Богданович Ипполит Федорович
Славяне

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драма в трех действиях.

Россійскій Ѳеаторъ или Полное собраніе всѣхъ Россійскихъ Ѳеатральныхъ сочиненій.

Часть ІХ.

Въ САНКТПЕТЕРБУРГѢ,

при Императорской Академіи Наукъ, 1787 года.

  

СЛАВЯНЕ

ДРАМА
въ трехъ дѣйствіяхъ,
съ хоромъ и балетомъ въ концѣ представленія.

ИППОЛИТА БОГДАНОВИЧА.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   АЛЕКСАНДРЪ, Царь и главный Полководецъ Греческій.
   ДОБРОСЛАВА, дочь воеводы города Славенска, Александру Славянами въ залогъ отданная.
   РУСЛАНЪ, Посолъ отъ Славенскаго двора къ Александру, любовникъ Доброславинъ.
   ПАРМЕНІОНЪ, одинъ изъ главныхъ Греческихъ военачальниковъ, наперсникъ Александровъ.
   ПАНСОФІЙ, Аѳинскій мудрецъ въ свитѣ Александровой.
   МИЛОГЛЯДА РАДИМОВНА, служанка Доброславина.
   ДОКЛАДИНЪ, слуга Доброславинъ.
   ПОТАПЬЕВНА, огородница.
   ВЛАСЬИЧЬ, огородникъ, мужъ Потапьевнинъ. -- Всѣ четверо говорятъ старымъ Новгородскимъ нарѣчіемъ.
   Свита Александрова.
   Свита Посла Славенскаго.
   Хоръ Славянъ и Славянокъ.

Въ Балетѣ.

   Трупа Славянъ и Славянокъ.
   Время, въ видѣ старика съ крыльями.
   Трупа Геніевъ, послѣдующихъ за времемъ.

Дѣйствіе съ древнемъ городѣ Славенскѣ, въ чертогахъ пребыванія Александрова.

  

ДѢЙСТВІЕ I.

ЯВЛЕНІЕ I.

АЛЕКСАНДРЪ, ПАРМЕНІОНЪ.

  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Повелѣніи твои исполнены. Славянамъ объявлено, что Греки желаютъ быть ихъ друзьями. Войскамъ нашимъ строго запрещено всякое непріятельское здѣсь поведеніе. Славяне пользуются совершеннымъ спокойствомъ и безопасностію. Долгъ моей къ тебѣ подчиненности....
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Я увѣренъ, что твоя, ко мнѣ дружба больше нежели подчиненность въ томъ способствовали. Желаю чтобъ ты говорилъ со мною
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   По дружески сказать должно, что мы здѣсь не пользуемся побѣдоносными правами. Воины наши не довольны твоимъ къ Славянамъ снисхожденіемъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ [съ чувствительностію.]

   Мой другъ! воины всегда тишиною не довольны. Обыкши побѣждать, они всегда новыхъ побѣдъ желаютъ. Я однако чувствую, что война не есть ремесло благополучнаго состоянія, и не можетъ быть оправдана какъ только самою необходимостію.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Ты такъ говоришь какъ Аристотовъ воспитанникъ. Однако Греки, которые выбрали тебя главнымъ полководцемъ войскъ своихъ, Аристотовымъ правиламъ не слѣдуютъ. Они хотятъ чтобъ ты воевалъ и побѣждалъ всюду гдѣ ихъ оружіе можетъ дѣйствовать.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Они хотятъ чтобъ я былъ только орудіемъ ихъ успѣховъ, немысля много о слѣдствіяхъ. И какую же найду въ томъ себѣ награду!
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Славу завоевателя цѣлаго Свѣта! развѣ мало?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   А! мой другъ! не говори мнѣ объ ложной славѣ; потомки назовутъ меня, можетъ быть, грабителемъ. Полководцамъ оставляютъ часто славу такихъ дѣлъ, которымъ они причастны не были. Я понимаю сколько неправосудій, сколько разореній, и сколько нещастныхъ, Греки, подъ моимъ именемъ, произвесть могутъ: то ли называешь наградою?
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Удовольствіе повелѣвать Грекамъ и повелѣвать цѣлому Свѣту развѣ не награда?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Мой другъ, ты ошибаешься. Должность повелителя есть бремя, а бремя не есть удовольствіе. Доволенъ я тогда только, когда не нахожу нужды подчинять людей моимъ повелѣніямъ: то есть когда люди сами чувствуютъ и исполняютъ свои должности.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Гдѣ же такіе люди?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   По нравамъ Грековъ не должно судить о всѣхъ протчихъ. Посмотри на Славянъ: добронравіе, простота и вѣрность между ими предупреждаютъ повелѣнія. Природа, кажется, ошиблась произведши въ Греціи Аристидовъ и Сократовъ; здѣсь бы они гонимы не были.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Въ комъ же ты здѣсь видишь добронравіе, простоту и вѣрность?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Посмотри на Доброславу; послушай какъ она, научась отъ Славянъ разсуждаетъ. Гдѣ добродѣтели уважаются, тамъ люди не могутъ быть инаковы какъ добродѣтельны.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   То есть ты плѣнился Доброславою, и думаешь что не только она, а даже и всѣ единоземцы ее привлекаютъ къ себѣ особую благосклонность?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Сожалѣю естьли они твоей не привлекаютъ.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Всѣ скажутъ, что ты влюбился въ Доброславу, и въ угожденіе ей...
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Люблю Доброславу, и въ угожденіе ей и конечно всіо сдѣлаю, будучи увѣренъ что она не пожелаетъ отъ меня ни чего недостойнаго.
  

ПАРМЕНІОНЪ [съ усмѣшкою.]

   Влюбился, влюбился.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Ты выводишь слабость изъ простаго дѣйствія правосудія.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Влюбился, влюбился.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Могу тебя увѣрить, что люблю ее не по Аѳинскимъ прихотямъ.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Влюбился, влюбился,
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Люблю ее потому что она любезна, и почитаю потому что она почтенна.
  

ПАРМЕНІОНЪ [съ тою же усмѣшкою]

   Не въ томъ ли находишь свою награду?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Правда то, что ее взоръ удобенъ дѣлать награду, и она чаятельно много облегчитъ Грековъ въ ихъ затрудненіяхъ, когда они о моихъ наградахъ помышляти будутъ.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Да ты за правду къ Доброславѣ привязался. По малой мѣрѣ не совѣтую тебѣ писать въ Аѳины, что въ Славенскѣ Воеводская дочь, которая тебѣ въ залогъ оставлена, дѣлаетъ своимъ взоромъ твою награду. Подумай, что въ Аѳинахъ о тебѣ и о твоей наградѣ заключать будутъ?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Естли станутъ выводить слѣпую страсть изъ послѣдствія моево разсужденія, о томъ я сожалѣть буду. Въ протчемъ Аѳинскинъ обычаямъ подвергаюсь я не столь много, чтобъ самые несправедливые толки могли казаться мнѣ непремѣнными законами.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Оставя толки, надобно будетъ отпустить однако Доброславу къ родственникамъ; и твоя награда можетъ прекратиться въ скоромъ времени.
  

АЛЕКСАНДРЪ [съ чувствительностію.]

   Съ какою жестокостію выискиваешь ты всѣ причины, какія удобны погасить во мнѣ чувствительность! Я тебѣ не говорилъ, чтобъ Доброслава имѣла должность дѣлать и продолжать мою награду. Ты упреждаешь мои мысли съ такою безпокойною предусмотрительностію и съ такою заботою, какъ будто бы предложеніе ихъ могло быть страшно, или какъ будто находишь легче побѣдить свѣтъ нежели сдѣлать мою награду возможною.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Ничево нѣтъ легче какъ взять Доброславу: она въ рукахъ твоихъ; да только на что къ ней такое уваженіе?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   На то, чтобъ уваженія мы сами были достойны.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Послѣ всево твоево уваженія, она тебѣ скажетъ, можетъ быть, что у нее есть полюбовникъ, которова она не захочетъ промѣнять на всю твою Грецію. Мнѣ очень хочется, чтобъ она тебѣ такое откровеніе сдѣлала. Въ ее глазахъ какой нибудь простой Славенинъ, легко покажется лутче побѣдителя Свѣта. Въ Аѳинахъ сочинятъ Епиграму на горесть твоей утраты, и Епиталамію на благополучіе того, который тебѣ предпочтенъ будетъ: тото читать будетъ забавно!
  

АЛЕКСАНДРЪ [съ нетерпѣніемъ.]

   Опять страхъ Аѳиновъ! опять увѣщаніе чтобъ я не влюблялся! Естьлибъ я былъ склоненъ подозрѣвать друзей моихъ, то подумалъ бы, что ты имѣешь скрытыя причины приводить меня къ развратнымъ разсужденіямъ. Люблю отдавать справедливость: вотъ на чемъ основана моя къ Доброславѣ склонность... оставь меня... Дай знать Доброславѣ, что севоднишній вечеръ я у нее провести намѣренъ.

[Парменіонъ откланивается съ видомъ повиновенія, и выходя отъ Александра встрѣчается съ Потапьевною.]

  

ЯВЛЕНІЕ II.

АЛЕКСАНДРЪ и ПОТАПЬЕВНА.

  

ПОТАПЬЕВНА [къ Парменіону, почитая ево за Александра.]

   Отецъ родиной, Александръ Царь Греческой! умились надъ моею бѣдностью.
  

ПАРМЕНІОНЪ [Показывая ей Александра.]

   Вонъ, вонъ Александръ: ему кланяйся.

[Уходитъ.]

  

АЛЕКСАНДРЪ [вслушавшись въ рѣчи.J

   [Къ Потапьевнѣ.] Ты не ошиблась: то другой Александръ такой же.
  

ПОТАПЬЕВНА [кланяясь ниско.]

   Не прогнѣвайся родимой на простоту мою; которой изъ васъ настоящій, ты ли али другой, родиной не вѣдаю.
  

АЛЕКСАНДРЪ [съ усмѣшкою.]

   Которой же настоящій? какъ ты думаешь?
  

ПОТАПЬЕВНА [пригорюнившись.]

   А намъ простымъ людемъ по чему о томъ вѣдать, родимой? По мнѣ тотъ и хорошъ, которой будетъ ко мнѣ милостивъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Естьли ты милость заслуживаешь, то я буду къ тебѣ милостивъ.
  

ПОТАПЬЕВНА [утирая платкомъ слезы.]

   Чѣмъ мнѣ бѣдной твою милость заслуживать, отецъ родимой? былъ у меня одинъ огородъ, да и тотъ пообломали, копусту поизвели и гряды попакостили. Не вели, родимой, огородъ обламывать, копусту изводить и гряды пакостить. Умились надъ моею бѣдностью. [ниско кланяется.]
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Да кто ты?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Я Потапьевна огородница [ниско кланяясь.]
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Да кто твою копусту трогать осмѣлился?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Они родимой.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Да кто они?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   А кто ихъ вѣдаетъ? не могу ихъ въ лицо признать отецъ мой. Не прогнѣвайся ты на простоту мою [ниско кланяясь.]. Не признаешь ли ты ихъ, родимой, межъ тѣми кто у тебя до копусты лакомы?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Я самъ до копусты охотникъ: можешь быть самъ ѣлъ твою копусту и тебя обидѣлъ безъ намѣренія. Вотъ тебѣ за твой убытокъ [даетъ ей кошелекъ съ деньгами]. Я прикажу развѣдать, не дѣлаютъ ли воины мой кому обиды. Будь увѣрена, что я не только не позволяю дѣлать здѣсь наглостей, а ихъ особо запрещаю.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Спасиба тебѣ, родиной, что ты не даешь въ обиду меня бѣдную [считая въ кошелькѣ деньги.] Только ты далъ мнѣ на копусту много лишнева. У меня только на двадцать алтынъ убытку было. Что не моіо то не моіо. Лишнева мнѣ не надобно. Возьми, родимой, назадъ лишнее. Не вели только напредь огородъ ломать и гряды пакостить. [пригорюнившись.] Боюсь, родимой, чтобъ послѣ копусты мнѣ самой чего не досталось.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Не бойся, другъ мой. Возьми всѣ деньги за ту копусту, которую я у тебя впредь ѣсть намѣренъ. Приноси ее ко мнѣ всегда сама: увидишь, что тебя ни кто обидѣть не захочетъ. Поди и будь спокойна.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Вотъ, родимой, каковъ ты милостивъ! правду про тебя сказали, что ты сынъ Юритеровъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Нѣтъ, голубушка, не правду сказали. Я сынъ Филиповъ, и ни въ какомъ родствѣ съ Юпитеромъ быть чести не имѣю.
  

ПОТАПЬЕВНА [кланяясь.]

   Не прогнѣвайся, отецъ мой, на простоту мою, болтаю то что слышала. [подгорюнившихъ]. Не ужъ то не правда и то, что объ тебѣ на картинкахъ та написано?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Гдѣ ты такія картинки видѣла?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Мой Власьичь, мнѣ, родимой картинки показывалъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   А кто такой, твой Власьичь?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Власьичь огородникъ мужъ мой: а онъ купилъ ихъ на торговомъ посту въ городѣ. Тамъ всіо, отецъ мой, написано: какъ ты бодро на конѣ сидѣлъ, и какъ у тебя съ царіомъ Поромъ Индѣйскимъ было побоище, и какъ онъ буловою хотѣлъ тебя ударить по головушкѣ, и какъ тебя, родимой, Богъ спасъ отъ Царя Пора Индѣйскова, и какъ онъ послѣ тебѣ покланялся, и какъ Персицкія боярыни у тебя ручки цаловали. Власъичь всіо, всіо ней мнѣ толковалъ и расказывалъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Не надобно, голубка, вѣрить всему тому что на картинкахъ пишется. Съ Царіомъ Поромъ Индѣйскимъ у меня не было особнова побоища; онъ мнѣ не покланялся, и Персицкія боярыни у меня рукъ не цаловали.
  

ПОТАПЬЕВНА [кланяясь.]

   Не прогнѣвайся, отецъ мой, на простоту мою. Я вѣть не вѣдаю ты ли побилъ, родимой, али тебя побили.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Вѣдай же, что ни я ни кого не билъ, ни меня не били. Довольно было и безъ меня людей для побоища.
  

ПОТАПЬЕВНА [подгорюнившись.]

   Благо что ты мнѣ сказалъ, родимой. Я ужъ теперь ни картинкамъ, ни Власьичу вѣришь не стану, и копусту къ тебѣ вся дни сама приносить буду. Не давай только насъ бѣдныхъ другимъ въ обиду.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Поди и будь спокойна.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Буду спокойна, родимой: вели только, чтобъ другіе жили покойно и порядочно. Прости родиной. [кланяясь уходитъ].
  

ЯВЛЕНІЕ III.

АЛЕКСАНДРЪ [одинъ.]

   Вотъ какъ простымъ и добрымъ людемъ вздорными расказами набиваютъ головы. Простодушная огородница говоритъ то что слышала: однако ее невѣденіе нравится мнѣ лучше нежели высокой разумъ во зло употребляемой. О! какъ далеки нравами отъ Славянъ Аѳиняне! другъ мой Парменіонъ иного ошибается, почитая Аѳинянъ своими добрыми учителями. Со всею своею премудростію, Аѳиняне недовольны, безпокойны и всегда нещастій опасаются. Славяне въ щастливой простотѣ своей, не разумнѣе ли мудрецовъ, которые любятъ часто химерамъ слѣдовать? Пускай Аѳиняне какъ хотятъ толкуютъ; я ставлю простоту и добронравіе выше Аѳинской премудрости.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.

АЛЕКСАНДРЪ и ПАРМЕНІОНЪ.

  

ПАРМЕНІОНЪ [съ притворною важностію.]

   Я посылалъ сказывать Доброславѣ, что тебѣ угодно провести у нее севоднишній вечеръ; посланной не могъ ее видѣть ни знать ее волю; а ее служащіе сказали только, что ей послѣ о томъ доложатъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ [подумавъ нѣсколько.]

   Я виноватъ передъ Доброславою: поручилъ тебѣ ее предувѣдомить, не подумавъ хорошенько какимъ образомъ то сдѣлать надлежало.... Твое присутствіе нужно въ распоряженіяхъ военныхъ; протчее и самъ разпорядить намѣренъ. [Выходитъ.]
  

ЯВЛЕНІЕ V.

ПАРМЕНІОНЪ и ПОТАПЬЕВНА.

  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Довольна ли ты, голубка, отвѣтомъ Александровымъ?
  

ПОТАПЬЕВНА [кланяясь.]

   Довольна, довольна, родиной; онъ и денегъ мнѣ пожаловалъ; то то милостивъ!
  

ПАРМЕНІОНЪ. [въ сторону съ видомъ важнаго сумнѣнія.]

   Нѣтъ ли у нее съ Доброславою знакомства?... [къ Потапьевнѣ] Знаешь ли ты, голубка, Доброславу?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Какъ не знать, родиной? и отца и мать ее знаю. Отецъ ее нынѣ здѣсь воеводою. Я часто къ нимъ въ домъ хожу, и Доброславу еще дитятью на рукахъ нашивала. Бывало какъ увидитъ меня изъ дали, то и кричитъ кричитъ: Потапьевна, Потапьевна, Потапьевна, Потапьевна! а ужъ нынѣ, родиной, велика, велика выросла. Я и севодни къ ней забѣгала, принесла кой чево Милоглядѣ Родиновнѣ. Ты вѣть знаешь, отецъ мой, Милогляду Радимовну.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   А ето такая Милогляда Радимовна?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   То Доброславина нянюшка, отецъ мой. Какъ. Доброславу взяли къ царю вашему, то и Милогляда Радимовна не хотѣла ее оставить. Она, родимой, мнѣ сватья доводится. Дѣда моево невѣска съ ее дѣдомъ...
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Мнѣ до родства вашева нужды нѣтъ, а нужно чтобъ ты Доброславу кой о чемъ поскорѣе увѣдомила. Государь нашъ севодни вечеромъ къ ней въ гости будешь.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Ладно, ладно, родимой: увѣдомлю.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Надобно чтобъ Доброслава при немъ была веселѣе, и ни на чтобы не жаловалась; слышишь Потапьевна?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Ладно, ладно, родимой. Да отъ нее и завсе не услышишь жалобы. Вѣть воеводскіе дѣти, родимой, не какъ мы простые люди: не скоро свѣдаешь кручинно имъ али радостно.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Дѣвица должна украшать себя скромностью.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Ладно, ладно, родимой. У насъ у Славянъ и Пословица есть: Хорошо быть дѣвкѣ въ кельѣ, скромность дѣвкѣ ожерелье.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Нѣтъ ли голубка, ей въ чемъ нужды? я могу ей дать денегъ.
  

ПОТАПЬЕВНА [подгорюнившись.]

   Тово не смѣю сказать ей, родимой. Вѣть ты не знакомъ съ нею. Она невѣдь что подумаетъ. Деньги въ нуждѣ мы беріомъ отъ своихъ добрыхъ пріятелей, а тебя не знаемъ родимой. Хотя ты, видится, и доброй человѣкъ, только у насъ есть пословица: Не всегда къ боярамъ деньги идутъ даромъ.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Чѣмъ же ей служить можно?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Она сама тебѣ лутче скажемъ, родимой, чемъ ты ей услужить можешь [кланяясь], а на мою простоту не прогнѣвайся. У насъ и пословица есть: Хорошо сказать, какъ бы не солгать.
  

ПАРМЕНІОНЪ [въ сторону.]

   Вижу, что съ нею говорить много нечево. [къ Потапьевнѣ.] Кланяйся ей отъ меня, голубка.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Ладно, ладно, поклонюсь, родимой; да какъ тебя назвать не вѣдаю.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Меня зовутъ Парменіономъ. [Уходитъ]
  

ЯВЛЕНІЕ VI.

  

ПОТАПЬЕВНА [одна въ затруднительномъ размышленіи.]

   Не позабыть бы какъ назвать ево: Па... пара... Парамонъ... Парамонъ, только по отчеству какъ назвать не вѣдаю... Паранонъ... Паранонъ... авось не забуду... По своему по простому я смѣкаю, кабы боярышня, та съ Греческимъ Царіомъ поладила... то бы цѣлѣе были огороды наши... Кто вѣдаетъ? можа-быть Доброслава и на предь намъ миръ выпроситъ... а худо, худо коли война будетъ... мнѣ со Власьичемъ лутче тогда бѣжать изъ города... Не доведи Богъ до такой напасти; и головы приклонить будетъ нѣкуды... пойти было къ нимъ... Да вотъ и Доброслава и Милогляда Радимовна.
  

ЯВЛЕНІЕ VII.

ДОБРОСЛАВА, МИЛОГЛЯДА и ПОТАПЬЕВНА.

  

ПОТАПЬЕВНА [кланялсь.]

   Здраствуй, боярышня.
  

ДОБРОСЛАВА.

   Здорова, Потапьевна.
  

ПОТАПЬЕВHА.

   Что то тебѣ севодня во снѣ грѣзилось? Надъ тобою, боярышня, рой вьется.
  

ДОБРОСЛАВА.

   Я снамъ не вѣрю, Потапьевна, и ни что не могло мнѣ грѣзиться, по тому что я во всю ночь не заснула.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   И! моя матушка! да для чево же ты не спала ноченьку? таки бы почивала да почивала себѣ покойно. О чемъ тебѣ, боярышня, кручиниться? Не ужъ то Греки и тебя обидѣли?
  

ДОБРОСЛАВА.

   И ты, такъ же какъ Милогляда, хочешь, я вижу, меня уговаривать, чтобъ я моимъ состояніемъ радовалась? такъ ли?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Да для чево же, моя матушка, не радоваться, коли Богъ даетъ щастіе? Греческой-атъ бояринъ не спроста со мною долго разговаривалъ.
  

ДОБРОСЛАВА.

   Какой бояринъ съ тобою разговаривалъ?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Парамонъ, а какъ по отчеству-та и не вѣдаю, авось ты ево знаешь, моя матушка. Онъ велѣлъ тебѣ кланяться, и не вѣдь какъ просилъ сказать тебѣ, что самъ де царь Греческой сево дня въ вечеру къ тебѣ въ гости будешь, и чтобъ ты встрѣтила ево поласковѣе.
  

ДОБРОСЛАВА [утирая платкомъ слезы.]

   Да ты какъ попала въ Греческія посланницы? Давно ли познакомилась съ Греками?
  

ПОТАПЬЕВНА [пригорюнясъ и унывнымъ голосомъ.]

   А вотъ какъ боярышня; они прежде съ моимъ огородомъ познакомились, и правду тебѣ сказать, огородъ пообломали, копусту поизвели, и гряды попакостили.... Горько, горько было, боярышня. [плачетъ.] У меня со Власьичемъ только и живота что въ огородѣ насажено... какъ быть?... Поплакала, поплакала, пошла прямо къ самому Царю Греческому... пришла.. стоятъ ихъ двое, я и не знала которому кланяться. Поклонилась да не тому, моя матушка.... у меня и серце замерло.... Подумала какъ разгнѣвается, то и совсѣмъ огородъ отыметъ. Спасиба ему, онъ меня надоумилъ..... Показалъ мнѣ настоящова та главнова. Тому я низіохонько поклонилась и своіо горіо разсказала. Ну, онъ однако не разгнѣвался; говорилъ, говорилъ, распрашивалъ, распрашивалъ, и денегъ пожаловалъ, и копусту вся дни къ себѣ самой мнѣ приносить велѣлъ, и сказалъ ни чево де не бойся Потапьевна. О чемъ же тебѣ кручинишься, боярышня?
  

ДОБРОСЛАВА.

   Еще было бы лутче, Потапьевна, когда бы я не была въ залогѣ у Грековъ, и когда бы они великодушіе свое не у насъ показывали.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Да о чомъ тебѣ, боярышня, кручинишься?
  

МИЛОГЛЯДА,

   Вотъ я не одна говорю тебѣ правду, боярышня, о чомъ тебѣ кручинишься? Пить ли ѣсть ли намъ нѣчево? цвѣтноль плашье износилося? Слава Богу, всево довольно; и слышишь боярышня, Самъ Царь Греческой къ намъ въ гости будетъ. Вѣть Потапьевна правду говоритъ, что надобно принять ево поласковѣе.
  

ДОБРОСЛАВА.

   Я рада принять ево ласково, послѣ какъ онъ приметъ Пословъ отъ Государя нашего, какъ поставитъ твердой миръ со Славянами, и какъ отдаетъ меня обратно моимъ родственникамъ.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   По чому знать, боярышня, подъ какою звѣздою ты родилася? Можа-быть ради тебя онъ и не вѣдь что сдѣлаетъ?
  

ДОБРОСЛАВА [съ досадою].

   Мнѣ то и прискорбно, что онъ добро дѣлаетъ для меня, а не для справедливости; мнѣ то и прискорбно, для чево онъ не такъ великодушенъ какъ я ево воображала, и что не могу любить и почитать ево какъ бы желала. Какъ ты не разсудишь тово, Потапьевна?
  

ПОТАПЬЕВНА [къ Милоглядѣ подгорюнившись.]

   Милогляда Радимовна, растолкуй мнѣ, что такое говоритъ она по своему?
  

МИЛОГЛЯДА [въ недоумѣніи.]

   У нее всю по своему. Слышишь, говоритъ, какъ бы тебѣ сказать Потапьевна?... Слышишь такъ какъ бы.... любить ево желаетъ, а видѣть не хочетъ.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   И! боярышня! чево ты не затѣваешь? Вѣть онъ свѣтъ завоевалъ, вѣть мы всѣ у нево подъ властью, и по неволѣ будешь весела какъ заставитъ.
  

ДОБРОСЛАВА [съ жаромъ.]

   Отъ нево зависитъ сдѣлать меня довольною, благодарною и веселою, безъ всякова принужденія. Радость незаставляется. Скажите ему, что въ теперешнемъ состояніи я не желаю ево видѣть. [Утираетъ слезы.]
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Всіо у тебя по своему, боярышня. Лутче было бы, кабы ты насъ послушала. Знаемъ, что ты любишь себѣ ровню, да какъ же быть какъ худо приходитъ? Нужда и законъ перемѣняетъ.... Таки бы повеселѣе да поласковѣе, да и по рукамъ бы ударили....
  

ДОБРОСЛАВА [cъ нетерпѣніемъ.]

   Долголь вамъ вздоръ выдумывать? оставьте меня плакать. [уходитъ]
  

ЯВЛЕНІЕ VIII.

МИЛОГЛЯДА и ПОТАПЬЕВНА.

  

ПОТАПЬЕВНА [унывно.]

   Что ты съ нею сдѣлаетъ? горе, горе наше, Милогляда Радимовна.
  

МИЛОГЛЯДА [унывно.]

   Какъ быть, какъ быть? ума не приложу, Потапьевна... Вотъ ужъ сколько дней горюетъ да плачетъ, какъ будто дѣло дѣлаетъ, боярышни. Только у нее на умѣ, только и рѣчей: пошли да пошли провѣдать здоровъ ли Русланъ ее возлюбленной, да относи да приноси къ нимъ грамотки, да читать да плакать, да не хотимъ ни ково видѣть, да вотъ тебѣ и дѣло ней"... Греческой-атъ царь терпитъ, терпитъ, да какъ разгнѣвается, куды мы годимся тогда Потапьевна?
  

МИЛОГЛЯДА и ПОТАПЬЕВНА [обѣ вмѣстѣ въ отчаяніи]

   Пропали наши головушки! [обѣ воютъ] у! у! у! у!....
  

ЯВЛЕНІЕ IX.

ТѢЖЕ и ДОКЛАДИНЪ.

  

ДОКЛАДИНЪ.

   Милогляда Радимовна! доложи пожалуй боярышнѣ, что незнакомой бояринъ отъ царя Греческова, приказалъ провѣдать можно ли ему видѣть боярышню; онъ хочетъ говорить съ нею.
  

МИЛОГЛЯДА [въ горькомъ недоумѣніи къ Потапьевнѣ.]

   Съ нею говорить хочетъ!... Ну что теперь сдѣлаешь, Потапьевна? Она никово видѣть не хочетъ.
  

ПОТАПЬЕВНА [ухватя себя за бороду въ глубокомъ размышленіи.]

   Надо, надо какъ ни будь пособить дѣлу... Жаль, жаль боярышню... Послушай, Милогляда Радимовна: прими ты здѣсь посланнова, и скажись Доброславою... Посланной бояринъ ни Доброславы ни тебя не знаетъ... Всю ровно. Межъ тѣмъ можно поскорѣе сбѣгать къ Руслану... расказать ему всѣ дѣло... и выпросить отъ нево грамотку... Въ той грамоткѣ онъ напишетъ къ боярышнѣ, чтобъ она на вечеръ конечно допустила къ себѣ царя Греческова... и была бы къ нему поласковѣе... Она во всѣмъ Руслана послушаетъ, коли онъ къ ней напишетъ.
  

МИЛОГЛЯДА [ухватя себя за бороду въ глубокомъ недоумѣніи.]

   Пошапьевна свѣтъ мой! Да какъ мнѣ сказаться боярышнею? Ну какъ бояринъ-атъ узнаешь, что и не боярышня?... По барски-та и и говоришь не горазда.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   А ты, Милогляда Радимовна, нарядись въ боярышнино платье, и говори съ нимъ повѣжливѣе, такъ и будешь походить на боярышню.
  

МИЛОГЛЯДА [попризадумавшись.]

   Хорошо, Пошапьевна:, а ты стань при мнѣ, какъ будто моя мамушка, ты мнѣ въ рѣчахъ съ нимъ поможешь... Посмотримъ только заснулаль боярышня.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Ладно, ладно, Милогляда Радимовна.
  

МИЛОГЛЯДА [оборотясь къ Докладину.]

   Скажи добро пожаловать. [Милогляда и Потапьевнна уходятъ во внутреннія комнаты Доброславины, а Докладинъ выходитъ въ другую сторону.]

Конецъ перваго дѣйствія.

  

ДѢЙСТВІЕ II.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

МИЛОГЛЯДА [въ верхнемъ Доброславиномъ платьѣ, подъ именемъ Доброславы.] ПОТАПЬЕВНА [подъ именемъ Доброславиной мамы.]

  

МИЛОГЛЯДА [оправляясь и оглядываясь во кругъ въ господскомъ платы ]

   Не забудь же, Потапьевна, что ты будешь при мнѣ стоять, какъ будто моя матушка.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Ладно, ладно, Милогляда Радимовна... [осматривая во кругъ Милогляду.] Стой только чинно, мать моя... [посмотрѣвъ къ дверямъ.] Идіотъ, идіотъ... [обѣ стaновятся чинно, Милогляда нѣсколько выступя, а Потапьевна позади ее. Между тѣмъ Пансофій входитъ.]
  

ЯВЛЕНІЕ II.

ПАНСОФІЙ и ТѢЖЕ.

[Пансофій препровождается двумя изъ Александровой свиты служащими, кои держатъ на рукахъ коробочки съ дарами.]

ПАНСОФІЙ [подступя къ Милоглядѣ съ важностію и высокапарностію.]

   Побѣдитель свѣта, солнце Греціи Александръ великій, послалъ меня предстать къ лицу лѣпопрекрасной Доброславы, съ дарами отъ его Греческой высокомощности, и съ глубокопочтительнымъ отъ него прошеніемъ, да будутъ ей благоугодны искреннодружественныя его посланія. [На дары показывая.]
  

МИЛОГЛЯДА.

   Я, и Доброслава, мой батюшка; добро пожаловать. А твою милость какъ назвать?
  

ПАНСОФІЙ [пожимая плечами въ сторону.].

   Екая дурища! не знаетъ и моево имени! [къ Милоглядѣ съ важностію.] Я Пансофій Аѳинскій мудрецъ при особѣ царя и главнаго полководца Греческаго.
  

МИЛОГЛЯДА.

   Слыхала я, мой батюшка, о мудрецахъ Греческихъ. Добро пожаловать побесѣдовать съ нами, господинъ мудрецъ Греческій.
  

ПАHСОФIЙ [въ сторону.]

   Екая неучь деревенская! [къ Милоглядѣ.] Не угодно ли будетъ приказать принять дары со мною присланные?
  

МИЛОГЛЯДА.

   Не прогнѣвайся, мой батюшка господинъ мудрецъ Греческій, на наши простые обычаи. Ты съ нами еще не бесѣдовалъ, объ дѣлѣ не говаривалъ, рѣчей нашихъ не выслушивалъ: за что же насъ дарами жалуешь?
  

ПАHСОФIЙ [въ сторону.]

   Ну, что ты сдѣлаешь съ дурою! [дѣлаетъ рукою знакъ принесшимъ дары, чтобъ они вышли.]
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Она, мой батюшка, до даровъ не лакома.
  

ПАНСОФІЙ [взглянувъ на Потапьевну съ удивленіемъ.]

   [Къ Милогялдѣ] Прекрасная Доброслава приказываетъ ли, чтобъ и она со мною въ разговоры входила?
  

МИЛОГЛЯДА.

   А для чево, мой батюшка, ей съ нами не разговаривашь? Ето моя мамушка, она, всегда со мною бесѣдуетъ.
  

ПАНСОФІЙ [пожимая плечами въ сторону.]

   Какіе обычаи! [къ Милоглядѣ съ насмѣшливою важностію] Да будетъ въ томъ воля прекрасной Доброславы. Я готовъ, есть ли ей угодно, наслаждаться бесѣдою почтенной ее мамушки.
  

МИЛОГЛЯДА.

   Поволишь ли, господинъ мудрецъ, хлѣбомъ да солью бить челомъ? есть у насъ міодъ сотовой и міюдъ сыченой.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   И горшечикъ смѣтанки про твою милость сыщется.
  

ПАНСОФІЙ [въ сторону.]

   Жалко видѣть ихъ невѣжество!.... [къ Милоглядѣ съ тою же важностію.] Прекрасной Доброславы созерцаніе услаждаетъ меня лучше сыты и патаки, и бѣлизна смѣтаны должна постыдишься предъ лицомъ ея.
  

МИЛОГЛЯДА.

   Чѣмъ же дорогова гостя подчивать?
  

ПАНСОФІЙ.

   Мнѣ дружеская благосклонность надобна.
  

МИЛОГЛЯДА.

   Я, мой батюшка, съ тобою ещо не подружилася. У насъ у Славянъ дружба творится по времяни, а на перьвой встрѣчѣ будь доволенъ приіомомъ да ласкою, господинъ мудрецъ Греческой.
  

ПАНСОФІЙ [въ сторону.]

   Попробую авось-либо совѣты мои ей помогутъ. [къ Милоглядѣ.] Послушай прекрасная Доброслава: у насъ въ Аѳинахъ дружба при перьвой встрѣчѣ изъявляется, и особливо когда государь нашъ кому дѣлаетъ честь своею дружбою.
  

МИЛОГЛЯДА.

   И! мой батюшка господинъ мудрецъ Греческой! Да какъ же вы не спознавши людей на ихъ дружбу сподѣваетесь? Государь вашъ не ужъ то также дѣлаетъ?
  

ПАНСОФІЙ [увѣрительно.]

   Наши особенныя знанія легко разрѣшаютъ всякія неудобства и трудности. Многіе къ намъ въ Аѳины пріѣзжаютъ перенимать такія знанія. Совѣтую и тебѣ, прекрасная Доброслава, нашимъ обычаямъ слѣдовать.
  

МИЛОГЛЯДА.

   Не прогнѣвайся на насъ батюшка господинъ мудрецъ Греческой: мы вѣть въ Аѳины не ѣздили, и обходимся, какъ умѣемъ, по простымъ Славенскимъ обычаямъ.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Мы, мой батюшка въ старую Русу ѣздили, тамъ кой чево навидѣлись; и мы людей и люди насъ знали, и хлѣбъ соль важивали.
  

ПАНСОФІЙ.

   Я хочу подать вамъ дружескіе совѣты, какъ надобно принять государя нашего: надобно вамъ знать нѣкоторый образъ Аѳинcкго обхожденія. Государь нашъ пылаетъ желаніемъ провести севоднишній вечеръ съ прекрасною Доброславою.
  

МИЛОГЛЯДА.

   Добро пожаловать, мой батюшка. Да какъ же у васъ въ Аѳинахъ та обходятся?
  

ПАНСОФІЙ.

   Во первыхъ у насъ встрѣчаютъ и кланяются по наукѣ танцмейстеровъ.
  

МИЛОГЛЯДА.

   Не прогнѣвайся, мой батюшка господинъ Мудрецъ Греческой; мы кланяться не училися. По нашему, просто людей встрѣчаемъ, и коли кто добръ, тому охотно кланяемся. У насъ и пословица есть: По платью гость встрѣчается, по слову провожается.
  

ПАНСОФІЙ [въ сторону.]

   Екая дурища! (къ Милоглядѣ). У насъ въ Аѳинахъ женщины стараются всячески забавлять гостей своихъ.
  

МИЛОГЛЯДА.

   И мы, мой батюшка, съ гостьми забавляемся, и коли гости поразвеселятся, то мы себѣ поіомъ да пляшемъ да радуемся.
  

ПАНСОФІЙ [съ насмѣшливою вѣжливостію.]

   Я слышалъ, что прекрасная Доброслава превосходитъ здѣсь всѣхъ своими талантами, и желалъ бы услышать пріятное ее пѣніе.
  

МИЛОГЛЯДА.

   Какъ умѣется, мой батюшка, не прогнѣвайся.
  

ПОТАПЬЕВНА [толкая Милогляду рукою.]

   Видишь онъ хочетъ, чтобъ ты пѣсню спѣла.
  

МИЛОГЛЯДА.

   Пожалуй, я и спою и спляшу, какъ у насъ водится.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Она и пѣть и плясать горазда, мой батюшка.
  

ПАНСОФІЙ [въ сторону.]

   То то забавно, какъ она пѣть и плясать станетъ!
   [Милогляда выступаетъ на средину; между тѣмъ музыка начинаетъ слѣдующую пѣсню, и Милогляда подпершись подъ боки поіотъ и пляшетъ; Потапьевна тутъ же припѣваетъ и приплясываетъ; Пансофій въ продолженіи, по временамъ, дѣлаетъ знаки удивленія, и пожимаетъ плечами.]
  

ПѢСНЯ.

   Изъ за Русы приѣзжалъ бѣлокурой молодой,
   ой люли люли люли, бѣлокурой молодой 2.

*

   Бѣлокурой молодой, не женатой холостой,
   ой люли люли люли, не женатой холостой 2.

*

   Онъ мнѣ рѣчи говорилъ, кумачомъ меня дарилъ,
   ой люли люли люли, кумачомъ меня дарилъ 2.

*

   Не хочу я кумачу, друга милова хочу,
   ой люли люли люли, друга милова хочу.
  

МИЛОГЛЯДА.

  
   Не прогнѣвайся, мой батюшка; какъ умѣла такъ и спѣла.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Такъ ли то, мой батюшка, у васъ въ Аѳинахъ поютъ и пляшутъ?
  

ПАНСОФІЙ [съ важнымъ увѣреніемъ.]

   Не совѣтую вамъ, какъ другъ, показывать свои пляски и пѣсни передъ Государемъ нашимъ. У насъ въ Аѳинахъ забавы выдумываются съ такимъ искуствомъ, что всѣ другія достоинства часто помрачаются передъ талантами.
  

МИЛОГЛЯДА.

   У насъ, мой батюшка господинъ мудрецъ Греческой, такое старинное обыкновеніе, что мы, по нашей простой возможности, въ доброй часъ и сами себѣ забавляемся, и въ томъ просимъ на насъ не прогнѣваться. Да пляшетъ ли вашъ Царь Греческой?
  

ПАНСОФІЙ [въ сторону.]

   Не пьяна ли она? Вотъ какой вопросъ! [къ Милоглядѣ.] Прекрасная Доброслава! разсуди сама, пристало ли плясать Государю нашему?
  

МИЛОГЛЯДА.

   А для чево бы не пристало мой батюшка? у насъ прежній Воевода, бывало какъ пойдіотъ, пойдіотъ въ присядку да присвиснетъ, такъ смотрѣть было любо дорого!
  

ПАНСОФІЙ.

   По етому и у васъ забавники бываютъ знатные?
  

МИЛОГЛЯДА.

   Бываютъ, мой батюшка, коли только другія добрыя дѣла дѣлать умѣютъ. У насъ то не вина, когда кто забавлять умѣетъ, и то не стыдно кто самъ забавляется; а бываетъ у насъ стыдно такому, кто давши слово назадъ попятится.
  

ПАНСОФІЙ [увѣрительно.]

   Прекрасная Доброслава! когда бы ты въ Аѳинахъ побывала, совсѣмъ другой бы свѣтъ увидѣла. Искуство забавлять людей у насъ великой науки требуетъ, и къ тому много надобно разума.
  

МИЛОГЛЯДА.

   И у насъ, мой батюшка, умные люди веселятся не безъ разума, и забавляются такъ чтобъ то не было противу добродѣтели.
  

ПАНСОФІЙ.

   Прекрасная Доброслава! вашъ напѣвъ, ваши слова и пляски, у насъ, по Аѳинскому знанію, были бы нестерпимы. У насъ есть для того особые люди съ талантами. [съ высокопарною важностію, такъ какъ бы читая по книгѣ] Забавы наши въ театрахъ приводятъ умы въ совершенное забвеніе; тамъ представляются виды взоръ восхищающіе; музыка и танцы воображеніе превосходящіе. Къ тому требуются остроумныя сочиненія; разновидныя въ нихъ дѣйствія; соображеніе лицъ дѣйствующихъ; означеніе ихъ характеровъ, ихъ тѣней, ихъ контрастовъ; регулярное стеченіе дѣйствій въ ограниченное время и мѣсто; соплетеніе ихъ во едино дѣйствіе; поражающія зрителей нечаянности; и напослѣдокъ конецъ, какой долженъ, по вкусу Аѳинскому, привести всѣхъ въ печаль, ужасъ и содроганіе.
  

МИЛОГЛЯДА [понявъ послѣднія слова, послѣ многихъ знаковъ недоразумѣнія.]

   И! Мой батюшко господинъ мудрецъ Греческой.... Сохрани насъ отъ тово сила небесная! Почто намъ по пустому печалиться? У насъ умные люди забавы выдумываютъ не ради печали, а ради добра и веселья, ни кому не въ обиду.
  

ПАНСОФІЙ [съ тою же важностью.]

   Прекрасная Доброслава! ваша земля закоснѣла въ простыхъ разсужденіяхъ; а у насъ в Аѳинахъ остроуміе всегда находитъ новый образъ бытія человѣческаго. У насъ всякая новость прикрывается плѣнительною пріятностію, и не отягощаемся мы думать о послѣдствіяхъ. Когда бы ты знала, до какова просвѣщенія у насъ въ Аѳинахъ достигаетъ разумъ!
  

МИЛОГЛЯДА.

   Слыхали мы, мой батюшка, что у васъ дѣ въ Греціи мудрецовъ много; слыхали мы, что у васъ и дураковъ дѣлаютъ умными, и недостойныхъ достойными, и больныхъ здоровыми: наука чево не дѣлаетъ!
  

ПАНСОФІЙ [съ гордою наглостію.]

   У насъ и умныхъ дураками, и достойныхъ недостойными, и здоровыхъ, больными дѣлать умудряются.
  

МИЛОГЛЯДА.

   Не прогнѣвайся, мой батюшка, господинъ мудрецъ Греческой; мы не научились вашимъ мудростямъ. По нашему простому нарѣчію такія мудрости худыми называются. Пускай они у васъ въ Аѳинахъ останутся, съ нами ангели хранители! у насъ хлѣбъ соль и безъ тово водятся. Пускай ко самъ Государь вашъ къ намъ пожалуетъ, да съ нами побесѣдуетъ: авось-либо и наше простое разсужденіе ему полюбится. Не во гнѣвъ Государю вашему, пускай онъ безъ подарковъ своихъ, прежде у насъ хлѣба-соли откушаетъ, да нашихъ рѣчей послушаетъ, и коли захочетъ по правдѣ съ нами жить въ согласіи, то мы тогда и подарки отъ нево принимать, и милостью ево хвалиться будемъ. Прощай мой батюшко господинъ мудрецъ Греческой! кланяйся отъ насъ ево Царской милости. Пускай себѣ пожалуетъ къ намъ на вечеръ.
  

ЯВЛЕНІЕ III.

ПАHCОФIЙ [одинъ въ глубокомъ размышленіи.]

   Она и понятія не имѣетъ о свѣтскихъ приличностяхъ!.... Александръ вѣрно съ нею еще не разговаривалъ... Онъ много убавитъ своево къ ней уваженія, когда я раскажу ему о ее разумѣ, поступкахъ и обхожденіи.... Тутъ же мнѣ будетъ случай показать мой разумъ на щотъ глупости.... Въ Аѳинахъ никогда не дождался бы я такова щастливаго случая.... [хочетъ итти] А! вотъ и онъ.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.

АЛЕКСАНДРЪ и ПАНСОФІЙ.

  

АЛЕКСАНДРЪ [входя.]

   Видѣлъ ли Доброславу?
  

ПАНСОФІЙ [пожимая плечами.]

   Стыдно расказывать!

АЛЕКСАНДРЪ.

   По чему стыдно?
  

ПАНСОФІЙ.

   Она сущая дура.
  

АЛЕКСАНДРЪ [съ удивленіемъ.]

   Доброслава сущая дура! по чему же такъ ты судишь?
  

ПАНСОФІЙ.

   По моему, самъ увидишь ... сущая дура!
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Я ее видѣлъ, и говорилъ съ нею. Правда что она не похожа на Аѳинскихъ разумницъ, правда что въ ней видно особое воспитаніе, и добронравіе незнакомое въ Аѳинахъ: однако при томъ она не только не дура, а думаю что она тебя судить умѣетъ лутче нежели ты ее судишь.
  

ПАНСОФІЙ [пожимая плечами съ видомъ совершеннаго увѣренія.]

   Да она глядѣть не умѣетъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ [глядя безпрерывно на Пансофія.]

   То есть она смотрѣла на тебя съ сожалѣніемъ.
  

ПАНСОФIЙ.

   Поклониться не умѣетъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   То есть не по Аѳински, а по своему кланяется.
  

ПАНСОФІЙ.

   Говоришь не умѣетъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   То есть не переняла у тебя говорить по Гречески.
  

ПАНСОФІЙ.

   Разбирать людей не знаетъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   То есть не говорила тебѣ нѣкоторова словъ собранія, которое въ Аѳинахъ высочайшею вѣжливостію почитается.
  

ПАНСОФІЙ.

   А вотъ что говорила: [перндразнивая Милоглядк] "Добро пожаловать хлѣбъ соли откушать, не прогнѣвайся на простоту, мою, мой батюшко господинъ мудрецъ Греческой, по нашему простому нарѣчію Греческіе мудрости худыми называются. Пляшетъ ли вашъ царь Греческій по-нашему? [съ прежнею увѣрительностію] и вотъ Доброславина пѣсня, которую она пѣла со своею мамушкою, и подъ которою обѣ онѣ плясали: "Ой люли люли люли, не хочу я кумачу, друга милова хочу" [съ ироническою важностью.] Прекрасная пѣсня! Что надлежитъ до поступокъ, то Доброслава подарки назадъ отослала; и приказала объявить тебѣ свою волю, что когда къ ней пожалуешь, и удостоишься ее дружескаго возрѣнія, тогда она и подарки отъ тебя приметъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Пансофій! ты вѣрно обманутъ, и можетъ быть такъ, что разговаривалъ ты вмѣсто Доброславы съ какою нибудь огородницею.
  

ПАНСОФІЙ [съ твердою увѣрительностію.]

   Въ Доброславиныхъ покояхъ, самолично съ Доброславою. Она сидѣла въ креслахъ, и позади стояла ее вѣрная матушка, которая мѣшалась такъ-же въ наши рѣчи, и съ Доброславою вмѣстѣ припѣвала и приплясывала. [Пожимая плечами съ важностью.] быть можетъ, что Доброслава и матушка передъ моимъ приходомъ обѣ хмѣльнова подпили.
  

АЛЕКСАНДРЪ [смотря на Пансофія съ неудовольствіемъ.]

   Быть можетъ также, что она имѣла причину Греческія мудрости называть худыми. Въ вечеру нынѣ и самъ у нее буду, и очень любопытенъ тебя шушъ же видѣть. Позволь мнѣ сумнѣваться о твоей премудрости, а между тѣмъ дай знать Славенскимъ посламъ, что сего же вечера, въ покояхъ Доброславы, мною они будутъ приняты и выслушаны. Надѣюсь, что ты исполнишь это дѣло щастливѣе перьваго.

[Пансофій дѣлаетъ въ сторону гримасы удивленія, кланяется и отходитъ.]

  

ЯВЛЕНІЕ V.

  

АЛЕКСАНДРЪ [одинъ.]

   Похоже ли то на Доброславу, какъ объ ней мнѣ онъ расказываетъ!... По случаю я знаю ее самъ вѣрнѣе всякихъ слуховъ... Аѳинскому мудрецу простые Славенскіе нравы кажутся смѣшными; а мнѣ еще болѣе смѣшнымъ кажется мудрецъ, который не находитъ, кромѣ Аѳинъ, ничево достойнаго. Вотъ каково самолюбіе ученыхъ Аѳинянъ! Испортивъ нравы свои всевозможными образами, они не могутъ себѣ представить, чтобъ гдѣ ни будь могли существовать несовмѣстныя съ ними достоинства. Умы и разговоры ихъ заражены такою ко всему человѣческому роду недовѣренностію, что имъ всюду представляются оправдательныя причины ихъ мрачныхъ и унылыхъ воображеній. О! Аристотъ! у Славянъ, подъ скипетромъ праводушія, ученіе твое было бы полезнѣе!
  

ЯВЛЕНІЕ VI.

АЛЕКСАНДРЪ и ВЛАСЬИЧЬ.

  

ВЛАСЬИЧЬ [не зная ни лицо Александра, и почосывая себѣ голову.]

   Не у Доброславыли служишь ты, родимой?
  

АЛЕКСАНДРЪ [въ сторону.]

   Ето, вѣрно или мужъ или братъ огородницынъ. [Къ Влясьичу притворяяся слугою.] Ты мой другъ не ошибся, я служу Доброславѣ. А ты чей служитель?
  

ВЛАСЬИЧЬ.

   Я Власьичь огородникъ, мужъ Потапьевнинъ, родимой; а Потапьевна жена моя, доводится сватья Милоглядѣ Радимовнѣ; а Милогляду Радимовну авось ты и самъ знаешь.
  

АЛЕКСАНДРЪ [въ сторону.]

   То помнится служанка Доброславина. [къ Власьчу.] Какъ не знать Милогляду Радимовну?
  

ВЛАСЬИЧЬ.

   Не можноль, родимой, ее ко мнѣ выслать?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Можешь быть ей не льзя оставить госпожу свою.
  

ВЛАСЬИЧЬ.

   Коли не льзя, родиной, такъ хоть ты отдай ей грамотку: къ кому она сама вѣдаетъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ [въ строну.]

   Это похоже на какую нибудь тайну. [къ Власьичу.] Отъ ково и къ кому? таить нѣчево.
  

ВЛАСЬИЧЬ.

   Ну! нѣчево тебѣ и говорить: только пожалуй ни кому не сказывай, что граматка отъ Руслана къ Добраславѣ. Мы боимся, чтобъ Царь Греческой о томъ не довѣдался.
  

АЛЕКСАНДРЪ [въ сторону.]

   Вотъ и тайна обнаружилась. [къ Власьичу.] Не бойся, поди себѣ назадъ спокойно.
  

ВЛАСЬИЧЬ [кланяясь.]

   Ладно; ладно родимой. [Уходитъ.]
  

ЯВЛЕНІЕ VII.

  

АЛЕКСАНДРЪ [одинъ въ размышленіи.]

   Отъ Руслана... къ Доброславѣ!... съ предосторожностію, чтобъ я о томъ не свѣдалъ!... Я ничево не запретилъ Доброславѣ... Для чево такая предосторожность?... Я не подалъ ей причины ни къ какому непріятельскому противъ меня поступку... и не могу подозрѣвать ее правосудіе... Русланъ можетъ быть щастливой смертной, которова она любитъ.... Безъ всякого другова подозрѣнія, знаю, что переписка съ любовникомъ должна быть осторожна... и не хочу узнавать, что она къ нему пишетъ; письмо должно быть ей вручено безъ какаго посторонняго любопытства... Русланъ... такъ... ничего нѣтъ правосуднѣе какъ то, что онъ Доброславу любитъ.. [Со вздохомъ.] Благополучный Русланъ можетъ быть достоинъ любви ее.
  

ЯВЛЕНІЕ VIII.

АЛЕКСАНДРЪ и ПАНСОФІЙ.

  

ПАНСОФІЙ.

   По волѣ твоей я послалъ повѣстить Славенскинъ посламъ, что они сего дня въ ввечеру, въ присудствіи Доброславы, тобою будутъ выслушаны. [Съ видомъ важнаго сумненія.] А между тѣмъ встрѣтился мнѣ теперь другова рода посолъ, который отнесъ тайное писемцо къ Доброславѣ... это что ни будь значитъ... Съ кѣмъ она тайно переписывается я не могъ свѣдать, знаю только что Славяне по временамъ у Руслана въ гостяхъ бываютъ.... это что нибудь значитъ... Они ево почитаютъ... это что нибудь значитъ... Онъ же со Славянами писменно сообщается, это что нибудь значитъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Послушай, Пансофій: много было бы на свѣтѣ дѣла, естьли бы пустыя догадки много значили. Безъ всякихъ догадокъ которое нибудь изъ двухъ твоихъ примѣчаній, должно однако казаться странно: Доброслава, по словамъ твоимъ, выходитъ сущая дура, или сумозбродная дѣвка, и по твоимъ же примѣчаніямъ Доброслава кажется опасна, по тому что съ умными людьми сообщается. Разсуди самъ, что я долженъ думать о твоей Аѳинской премудрости.
  

ПАНСОФІЙ [съ видомъ ревности и усердія.]

   Такъ я же и виноватъ, за мою добрую службу и за мое усердіе?
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Мой другъ! усердіе требуетъ разсужденія, и служба требуетъ справедливости. Никогда я не поручалъ тебѣ инымъ образомъ дружбу мою заслуживать.
  

ПАНСОФІЙ [съ увѣреніемъ.]

   Самъ лутче усмотрѣть изволишь, буде въ вѣрности моей сумнѣваешься.
  

АЛБКСАНДРЪ [съ такимъ же увѣреніемъ.]

   Сево же вечера, у Доброславы со мною, самъ лутче усмотрѣть изволишь, естьли сомнѣваешься въ моей вѣрности.

[Уходитъ.]

  

ЯВЛЕНІЕ IX.

  

ПАНСОФІЙ [одинъ въ глубокомъ размышленіи.]

   Вотъ Богъ далъ намъ хорошую красавицу!.. Я же теперь въ дуракахъ!.. За ково?.. за дуру! Да я... я всему учился въ Аѳинахъ... [бьетъ себя ладонью по лбу.].. Грекамъ кой что шепнуть можно.... этотъ посолъ, которой носилъ писемцо, такъ же мнѣ пригодится... да вотъ онъ здѣсь бродитъ.
  

ЯВЛЕНІЕ X.

ПАНСОФІЙ и ВЛАСЬИЧЬ.

  

ПАНСОФІЙ [грозно.]

   Бѣдный пропащій, не ещо ли принесъ ты писемцо къ Доброславѣ?
  

ВЛАСЬИЧЬ [съ торопливостію].

   Нѣтъ, нѣтъ, родимой: а только слово молвить хотѣлъ Потапьевнѣ.
  

ПАНСОФІЙ.

   Царь нашъ свѣдалъ, отъ ково, къ кому и о чомъ письмо писано, и кто приніосъ ево.
  

ВЛАСЬИЧЬ [унывно:]

   Ахъ ты родимой! пропали мы съ Потапьенною... и деньги за копусту у насъ назадъ отымутъ.
  

ПАНСОФІЙ.

   А кто такая Потапьевна съ тобою въ согласіи?
  

ВЛАСЬИЧЬ.

   Потапьевна жена моя, родимой. Греческой Царь вашъ ее знаетъ и жалуетъ.
  

ПАНСОФІЙ [съ видомъ сожалѣнія.]

   Мнѣ жаль и тебя и Потапьевну, однако можно еще пособить нещастью вашему.
  

ВЛАСЬИЧЬ [низко кланяясь.]

   Пособи родимой.
  

ПАНСОФІЙ.

   Надобно. скорѣе...
  

ВЛАСЬИЧЬ [унывно.]

   Знаю, знаю, родиной... скорѣе бѣжать намъ съ Потапьевною... Потапьевна моя завоетъ какъ увѣдаетъ бѣду свою... она не вѣдь какъ испугается.
  

ПАНСОФІЙ [въ сторону.]

   Онъ глуповатъ, съ нимъ яснѣе говорить надобно. [къ Власьичу, съ видомъ дружескаго совѣта.] Послушай, вамъ всѣмъ худо будешь. Скажи ты Доброславѣ, чтобъ она потихоньку, и какъ можно поскорѣе, съ вами убралась отсюда. Царь нашъ на васъ разгнѣвался, и коли не уйдете, ьо вамъ худо будетъ.
  

ВЛАСЬИЧЬ.

   Худо, худо, родимой. [вoemъ] у! у! у! у! пропали наши головушки!.. и куды бѣжать, родимой?.. у! у! у! у!
  

ПАНСОФІЙ.

   Я вамъ дамъ провожатыхъ: они васъ проводятъ въ доброе мѣсто, гдѣ васъ вѣрно не найдутъ. Не бойся, поди только поскорѣе подговори Доброславу, чтобъ она была готова.
  

ВЛАСЬИЧЬ [унывно]

   Пойду, пойду, родимой. [кланяясь] Не оставь насъ въ горькой напасти нашей! На тебя вся надежда. [Уходитъ.]
  

ЯВЛЕНІЕ XI.

  

ПАНСОФІЙ [одинъ.]

   Поскорѣе бы только ихъ отсюда отправить. [Александръ входитъ, и Пансофій продолжаетъ не видя Александра]. По томъ... можно будетъ сказать объ нихъ всякую всячину, а въ нужномъ случаѣ можно и конецъ дѣлу сдѣлать.
  

ЯВЛЕНІЕ XII.

АЛЕКСАНДРЪ и ПАНСОФІЙ.

  

АЛЕКСАНДРЪ [вслушавшись въ послѣднія слова Пансофіевы.]

   Я приказалъ ужъ конецъ дѣлу сдѣлать.
  

ПАНСОФІЙ [обрадовавшись.]

   Не правдуль я доносилъ какова она? Другова отъ нее ждать было нѣчево.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Ошибаешься, Пансофій: не тотъ конецъ дѣлу ты себѣ представляешь. Я желаю, чтобъ ты былъ честнѣе; вотъ прямой конецъ дѣлу.
  

ПАНСОФІЙ [пожимая плечами.]

   [въ сторону.] Что за причина! [къ Александру.] По етому Доброслава умна и честна, а я и другіе мы дураки и бездѣльники.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Ково ты мѣшаешь другихъ съ собою? естьли тѣхъ, которые могли слѣпо вѣрить, то всѣ вы не будете ошибаться, какъ скоро ошибки свои увидите. Я, по случаю, узналъ ихъ во всемъ пространствѣ. Совѣтую тебѣ имѣть больше разсмотрительности. Лутче исправить свои ошибки хотя и съ униженіемъ своево самолюбія, нежели продолжать какое нибудь безчестное дѣло до безконечной глупости. Доброслава соглашается присутствовать въ этой же залѣ при послахъ Славянскихъ. Она должна рѣшить ихъ участь. [Пансофій дѣлаетъ разные знаки недоумѣнія.] Тогда ты увидишь лутче, я ли хочу тебя обманывать, или ты самъ обманываешься. [выходятъ.]
  

ЯВЛЕНІЕ XIII.

  

ПАНСОФІЙ [одинъ въ раздумчивости.]

   Не могу понять, отъ чево такое о Доброславѣ высокое мнѣніе! и отъ чево къ мой такая довѣренность!.. Влюбился... Всіо отъ тово... всіо отъ тово.... Посмотримъ, каково то ему при послахъ будетъ, какъ она по своему пѣть станетъ... Чудеса на свѣтѣ!... чудеса!.. [Уходитъ.]

Конецъ втораго дѣйствія.

  

ДѢЙСТВІЕ III.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

АЛЕКСАНДРЪ, ПАРМЕНІОНЪ, ПАНСОФІЙ и Свита АЛЕКСАНДРОВА.

Александръ входитъ съ великолѣпнымъ обрядомъ, въ предслѣдованіи своихъ воиновъ и первыхъ чиновниковъ, садится на правой сторонѣ залы въ кресла, возлѣ коихъ поставлены другія порозжія. Парменіонъ и другіе чиновники становятся по сторонамъ. Пансофій между чиновниками въ Свитѣ.

  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Храбрые Греки! оружіе ваше до нынѣ было столь благоуспѣшно, что мы ни гдѣ не находили ни противоборниковъ, ни оградъ могущихъ остановить побѣды наши. Слава такихъ побѣдъ принадлежитъ вашему отличному мужеству. Имѣя щастье бысть начальникомъ непобѣдимыхъ войскъ Греческихъ, естьли приобрѣлъ я имя побѣдителя, то долженъ признаться торжественно, что частную въ тонъ славу, какъ гражданинъ, отъ васъ заимствую. Долгъ моего званія оставляетъ мнѣ одно только особенное попеченіе, соблюдать правосудіе всюду, гдѣ мы найдемъ ему мѣсто. Доброслава требуетъ, чтобъ Славенскіе послы были выслушаны. Я неимѣю причинъ думать, чтобъ требованія ее могли быть предосудительны существеннымъ пользамъ Греціи. [къ Парменіону] Увѣдомь Доброславу, что прежде пріема пословъ, я ее сюда ожидаю.
  

ПАРМЕНІОНЪ [въ недоумѣніи.]

   Не согласно кажется съ формою посольскихъ обрядовъ...
  

АЛЕКСАНДРЪ [перерывая.]

   То есть тебѣ странно кажется, что Доброслава будешь тутъ же присутствовать, противу обыкновенныхъ обрядовъ Греческихъ. Послушай! ее объ насъ мнѣніе уважаю я больше нежели всѣ обряды, по какимъ надлежало бы изключить ее изъ моево присутствія. Естьли она такова уваженія не достойна, той безъ всякаго отъ другихъ старанія, сама собою привлечетъ себѣ справедливое презрѣніе. Скажи ей, что сюда ее ожидаю. [Парменіонъ отходитъ. Александръ обращается къ предстоящимъ Грекамъ.] Желаю, чтобъ вы судили безпристрастно, друзьями ли или непріятелями Славянъ почитать мы должны. Отъ ихъ разположеній должны зависѣть наши съ ними поступки. Постыдно было бы побѣждать оружіемъ народъ, который защищаетъ себя честью и справедливостью.
  

ЯВЛЕНІЕ II.

ДОБРОСЛАВА, ПАРМЕНІОНЪ и ТѢЖЕ.

  

ДОБРОСЛАВА [Къ Александру.]

   Естьли къ славѣ побѣдъ твоихъ надъ цѣлымъ свѣтомъ, недоставало Славянскихъ женщинъ, которыя бы слѣдовали за колесницею побѣдителя, то мое присутствіе принесетъ тебѣ одну только досаду.
   [Между тѣмъ Пансофій, увидѣвъ вмѣсто Милогляды Доброславу, въ иномъ лицѣ, въ иномъ нарядѣ, и съ иною поступью, дѣлаетъ разные знаки удивленія, протираетъ глаза, надѣваетъ большія очки, смотритъ прилѣжно, и говоритъ въ сторону.]
  

ПАНСОФІЙ.

   Что за чудеса!
  

АЛЕКСАНДРЪ [къ Доброславе, показывая ей порозжія кресла.]

   Оставимъ колесницы побѣдителей: здѣсь намъ будетъ покойнѣе. [Доброслава садится.] Я не ожидаю, чтобъ Славенскіе Послы имѣли какую нибудь причину приводить меня къ другимъ поступкамъ. Доброслава будетъ свидѣтельницею, могу ли я спорить со Славянами въ чести и справедливости. Самое приятнѣйшее торжество въ моей жизни будетъ то, естьли не ошибаясь во мнѣніи моемъ о Славянахъ, могу непостыдно опредѣлить себя въ послѣдователи за колесницею добродѣтели.
  

ДОБРОСЛАВА.

   У насъ добродѣтели не такъ пышны, чтобъ Александръ Великой долженъ былъ включить себя въ число послѣдователей за ихъ колесницами. Онѣ у насъ часто просто пѣшкомъ ходятъ, и принимаютъ къ себѣ только тѣхъ сопутниковъ, которые не устаютъ отъ трудовъ сотоварищества.
  

ПАНСОФІЙ [въ сторону.]

   Что за преображеніе!
  

АЛЕКСАНДРЪ [со вздохомъ.]

   А! Доброслава, я чувствую чѣмъ ты меня обвиняешь. Ты обвиняешь меня роскошью соедименною съ моимъ званіемъ; ты думаешь, что восточное великолѣпіе, къ каковому воины мой привыкли въ Персіи, затмило во мнѣ чувствія истиннаго бытія человѣческаго. Могу тебя увѣрить, что наружность принадлежитъ только къ моему званію, а сердце мое....
  

ДОБРОСЛАВА [перерывая.]

   Не унижая достоинствъ твоего сердца, я нахожу себя однако совершенною жертвою слѣдствій твоего званія; я отдана тебѣ отъ Славянъ....
  

АЛЕКСАНДРЪ [перерывая.]

   На то конечно, чтобъ я не стыдился самъ быть данникомъ. Доброслава! о коль много бы ни чувствовали Славяне важность своево залога, вѣрь, что я по крайней мѣрѣ равно съ ними раздѣляю ихъ чувствія.
  

ДОБРОСЛАВА [въ сторону]

   Чево онъ хочетъ? [къ Александру.] По словамъ твоимъ кажется, что ты не пришелъ покарять землю нашу.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Доброслава! несправедливо было бы покарять тѣхъ, кто своими добродѣтельми сами людей покарять удобны.
  

ПАНСОФІЙ [протирая себѣ глаза.]

   Это совсемъ другая!
  

ДОБРОСЛАВА [съ откровенностію.]

   Конечно ты имѣлъ случай знать здѣсь Руслана.
  

АЛЕКСАНДРЪ [съ прискорбностію.]

   Конечно Доброслава думаетъ, что для своего покоренія Руслана знать надобно.
  

ДОБРОСЛАВА [съ увѣреніемъ невинности.]

   Ты самъ увидишь. Онъ будетъ сюда Посломъ отъ Государя нашега: я не одна люблю ево... и другіе ево любятъ.... и Государь нашъ ево жалуетъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ [остановясь нѣсколько въ удивленіи.]

   Да онъ тебя любитъ ли?
  

ДОБРОСЛАВА.

   О! вѣрно любитъ: онъ честенъ, справедливъ...
  

АЛЕКСАНДРЪ [перерывая.]

   Столько ли справедливъ, чтобъ могъ не почесть меня своимъ неприятелемъ, на то что и я любить тебя не отрицаюсь?
  

ДОБРОСЛАВА [съ чистосердечіемъ.]

   Пожалуй люби... только мнѣ тебя такъ какъ ево любить не можно.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   То есть ты опредѣляешь мнѣ въ твоемъ сердцѣ послѣ Руслана второе мѣсто.
   ДОБРОСЛАВА.
   Не второе и не перьвое, а то мѣсто, которое добродѣтельные люди заслуживаютъ, безъ всякаго съ другими сравненія.
  

ПАНСОФІЙ [смотря прилѣжно.]

   Это другая!
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Доброслава! я не буду униженъ, естьли Русланъ тоже мѣсто заслуживаетъ. Сердечно желаю, чтобъ онъ исполнилъ свое посольство образомъ достойнымъ своево щастія... Вотъ я вижу и посолъ къ намъ входитъ.
  

ЯВЛЕНІЕ III.

РУСЛАНЪ со свитою главныхъ въ Посольствѣ и ТѢЖЕ.

  

РУСЛАНЪ [послѣ обряднаго поклона.]

   Славенскій Царь, Государь нашъ, желая тебѣ именитому Царю Греческому здравія и благоденствія, велѣлъ мнѣ Царскому послу своему видѣть ясныя очи твои, и дружелюбно тебѣ кланяться; а при томъ сказать тебѣ отъ Царя Государя нашего, что буде ты желаешь пребывать съ нами въ мирѣ и согласіи, то Царь Государь нашъ радъ будешь твоему дружелюбію, и тебя и войски твои отпуститъ изъ земли своей съ честію: буде же ты хочешь съ нами ратовать, то бы ты на Царя Государя нашего не прогнѣвался: мы Славяне люди ратные, всегда носимъ луки и стрѣлы на защиту земли своей.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Я радъ дружелюбію народовъ, которые умѣютъ быть достойны дружества. Прежде отвѣта моего вамъ, позвольте мнѣ, по моему обыкновенію, распросить васъ о вашихъ Славенскихъ нравахъ, законахъ и обычаяхъ, и предварительно сказать вамъ, что охотно соблюдаю я миръ съ добрыми народами, но воюю съ такими, которые сами на себя навлекаютъ непріятельскія дѣйствія. Такъ ли Царь Государь вашъ думаетъ?
  

РУСЛАНЪ.

   Какъ ты говоришь намъ, такъ Царь Государь нашъ дѣлаетъ: и крѣпко воюетъ со своими непріятелями.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Какими средствами во нравахъ вашихъ умѣриваются военныя склонности?
  

РУСЛАНЪ.

   Прилѣжаніемъ къ полезнымъ трудамъ, отъ которыхъ, безъ кроволитной военной добычи, всегда имѣемъ мы плоды вѣрные.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Что же у васъ тѣ дѣлаютъ, которые къ полезнымъ трудамъ не имѣютъ прилежанія?
  

РУСЛАНЪ.

   Тѣмъ бываетъ у насъ стыдно.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   А тѣ которые стыда не имѣютъ?
  

РУСЛАНЪ.

   Въ нашей землѣ не родятся безстыдные; а естьли бы когда и родились, то ихъ въ познаніи стыда мы воспитываемъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   По етому у васъ не бываетъ ни преступленій ни наказаній, и многія нещастія другихъ народовъ вамъ не вѣдомы?
  

РУСЛАНЪ.

   Добро и худо вмѣстѣ вездѣ бываетъ; вездѣ родятся люди благоразумные, и безтолковые: и у насъ бываютъ люди нещастные, когда сами не хотятъ быть благополучными, но у насъ такихъ исправляютъ часто кроткими образами, не поставляя ихъ глупостей имъ въ преступленія.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Я желалъ бы собрать книги ваши, въ которыхъ вы такія хорошія правила почерпаете.
  

РУСЛАНЪ.

   У насъ книгъ не много; мы пишемъ только то, что можетъ питать добрыя разположенія сердецъ и разумовъ. У насъ главныя добродѣтели, безъ письма и безъ книгъ, сохраняются въ безпрестанныхъ человѣческихъ дѣйствіяхъ: писать о томъ мы не тратимъ времени.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Кто же однако ваши писатели?
  

РУСЛАНЪ.

   Мы всѣ писатели.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   А когда у васъ всѣ пишутъ, то писатели должны быть въ презрѣніи
  

РУСЛАНЪ.

   Но тому самому что всѣ пишутъ, они у насъ въ почтеніи. Мы не презираемъ людей за то, что они ревнительны къ исполненію общихъ всѣмъ должностей.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Однако у васъ, чалтельно какъ и у другихъ, люди пишутъ часто и не дѣло, когда другова ремесла не знаютъ.
  

РУСЛАНЪ.

   У насъ такое ремесло постыдно, чтобъ врать или повирать для своево прокормленія. Богъ насъ не на то создалъ. А хотя иногда у насъ и вранью пишется, однако вранью за дѣло не почитается.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Гдѣ же вы находите столько судей, чтобъ у васъ всюду дѣло отъ вранья справедливо было отличаемо?
  

РУСЛАНЪ.

   Они у насъ вездѣ находятся, по тому что люди у насъ вездѣ воспитываются такъ, чтобъ въ началѣ имѣли о вещахъ прямое понятіе и здравое разсужденіе.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Кто вкоренилъ во нравахъ вашихъ такія добрыя правила?
  

РУСЛАНЪ.

   Была у насъ добрая и умная Государыня, которая лучшія правила Греческихъ мудрецовъ вашихъ Славянамъ въ законъ поставила. Она имѣла разумъ благотворительнаго созиданія: украсила жилища наши многими зданіями, и умы наши многими свободными наученіями; разпространила границы своихъ областей не столько силою оружія, сколько дѣйствіями своего о подданныхъ попеченія; возвысила цѣну человѣчества не по мѣрѣ особенныхъ и частныхъ предубѣжденій, но по мѣрѣ достоинствъ и заслугъ вообще свойственныхъ народу Славенскому. Она, для настоящаго и будущаго племенъ нашихъ спокойствія, много собственнымъ своимъ покоенъ жертвовала. А потому Славяне учредили праздновать каждые двадцать пять лѣтъ ея царствованіе, съ торжественнымъ возобновленіемъ всѣхъ спасительныхъ ея учрежденій, на тотъ конецъ, чтобъ они никогда не ослабѣвали въ памяти потомковъ нашихъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Я охотно бы желалъ въ вашемъ праздникѣ также участвовать.
  

РУСЛАНЪ.

   Сего дня должно быть отправлено торжество наше; то тебя мы къ тому приглашать не можемъ, пока не услышимъ къ Царю Государю нашему отъ тебя отвѣтовъ мужескихъ.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Вы ихъ теперь услышите. Донесите Государю вашему, что я искренно желаю ему здравія и благоденствія, равно желаю сохранять со Славянами миръ и доброе согласіе. [къ Парменіону] Прочти имъ заготовленную грамоту.
  

ПАРМЕНІОНЪ [вынимаетъ грамоту и читаетъ.]

   "Александръ Царь Греческой, именитому Народу Славенскому желаетъ радоватися; и въ воздаяніе за его добродѣтели, постановляетъ съ нимъ миръ и доброе согласіе, которое, съ внутреннимъ ихъ благополучіемъ, безъ сомнѣнія пребудетъ столь долговремянно, пока добродѣтели сего Народа не измѣнятся. Они суть надежнѣйшіе споручники возможнаго щастія человѣческаго. Желаетъ же, что бы Славенскіе потомки спокойствіе свое приобрѣтали всегда тѣмъ же образомъ... [Парменіонъ подноситъ грамоты Александру для подписанія.]
  

АЛЕКСАНДРЪ [подписавъ грамоту и отдавая ее Руслану.]

   Вотъ удостовѣреніе Народу вашему. Но я не все еще исполнилъ. Знаю что Доброслава любитъ Руслана, и что Русланъ любитъ Доброславу. [ко Руслани и Доброславѣ.] Отпустише мнѣ невинную вамъ досаду, естьли могъ я быть содѣтелемъ вашей разлуки и безпокойства вашего. Доброслава! ты имѣешь теперь всю свободу слѣдовать твоей справедливой склонности.
  

ДОБРОСЛАВА [съ восхищеніемъ.]

   Правосудіе достойное Александра Великаго!
  

РУСЛАНЪ [съ радостію.]

   Ты побѣждаешь сердца наши!
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Оставляю родственникамъ вашимъ довершить ваше сочетаніе. Надѣюсь что и меня вспоминать будете не инако какъ въ числѣ друзей вашихъ.
  

ДОБРОСЛАВА.

   Жалѣю, что ты не родился гражданиномъ между нами; состояніе Славенина конечно не было бы тебѣ противно.
  

АЛЕКСАНДРЪ [со взохомъ.]

   А! не напоминай мнѣ моево бремени, какое, для чести отечества, носить я долженъ!.. между вами нахожу мою отраду: позволите ли мнѣ быть участникомъ въ празднествѣ вашемъ? я бы желалъ чтобъ здѣсь и теперь, вы ево препроводили, со всѣми обрядами по вашему обычаю.
  

РУСЛАНЪ.

   Естьли то тебѣ угодно, собраніе Славянъ сюда пригласить можно.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Доброслава и Русланъ, лутче всѣхъ удобны привлечь сюда собраніе, и учредить забавы къ общему удовольствію. [Доброслава встаетъ.] Отпуская васъ, я съ вами не разлучаюсь мыслями. Минуты вашего отсутствія употреблю для другихъ распоряженій, какія отъ меня зависятъ.

[Доброслава и Русланъ откланиваются, выходятъ со Славенскою свитою. Александра такъ же встаетъ послѣ, и кресла выносятся.

  

ЯВЛЕНІЕ IV.

АЛЕКСАНДРЪ, ПАРМЕНІОНЪ, ПАНСОФІЙ и другіе Греки.

  

АЛЕКСАНДРЪ [выходя на средину съ чувствительностію самъ къ себѣ.J

   Я ли? я ли забуду Аристотовы наставленія?.. Я ли не правосуденъ буду?.. [къ Парменіону.] Они любятъ и имѣютъ причину любить другъ друга. Недостойно было бы моево имени, разрушать справедливое людей благополучіе.
  

ПАРМЕНІОНЪ.

   Я предвидѣлъ что награды твои скоро кончатся.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Я имѣю одну, которой ни кто меня лишить не можетъ, и которая ни какими обстоятельствами не измѣняется: утѣшеніе благотворить достоинствамъ всѣ другія награды превосходитъ въ моихъ чувствіяхъ. Вотъ моя награда. [показывая на свое сердце. Парменіонъ безмолвно уклоняетъ голову. Александръ обратясь къ Пансофію.] Пансофій! что теперь скажешь?
  

ПАНСОФІЙ [въ замѣшательствѣ.]

   То вѣрно... то вѣрно была другая подставная... кто нибудь ее на смѣхъ подставилъ... Не худо однако... съ тою и съ другою... разстаться поскорѣе какъ кажется...
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Послушай Пансофій: тѣ которые легко обманываются, не найдутъ себѣ въ томъ выгоды; а было-бы лутче когда бы о вещахъ судили они справедливѣе; тѣмъ избавили бы себя и другихъ отъ лишнихъ неудовольствій. Кто только захочетъ чаще вопрошать собственную свою безпристрастную ощутительность, то она, лучше всево, поступки свои съ собою согласить удобна. [къ чиновникамъ] Объявите Грекамъ постановленный миръ со Славянами. Намъ должно отличаться въ началѣ правосудіемъ. Естьли спросятъ въ Греціи, какія отъ Славянъ принесли мы корысти, то пріобрѣтеніе добрыхъ друзей я въ главную корысть поставляю. Довольно намъ военныхъ добычь отъ тѣхъ народовъ, у которыхъ богатства и избытки производятъ только нещастія. Греція равной судьбѣ можетъ подвергнуться, естьли язва народной развратности поселится въ ее областяхъ. Я ни чего болѣ вамъ сказать не могу объ общихъ нашихъ должностяхъ. Желаю только чтобъ въ празднествѣ Славянъ, вы нашли и ваше собственное. [чиновники поклонясь отходятъ кромѣ Пансофія] Божество да отвратитъ отъ насъ развратность съ ея бѣдствіями! Благополучны тѣ народы, которыхъ умы всегда къ справедливому к полезному направляются.
  

ЯВЛЕНІЕ V.

АЛЕКСАНДРЪ, ПАНСОФІЙ и ПОТАПЬЕВНА.

  

ПАНСОФІЙ [увидя идущую Потапьевну.]

   Вотъ, вотъ еіо мамушка: она точно позади ее стояла.
  

АЛЕКСАНДРЪ [съ удивленимъ.]

   Это Доброславина мамушка!
  

ПОТАПЬЕВНА [подошедъ къ Александру пригорюнившись, и кланяясь.]

   Не смѣю докучать, отецъ родиной! [увидя Пансофія, который глядитъ на нее пристально.] Ну! пропала моя головушка!
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Давно ли ты у Доброславы въ мамушкахъ?
  

ПОТАПЬЕВНА [съ робостью кланяясь.]

   Виновата, отецъ мой!.. вотъ какъ было!... Милогляда Радимовна и я, боялись чтобъ ты не прогнѣвался на боярышню, за то что она ево милость [показывая на Піансофія] къ себѣ допустить не поволила... Жаль, жаль было боярышню.. Мы двое плачучи взгадали, чтобы Милогляда Радимовна говорила съ нимъ будто боярышня... а я тутъ же бы стояла будто ей мамушка.
  

АЛЕКСАНДРЪ. [съ усмѣшкою]

   А онъ явился къ вамъ будто мудрецъ Греческой? такъ ли?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Ево милость назвалъ себя мудрецомъ Греческимъ; а кто онъ таковъ мы не вѣдаемъ: не прогнѣвайся ты на простоту нашу. [кланяется.]
  

ПАНСОФІЙ [пожимая плечами.]

   Я не виноватъ въ томъ, что меня обманули.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Я тебя въ томъ и не обвиняю.
  

ПОТАПЬЕВНА [ниско кланяясь.]

   Виновата, отецъ мой!
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Вина твоя произходила однако отъ доброва намѣренія спасти боярышню. успокойся, Потапьевна: я отнюдь не сердитъ на Доброславу, и она теперь въ полной свободѣ.
  

ПОТАПЬЕВНА. [ободрясь.]

   Отецъ родимой! обрадуй тебя самово сила небесная! Мы отъ тебя ни какова худа не видѣли, и ни о чомъ бы не горевали, кабы только цѣлы были огороды наши.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   А каковъ теперь огородъ твой Потапьевна?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Поймали ихъ, отецъ родиной.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Ково поймали, Потапьевна?
  

ПОТАПЬЕВНА.

   А тѣхъ что огородъ-атъ изпакостили.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Кто же они имянно?
  

ПОТАПЬЕВНА [пригорюнившись.]

   Изъ обоза твоево ослы чудесили.
  

АЛЕКСАНДРЪ [съ усмѣшкою.]

   Я тутъ ни чево не могу сдѣлать, Потпапьевна. Скотамъ нѣтъ уставовъ: а совѣтую тебѣ огородъ укрѣплять полутче. Ослы, не только гряды твои, а тебя и меня обижать станутъ, естьли мы отъ нихъ не загородимся.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Вѣстимо, отецъ мой: не прогнѣвайся ты на простоту мою. Власьичу покучусь, чтобъ онъ загородилъ горазже.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   Чтобъ ты больше успокоилась, то посмотри ты, съ Милоглядою Радимовною, на свою боярышню, въ севоднишнемъ Славенскомъ праздникѣ. Она тамъ будетъ.
  

ПОТАПЬЕВНА.

   Намъ туда пройти трудно, отецъ родимой.
  

АЛЕКСАНДРЪ.

   По старому знакомству, онъ васъ проводитъ.

[дѣлаетъ знакъ Пансофію проводить Потпаьевну.]

  

ПОТАПЬЕВНА [кланяясь.]

   Обрадуй тебя сила небесная. [Пансофій и Потальевна выходятъ.]
  

ЯВЛЕНІЕ VI.

АЛЕКСАНДРЪ [одинъ.]

   Славянской праздникъ, и мое въ немъ присутствіе, безъ сумнѣнія будутъ критиковать Аѳиняне. Такой праздникъ предпочитаю я однако многимъ Аѳинскинъ зрѣлищамъ, учредители ихъ, соображаясь съ разумомъ Аѳинянъ, принуждены, въ безпрестанныхъ трудностяхъ, прибѣгать часто къ плачевнымъ дѣйствіямъ для одной только новости. Забавы и вкусы Славянъ, какъ кажется, не терпятъ затруднительныхъ выдумокъ. Надѣюсь найти въ нихъ ту простоту и то невинное удовольствіе, какое безъ дальнихъ замысловъ, на всѣхъ разпространяется. А вотъ и праздникъ ихъ показывается.
  

ЯВЛЕНІЕ VII.

НАЧАЛО БАЛЕТА.

   Вдругъ открывается, при звукѣ приятной къ случаю музыки, большая зала великолѣпно украшенная, посреди которой воздвигнута Пирамида. На ней большими литерами написано: дватцать пяшь лѣтъ. Изъ внутренности Пирамиды выходитъ Геній времяни, подноситъ Александру пальмовую вѣтвь, и показываетъ ему, въ устроенномъ на правой сторонѣ Амфитеатра главное мѣсто для зрѣнія. Въ тоже время изъ внутренняго большаго входа выходятъ чиновники Александровы, присоединяются къ своему Государю, за нимъ слѣдуютъ, и по его сторонамъ въ Амфитеатрѣ помѣщаются. Геній между тѣмъ вызываетъ съ другой стороны трупу Славянъ и Славянокъ, которые начнутъ праздникъ плясками вокругъ Генія.
  

ЯВЛЕНІЕ VIII.

   Послѣ пляски Славенской, выступитъ съ той же стороны собраніе знаменитыхъ Славянъ, предводимое Русланомъ и Доброславою, и обшедъ вокругъ Пирамиду, въ торжественномъ обрядѣ, каждый изъ нихъ вѣнокъ къ ней привѣситъ. Между тѣмъ, со сторонъ передней части залы, выйдутъ хоры Славянъ, и на обоихъ сторонахъ поютъ слѣдующее:
  

ХОРЪ.

   Слава всевышнему на небеси, слава,
   Доброй Монархинѣ честь на земли, слава.
   Царскому дому добро и хвала, слава,
   Слава боярамъ за добры дѣла, слава,
   Слава тому кто живіотъ на добро, слава.
   Доброму слава и честь и добро, слава.

[Послѣдній стихъ повторяется.]

   Собраніе Славянъ, обшедъ Пирамиду, садится по мѣстамъ, на возвышеній, во внутренней части залы.
  

ЯВЛЕНІЕ ПОСЛѢДНЕЕ.

   Когда собраніе знаменитыхъ Славянъ, во внутренности театра помѣстится, какъ выше сказано, тогда слетаетъ въ облакѣ время. любуется Пирамидою, и низлагаеmъ свою косу къ ея подножію. Наконецъ выйдетъ трупа Геніевъ времяни, нося въ рукахъ гирланды. Геніи, послѣ удивленія и нѣкоторыхъ танцовъ вокругъ Пирамиды, гирландами сцѣпляются, и въ видѣ постояннаго удовольствія, останавливаются вмѣстѣ со времянемъ въ неподвижности. Тогда балетъ и Драмма кончатся.

КОНЕЦЪ.

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru