Богданов Александр Александрович
Платформа группы "Вперед"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Неизвестный Богданов. В 3-х книгах. Кн. 2.: А. А. Богданов и группа РСДРП "Вперед" (1908--1914).
   М.: ИЦ "АИРО--XX", 1995
   

Платформа группы "Вперед" (1)

[Декабрь 1909 г.]

Российская социал-демократическая рабочая партия

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

СОВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И ЗАДАЧИ ПАРТИИ

Платформа, выработанная группой большевиков

   Товарищи!
   Положение нашей партии очень тяжелое. За 2 1/2 года со времени Лондонского съезда, на котором были представители от 130--140 тысяч организованных рабочих, организации наши уменьшились во много раз: где прежде были тысячи, теперь только сотни, где были сотни, там десятки; а многие местные группы совсем распались. В такой же мере или еще сильнее сократилась вся работа на местах. Благодаря бесчисленным арестам и высылкам, а также и бегству интеллигенции, недостаток сил руководящих и пропагандистских -- огромный. Местных органов почти нет; а если где они возникают, то оказывается, что за отсутствием литераторов, вести их слишком трудно. Из-за границы же литературы пропагандистской не получается новее, а политически-руководящей -- ничтожное количество, и та местных работников не удовлетворяет. Связи между организациями ослабели до крайности; общепартийные и даже областные центры почти не действуют в России. Не хватает сил вести партийную работу в тех профессиональных союзах, кооперативах, клубах, которые уцелели до сих пор; не удается партии сколько-нибудь систематически руководить деятельностью думской фракции, сколько-нибудь серьезно ее использовать. Работа в войсках, в крестьянстве совсем заглохла. Упадок, несомненно, глубокий.
   Однако, в то же время, наши пролетарские организации обнаруживают на деле очень большую жизненность, очень большую способность к работе и развитию. После того, как из рядов партии были вырваны тысячи товарищей, и отхлынула неустойчивая интеллигенция, а также менее проникнутые классовым сознанием слои социал-демократических рабочих, осталось прочное и стойкое пролетарское ядро партийных организаций. Оно выдерживает весь гнет реакции, приносит бесчисленные жертвы партийному делу, и продолжает его через все трудности и препятствия почти без всякой помощи и поддержки. Почти псе партийное дело ведется теперь руками рабочих; к ним переходит и та ответственная руководящая работа, которая выполнилась раньше интеллигенцией,-- работа организаторская, пропагандистская, даже литературная. Большая часть местных партийных изданий, возникавших за последнее время, составлялась и редактировалась самими рабочими; в этих изданиях сильно сказывается литературная неопытность, и вообще их нельзя признать вполне удовлетворительными,-- но в них ясно выступает величайшая бодрость духа, глубокая вера в силу пролетариата, твердое боевое настроение. Рабочие настойчиво требуют от уцелевшей партийной интеллигенции литературы и знаний, от партийных центров -- общего руководства и, не получая всего этого, они сами по мере сил и умения стараются справляться с делом. На почве такой напряженной мысли и деятельности, из их среды выдвигаются активные и сознательные работники более высокого типа, чем когда-либо раньше.
   За это же время большевизм успел как нельзя очевиднее обнаружить свое революционно-организующее значение в нашей партии. Не только большая часть уцелевшей работы велась большевиками, но, что еще важнее, на них держалось единство работы; около них группировались на общем деле все, кто хотел принимать в нем живое участие. Большевизм стал душою партийных организаций; фракционные раздоры на местах потеряли прежнюю острогу. Когда крайние сторонники легальности из меньшевиков предприняли попытки разрушить старые нелегальные организации, то им дали самый энергичный отпор не одни только большевики, но и примкнувшие к ним в работе партийные меньшевики. Можно было бы ожидать, что острая фракционная борьба в организациях скоро совсем исчезнет, сменившись нормальной товарищеской критикой идейных течений и оттенков единой партии.
   Но стремительное наступление реакции, резкая перемена всей совокупности политических и экономических условий, вынужденный переход партии от полулегального положения с широкой, открытой работой к тесному подполью, поставили перед партией сразу слишком много трудных вопросов. Партия не могла быстро приспособиться к новому положению, сделать немедленно все нужные выводы и определить подходящую тактику: произошел идейный разброд. Даже у нас, большевиков, оп принял очень тяжелую и опасную форму: на почве оторванности центров от местных организаций он дошел до того, что угрожает расколом большевизму. Раскол, если не осуществился еще на деле, то уже объявлен официально. А так как именно большевизм объединяет и поддерживает партийную работу в целом, то его раскол означает разрушение единства работы; нам угрожает возвращение тех худших времен нашей партии, когда борьба против самодержавия и капитала часто забывалась за борьбою против товарищей другой фракции. И это уже началось. Наши центры, фактически не оказывая поддержки и руководства положительной партийной работе, отдают наибольшую долю своего внимания и энергии на внутрифракционную борьбу. Это -- тяжелый удар пролетарскому делу, наносимый в такое время, когда оно только начинает оправляться от поражений, когда надо было бы употребить все силы на восстановление и укрепление организаций. Ввиду такого положения в партии, мы признаем необходимым сплотиться в идейную группу и ставим себе такие задачи:
   Мы будем открыто бороться за восстановление единства большевизма.
   Мы будем, опираясь на основы большевизма, как мы их понимаем, выяснять те практические задачи, которые теперь стоят перед революционной социал-демократией.
   Всеми доступными нам способами будем содействовать вообще поддержанию и развитию партийно-пролетарского дела.
   Современное историческое положение нашей партии мы понимаем следующим образом.
   Первая революционная волна -- 1904, 1905 года -- была вызвана в России тем, что ее экономическое развитие по пути капитализма стеснялось и задерживалось ее государственным строем и теми имущественными отношениями, на которые он опирался.
   Крупная капиталистическая промышленность уже значительно развилась к тому времени; чтобы идти дальше, ей были необходимы такие условия, которых налицо не было, и крепостническое самодержавие создать не могло. Требовалась свобода личной инициативы для предпринимательской деятельности, свобода приложения капиталов к естественным богатствам страны, свобода перемещения рабочих сил для их эксплуатации и т. п.; а полицейский и сословный строй подавлял всякую самодеятельность населения, и у значительной его части отнимал даже свободу передвижения. Капитализм нуждался, для успешности машинного производства, в грамотном, технически подготовленном, толково относящемся к делу рабочем; а самодержавное правительство, видя свою опору в невежестве и бессознательности парода, все время ставило преграды просвещению масс.
   Наконец -- и это самое главное -- растущему капитализму необходим расширяющийся рынок для сбыта продуктов, а старый порядок не только не мог дать ему этого, но был прямым препятствием к расширению рынка, и внутреннего и внешнего. На внутреннем рынке страны главным потребителем товаров является многомиллионное крестьянство, а его жизненный уровень и покупательные силы были чрезвычайно низки, благодаря наличным поземельным отношениям и финансовой политике правительства.
   В 1861 году, при так называемом освобождении крестьян, правительство с помещиками отняли у крестьян значительную долю земли, раньше находившейся в их пользовании. Создалась земельная теснота, которую затем все более увеличивал прирост народонаселения. Вот как распределялась земельная собственность в 50 губерниях Европейской России к началу революции, т. е. к 1905 году:
   
   У казны, уделов, монастырей и др. учреждений 155 милл. дес.
   У частных лиц (главным образом, у дворян) 101,5
   Надельной земли 138,5
   
   Эти 138,5 милл. десятин приходились на 12,5 миллионов крестьянских дворов, и из них почти 3 миллиона дворов имели меньше пяти десятин на каждый, в том числе немало дворов с одной, полутора и двумя десятинами земли. Между тем из 101,5 милл. десятин частновладельческой земли, 79,5 милл. было сосредоточено в руках всего 138 тысяч крупных помещиков, так что в среднем на каждого из них приходилось почти по 600 десятин.
   Самое "наделение" крестьян в 1861 году производилось с выкупом по оценке, устанавливавшейся помещиками и чиновниками; оно более чем на сорок лет обременило деревню многомиллионными выкупными платежами. Да и помимо их многое множество всяких налогов и податей разоряли деревню. Вся финансовая политика самодержавия сводилась к выкачиванью всех наличных средств из карманов народа. В итоге -- полуобезземеленный крестьянин не имел возможности запастись инвентарем, орудиями, оборотным капиталом, необходимыми для правильного ведения хозяйства. Деревня нищала, болела и вырождалась. Она, следовательно, не могла дать надежного и расширяющегося рынка для сбыта продуктов фабрично-заводской промышленности.
   Оставалось добывать новые рынки -- иным путем -- посредством колониальных захватов, завоевательной и торговой внешней политики государства. Стремясь удовлетворить требованиям капитала, правительство и вело такую политику, опираясь на свое военное могущество. Оно вело ее на Ближнем Востоке, и в Средней Азии, а затем и на Дальнем Востоке. Но военное могущество само зависит от экономического и политического развития. Отсталость России повела к страшному поражению в войне с более свободно развивавшейся Японией. Военная сила самодержавия была подорвана, колониальным завоеваниям и торговым захватам положен конец. Вместо расширения, получилось сужение внешних рынков, а огромная затрата на неудачную войну еще более ослабила внутренний рынок -- покупательную силу народа.
   Возникло резкое и всеобщее расстройство в народнохозяйственной жизни,-- оно повело к обострению борьбы общественных классов и к первому подъему революции.
   Тогда обнаружились подготовленные всем предыдущим развитием страны силы революционные и силы враждебные революции.
   Распространение крупной промышленности собрало к началу революции в городах и фабрично-заводских центрах громадные массы пролетариата. Еще в 1897 году, по всеобщей переписи, в России было свыше 7 миллионов рабочих, и это число с тех пор должно было значительно возрасти. Самый процесс крупного производства способствовал сплочению рабочих масс; их экономическое положение обособляло их от других классов, порождало в них сознание своих классовых интересов, и толкало на борьбу с капиталом. Но стихийное стремление пролетариата к борьбе и к организации для нее немедленно натыкалось на суровое противодействие самодержавно-полицейского строя, который не может допустить самодеятельности и самосознания рабочего класса. Это вынуждало рабочих от экономической борьбы против гнета капитала переходить к политической борьбе против чиновничьей и царской власти. На таком пути пролетариат пришел к революционному лозунгу демократической республики.
   Пролетариат сельский, более отсталый и менее сплоченный, и силу сходного положения, должен был мало-помалу вступить на такой же путь борьбы сначала экономической, а потом, и политической. Во время первой волны он, однако, не успел достаточно развить свое самосознание и революционную самодеятельность, его социальная роль не достигла, в общем, тех размеров, какие соответствовали бы его массовой силе (исключение составляли только Прибалтийский край и некоторые местности юга).
   Кроме пролетариата, другим революционным классом должно было, по самому положению вещей, оказаться малоземельное крестьянство. Сколько-нибудь серьезно удовлетворить его земельный голод могло бы только отобрание земли у помещиков, церкви, царской фамилии, казны; и потому всколыхнувшаяся деревенская беднота неизбежно должна была прийти к задаче борьбы за всю землю.
   Это движение в первую очередь направлялось именно против помещиков: в их руках находилась главная и лучшая часть земельной площади -- из казенных же земель наибольшая доля расположена на далеких и неудобных для земледелия окраинах. Во многих местностях ненависть крестьянства к помещикам усиливалась еще благодаря тому, что помещики, пользуясь его малоземельем, жестоко его эксплуатировали, раздавая свою землю в аренду на кабальных условиях: в 17 губерниях центра и Поволжья дворяне почти даже и не вели собственного хозяйства, так что в сущности тут было крестьянское хозяйство на дворянской земле, но такое, что все выгоды его доставались помещикам.
   Затем, против дворянства повсюду восстанавливало крестьян его привилегированное политическое и правовое положение, господство дворян в общегосударственном и местном управлении. Наша по преимуществу крестьянская страна управлялась для дворян и через дворян; самодержавие опиралось на власть помещиков. Поэтому столкновение деревни с барской усадьбой из-за земли необходимо приводило деревню к столкновению со всем государственным строем.
   Но экономическая жизнь крестьянства, его дробное, мелкое хозяйство не воспитывает в нем сплоченности, духа организации; его общественный кругозор узок, стремления ограничены, местные интересы преобладают над общими; не имея за собой в прошлом сколько-нибудь серьезной политической жизни, оно вступило в революцию крайне малосознательным, и потому, не могло стать самостоятельной, а тем более -- руководящей революционной силой. Составляя огромную массу населения, деревенская беднота могла сыграть в революции решающую роль, только идя за элементами более сознательными и организованными.
   Какая же общественная сила могла выступить руководителем крестьянства? Это пыталась сделать либеральная буржуазия, в лице, главным образом, кадетской партии. Но на деле выполнить такой задачи она не могла, потому, что те же экономические условия, которые вызвали революционное движение, толкали ее затем в лагерь контрреволюции. С самого начала революции наша буржуазия имела пред собою самостоятельно борющийся, отдельно организованный пролетариат, каждое выступление которого наводило на нее страх перед его классовой силою. Этот страх заставлял либеральную буржуазию искать соглашения и союза со старой властью, сокращая свои либеральные требования до самых ничтожных размеров. Стало быть, для революционного крестьянства руководителем и вождем, по самому ходу вещей, мог явиться только пролетариат. Он один был способен идти во главе революционной борьбы.
   В первой революционной волне пролетариат обнаружил громадную боевую энергию, необычайную способность к организации, экономической и политической, к усвоению социалистических идей, к применению самых разнообразных приемов борьбы... Но эта первая волна не могла привести к полной победе. Пролетариату приходилось бороться самому и вести за собой все время отстававшее крестьянство не только против самодержавного правительства, но и против объединенных сил реакции -- помещиков, крупной буржуазии, бюрократии, опиравшихся на еще бессознательную в своей массе армию. Чтобы преодолеть все это, требовалось гораздо большее количество организованных и сознательных элементов, чем имелось тогда налицо.
   Вопрос заключается теперь в том, была ли первая волна демократической революции в России также и последней? А это сводится к другому вопросу: устранены ли экономические и социальные причины, породившие революцию, или они продолжают действовать, и в какой мере.
   Главной и основной причиной обострения классовой борьбы и начала революции был промышленный кризис российского капитализма. Кризис этот не закончился, а лишь перешел в длительное и упорное угнетение промышленности, еще более тяжкое. С 1906 года идет падение русской вывозной торговли, означающее утрату внешних рынков. В первое полугодие 1906 года вывоз товаров из России достигал стоимости в 448 миллионов рублей, в первое полугодие 1907 года уже только 396 миллионов, в 1907 -- 378 миллионов. В 1909 году за первое полугодие вывоз, правда, сразу увеличился до 525 миллионов,-- но увеличился именно почти настолько, насколько возрос, благодаря исключительному урожаю, вывоз хлеба (его вывезено больше против первого полугодия 1908 года на 137 милл. рублей); по такой урожай -- явление, очевидно, случайное, а вывоз других продуктов не улучшился, т. е. общее положение внешних рынков для капитала осталось прежнее.
   Наоборот, ввоз иностранных продуктов все время возрастает, г е. иностранная конкуренция отбивает и внутренний рынок у российского капитала. Насколько ухудшилось в общем состояние сельского хозяйства, видно из того, что в земледельческую пашу страну начинает ввозиться из-за границы зерновой хлеб (в 1905 году -- на 3 миллиона рублей, в 1906 г.-- на 6 миллионов, в 1907 -- на 12 миллионов).
   Одновременно с тем наблюдается быстрое вздорожание продуктов вообще (например, цепа нефти поднялась на 30%) и особенно -- предметов первой необходимости: в 1906 году потребитель платил за хлебные припасы почти на 20% дороже, чем 1890--1899 годах, а в 1907 году уже на 42%; за животные продукты на 39% дороже в 1906 году и на 48% -- в 1907 году; на бакалейные товары -- на 24% дороже в 1906 году и на 31% -- в 1907 году. В 1908 и 1909 годах это повышение цен безостановочно продолжалось.
   Об "общей заминке промышленности и торговли" свидетельствует и отчет министра финансов 1909 года, который указывает, что благодаря этому много денежных капиталов не находило себе приложения. А вместе с тем из ссудно-сберегательных касс происходил отлив мелких сбережений, которые брались, очевидно, не на расширение производства, а просто проедались: согласно тому же отчету из 11 губерний, где такой отлив в 1908 году наблюдался, в 9 губерниях велась в 1907 и 1908 готах кампания продовольственной помощи населению.
   Крестьянское хозяйство настолько истощено, и производительность его настолько подорвана, что недород становится постоянным явлением. В течение 4 лет подряд -- 1905, 1906, 1907, 1908 -- сбор хлебов был, по официальному признанию, неудовлетворителен, и в 1908 году стоял на 300--600 миллионов пудов ниже среднего уровня 1902--1906 годов. Исключительный урожай 1909 года, как теперь вполне выяснено, не может существенно помочь делу и поднять на ноги сельское хозяйство: плохое состояние перевозочных средств повело к тому, что быстро доставить хлеб на рынки и выгодно продать его не удается;-- образовались хлебные залежи, измеряемые сотнями миллионов пудов; цены на хлеб сильно упали, что ведет к еще большему разорению производителей. Всего хуже здесь приходится именно беднейшим слоям крестьянства, которые составляют огромное большинство; с них правительство немилосердно взыскивает подати и недоимки, а тем самым заставляет их еще более закабаляться ростовщикам и хлебным скупщикам.
   Затяжное угнетение промышленности и сельского хозяйства чрезвычайно тяжело отражается на пролетариате: безработица с конца 1905 года все возрастает, а голодная деревня высылает на рынок новые и новые толпы ищущих работы и хлеба. На почве недоедания и нищеты развиваются эпидемии тифа; холера свила себе прочное гнездо в Европейской России; учащаются самоубийства безработных.
   Организованный капитал, пользуясь безысходным положением рабочих, наступает на них все решительнее и сильнее, отнимает все те небольшие экономические приобретения, какие были сделаны ими за время революционного подъема; вновь удлиняется рабочий день, вводятся сверхурочные работы, понижается заработная плата. Правительство, со своей стороны, помогает капиталистам, уничтожая профессиональные рабочие организации; так за вторую половину 1907 года и первую половину 1908 года закрыто около ста союзов и около 50 профессиональных органов. Административным путем суживаются даже те жалкие права на охрану труда, которые были приобретены рабочими до революции; например, недавним министерским циркуляром все типографские рабочие изъяты из ведения фабричной инспекции.
   Таким образом, все условия, которые вели пролетариат на путь революции, остались налицо, и действуют еще сильнее. Предположить, что нынешние преследования и бедствия могли бы в корне подорвать энергию пролетариата, и тем привести к его действительному умиротворению -- совершенно невозможно: он слишком очевидно обнаружил на деле глубину и силу своей революционности, свое стремление и способность к организации, к расширению своего кругозора и углублению своей сознательности -- свою классовую непримиримость и политиче-44
   скую стойкость, свою верность знамени социал-демократии. Более чем когда-либо он подготовляется самой жизнью к новой революционной борьбе.
   Что касается пролетариата сельского, то и его экономическое положение, при общем угнетении сельского хозяйства, отнюдь не улучшилось, а, благодаря политическому торжеству помещиков и усилению полицейского гнета в деревне, оно, несомненно, ухудшилось. Для воспитания же его сознательности годы революции и контрреволюции не могли пройти даром; и в случае нового подъема та активная роль, какую он только начал выполнять во время первой волны, неизбежно должна развернуться несравненно шире, в классовом его единении с промышленным пролетариатом.
   Теперь, каково же положение численно наибольшей социальной силы -- крестьянства? В своей поземельной политике последних лет правительство двумя путями пытается в корне подорвать его революционность, и создать себе твердую опору в деревне, посредством "наделения" крестьян, и посредством "выделения" независимого частного крестьянского хозяйства. "Наделение" ведется частью в форме уже раньше практиковавшегося переселения крестьян на свободные земли, главным образом в Сибири, частью в виде продажи им земли через Крестьянский банк. Тактика переселения потерпела совершенно очевидную неудачу: ее невероятно плохая, чиновническая организация приводила к огромной в наибольшей степени бесплодной растрате сил и средств, доходящей до того, что тысячи переселенцев, попавши на неудобные участки, вынуждены были разоренными возвращаться обратно; а между тем даже в Сибири запас свободных и пригодных земель уже близок к истощению.
   Что касается продажи казенных и удельных земель, то, благодаря их окраинному расположению, дело тут сводилось также к переселению, но на еще менее выгодных для крестьян условиях; самые же участки оказывались в массе случаев по разным причинам неудобными, например безводная солончаковая почва в юго-восточных степях; и крестьяне шли туда крайне неохотно.
   Главную же роль в политике "наделения" играла продажа через Крестьянский банк помещичьих земель на местах. Но и тут результаты получились ничтожные. По официальным данным, за три года (с 1905 по 15 ноября 1908) было продано 674 тысячи десятин -- капля в море земельной нужды крестьянства, особенно если принять в расчет его естественный прирост в 2--3 миллиона человек за те же три года.
   Однако и благами такого наделения могли воспользоваться лишь наиболее зажиточные слои крестьянства, имеющие достаточно денег, чтобы вносить первые платежи, и достаточный инвентарь, чтобы обрабатывать прикупленную землю. Этим вносится в деревню более резкое обособление крепкого хозяйственного крестьянина от миллионов деревенской бедноты, усиливается классовая рознь и классовая борьба в деревне.
   Еще решительнее направлена к той же цели политика "выделения", которая теперь занимает первое место в аграрной деятельности правительства, разрушение остатков общинной и семейной собственности, насаждение частной собственности, "хуторского" землевладения и отрубных участков, вообще -- закон 9 ноября 1906 года и последующая "землеустроительная" работа. Самодержавие ломает общину и помогает сосредоточению надельной земли в руках деревенской буржуазии, открыто признавая своей целью создание себе опоры из "крепких и сильных" земельных собственников крестьян. Но трехлетние итоги этой политики ничтожны. По заявлению Столыпина, к осени 1909 года выделено в частные хозяйства около 7 миллионов десятин, что составляет всего двадцатую часть общего количества надельной земли. Огромное большинство этих участков не превышает 7--8 десятин, и по самым своим размерам непригодны для ведения доходного хозяйства при теперешнем уровне земледельческой культуры в России; очень многие из них тотчас после выделения перепродаются в другие руки. Самая энергичная распродажа "укрепленной в частную собственность" земли идет, по единогласным отзывам исследователей, даже в южных губерниях -- Таврической, Екатеринославской, Херсонской, где условия для хуторского хозяйства сравнительно наиболее благоприятные. Вообще, в массе случаев "выделение" служит средством для одних -- окончательно оторваться от земли, что ведет к росту пролетариата, для других -- собирать в своих руках мелкие участки, что ведет ко все большему обособлению деревенской буржуазии; и при этом, конечно, увеличение численности пролетариата из этих двух процессов является наиболее быстрым и более массовым.
   Итак, достаточно могущественной опоры для себя в деревне правительству его аграрными мероприятиями получить не удалось. Но, как показывают сообщения печати и данные, собранные исследователями, ему удалось внести в среду самого крестьянства классовую борьбу в таких резких формах, каких до той поры не знала деревня. Если, таким образом, правительство и выделит из крестьянства некоторую группу, которая будет поддерживать его, подобно помещикам, то классовая сознательность остальной, обделенной массы крестьянства, а значит и ее революционность неминуемо возрастут. А еще более, конечно, разовьется классовая сознательность и революционность сельского пролетариата, в его борьбе не только с помещиками, но и с эксплуатирующей его так же, как они, деревенской буржуазией.
   Все это происходит в действительности: даже по общему отзыву легальной печати, землеустроительная политика правительства лишь накопляет в деревне новый горючий материал.
   Таково положение главных сил революции -- рабочего класса и крестьянской бедноты.
   В противоположность этому, силы реакции -- бюрократия, помещики, крупные капиталисты -- временно сплоченные борьбою и укрепленные победой, в дальнейшем не увеличивают своего могущества, и даже не в состоянии упрочить своей организации. Крупная буржуазия, в лице, главным образом, партии октябристов, выражает недовольство тем, что правительство, M ущерб ей, поддерживает интересы дворянства, что оно не принимает действительных мер к расширению внутреннего рынка, т. е. к поднятию покупательной способности населения, что, увеличивая бремя долгов, оно упорно делает займы только для непроизводительных целей, и т. д. Отсюда такие факты, как отдельные почти оппозиционные выступления октябристов в Думе, как столкновение между Советом промышленных съездов и Советом объединенного дворянства по вопросу о подоходном налоге и земской реформе, как требования о перемене финансовой политики, высказанные представителем московской биржи, Крестовниковым, в его речи к министру финансов, как выступления капиталистов на последнем съезде промышленников, как порицание, высказанное Гос[ударственной] Думою правительству за раздачу нефтяных участков титулованным лицам, п т. п. Но правительство не может одинаково усердно служить двум господам, и отказывается исполнять эти желания капиталистов, как это видно из ответа министра финансов Крестовникову, из речи Витте в Государственном Совете, и вообще из всего поведения правительства.
   Помещики в другом отношении становятся все более слабою опорой для старого порядка. Значительная часть их, не доверяя будущему, заранее бежит с поля битвы, спешит разделаться с экономической основой своей силы -- с земельной собственностью. За три года, до 15 ноября 1908, они успели сдать Крестьянскому банку свыше 5,580 тысяч десятин, на сумму более 625 миллионов рублей. А так как из этой земли банк успел за то же время распродать крестьянам всего девятую часть, то для правительства, помимо всего прочего, возникают новые серьезные затруднения. Вести сколько-нибудь удовлетворительное хозяйство на огромных попавших в его руки пространствах банк, разумеется, не в состоянии, и доходы с них получает ничтожные; а проценты по своим обязательствам, вытекающим из покупки земли он должен платить полностью. В результате, по самым умеренным расчетам, банк ежегодно приплачивает за купленные земли не менее 18 миллионов рублей, и подрыв землевладельческой силы дворянства ведет за собою еще подрыв финансовой силы государства.
   Между тем финансовое положение государства вообще почти безысходно. Долг в 11.800 миллионов рублей и наибольший в мире бюджет в 2500 миллионов тяготеют над разоряющейся страною. Роспись на 1907 год была выполнена с недочетом на 188 миллионов рублей, на 1908 -- в 217 миллионов. В 1909 г., по официальному счету, дефицит -- 131 миллион, но в действительности на несколько десятков миллионов больше, так как сюда не включены перерасходы по железнодорожному хозяйству, которые достигают за последние годы гигантских размеров. Такова финансовая опора старого порядка.
   Вся бюджетная политика государства держится на косвенных налогах и винной монополии, т. е. на обирании масс населения, для которого удорожаются продукты потребления. Так, водку правительство продает населению чуть не в 4 раза дороже, чем она самому ему стоит: в 1908 г. ведро, стоящее 2 р. 32 к., продавалось по 8 р. 24 коп. Но дальше нынешнего идти по этому пути нельзя: население беднеет, и потребление сокращается. Даже водочная монополия дала за первые 4 месяца 1909 года меньше против первых четырех месяцев 1908 г. на 157г миллионов рублей, по другим же косвенным налогам уменьшение еще на 4 1/2 миллиона. Само правительство не в состоянии скрывать безвыходности положения. В объяснительной записке к росписи на 1909 г. министр финансов говорит: Эта роспись "отличается от предыдущих тем, что обыкновенные доходы и расходы доведены в ней до крайних своих пределов"; и далее: "достижение прочного бюджетного равновесия возможно только путем увеличения налогов и сокращения расходов". Но сокращение расходов для бюрократии с ее полицейским и военным аппаратом немыслимо; а дальнейшее повышение налогов, по признанию самого правительства, "было бы непосильным бременем для населения" ввиду "малой обеспеченности народных масс в России". Переложить налоги на имущие классы правительство, конечно, не может и на деле продолжает усиливать обложение народных масс.
   Эта финансовая политика не только поддерживает и укрепляет революционные стремления рабочего класса и крестьянства, но также вызывает глубокое недовольство нынешним порядком среди той широкой, разношерстной массы, которую можно обозначить названием мелкого мещанства или городской и пригородной бедноты. Кормясь мелкопромышленным или торговым заработком, имея значительную долю своих заказчиков и покупателей в лице рабочего населения, эти ремесленники и мелкие лавочники тяжело испытывают на себе результаты общей хозяйственной неурядицы, а вздорожание жизни жестоко бьет их по карману. Элементы несостоятельные и неустойчивые, они во время первого подъема примыкали частью к черносотенному, частью к революционному лагерю. Теперь ежедневный опыт убеждает их, насколько невыгодна реакция и неудобен старый порядок.
   Что касается общей внутренней политики правительства, то она отталкивает от него решительно всех, кто не заинтересован прямо в общем бесправии, в господстве произвола. Что в России никакой действительной конституции нет, а Дума -- лишь се призрак, без власти и значения, это не только по опыту знают хорошо массы населения, но теперь это становится ясным всему миру. Небывалое усиление на местах власти администрации, высшей, средней и низшей, на деле заменило собою все свободы, которые должны были сделать Россию европейским государством: свободу слова, печати, собраний, союзов и т. д. Преследование национальностей все более обостряется; так, Финляндию на наших глазах, систематически толкают к восстанию. Рядом с центральным самодержавием создалось еще местное самодержавие генерал-губернаторов, приказы которых имеют силу закона; и различные виды "охраны" охватывают всю страну.
   Разгул власти глубже и сильнее, чем когда-либо, развращает бюрократию сверху донизу, а сознание непрочности ее положения побуждает ее поспешно хватать все, что возможно. Отсюда небывалые даже в дореволюционное время грубость и наглость администрации, отсюда эпидемия вымогательств и хищений, достигающая невиданных размеров. Самодержавие, в лице своего чиновничества, становится прямо невыносимым для страны.
   Политическая задача революции не выполнена, ее разрешение остается коренной, насущной потребностью народа; и вместе с тем задача эта поставлена перед народом так ясно, как никогда раньше.
   Политическая сторона современного положения особенно важна не только для пролетариата, которому необходима свобода борьбы за свои интересы, но также для разночинной интеллигенции, которой права и свободы необходимы для ее обычной работы, и для которой конституция и развитие просвещения связаны с огромным возрастанием спроса на ее труд. Оттого ее низшие, полупролетарские слои тяготеют к революционной борьбе, а высшие, более буржуазные -- к либеральной оппозиции. Это группы экономически слабые, несамостоятельные, подобно мещанству. Под гнетом реакции лишь ничтожная часть их продолжает борьбу. Но при оживлении в политической жизни их активность быстро поднимается, и будет направлена в наибольшей, демократической их части, против старого порядка.
   Самодержавие чувствует, как ненадежны все его опоры внутри страны, как они подтачиваются ходом вещей и ускользают,-- как накопляются враждебные элементы. Оно ищет опоры извне, в союзе с европейским капиталом надеется оно окончательно победить и подавить русский народ. Первую волну революции оно победило именно благодаря этому союзу: французские 800 миллионов в 1906 году дали ему возможность справиться с движением. Посредством только займов держалось оно и после того, до настоящего времени; иначе неизбежное финансовое банкротство сокрушило бы его. Теперь же и с этой стороны дело обстоит иначе, чем прежде. С одной стороны, продолжающийся в России общехозяйственный кризис и политическое неустройство подрывают все более кредит самодержавия. С другой стороны, само международное положение в целом становится все более критическим и грозным, полным опасностей, перед которым нынешнее русское государство неминуемо должно оказаться бессильным.
   Недоверие за границей к русским финансам дошло до того, что в биржевых кругах и в печати Франции поставлен на обсуждение вопрос о взятии русских финансов под международный англофранцузский контроль: лишь под этим условием там считают возможным дать правительству новый громадный заем для общего исправления русских финансов, т. е. собственно для спасения прежних займов и процентов по ним от угрожающего рано или поздно банкротства. Самое появление такого плана и общее внимание, которое он к себе вызвал, означает уже нравственное банкротство и величайшее унижение нынешнего правительства.
   Во всяком случае, займы даются все труднее и неохотнее; поэтому закабаление страны займами правительство дополняет теперь открытою распродажей России синдикатам и трестам заграничных капиталистов. Продаются горные заводы, прииски, железнодорожные линии, ведутся переговоры о продаже громадных лесных площадей и т. д. Это -- жестокие удары национальному капиталу, и прямое признание того, что положение стало безысходным.
   Мировое развитие капитализма довело конкуренцию различных стран из-за рынков до крайней остроты и напряженности, и есть все основания ожидать в близком будущем гигантских пони. Вся Европа разбилась на два военных лагеря, под руководством двух величайших капиталистических держав -- Англии и Германии; к Англии примкнула Франция, к Германии -- Австрия, и до сих пор с нею в союзе шла Италия; приготовления ко всеобщей войне ведутся открыто. Победа той или иной стороны будет означать экономический упадок противоположной, крушение ее промышленности, ее превращение в подчиненный рынок для ее врагов.
   Россия занимает неустойчивое, колеблющееся положение в этой группировке. Она находится в финансовой зависимости у французского денежного капитала, и потому должна вести его политику, что она, в общем, и делает. Но ближайшее соседство с грозною военного силой Германии заставляет русское правительство во всех важных и опасных случаях отступать перед нею. В результате -- такие небывалые унижения, как признание но приказу Германии присоединения Австрией Боснии и Герцеговины, как полная потеря влияния в Персии и т. под. До сих пор правительству удавалось ценою таких унижений спастись от внешней войны, но долго это продолжаться не может. Не только всеобщая война неминуемо вовлечет его в мировой пожар,-- но еще раньше в высшей степени вероятно нападение кого-либо из соседей, рассматривающих Россию в ее нынешнем экономическом истощении, при глубоком разложении русской армии, как легкую и удобную добычу. В этом отношении огромна также опасность со стороны Японии, далеко еще не завершившей своих захватов на Дальнем Востоке, и опасность со стороны обновленной Турции, стремящейся присоединить северную Персию, т. е. область официального русского влияния. А внешняя война, вместе с неизбежными поражениями, должна принести внутренний взрыв и крушение старого порядка.
   Рядом с обострением конкуренции, в мировом капитализме развивается сильнейшее обострение классовой борьбы. Повсеместная организация капитала вынуждает пролетариат к отчаянной самозащите и ко все более решительным выступлениям. По мнению лучших теоретиков, всем развитым капиталистическим обществам в близком будущем предстоят грандиозные классовые конфликты, первые предвестники которых выступают на наших глазах: стачки и манифестации во Франции, Италии, всеобщая забастовка в Швеции, восстание в Испании, и т. д. Это усиление пролетарской борьбы на Западе представляет огромную важность для нашего пролетариата и нашей революции.
   С одной стороны, европейским правительствам и капиталистам с каждым днем будет труднее оказывать политическую и финансовую поддержку российской реакции. С другой стороны, при тесной экономической связи всех стран и международной солидарности пролетариата, развитие рабочего движения на Западе неминуемо даст новый толчок рабочему движению в России, которое от этого получит еще более широкий размах.
   Так понимаем мы современное историческое положение России. Мы видим, прежде всего, что основное несоответствие между производительными силами страны и ее имущественными отношениями, равно как и политическим строем,-- это основное противоречие, породившее первую волну революции, сохранилось и продолжает действовать еще сильнее, чем прежде. Мы видим, что главные революционные силы -- пролетариат и малоземельное крестьянство -- самим ходом вещей подготовляются к новой решительной борьбе. Мы видим, что силы реакционные все более утрачивают свою экономическую опору в стране, что попытки правительства создать себе новую опору в деревне ведут к противоположным результатам, и что группы промежуточные, колеблющиеся, страдая от реакции экономически и политически, неизбежно отталкиваются на сторону ее врагов. В то же самое время ускользает та внешняя основа российской реакции, которая создавалась для нее поддержкою европейского капитализма. Более того: международное развитие капитализма приносит с собою новые опасности для старого порядка, и новые толчки для революционного движения, особенно -- для российского пролетариата, который призван руководить народной борьбою.
   Новый революционный кризис неотвратим. Момент его неизвестен, но еще нам, нынешним работникам партии, предстоит участвовать в нем. Надо быть готовыми.
   

II

   Мы понимаем большевизм, как самое строгое и последовательное применение идей научного социализма к русской действительности.
   1. Впервые выступил большевизм еще в те времена, когда организационное строительство нашей партии проходило свои начальные, самые тяжелые этапы. Оно было очень трудным делом не только потому, что велось в подполье, но также и по другим, внутренним причинам. Партия создавалась посредством объединения прежде разрозненных, разбросанных кружковых организаций, которые вели на местах свою кустарную работу. Но привычки кружковой жизни продолжали упорно держаться, и мешали сплочению партии, тем более, что в составе организаций над пролетарскими элементами преобладали тогда интеллигентские, по самой натуре своей труднее поддающиеся организационной дисциплине, менее способные к тесному партийному единению. Когда уже была выработана программа парши, когда было, таким образом, положено прочное начало общепартийной жизни, то те же самые кружки, которые руководили делом организационного объединения, особенно же кружки заграничные, обнаружили, с одной стороны, нежелание раствориться в общей работе вновь возникшего целого, с другой стороны -- стремление и впредь сохранять за собой руководящее значение. Таким образом, партии угрожало господство кружковщины в новом виде, и самые крупные авторитеты партии энергично поддерживали его.
   Тогда большевизм выступил со своими организационными лозунгами. Он требовал, чтобы интересы дела были поставлены выше всяких авторитетов, партийность выше всяких кружковых отношений, а также чтобы российская часть партии получила преобладание над заграничного. За эти организационные идеи большевизму пришлось вести долгую борьбу; но если даже до сих пор они не вполне проведены в жизнь партии, то, по крайней мере, формально -- признаются теперь всеми.
   Противопоставляя старой кружковщине партийность, большевизм понимал ее отнюдь не только как дисциплину и подчинение законным центрам, но главным образом, как широко организационное решение всех вопросов партийной жизни. Iестественно, что лишь только представлялась возможность в устройстве самих организаций переходить от прежних замкнутых, подпольных форм к более демократическим, большевизм немедленно делал это; и в 1905 году большевики первые созвали свою общерусскую конференцию в значительном большинстве посредством выборов прямо от организованных рабочих.
   Отстаивая партийность, большевизм и в дальнейшем все время шел во главе собирания партии: большевиками было проведено объединение с различными национальными организациями, большевики всюду поддерживали до сих пор единство партийной работы.
   Еще другая, важнейшая сторона организационного вопроса была предметом внутренней борьбы в нашей партии: должны ли составлять основу партии сознательные, передовые элементы борющегося пролетариата, или, ради широты развития, надо строить ее прямо из стихийно-массового рабочего движения. Сторонники второго взгляда находили, что партия должна всю свою организацию приспособлять к стремлениям и пониманию пролетарских низов, что даже программа должна вырабатываться на общем рабочем съезде и т. п.
   Большевизм выступил против таких воззрений: он нашел, что неправильно и неразумно подчинять социал-демократию настроениям только еще вступающих в борьбу пролетарских низов. Большевики признали, что социал-демократия есть прежде всего партия сознательного революционного пролетариата, опирающаяся на весь опыт международного социализма; она должна поднимать рабочие массы от стихийного движения до уровня высшей социалистической сознательности, а не принижать свою организацию и задачи применительно к этому стихийному движению. Иной и не могла быть у нас точка зрения строгого научного социализма, который стремится организовать рабочее движение в его высшие формы, и руководить им с наивысшей планомерностью, какая в данное время может быть достигнута.
   2. Благодаря крайней сложности и новизне исторических условий, среди которых нашей партии с самого начала пришлось действовать, было чрезвычайно трудно найти и выработать правильную тактику,-- здесь также было много ошибок и блужданий. Разно оценивалась роль рабочего класса в российской революции, отношение его к другим классам и партиям, легальные и нелегальные способы его борьбы. В значительной части партии намечалась такая точка зрения: революция идет у нас буржуазная, т. е. ведущая Россию к свободе буржуазного, капиталистического развития; поэтому руководство в ходе революции должно принадлежать буржуазии, а именно ее либеральным партиям; рабочий же класс должен поддерживать либеральную оппозицию, помогать ей добиться власти; а рабочая партия обязана идти на соглашение и союзы с либералами всюду, где либералы выступают против реакционных сил. В связи с этой идеей о руководстве либеральной буржуазии, неизбежно преувеличивалось значение тех приемов и методов борьбы, которые наиболее подходят к привычкам и склонностям буржуазии, которые наименее отталкивают ее -- приемов легальных, и мирных, методов парламентских; сравнительно принижалось, напротив, значение способов нелегальных и по самому применению революционных, каковы всеобщие политические забастовки и вооруженное восстание.
   Большевизм отверг эти взгляды. Систематически и неоднократно исследуя "исторический момент", т. е. вопрос о том, каковы соотношения общественных сил страны, каково их направление и ход их развития, большевизм установил следующую точку зрения на роль пролетариата и его тактику:
   а) Российская революция может быть доведена до конца и принесет стране наибольшее освобождение всех ее производительных сил только в том случае, если руководить революционной борьбою будет рабочий класс, и если его поддержит своим массовым движением разоряющееся, жаждущее земли, крестьянство.
   b) Идя во главе революционной демократии, главную массу которой должна составить борющаяся за землю деревенская беднота, рабочий класс вынужден вести борьбу не только против открыто реакционных сил, но и против либеральной буржуазии; ибо эта последняя лишь прикрывается маскою демократизма, а на деле стремится достигнуть соглашения с бюрократией и реакционными помещиками, чтобы затем, получив для себя долю выгод и власти, остановить и подавить революцию.
   c) Для полной победы и завершения демократической революции необходима боевая совместная диктатура пролетариата и крестьянства, а следовательно рабочий класс должен через своих представителей принять активное участие как в местных временных правительствах революции, так и в центральном временном правительстве.
   d) Впредь до завершения революции все полулегальные и легальные способы и пути борьбы рабочего класса, в том числе также участие в Государственной Думе, не могут иметь самостоятельного и решающего значения, но являются лишь средством собирания и подготовки сил для прямой революционной, открыто-массовой борьбы.
   3. И в своих организационных, и в своих тактических воззрениях, большевизм выражал мысли и чувства наиболее сознательной, наиболее активной части рабочего класса. Как наша партия -- есть авангард борющегося пролетариата, так большевизм был до сих пор авангардом партии. Основа же, из которой вытекают эти его черты, есть его научно-социалистическое мировоззрение. А оно гораздо шире не только вопросов тактики и организации, но и самой программы; ибо социалистическое сознание рабочего класса должно охватывать не одну его непосредственную борьбу в области экономики и политики, но,-- всю его жизнь. Пролетариат и его союзники -- социалисты-интеллигенты -- вышли из старого, мещански-крестьянского и буржуазного мира; в нем они вначале воспитывались; поэтому они, сами того не замечая, сохраняют многое из его привычек и склонностей, из его духовного склада и даже вносят в революционную работу. Например, ни для кого не тайна, сколько вреда партии, да и всему рабочему движению приносит индивидуализм очень многих деятелей, их личное честолюбие, стремление выдвинуться, отвращение к товарищеской дисциплине, нетерпимость к товарищеской критике. Борьба взглядов благодаря этому часто осложняется, а потом и заслоняется борьбою самолюбий, силы организаций тратятся на бесплодные внутренние столкновения. Не меньше вреда приносит и широко распространенная среди партийных работников привычка слепо доверять известным авторитетам, без критики полагаться на мнения тех или иных признанных вождей, не взвешивая, отвергать всякие сомнения в их правоте... Большевизму уже не раз приходилось вступать в борьбу с подобными пережитками прошлого, не раз приходилось отстаивать дисциплину организации против анархичности отдельных товарищей, иногда очень влиятельных и видных, разрушать авторитеты, иногда очень крупные. Но такая борьба от случая к случаю не может коренным образом изменить дела; нередко тот, кто вчера боролся за дисциплину и единство, сегодня не хочет подчиняться, когда дело касается его самого; тот кто вчера ниспровергал авторитеты, сегодня, вольно или невольно, сам превращается в такой же авторитет.
   Буржуазный мир, имея свою выработанную культуру, наложив отпечаток на современную науку, искусство, философию, через них незаметно воспитывает нас в своем направлении, в то время как классовая борьба и наш социальный идеал влекут нас в противоположную сторону. Вполне порвать с этой исторически создавшейся культурой нельзя, ибо в ней мы можем и должны почерпать могучее оружие для борьбы с тем же старым миром. Принимать же ее так, как она есть -- значило бы сохранять в себе и то прошлое, против которого ведется борьба.
   Выход один: пользуясь прежней, буржуазной культурой, создавать, противопоставлять ей, и распространять в массах новую, пролетарскую: развивать пролетарскую науку, укреплять истинно-товарищеские отношения в пролетарской среде, вырабатывать пролетарскую философию, направлять искусство в сторону пролетарских стремлений и опыта. Только на этом пути может быть достигнуто целостное социалистическое воспитание, которое устранит бесчисленные противоречия нашей жизни и работы, и во много раз увеличит наши силы в борьбе, а в то же время приблизит нас к идеалу социализма, вырабатывая все больше его элементов в настоящем.
   Революционное крыло нашей партии обязано взять на себя эту задачу, она соответствует всей его теории и практике. То могучее творчество, которое проявил пролетариат в своей экономической и политической организации, служит достаточным доказательством его способности к такому же культурному творчеству. Задача революционной социал-демократии -- самостоятельная деятельность и самостоятельное развитие рабочего класса как в его практике, так и во всех областях его идейной жизни.
   

Организационный вопрос

   С 1906 года наша партия строится по принципам демократического централизма, т. е. руководящие коллективы, начиная от заводского и кончая центральным комитетом, выбираются собраниями организованных рабочих. Признавая такой принцип вполне правильным, мы полагаем, что и впредь он должен проводиться по мере возможности широко. Между тем с 1907 года, когда реакция утвердилась в стране, проведение демократического централизма стало суживаться. Полицейские условия и провокация чрезвычайно затруднили сколько-нибудь широкие собрания организованных рабочих, и, например, городские комитеты стали пополняться, вместо избрания членов на конференциях, путем избрания их районными комитетами, а иногда даже путем кооптации.
   Благодаря всему этому, ослабляется связь "низов" организации с ее "верхами", получается оторванность "низов" от общепартийной жизни, а жизнь "верхов" чрезвычайно ослабевает, как это всем известно.
   Очевидно, что долго продолжаться так не может. Чтобы найти способ улучшить положение, надо прежде всего обратить внимание на состав партии.
   В настоящее время в партии немало таких членов, которые числятся в ней только по имени: никакой активной работы они не выполняют и большей частью не уплачивают членских взносов. Социал-демократами считаются, таким образом, лица, не интересующиеся жизнью партии. Их приходится затаскивать чуть не силою на партийные собрания, где они являются простыми зрителями. Их присутствие вредно отзывается на работоспособности собраний, быстроте решения очередных вопросов, а также на конспиративности.
   Между тем гнет реакции делает невозможной непосредственную организацию широких пролетарских масс, и тем настоятельнее ставит перед партией задачу создания прочного и активного агитационно-пропагандистского аппарата. Эта задача должна быть разрешена путем поднятия активности членов партии, привлечения к ней наиболее сознательных и энергичных элементов рабочего класса, элементы же бездеятельные и малосознательные искусственно удерживать не следует. Только такой состав партии позволит избегать кооптации, правильнее проводить выборное начало, и, давая точное представление о силах партии, сделает возможным наиболее полное и целесообразное их использование.
   Строение наших организаций, от основных заводских ячеек до местных комитетов, при этом существенно не изменится.
   Для более планомерного распределения сил по областям, для своевременной поддержки ослабевших организаций и создания новых там, где их не имеется, необходимо повсюду организовать областные центры, выбираемые областными конференциями, делегаты на которые посылаются от городских конференций. Областные центры созывают или сами, или по требованию большинства городских организаций областные конференции, а по взаимному соглашению областных центров, в случае надобности, созываются и общепартийные конференции.
   Делегаты на конференции должны избираться исключительно из местных работников. Областные центры находятся в тесной связи с центральным комитетом и под его руководством.
   Далее, мы считаем в высшей степени важным и необходимым бороться против организационного того дробления партии, которое выражается в нынешних фракциях, обособленных и замкнутых в себе.
   Различные идейные течения неизбежно существуют во всякой сильной и жизнеспособной партии, они -- залог ее роста и развития. Они находят свое выражение в литературных группах, в свободных группировках единомышленников на съездах, конференциях и т. п. Но у нас они приняли иную, совершенно ненормальную форму -- партий в партии, что нарушает общее единство работы, и при нынешних условиях мешает свободному развитию самих идейных течений.
   Произошло это благодаря тому, что у нас фракции большевиков и меньшевиков сложились на почве организационного раскола. Раскол этот успел завершиться раньше, чем даже вполне определились идейные различия обеих сторон. Фракции оказались закрепленными в отдельные организации, которые партия до сих пор не могла в себе растворить.
   Объединение с национальными организациями не только не повело к уничтожению фракций, но на деле увеличило их число. Полного объединения на местах не произошло; национальные партии не стали областными организациями единой всероссийской социал-демократии; в некоторых городах Западного края существует до сих пор по три комитета. Отношения между польскими социал-демократами и Бундом в высшей степени сходны с отношениями большевиков и меньшевиков, только еще более оформлены организационно.
   Даже в наши центральные учреждения представителей фактически посылают фракции и национальные организации. Для партии не тайна, что именно от взаимной борьбы и взаимной дипломатии этих фракционных частей нашего Ц. К-та в значительной мере зависит его неработоспособность.
   Мы полагаем, что там, где существуют еще параллельные местные организации, фракционные или национальные, необходимо добиваться их слияния, что уже и начато самими организованными рабочими. Фракционные центры должны стать действительно лишь идейными и литературными центрами; центры же национальные должны уступить место областным.
   Выполнение этих задач потребует много усилий, порою даже борьбы, но все окупится результатами.
   Завершить дело фракционного объединения может, конечно, только партийный съезд. Созыв съезда чрезвычайно важен для партии в силу также целого ряда других, не менее серьезных вопросов и задач. Но очевидно, что необходимо раньше сколько-нибудь укрепить работу местных организаций -- съезд, созванный среди общего упадка партии, не мог бы выразить, а тем более удовлетворить ее насущные потребности. Когда уже одиннадцать месяцев не было ни конференций, ни даже полных собраний исполнительного органа партии -- Ц. К-та, то о съезде в ближайшее время не может быть и речи. Надо направить всю энергию на предварительную местную работу.
   По вопросу о материальных средствах партии -- мы полагаем, что основу их должны составлять регулярные взносы организованных рабочих. Мы считаем ненормальным нынешнее положение чуть ли не большинства русских организаций, где самую значительную долю средств образуют пожертвования со стороны и доходы от случайных предприятий. Действительно прочную и надежную материальную опору для партии могут составить только трудовые гроши борющихся и сознательных рабочих.
   

О пропаганде и агитации

I. О пропаганде в партии

   Развитие пропаганды в нашей партии представляет три стадии.
   С самого начала с.[оциал]-д.[емократической] работы в России, когда она велась кустарным, кружковым путем, когда наш пролетариат еще не выступал на арену собственно политической борьбы, пропаганда была очень элементарною, но имела по преимуществу социалистический характер: выяснялись, в самой общей их форме, основы классового самосознания пролетариата, выработанные международной социал-демократией. Пропагандистские кружки составлялись, по необходимости, из малосознательных рабочих; они обучались там началам политической экономии, знакомились по переводным популярным изложениям с научным социализмом, с историей западного рабочего движения, с европейскими формами рабочей организации. Пределом обучения была, приблизительно, "Эрфуртская программа" Каутского, причем ее специально политическая сторона, связанная с германскими условиями, с практическим парламентаризмом и т. д., для русских рабочих, естественно, должна была тогда в сильной степени стушевываться.
   Революционный подъем страны, переход пролетариата от экономически-стачечной борьбы к борьбе политической, необходимым образом повели к изменению характера пропаганды. Все более и более она приобретала демократически-революционное содержание. Понемногу старый тип пропаганды был даже в значительной мере оставлен: слишком мало он подходил к новым условиям, к лихорадочному ходу революционной борьбы за народное освобождение. Длительное ведение кружков стало редким исключением; материал пропаганды невольно приноравливался к потребностям и задачам исторического момента, демократические лозунги выступали на первый план, оттесняя основную социалистическую идею. Огромная пропагандистская литература, главным образом брошюрная, создавалась соответственно с запросами дня, неизбежно односторонняя, лишь слабо и бледно намечавшая связь политических задач революции с основной и высшей целью пролетарского движения -- с идеей социализма.
   Между тем, недостаток серьезного и глубокого социалистического воспитания, хотя бы наиболее передовой части пролетариата, сказывался на общем ходе пролетарской борьбы. Руководителями и вождями рабочих масс оказывались слишком часто лица, далеко не стоявшие на высоте революционно-пролетарского мировоззрения,-- иной раз вовсе не партийные. Сама партия захватывала и принимала в свой состав много элементов не социалистических -- с одной стороны, из демократической интеллигенции, увлеченной общественным подъемом, с другой стороны -- из революционных по настроению, но еще мало сознательных слоев пролетариата.
   Местные организации видели все это, и не раз обращались к центрам с просьбой помочь делу расширения и углубления социалистической пропаганды. Но не до того было центрам, вовлеченным в широкую непосредственно-политическую борьбу: все силы и средства были поглощены ею.
   Наступила реакция, и вопрос перед партией стал еще острее. Интеллигентские силы частью были расхищены врагами, частью и сами покинули партию. Ответственная работа стала переходить в руки рабочих. Недостаток у большинства партийных рабочих подготовки теоретической и организационно-практической начал ощущаться сильнее, чем когда-либо.
   Между тем, дело идет не только о ведении текущей организационной работы, но и о том, чтобы ко времени нового подъема революции, более грандиозного и более решительного, чем предыдущий, пролетариат имел вполне сознательных вождей из своей среды, выдержанных и последовательных, способных применить научно-социалистическую точку зрения во всем ее объеме к тем новым, трудным положениям и сложным задачам, какие возникнут в ходе революционного кризиса.
   Итак, с одной стороны, развитие и распространение пропаганды элементарно-социалистической и демократически-революционной-- требует теперь, за недостатком интеллигенции, новых пропагандистских сил из среды самих рабочих; с другой стороны, потребность в выработке не только таких пропагандистов, но вообще новых руководителей для партийной работы, которые обладали бы ясным и целостным научно-социалистическим мировоззрением, ставит вопрос о новом, углубленном типе социалистической пропаганды.
   Исходя из всего этого, мы считаем необходимым:
   a) Совместить в кружковой партийной пропаганде выяснение основ социализма с выяснением демократически-революционных задач российского пролетариата в современную эпоху.
   b) Сосредоточить усилия литераторов и теоретиков нашей партии на создании новой популярно-пропагандистской литературы, которая всесторонне и цельно развертывала бы научно-социалистическое мировоззрение в его связи с русской действительностью.
   c) Выработать высшую форму учреждений для устной пропаганды, в виде партийных школ, где товарищи рабочие могли бы получать всестороннюю и полную подготовку для ответственной партийной работы.
   Две последние задачи должны, по нашему мнению, выполняться параллельно и в неразрывной связи между собой.
   Так понимаем мы нынешние задачи пропаганды со стороны ее содержания. В соответствии с ними, а также, разумеется, со всеми общими условиями, в которых ведется партийная работа, должна быть поставлена организация пропаганды. Мы представляем ее себе следующим образом.
   Прежнего разделения местных кружков пропаганды на низшие, средние и высшие сохранить нельзя. Оно слишком сложно и громоздко для нынешних условий; проводить его на деле, переводя обучающихся товарищей с одной ступени на другую, при теперешнем полицейском гнете и частых провалах, все равно в массе случаев не удавалось бы. Надо установить всего один тип местных партийных кружков пропаганды. В состав их должны входить товарищи, знакомые с партийной программой, и имеющие те начальные сведения по политической экономии, какие даются популярной брошюрной литературой. Программа занятий должна быть такова, чтобы в обычный период существования подобных кружков, т. е. 3--4 месяца, слушателям давались в системе основные идеи научного социализма, обзор форм рабочего движения и рабочей организации, необходимые сведения по аграрному вопросу, рассмотрение текущих задач партии... Цель кружков пропаганды -- вырабатывать сознательных членов партии вообще, т. е. давать товарищам такую подготовку, чтобы они могли сознательно разбираться в тактических вопросах, выдвигаемых партийной жизнью и всем ходом пролетарской борьбы.
   Во всяком случае, участниками партийных кружков пропаганды должны быть люди уже на деле партийные, т. е. не только приобретающие знания, но постоянно их вместе с тем применяющие в обычной повседневной агитации на своих фабриках и заводах, или вообще ведущие какую-либо партийную работу.
   Кружки пропаганды необходимо организовать на местах в возможно большем количестве, и очевидно, что для их ведения почти всегда будет далеко недостаточно наличных интеллигентских сил. Что же касается товарищей, прошедших высшую партийную школу, то при их неизбежно очень ограниченном числе, конечно, и они не могут брать на себя этого дела непосредственно. Они должны, поэтому, организовать и вести на местах кружки пропагандистов, подготовляющие преподавателей для кружков пропаганды.
   В кружки пропагандистов должны набираться товарищи, которые не только прошли кружки пропаганды, но и помимо того успели приобрести знания, переходящие за пределы обычной популярной литературы, товарищи, обладающие известным навыком к самостоятельным занятиям, и обнаружившие способности к пропаганде.
   Кружки пропагандистов должны быть специализированы: помимо общеобразовательных лекций, в каждом из них особенно преподается какая-нибудь отдельная отрасль партийной работы; из одного кружка выходят агитаторы для фабрик и заводов, из другого -- работники по профессиональному движению, из третьего -- по агитации и пропаганде в деревне, из четвертого -- работники, способные вести местную популярную газету. Товарищи, прошедшие эти кружки, ведут занятия в кружках пропаганды, причем желательно, чтобы каждый брал на себя изложение того отдела, с которым связана его практическая специальность; например, работник по профессиональному движению дает картину развития рабочих организаций и предпринимательских союзов, избравший деревенскую пропаганду и агитацию проходит часть курса, касающуюся аграрного вопроса и т. д.
   Кружки пропагандистов имеют еще то значение, что из числа товарищей, которые их прошли, организации смогут выбрать наиболее способных и активных в партийной работе, для отправки их в высшую школу которая должна дать им уже не специализированную, а всестороннюю подготовку к ответственным и руководящим функциям.
   Такова, по нашему мнению, та организация пропаганды, которая в наибольшей мере может обеспечить для нее и непосредственную успешность, и неразрывную связь со всей партийной практикой.
   Намечая общий план пропаганды, который кажется нам наилучшим, мы, однако, полагаем, что полное практическое разрешение сложных вопросов, сюда относящихся, может быть дано не отдельной группой, а только партией в целом. Поэтому мы предлагаем:
   1) чтобы областные центры произвели опрос местных организаций о типе ведущейся пропаганды, о требованиях, предъявляемых к пропагандисту рабочими, о вопросах, вызывающих наибольший интерес в кружках;
   2) чтобы результаты этого опроса были опубликованы;
   3) чтобы после их опубликования областные центры устроили областные совещания пропагандистов и агитаторов, подобно тому, как организуются совещания партийных работников в профессиональных союзах. Этими совещаниями должны быть выработаны примерные программы и установлены организационные формы пропаганды.
   Дело Центрального Комитета и общепартийной конференции -- при содействии соц.-- демократической печати и высшей школы -- подвести все итоги этой разработке вопросов пропаганды.
   

II. О массовой пропаганде и агитации

   Всем нам известно, что в массовой пропаганде, равно как и агитации, за последние годы задачи общедемократические чрезмерно выступили на первый план, заслоняя классово-социалистический смысл работы в массах. Устранить этот недостаток можно и следует отнюдь не путем затушевывания политических лозунгов,-- об этом не может быть и речи; но выдвигать их надо постоянно в неразрывной связи с основной общепролетарской целью -- социалистическими идеалами; т. е. постоянно разъяснять и указывать, что для пролетариата гражданские свободы и демократическая республика важны прежде всего и в наибольшей мере именно как необходимые условия и орудия классовой борьбы за социализм. В том же освещении следует выяснять и очередные экономические задачи.
   Углубляя, таким способом социалистическую работу среди масс, надо это ее более глубокое содержание излагать в возможно более жизненной и доступной форме. Материалом для нее должны служить вопросы дня, наиболее волнующие рабочих.
   Одним из лучших средств придать агитации жизненность и привлечь к ней внимание масс мы считаем устраиваемые местными организациями анкеты, т. е. распространение среди рабочих опросных листков. Анкеты эти могут заключать в себе вопросы о различных сторонах жизни рабочих масс, касаясь не только их непосредственно-экономических и политических интересов, но по возможности также вопросов бытовой и общекультурной жизни. Во всех тех случаях, когда по своему содержанию анкета может быть выполнена в легальной форме, целесообразно пользоваться для ее проведения такими учреждениями как рабочие клубы, курсы, и т. п. Не менее важны анкеты по тому или другому злободневному вопросу рабочей тактики (например, безработица и борьба с нею, усиление деятельности профессиональных союзов, страхование рабочих, отношение к кооперативам и пр.),-- словом, распространение листков, запрашивающих прямо у представителей рабочих масс совета и мнения. Результаты анкет обоего рода должны тщательно разрабатываться, освещаться с партийной точки зрения и затем возвращаться в массы в виде брошюрок или газетных статей.
   Такие анкеты втянут рабочих данной местности в круг общепролетарских интересов и свяжут их с руководящим местной работой коллективом.
   Полицейский гнет, крайне затрудняющий все. формы устной агитации, выдвигает в настоящее время на первый план задачу агитации и пропаганды письменной. Местная нелегальная рабочая газета должна стать первым и главным средством социал-демократической агитации в массах, и местные организации должны прежде всего налаживать популярные газеты этого типа. Они могут сослужить также огромную службу при восстановлении разрушенных организаций и первых шагах устройства организаций в новых местах. Первый же номер такой рабочей газеты подымет настроение масс, вызовет оживленные толки и создаст удобную почву для дальнейшей работы.
   Чтобы теснее сблизить газету с массами -- при редакции следует организовывать корреспондентские группы из рабочих социал-демократов для собирания и обработки материалов относительно положения и интересов рабочих данной местности. Группы эти, при правильной постановке, могут служить также первоначальной школой газетного дела вообще.
   Центры должны пойти навстречу местной партийной прессе путем создания центральной популярной газеты, которая рассылалась бы немедленно после выхода в редакции местных партийных газет, чтобы служить для них готовым литературным материалом. В этой центральной газете местные редакции должны находить освещение животрепещущих вопросов дня, необходимый фактический и цифровой материал, передовицы на важнейшие темы социал-демократической теории и практики, и, может быть, стихотворения и беллетристические очерки соответствующего содержания, столь оживляющие обыкновенно рабочие газеты; наконец, хронику международного рабочего движения.
   Тогда местным редакциям будет несравненно легче вести свое дело, и главная работа их сведется к тому, чтобы материал, выбранный в центральной газете, дополнять местным злободневным материалом.
   Чтобы пополнять недостаток местных сил, областные центры должны со своей стороны организовывать литературные справочные бюро из интеллигентных социал-демократов, могущих пользоваться университетскими, публичными и другими библиотеками. Эти бюро должны немедленно давать редакциям местных рабочих газет необходимые справки: цифры, цитаты и т. д.
   Номера местной рабочей газеты должны по возможности аккуратно пересылаться в ЦК, ЦО и редакцию центральной популярной газеты, причем партийные центры должны следить за теоретической и тактической выдержанностью местных газет, помогая им советом и указывая ошибки и недостатки.
   Там, где нельзя организовать сколько-нибудь правильного периодического органа, следует как можно чаще прибегать к листкам и брошюркам. ЦК должен озаботиться изданием и распространением пропагандистских брошюр, всесторонне отвечающих на экономические, политические и культурные запросы пролетарских масс. Как ни широка легальная пропагандистская литература, оставленная нам в наследство днями свободы,-- все же ощущается большой недостаток в живой, специально для нужд русского рабочего приноровленной пропагандистской литературе.
   Само собой разумеется, что издавать такую литературу, равно как и образцовые популярные газеты, может, под общим контролем Центрального Комитета, любая группа членов партии.
   Что касается пропаганды и агитации в деревне, то здесь прежде всего необходимо отделять земледельческих рабочих -- пролетариев от крестьян, имеющих свое хозяйство. К пролетариям деревни мы должны идти с такою же социалистически-классовой пропагандой и агитацией, с какой обращаемся к городским рабочим; и таким же образом мы должны связывать ее с их непосредственной экономической борьбой против деревенской буржуазии и помещиков, принимая активное участие в руководстве возникающими там стачками и в обычных, повседневных столкновениях рабочих с хозяевами, с администрацией и пр.
   В пропаганде и агитации среди собственно крестьян главное содержание должна составить, разумеется, аграрная и общедемократическая часть нашей программы. При этом особенное внимание надо обращать на выяснение смысла и целей аграрной политики правительства. Необходимо, вместе с тем, разъяснять крестьянам значение различных приемов их борьбы против помещиков и правительства как в обычное время, так и в. момент революционного кризиса, стараясь внести в их тактику возможно большие планомерности и единства.
   Для развития работы в деревне всего больше могут сделать те рабочие фабрик и заводов, которые не порвали еще с нею связи, и время от времени возвращаются туда на сельские работы, на побывку в праздники и т. п. С такими рабочими надо устраивать специальные занятия для их подготовки к деревенской пропаганде и агитации.
   Сильно затрудняет работу среди крестьян отсутствие подходящей литературы. Следует употребить особенные усилия, чтобы создать ее в виде агитационных листков и пропагандистских брошюр, а где возможно -- в виде социал-демократических газет для крестьянства.
   Что касается работы в армии, то агитация устная там в настоящее время затруднена еще более, чем в пролетариате и крестьянстве. Поэтому следует пока сосредоточить силы на агитации письменной -- распространении листков, издании солдатских газет и т. п.
   Наилучшими проводниками социал-демократической агитации в солдатскую среду могут быть, конечно, те молодые члены партии, которым приходится отбывать воинскую повинность. С ними надо вести специальные занятия для их подготовки к будущей роли; а перед рекрутским набором надо устраивать собрания рабочих, идущих на военную службу, не только партийных, но и всех сочувствующих, организуя эти собрания сначала по фабрикам и заводам, а затем, насколько возможно, но земляческим связям. Там, помимо общей пропаганды социал-демократических идей, следует более обстоятельно разбирать вопросы о милитаризме, о значении войска в буржуазном обществе, о задачах военных организаций во время стачек и восстаний и т. д. Затем, организациям, необходимо особенно заботиться о том, чтобы не терять связи со своими прежними членами, попавшими в солдаты, и чтобы своевременно давать им янки в организации тех мест, где им придется служить. При переводе же воинских частей из одной местности в другую, связи с ними должны быть передаваемы соответственным организациям.
   Работу в армии следует сосредоточивать на нижних чинах; из офицерства же, в силу его социального состава, только отдельные единицы могут быть доступны социал-демократическому воздействию.
   Как поводы для агитации, не должны быть упускаемы всевозможные, даже мелкие, столкновения солдат с их начальством.
   В военной пропаганде необходимо усиливать собственно социалистическую ее сторону, чтобы подготовить создание прочных и надежных социал-демократических военных организаций, и не беспартийных, неудовлетворительность которых на деле обнаружилась в 1905--1906 году.
   

О Государственной Думе

   Мы полагаем, что все Государственные Думы до настоящего времени представляли учреждения, не имеющие реальной силы и власти, не выражающие действительного соотношения общественных сил в стране. Правительство создавало их под натиском народного движения для того, чтобы, с одной стороны, о шести массовое возбуждение от путей непосредственной борьбы на пути мирноизбирательные, с другой стороны -- чтобы пол коваться в этих Думах с теми общественными группами, которые могли бы поддержать правительство в борьбе с революцией; кроме того, оно стремилось упрочить свой падающий кредит у европейских капиталистов согласием якобы "народных" представителей на заключаемые займы. Если Дума не в достаточной мере удовлетворяла этим расчетам, правительство разгоняло ее.
   Большевики все время устанавливали свое отношение к Думам с практической точки зрения, не делая из участия или неучастия в них принципиального вопроса. Когда правительство в августе 1905 года выступило с планом "Булыгинской" Думы, при помощи которой оно надеялось найти опору в темном крестьянстве, и в составе которой рабочее представительство даже не предполагалось, то большевики предложили активный бойкот этой Думы, т. е. прямую борьбу против выборов в нее. Во время великой октябрьской забастовки "Булыгинская" Дума и была на деле сметена народной волной, раньше, чем даже начались выборы в нее. Правительство, однако, не оставило прежнего плана, а только вынуждено было распространить избирательное право на городскую мелкую буржуазию, и создать рабочую курию, да словесно признать за Думою законодательные права; так произошла Дума "Виттевская".
   Выгоды участия в этой Думе были очевидны: возможность получить открытую трибуну для пропаганды и агитации на всю Россию, получить легальную опору для организации рабочего массового движения и для воздействия на крестьянство через его представителей. Но большевики находили, что все это перевешивается одной важнейшей практической задачей: удерживать, пока возможно, народное движение на пути прямой революционной борьбы, мешать сговору правительства с буржуазией, не давать крестьянству успокоиться на ожидании помощи от Думы. По таким соображениям большевики высказались за бойкот, и под этим лозунгом провели избирательную кампанию, в полной солидарности с большинством российского пролетариата.
   Но революционное движение шло на убыль; крестьянство, а тем более буржуазия, не последовали призыву пролетариата, и первая Дума осуществилась. После ее разгона попытки всеобщих забастовок и восстаний не удались. Выступил вопрос об участии во второй Думе.
   Избирательный закон, и без того плохой, был еще несколько ухудшен сенатскими разъяснениями. Но возбуждение в массах, уже недостаточное для прямой борьбы, еще далеко не улеглось; опираясь на него было возможно развить широкую и энергичную избирательную кампанию, создать достаточно хорошее и надежное представительство рабочего класса в Думе, а через него повести серьезную агитационно-пропагандистскую работу с думской трибуны соответственно целям социал-демократии. Большевики признали выгодным и необходимым участие во 2-й Думе. На самом деле, хотя падение революционной волны остановить было невозможно, однако, 2-я Дума была, во всяком случае, довольно успешно использована для политического воспитания пролетариата и отчасти даже крестьянства.
   Дальнейшее усиление реакции, беспрепятственный разгон 2-й Думы, избирательный закон 3-го июня вновь поставили перед партией вопрос об отношении к выборам. Мнения среди большевиков разделились: большинство стояло за бойкот, меньшинство -- против бойкота. Те и другие обосновывали свои взгляды чисто практическими соображениями, те и другие сравнивали выгоды и невыгоды участия, но при крайней сложности и трудности расчетов приходили к разным итогам. С одной стороны, возможность открытой пропаганды и агитации с думской трибуны во время политического затишья и глубокой реакции представлялась, во всяком случае, очень важной для партии. С другой стороны, было очевидно, что при тяжелом политическом и полицейском гнете для партии будет очень затруднительно руководить думской фракцией, и даже вообще сохранять связь с нею; было также несомненно, что при новом избирательном законе самая фракция по составу и подготовке окажется слабою, и неизбежно будет делать серьезные политические ошибки; а последствия этих ошибок будут тем значительнее, что совершаться они будут не в подполье, а перед целым миром. Бойкотисты определенно полагали, что партии не удастся получить думского представительства, соответствующего ее политическому уровню, ее роли в прошлом и ее задачам в ближайшем будущем, и что те усилия, которые придется потратить на избирательную и думскую работу, не окупятся ее результатами,-- что лучше сберечь эти силы для внутренней партийно-организационной работы. В одном сходились тогда нее большевики без различия, бойкотисты и антибойкотисты; а именно, в отличие от меньшевиков, они полагали, что вопрос о 3-й Думе, участии в ней или отказе от него, не может считаться центральным и основным для партийной жизни, определяющим собой, какие-либо принципиальные направления в революционном крыле партии, а тем более не дает повода к расколам. На общепартийной конференции было признано необходимым, участие в Думе. Бойкотисты подчинились и активно занялись избирательной кампанией вместе со всеми остальными товарищами.
   В дальнейшем, когда оторванность думской фракции от партии, колебания и ошибки фракции дали сильно себя чувствовать, возник новый вопрос. Часть товарищей стала высказываться за отозвание социал-демократических депутатов. Свое предложение они обосновывали исключительно практически, отнюдь не отказываясь принципиально ни от парламентаризма вообще, ни от использования учреждений вроде Дум, но только при иных, более благоприятных условиях.
   Большая часть прежних бойкотистов заняли иную практическую позицию. Они находили, что начатое партией дело использования надо продолжать, что большие усилия, сделанные для него партией, не должны пропадать даром, да и, кроме того, самое отозвание фракции нельзя было бы в данное время осуществить без больших внутренних потрясений для партии, без новой растраты ее сил. Но вместе с тем, видя, что фракция в своих действиях иногда шла вразрез с прямыми указаниями партийных центров, конференций, и даже съездов, они полагали, что ее надо безусловно обязать к подчинению всем таким указаниям, что без этого поддержка фракции партией могла бы оказаться бесплодной для партии. Эти взгляды высказала конференция центральной области, в ноябре 1908 года. По существу на ту же точку зрения стала общепартийная конференция в январе 1909 года.
   Третью точку зрения проводят теперь некоторые прежние антибойкотисты, с официальным большевистским органом во главе. Они полагают, что если прежде вопрос о третьедумской деятельности партии мог быть второстепенным и чисто практическим, то теперь это не так. Длительная реакция, особенно сильно стеснившая нелегальную партийную работу, по их мнению, чрезвычайно увеличивает важность думской работы, и выдвигает ее на первый план. Разногласия в отношении к думской фракции, они, поэтому, считают коренными и основными для партийной жизни, и находят невозможной совместную работу с теми, кто в этом вопросе расходится с ними.
   Мы считаем такой взгляд неправильным, и полагаем, что опыт двух лет с третьедумской фракцией доказал именно невозможность придавать думской работе центральное и основное значение. По нашему мнению, уроки этих лет реакции показывают, что наибольшую долю сил надо отдать местной работе по восстановлению организаций, по расширению и углублению пропаганды, по укреплению влияния в рабочей среде на почве непосредственных нужд и требований пролетариата и т. п. Только сосредоточивши усилия на этих задачах и выполнивши их в более или менее значительной мере, возможно достигнуть также достаточно широкого использования Думы и думской трибуны.
   Это не значит, однако, что теперь надо пренебречь думской работой. Пока партия законно не отменила и не изменила своего решения о 3-й Думе, все организации, все члены партии обязаны поддерживать работу думской фракции всякими способами,-- доставлением ей сведений, материалов, и т. п., но также н критикой ее действий, а равно обязаны активно участвовать во всех частичных выборах в Думу.
   За каждым членом партии остается, однако, право по-своему оценивать результаты и значение думской работы, право вносить и отстаивать в организациях практические предложения о тех или иных ее преобразованиях, или хотя бы даже о ее прекращении, об "отозвании" фракции и т. п. Будучи несогласны с "отзовистами" с практической точки зрения, мы считаем и "отзовизм" законным, в ряду прочих, оттенком революционного крыла партии. Мы полагаем, что в разнообразии оттенков при единстве принципов выражается жизненность и глубина нашего идейного течения.
   Таким единым принципом в данном вопросе является для нас точка зрения революционной международной социал-демократии. Вместе с нею мы высказываемся против обеих крайних точек зрения на парламентскую работу, существующих в международном пролетарском движении. Одна из них, оппортунистическая, придает парламентской работе исключительное значение, другая же, анархическая и синдикалистская, отрицает за нею всякое значение. Революционная же социал-демократия, полагая, что не следует уступать буржуазным классам ни одного поля борьбы, посылает своих представителей в парламенты во всех тех случаях, когда это возможно и выгодно с точки зрения общеклассовых задач партии. Но при этом она ставит своих представителей под контроль общепартийной воли, заставляя их работать в пределах партийной программы и указаний высших партийных учреждений.
   

О революционно-боевых задачах

   Когда первая волна российской революции поднялась до уровня массовых политических забастовок и демонстраций с кровавым исходом, большевики впервые наиболее решительно и определенно поставили вопрос о подготовке к вооруженному восстанию. Самое дело являлось чрезвычайно новым для партии, никакого серьезного опыта для него в прошлом не имелось; сил было очень мало. Технические результаты не могли быть сколько-нибудь значительными. Но общая постановка вопроса, как доказали последующие события, была правильной.
   На своем лондонском съезде в апреле 1905 года большевики отчетливо выяснили неразрывную связь всеобщей забастовки и вооруженного восстания, неизбежность перехода от всеобщей забастовки к восстанию, ее необходимость как существенного условия для успешности восстания. Эти выводы вполне оправдались в октябре -- декабре того же года.
   Большевики приняли самое активное участие в декабрьских--январских восстаниях. Поражение было предрешено наличным соотношением общественных сил: неорганизованностью и политической отсталостью крестьянства, истощением пролетариата от предыдущей борьбы. Но в то же время на практике выяснилось, что укоренившееся даже среди западной социал-демократии мнение о невозможности для народа вести вооруженную борьбу против регулярной армии -- на деле неверно, что перевес обычного военного обучения над более сознательной боевой активностью вооруженных революционеров есть предрассудок, что борьба возможна даже там, где численность реакционного войска значительно превосходит численность боевых сил революции, лишь бы имелось современное вооружение и сколько-нибудь удовлетворительное руководство. Этот опыт был огромным приобретением для всего международного социализма, которому он служит ценным указанием на характер и способы ведения классовой борьбы в тех случаях, когда она принимает форму вооруженных столкновений.
   Но на практике выяснилось также и то, насколько велика была военно-теоретическая и техническая неподготовленность, а благодаря ей зачастую даже растерянность наших революционных сил. Это увеличило размеры поражения и последовавшей затем реакции. Конечно, для такой неподготовленности были серьезные и достаточные причины: не только необычность самого дела, но и то величайшее напряжение которого потребовало от революционных организаций за предшествующие восстанию месяцы разрешение важнейших политических вопросов, поставленных ходом революции: для вопросов боевого дела оставалось очень мало сил, а ход событий был так стремителен, что самый момент восстания застал врасплох даже тех, кто вообще не сомневался в его неизбежности.
   Таким, образом, сама жизнь определенно и настоятельно ставила для наступившего затем межреволюционного периода задачу -- восполнить революционно-боевую подготовку ко времени нового подъема.
   Так и смотрели на дело большевики. Именно поэтому они, с одной стороны, старались разрабатывать в своей литературе и в инструкторских группах, а также на специальных конференциях вопросы народного восстания,-- с другой стороны, пока не выяснилась глубина и длительность реакции, отстаивали перед партией боевые партизанские выступления, как одну из форм гражданской войны и как практическую школу вооруженной борьбы вообще.
   Но реакция шаг за шагом побеждала и усиливалась. Партизанские выступления дезорганизовались, партия запретила их, как бесплодную растрату сил. Военно-технические организации распались, даже теоретическая разработка боевого опыта в партийной литературе прекратилась. Постоянно убывавшие остатки социал-демократических сил направлялись все более в иную сторону. Так дело шло до сих пор.
   Исходя из этого, часть товарищей пришла к мысли, что надо закрепить в партийной тактике создавшееся положение, и окончательно устранить революционно-боевые вопросы из числа задач партии, порвать с революционно-боевой традицией, как устарелой и вредной. Против такого взгляда мы высказываемся самым решительным образом.
   Мы, разумеется, признаем, что, ввиду упадка местных партийных организаций, усилия прежде всего должны быть направлены на их восстановление и укрепление, и только в подчинении этой основной задаче, в зависимости от ее выполнения возможно переходить в местной работе и ко всяким иным задачам, в том числе военно-революционным. Но окончательный отказ от них мы считаем недопустимым заблуждением. Его результат может быть лишь тот, что ко времени нового подъема утратится, оставшись без разработки, даже тот боевой опыт, который уже был приобретен за время первой волны народного движения, и рабочий класс вступит в этот новый подъем почти столь же неподготовленным к вооруженной борьбе, как это было в 1905 году. Между тем самый ход кризиса, раз уже он начнется, неизбежно окажется еще более стремительным, чем тогда, и времени для военно-революционной подготовки, теоретической и практической, окажется гораздо меньше. Получится жестокая и бесплодная растрата революционных сил и пролетарских жизней. Этого необходимо избегнуть.
   Между тем, вполне возможна и теперь, во-первых, теоретическая разработка и популяризация всего нашего боевого опыта как массовых восстаний, так и партизанских выступлений, подведение итогов их урокам, а также и новым данным революционной борьбы в других странах. Эта заброшенная работа может и должна быть возобновлена с огромной пользой для будущего, к ней мы приглашаем товарищей, имеющих соответственные знания и способности. Мы полагаем, что стратегия и тактика народных восстаний должна стать одним из предметов изучения для сознательных рабочих.
   Затем, сами местные организации, по мере того как они будут крепнуть и накоплять силы, могут при подходящих условиях, организовать и более специальное, более практическое изучение боевой техники в особых инструкторских школах.
   Эти важные задачи партия в период реакции не может, конечно, выдвигать на первый план, но она не должна также терять их из виду, не должна упускать того, что она может сделать для подготовки и облегчения предстоящей решительной борьбы со старым порядком.
   

О профессиональных союзах и легальных возможностях

   По вопросу о профессиональных союзах в их отношении к социал-демократической партии мы стоим на точке зрения Штутгартского международного конгресса и нашего Лондонского съезда; т. е. мы признаем автономию профессиональных союзов в области экономической борьбы; но также признаем, что благодаря неразрывной связи экономических и политических интересов рабочего класса у профессиональных союзов и партии существует и все более расширяется общее поле деятельности, а потому необходимо стремиться ко все более тесному организационному сближению между ними и согласованности их действий.
   Для ведения работы в профессиональных союзах, члены партии должны входить туда и составлять внутри их особые ячейки -- сплоченные нелегальные группы, поддерживающие тесную и постоянную связь с партией и действующие под руководством ее комитетов. По нашему мнению, идейное воздействие на профессиональные союзы со стороны крепкой нелегальной социал-демократической партии -- есть необходимое условие для успешной их деятельности.
   Там, где невозможно организовать легальные профессиональные союзы без принижения их основного характера,-- следует устраивать союзы нелегальные. В нелегальных союзах, всегда менее широких по составу, надо сосредоточить силы на главнейшей задаче союзов, т. е. руководстве прямой экономической борьбой против капитала, возможно более сокращая такие отрасли деятельности, как взаимопомощь и т. п.
   В легальных союзах прочные нелегально-партийные ячейки, в случае усиления полицейского гнета, например, закрытия союзов администрацией, будут чрезвычайно облегчать преобразование союзов в нелегальные, как это нередко делалось и до сих пор.
   Что касается использования других легальных возможностей -- каковы кооперативы, кассы взаимопомощи, клубы, библиотеки, народные университеты, курсы, съезды и пр.-- то здесь мы руководимся исключительно соображениями целесообразности тех или других способов борьбы и форм организации; а самому вопросу о легальности или нелегальности мы, в противоположность либералам, с одной стороны, анархистам -- с другой, не придаем большого значения.
   Поэтому во всех тех случаях, когда на почве действующего права появляется возможность создавать такие легальные беспартийные учреждения, обслуживающие материальные и образовательные нужды рабочих,-- социал-демократам следует принимать в них участие, делая их полем социал-демократической пропаганды и агитации, опорою для укрепления классовой организованности пролетариата и развития его сознательности.
   Входя в такие учреждения, члены партии должны действовать в них так же, как в легальных профессиональных союзах: образовывать нелегальные группы, находящиеся в тесной связи с партийными организациями и подчиненные их руководству.
   В тех случаях, когда подобные учреждения организуются правительством, городскими и земскими самоуправлениями или частными лицами из буржуазии, и существуют на средства таких устроителей, социал-демократы в них должны прежде всего добиваться полной автономии этих учреждений по отношению к "благотворителям" и учредителям, и сосредоточения внутреннего управления ими в руках рабочих.
   В тех случаях, когда обнаруживается достаточно ясно, что поставить деятельность данного учреждения под влияние сознательного пролетариата нет никакой возможности, и что оно служит лишь интересам и целям правительства и буржуазии, являясь в их кругах орудием для отклонения рабочих от пути классовой организации и борьбы, для затемнения сознательности масс,-- социал-демократия должна энергично бороться против такого учреждения, решительно и определенно выясняя отсталым слоям рабочих вредные стороны его деятельности. Для таких легальных возможностей партия отнюдь не должна жертвовать боевым содержанием пролетарской организации.

-----

   Итак, вот в немногих словах сущность идейной и практической платформы, которую мы предлагаем всем товарищам:
   Современное положение России мы понимаем, как переходное между двумя волнами демократической революции.
   Мы убеждены, что в предстоящей революционной волне наш пролетариат должен явиться руководителем и вождем всей демократии. К этой роли ему необходимо подготовиться в организационном, тактическом и идейном отношении.
   Для такой подготовки,-- а вместе с тем и для повседневной борьбы, экономической и политической,-- российский пролетариат нуждается в нелегальной партии, не широкой, но активной по своему составу, сплоченной и освобожденной от междоусобий.
   Для тех же целей требуется углубить всю пропаганду и агитацию, придать им более последовательный и целостный социалистический характер.
   Нельзя также упускать из виду или устранять вопросы революционно-боевого дела, которые жизненно важны для успеха неизбежной вооруженной борьбы народа со старым порядком.
   Необходима систематическая работа партии в профессиональных союзах, легальных и нелегальных, для руководства их деятельностью в интересах социал-демократии, для возможно тесного сближения их с партией.
   Думская работа должна служить для партии при нынешних условиях одним из средств агитации и пропаганды, но не центральною задачею и не поводом для междоусобий и расколов. С той же точки зрения должны быть использованы все другие легальные возможности нынешнего момента.
   Для всех ясно критическое положение партии. Необходимо направить все усилия на ее -- не просто поддержание, а воссоздание. Надо отбросить всякие частные, групповые интересы, забыть все, кроме интересов самой работы. Этому учит нас мучительный гнет настоящего, этого требует надвигающаяся гроза будущего.
   Мы призываем партийных товарищей рабочих твердой рукою покончить со старыми группировками и междоусобиями. Объединение на деле и для дела -- вот пролетарский лозунг. Через суровую борьбу, он поведет нас к победе. На этом пути нельзя сбиться -- его озаряет солнце социализма.

-----

   В работе над платформой принимало участие 15 членов партии -- 7 рабочих и 8 интеллигентов.
   Большая часть содержания платформы принята единогласно. Только по вопросу о Гос. Думе воздержалось трое (два "отзовиста" и один антибойкотист).
   Группа, работавшая над платформой, продолжает существовать в виде литературной группы под названием "ВПЕРЕД".
   Группа рассчитывает в ближайшем будущем издать ряд по: пулярных брошюр по вопросам этой платформы.
   При первой возможности группа приступит к изданию популярной рабочей газеты.
   
   РЦХИДНИ. Ф. 436. Оп. 1. Д. 1. Автограф А. А. Богданова.
   

Примечания:

   1. Идейная платформа группы "Вперед", написанная А. А. Богдановым, обсуждена подписавшими ее членами и принята перед закрытием первой Высшей пропагандистско-агитаторской школы для рабочих на Капри в двадцатых числах декабря 1909 г. и 28 декабря была послана в ЦК РСДРП вместе с извещением о создании группы "Вперед".
   В архиве хранится экземпляр Платформы -- автограф А. А. Богданова с пометками и правкой М. Горького, Г. Алексинского и других лекторов и слушателей каприйской школы, а также печатные экземпляры, разосланные членам Большевистского Центра. На сохранившемся экземпляре Л. Б. Каменева, например, многочисленные его пометки, подчеркивания и замечания имеются почти на каждой странице брошюры.
   Платформа издана в начале 1910 года в кооперативной типографии "Союз" в Париже.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru