Богданов Александр Александрович
Доклад "Мировая война и революция"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Неизвестный Богданов. В 3-х книгах. Кн. 1.: А. А. Богданов (Малиновский). Статьи, доклады, письма и воспоминания. 1901--1928 гг.
   М.: ИЦ "АИРО--XX", 1995
   

Доклад "Мировая война и революция" (16)

Апрель 1921 г.

Задача и метод

   Задача доклада -- самая общая, принципиальная, научная ориентировка в мировом движении нашей эпохи: куда идет человечество? Чем должен кончиться данный период его стихийных исканий?
   При современном состоянии науки было бы наивностью пытаться решить вопрос методом простого наблюдения тенденций, развертывающихся в современной действительности: это годится только для спокойных, органических эпох, когда можно из усиления той или иной тенденции сделать выводы на достаточно длительный промежуток времени. Эпоха кризисов и катастроф характеризуется таким многообразием, сложностью сплетения, и такой частой сменою жизненных тенденций, что непосредственное их обобщение почти невозможно, а мысленное их продолжение в будущее весьма недостоверно.
   Здесь сколько-нибудь надежен лишь метод предельных равновесий.
   Предположим, что мы взяли смесь разных веществ, например, воды, керосина, песку, камней, кусков железа и пр., и сильно ее взбалтываем. Какое-нибудь существо молекулярного состава восприняло бы этот процесс как жестокую мировую катастрофу и в быстро сменяющихся направлениях наблюдаемого движения не находило бы никакой закономерности. Но и оно, если бы знало вообще элементы смеси и их свойства, могло бы предсказать, как эти элементы расположатся, когда взбалтывание закончится, и они придут в равновесие. Так приходится нам поступать по отношению к идущему, мировому для нас, взбалтыванию социальных элементов. Надо путем классового анализа точно определить эти элементы, их социальные свойства, и посмотреть, в какое равновесие они вообще могут расположиться.
   Надо, конечно, при этом учесть и возможности изменения самих элементов в пределах изучаемого процесса,-- например, разрушения и расплывания мало жизнеспособных, подрываемых паразитизмом или истощением групп общества; перевоспитания на новой позиции других групп,-- исходя, однако, из их наличных, данных свойств, ограничивающих, так или иначе, эти возможности.
   Принявши все это во внимание, можно получить и при современном уровне знаний надежные выводы -- если исходный анализ на элементы был правилен.
   К началу мировой катастрофы намечаются следующие элементы социальной смеси.
   1) Буржуазия, в значительной части идущая к рантьерско-паразитическому вырождению, с небольшой активно-деловой верхушкой представителей финансового капитала.
   2) Организаторская интеллигенция, государственно-чиновничья и техническая, социальная группа, являющаяся классом по природе (особое положение в системе производства), но не сложившаяся в класс по своему сознанию и организации: класс "an sich", но не "fЭr eich" (17).
   3) Пролетариат, не однородный, распадающийся на две группы: квалифицированные верхи, с большим историческим и организационным воспитанием, и неквалифицированные низы, только начинающие жить в этом смысле.
   4) Остатки крестьянства, ремесленников и пр., в капиталистически передовых странах уже слабые, в отсталых, как Россия, еще огромные численно; но и тут, по хозяйственной раздробленности, по отсутствию организационной подготовки, мало способные к самостоятельной социальной роли.
   Наметим теперь в общих чертах обстановку эпохи, причины и ход до сих пор "мирового взбалтывания", и потом попробуем установить возможное предельное равновесие -- ближайший органический этап истории.
   (Тезисы)
   1. Финансовый капитализм преобразовал экономическую организацию общества гораздо менее глубоко, чем полагали Гильфердинг и прочие, считавшие эту фазу последней на пути к социализму. Предприятия объединились в огромные аггломераты, несколько десятков концернов подчинили своей власти весь капиталистический мир; но они лишь в очень слабой степени организовали его; рассматривать концерн как планомерно организованную систему было величайшей наивностью, непониманием азбуки организационного дела. Планомерная организация охватывает два момента -- инициативно-творческое руководство, с одной стороны, регулирование с другой, причем то и другое должно быть систематическим. В гигантских комплексах финансового капитала первый из этих двух моментов оставался раздробленным между отдельными предприятиями, второй же выступал лишь в виде частичного, эпизодического -- от случая к случаю -- регулирования с чисто коммерческой точки зрения: когда какое-нибудь вассальное предприятие становилось на путь, способный привести к уменьшению прибыли финансового центра, тогда этот центр пускал в ход свою экономическую власть, которая была весьма велика. Он мог запретить конкуренцию между своими данниками, наложить вето на какое-нибудь техническое усовершенствование, не допустить или напротив, предписать соглашение с бастующими рабочими, и пр.; но фактически такое вмешательство было весьма не частым; и реальная связь была также или еще более слаба, чем 0связь между феодальным сувереном вроде Карла Великого, и автономным хозяйством его отдаленных второстепенных, третьестепенных данников. В этом смысле нельзя и сравнивать организацию финансового концерна с организацией, например, производственного треста, действительно целостной и планомерной. ("Политическая экономия" Богданова -- Степанова, т. II, вып. 4, гл. VII, параграф I, стр. 139--142).
   2. Но в одном отношении организационное преобразование являлось весьма глубоким: мир был поделен между несколькими десятками, или немного более этого, финансовых групп, и прежняя широкая конкуренция сменилась борьбою монополистов. А эта последняя характеризуется несравненно более резкой тенденцией к обострению: расширение поля эксплуатации для одного возможно лишь явно и открыто за счет другого, и представляя хотя бы небольшое увеличение силы первого, тем самым значительно повышает вероятность его дальнейших побед, а значит -- поглощения второго. Если и конкуренция переходила временами в войну, то борьба монополистов неизбежно к ней тяготеет. Таково происхождение мировой войны, которая есть не что иное, как общий кризис финансового капитализма.
   Национальные группировки финансовых концернов явились той силой, которая вовлекла человечество в мировую войну. При этом наглядно демонстрировалась принципиальная слабость организационных связей финансового капитала: его национальные группы, провоцируя взрыв, сознательно шли на ампутацию обширных частей своих экономических владений, тех частей, которые оказывались по другую сторону фронта, как, например, кредитные и промышленные группы русских вассалов германских финансовых центров. Немецкие финансисты находили, что временная утрата дани с этих вассалов более чем покроется военными прибылями,-- а затем, надеялись, разумеется, вернуть данников силой оружия, притом также с их военными прибылями. Разрыв подобных связей всецело сводящихся к коммерческому подчинению и эксплуатации, не мог глубоко расстроить жизнь отделившихся частей.
   Мировая война стала войной на истощение именно потому, что была борьбой двух блоковых групп монополистов,-- и ни одна не могла уступить, несмотря на явную, с развитием войны, ее разорительность той и другой стороны: уступившая хотя бы на умеренных условиях, оказалась бы слабейшей стороной в дальнейшем, и была бы обречена заранее на поглощение. Результат -- глубочайшее хозяйственное крушение не только побежденных, но и победителей. И если до сих пор еще не истощены силы Америки и Японии, то остается не решенным вопрос, не позаботятся ли они о достижении общего уровня посредством заключительной войны между собой. (Там же, параграф 2 и 3, стр. 143--157; также статья в "Летописи". 1916).
   3. Вполне естественно, что такой грандиозный кризис явился общим крахом финансового капитала, полным ли -- это еще не вполне ясно, потому что самый кризис далеко не завершен до сих пор. Удар по финансовому капиталу, как таковому, был тем сильнее, что разрушение реальных ценностей производства -- продуктов, орудий, рабочих сил -- при одновременном огромном возрастании "идеальных" ценностей обращения, т. е. денежных знаков, бумаг, займов и др. ценных бумаг, резко подорвало экономическое значение этих последних; а они-то и представляют специфическую, организационно преобладающую форму воплощения финансового капитала.
   Должно было начаться социально-культурное преобразование. Его направление стало намечаться еще во время войны. Повсюду проявились тенденции военно-государственного капитализма. Это своеобразное сочетание капитализма с осадным коммунизмом, осадный коммунизм в той форме, в какой его способны организовать буржуазные классы.
   Осадный или, вообще, катастрофический коммунизм, коммунизм бедствия, не есть развитие той или иной экономической формации; он -- явление особого рода, может получиться из любой социальной системы, и соответствует такому положению, при котором производство дезорганизовано или резко ослаблено, и не покрывает потребления, и задача заключается в том, чтобы целое могло, пополняя недостаток производства наличными запасами, дожить до восстановления нормальных условий. Это -- вынужденный коммунизм корабля, потерявшего снасти среди океана, коммунизм осажденного города, и также коммунизм отрезанной от мирового оборота страны, уже столь тесно связанной с этим оборотом, что вне его ее длительное существование невозможно. В первую очередь, он есть коммунизм потребления: все необходимые продукты реквизируются и распределяются с возможной планомерностью. Затем, если сохраняется внутренний товарообмен, то коммунизм потребления влечет за собой регулирование сбыта, а затем, по неразрывной связи хозяйства, и регулирование производства. По такому пути шел военно-государственный капитализм.
   Для его развития имелась готовая организационная база: потребительный коммунизм армии, колоссально разросшейся на почве войны, и постепенно милитаризовавшей, т. е. приспособившей к себе весь "тыл", производительную часть общества. Это было, так сказать, пропитывание военным коммунизмом наличного капитализма при катастрофических условиях.
   Было величайшей ошибкой многих экономистов и политиков рассматривать эту систему, как "планомерную организацию общественного хозяйства", и как решающий шаг к социализму. "Wir haben nur Mangel organiziert", сказал один проницательный немецкий писатель: "мы организовали только недостаток, нужду". Это -- задача несоизмеримая с задачей планомерной организации жизнеспособного, развивающегося, усложняющегося производства. А ее военно-авторитарные формы как нельзя более противоположны товарищеской коллективистической форме высшего общественного строя, расходятся с нею резче, чем обычный "либеральный" капитализм.
   ("Вопросы социализма", брошюра 1918 г., ст. "Военный коммунизм и государственный капитализм").
   4. Однако, и голое возвращение к прежним формам, ввиду объективного, хотя бы еще и не полного, но глубокого крушения финансового капитала уже невозможно. Левые группы циммервальдского съезда полагали, что кризис выльется в "социалистическую революцию". Широкие пролетарские движения на исходе войны и после нее в целом ряде стран, переход власти местами к социалистическим партиям, казалось, оправдывают эту точку зрения. Вопрос заключается в том, имеются ли объективные, организационно-социальные условия для такого перехода.
   Условия сводятся к двум основным: 1) соотношение материальной боевой силы классов буржуазных и революционного пролетариата, позволяющее последнему низвергнуть господство первых; 2) историческая подготовленность пролетариата к делу социалистического переустройства жизни. Первое условие более отрицательного характера -- устранение препятствий для нового коллективного организатора жизни; второе -- всецело положительное: наличность этого организатора, т. е. достаточность организационного опыта и организаторских сил для решения задачи.
   Обычная формулировка условий -- достаточное развитие производительных сил и классовой борьбы -- по существу совпадает с нашей, но по меньшей конкретности не облегчает исследования.
   5. Первое, отрицательное условие имеется налицо: паразитическое вырождение значительной доли буржуазии в формах различного рантьерства чрезвычайно уменьшило ее объективное значение для производственной системы, подорвало жизненную основу ее социальной силы и господства. Мировая же война, создав на деле общее вооружение народа, в то же время озлобив народные массы разорением и истреблением, привела к тому, что оружие армии повернулось против господствующих классов: обнаружилось раньше скрытое самоубийственное противоречие милитаризма, который демократизировал армию в смысле ее социального состава. Возможность захватить руководство этой боевой силой и использовать ее для низвержения господствующего класса не только не исключалась для пролетариата, но в некоторых странах сама собой навязывалась ему ходом вещей, как было в России, Венгрии, отчасти в Германии. В других странах пролетариат мог бы планомерной политикой добиться подобного положения. Но остается вопрос в другом, положительном условии -- чтобы пролетариат действительно в силах был выполнить всеорганизующую роль.
   6. Пролетариат вышел из мелкой буржуазии, крестьянской и мещанско-городской. Воспитание он получил в капиталистическом обществе, пока не стал выбиваться из-под его власти я влияния, формируясь в организованный сознанием своей связи, своих интересов -- класс -- начало нового общества в старом. Он следовательно должен перевоспитаться: соответственно своей новой социально-производственной природе переработать и преодолеть как свою культурную наследственность -- мелкобуржуазную,-- так и массу благоприобретенных за время пассивного, несознательного бытия элементов культуры буржуазной, ему надо выбиться из индивидуалистически-анархичных и авторитарных тенденций, характеризующих, в разном сочетании, те культуры, и проникнуться иными тенденциями, коллективистическими. На каком же уровне находилось это его классовое перевоспитание к моменту кризиса -- к началу мировой войны?
   Поведение рабочего класса передовых стран при взрыве войны ясно демонстрировало то, о чем многие догадывались и раньше,-- как невысок был этот уровень. Почти весь пролетариат мгновенно изменил интернациональной точке зрения, без критики стал на точку зрения официальной, патриотической идеологии,-- повсюду в своей массе пошел за буржуазией. В низах его обнаружилось мещанское подсознание -- стоять за "своих", за "отечество", защищаться от "разбойников" и проч.; в квалифицированных верхах и среди вождей к этому примешивалась и собственно империалистическая тенденция: бороться за победу национальной промышленности, ибо эта победа принесет процветание, при котором улучшатся и условия национального труда, расширится его поле, и т. д.
   Конечно, пролетариат объективно не мог вступить в борьбу против государственно-военного аппарата, по сравнению с которым его организации были детски слабы. Он не мог не подчиниться физически -- не идти на войну, саботировать промышленную мобилизацию и пр., как в обычных условиях не мог уклоняться от эксплуатации вообще. Его тело принадлежало классу капиталистов,-- но он тут же отдал и душу, приняв военную идеологию, сделал войну не просто вынужденным для себя, но -- своим делом. И 2-ой Интернационал, насчитывавший за собою на Базельском конгрессе 1912 г. 25 миллионов рабочих, не был просто разорван материально, но распался, разложился идеологически.
   Пролетариат, как класс, не был социалистическим: социализм был даже для передовых рабочих мечтой, абстрактным идеалом, но не вопросом живой жизни; во всей своей практике движения профессионального, кооперативного, политического с его парламентарными формами, рабочий класс только устраивался в рамках общества буржуазного, по преимуществу приспособляясь к нему, как в своем культурном движении он только усваивал буржуазную культуру, не ставя даже задачи радикально ее переработать.
   Культура же -- эта сумма организационных форм и методов класса; и понятно, что буржуазная культура была могучим воспитательным орудием приспособления пролетариата к буржуазному строю, закрепления его связи с этим строем. Крушение 2-го интернационала было выражением именно культурной несамостоятельности пролетариата.
   7. В ходе войны буржуазное государство широко использовало пролетарские организации для своих задач, особенно в деле устройства своего тыла, т. е. в государственно-капиталистическом регулировании жизни. Без сомнения роль этих организаций и тут была прогрессивной: они боролись с анархическими и корыстными тенденциями буржуазных классов, мешавшими проведению необходимых мер военного коммунизма, общему хозяйственному регулированию. Но при этом пролетарские организации являлись орудием буржуазной системы, и еще более закрепляли свою связь с нею. Недаром в Германии -- все же более передовой, чем страны Антанты -- еще через два года после ее революции, в конце 1920 г., в шейдемановских профессиональных союзах насчитывалось 8 1/2 миллионов, а еще правее их, в клерикальных и Гирш-Дункеровских -- более 1 1/2 миллионов; а самой сильной из рабочих партий оставалась та же шейдемановская, с 1.200 тыс членов; в коммунистических же было не более 160 тыс.; а партия независимых, номинально имевшая до 900 тыс. членов, реально имела их не более четверти этого числа, как показало голосование по платформам (за левую 140 тысяч, за правую 90 тысяч).
   Очевидно самый блок с буржуазией, общая с ней работа во время войны, заключали в себе условия, еще закреплявшие в рабочем классе результаты буржуазно-культурного воспитания. Влияние самой войны на пролетариат было отнюдь не только революционизирующим; и за первую половину войны отрицательная сторона его даже являлась преобладающей. ("Наука об общественном сознании", 1-ое изд.-- приложение; "Общественное сознание в мировой войне", или 2-ое изд.-- гл. "Кризис пролетарской идеологии", стр. 220--229; брош. "Вопросы социализма", ст. "Завтра ли?" и "Программа культуры"; ст. в "Новой жизни" 1918 г.-- "Повязка", в июне или июле).
   8. Однако, война же вызвала и перелом в отношении пролетариата к капитализму. Оказалось на практике, что ограничиваться приспособлением к условиям капитализма рабочий класс уже не может, по той причине, что сам капитализм -- система неприспособленная; устраиваться в ней, в такой, какой она себя проявила теперь, все равно что устраиваться поудобнее на корабле, который треплет ураганом при отсутствии руля и снастей. Оказалось, что социализм для пролетариев -- вопрос не далекого, одетого в дымку грезы идеала, а вопрос жизни. Порвалась основная связь с капиталистическим строем: связь практической приспособляемости к нему. Тогда и началась социалистическая революция в рабочем классе: он стал превращаться в класс действительно социалистический, каким он раньше не был.
   Это, однако, процесс не легкий, преобразование самой природы пролетариев; оно происходит не в один день и не в один год. Оно начинается с оформления боевого сознания рабочего класса: пролетариат проявляет волю к низвержению буржуазного строя, пытаясь захватить власть. Но даже эта фаза далеко еще не развернулась на наших глазах: велика ли та доля мирового пролетариата, которая активно стоит на такой позиции? И между тем задача может быть успешно разрешена лишь на основе развитого творческого сознания, практически-организаторского. Коллективистический строй имеет предпосылкой совершенно иные организационные методы, чем буржуазный, во многом противоположные старым, и во всяком случае более сложные, более глубокие: гармоническая, планомерная организация всего социального бытия должна стать на место дробной и анархичной, противоречивой его организации, где для первой подготовлены только элементы, в виде планомерных частных хозяйств, да и то подготовлены весьма несовершенно, благодаря массе специальных приспособлений для взаимной борьбы, для рыночных условий. Новые организационные методы должны быть выработаны и войти в сознание рабочего класса; их совокупность образует пролетарскую культуру.
   До сих пор только основы ее заложены -- организационным опытом рабочего движения, марксистской теорией, зачатками пролетарского искусства; и даже среди передовых слоев рабочего класса Запада не осознан ее революционно-творческий смысл, ее коренное противоречие с культурой старого мира, необходимость классовой переработки всего культурного наследства и сознания принципиально-новых организующих приспособлений. ("Вопросы социализма", ст. "Завтра ли?", "Программа культуры", "Идеал и путь", "Коллективистический строй"; последняя в более полном виде в Полит, экон., т. II, вып. 4-ый; там же -- предшествующая этой глава "Идеология промышленного капитализма").
   9. В мировом пролетариате обнаружилось расслоение по двум тенденциям, его верхов и низов. Верхи -- квалифицированные, находившиеся в более благоприятных жизненных условиях, в большей мере приобщившихся к старой культуре, имеющие гораздо более обширный организационный опыт, но усвоенный на пути повседневной, по преимуществу мелкопрактической борьбы за свои интересы, приспособления к старому миру; непрерывных и неизбежных компромиссов; низы -- более угнетенные, менее культурные, раньше не успевшие получить воспитание даже в профессиональном и кооперативном движении, но в то же время менее ассимилированные старым строем, более революционные в своем классовом пробуждении. В Германии эти два типа представлены шейдемановцами и правыми независимцами с одной стороны, коммунистическими элементами пролетариата -- с другой.
   Первые не чужды организационной точки зрения, им понятна глубина и трудность положительных задач социального преобразования; но свое понимание организационных процессов они взяли у буржуазного мира, который в своей антагонистической практике организует постоянно через компромисс между борющимися сторонами; поэтому и они понимают организационное развитие оппортунистически, в духе непрерывного компромисса, сглаживания выдвигающихся противоречий, дробного улаживания и приглаживания. Вторые чужды этого оппортунизма, но также и положительного организационного опыта; для них социальное переустройство сводится к вопросу материальной силы, к победоносной гражданской войне и захвату власти; они -- боевые утописты.
   В самом понимании социального переустройства у них основой является не идея высшей планомерности в организации коллективного труда, высшего развития производительных сил,-- но идея уравнительного распределения.
   Так называемая "измена" большинства вождей пролетариата -- вполне естественно историческое явление, зависящее от того, что они были преимущественно связаны с первой группой; также естественно и то, что вторая группа жестоко страдает от недостатка опытных вождей и толковых идеологов.
   Пока эти две группы говорят на разных языках, пока они разъединены организационно и идейно, до тех пор не может быть речи о пролетариате, как едином борющемся против капитализма классе, не может быть речи об его всеорганизаторской роли.
   Первая группа должна во многом переучиться, от оппортунистически-организационной точки зрения перейти к революционно-организационной; вторая должна еще столь же многому научиться, и от наивно боевой точки зрения перейти к научно творческой. Только сойдясь на этих путях, они вместе составят силу, достаточную для решения задачи.
   А до тех пор -- вместо суммы сил рабочего класса перед нами их разность, не говоря уже о невыработанности методов решения.
   10. Между тем, организационная задача стоит и перед другими классами, общее крушение вынуждает их поставить ее; и на этой основе в них тоже совершаются большие сдвиги.
   Для них задача выступает, конечно, не в мировом масштабе, который чужд их природе, а в национально-государственном. Им требуется в этом масштабе организовать капитализм.
   Они уже делали это во время мировой войны, и принципиальная задача та же; но конкретный характер ее иной, она гораздо сложнее: урегулировать систему, которая сокращается и упрощается, "организовать недостаток и нужду" -- не то, что организовать систему развивающуюся, растущую, так чтобы не стеснить этого роста и развития. Мирный государственный капитализм не то же самое, что военный. Тем не менее решать эту задачу приходится, ее решение все же в значительной мере подготовлено, и организаторские силы, имеющиеся для этого, весьма велики. Но здесь уже главная роль не может принадлежать финансовой и крупно-промышленной буржуазии, утратившей живую связь с производством, достигшей совершенства в методах биржевых, относящихся к сфере обращения, но не в методах производственно-организационных. Притом же и социальный вес этих групп резко подорван катастрофой финансового капитала. Средняя и мелкая буржуазия -- элементы вообще не широко организаторские, а война и революция подорвали их не менее глубоко. Центр тяжести переносится в наемно-организаторскую интеллигенцию, техническую, ученую и чиновничью. Эта социальная группа уже раньше была фактическим, деловым организатором капиталистической жизни, а во время войны ее роль еще возросла, военно-государственный капитализм опирался по преимуществу на ее знание и уменье. Теперь настает ее время.
   11. Раньше эта интеллигенция не была классом, а была только социальной группой, разрозненной по структуре и колебавшейся между двумя борющимися классами -- в чем и была основная причина ее несамостоятельности.
   По отношению к системе производства эта группа занимает, очевидно, особое положение, расходящееся с положением буржуазии, как и рабочего класса; в этом смысле она уже была классом, но только "an sich", а не "fЭr sich", т. е. "сама по себе", а не "сама для себя" по природе, а не по сознанию, не по организации. Верхи этой интеллигенции прямо примыкали к буржуазии, которая отчасти делилась с ними прибавочной стоимостью, давая им вознаграждение, превосходящее уровень нормальных потребностей, связанных со сложностью и интенсивностью их труда. Низы, напротив, часто получали даже меньше стоимости своей рабочей силы, но направляли свои усилия на то, чтобы индивидуально выбиваться вверх, силою знаний, воли и таланта, а не на то, чтобы организоваться в коллектив для борьбы за общие интересы: индивидуально-организаторская роль и здесь воспитывала дух конкуренции. Только избранная, революционная часть этих низов интеллигенции присоединялась к борющемуся пролетариату.
   Во время войны большинство этой интеллигенции было настроено более империалистически, чем, например, средняя буржуазия: завоевания были для нее расширением поля карьеры. Но результаты войны и начавшейся после нее революция вызвали перелом в настроениях и стремлениях буржуазно-организаторской интеллигенции. Ее покровительница -- крупная буржуазия -- понесла тяжкий урон, утратила значительную долю социальной силы; сама же она все время жестоко платилась за свою неорганизованность,-- с ее интересами все прочие считались меньше всего. Это дало толчок ее самосознанию, она начала серьезно организовываться, превращаться в класс "для себя".
   Поскольку государственный капитализм будет осуществляться, в форме национализации разных отраслей промышленности, начиная с наиболее централизованных, постольку к буржуазно-организаторской интеллигенции должно переходить реальное господство в жизни. Акционерно-рантьерские паразитические элементы буржуазии, отбрасываемые жизнью, сами должны будут растворяться в этой интеллигенции, пополняя ее ряды, переходя на производительную роль в обществе.
   При вполне развитом государственном капитализме она должна собрать в себе всю буржуазию, явиться новой формой ее существования, как господствующего класса.
   12. Какую же форму должна принять тогда эксплуатация? Как среди этой новой буржуазии будет распределяться прибавочная стоимость?
   Наемные организаторы на службе государства легче превращаются в бюрократов, и устранение конкуренции предприятий легко может стать смертью для прогресса, технического и экономического. Замена конкуренции в этом отношении вполне наметилась: тантьемная премиальная система. Получая сверх собственно-трудового вознаграждения известный процент с доходности государственного предприятия, инженер и администратор заинтересованы в развитии дела, инициатива и творчество получают опору. В виде такой премии и должна будет распределяться та доля прибавочной стоимости, которая не пойдет на расширение производства.
   13. Не надо преувеличивать организаторскую силу и способность интеллигенции. Самой ее природе присущи индивидуализм, карьеризм, профессиональная узость; ей чужда идея целого; неизбежна ее группировка в разные клики и котерии, ведомственных и иных типов, причем каждая будет тянуть в свою сторону, ради своих выгод, нарушая пропорциональность целого, не допуская стройного развития общего плана.
   На этой почве должна развернуться пролетарская борьба за максимум организованности во всякий данный момент,-- новая тенденция в классовой борьбе пролетариата, его подготовка к успешной всеорганизаторской роли.
   Ибо пролетариат окажется лицом к лицу с новой буржуазией, в борьбе с нею за свои интересы и за интересы целого.
   Борьба со стороны новой буржуазии будет вестись в более мягких формах, чем со стороны прежней: новая будет сама связана производством, и работник, как живая производительная сила, будет более для нее понятен и более будет учитываться ею; тогда как старая буржуазия, оторванная от производства и насквозь пропитанная денежным фетишизмом, воспринимала рабочего, как отвлеченную единицу, и способна была в ожесточении борьбы разрушить свою же экономическую силу диким истреблением и подавлением рабочих верхов -- что особенно ярко не раз показала французская буржуазия. Условия жизни пролетариат может завоевать более сносные -- 8-часовой рабочий день, страхование от безработицы и пр. государственный капитализм без особенно большого сопротивления даст рабочим; ради собственной устойчивости. Господство инженеров должно сказаться в тенденции к тейлоризму -- ив смысле рационализации труда, и в смысле премиальной формы платы, причем дело самого пролетариата будет -- своей борьбой отстранить истощающие злоупотребления тейлоризма.
   14. В настоящее время квалифицированные верхи пролетариата идут в блоке с завтрашней буржуазией по пути к государственному капитализму; яркая иллюстрация -- шейдемановские профессиональные союзы, в которых руководящую роль играет "Афа", "социалистический" союз инженерской и иной интеллигенции, с 200 тысячами членов. Конечно, с победой принципов государственного капитализма этот блок распадется, рабочие-оппортунисты получат жестокий урок: отброшенные от власти и прижатые системой Тейлора, они на деле испытают и осознают, что такое старая культура, к которой они приобщались, и метод компромиссов, который они считали организационной мудростью. Это поведет их к перевоспитанию в революционно-творческом направлении.
   Но не надо считать это перевоспитание делом простым и легким. Оно отнюдь не сводится к осознанию интересов; оно гораздо шире и глубже, охватывая переработку и основных практических методов, и форм мышления, которые представляют самую консервативную сторону человеческой социальной природы.
   15. Если верхи рабочего класса склонны теперь примыкать к буржуазной интеллигенции, то его низы находят себе союзников в мелкобуржуазной бедноте, особенно крестьянской, и особенно в ее солдатских элементах. Разоряемая капиталом и милитаризмом мелкая буржуазия тяготеет к "социализму дележа", который легко сближается с наивным коммунизмом низов пролетариата; армия же дает воспитание в потребительски-коммунистическом духе. Такова основа рабоче-крестьянских и рабоче-солдатских блоков. Руководящая роль в них принадлежит, конечно, пролетариату; роль, ограничивающая -- мелкобуржуазным элементом: такой блок практически не может идти дальше того, что допускается интересами и уровнем сознания наиболее отсталой его части (закон наименьших). Из интеллигенции к такому блоку примыкает только некоторая часть ее трудовых низов.
   Характерной формой организации для столь, все же разнородного комплекса социальных сил, притом не имеющих еще исторически сложившихся форм сплочения, являются советы депутатов: это, на самом деле, единственно возможная форма объединения разнородных и только приступающих к организации масс; затем складывается более совершенная форма, в виде коммунистической партии, которая, однако стремится поддерживать советскую форму организации, чтобы сохранять за собой широкие, не способные стать вполне партийными массы.
   Таким образом вполне понятно, особенно значительное развитие коммунистического блока в странах отсталых, где весь пролетариат жизненно ближе к деревенской бедноте, а сама эта беднота многочисленнее, и где военная катастрофа сказалась глубже, острее: в России, в Венгрии, аграрных областях Германии и пр.
   При таких условиях становится возможной победа коммунистического блока, особенно если степень экономического бедствия требует организации осадного коммунизма в наибольшем масштабе. Именно в России буржуазные классы, по недостатку исторического воспитания, по культурной слабости, были неспособны сколько-нибудь серьезно даже приступить к решению этой задачи. Коммунистический блок не был, разумеется культурно их выше, но он по природе своей страны стоял ближе к задаче момента: тем классам не хватало ни желанья, ни уменья; ему же только уменья. И он должен был, вынужден был взять дело на себя, отстранивши и, естественно, более или менее разгромивши в борьбе те классы. В осажденном городе, в осажденной стране одинаково необходим комендант, способный стать на точку зрения общего спасения, которая тогда выражается в коммунизме бедствия,-- способный организовать общую нужду в интересах масс, чтобы они выжили. По этой причине в осажденном Париже полвека тому назад власть взял на себя пролетарско-мелкобуржуазный блок; по этой причине в России ее пришлось захватить -- в еще более крайних условиях -- коммуническому блоку.
   И он выступил, с самого начала -- как блок рабоче-солдатский, а затем развился в широкую военную демократию: совокупность милитаризованных трудовых элементов. Если осадный коммунизм был его экономической миссией, то военная необходимость и милитаризация были его организационной спайкой, благодаря ей, он мог прочно держаться, несмотря на крайнюю классовую разнородность (пролетариат, крестьянство, низы трудовой интеллигенции). ("Судьбы рабочей партии в русской революции", в газете "Новая жизнь" 1918, NoNo 19--20).
   16. Но власть военной демократии ошибочно считать диктатурой пролетариата. Он, конечно, стоит во главе блока, руководит им, организует его силы; но он может вести этот блок только в пределах его общих интересов и общих задач, которые ограничительно определяются социальной природой наиболее отсталых частей блока. И даже в самих методах организации пролетариат связан тою же социальной природой своих союзников: своих товарищеско-коллективистических методов проводить в целом он не может, военная демократия не может держаться иначе, как на методах авторитарно-принудительных.
   Отсюда вытекает известная относительность значения нынешней России, как "опытного поля мировой революции".
   17. Эволюция коммунистического блока не может вести страну дальше восстановления экономической жизни, с которым отпадает цементирующая блок задача осадного коммунизма, и выступает на сцену социальная разнородность блока. Высшая из возможных форм, на какой может произойти экономическое восстановление, есть, очевидно, мирный государственный капитализм. Но существует опасность, что капитализм Запада, сам еще не достигший этой ступени в данный момент, помогая своими средствами восстановлению экономической жизни России, будет внедрять в ней низшую, частно-промышленную и финансовую форму капитализма, будет относиться к ней "колонизаторски". Дело пролетариата и здесь, как во всех других случаях, бороться за максимум экономической организованности.
   18. Такова же неизбежно окажется задача коммунистических низов пролетариата других стран, где ему только придется выполнять ее в других условиях, на иной позиции. Эта задача вообще определит организационное, а тем самым -- революционно-культурное воспитание пролетариата, объединяя его верхи и низы по мере полевения первых и накопления сознательного социального опыта вторых. Тут и лежит центральный пункт подготовки рабочего класса в предстоящую эпоху к действительной всеорганизаторской роли, к диктатуре, не находящей ограничения в отсталой природе необходимых союзников. Какова может быть продолжительность этого переходно-воспитательного периода? Нечего и говорить как ненадежны здесь догадки. Фазу финансового капитализма буржуазное общество развернуло вплоть до крушения, за каких-нибудь 15--20 лет. Но фаза государственного капитализма -- исторически более трудная по организационной сложности своих задач; серьезное же воспитание пролетариата в положительно-творческом коллективно-организационном направлении вряд ли мыслимо без смены целого поколения, особенно если учесть необходимость перевоспитания оппортунистических верхов; перевоспитание вообще задача с большими сопротивлениями, чем просто воспитание исторически-свежих сил.
   19. Если развитие мирно-государственного капитализма пойдет успешно и быстро, то эта стадия даст необходимую передышку пролетариату и всему человечеству. Пролетариат не будет подавляться под тяжестью еще непосильных для него положительно организационных задач, и сможет заняться социалистическим овладением наследства старой культуры вместе с выработкой методов своей новой, выполняя свою классовую социалистическую революцию, необходимый этап на пути к социалистической революции общества как целого, к его переустройству по всей линии.
   Милитаризм в его старых формах за эту промежуточную эпоху не будет давить человечество,-- разве только для окончательного исчерпания финансового капитализма потребуется еще заключительная война Америки с Японией и, может быть с Англией. Вооружение народа обнаружило свою гибельность и для буржуазных классов; а трудовые низы, очевидно, отныне будет вполне антимилитаристичны.
   20. Все изложенное исходит из той предпосылки, что человечество обладает достаточной суммой сил развития, чтобы удовлетворительно разрешить объективно поставленные ему теперь историей задачи.

Апрель 1921 г.

   РЦХИДНИ. Ф. 259. Оп. 1. Д. 32. Автограф.
   

Примечания:

   16. Ранее не публиковавшиеся тезисы доклада "Мировая война и революция" послужили основой для ряда докладов А. А. Богданова, в частности, его выступления в клубе Московского университета в декабре 1922 г. Об этом выступлении А. А. Богданов упоминает в письме в "Правду" (от 4 января 1923 г.), опубликованном в газете 12 января 1923 г. (См. ч. III, док. No 55). Письмо явилось ответом А. А. Богданова на фельетон Я. Яковлева "Меньшевизм в пролеткультовской одежде" ("Правда", No 2, 1923), подвергшего доклад Богданова резкой критике.
   14 января А. А. Богданов вынужден был вторично обратиться в редакцию газеты "Правда" с просьбой опубликовать ответ на комментарии Я. Яковлева (См. ч. III, док. No 56). В этом письме он привел тезисы своего доклада "Мировая война и революция" (тезисы NoNo 9--13). а также написанный позже и неразрывно связанный с предыдущими, тезис о перспективах пролетарской культуры (см. ч. III, док. 56). Ответ Богданова в "Правде" опубликован не был.
   В РЦХИДНИ (Ф. 259. Оп. 1. Д. 46. Л. 26) хранится проект нового сборника статей А. А. Богданова, где под No 11 значится статья "Мировая война, мировая революция и судьбы пролетарской культуры".
   17. "an sich" -- сам по себе; "fur sich" -- сам для себя.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru