Болотов Андрей Тимофеевич
Несчастные сироты

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драма в трех действиях

  

Андрей Тимофеевич Болотов

Несчастные сироты

Драма в трех действиях

Сочинена в Богородицке, в 1780 года

   Болотов Андрей Тимофеевич. Избранное.-- Псков: изд-во ПОИПКРО, 1993.
  

Действующие лица

   Агафон Злосердов, дворянин.
   Митрофан, сын его.
   Серафима, дальняя родственница Злосердова, живущая у него в доме.
   Ераст, брат ее маленький.
   Граф Благонравов.
   Родивон, дядька Ерастов.
   Дмитрей, мальчик, слуга Ерастов.
   Мариамна, служанка Серафимина.
   Ерофей, слуга Злосердова.
   Еще двое служителей Злосердовых.
   Лакей графский.
   Офицер.
   Солдаты.
  

Действие в лесу на площадке

  

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  

Театр представляет полянку в лесу, вдали видна вода и горы, а на берегу в горе пещера, и подле оной накладена большая поленница дров, лежит плаха и несколько не изрубленных сучьев.

  

Явление 1

  
   Родивон (один, рубящий дрова и от усталости перестающий и бросающий топор.) Фу! Какая беда! Ажно устал! Рубил, рубил до того, что из сил выбился. Пот ручьями течет, а руки хоть прочь отруби! (Утирается воротом рубашки.) А все еще кажется мало! (Кладет последние полены на поленницу и пяденями меряет). Да! Мало! И не достает еще многого. А уже поздно! Беды как не успею, и буде боярин заедет, а урок мой еще не вырублен, замучит меня опять сей лютый и немилосердный человек. И так отпотчивал он меня изрядным образом, болит и теперь еще спина от последних побой. А все это мне от сынка его, Митрофана Агафоновича. По милости его терплю я все это гонение. Намутил и насказал отцу такую небылицу на меня, какой мне и во сне не снилось, и радуется, что удалось надоумить его приставить меня стеречь лес сей и луга в нем, а в самое тож время и сии проклятые дрова и целые поленницы рубить. Но что говорить! Тот и сам давно уже искал случая отлучить меня от детей. Оба они изрядные люди! и каков сынок, таков и батюшка! Об обоих по пословице сказать можно: что сын в отца, а отец... Но ах! что это я говорю и их хочу злословить, вот я опять забылся! Нет, Бог с ними. Быть терпеть. Но о себе я уже и не забочусь. Хоть лихо и мне пришло жить: но как мое дело рабское, так куда уж ни шло, а жаль-то мне, и очень жаль бедных детей моего покойного боярина Серафиму и Ераста. Сокрушается сердце мое об них обоих. Пропали они бедные! Есть ли Бог не избавит их каким-нибудь особливым случаем от сего злодея немилосердного. Погубит он их обоих. До сего времени хоть я им служил некоторою подпорою, а ныне совсем они стали беспомощны. Боже мой! что были до сего все мы? и что теперь? жили в совершенном благоденствии, а теперь доведены все до крайности. Господин дядька и первый служитель в доме, будь теперь лесником и дровосеком! Стереги лес и луга и ответствуй за всякое деревцо и за всякую травинку! А бедные, бедные дети, какой не претерпевают нужды и зла! Не могу вообразить всего несчастного состояния их и понять, чем бы они сие заслужили. Но ш... что-то шумит... (слушает). Нейдет ли кто? Уж не в лес ли кто забрался?
  

Явление 2

Родивон и Дмитрий.

  
   Дмитрий (вбегает). Дядюшка Родивон! Какой-то мужик приехал в лес и хочет траву косить. Я ему говорил, чтоб не косил, но он не слушает. Поди, дядюшка, выгони его: а то ведь ведаешь, каков боярин, неровно увидит, так опять беды.
   Родивон. Боже мой! Какие это люди: человек и так не знает, что делать от напасти, а они и с стороны еще прибавляют! Но где же, Митюшка, он и в котором месте?
   Дмитрий. Вон там, дядюшка, подле большой дороги на Васильевской поляне. Побеги поскорей. Он начал уже косить!
   Родивон. Да, быть бежать! О когда бы!..
   Дмитрий (во след ему). Да приходи же, дядюшка, скорее назад, мне много есть тебе кой-чего нужного рассказать.
   Родивон (из-за кулис). Хорошо!
  

Явление 3

  
   Дмитрий (один). Бедный! не знает еще, не ведает, что новые беды на него уже готовы. И от прежних побои не зажила небось спина, а не миновать еще катанья. Барин и рвет и мечет и злится ужасть как на него. Насказали опять и Бог знает что. И как-то ему, бедному, будет отделываться. Но эх! жаль, что я не сказал, чтоб он постарался поймать этого мужика. Хоть бы то послужило ему в оправдание! А то как по доброму своему сердцу да он его выпустит, так и доказать будет нечем. (Смотрит ему вслед). Эх! ушел уже далече, а то сказал бы я ему. А не скоро он назад будет, однако подожду я его и расскажу. Жаль мне сего бедного добросердечного человека, но что ж мне до того времени делать! (Осматривается кругом, смотрит за кулисы и дивится).
   Э! Сколько у него дров-то нарублено! Порубиться было и мне на досуге. (Берет топор, кладет плаху, начинает рубить, потом бросает топор). И! пропади они совсем! Устанешь впрахе с ними окаянными. Да как это он, бедный, их столько на всякой день нарубливает? У меня и руки бы отвалились прочь, есть ли б хоть один, день порубиться. Я покорно благодарствую. Пойду-ка я лучше между тем к девкам и с ними что-нибудь поскалозублю. Небось, они ягод набрали уже много. Не накормят ли меня ими, Родивон-то не скоро будет. (Уходит).
  

Явление 4

  

Серафима одна. Выходя в задумчивости

  
   Ахти, куда это я забрела! (Озирается). И не ведала, как отстали от меня девки. Но ах! Все это произошло от моей задумчивости или лучше сказать от горя и напасти. Не ягоды и не грибы завели меня сюда в лес, а единое смущение! Не знаю, бедная, не только что делать, но что и думать теперь. Но ах! И здесь горе мое не уменьшается. Не утешают и прекрасные места более, но увы! еще более печаль мою умножают. Вот это место памятно мне еще с малолетства: оно напоминает мне покойных моих родителей. Вот на этом берегу сиживали мы с покойной матушкою. Она любила сие место и называла его очень прекрасным. А вон на том бугре распрощались мы с покойным батюшкою, когда он отъезжал на войну. Не могу без слез вспомнить о том времени. Увы! К чему оставлена я от вас обоих в таком малолетстве и совершенном сиротстве! Не была бы я, конечно, в таких смутных обстоятельствах, когда б оба вы были еще вживе. (Усматривает Мариамну).
  

Явление 5

  

Серафима и Мариамна

  
   Серафима. Ты здесь, Мариамна! Но что ж ты одна, а где другие девки?
   Мариамна. Они поотстали, сударыня, неподалеку. Им попались грибы, и они брать их стали, а я, приметя, что вы находитесь в задумчивости, пошла за вами. Серафима. Спасибо, Маримнушка, что хоть ты меня в моей горести не оставляешь.
   Мариамна. Ах! сударыня! Мне долг сие велит: я была бы неблагоусерднейшая тварь, если бы сего не делала: печаль и сокрушение ваше мне равно чувствительны. Я не могу покойна быть, видя вас в такой горести.
   Серафима. Ах что же делать, Мариамна, когда я так несчастна. (Плачет.)
   Мариамна. Вот! Вы уже опять за слезы. Что в том хорошего? Долго ли этому быть?! Вы глаза, сударыня, все выплачете.
   Серафима. О, Мариамна! Разве не знаешь ты всех моих напастей? Можно ли мне не плакать, когда со всяким почти днем новые причины к слезам по милости моего дядюшки получаю?
   Мариамна. Но что вы слезами своими сделаете? Поможете ли себе хоть на волос?
   Серафима. Знаю, что не помогу, но что делать, когда сердце не может вытерпеть. Грусть переломила меня: совсем, и я глаз не осушаю с самого того времени, как побывал у нас намняшняй гость. Чай самая нелегкая его к нам приносила.
   Мариамна. Но что ж такое, сударыня, он сделал?
   Серафима. Ах! Мариамна! Ты нового моего горя совсем еще не знаешь, ты на это время отлучалась, и это без тебя было. Что он сделал?-- спрашиваешь ты, а вот только то, что прибавил напасть к напасти и слезы к слезам. До сего времени хоть та была мне отрада, что я ласкалась надеждою, что авось-либо когда-нибудь избавлюсь я из сих варварских рук и из сего проклятого дома, а ныне до того доходит, что лишаюсь и сей последней отрады, не могу льститься и тою надеждою. Словом, Мариамна, погибла я навек, ежели это сделается. (Плачет.)
   Мариамна. Да что такое, сударыня? Пожалуйте мне скажите. Удостойте меня этой поверенности. Вы знаете, что мне ваше благополучие дорого и что я вам от всего моего сердца всякого добра желаю.
   Серафима. Так, Мариамна, это я давно знаю, и до сего времени усердием твоим ко мне всегда была довольна, и могу сказать, что за то и сама тебя, как сестру родную, любила. Но ах! Я слыхала, что все в свете переменяется: так боюсь, чтоб не сделалось того когда-нибудь и с тобою.
   Мариамна. Со мною! И! сударыня! С чего это вы взяли? Да чему такому со мною сделаться и как мне перемениться?
   Серафима. На свете бывает всякая всячина. Сегодня мы таковы, а завтра совсем инаковы быть можем.. Так неравно, не переменилось бы и твое ко мне сердце.
   Мариамна. И! Что вы, сударыня! уж бы мне вас перестать любить и почитать. Сохрани меня от того. Боже! Разве я с ума сойду и сама себя позабуду. Нет, нет, матушка, не думайте этого никогда обо мне! Но помилуйте! Что вам это вздумалось, уже не насказал ли вам кто чего-нибудь на меня. Домок у нас изрядны! Не имеете ли вы на меня уже какого подозрения.
   Серафима. Нет, Мариамнушка, а мне так что-то, пришло в голову, чтоб не вздумала и ты сообщиться когда с моими гонителями и быть заодно с дядюшкою.
   Мариамна. Мне! Мне! Чтоб от вас отстать и быть заодно с дядюшкою! С этим подлинно злосердовым и не человеком, а зверем? И! Что вы, сударыня, затеяли? Разрази меня, Бог, ежели только подумаю о том.
   Серафима. Хорошо, Мариамна, так я тебе все расскажу.
   Мариамна. Пожалуйте, матушка, ничего не опасайтесь.
   Серафима. Ты знаешь, Мариамна, что по сие время почитал дядюшка меня своею племянницею и роднёю, а ныне выходит, что я ему чужая и так далеко родня, что сыну его на мне жениться можно. Намняшний гость считал как-то родню, растолковывал сие дядюшке и его в том уверил, а он-то и взял в голову.
   Мариамна. Что вы говорите, сударыня! Ах! Боже мой! И он вправду хочет женить сынка-то своего на вас?
   Серафима. Конечно, и это более нежели справедливо. Дни за два запершись в кабинете, рассуждал он сперва один сам с собою, а потом с сынком своим, и мне удалось нечаянно подслушать все навсе. И о! Мариамна? Чего я тут не слыхала! Сердце у меня замирает, как о том вспомню. Тут-то узнала я прамо моего дядюшку и каких он об нас мыслей. Словом, не мы ему дороги, а наши деревни, они прельщают его до бесконечности: ему их-то прибрать к рукам хочется.
   Мариамна. И! проклятой, да разве нам всем навеки погибнуть?
   Серафима. Суди сама, Мариамна, и подумай! Куда мы годимся, если это сделается; ты знаешь моего мнимого братца Митрофана. Ну как мне с едаким повесою и уродом жить? По всему видно уже и теперь, что он нравом не лучше будет своего дядюшки.
   Мариамна. Еще хуже, сударыня. Вы еще не так его хорошо знаете, как я, и не все его проказы и шалости ведаете. Господи! Да разве людей на свете не будет, чтоб этакому скареду владеть вами. Пропади он скверный! Мне вспоминать о том не хочется. От него-то более и беды горят в доме. Но что ж! Дурак-то на то и соглашается?
   Серафима. Бог его знает, что у него на уме! Что-то он проворчал, но я не могла хорошенько вслушаться. Но как-то не соглашаться? Недаром было мне уже о том от дядюшки и предложение.
   Мариамна. Ш... ш... идет Ерошка сюда, сударыня, молчите для Бога или поотойдите на часок от меня. Вы ведаете, что он любимец сынка вашего дядюшки Митрофана. Не подослан ли он подсматривать за нами.
   Серафима. Хорошо, я отойду и схоронюсь за кусты. (Уходит.)
  

Явление 6

  

Мариамна и Ерофей

  
   Мариамна (в сторону). Притворюсь, будто ищу и беру и ем ягоды. (Вслух). Какие же хорошие и сладкие.
   Ерофей. Ба! Кого это я вижу: это ты, Мариамна! Да и одна одинешенька, что это ты, моя голубка, здесь делаешь?
   Мариамна (не оглядываясь). Ты ведь не слеп и видишь, что беру и ем ягоды.
   Ерофей. Накорми же и меня ими, сударка.
   Мариамна. Как бы не так; нет у меня для тебя набранных.
   Ерофей. Куда же ты какая неразговорчивая! Нимало некстати быть такою хорошенькою, а столь грубою. Куда ты право хороша, Мариамна. Ей-ей красавица сущая!
   Мариамна. Хороша, да не для тебя.
   Ерофей. Это я знаю, а что ж хотя бы для меня?! Разве и я не молодец? Посмотри-ка.
   Мариамна. Изрядной! Но пошел-ка, пошел, куда шествовал, нечего тебе здесь делать.
   Ерофей. Да! Я хочу брать вместе с тобою ягоды.
   Мариамна. Их и для одной меня здесь мало. Слышишь, пошел или я...
   Ерофей. Ну! что ты!.. Ничего -- а послушай-ка лучше, скажи-ка мне, где боярышня.
   Мариамна. Она вон там с девками. Поди туда, так там ее найдешь, буде она тебе надобно.
   Ерофей. Хорошо, я пойду, но между тем послушай-ка, Мариамна (подходит к ней ближе и хочет ее взять за руки). Мне хотелось бы у тебя нечто спросить.
   Мариамна (толкая его прочь). Фу! какой неотвязный! Слышишь, пошел. (Уходит.)
  

Явление 7

  

Ерофей один

  
   Эдак она сверканула! И след уже простыл. Хороша эта девка, но несговорчива, проклятая! Уже не одну я от ней сорвал оплеуху. Но посмотрим, как-то она против боярина поступит. Что-нибудь, а на уме у него есть. Недаром велел он ей купить новое платье. Между тем исполнить было то, зачем сюда пришел. (Идет к поленнице и меряет.) Ладно! Недостает еще многого. Побежать же мне скорей и сказать молодому боярину, что дров мало, и протчее все сделано, как он приказывал. (Уходит.)
  

Явление 8

  

Серафима и Мариамна

  
   Серафима. Ушел ли он и довольно ли далеко?
   Мариамна. Ушел, сударыня, насилу унесла его нелегкая, но пожалуйте ж, матушка, продолжайте вашу речь: так дядюшка вам уже и предлагал, что ж вы на? то сказать изволили?
   Серафима. Что ж мне сказать, кроме того, что ж залилась слезами. А он вспыхнул и осердился и, уходя прочь, дал мне сроку только до сегодняшнего вечера. Сказав, что когда добровольно не соглашусь, таю не посмотрит на меня, а прибавит и неволи. Сии-то слова меня всего более тревожат. Я теперь ни жива ни мертва и дожидаюсь возвращения его из города, как: своей смерти.
   Мариамна. Но пожалуйте! Сударыня, как же можно ему, женя сына своего на вас, завладеть вашими деревнями? Ведь они еще не ваши, а Вашего братца Ераста.
   Серафима. Ах, Мариамна! Я позабыла тебе сказать, что они что-то многое говорили и о братце Ерасте, но более все пошептом. А услышала я только последнее слово. Что об этом де много заботиться не для чего: коли де сам не околеет, так грибок этот неважен.
   Мариамна. И! Что они окаянные! Уже не помышляют ли они его известь каким-нибудь образом. Чего доброго, от сих проклятых людей все статься может. Батюшка давно Бога ни во что не ставит, и греха у него ни в чем нет, а и сынка-то тому же выучил.
   Серафима. Ах! Сие-то меня более и заботит, нежели: все прочее: я боюсь, чтоб не сделали они чего над ним бедным: не даром он к нему так лих и терпеть его не может.
   Мариамна. Ну! сударыня, вести сии очень нерадостны, и дело наше худенько. Теперь что делать, я уже сама не знаю. (Осматривается). Экое горе, на ту пору нет здесь и Родивона нашего, хоть бы с ним мы посоветовали о том.
   Серафима. Да разве он здесь живет?
   Мариамна. Думаю, что здесь. Митька сказывал, что у него здесь в лесу пристанище в пещере, которая ему вместо шалаша служит, а пещеру вот я вижу. Конечно, это она: посмотреть было, нет ли его в ней.
   Серафима. Посмотри, Мариамна, а мне очень хотелось с ним поговорить. Дядюшка и об нем много говорил с сынком своим.
   Мариамна (подходит к пещере и кличет) Родивон! Родивон! Здесь ты? Нет, сударыня, никто не откликается: посмотреть, не спит ли он. (Входит в пещеру и выносит книгу.) Нету! А лежит вот только его книга. Знать, ушел он осматривать лес, либо луга.
   Серафима. Эх жаль! что его нет. О сем добросердечном человеке я не однажды плакивала. И мне за усердие его к нам его очень жаль. Дядюшка мой всего более опасается, чтоб он ему в намерениях его не помешал. Это расслушала я довольно ясно. И для того затевают они и; его каким-то образом скорее с рук нежить. О сем-то хотелось было мне ему бедному сказать! Покличем-ка, Мариамна. (Кричит.) Родивон! а Родивон!
   Мариамна (кличет). Родивон! Родивон! (Слушает). Ах что-то шурстит, сударыня! Идет кто-то. Уж не зверь ли какой, сем посмотрю. (Уходит за кулисы и тотчас выбегает опять.) Ах, сударыня, идет сюда какой-то незнакомый господин с слугою.
   Серафима. Что ты говоришь? Ахти куда ж нам деваться! Побежим прочь, чтоб не увидел.
   Мариамна. Куда бежать! Он уж близко. Скроемся лучше в сию пещеру (бежит и кидает книгу). Ступайте скорее, сударыня. (Входят обе в пещеру.)
  

Явление 9

  

Граф Благонравов и его лакей.

  
   Граф (с трубкою табаку). Поди скажи людям, чтоб из кареты лошадей на часок отложили и пустили б на лужайке тут же на траву, чтоб немного поели и отдохнули, а сам приходи ко мне на сию прекрасную площадку. Да не увидишь ли кого в лесу, послышались мне женские голоса, не за ягодами ли они ходят. Так вели купить и принеси ко мне.
   Лакей. Слышу, Ваше графское сиятельство... (Отходит.)
  

Явление 10

  

Граф один осматриваясь

  
   Ах, какое это прекрасное место! Какая милая площадка! Как нарочно сделанная для гульбища! Истинно она достойна того, чтоб ею полюбоваться. Какое прекрасное зрелище представляет очам сия вода! сии берега! И эти горы! Ах! натура! Как ты в иных местах прекрасна, и какое утешение можешь принесть умеющему тобою любоваться! (Усматривает на земле лежащую книгу.) Ба! Это что такое? Лежит там книга! Откуда бы она взялась сюды и какая такая? (Идет, поднимает, смотрит надпись и читает.) Христианин в уединении! А! Это милая, любезная и знакомая мне книжка! Конечно, потеряна она кем-нибудь, видно, что и здесь есть охотники до чтения таковых полезных книжек. Хорошо, но куда же девать мне ее. Жаль мне будет, ежели она пропадет, положу я ее, где лежала, может быть, хозяин вернется и пошедши по стопам своими ее найдет. (Кладет.) Но эх! испортится она от земли и сырости. Сыскать было мне камень и подложить под нее. (Озирается кругом и усматривает пещеру.) Ба! Пещера какая-то здесь видна. Не обитает ли в ней какой пустынник. Не он ли ее обронил! Пойду, посмотрю, не тут ли он? (Подходит и, усмотрев сидящих в ней девиц, отпрыгивает прочь, а они между тем кричат: ах!)
  

Явление 11

  

Граф, Серафима, и Мариамна

  
   Граф. Боже мой! Не привидение ли я какое увидел.. Смертные ли это люди или мечта! Возможно ли в лесу и в такой пещере обитать красавицам таким? (Подходит, снимает шляпу, кланяется и говорит.) Сударыни! Не испужал ли я вас? Я очень буду сожалеть, если обеспокоил вас своим приходом.
   Серафима (выходя из пещеры). Никак, сударь! А. мы, сударь... мы жи... мы выш... (озирается).
   Граф. Пожалуйте, меня не пужайтесь и не опасайтесь ничего. Я никакого зла не сделаю вам... Но дозвольте только спросить себя: каким образом находитесь вы в этой пещере, нельзя статься, чтоб вы в ней обитали?
   Серафима. Нет, сударь...
   Граф. Но ежели смею спросить... кто вы таковы к каким случаем зашли в этот лес?
   Серафима. Мы, сударь, живем неподалеку отсюда. Бот тут вблизи находится село и дом наш, откуда я вышла прогуляться в этой роще с девками, которые берут здесь ягоды по лесу. Но Бога ради, милостивый государь, не сделайте нам никакого зла и не приумножьте тем напастей наших. Мы и без того довольно несчастны.
   Граф. Боже меня от того сохрани! Я и злодеям моим, сударыня, стараюсь не делать зла, а не только чтоб похотел сделать оскорбление особе, одаренной такою красотою, которая мне ничего не сделала.
   Серафима. Так дозвольте ж нам удалиться.
   Граф. Сударыня, это состоит в совершенной воле вашей. Я хотя усердно бы хотел слышать о несчастиях, -вас угнетающих, и за великое бы одолжение почел, если б вы меня об них известили, но не отваживаюсь вас удерживать ни на минуту.
   Серафима. Наши несчастия многочисленные, и повествование об них будет долго: обстоятельства не дозволяют мне пробыть здесь долее ни на минуту, и так извините, сударь, что я... (кланяется).
   Граф. По крайней мере дозвольте мне спросить, не ваша ли эта, сударыня, книжка, которую я вот здесь нашел, не вы ли ее обронили?
   Серафима (смотрит). А! Это Христианин в уединении! Моя, милостивый государь! Но потеряла ее не я. А я дала ее читать одному несчастному служителю, живущему в этой пещере. Конечно, он ее, бедный, обронил.
   Граф. Куда ж прикажете мне ее деть? Вы ли ее от меня возьмете или мне положить здесь ее в пещеру?
   Серафима. Положите ее здесь, сударь.
   Граф. А вы, конечно, сего рода книг не жалуете?
   Серафима. Ах нет! сударь, а у меня она любимая. Я ее наизусть почти знаю. Но теперь она мне не надобна.
   Граф. Да для чего ж, прекрасная незнакомка?
   Серафима. Я, сударь, упражняюсь в чтении другой и прекрасной же книжки о красоте натуры! Простите, милостивый государь. (Отходит.)
   Граф. Простите, красавица дорогая. (Смотрит ей вслед.)
  

Явление 12

Граф один.

  
   Боже мой! Какое это прекрасное сотворение натуры! Какая невинность и украшенная еще разумом и охотою к чтению книг, и книг еще столь полезных. Какие прелести! Весьма бы мне хотелось знать, кто она такова и какие бы ее несчастия были. Очаровала она меня в один миг своими прелестьми. Куда жаль, что она ушла так скоро.
  

Явление 13

Граф и лакей.

  
   Граф. Что? Отпрягли ль лошадей?
   Лакей. Отпрягли, ваше сиятельство. Но баб никаких нет, разве прикажете нам самим набрать для вас ягод. Их множество в лесу.
   Граф. Очень хорошо. Пойдем же к карете. Я немного отдохну, а вы понаберите мне ягод. Да посмотрите еще, не найдете ли вы кого-нибудь здесь в лесе. Хотелось бы мне спросить кой о чем.
  

Конец первого действия.

  

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  

Явление 1

  

Родивон один (входя на театр)

  
   Бегал! бегал! и из сил ажно выбился. Но всем беганьем своим ничего почти не сделал, а только что навлек на себя новые заботы. Сегодняшний день в особливости несчастен. Таки со всех сторон и, как нарочно, согласились привесть меня в хлопоты и беспокойствы. И дьявол их знает, когда это они косили и рубили. Давича вполдни все было цело и сохранно. В одну почти минуту наделано пакостей неведомо сколько и кем таким, самому Богу известно. А за все-то про все должен буду я отвечать. Как-то мне бедному отделываться. По всему видимому не миновать мне сегодня опять плетей, когда по несчастию моему приедет опять в лес тиран наш! Но что-то хотел сказать мне еще Митютка. Где-то он делся. Небось, ушел брать ягоды негодной. (Кличет.) Митютка! а Митютка! (Митютка за кулисами вдали откликается: Ау!) Где ты! Поди сюды! Говори, говори да молви, а дело мое худенько! Изувечит проклятой! Но как быть, воля Господня, быть терпеть, хоть душою не виноват. Я ведь не Аргус и не сто у меня глаз, чтоб можно было мне в одно время и во всех местах осмотреть, а сверх того мне и не растянуться всюду и всюду. Беды только мои, что мне не поверит, что столько пакостей бездельники в одну почти минуту наделали.
  

Явление 2

Родивон и Дмитрий

  
   Родивон. Куда же ты зашел! Сам велел приходить скорей да и сгинул.
   Дмитрий. Дядюшка! Я не отходил далеко, а все-то и дело тебя посматривал, но ты что-то долго не бывал. Я хотел было домой уже бежать.
   Родивон. Чего, Митька! впрах измучился бегаючи по лесу.
   Дмитрий. Ну! Не правда ли моя, не было ли мужика?
   Родивон. Ах дружок, более нежели правда! Но этот мужик уж бы и так и сяк. Этому не удалось почти ничего сделать -- не успел начать, как я пришел.
   Дмитрий. Ахти, дядюшка, не отпустил ль ты его?
   Родивон. Нет! а он сам ушел. А что ж хоть бы и отпустил. Дело знакомое, этого я знаю, это родня нашего приказчика. Не знаю только я других-то бездельников, которые наделали мне пакостей множество сегодня.
   Дмитрий. Как, дядюшка, разве нашел ты еще кого-нибудь.
   Родивон. Людей-то я не нашел, сами они руки и ноги не положили, а пакостей, наделанных ими, множество видел. Но-о! Когда бы послал мне их Бог, так бы я с ними, верно, не расстался. Легко ли, дружок! Только что срублены деревья, так совсем и лежат. Не успели еще и увезти, окаянные. Не знаю, не ведаю, как этого я не слыхал.
   Дмитрий. Как! разве и лес порублен, и это подлинно правда!
   Родивон. И не в одном еще месте, а в целых пяти. В трех лежит он еще тут, а из двух и увезен совсем, а одни только сучья и листья, а травы выкошено и Бог знает сколько, и, к несчастию, все еще в притчинных местах и на самом виду, так что нельзя боярину не увидеть, как скоро он в лес приедет. Дмитрий. Эх! Как же мне жаль, что я не пришел к тебе, дядюшка, ранее и не остерег тебя заблаговременно. А все удержали меня почти насильно: не мог никак оторваться.
   Родивон. А что? Разве ты о том что-нибудь ведал?
   Дмитрий. Чего дядюшка: боярину еще давича поутру сказывали, что у тебя в лесу нездорово и что леса будто вырублено множество. Трава вся выкошена, ягоды и грибы выбраны, и он на тебя очень сердит и, отъезжая давича в город, говорил, что, приехавши оттуда, посмотрит сам, и буде правда, то обузует тебя не на живот, а на смерть. Я с тем нарочно и пришел к тебе сюда, чтоб остеречь и уведомить.
   Родивон. Господи! да как же они так скоро обо всем этом проведали. Я недавно, кажется, ходил по всему лесу, и все было цело и здорово, и, по всему видимому, наделаны пакости тогда, как я дрова рубил, а это было только что перед твоим приходом.
   Дмитрий. И! что ты, дядюшка! Они о том еще давича поутру говорили.
   Родивон. Давича поутру! Не знаю же я теперь, как это так, а давича поутру было еще цело. Я на самых тех местах был, но ничего не видал. Но не знаешь ли ты, кто сказал о том барину?
   Дмитрий. Боярину-то сказал сынок его Митрофан, а ему кто сказал, того уже не знаю, а видел только, что говорил он и шептал что-то долго с приказчиком нашим и о чем-то просил и ему кланялся. Не насказал ли он ему. Ведь ты знаешь, что он их, а не наш, и тебе всегда злодействует.
   Родивон. Чего доброго. Это всего легче статься может, но не знаю, как же это так. Просил и кланялся, говоришь ты, но не мог ли ты подслушать, о чем таком просил он его?
   Дмитрий. Нет! а только слышал, что приказчик его уверял при отходе, что будет все исполнено верно.
   Родивон. Великий Боже! Уже не подкоп ли это все под меня. Уже не нарочно ли велено было все сии пакости наделать, чтоб привесть меня в новые побои. От Митрофана Агафоновича статься все может. Ненависть его ко мне довольно мне известна.
   Дмитрий. Чего доброго: и догадка твоя, дядюшка, чуть ли не справедлива. Мне пришло теперь на память, что приказчик побежал тогда же посылать куда-то мужиков, я сам это видел, но что-то приказывал он им шепотом.
   Родивон. Ну! Так нет в том и сомнения. Боже мой! Какие это люди! Но не говорили ли они еще чего?
   Дмитрий. Еще вспомнилось мне, что говорили они что-то о мухоморах, и приказчик хотел послать нарочно за ними.
   Родивон. Да это на кой черт им?
   Дмитрий. Уж я, право, не знаю, мух что ли морить. Только знаю, что мухоморы сысканы, и я сам их от приказчика приносил и отдал Митрофану Агафоновичу, а он, очистив с них красную кожу, на что-то искрошил их с другими грибами.
   Родивон. Это опять нечто новое.
   Дмитрий. И, дядюшка, у нас и не то еще новое есть.
   Родивон. А что такое еще?
   Дмитрий. У нас скоро, сказывают, свадьба будет: хотят женить Митрофана Агафоновича.
   Родивон. Что ты говоришь? Уж этого негодяя, этого сквернавца женить! Чего уже они не затеют!
   Дмитрий. Да на ком еще спросишь, дядюшка! Говорят, что на барышне нашей Серафиме.
   Родивон. И! врешь, Митька, этому нельзя статься.
   Дмитрий. Правда, дядюшка! Какой-то гость приезжал и насказал, что будто она ему неродня и так далека, что жениться можно, а боярин-то и взял в голову.
   Родивон. Не с ума ли они все сошли?
   Дмитрий. Уже я того не знаю, только старый боярин и спит и видит то, и с того времени, как черт на нем поехал. Дитяти нашему, бедному Ерасту житья уже совсем не стало, до того было худо, а ныне уж Бог знает что. Легко ли, дядюшка, истинно более десяти раз с того времени он его сек, да как же! Без всякого милосердия на козле, а за что и сам не ведает, а щипанцы, толчки и проклинания ежеминутно. Сегодня до того дошло, что не велел ему давать ни чаю, и во весь день ни пить, ни есть, так на него озлился.
   Родивон. Бедное несчастное дитя! Но что говорить, бедные и несчастные все мы! Погибнем невозвратно все, ежели совершится то, о чем сказываешь и чего я опасаюсь. О Боже! что будет с нами? Защити нас и помилуй!
   Дмитрий. Ах, дядюшка, послышался мне голос человеческий, уж не за срубленным ли лесом приехали, не побежать ли нам их ловить?
   Родивон. Побежим, Митютка, беги, мой друг, ты в эту сторону, а я побегу сюда, хоть бы увидеть, кто такой. О, когда бы Бог послал. (Оба убегают.)
  

Явление 3

Ераст один (держа в руках узел, завязанный в платке)

  
   Эх! Его, конечно, здесь нет! бедного Родивона! Но, постой, нет ли его в пещере. Не лег ли он отдохнуть в ней, бедненький, утомившись от трудов. Замучился, небось, впрах от них! (Подходит к пещере и смотрит.) Нету и здесь -- экое горе! -- конечно, пошел он осматривать лес! Как же мне быть? Где его сыскать? В лесу не найду его я пуще. Лучше подожду здесь его. (Садится.) Вот и дрова его! Все-то их он небось сегодня нарубил, но Бог знает, не покажется ли дядюшке моему и того еще мало. Не стал бы он его опять сечь, как мучил третьего дня совсем-то понапрасну. Ах! Как мне его жаль! Люблю я его, как свою душу. Но постой, что мне вздумалось. Вижу я, лежит и топор здесь, чем сидеть понапрасну, сам-ка я отведаю порубиться: не могу ли я ему помочь хоть немного и хоть полена два-три сделать, и то бы все ему в подспорье. Ведь он трудился же сам для меня, как меня носил на руках своих и учил грамоте. Для чего ж не потрудиться и мне для него? (Встает, берет топор, поднимает чурбан и не могши поднять.) Ох, какой тяжелый! Этого не поднять мне, сам поищу полегче. (Уходит за кулисы и вытаскивает сук.) Вот этот полегче и по моей будет силе. (Взворочивает на колоду и начинает рубить.)
  

Явление 4

Ераст и граф

  
   Граф. Вот опять новое явление!
   Ераст (оглянувшись и опуская топор.) Ах!
   Граф. Не бойся, не бойся, мой голубчик! Я тебе ничего не сделаю и, когда хочешь, так не помешаю и в работе твоей. Хоть она, правду сказать, и опасная шалость, и я бы тебе не советовал.
   Ераст. Нет, сударь, я не шалю.
   Град. Да что ж такое, голубчик мой, ты делаешь, как не шалишь. Твое ли дело рубить дрова?
   Ераст. Я, сударь, хотел помочь несчастному моему дядьке, который сии дрова рубит, и сделать ему хоть небольшое подспорье.
   Граф. Голубчик ты мой, да он бы и сам нарубил.
   Ераст. Ему, может быть, недосужно и некогда будет дорубить урок свой. А неравно дядюшка заедет, так он за то его высечет. А мне, сударь, его жаль: он нас очень любит и за нас претерпел неведомо сколько побой от дядюшки.
   Граф. Да разве он худо за вами смотрит?
   Ераст. Ах нет, сударь! Он любит нас, как отец родной, усердствует к нам очень. Но за то-то более и терпит от дядюшки. За нас-то и изволил он его приставить стеречь лес этот и за все про все и почти всякой день его сечет и наказывает.
   Граф. Что ж такой за сердитый и за злой у вас дядюшка. Да разве у вас нет батюшки и матушки?
   Ераст. Нет, сударь! Батюшка скончался на службе, а матушку убили, и мы с сестрицею остались сиротами.
   Граф. Так не один вы, а у вас сестрица есть? Не она ли, голубчик, приходила сюда недавно и которую я видел?
   Ераст. Есть, сударь, и, может быть, она недавно была здесь в лесу, ходила с девками искать грибов и ягод.
   Граф. Боже мой! Это ее брат! Так вы и живете ныне у дядюшки?
   Ераст. Да, сударь! Как остались мы сиротами и ближней родни никакой не имели, так и взял нас к себе дядюшка и управляет ныне нашими деревнями.
   Граф. Это хорошо бы, но самим-то вам не дурно ли жить?
   Ераст. Со всячиною, сударь! Однако Бог с ним, а мне не годится на него жаловаться.
   Граф. Голубчик мой! Но, ну если у него нрав крутой и бешеный, и он вас самих сечет и мучит.
   Ераст. То как-то без того. Но как же быть, знать Богу так угодно. Буди его власть со всеми нами.
   Граф. Жаль же мне вас, мои дорогие, но дядька-то ваш чего же смотрит.
   Ераст. Ах, батюшка! Его, бедного, со света согнали. Он остался было у нас вместо отца и матери, но за то, что вступался за нас, и терпит все лихо. Теперь от нас и его уже отлучили.
   Граф. Нет! Это уже слишком бесчеловечно! Но что такое, мой голубчик, у тебя в салфетке завязано. (Берет и развязывает.)
   Ераст. Полпирога, сударь! Мне дали его пополудновать! и мне не хотелось как-то есть. А съевши маленький кусочек, принес было достальное своему дядьке, зная, что ему, бедному, и есть не дают, кроме сухих и гнилых корок хлебных. Я наемся ввечеру, а он, небось, голоден, бедненькой. Но вот не застал его здесь: ушел, конечно, осматривать лес и траву, так я его дожидаюсь.
   Граф. Боже мой! Какой это милый ребенок и какое доброе сердце имеет. Куда как он мне жалок. Хвалю тебя, мой голубчик, за твое добросердечие. Жаль мне, что не застал я твоего дядьки. Хотелось бы мне с ним поговорить. Однако между тем подожди меня на минуточку здесь, любезное дитя! Я схожу только до моей кареты. Вот тут у меня лошадей кормят, и тотчас к тебе приду назад и принесу дядьке твоему денег и тебе самому что-нибудь полакомиться и какой-нибудь подарок, ты достоин того, милое дитя!
   Ераст. Хорошо, сударь, я никуда не пойду...
  

Явление 5

  

Ераст один

  
   Какой же это хороший господин! Какой ласковый! Дай Бог ему здоровье! Куда как я его полюбил. Между тем приняться было мне опять за свое дело. (Начинает опять рубить.)
  

Явление 6

  

Ераст и Родивон

  
   Родивон. И! батюшка! Что вы это делаете? Покиньте, сударь, неравно порубитесь.
   Ераст. Ах! Вот и ты, Родивон! Я хотел было тебе сколько-нибудь помочь моими слабыми силами.
   Родивон. И! голубчик ты мой! Велика ли может быть ваша подмога. Покинь, батюшка! Урок свой я почти весь вырубил, и дорубить осталось немного.
   Ераст. Ну хорошо, Родивон! Так возьми же вот себе кусок пирога и поешь. Ты, небось, голоден, бедненький, и сегодня еще не ел.
   Родивон. Ох, голубчик ты мой! Дай Бог тебе доброе здоровье, что ты меня помнишь. Но я сыт, батюшка, а небось ты сам голоден. Я слышал, что тебе не велено давать и кушать.
   Ераст. И! нет, Родивон. Я сыт. Меня накормила тайком моя мама, а сверх того удобрился и расчливился сегодня и братец мой Митрофан Агафонович и, приказав испечь себе пирог, целую половину мне дал. Но я не ел его почти, а принес весь к тебе.
   Родивон. Спасибо, батюшка. Но посмотрим-ка, что за пирожок. (Берет, рассматривает и нюхает.)
   Ераст. Он с грибами, Родивон, и хорош.
   Родивон. То-то, батюшка, я и смотрю, однако, слава Богу, что Вы его не кушали, не хочется что-то и мне его. Бог и с ним.
   Ераст. А что такое?
   Родивон. Так, батюшка, нет, ничего, говорят, что грибы ныне не очень здоровы, так есть мне их не хочется, да и вам не советовал бы я вперед кушать, а особливо когда будет давать вам их ваш братец.
   Ераст. Да для чего ж Родивон?
   Родивон. Таки-так, батюшка. Всегда вам надобно от него остерегаться. Вы знаете, сколь мало он вас любит. Так сохрани Господи, чтоб чего над вами он не сделал.
   Ераст. И! Родивонушка, хоть он меня не любит и много зла делает, но я на него, право, не сержусь. Бог с ним! А коли Бог не выдаст, так свинья не съест.
   Родивон. Так, сударик! Однако оставим это, а скажи-ка мне, батюшка, за что тебя дядюшка сегодня побил?
   Ераст. Совсем напрасно. Разгневался, для чего я о тебе отважился ему замолвить слово и сказать, что меня одевать некому. Не успел я начать его просить, как загорел огонь и поломя, и начал тебя ругать. И вор-то ты и мошенник, и совсем меня будто ты избаловал, и Господи что. А как я еще хотел было говорить, так и опрокинулся, как лев, на меня, и ну тузить и калашматить под видом, будто бы я с ним неучтиво говорил.
   Родивон. Ах, батюшка! На что уж было вам и говорить обо мне. Вы знаете, что он меня терпеть не может.
  

Явление 7

  

Ераст, Родивон и Дмитрий

  
   Родивон. Что, Митютка, нашел ли ты кого?
   Дмитрий. Нет, дядюшка, и так никого не нашел и, видно, нам почудилось, а сошелся я с одним лакеем какого-то Графа, который берет для него ягоды. Он сказывал мне, будто Граф остановился здесь в лесу покормить лошадей. Уже не вытравили б и они, дядюшка, лошадьми своими у. тебя траву.
   Родивон. Чего доброго. Но где ж бы он стоял: что ж я его не видал?
   Дмитрий (указывает). Вот здесь, сказывал он мне, подле большой дороги.
   Ераст. Ах, это, конечно, тот господин, который только теперь сюда ко мне приходил. Какой же он ласковый! Он хотел принесть и тебе, Родивон, денег и мне что-то.
   Родивон. Волен Бог и с ним и с его деньгами, а луг-то у меня вытравит и потопчет, так нечего говорить. Стоит денег, как бока-то отломают. Но о Боже! случись же такой день! Что все против меня ополчилось, и не только кто иной, но и самые проезжие. Быть бежать опят. (Отходит.)
  

Явление 8

  

Ераст и Дмитрий

  
   Дмитрий. Какой же это, сударь, граф, и зачем он сюда приходил?
   Ераст. Я не знаю зачем, только молодец, молодой и очень хороший. Он говорил долго со мною и очень ласково, сожалел об нас очень и хотел принесть. Но вот он идет уже. Родивон, конечно, разошелся с ним.
  

Явление 9

Ераст, Дмитрий, Граф и лакей.

  
   Граф. Что, голубчик мой, не пришел ли твой дядька?
   Ераст. Он теперь только здесь был и в сию минуту пошел к вам, сударь.
   Граф. Как же я его не видал, конечно, он разошелся со мною, но хорошо, между тем поди, любезное дитя, ко мне, и подай свои карманы. (Насыпает ему полны карманы конфектов и ягод, потом берет от лакея узел, связанный из платка с некоторыми вещами и отдает.) А это возьми себе еще вдобавок.
   Ераст. Что это, сударь, вы меня уже слишком одолжаете. Полно и того. А это на что мне и что такое?
   Граф. Что-нибудь! Но возьми только, мой голубчик, после увидишь дома, тебе это сгодится. Мне хочется, чтоб ты меня помнил.
   Ераст. Благодарствую, сударь, но я и так вас никогда бы не позабыл, и за одну вашу ласку я вас очень полюбил.
   Граф (вынимая несколько рублей). А это хотелось бы мне отдать вашему дядьке. Возьмите хоть вы и отдайте.
   Ераст. Нет, сударь, этого я никак не возьму, а дядька мой сам тотчас придет, так вы с ним, как изволите. А я только прошу, ежели хотите оказать ему милость, так окажите иную.
   Граф. А какую такую. Скажи только, мой голубчик, ежели можно, то с великою охотою все сделаю.
   Ераст. Прикажите скорее лошадей ваших свести с лугу, если они ходят, чтоб они меньше травы вытоптали и выбили. Бедному ему за всякую травинку достанется от дядюшки лихо. Избавьте тем его от побой.
   Граф. Ах! жаль же мне, что я этого не знал, я бы и пускать не велел, ежели б сие ведал. Добро, мой голубчик! Я тотчас велю их переловить. Но вот идет и сам он. Это, конечно, твой дядька?
   Ераст. Он, сударь!
  

Явление 10

Те же и Родивон

  
   Родивон (упадая к ногам графа). Сделайте милость, Ваше сиятельство, и не вводите в побои бедного и без того несчастного и изувеченного человека. Прикажите лошадей ваших свести с лугу.
   Граф. Сего ж часа, мой друг, сведены они будут. Я предупрежден уже просьбою от твоего питомца, и мы теперь о том говорили. (К лакею.) Поди и вели сию же минуту лошадей переловить и запрягать.
   Родивон. Покорно, сударь, благодарствую.
   Граф. Мне очень жаль, мой друг, что я не знал прежде, что у тебя господин такой лютый и что тебе сей луг приказано беречь так строго. Никогда бы я и не подумал навлечь на тебя напасть и подвергнуть за себя ответу. Но как того не можно воротить и сделалось то неумышленно, то я охотно и с лихвою заплачу господину твоему весь убыток, причиненный ему моими лошадьми, и тем избавлю тебя от наказания. Возьми вот червонец и отдай ему. Я надеюсь, что лошади мои настолько травы верно не поели.
   Родивон. Ах, государь! Милосердие ваше ко мне велико, но оно не избавит меня от наказания. Господину моему не трава дорога, а надобность только в том, чтоб было за что ко мне придраться. И так знаю уже я, что мне побой не миновать, и первое будет слово: для чего я вас приехавшего не усмотрел и допустил остановиться на лугу, и не послужит нимало к оправданию, что я в самое то время гонялся без души за подосланными умышленно выкашивать здесь траву единственно для того, чтоб меня подвесть под побои. К несчастью моему, видел экипаж и лошадей ваших теперь сын нашего приказчика и не оставит сказать о том боярину.
   Граф. Боже мой! Как мне жаль, что это так сделалось. Желал бы я душою моею тебе, моему другу, помочь, но уже и не знаю как.
   Родивон. Чего не можно, о том нечего и говорить, милостивый государь! Уже быть терпеть теперь для меня будет: сие уже не новое.
   Граф. По крайней мере, не могу ли я, мой друг, усладить тебе хотя несколько причиненное мною тебе неумышленное бедствие сею безделкою. (Вынимает из кармана и дает ему несколько рублей.) Возьми это себе.
   Родивон (кланяясь). Помилуйте, государь! На что это. Я и без того Вашим сиятельством чрезвычайно доволен. Одно ваше милостивое слово и сожаление мне всего дороже и в состоянии уже будет усладить напасть мою.
   Граф. Нет! нет! Пожалуй, мой друг, возьми и сделай же мне это удовольствие, для меня это безделка, а тебе, бедному человеку, годится. Ты достоин и не того за усердие к господам твоим и за попечение об них в сиротстве и малолетстве.
   Родивон. О, милостивый государь! Я о себе и слова бы не сказал, хоть бы еще был несчастнее нынешнего, когда б только они были счастливы и благополучны. Но ах! Они не только несчастны, но и лишаются навек почти и надежды быть когда-нибудь счастливыми.
   Граф. Слышал я уже отчасти о том от сего дитяти, но расскажи ты, мой друг, мне обстоятельнее. Я очень любопытен о том узнать и все слышать.
   Родивон. Ах, милостивый государь! Сей птенец (указывает на Ераста) с сестрою, которая его поболее и почти уже невеста, суть несчастные остатки одной благородной и крайне добродетельной фамилии. Отец и мать их составляли наиблагополучнейшую чету на свете, и были господа не только любви, но самого обожания достойны. Но небу угодно было прекратить дни обоих родителей их в самые цветущие их леты: отца сего несчастного дитяти похитила у нас немилосердная война турецкая. Не могу, государь, без слез вспомнить о сем милом и любезном господине. Судьба была ко мне столь благосклонна, что я имел счастие не только рость с ним вместе от самого младенчества, но вместе с ним языкам и всему прочему учиться и заимствовать весьма много от его хороших склонностей и качеств. Сие соединяло нас с малолетства некоторым родом дружбы, почему и во всю жизнь содержал он меня не как раба, но более как друга. При отъезде своем на службу поручил он мне воспитание и обучение сего птенца, выходившего тогда только из рук женских. И я принял на руки его к себе с особливой радостью. И за счастье почитаю, что небо помогло мне по сие время сохранить его цела и невредима и не только обучить уже многому, но и вперить в нежное сердце его хорошие склонности. Но увы! Не успело пройти и года, как в одно несчастное время лишились мы и боярыни. Нечаянно захвачена она была одною партией злодеев и умерщвлена без милосердия. По счастию удалось мне тогда сохранить жизнь обоих детей моего господина. Но со всем тем в тогдашнем смятении да и после не знали мы, куда главу приклонить. Тем паче, что в тогдашнее ж время лишились они и всех ближних своих, родственников и друзей родителей своих, которые бы могли в сиротстве их вступиться. Остался только один и самый тот дальний родственник, у которого, по несчастью, живем мы с того времени. Он вступился тогда в сиротство их и в правление деревнями. Взял нас всех к себе. Но о! когда бы сего никогда не было! Он стал владеть деревнями нашими с неограниченною властью и равно как своими и не только извлекать из них для себя весь лучший сок, но приводить все их в сущее разорение. Но что о том говорить, когда бы хоть о детях имел он надлежащее попечение и когда бы им жить было хорошо. А то увы! с сей стороны они в особливости несчастны. Не могу изобразить вам, милостивый государь, в каком жалком и бедном состоянии живут они ныне и что претерпевают от сего лютого человека. Умалчивая о прочем, скажу только, что редкая неделя проходит, чтоб сему птенцу не доставалось розг, несмотря хотя он наилучший и такой ребенок в свете, который, кроме любви, ничего не заслуживает. А о бедной боярышне и упоминать нечего, это самая редкость в их поле и сущий ангел. Не могу изобразить вам, сколь многими и изящными одарила натура ее качествами и какое доброе и человеколюбивое имеет она сердце, соединенное с острым и ко всему удобь понятным разумом, также какие прекрасные имеет ко всему хорошему склонности. Но он насильно старается делать ее дурою, хотя она во сто раз его умнее. Словом, он гонит и ее совсем с света, и если б не чтение книг ее подкрепляло, к которым сделалась она охотница, то я не знаю, чтоб из ней было.
   Граф. Но умилосердись! Неужели не мог найтиться никто добрый человек из соседей, кто б мог привесть его в рассудок?
   Родивон. Ах, милостивый государь! Он всех их от себя отогнал своим суровым и неугомонным нравом: что ж касается до меня, то я хотя и не упустил учинить всего, что внушал мне долг и любовь к покойному боярину, но все мои старания были тщетны. Покуда я молчал и не сильно еще вступался, до тех пор было еще несколько сносно. Но как увидев, что зло час от часу увеличивалось, и начал ему от времени до времени делать представления, так себя только в побои и в несчастие привел, а им не помог. С того времени озлился он на меня, и, возненавидев смертельно, гонит немилосердным образом и только о том помышляет, как бы ко мне и всякий час и чем-нибудь придраться и меня бить и мучить. А чтоб меньше мог я ему делать помешательства или не быть свидетелем всех его дел и предприятий, за несколько дней до сего измучив меня без милосердия, приставил стеречь сей лес и в нем траву, а в самое то время нарубливать всякой день целые поленницы дров, таская на себе сучья из всего леса и, буде хотя несколько урока не дорублю, или что в лесу сделается, то за все про все бьет меня и мучит.
   Граф. Фу! какой злодей!
   Родивон. Но сего еще не довольно, милостивый государь. По сей день я приписывал то одному суровому его нраву, а ныне услышал вести, из которых заключаю, что у него скрывается под тем нечто другое и странное. Граф. А что такое?
   Родивон. Ах, государь мой! Самое злое предприятие: говорят, что хочет он выдать насильно мою боярышню.
   Граф. Как! сию столь хвалимую тобою и несчастную девицу! Ту!.. ту!.. которую я... Но за кого, когда и как это? Ну! ну! продолжай.
   Родивон. Ах, государь за сущего баловня, глупца, повесу и такого негодяя, который еще хуже его будет. Словом, за своего сынка.
   Граф. Как, разве у него сын есть?
   Родивон. Есть, но который и ноги моей госпожи не стоит, который ни к чему не годится и неминуемо сделает ее навек несчастною.
   Граф. Но как же, разве ему жениться можно? Разве он ей не родня?
   Родивон. Считали как-то родню инако и нашли, что жениться можно.
   Граф. Боже мой! Как же, как же мне этого жаль и весьма досадно, что пособить тому не можно.
   Родивон. Ах, государь мой! Самое сие теперь и съедает меня горестью. Я сокрушаюсь сколько об ней, а того паче о сем птенце, всей надежде нашей. По всему видимому, есть у дядюшки его с сынком на уме посредством женитьбы каким-нибудь образом поприбрать к себе все его деревеньки, а потому имею опасение, чтоб они и с сим несчастным чего-нибудь злого не предприяли и не постарались его сжить с света как единое помешательство тому. От людей такого свойства все статься может. Почему знать: легко станется, что они для самого того и меня от них отлучили.
   Граф. Да! это очень вероятно! И твое опасение, мой друг, не без основания! Но-о! великий Боже! чего не происходит в свете! С великою бы радостью хотел помочь, но не знаю, каким образом. (Думает.) Не известно ли тебе, когда назначено быть свадьбе?
   Родивон. Нет, государь! Ничего о том подлинного не знаю, только думаю, когда у них таковое зло на уме, так, верно, поспешат они произвесть оное в действо.
   Граф. Ежели б было к тому хоть несколько времени, то, может бы, я помог сим сиротам несчастным, но ежели скоро, то не знаю уже как. Со всем тем не можно ли тебе, мой друг, тогда меня уведомить чрез письмо, когда ты о том сведаешь, а между тем постараешься уговорить свою госпожу, чтоб она никак к тому не соглашалась, но противилась всеми силами.
   Родивон. Хорошо бы, государь, но когда бы все сие было можно, но я не уповаю, чтоб она учинить сие была в силах. Ее принудят неволею, бедную, а меня, может быть, засекут до смерти.
   Граф. И! неужли они уже такие изверги и бесчеловечные тираны. Не упусти только того учинить, что я говорю, и, написав письмо прямо на мое имя, дошли до города и вели отдать на почтовом дворе, а я велю уже оттуда с нарочным и неукоснительно к себе доставить.
   Родивон. Хорошо, милостивый государь!
  

Явление 11

Те ж и лакей

  
   Лакей. Лошади, ваше сиятельство, заложены, и все готово.
   Граф. Ну! прости же, мой друг! (Целует Ераста.) Прости и ты, голубчик. Поклонись от меня своей сестрице и скажи, что я ей всего благополучия на свете желаю. Всевышний да сохранит вас от всех зол и несчастий. (Отходит и за ним Родивон.)
   Ераст. Пойдем же и мы, Митька, домой: небось, дядюшка из города скоро будет. (Отходят.)
  

Конец второго действия.

  

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  

Явление 1

  

Серафима и Мариамна

  
   Серафима. Ах! Нет и теперь его здесь! Куда же какое несчастие! Когда всего нужнее мне с ним видеться и поговорить, тогда и его сыскать не могу. На ту пору и он отлучается. (Кличет.) Родивон! Родивон! Нет, не откликается. Знать, он опять куда ушел. Посмотри, Мариамнушка, нет ли его вблизи, также не здесь ли еще давишний проезжий господин или уже он уехал?
   Мариамна. Хорошо, сударыня, я побегаю и покличу. (Ушла и вдали кличет.) Родивон! Родивон!
  

Явление 2

Серафима одна

  
   Ах, великий Боже! Что со мною теперь будет! Увы! я несчастная! Что мне при таких смертных обстоятельствах предприять и что делать? Оставленная от всего света, не знающая, куда голову приклонить, не имеющая ни единого из смертных, кто б мог за меня вступиться, и ни единого человека, к которому могла бы взять хоть малейшее прибежище. Позабыла бы уже и стыд и всю благопристойность и пала бы уже к ногам хоть сему добродушному господину, есть ли он не уехал. Авось, либо хоть он за меня, бедную, вступился и по крайней мере дал бы мне совет, что мне в такой крайности делать! Но увы! знать, и его уже нет...
  

Явление 3

  

Серафима и Мариамна

  
   Мариамна. Нету, сударыня, ни Родивона, ни прежнего господина. Уехал, не слышно более и шуму. Я была на самом том месте, где они стояли.
   Серафима. Так! Я угадала! И увы! теперь не могу и сею надеждою льститься. Но Родивон-то, Мариамна, где? Поди, моя голубка, поищи и покличь его еще! Ведь ты знаешь, что он мне весьма надобен.
   Мариамна. Где ж мне его взять! Знать, пошел он выпроваживать приезжих из леса, но, извольте, сударыня, я еще его покличу. (Уходит.)
  

Явление 4

Серафима одна

  
   Хоть бы его уже она мне отыскала! Один он остался у меня: и отец, и мать, и вся защита и подпора. Но увы! что можно ему, бедному, сделать и чем пособить мне, несчастной?: Ах! не в силах и он ничего учинить. Находится и сам он в такой же опасности, как и я. Увы! нет помощи ниоткуда. Вот того и гляди, что прибегут за мною и повлекут, как невинную жертву, на заколение. Чем иным могу назвать сие проклятое, сие неожидаемое, сие несчастное замужество. Могу ли ожидать счастливого супружества, когда нравы и склонности наши совсем не согласны и, как небо от земли, друг от друга удалены. Могу ли чего доброго ожидать, когда он еще от младенчества терпеть меня не мог и по самое сие время мне только злодействовал, меня ненавидел. Не я ему нужна, а наши деревни! Увы, провалился б он совсем и с ними! Хотела б лучше по миру ходить, нежели быть за сим скаредом и мучиться во всю жизнь с сим негодяем, с сим глупцом, который уже о сю пору непотребствует и погружен во все пороки. Великий Боже! Что со мною, бедною, будет! (Падает на колени.) Лиши меня лучше жизни, коль спасти тебе меня неугодно: не отдавай только меня во власть сему извергу естества, который самого тебя презирает и поносит. Ты един был всегдашнее мое упование и надежда и единая моя защита и покровительство. (В сие время усматривает она идущего к себе Родивона, вскакивает и бежит ему навстречу.)- Голубчик мой, куда ты задевался? Я тебя давно-давно здесь жду. Поди скорей, Родивонушка, сударик.
  

Явление 5

Серафима и Родивон

  
   Родивон. Матушка! Я ходил только выпроваживать из леса одного проезжего графа и забежал еще на одну поляну посмотреть, нет ли и там кого. Серафима. Так он уехал уж, Родивон? О, как же этого жаль!
   Родивон. Уехал! Но что ж!
   Серафима. Ах, Родивонушка, голубчик! Я ушла тайком из дома и прибежала без души просить у тебя совета, что мне делать. Помоги мне ради Бога бедной! Спаси ты меня от погибели совершенной. (Хочет кланяться ему в ноги.)
   Родивон (не допуская). Сударыня! Что это вы затеваете! Кстати ли! Но что такое сделалось? Серафима. Ах, голубчик Родивонушка! Я погибаю навеки, дядюшка приехал из города и сей час призывал меня к себе и яростным образом требовал, чтоб я сказала, иду ли я за его сына или нет. И как я начала отговариваться, то вспыхнул и разгневался на меня ужасным образом, и рвет и мечет теперь на всех нас. А мне дал последний срок только да полчаса и грозится неведомо что со мною сделать, если я добровольно не соглашуся. А чтоб не могла я ни с кем в сие время видеться и советовать, то запер меня в свою конторку.
   Родивон. Да как же ты, матушка, оттуда вырвалась и сюда прибежать осмелилась?
   Серафима. Братец Ерастушка меня выпустил, и я без памяти бросилась к тебе, Родивон, присоветуй мне, что делать и как быть.
   Родивон. Не ходи, матушка, и отнюдь не соглашайся, а противьтесь всеми силами.
   Серафима. Ах! но ну, если он меня бить и мучить станет или в правду, как говорит, посадит в погреб и станет морить голодом или еще что-нибудь худшее сделает?
   Родивон. Претерпите лучше все, что можете, а слова не давайте. Лучше немного потерпеть, нежели целый век мучиться. Аволь либо наконец Бог над нами умилосердится. Нужно бы хоть несколько выиграть времени, а то, может быть, я постараюсь сыскать какое-нибудь средство к спасению вам.
   Серафима. Ах, Родивонушка! Но с тобою самим что будет, не знаю. Все мое упорство он тебе приписывает и собирается еще сегодня же и, как видно, не на живот, а на смерть мучить, так тебе не до меня, а самому до себя будет.
   Родивон. Воля Господня да будет. Авось либо не погубит меня святая его десница. Неужели вправду засекут меня до смерти.
   Серафима. Ах! Он велел уже собирать плети и арапники, и сынок его пошел все уже готовить. Куда как мне жаль, Родивонушка? Не можно ли тебе куда уйтить, голубчик?
   Родивон. И! что вы, сударыня, говорите! Чтоб я покинул вас в такой напасти! Разрази меня Бог, если я и подумаю о том, лучше претерплю все, а от вас не отстану.
   Серафима. Но как же быть-то, Родивонушка?
   Родивон. Сударыня, я сам не знаю, дайте подумать как бы лучше. (Думает.)
  

Явление 6

Серафима, Родивон и Мариамна

  
   Мариамна (вбегая). Матушка моя сударыня! Пропали мы навек! Идет сюда ваш дядюшка. Серафима. Ах! Что делать!
   Родивон. Что ты говоришь? Не вправду ли?
   Мариамна. Ей-ей! И уже недалече и со множеством людей. Что нам, бедным, делать?
   Серафима. Батюшка Родивонушка, схорони ты нас куда-нибудь, чтоб не увидел.
   Родивон. Ох, сударыня! Куда же мне вас, бедных, девать! (Озирается.) Другого средства нет, как в пещеру. Ступайте скорее для Бога.
   Серафима. Ах, голубчик мой, хоть сюды, но уйди же и сам куда-нибудь. (Входят в пещеру.)
   Родивон. Приляжьте в уголок, а я прикрою вас чем-нибудь, авось он сюда не заглянет. (Делает.) Кажется хорошо и неприметно.
   Серафима. Сам-то! Сам-то уйди!
   Родивон. Молчите ради Бога и не шевелитесь. Может быть, не догадаются. (Уходит.)
  

Явление 7

Злосердов, Митрофан и служители

  
   Злосердов (вбегая впопыхах и вопия зверски). Здесь никого нет! Не только ее, но ни его каналий! Где ж они? (К людям.) Бегите далее! Ищите везде и тащите сюда! Размучу всех, ежели не найдете! Люди отбегают.)
   Митрофан (вослед им). Да за волосы! Слышите! Так и тащите! (К отцу.) Едакой плут! Это он все, батюшка, спроворил! Некому иному! Как бы можно ей самой это сделать.
   Злосердов. Не хочу слышать, чтоб ее кто не выпустил. Нельзя ей самой выдраться. Я сам ее запер. Что ни говори, а кто-нибудь это смастерил.
   Митрофан. А вот услышим. Я велел Ерошке о том поразнюхать. Малой-то проворен, тотчас распроведает. Но пускай ушла, но здесь куда бы ей деваться? Побежала, говорят, прямо сюда! Это он, злодей, либо увел куда-нибудь, либо спрятал. Уже нет ли ее в этой пещере. (Заглядывает в оную.) Нету и здесь. Кто ему велит!
   Злосердов. Молчи, сын! Тем лучше -- тем более будет за что. Ужо я его! Дай-ка мне только получить его в руки. И дурак я буду, ежели я его так не отпотчиваю, что позабудет он у меня навек мешать мне в моих намерениях!
   Митрофан. Да и есть за что! Посмотрите-ка, батюшка, сколько дров-то нарублено. (Идет, меряет и показывает.) Легко ли, сколько еще не достает. Вот он как вас слушается.
   Злосердов. Ты уже говорил! Но хорошо!
   Митрофан. А лесу-то, лесу порублено! И конца нет сколько! Кому-то, сказывают, он целых десять больших осин продал, а иные деревья и теперь еще срубленные лежат.
   Злосердов. Возможно ли?
   Митрофан. А луга и поляны все вытравлены. Изволил, сказывают, пускать каких-то проезжих господ здесь кормить лошадей, и превеликой табун ходил оных! Целую поляну ни во что, говорят, сделали.
   Злосердов. Проезжих! Да смел ли он отваживаться! О, ракалия! Клочьями полетит мясо, только дай мне дорваться до него.
   Митрофан. Батюшка! Какой-то чужой лакей идет к нам.
  

Явление 8

Злосердов, Митрофан и лакей графский

  
   Злосердов. Что за зверь!
   Лакей (кланяясь). Его сиятельство граф Благонравов приказал поклониться и доложить. Пожалуйте-де, батюшка, не взыщите, что он, едучи сквозь этот лес, на часок остановился и на лугу вашем покормил лошадей своих. И как де сделалось это по неведению, что он заказан, то и приказал покорно просить не наказывать за то лесника вашего, который тому не причиною и не виноват. Что его сиятельство почтет себе за одолжение...
   Злосердов. Да где господин твой?
   Лакей. Он изволил уже уехать, а мне приказал с дороги воротиться, узнав, что вы возвратились в дом свой.
   Злосердов. Слушай, слуга! Скажи ты своему господину. Граф ли он или князь, мне нужда невелика! По мне он хоть бы разкнязь был, а луг мой, и ему вытравливать его не годилось бы. А с своими уставами он в чужую церковь не ходи. Лесник мой, и я что хочу, то с ним и делаю. Ему не годится мне указывать.
  

Явление 9

Те ж и Ерофей

  
   Митрофан. Что, Ерофеюшка! Пронюхал ли и узнал ли, кто ее выпустил?
   Ерофей. Как не проведать. Так, сударь, выпустил братец ваш Ераст.
   Митрофан (к отцу). Вот, батюшка! Не угадал ли я. Вот смотрите.
   Злосердов. Как! Этот щенок отваживается это делать, и он выпустил сестру! О боже! Нет терпения более! (К Ерофею.) Сейчас, чтоб был и родился он здесь! Растерзаю мошенника и, подымя за ногу, так о дерево и тяпну. Возможно ли! (Ерофей уходит, давая знак, чтоб Митрофан шел за ним, который за ним и отходит, а Злосердов, оглянувшись на графского лакея.) А ты что стал?
   Лакей. Его сиятельство изволил прислать со мною деньги за потраву лошадьми его вашего луга и приказал просить, чтоб изволили принять, сколько вам угодно. (Достает деньги.)
   Злосердов. Не надобны они мне! А то-то скажи, что это дурно, нехорошо, и в другой раз не затевал бы он сего делать и обижать нас, дворян. Что богат он, диковинка невелика! А с указами своими сидел бы он дома.
   Лакей. Его сиятельство будет очень сожалеть, что его просьба нимало не успела.
   Злосердов. Скажи, что я на сожаление его плюю. Пошел. (Лакей уходит.)
  

Явление 10

Злосердов один, потом Митрофан.

  
   Злосердов. Великий черт! Граф! Видал я эдаких графов, баронов и князей довольно. Подъехал с чем! Не секи де я лесника! Укажет он мне! Вот еще какой! Для этой просьбы прибавлю еще более. Благо все кстати -- одно к одному. (В сие время входит Митрофан -- и он к нему.) Но слушай-ка, Митрофан! Не позабыл ли ты послать за попом. Дело когда делать, так вдаль откладывать нечего. Сегодня же бы да в церковь! Нам не сборы собирать, но тотчас бы и за свадебку. Ковать железо надобно, покуда горячо, та то чтоб вправду куда-нибудь не дала еще лыжи или не помешало б что! Родивонушка наш, пожалуй, спроворит тотчас.
   Митрофан. За попом-то я, батюшка, давно послал. Поп будет. Но ее-то где взять, плутовку Серафиму! Вы еще не ведаете за нею всех-то вестей и того, что я теперь слышал.
   Злосердов. А что такое?
   Митрофан. Давича без вас ходила, сказывают, она сюда в лес и, укрывшись от девок, виделась с этим проезжим господином, и дьявол знает, что-то наедине с ним говорила. Одна была с нею только Мариамна, а после приходил, сказывают, к нему и Ераст, и он ему надавал множество конфектов. И так что уж думаю я, батюшка, уж не он ли подцепил у нас мою невесту, и Родивонушка не ему ли ее спроворил.
   Злосердов. Чего доброго! От этого плута все станется. Но постой! Где мошенница девушка-то ее? Вели ее мне тотчас сыскать.
   Митрофан. Что, сударь! Не найдут и ее, знать, и она с нею.
   Злосердов. Что ты говоришь -- обеих нет! О Боже! Теперь я уже не сомневаюсь. Но эх, Митрофан! Что не сказал ты мне о том прежде. Я не выпустил бы его слугу отсюда и допытался б у него всей правды! Так это нарочно был подсылай. Это был шпион. О, злодейство! Но постой, небось, он еще недалече. Беги, повеса! Вели мне тотчас изловить этого каналью. Муками размучу, ежели не скажет правды. (Митрофан уходит.)
  

Явление 11

Злосердов один, в бешенстве ходя взад и вперед

  
   Изволь только смотреть, что совершается. Но разве не поручит мне Бог ни которого из них! Готов самую кровь их пить. А из этого каналий, этого всему злу заводчика Родивонушки самые жилы велю тянуть. Возможно ли разрушать таким злодейским образом и в одну минуту все мои замыслы и намерения. Что может быть досаднее! (Увидев идущего к себе Ераста.) Ну, вот ведут одного, славу Богу! Подавай-ка, подавай мне его на почине.
  

Явление 12

Злосердов, Ераст и Ерофей, ведущий Ераста

  
   Ераст (скорчившись и побледнев). Ах! животик болит! Ох, тошно!
   Злосердов (бросаясь на него яростно и скрежеща зубами). Нет, мошенник! Не отделаешься животиком! Растерзаю надвое, ежели не скажешь всей правды! (Хватает его за волосы.) Ты выпустил сестру?
   Ераст. Я! я! дядюшка, виноват, голубчик. Но, ох, мне тошно.
   Злосердов. Не тошно, а сказывай скорее, где ж она, или я тебя сей же час до смерти убью.
   Ераст. Воля ваша и со мною, но я не знаю, где она. Ох! животик болит.
   Злосердов (к Ерофею). Да кой черт ему сделалось?
   Ерофей. Не знаю, сударь, а он не может и дома еще жаловался, а дорогой его рвало.
   Злосердов. Натрескался чего-нибудь, но, небось, не околеет. Ба! Вот ведут, наконец, и друга.
  

Явление 13

Те ж и Родивон, которого ведут служители, и с ними Митрофан

  
   Злосердов. А! а! Добро пожаловать! Где это быть изволил... бегать! скрываться! О, ракалия!
   Родивон. Куда, сударь, бегать, у меня и на уме не бывало.
   Злосердов. Да где ж был? Барышню что ли провожал? Куда ты ее подевал? Куда спровадил?
   Родивон. Куда провожать, сударь!
   Злосердов. Ты еще запираться думаешь, злодей? О! нет, позабудь о том. С душою вместе вымучу из тебя сию тайну. Скажешь ты мне, где она? Люди, подай плетей! Раздевай его!
   Ераст. Ах, Родивонушка, смерть моя! Ужасть как тошно, и живот болит.
   Родивон. Батюшка мой! Что тебе сделалось! Ахти что такое, ты весь бледнеешь.
   Ераст. Тошно, голубчик мой, тошно! С самого того времени мне стало дурно, как поел я пирога давишнего.
   Родивон. Ах, батюшка мой! Так ты пирожок-то кушал? О! что ты над собою и над всеми нами сделал. Увы, погибли мы теперь все. Погубили тебя, моего голубчика. Увы! увы! (Рыдает и обнимает Ераста.)
   Митрофан (к людям). Что ж вы стали и раззевались: скидывайте платье, чего смотреть на сего злодея. (Принимается за него сам.)
   Родивон (отталкивая). Постой, бесчеловечный, успеешь еще напиться моей крови. Когда уж до того дошло, так быть говорить, терпеть уж все равно.
   Митрофан. Батюшка! Смотрите, сударь, он уж и толкается.
   Злосердов. Возможно ли, какая дерзость! (К людям.) Что вы стоите, терзайте его.
   Родивон. Постойте, государь! Делайте со мною, что хотите: терзайте, мучьте и отнимайте хоть жизнь самую, но дайте наперед вымолвить слово. Когда вы были к сему ребенку столь жестокосердны и не умилосердились над сиротством его несчастным, так по крайней мере дайте ему хоть умереть на тех руках, в которых он воспитан. Возьмите хоть столько терпения! Увы мне, несчастному!
   Злосердов. Басни! Не околеет!
   Родивон. Чего не околеет! Он уж умирает, бледнеет совсем! О, Боже! О, немилосердные! Погубили вы его навек. Заплати тебе Бог, Митрофан Агафонович. Это от твоих рук идет он в могилу. Это твое жалованье!
   Злосердов (в ярости, бросается на Родивона). Как! Злодей! Что ты говоришь?
   Родивон. Так, сударь! Погубил он его. Я смело говорю, воля ваша. Он окормил его ядом.
   Митрофан (в смущении). Что ты? Что ты, Родивон!
   Родивон. Чего что, сударь! Я все знаю, на что вам мухоморы были надобны? На что сыскивать вы их велели? На что снимали вы с них кожу? На что крошили сами их с другими грибами? Какие пироги заставливали печь и какой вы ему полудновать давали? Бога вы, сударь, не боитесь.
   Митрофан. Батюшка, сударь! Не слышите ли, что это такое? Какая небылица! И как это вы терпеть можете!
   Злосердов. О, бестия! Свое ли ты затеваешь. Исторгну дух твой из сего злодейского тела! (К людям.) Рвите его, слышите! (Люди начинают снимать кафтан).
  

Явление 14

Те ж, Серафима и Мариамна

  
   Серафима (выбежав из пещеры и упадая к ногам Злосерда). Вот и я, дядюшка! Делайте со мною, что хотите!
   Злосердов. Ба! Откуда это взялась!
   Серафима. Умертвите лучше хотя и меня вместе, когда погубили уже братца и хотите погубить Родивона. Что ж уж мне одной оставаться! Пусть мы все умрем! Увы нам, несчастным. (Бросается на Ераста и его обнимает и поет.) Голубчик ты мой! Сударик!
   Злосердов (оттаскивая ее). Пустяки! Тебя за что нам губить, ты нам надобна! Люди! Оттащите ее и ведите тотчас в хоромы и велите попу иттить в церковь. Я тотчас туда буду. Митрофан, ступай с нею! Береги, как главу, а я здесь и один управлюсь. (Люди хотят приниматься.)
  

Явление 15, последнее

  

Те ж и граф в сопровождении одного офицера и нескольких солдат

  
   Граф. Постойте! Погодите на часок. Государь мой, еще успеете! (Все пужаются, и люди покидают девицу.) Что это такое государь мой, в чем это изволите упражняться?
   Злосердов. А вы что пришли за указчики и какая вам нужда?
   Граф. Я вот тотчас докажу, какая нужда! Пожалуйте, скажите, какое право имеете вы над сею девицею и над сим ребенком? Но ах! Что это я вижу! Он едва жив, совсем бледнеет! Что с ним сделалось?
   Ераст (слабым голосом). Ах, тошно! Смерть моя!
   Родивон (упадая к ногам графа) Уморили, батюшка! Окормили ядовитыми грибами мухоморами, и сей господин (указывая на Митрофана) причиною тому.
   Серафима. Погубили совсем и меня губят.
   Граф. Ах, злодеи! Изверги естества! Свое ли вы затеяли... (К солдатам.) Солдаты! Тотчас окружите обоих сих бездельников и ведите прямо в город. Сей же час представлю их пред суд и предам наказанию, какое они по строгости законов заслужили. (Солдаты хотят вести.)
   Злосердов (не даваясь). Как! Меня! Здесь! Люди! Чего смотрите...
   Граф (на людей). Цыц! Троньте только кто, всех велю перевязать! (К офицеру.) Господин офицер! Извольте отправлять свою должность. Приказываю вам по данной мне от Государя моего власти.
   Офицер (к солдатам). Окружите. (Солдаты окружают и противящихся тащат насильно с театра.)
   Митрофан (плачучи). Батюшки мои, помилуйте! Ой! ой! ой!
   Граф (поднимая Серафиму). А вы встаньте, сударыня, и перестаньте беспокоиться. С сего часа почитайте себя от рук сего злодея освобожденною и в совершенной свободе. Утри и ты, Родивон, свои слезы и благодари вместе со мною небо, что оное вложило мне в мысль послать сюда человека, а между тем допустила повстречаться с сею военною командою, которую судьба, равно как нарочно, привела ко мне, чтоб сделать меня способным подать вам всем желаемую помощь! И благодари Бога, что, услышав от слуги обо всем, успел я прискакать сюда благовременно и застать в живых твоего питомца. Опасность не так еще велика. Яд мухоморов не слишком еще вреден. (К лакею.) Малой! Скачи скорей и привези мою дорожную аптечку: в ней есть у меня лекарство, которым спасем мы еще жизнь сего невинного и любезного дитяти!..
   Серафима. Великий Боже! Не Ангела ли ты своего послал с небес на помощь к нам!
   Родивон (воздев руки). О, небо! Может ли очевиднее быть защищение твое несчастным!
   Серафима. Чем возблагодарить нам тебя, сударь, за неизреченную твою к нам милость.
   Граф. Ничем, сударыня! А разве только тем, чтоб удостоили принять сию руку и дозволили навек посвятить себе то сердце, которое с первого взгляда вами пленилось.
   Серафима. Что вы, сударь! Ах, возможно ли! Достойна ли я такого счастья!
   Граф. Перестаньте о том говорить, сударыня! Вы более достойны, нежели вы думаете, и я за счастие почту, когда только того удостоюсь. Не надобны мне ни деревни, ни имения ваши. Благодарить Бога, имею своего довольно, пускай братец ваш владеет всеми ими. А я доволен буду тем, что найдет он во мне отца, а сей усердный служитель ваш прежнего своего во мне господина. Не противьтесь только моему желанию.
   Родивон. Что слышу я! О, великий Боже! Сударыня, возможно ли вам противиться судьбе. Сама она очевидно сие повелевает.
   Граф. Конечно, так, мой друг! Вижу и я, что сама она избрала мне сие сокровище и хочет наградить меня сим даром.
   Серафима. Ну! буди же со мною и со всем воля моего Бога.
  

Конец драмы.

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru