иных еще более побуждать вести хорошую, богоугодную и такую жизнь, которая могла бы в нас вселять надежду к получению сей счастливой участи. Сегодняшний наш разговор о самом сем предмете, пообъяснить тебе сие и увеличить вероятие к тому.
   
   Внук.
   О! С какою нетерпеливостию готовлюсь я слышать от вас подробнейшее о сей блаженной участи праведных изображение.
   
   Старик.
   Желал бы я охотно изобразить ее тебе колико можно подробнее, но жаль, что учинить сие едва ли я в состоянии буду. Все подробности к сей будущей блаженной жизни нам столь же мало известны, как и все подробности жизни нечастных осужденных. Всемогущему зиждителю мира по неисповедимым нам, а ему только известным святым судьбам своим угодно было открыть о том только весьма малое и далеко не могущее удовлетворить все наше любопытство. В рассуждении сего пункта во всем откровенном нам слове Божием или Святом Писании находятся немногие только слова и речения, относящиеся до сего будущего счастливого состояния праведных, которые хотя и преподают нам некоторое понятие об оном, но понятие сие самое неполное и далеко любопытству нашему не соответствующее и не удовлетворительное! Бессомненно, имел Господь к тому особые и неизвестные нам свои святые причины.
   
   Внук.
   О! Как же нам быть? А мне было очень хотелось бы узнать о участи их, колико можно подробнее.
   
   Старик.
   Чего нельзя, о том и говорить нечего! Однако не тужи о том. Скажу тебе, мой друг, что слов и речений сих хотя немного, но они так важны и таковы, что из них можно нам выводить весьма многие, иногда не совсем достоверные так такие следствия, которые не удалены от вероятности и нам уже многое объяснять и к таким предположениям след показать могут, кои для нас уже довольно удовлетворительны быть могут.
   
   Внук.
   О! Так и это уже покуда хорошо, и я тем уже могу быть довольным.
   
   Старик.
   Итак, приступая к самому делу, скажу тебе, мой друг, что прежде, нежели мы станем говорить о самой участи праведных или об обстоятельствах, относящихся до блаженной их вечной жизни, надобно нам поговорить сколько-нибудь и сколько нам можно о самом новом мире, который угодно будет всемогущему воздвигнуть и устроить вновь из нынешнего по разрушении оного.
   
   Внук.
   Очень хорошо, дедушка! Любопытен я очень что-нибудь и об оном слышать и узнать.
   
   Старик.
   О сем устроении нового мира не знаем мы ничего в подробности. Ибо сказано только, что будет новое небо и новая земля и что господь будет творить оные вновь. Итак, с достоверностию знаем мы только сие, а какого устроения будет сие новое небо и новая земля, о том ничего не упоминается.
   
   Внук.
   Но очень бы любопытно было знать, будет или не будет походить сие новое небо на нынешнее нами видимое и сколько-нибудь известное. Будет ли оно так же украшаться вдали бесчисленным множеством звезд и других светил небесных, а вблизи также, как ныне, по временами испещряться разнообразными и разновидными облаками, какими иногда не можем мы довольно налюбоваться? А земля какая, такая же и будет шароподобная, как наша нынешняя? И на одном ли она месте будет стоять непоколебимо или по-нынешнему находится в беспрерывном движении и ежедневно вокруг себя оборачиваться и вертеться, как происходит ныне?
   
   Старик.
   О том, какого собственно устроения будет новое небо и будет ли оно испещрено такими же звездами, как нынешнее, или иметь такое же непостижимо великое пространство и устроение, чудесностию своею все наши понятия превосходящее -- о том не знаем мы ничего, поелику ничего о том в Священном Писании не упомянуто. А легко статься может, что будет оно несравненно еще красивейшее, иметь устройство еще чудеснейшее и такое, какое нам и на мысль приходить не может. Но земля новая шарообразная и также ежегодно один раз в год кругом солнца облетающая, а в одни сутки вокруг себя оборачивающаяся, едва ли будет.
   
   Внук.
   Да почему вы это заключаете?
   
   Старик.
   Потому, мой друг, что нынешний наш земной шар обегает вокруг солнца единожды в год для произведения, а поверхности оного известных годовых времен, весны, лета, осени и зимы и вокруг самого себя однажды в сутки оборачивается для того, чтобы все бока оного могли освещаемы и согреваемы быть лучами солнца и происходить оттого дни И ночи. Но как в Священном Писании именно сказано, что обитатели нового святого града Иерусалима не будут иметь никакой нужды в солнце и что освещаемы они будут славою Господнею и самим Господом нашим Иисусом Христом и далее упомянуто, что не будет уж тогда ни дней, ни ночей, то из сего следует уже само собою, что земле не будет надобности быть шарообразной и помянутым образом кругом себя для произведения дней и ночей оборачиваться, ибо они сих, и ни самого солнца уже не будет и дело обойдется и без оного, а слава или свет, происходящий от самого божеского существа, освещать будет все несравненно еще лучше и яснее, нежели Солнце, какое бы оно ни было.
   
   Внук.
   Да!.. Это следствие уже выходит само собою! Но об облаках как же? И что вы мне об них скажете?
   
   Старик.
   Что касается до сих, то существование и несуществование оных зависеть будет от неизвестного нам совсем еще будущего устроения поверхности новой земли, и будет ли она так, как нынешняя, окутана воздушной атмосферою или иначе как? Ныне составляются облака из выходящих при содействии солнечных лучей из поверхности земли и воды водянистых паров, восходящих в высоту, и служат к смачиванию поверхности земной дождями, а тех местах где бывает снег, то оным. И сие действие делается для того, чтоб водою, упадаемою извне, могли питаться и расти травяные и древесные произрастения, все поверхности земные ныне собою украшивающия. Но о оной земли не знаем мы еще, не будет ли она плоскою? И будет ли на поверхности оной такие же, как ныне, неровности, то есть горы, холмы, бугры, долины и между ими ручьи, речки, реки и другие воды и вся поверхность земная будет по-нынешнему украшаться разными травяными, листочными и древесными растениями или не будет?
   
   Внук.
   Как бы кажется не быть? Неужели вся она будет голой и совсем обнаженной и черной, как камень? Это как-то не связывается мыслями и с тем, что вы упоминали прежде, а именно, что все устройство будущего нового мира будет во всем и несравненно превосходное и лучше нынешнего.
   
   Старик.
   Конечно так! И нам бы так казалось! Но не надобно забывать и того, что уму и бесконечной Премудрости Господней нетрудно изобрести и новое и такое украшение поверхности тогдашней земли, какое нам и в мысль прийти не может, и которая может быть в тысячу раз будет еще красивее и прелестнее нынешней и совсем иного рода, нежели мы думать и воображать себе можем, и притом такая, которая сообразна уже будет с тогдашней натурой и устроением тел будущих ее жителей и может доставлять им собою тысячи и таких приятностей, о каких мы и понятия не имеем. Рассуди сам, мой друг, когда и нынешнее устроение всей известной и видимой нами Вселенной и самого нашего земного шара и всего на оном находящегося так непостижимо премудро и удивительно, что во все продолжение уже шесть тысяч лет все обитатели оного не могли никогда довольно налюбоваться красотою всех вещей, а умнейшие и любопытнейшие натуры испытатели при всем напряжении умов своих не могли и тысячной доли узнать в точности всего, что относится до устроения всех вещей, и едва ли когда-нибудь все в точности узнают, как о том и стараются, то мудрено ли бесконечно премудрому и всемогущему Господу все будущее небо и землю и все будущее на сей с такой великой премудростию и так чудесно устроить, что будущим блаженным обитателям нового мира во всю вечность довольно будет дела на рассматривание, и также может быть не дружное, а постепенное как ныне узнавание всего чудесного устроения божеского, и в получении всегда новых поводов к увеселению себя при узнавании всего того и усматривании новых красот, от часу к множайшему удивлению премудрости и благости Господней, к разговариванию о том при собеседованиях друг с другом и к чувствованию притом удовольствий несравненно лучших и превосходнейших пред всеми нынешними. И всего легче статься может, что самое сие и составлять будет знаменитую часть существа их будущего блаженства и счастливейшей жизни.
   
   Внук.
   Да, дедушка. Это вероятно и легко статься может.
   
   Старик.
   А впрочем, не предвидится никакой невозможности к тому, чтоб быть поверхности и тогдашней новой земли испещренной неровностями и несравненно приятнейшими местоположениями и покрытой низкими И высокими разных родов земными про из растениями, гораздо так же пред нынешними лучшими и красивейшими, могущими служить увеселительными предметами для очей и зрения тогдашних обитателей, и доставлять им несравненно еще лучшее удовольствие, нежели какое получают ныне, все умеющие и привыкнувшие утешать и увеселять себя красотами и приятностями натуры и чувствовать притом непорочнейшие, даровые и сладчайшие удовольствия и утехи. А когда и ныне уже одно сие доставляет многим людям наиблаженнейшие минуты в их жизни, то почему бы не можно быть подобному тому и в будущей блаженной жизни.
   
   Внук.
   И подлинно, дедушка, так! Легко и сие статься может! И как бы это хорошо было!
   
   Старик.
   А я в некоторое подкрепление вероятия сего скажу тебе, что в видении, показанном святому Апостолу Иоанну, относящемся до будущего времени и новой земли, упоминается между прочим о реке воды жизни светлой, как кристалл, и текущей от престола Бога и Христа, и о деревах по сторонам реки сей, приносящих 12 раз плоды в год и дающих в каждой месяц плод свой, а листья их служат для исцеления народов, а посему можно некоторым образом заключать, что и в иных местах может быть будут реки и воды и также либо цветущие, либо плоды приносящие деревья, могущие в первом случае красотою своею тогдашних жителей увеселять, а во втором плодами своими при носить им какую-нибудь пользу и удовольствие.
   
   Внук.
   А когда это так, дедушка, то не мудрено быть тогда и облакам, и водам из них на произрастения изливающимся.
   
   Старик.
   Конечно, немудрено! А может быть, льзя будет и без них обойтиться. Насаждать их будут не человеки, а десница Всемогущего, а ей легко устроить их так, чтоб они и без воды дождевой и облаков расти существование свое иметь могут. Все это неизвестно, а в том только сомневаться не можно, что Господь по благости своей не преминет доставить в том угодившим себе, а особливо любимым своим колико можно более и таких удовольствий, о каких мы и понятия не имеем и иметь не можем.
   
   Внук.
   Да! Ему все возможно и легко производить! А теперь в случае предположения, что и тогдашняя поверхность земли украшена будет древесными плодоносными растениями, так коль было то в саду Едемском при сотворении первых наших прародителей. Почему знать, может быть угодно будет Господу, и всю поверхность тогдашней Земли украсить таким же прекрасным садом, каков был рай земной в Едеме.
   
   Старик.
   Конечно! Богу чего невозможно!
   
   Внук.
   Но предполагая сие, любопытно б знать, не будут ли там также жить какие-нибудь звери или скоты, а в воздухе птицы, а в водах рыбы родов разных?
   
   Старик.
   К гадательному предположению такому нет и малейшей побудительной причины, поелику тогдашнего состояния людям ни в пищах и питиях, ни В одеждах не будет никакой надобности, а потому не нужно и существование зверей, птиц и рыб. А впрочем, разве самому всемогущему Творцу угодно будет из единой благости своей дать существование каким-нибудь иным тварям, могущим чувствовать приятность своей жизни и пользоваться оными. Но и в сем случае не вероятно, чтоб между ими были такие же один других погубляющие и потребляющие, как то в нынешнем мире между зверями, птицами, насекомыми и самыми рыбами происходит. А если и будут какие неизвестных нам родов твари, то разве такие, которые по каким-нибудь отношениям могут когда неполезными быть тогдашним обитателям земли, так, по крайней мере почему-нибудь утешительны, как, например, птицы своим пением и своею разнообразностию и красивостию своих перьев, звери, своими к ним ласками и услужливостию, а может быть, и самим повиновением, как то было в первые дни при Адаме в раю Едемском.
   
   Внук.
   Да! О сем и так и инако можно думать, вероятия же в самом деле нет никакого. А теперь желал бы я знать, может ли быть какая-нибудь имоверность к гадательному предположению, что и у тогдашних земных обитателей будут какие-нибудь устроенные самим Богом несотлевающие никогда домы, жилища и обиталища?
   
   Старик.
   Если предположить, что показанной в видении и апостолу Иоанну Богослову снисходщее с неба на землю подобия наивеликолепнеишаго и великого города, имеющего быть обиталищем самому Господу Иисусу Христу со всеми его первейшими и знаменитейшими любимцами и друзьями, было не предобразованием, а некоторым подобием быть имеющему на новои земли великому городу, то не только есть имоверность, но почти и достоверность к гадательному предположению, что и там будут не только домы, но И обиталища, но и самые селения и города для пребывания праведным и блаженным обитателям сей новой земли от Господа назначенные и самим им устроенные. Но какого рода сии обиталища будут, о том судить и предполагать ничего не можно, поелику неизвестно нам совершенно, будут ли или не будут там какие перемены, по примеру нынешних погоды, могущие тогдашним обитателям причинять какие-нибудь беспокойства, в отвращении которых нужны бы иметь были какие-либо домы и храмины, и если будут, то об особенной красоте и великолепии оных или знаменитейших из них можем мы некоторым образом гадательно судить по сравнению с показанным Иоанну городом, сниспустившимся с неба от Бога на землю и имевшим великолепия, все наше воображение превосходящее. Сей град названной в Апокалипсисе невестой Агнца и новым Святым Иерусалимом показан был Иоанну Ангелом с превысокой горы, на которую был он им восхищен для удобнейшего обозрения всей величины и великолепия оного, о котором ты можешь сам судить, если пересказать тебе сие видение во всей подробности.
   
   Внук.
   О, дедушка! Вы меня тем очень одолжить изволите.
   
   Старик.
   Вот какими словами описывает величину и великолепие оного сам святый Иоанн, апостол и первый любимец и друг Господа Иисуса Христа:
   "Он имеет Славу Божию, свет его подобен драгоценному камню, как бы камню аспису кристалловидному. Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать ангелов. На воротах написаны имена двенадцати колен сынов израилевых. С востока трое ворот, от севера трое ворот, от юга трое ворот, от запада трое ворот. Стена города имеет двенадцать оснований и на них имена двенадцати апостолов.
   Город четыреуголен, длинна его такая ж, как и широта двенадцать тысяч стадий. Длина и широта и высота его равные по измерении же стены нашел он сто сорок локтей меры человеческой.
   Стена его построена из асписа, а город был чистое золото, подобен самому стеклу. Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями, основания первого -- яшма, второго -- сапфир, третьегохалкидон, четвертого -- смарагд, пятое -- сардоникс, шестое -- сердолик, седьмое -- хризолиф, осмое -- вирил, девятое -- топаз, десятое хризопраз, одиннадцатое -- гиацинт, двенадцатое -- аметист.
   А двенадцать ворот -- двенадцать жемчужин; каждые ворота были из одной жемчужины, улицы города чистое золото, как прозрачное стекло.
   Храма ж я не взирал в нем, ибо Господь Бог вседержитель храм его и агнец.
   И город не имеет нужды ни в Солнце, ни в Луне для освещения своего, ибо слава Божия освещала его, и светильник его -- агнец.
   Спасенные народы будут ходить в свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою.
   Ворота его не будут запираться днем, ночи ж там не будет. И принесут в него славу и честь народов. И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у агнца в книге жизни.
   И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, текущий от престола Бога и агнца.
   Посреди улицы его и по обоим сторонам реки древо жизни двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждой месяц плод свой и листья дерев для исцеления народов. Ничего уже не будет проклятого, но престол Бога и агнца в нем и рабы его будут служить Богу. И узрят лице его, и имя его будет на челах их. И ночи не будет там, не будет нужды в свете солнечном. Господь Бог освещает их и будут царствовать во веки веков".
   Вот все виденое апостолом Иоанном. Я пересказал тебе описание города от слова до слова.
   
   Внук.
   Неужели он точно такой и будет, дедушка? Это и Бог знает, какому великолепию быть должно. Я дивился, дивился, да и стал.
   
   Старик.
   Может быть, и будет он в самом деле такой, ибо Господу чего и чего не можно произвесть. Золото и драгоценны я каменья мы только по редкости оных почитаем за великое, а на счету у Бога они ничего не значат.
   А может быть, и показаны они в видении единственно для преподания сообразного с слабостию человеческою понятия о будущем великолепии оного. Но как бы то ни было, но из списания сего можно нам извлечь некоторые следствия и достойные особенного заключения обстоятельства.
   
   Внук.
   А какие, дедушка?
   
   Старик.
   А вот какие: первое то, что, город сей будет как бы первопрестольный, или столичный, во всей тогдашней новой земли и назначенный для самоличного по человечеству пребывания в нем самому Господу Иисусу Христу, со всеми его первейшими слугами, любимцами и друзьями, приобретшими в жизнь свою отменное его к себе благоволение и милость. что иметь он будет тут свои престол и как полновластной царь над всеми особо данными ему от отца его избранными блаженными царствовать, и что жить тут будут с ним одни только они и вместе с ним царствовать, под которым словом можно разуметь то, что они преимущественно пред всеми прочими будут наслаждаться высшею степению блаженной вечной жизни, а прочия будут только по временам в оград сей входить и паки выходить из него, а всегдашнее пребывание свое иметь в других местах.
   
   Внук.
   Да! .. И это я сам уже давеча заприметил.
   
   Старик.
   Второе то, что великолепие оного будет чрезвычайное и все понятия наши превосходящее. О домах хотя ничего не упомянуто, но обстоятельство, что в нем будет улица, доказывает само собою, что будут какие-нибудь и здания для обитания граждан ибо без них не может быть и улица.
   Третье, что величине сего города надобно быть так же чрезвычайно великой. Мера, которою измеряема она была ангелом, хотя и названа стадиею, но нельзя, кажется быть сим стадиям таким, каковыми они были в древности, в оную каждая стадия равна была с нашими 100 саженями.
   Ибо в сем случае пришлось бы иметь сему городу 2400 верст в окружении, каковое пространство неудобно было обозреть Иоанну с горы, как бы высока она ни была, а посему как думать надобно, мера сия была гораздо меньше и может быть не более 10 сажен, ибо в сем предположении выходит, что, имея он в окружении своем 240 верст, а если положить, что стадиею названа мера, равная одной только сажени, то и тогда пришлось бы иметь ему 24 верст в окружении, или иметь каждой свой бок по 24 версты длинною. Но как бы то ни было, чтобы был он чрезвычайной обширности и мог бы помещать в себе многие тысячи превосходнейших любимцев Божиих и Христовых, а судя по величине сей столицы, можно заключать и об чрезвычайно великом пространстве и обширности всей новой земли и об многочисленности ее обитателей также гадательно предполагать, что находиться он будет в средоточии всей новой земли и что земля сия простираться будет во все четыре страны света на весьма далекое расстояние, и пути из упоминаемых 112 ворот города простираться в 12 сторон и областей разных, а из сего далее и с довольною вероятностию предполагать можно, что кроме сего столичного города находиться будут по различным местам многие и другие города, в которых иметь будут пребывание свое праведные и блаженныя второй степени и самые те цари земные, о которых упомянуто, что они будут входить в главную столицу и приносить с собою славу и честь свою. и цари сии, как думать надобно, иметь будут начальство и власть над обитателями сих городов. блаженные же третьей степени может быть иметь будут рассеянные по другим местам селения и частные обиталища, красотою и спокойствиями и различными выгодностями своими сообразные с степенью блаженства оных. А степеней сих по всему вероятию будет много разных, ибо всем одинакою степенью блаженства пользоваться едва ли можно, а вероятно, что каждой, по мере своих достоинств, добрых дел и заслуг и доброте жизни в нынешнем мире, получит сообразное тому и обиталище. И сие сообразно будет с Правосудием Господним.
   
   Внук.
   Да, дедушка! Это очень вероятно!
   
   Старик.
   Четвертое то, что в помянутой главной столичной город входить будут только записанные в книгу Агнца, то есть избранные и бывшие в нынешней жизни истинными христианами, и принадлежали к его невидимой церкви или к обществу прямо приверженных к Христу, а никто из прочих, и что вход возбранен будет в оной всем имеющим еще какой-либо порок и подверженным каким-нибудь слабостям. Для первых же невозбранной вход в столицу составлять будет особенную честь и преимущество пред другими, того недостойными.
   
   Внук.
   Но скажите, пожалуйте, какие же люди недостойны будут сей чести и преимущества?
   
   Старик.
   Самые те народы, о которых в помянутом описании упоминается. И сие обстоятельство есть пятое, которое мы из помянутого описания извлечь можем и которое особливого примечания достойно.
   
   Внук.
   Но почему же, дедушка?
   
   Старик.
   Упомянуто об них хоть глухо, и так как бы мимоходом, но встречается с мыслями вопрос, какие бы это народы были. И как упомянуто об них во множественном, а не единственном числе, и сказано не "народ", а "народы", то сие обстоятельство и подает повод к гадательному заключению, что на новой земле обитать будут многие и разные народы и сорты людей и что количество их простираться может быть будет до несметного множества миллионов. Но не все они будут пользоваться единоравными выгодами будущего блаженного жития в новом мире, но что относительно и до них будут разные степени. И одни будут пользоваться множайшими выгодами блаженного жития, другие не столь многими, третьи того еще меньшими и так далее, и что разница сия произойдет от разности обстоятельств, в каких они в прежнюю свою жизнь жили и как оную кончили. Также от количества добрых дел, ими в прежнюю жизнь производимых и существа оных. И можно думать о сем предмете многое и разное.
   
   Внук.
   А что такое именно, дедушка? Мне очень бы хотелось сие знать!
   
   Старик.
   Первое то, что к числу сих народов может быть принадлежать будут, во-первых все те из христиан, которые были набольшую часть только устными, а не действительными и подлинными христианами, и в жизнь свою носили только звание христиан, а о исполнении не только всех, но и важнейших христианских должностей помышляли очень мало. Всех таковых может быть всемогущий, всеблагий и правосуднейший Бог хотя и не отвергнет совсем и оных не включит в число проклятых и несчастных обитателей ада, но как при надлежавших хотя по единому званию, к числу рабов и подданных божественного сына его, и не только веровавших в него, но много раз в жизнь свою, хотя кое-как и покаяние чинивших, а включит в число обитателей новой земли, но из милосердия разве единого удостоит их пользоваться одною из самых низших и такою степенью блаженства, которая выгодами своими никак не может сравнена быть с выгодами бывших истинными христианами и подлинными рабами Христовыми. И они пользоваться хотя будут выгодами блаженной жизни, но очень малыми, что в награду за немногие добрые дела ими в жизни их производимые.
   
   Внук.
   Да! Это даже с некоторою вероятностию, хотя гадательно и предполагать можно. И меня сия мысль ваша даже некоторым образом обрадовала и вывела из недоумения, в какое иногда приходил я при помышлениях о прежних и о нынешних христианах, ибо, признаюсь вам, дедушка, что мне приходила иногда странная мысль в голову.
   
   Старик.
   Любопытен бы я был об оной слышать.
   
   Внук.
   Извольте, дедушка! Я вам все расскажу. Размышляя иногда о том, как мало было в прежние времена, да и в нынешние у нас в народе не только в простом, но И В просвещенной и более образованной части оного истинных христиан, и какое великое множество людей назывались и называются только христианами, и хотя многие иногда всякий год исповедуются, но всего меньше о истинном покаянии, обращении и улучшении своем помышляющих, но тот час опять все забывающих, и к прежней своей беззаботной о истинной своей пользе жизни возвращавшихся, и, будучи тем расстрогиван, говаривал я часто сам себе: "О, Господи! Ну! Если со всеми такими, жившими во все прежние века и не у нас только, а во всех других христианских землях, и ныне живущими христианами поступлено будет по всей строгости Божеского правосудия, и они не удостоены будут никак блаженной вечной жизни, и вместо царствия небесного, о приобретении которого они всего меньше помышляли, включатся все они в число несчастных отверженных и проклятых, то царство небесное не будет ли уже очень малолюдно и пустовато, а ад, будучи и без них наполнен и преполнен несметным множеством других мест в нем заблудших, не будет знать куда с ними и деваться и где их в недрах своих поместить!" Вот что взбродило мне на ум! А теперь сколько-нибудь и хотя не наверное, а ласкаюсь я надеждою, что сего не будет, а Господь над ними может быть умилосердится.
   
   Старик.
   Мысль твоя была в самом деле странная! Однако пойдем далее, поглядим, не найдем ли мы и множайших людей, могущих удостоенными быть, когда не самого царствия небесного или той высокой степени блаженства, какою все праведные наслаждаться будут, так по крайней мере обитания на земли новой и к сделанию ее довольно населенною и обитанию многолюднейшему.
   
   Внук.
   Извольте, извольте, дедушка, продолжать!
   
   Старик.
   Ко второму роду людей к сим народам относящихся, принадлежать, может быть, будут все те, как в прежния времена, так и ныне носившие только звание христиан, а всего меньше о исполнении обязанностей христианских помышлявшие, а провождая век свой в глубоком невежестве и загрубелых суевериях, не столько в добрых, сколько в злых и негодных делах упражнялись, а пред смертью только своею истинное покаяние избавляли и удостоиваны были разрешением от грехов их отцами духовными. Все таковые хотя и заслуживали быть в числе отверженных и осужденных, но почему знать, может быть, Господь такое из единого своего милосердия и для единого Христа и за верование в него и невраждование единое против него по примеру других удостоит и их подтверждением своим учиненного им духовниками их разрешения от грехов, и не только своим помилованием и прощением всех преступлений их, но и одарением их в будущей жизни самою низкою, очень с малыми выгодами сопряженною и такою степенью блаженства, которое при всем несчастии своем они слишком еще довольны будут и станут благодарить еще Господа и признаваться, что они по малочисленности своих хороших дел и того недостойны, и что и то уже величайшим счастием для себя почитать должны.
   
   Внук.
   да! .. И это легко, быть может, и было бы и это хорошо! И если это будет в самом деле так, то количество и одних сих может простираться до многих миллионов, и для помещения и сих одних потребно уже великое пространство земли новой.
   
   Старик.
   Третий, такой же особый, так сказать, класс из народов сих составлять может быть будет из всех тех живших до пришествия Христа на землю, кои вели жизнь добрую, богоугодную и отменную от прочих, и жили не в идолопоклонничестве, а почитая истинного Бога в усердном ожидании обещанного Спасителя мира, в особливости же из принадлежащих к еврейскому, в особенном союзе с Богом находившемуся народу, искупленные Господом Спасителем, и при снисхождении его во ад освобожденных из-под власти Сатаны. Всем сим, а особливо благочестивым евреям, как принадлежащим к народу всегда любимому Господом, и которой не позабыт будет и тогда, как название ворот святого града тому свидетельствует, назначено будет также по мере их добрых дел особенная степень блаженства, а может быть, и особенное местопребывание от прочих.
   
   Внук.
   Сие гадательное предположение и о сих кажется не противно здравому смыслу.
   
   Старик.
   Кроме всех сих остается еще несметное множество и до многих и миллионов простирающееся количество других будущих обитателей нового мира, а именно всех умерших в младенчестве и в малолетстве и не могших еще в продолжение краткой жизни своей ни добрых, ни худых дел производить, и ни наград, ни наказания не заслуживших. О судьбе и участи всех сих, а особливо родившихся от христианских народов и умерших крещеными хотя мы ничего с точностию и достоверностию предполагать не можем, но сомневаться в том нельзя, что Господь не преминет учинить с ними сего того, что беспредельная его благость, любовь, милость, милосердие и человеколюбие внушать ему станет и что и им оказана будет всякая справедливость. Впрочем, как кажется, то судьбе и участи и всех сих нельзя быть единоравной. А уповательно, что все те, кои рождены были от христиан и крещены и чрез святое и великое таинство сие включены были в новой союз с Богом и со Христом, отличены будут и чем-нибудь много от прочих не имевшим сего счастия в нынешнем мире, подарены будут самою низкою степенью будущего блаженства. И буде гадательное мнение их, которых о том имеет какое-нибудь основание, что души их в продолжение всего того времени, которое было между рождением их и кончиною нынешнего мира, учены и наставляемы они были ангелами, и приготовляемы к каким-нибудь особенным в будущую блаженную жизнь должностям, или, как думают иные, оные должности совокупно с ангелами уже отчасти и исправляли, то почему знать, может быть, они и по воскресении своем назначены будут к исправлению каких-либо неизвестных нам в новом мире должностей, и может быть, будет им еще возможность улучшить час от часу нравственное свое состояние и чрез то делаться достойным к получению в продолжение времени лучшей и выгоднейшей степени блаженства.
   
   Внук.
   Да! И эта мысль, а особливо последняя, кажется сообразна со всем здравым рассудком! И почему знать, может быть, сие так и будет! Но относительно до прочих, умерших в младенчестве и малолетстве некрещеными, и не в христианских народах, которых количество верно простираться будет до несметного множества миллионов, чтоб такое, по крайней мере гадательно, думать и предполагать можно было?
   
   Старик.
   Определение участи сих надобно предоставлять уже единому произволу Господа и тому, что по святейшему своему правосудию, благости, человеколюбию, милости и милосердию учинить с ними заблагорассудит. А нам нельзя ничего положительно и даже гадательно предполагать, а разве то только одно, что как они не сделавшись еще ни в чем виновными, не заслуживают включенными быть в общество отверженных на страдание во всю вечность в аде, то не назначатся ли они по ужасному множеству оных составлять на новой земле наипростейший и несколько подобный нашему простому народу народ, и, по совершенной их невинности освободятся хотя от страдания и мук, но не будут еще пользоваться никакими выгодами блаженной жизни, а назначатся к отправлению каких-нибудь неизвестных нам должностей, и, может быть, имеющим отношение свое не только к Богу, но и к самим праведным, удостоенным высокой степени блаженства. Без всяких занятий и упражнения и в единой праздности оставаться и им едва ли можно, а что-нибудь и они должны будут делать, когда и самые Ангелы исправлять и ныне многоразличные предписанные им дела и должности, а по всему вероятию и в будущей жизни не в совершенной праздности находиться будут, а также что ни есть, а какие-нибудь должности исправлять и дела производить будут должны. Наконец, почему знать, не будут ли преподаваемые и сим людям какие-либо способы и средства к улучшению своего нравственного состояния и к приобретению чрез то и им какой-либо, хотя самой низкой степени блаженства, что, кажется, не могло быть несообразным с известными нам святейшими свойствами всемогущего и всеблагого Господа.
   
   Внук.
   Да, дедушка! И это гадательное предполагание имеет, как кажется, некоторую имоверность.
   
   Старик.
   А таковое ж или несколько подобное тому гадательное мнение можно иметь и о всех тех живших до сего и ныне еще живущих народах, кои по каким-нибудь обстоятельствам неозаряемы еще были и быть не могли ни малейшим лучом просвещения, а особливо христианского, и до коих совершенно не доходило еще никогда ничего из относящегося до христианского и самого даже еврейского закона -- все сии, как думать надобно, судимы будут по естественному также и потому закону, которой начертан всемогущим зиждителем мира на самых сердцах их и предписующий им, что им делать и чего не делать должно. И в рассуждении всех сих безсомненно учинено будет сообразное с бесконечной премудростию, правосудием и милостью Господней! И как и между оных нельзя что б не было отличающихся от прочих какими-нибудь лучшими и богоугодными делами, то когда не всем в зверстве, дикости и лютости жившим, так по крайней мере сим лучшайшим из них, может быть, оказано будет от всеблагого и милосердного Бога какое-нибудь милосердие. И почему знать, не назначено ли будет для существования и им в новом мире совсем особое и удаленное, как от обиталища отверженных и проклятых, так и от селений праведных и блаженных место, где они ни в страданиях, ни в блаженстве находиться будут, а чем-нибудь за добрые их наградятся. А впредь и сим может быть преподаны будут способы к повременному улучшению своего нравственного состояния, и к приобретению себе какой-либо лучшей и выгоднейшей участи. Обо всем том хотя и нет ни малейшего упоминания во всем Священном Писании, но чего и чего не может воспоследовать от милости господней к бедным его тварям, а особливо к тем, которые сколько-нибудь отличались лучшим житием перед другими, жившими в явном враждовании с Творцом своим и заслужившими чрез то вечное осуждение на жизнь страдательную.
   
   Внук.
   Можно, конечно, дедушка, иметь и сего рода гадательные помышления, и не могло бы чрез сие некоторым образом решиться и то дерзновенное возрождение многих, которые иные отваживающиеся судить о делах господних делают в рассуждении судьбы всех сих народов. Мысль о преподании каких-нибудь способов к улучшению впредь нравственного их состояния как-то мне в особливости нравится и имеет в себе нечто утешительное.
   
   Старик.
   Мысль о сем будущем улучшении нравственного состояния людей, принадлежащих к упоминаемым в Апокалипсисе народам, имеет натуральное сопряжение свое с другой мыслию, а именно с той, что в нравственном состоянии сих народов будет еще много и недостаточного и такого, что требовало бы поправления и улучшения, также много и худого, происходящего от продолжения действий их дурных склонностей и стремительств, перешедших с ними в новую жизнь при их смерти. А не по пустому же сказано в помянутом описании святого града как всеобщей столицы господней, что в оной не будет входить ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи. Ибо из сего слова выходит само по себе то следствие, что в тогдашних народах будет и такое, что нечисто и предано мерзости и лжи, то есть некоторые еще дурноты и пороки, что все подверженные им не будут входить во град святый. Да и самое упоминание, что листья древа жизни будут служить к исцелению народов имеет так же какое-то особое и таинственное значение. Также достойно особенного замечания и следующее речение, помещенное в том же почти месте в Апокалипсисе: "Блаженны те, которые соблюдают заповеди его, дабы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами. А вне псы и чародеи, и любодеи и убийцы, и идолослужители и вся любящий и торящий ложь".
   
   Внук.
   Да, дедушка! И это подает повод разным мыслям и заключениям. И если слова сии имеют соотношение свое не к нынешним, а тогдашним будущим народам, то чуть ли не будет и между иными происходить и производиться ими каких-нибудь худых дел, требующих не только исправляться, но и самого отпускания грехов их, не будет ли сего в самом деле и не до них ли отчасти относится то достопамятное речение самого Господа Иисуса Христа, о котором говорили мы прежде и выводили из него то следствие, что иные грехи отпускаемы и прощаемы будут и в будущем веке. Однако, предоставляя все сие совершаемой еще неизвестности, хотелось бы мне еще вас, дедушка, спросить об одном обстоятельстве.
   
   Старик.
   О каком таком?
   
   Внук.
   А именно, будут ли или не будут между сими народами да между самыми блаженными и праведными в будущей блаженной жизни какие-нибудь начальства и подчиненности у одних у других? Очень бы любопытен я был о сем узнать.
   
   Старик.
   Положительно решить сей вопрос, хотя нам никак не можно, поелику нам в точную подробность все обстоятельства, относящиеся до жития праведных и блаженных совершенно неизвестны, но гадательно, и с довольным вероятием предполагать можно, что начальствам, подчиненностям и повиновению одних другим быть почти непременно должно, ибо без того не может существовать никакой порядок и благоустройство, а сему нельзя не быть и в будущем новом мире, а сверх того и упоминание о царях в Апокалипсисе не предполагает ли само по себе, что сим царям надобно будет иметь у себя и подчиненных, а кроме сих, может быть, будут и многие другие начальствы и подчиненные им и так далее. К тому же некоторым образом относится и сказанное некогда самим Спасителем нашим изречение, что Апостолы его будут сидеть на двенадцати престолах, и каждой из них будет начальствовать над особым коленом народа еврейского, следовательно, не они ли будут и царями оными, а Апостол Павел, избранный для просвещения язычников, не будет ли иметь под начальством своим и всех блаженных из прочих народов. Словом, таковые начальствы не имеют ничего не сообразного с божескими свойствами, когда мы знаем, что и между самыми Ангелами есть чиноначальствы, власти и подчиненности.
   
   Внук.
   Да! .. Теперь вижу я и сам, что невозможности в том никакой не предвидится и быть ей, кажется, не можно, и что требовать будет того и мой порядок и благоустройство, которому нельзя что б не быть и в новом мире. Но теперь хотелось бы мне поговорить с вами, дедушка, еще о самом существе блаженства будущего, и в чем оное наиболее состоять будет.
   
   Старик.
   О сем нужно нам поговорить, а притом будет сие и потому кстати, что мы обо всем, относящемся до устройства нового мира, теперь уже переговорили и осталось поговорить только о сем наиважнейшем предмете и тем все наше дело кончить. Однако не отложить ли нам лучше сие до завтрашнего вечера для того, что может быть наберется и много кой-чего, о чем можно и нужно будет поговорить относительно до сего предмета: а в такую подробность входить севодни уже некогда. Видишь, что почти уже смерклось.
   
   Внук.
   И конечно так, дедушка! За нами никто не гонит, и спешить не для чего. А чем обстоятельнее и подробнее будем обо всем говорить, тем лучше, и для меня приятнее и полезнее будет. А между тем, приношу вам за сегодняшнее все мою покорнейшую благодарность.
   

РАЗГОВОР 9
О УЧАСТИ ПРАВЕДНЫХ И БJIАЖЕНСТВЕ ИХ

   Старик.
   Ну-ка, мой друг, садись-ка и приступим к окончанию нашего дела! И поговорим особенно о участи всех тех, которые в продолжение нынешней своей жизни старались при готовить себя таким образом к будущей, что б им можно питать себя лестною надеждою иметь в оной обещанное Господом блаженство, и поговорим о самом существе сего блаженства, сколько нам об оном гадательно думать, воображать и предполагать можно и о котором всякому небесполезно иметь хотя некоторое и такое понятие, какое нам в нынешней жизни об оном иметь только можно, ибо совершенного и полного никак нам еще нельзя, поелику оно превосходить будет все наши мысли и воображения.
   
   Внук.
   А потому самому и мне хотелось бы, дедушка, знать сколько можно о том более, и я не могу изобразить вам, с какою охотою и любопытством готовлюсь я слушать все, что вы о том говорить станете.
   
   Старик.
   Что блаженство сие будет разных степеней, из которых одна степень будет превосходней во всем перед другою и сопряжена будет с множайшими выгодами, как я о том отчасти уже и упоминал, в том не можно никак сомневаться, -- поелику не все удостоенные блаженством единоравное в жизнь свою имели счастие быть равно Богу угодными и приобресть от него к себе не только отличную любовь, но и самое дружество, но одни более в том и в угождение ему успели или имели к тому случай и возможность, нежели другие, а сии меньше, нежели третьи, и так далее, а оттого и степеней блаженства, полученного за то в награду, может быть много разных и не во всем единоравных.
   
   Внук.
   Этому так кажется быть надобно.
   
   Старик.
   Верховнейшею степенью будут, без сомнения, пользоваться все угоднейшие в жизнь свою Господу всех прочих более и сделавшись чрез то не только первейшими его любимцами, но и самими друзьями ближними, к чему всех таковых принадлежать будут праотцы, патриархи, пророки и благочестивейшие из мужей и прочие люди, жившие во времена до воплощения Христова, а из живших при нем и после его апостолы и ревностнейшие из учеников и преемников их старающихся об основании и распространении христианства на земли. Так же все святые отцы, пастыри и учители и другие подвигами своими особенно угоднейшие Богу. Таким же образом воспользуются особою степенью блаженства и все пострадавшие за Христа и мученики обоего пола, а за сими и из прочих праведников те, которые житием и делами своими соделались наиугоднейшими Господу Богу. Всех сих высших степеней блаженные достойны будут быть обитателями и Согражданами святаго града и местопребывания самого господа Иисуса Христа. По великости блаженства их можно уже многое заключать по следующим словам, слышанным святым апостолом Иоанном от самого Бога о сем городе: "И слышала громкий глас с неба говоривший: "Се Скиния Божия с человеками, и он будет обитать с ними. Они будут его народом и сам Бог с ними будет Богом их. И отрет слезу от очей их и смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет." Далее сказано о сем же городе: "Ничего не будет в нем проклятого, но престол Бога и Агнца будет в нем и рабы его будут служить ему, и узрят лице его и имя его будет на челах их и будут царствовать вновь и вновь". Вот слова немногие, но многое значащие, и из которых можем вывести следующие последствия. Первое, что они не будут никогда чувствовать уже никаких прискорбий и неприятностей во все продолжение их вечной и бесконечной жизни, а будут ощущать единые только радости, веселия, приятности и удовольствия сякого рода. Во-вторых, будут удостоены сего лицезрения Господа, которое по всем отношениям будет составлять верх всего блаженства и которым преимуществом, как кажется, удостоены и одарены будут далеко не все праведные, а только те одни, которые наиболее прочих соделались ему любезными. Ибо как лицезрение сие Господа во всем его божественном величии и славе сопряжено будет с ощущением такого удовольствия, которое никак нельзя изобразить словами и потому самому и составлять будет высочайшую степень блаженства, то и пользоваться оным будут не все, а только первейшие любимцы, а прочие как кажется, сего счастия удостоены не будут, равно как и самого существа Божеского находиться будут не в состоянии. Что ж касается до человеческого образа и вида самого Господа нашего Иисуса Христа, то зрением на оного пользоваться будут множайшие, а сверх того удостаиваться иногда самим собеседованием с ним, чем он их как друзей и любимцев своих осчастливливать будет. Блаженства же, проистекающего от самого сожития вместе с Господом, никак изобразить не можно, а особливо если припомнить слова и просьбу Господа Спасителя нашего к его отцу небесному о учениках своих и прочих и которые были, между прочим, следующие: "Молю тебя, Отче! Да все будут едино, как ты Отче во мне и я в тебе, так и они да будут в нас едино ... Я в них, а ты во мне да будут совершены воедино ... Отче! которых ты мне дал. Хочу, чтобы там, где я, и они были со мной, да видят славу мою, которую ты мне дал". Вот, мой друг, слова, из коих заключать можно, что блаженство оных будет таково велико, какого не имеют и самые ангелы. Словом, оно будет таковое, что никакими словами его изобразить не можно.
   
   Внук.
   Да! Это преимущество ужасное. И как счастливы будут все, которые удостоятся получить оное.
   
   Старик.
   Счастия сего удостоятся, может быть, и многие, ибо Господь в помянутой последней молитве своей к отцу между прочим упомянул и следующее: "не сих только (то есть учеников своих) молю, но И верующих в меня по слову их", а как моления его безсомненно Богом Отцом были услышаны, то и многие воспользуются помянутых преимуществами. Что же касается до прочих степеней блаженства, не столь возвышенными как сии, и которыми будут осчастливлены и множайшие из праведных, то они сопряжены будут со всеми выгодами, о которых упоминал я прежде, а именно, что все они будут совершенно от всяких прискорбий, горестей, болезней и всех неприятностей, каким мы в нынешнюю жизнь подвержены бываем, и что по самому тому оставаться им будет чувствовать единые только веселия и удовольствия душевные, и оные иметь они будут в изобилии великом.
   
   Внук.
   Но что бы им подавать стало повод к тому?
   
   Старик.
   Что касается до прискорбия и неудовольствий, то как в нынешней жизни бывает, они либо телесные, либо душевные -- то все первые потому не могут ими чувствуемы быть, что тогдашние инако уже устроенные тела их не подвержены будут ни болезням, ни другим всякого рода неприятным ощущениям, и они не будут претерпевать никаких озлоблений и болей. Души же их хотя и будут со всеми силами своими и действиями их продолжаться быть такими ж, какими были они в их прежней жизни, но во всех праведных и блаженных будут находиться они несравненно в лучшем положении и порядке, и такого внутри их беспорядка, какое обыкновенно происходит в душах ныне от действия дурных и негодных стремительств, склонностей, привычек, и страстей уже не будет, а если будет, так нечто малое и ничего незначащее, поелику все они угнетены и в крайнее ослабление приведены уже ими не только в прежнюю уже жизнь, но и в помянутое время после смерти оных, и потому не в состоянии будут производить обыкновенные их действия, как то: горестей, печалей, досад, грусти, опасений, прискорбий, зависти, ненависти, злобы, гневливости, ревности, любостяжания, любострастия, гордости, высокомерия, любомщения и других тому подобных, негодных склонностей и стремительств и всякого рода душевных неудовольствий, ибо всего того там уже не будет, что в нынешнем суетном мире причиняет нам всякого рода неудовольствия и неприятности, а, например, печалиться и горевать будет им не о чем, ничего они терять и ничего лишаться не будут, досадовать, сердиться и злобиться будет не на кого. Никто не будет причинять им неправд и обид, притеснений, гонений, оклеветаний, поношений, ругательств, обманов, грабительств и телесных побоев и оскорблений и всем тем и прочим тому надобным подавать повод и причины к каким-либо неудовольствиям, ибо в сем новом мире, по словам святого апостола Петра, обитать будет единая только правда. От всех действия корыстолюбия, так много человека в нынешней жизни занимавшего, и к бессчетным заботам, трудам и беспокойствам их побуждавшего, а нередко до бед и опасностей, а при лишений чего-нибудь до горестей и до самых отчаяний доводящего -- они тоже уже освобождены будут. Никаких ослепляющих богатств, золота и серебра и других тленных и ныне так много уважаемых вещей иметь они не будут, да нужды в том никакой встречаться не станет. В сем мучительных действиев имеющих происхождение свое от любострастия или сластолюбия также не будет. В числе обитателей нового мира будут хотя не одни мужчин, но и женщины, и сих последних может быть еще и более нежели первых, но между обоими полами не будет уже тогда никаких греховных и непозволительных связей и сообщений, кроме только единой наичистейшей душевной любви и дружества, ибо, по словам самого Спасителя нашего, не будут там ни жениться, ни <нрзб> в замужество и потому не будет тогда никаких соблазнов и стремительств к насыщению скотских вожделений, ни мучительных действий ревности и чувствования досад и неудовольствий на препятствия при достигании желаемого. От самого высокомерия гордости самолюбия и надменности, как от пороков тогдашней жизни несовместных, будут они также удалены и к страстям сим не причастны. Обид и телесных озлоблений никаких терпеть они не будут, следственно, и мстительности будут они чужды: коварств, происков, криводушия, неправд, всякого рода неустоек, мздоимств, неправых присвоений, домогательств к приобретению чего-нибудь чужого и прочего тому подобного не будет. Славолюбия, тщеславия, пышности, щеголяния чем-нибудь, подражания и обожания мод, так много ныне людей мучающих, равно как и непомерных к чему-либо охот, пристрастий и привычек быть уже не может, следовательно, и поводов к досадам и неудовольствиям с ними сопряженными являться не станет. Таким же образом будут они совершенно освобождены от всех соблазнов и прельщений злых духов, доводящих ныне людей до толь многих худых дел.
   Их уже тогда не будет между ими в таком множестве находиться, как ныне. Все они от них удалены и в вечном заточении сами стенать станут и развращать блаженных будет некому -- самых случаев и поводов к каким-либо несчастиям и бедствиям в тогдашней блаженной жизни уже не будет.
   
   Внук.
   Да! .. Всему уже тому, как кажется, так быть надобно, но одно уже неимение всех неприятностей телесных и душевных составит уже знаменитую часть блаженства будущих обитателей нового мира, но к удовольствиям какие же бы могли они иметь и поводы?
   
   Старик.
   И сии, то есть удовольствия, могут быть и тогда так же, как и ныне, двоякого рода и состоят отчасти в телесных, отчасти душевных удовольствиях и приятных ощущениях. Что касается до первых, или телесных, при всей достоверности, что и тогдашние тела их иметь будут чувствы зрения, слуха, осязания, а может быть, и обоняния, кроме единого только вкуса, то хотя нам и неизвестно, какого устроения будут тогдашние их чувства и не совершенней ли нынешних? Но в том сомневаться не можем, что они будут иметь зрение и в состоянии не только видеть, но и утешаться виденными красотами местоположений и других вещей в новом мире, которых может быть несравненно еще будет более, нежели в нынешнем мире, и потому чувство зрения может доставлять им более приятностей, нежели сколько чувствуем мы ныне, а особливо при рассматривании чудесного нового устроения всех видимых вещей натуральных, и самое видение ангелов и их действий, к чему может быть иметь они будут способность, может доставлять им уже множество и таких удовольствий, о каких мы и понятия не имеем. Что касается до чувства слышания, то если будут там подлинно иные твари, а особливо птицы, то могут услышать они слышанием их разных и приятных голосов. А если б и сего не было, то слышанием разных пений человеческих, а паче того, слышание пений ангелов, может доставлять им еще гораздо чувствительнейшее удовольствие, нежели какое производит нынешнее пение песней духовных певчими и самая музыка. Да кроме сего самое слышание словес других при разговорах и собеседований между собой, а особливо с ангелами, если они будут ими пользоваться, может доставлять им тысячу удовольствий и гораздо еще чувствительнейших, нежели какое мы ныне чрез слышание чувствуем. Что касается до удовольствия, которое доставлять им будет чувство осязания, то об оных мы ничего судить не можем, поелику нам совсем неизвестно, какою атмосферою будет окружена тогдашняя земля и будут ли или не будут какие насчет погоды и перемены. И в случае перемен тепла и холода, спокойств или нынешнего состояния воздуха, и сухости и влажности, может быть, и тогдашние тела в состоянии будут более или менее чувствовать приятости перемен сих, чему не мудрено и быть, если предполагать, что будут они иметь домы и обиталища, могущие либо умножать приятности их жития, либо уменьшать некоторые неприятности, чувствуемые от перемен тогдашних погод. А в рассуждении удовольствий, могущих происходить от обоняния, если оное они иметь будут, можем мы только предполагать в таком случае, если поверхность земли будет одета травяными и древесными растениями, а особливо цветочными и приятное благовоние от себя производящими.
   
   Внук.
   И подлинно так, дедушка! И одни приятности, доставляемые им их телесными чувствами, могут много увеличивать их блаженство, а особливо если сей стороны ничего неприятного не будет встречаться и происходить С ними. Но о душевных удовольствиях что вы мне скажете?
   
   Старик.
   О, мой друг! Сих могут они иметь несравненно еще множайшее количество и гораздо еще чувствительнейших. Происходить они будут от совершенного действия всех в душах их обитающих хороших склонностей и стремительств: и чем оных в ком будет более, тем вящее и множайшее удовольствия и приятности происходить будут в душах их от насыщения и удвлетворения оных. И легко статься может, что и разность в степенях блаженства будет основываться наиболее на том, в ком более или менее они будут действовать. Все они могут также быть некоторым образом двоякого рода, и одни проистекать от удовлетворения в некоторых пунктах их умов, а другие от удовлетворения и насыщения вожделений и стремительств, относящихся до их воли.
   
   Внук.
   А сем желал бы я, чтобы вы, дедушка, мне сей пункт объяснили более.
   
   Старик.
   Хорошо, мой друг! Я и постараюсь объяснить тебе сие, сколько могу в рассуждении удовольствий, имеющих отношение свое к их умам или разума, и одно удовлетворение их любознания и любопытства, имевшим оное и в нынешней уже жизни, может доставлять им тысячи наиприятнейших удовольствий, а особливо блаженным высокой степени. Вообразить себе только нужно, что все и вся в сем новом мире будет для них ново, все не знакомо, и все возбуждает в них любопытство и стремительство к узнаванию всего в точность. Инаких и каких удовольствий не будут они иметь при рассматривании всего чудесного премудрого устройства новой натуры и при постепенном узнавании оной: Может быть, тогдашнее устройство всемогущим Господом произведено будет с такой бесконечною премудростию и узнавание всего тогдашними обитателями нового мира предназначено будет про исходить таким же образом не дружно, а постепенно, как то происходит ныне при открывании и узнавании всего устроения и действий натуры, и устройство новой натуры будет таково, что постепенное познание оной будет продолжаться во всю вечность, в продолжение которой, может быть, волю всемогущего Господа по неисповедимым его намерениям и судьбам угодно будет производить по временам и еще другие какие-либо чудные перемены и перевороты. То тогда и ныне новые открытия и познания всем естества испытателям и другим любопытным людям доставляет множество великих удовольствий, тогдашним любопытным обитателям нового мира могут доставлять они несравненно еще множайшие и величайшие удовольствия, и они ими во всю вечность могут наслаждаться.
   Кроме сего какими удовлеторениями своего любопытства могут они пользоваться и наслаждаться при собеседованиях с другими, более их обо всем сведущими людьми, могущими им рассказывать о чудесах, производимых всемогущим Творцом при устроении нынешнего и тогдашнего мира, о премудром управлении обоими ими, и в непостижимости и с нынешним судеб его, о чем может быть будут они узнавать чрез собеседования с Ангелами и другими святейшими и праведными мужами, жившими прежде и после их. Самые свидания с сими последними, особливо с теми, о которых они в нынешней жизни наслышались и личное узнание оных и наслаждение их повествованиями может доставлять им тысячу удовольствий. Да и кроме сих в таких случаях, если по счастию находится они будут в одном месте и сожительствовать вместе с какими-нибудь из тех людей, которых они в нынешней жизни знали и их любили и почитали, а особливо если они иметь будут счастие жить вместе с которыми-нибудь из своих такую ж блаженную участь получившими ближних родственников, предков, родоначальников, или бывших им милыми и любезными друзьями и приятельницами, то каких и каких удовольствий не будут они чувствовать от всегдашнего сожития с ними, от частого собеседования с оными и при расспрашивании их обо всем и обо всем до прежней их жизни на свете относящемся? А легко статься может, что Господь по благоутробию своему и для доставления благоугоднейшим ему множайших удовольствий, распорядит так, что всем тем из блаженных, кои в нынешней жизни принадлежали к одному роду или семейством, назначено будет иметь пребывание свое в одном месте или в близком и таком расстоянии, чтоб могли они иметь частые между собою свидания и увеселяться собеседованиями друг с другом, или в случае сожительства вместе утешаться господствующим во всем семействе своем единодушием, искренною любовию, согласием, миром, взаимными ласками и спокойствием душевым, удаленным от всяких несогласий, вражды, своенравия и других пороков, нарушавших в нынешние времена толь часто счастие семейственной жизни. А легко статься может, что при таких сожитиях и свиданиях между собою иметь они будут возможность какими-либо с тогдашнею жизнию сообразными разными непорочными и несравненно все нынешних наших лучшими и приятнейшими забавами и увеселениями. Далее каким удовольствием могут наслаждаться обитающие вне столицы и вдали от оной, но имеющие дозволенный и невозбранный вход в оную, при бывании временно в оной, от личного взирания на своего Спасителя, своего Господа Иисуса Христа и слышания даже святейших глаголов его, а того паче, в случае удостаивания их собеседованием с собой? Или от самоличного узнания и узрения преблагословеннейшей счастливейшей и предпочтеннейшей из всех живущих на свете жен святейшей его матери, и от слышания также ее глаголов, с какими восторгами и восхитительными удовольствиями будет сопрягаться таковое созерцание оных так же видение архангелов, ангелов, херувимов, серафимов и других небесных сил и духов светлейших. Самое узрение первейших наших прародителей Адама и Евы, Ноя, древнейших праотцев, патриархов и друзей Господних Авраама, Исаака, Иакова и детей сего последнего, пророка Моисея, царя Давида и других пророков И святых В древности мужей и живших после апостолов и учеников христовых, знаменитейших мучеников, пустынножителей, благочестивых царей, патриархов и других святителей и учителей церковных, знаменитейших угодников и других святых мужей и слышание их бесед и глаголов, удостоение от них ближайшего знакомства с собою может доставлять им бесчисленные удовольствия и наиприятнейшие минуты в жизни. Далее какой неисчерпаемый источник удовольствий, радостей и веселий может проистекать от самого общественного сожития со всеми другими блаженными обитателями Новой Земли вблизи или вдали пребывающими при свиданиях обхождении и собеседовании с ними, и от мирного любовного откровенного, согласного, благоприятного, кроткого, взаимнопочтительного, услужливого и наиприятнейшего всех и каждого между собою. Не будет между ими господствовать никакой гордости, высокомерия, надменности, презирательства, недоброхотства, зависти и никаких иных в прежнем мире бывших пороков, но господствовать будет между ими повсеместно наичистейшая взаимная любовь, почтение, уважение друг друга, благоприятство, взаимное друг другу угождение и услужливость и прочие действа наилучших склонностей и стремительств душевных.
   
   Внук.
   О, дедушка! Какая завистная прелестная приятная и блаженная жизнь будет сия! И одно воображение оной производит в душе уже великое удовольствие! Какие радости, веселия и удовольствия в самом деле при всем том, о чем вы теперь упоминали, не могут быть чувствуемы и какие частые наслаждения?
   
   Старик.
   Далее можно с вероятностию предполагать, что множество удовольствий будут они чувствовать и от собственных своих дел, занятий и упражнений, какие по всему вероятию они разные иметь будут
   
   Внук.
   И подлинно, дедушка! Неужели им во всю их вечную и бесконечную жизнь жить в совершенной праздности и не иметь никаких занятий и упражнений? От сего могла бы произойтить скука, а этому как-то кажется едва ли быть можно?
   
   Старик.
   Всеконечно так, и что иметь они будут какие-нибудь свои занятия, дела и упражнения, в том и сомневаться почти не можно, а особливо при помышлении, что они жить будут не на небе и не в воздухе, а на земле.
   
   Внук.
   Но любопытно бы очень знать и, хотя не наверное, а гадательно предполагать, какие бы и какого рода могли б быть сии занятия и упражнения оных?
   
   Старик.
   В точности и о сем хотя судить не можно, но с вероятностию можно предполагать, что какия бы они ни были, но не будут сопряжены ни с какими отяготительными трудами и неприятностями, но все производиться будут с охотою и удовольствием и все увеличивать станут их благоденствие и блаженство, Впрочем, и они могут быть отчасти телесные, отчасти душевные. К первым могут принадлежать какие-нибудь хотя нам неизвестныя занятия и упражнения домашние: при предполагании, что иметь будут у себя домы и обиталища, и почему знать -- может быть иметь они будут в них некоторый род хозяйства и разные дела к оному относящиеся и с ними сообразны. Может быть, иметь они будут собственные свои и особенные древесные насаждения и в них заниматься сами насаждениеми воспитыванием разных дерев кусточных и травяных растений и заниматься тем отчасти сами, отчасти при впоможении других своих знакомых и друзей, Далее, могут состоять они в ближних и самых дальних путешествиях, предпринимаемых ими самопроизвольно в какие-нибудь отдаленные селения и города, для узнания оных, или в них обитающих каких-либо именитейших блаженных и для сведения с ними знакомств, с которыми, может быть, иметь они будут какие-нибудь заочные сношения и сообщения своих мыслей и чуствований. Далее, может быть поручаемы им будут либо от самого Господа, либо от начальств над ними какие-нибудь особые дела и исправления каких-либо должностей, либо во время пребывания своего в домах, либо при случае путешествий своих, предпринимаемых по повелениям. В путешествия таковые безсомненно, не будут сопряженными ни с каким долгими трудами, а того меньше с какими-либо опасностями и бедствиями, коим ни с кем и никаким уже быть не можно. Целью путешествий таких может статься будут обитающие в отдаленности в особых местах и самые те многочисленныя народы, о которых говорили мы прежде и которым нужны либо научения, либо наставления к усовершенству их знания и улучшению нравственного их состояния, и чрез то к улучшению их благосостояния и блаженства, и таковое дело препоручаемо быть может тем из блаженных, которые имеют более нужных к тому состояний и способностей. Таковое ж, и не инако как с приятностию производимое дело, может быть, предпринимемо будет сими либо самопроизвольно, либо по поручению от начальства для научения всему нужному самых тех многочисленных обитателей нового мира, которые померли в нынешнем мире в младенчестве и малолетстве и которых будет в оном несметное множество. Все они может быть будут обитать в рассеянии между прочими блаженными, и назначаемы, может быть, будут для помогания им при всех их домашних занятиях и делах, и вкупе к тому, что б они могли пользоваться наставлениями инаучениями от них всему, что им нужно знать и что производить следует для получения лучшей степени блаженства и себе.
   
   Внук.
   Ах, дедушка! Мысль сия, как мне кажется, достойна не только замечания, но даже вероятия особливого. В самом деле, с таким великим множеством сих в младенчестве и малолетстве умерших и потом вместе с прочими воскресших невинных, но ничего еще в жизнь свою не знавших людей что-нибудь, а будет предпринимаемо. По самому святейшему благоутробию и благости Господней можно заключать, что не оставлены и они будут в забвении и небрежении, а осчастливлены будут от Господа попечением об них и о пользах оных, а особливо по известному желанию его, чтобы все его создания, не бывшие его врагами, пользовались, колико можно, блаженной жизнью, а чрез рассеяние и размещение их между прочими блаженными может произведена быть сугубая польза, во-первых самим им чрез научение их всему нужному, во-вторых самым наставникам их чрез помогания их им во всех их занятиях и упражнениях. А почему знать, может быть, милосердие Господне со всем угоднейшим ему блаженным прострется и далее и до того, что ко многим из них при помянутом размещении малолетних присоединены будут из умерших в младенчестве и малолетстве самые те, которые в прежнюю жизнь их были собственными их детьми, внучатами и правнучатами и либо при них еще, либо после них умершими и принадлежали к их роду или близким родственниками чрез самое то составлены будут из них целые семейства, и как много могло б сие увеличивать блаженство праведников, какия могли б быть обрадованные при свидании с ними и узнавании их и какие удовольствия при сожительстве с ними, обучении их и поспешествовании их благоденствию!
   
   Старик.
   Да! И эта мысль не удалена от имоверности, и может для иных весьма утешительна быть. Но сего довольно будет относительно до занятий телесных, что касается до занятий умственных, или душевных, то состоять они могут в упоминаемом мною прежде рассматривании и узнавании всей тогдашней натуры и устроения оной, а того паче в множайшем от часу познавании всех божественных свойств и совершенств зиждителя мира, а особливо его непостижимой премудрости в устроении оного и управлении оным. Также в узнавании всего того, что относится до мира духов, до дел и упражнений самых ангелов и других сил небесных.
   Узнаванием всего того могут они пользоваться при собеседовании с самими ими или с знавшими то более, нежели они знаменитейшими блаженными,
   
   Внук.
   Да! .. Это много их занимать собою может,
   
   Старик.
   Наиглавнейшее их и множайшее мысленное и душевное, а вкупе и телесное занятие и дело будет состоять в хвалении и прославлении самого невидимого бесконечного и всеблагого Творца и зиждителя мира и триединого своего Господа и Бога в изъявлении ему пламенной своей любви и глубочайшего своего ему почтения, в воспевании ему хвалебных песней, в изъявлении словесных душевных искреннейших чувствований, благодарности за все и вся оказанные от него несметныя милости и благодеяния, а Господу Спасителю своему за искупление спасения и избавления их от вечного страдания, а Божественному Святому Духу за просвещение их и вспоможение им при исправлении своей искаженной прежней натуры и воспроизводстве дел богоугодных. Колико можно частейшее занимание себя мысленными словесным собеседованием с сим непостижимым, хотя и тогда, может быть, не совсем видимым, но вездесущим, но всегда их видящим и слова их слышащим Божеским существом, будет составлять наилучшую и превосходнейшую часть их тогдашнего блаженства, о приятности которого можем мы отчасти судить и заключать и по тому великому удовольствию, какое чувствуют и в нынешнюю уже жизнь привыкнувшие, в том упражняющиеся и признающиеся, что в минуты сии нередко ощущают они такие восхитительные удовольствия душевные, которых приятность не могут они никак изобразить словами и о каких, к сожалению, множайшие люди и малейшего понятия не имеют. Удовольствия, которые не иначе как предвкушаниями и частичками будущего блаженства почитаемы быть могут, но кои в будущую жизнь будут еще несравненно превосходнейшими и чувствительнейшми. А сим и оканчиваю я, мой друг! Теперь все, что мог тебе рассказать о душах умерших людей и о участи оных, а особливо блаженных в будущей жизни. И сего будет для тебя уже довольно.
   
   Внук.
   Ах! Довольно и предовольно, дедушка! И я не знаю, как мне возблагодарить вас за все ваши труды и за все, рассказанное мне вами! А скажу только, что вы всем тем, а особливо изображением будущей блаженной жизни праведных, произвели в душе моей множество новых и таких чувствований и стремительств, каких я не имел до того, и которые неведомо как побуждают меня вожделеть и прилагать возможнейшее старание о снискании и доставлении себе хотя небольшой частички будущего блаженства.
   
   Старик.
   В получении оного не можешь и не должен ты никак и отчаиваться, а утешать себя верною о получении того надеждою. Если только ты превозвыся дух свой над всеми мечтательными и суетными прелестьми и ничтожностями мира сего, твердо решишься и расположишься не упускать никак, покуда еще жив нынешнего благодатного времени, в которое есть еще способ, удобность и самая возможность к приобретению того, и употребишь к тому известные вспомогательные средства, и с прямым усердием просить станешь Христа, Господа Спасителя твоего о вспоможении и тебя в том чрез содействие свое и божественного Святого Духа.
   
   Внук.
   О, когда бы только мог я успеть в том! Как бы я желал того и как бы благодарен был за то Господу.
   
   Старик.
   А я в заключение всего скажу, что того же всеусердно желал бы я не только тебе, мой друг, но и другим не только молодым, но и самым пожилым обоего пола людям, носящим вместе с нами имя христиан. Чтобы они когда-нибудь удосужились и собрались пристально и прямо подумать о том, что дление жизни их нимало им неизвестно, что не только годы, месяцы и дни, но каждой час нынешнего существования их на свете по многим отношениям чрезвычайно для них драгоценен, что скоро ли или не скоро И они умрут, и умрут, может быть, скорее, нежели думают. Что как бы кто обманными мечтами ни уверял себя, что с нынешнею жизнию кончится и все существование их. Но этого не будет, и быть не может, что вернее всего то, что всякой при телесном умирании остается сам по себе живым и переходит только в иную жизнь, что скоро или не скоро, а будет некогда время, в которое при разрушении всего ныне видимого нами мира, получит и он новое и инаго уже устроения тело. И с оным назначится ему вечное пребывание на вновь устроенной Зиждителем мира земле. Что тогдашней новой жизни не будет никогда уже конца. Что всем нам предстоит будущая вечность, что никто от ея не увернется и не избежит. И что горе, и большое неизобразимое горе будет всем тем, для коих будет злополучна! Что вечность сия отнюдь не составляет безделки, о которой не стоило бы труда помнить, а особливо о несчастной. Что и одной мысли о пребывании миллионы миллионов лет в сообществе со злыми и проклятыми духами, осужденными на вечное страдание в мрачном обиталище ада и огненном мучении, и тех, коих мучения надлежало бы всякого при водить В трепет и содрогание.
   Что при нынешнем образе нашей суетной и грехами переполненной жизни всего легче можно подвергнуть себя несчастию быть включенным в такое проклятое общество и вместе с ним терпеть невообразимые мучение. Что из оного не будет никогда уже освобождения и что всякому нужно бы и очень нужно было подумать, что все прелестности нынешнего обыкновенного светского житья далеко не стоят того, чтоб для них подвергать себя опасности быть некогда включенным в число сих злосчастных и не хотеть никак поддерживать малозначащими утехами нынешней нашей жизни, снискать толико лестной и завидной участи праведных и никакими словами неизобразимому блаженству оных. Что все надежнее получить оное чрез одно устное христианство, а ношение только на себе одного звания оного, или чрез единое покаяние пред смертию и при конце своей жизни подвержено великому сомнению и далеко не так верно, как надежда подлинных и деятельных христиан, и что всего легче можно в том обмануться, что Христос Спаситель наш, от решения, которого все наше будущее счастие и злополучие зависит будет, требует от нас не такого христианства, какое наиболее у нас в обыкновении, но лучшего и совершеннейшего. Что нужно и крайне нужно иметь с ним ближайшее, а существенно сообразуясь со всеми данными от него повелениями вести жизнь лучшую и богоугоднейшую и употребить все то, чрез что можно приобресть его к себе благоволение и назначение нам в будущей жизни лучшей и выгоднейшей участи. Вот чего желал бы я всем прочим! Но сим и кончу я свое дело.
   
   Внук.
   А от меня примите же теперь за все и вся наичувствительнейшую мою благодарность
   

Конец

   Сочинено и писано Андреем Болотовым в 1823 году в месяце марте и апреле на 85-м году его жизни.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru