Бласко-Ибаньес Висенте
Детоубийцы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Ил и тростник)
    Единственный разрешенный автором перевод с испанского В. М. Фриче

  

Висенте Бласко Ибаньесъ.

  

Дѣтоубiйцы.
(Илъ и тростникъ).

Романъ.

Единственный разрѣшенный авторомъ переводъ съ испанскаго
В. М. Фриче.

Книгоиздательство "Современныя проблемы".
Москва.-- 1911.

http://az.lib.ru

  

I.

  
   Какъ каждый вечеръ, почтовая барка дала знать о своемъ приходѣ въ Пальмаръ нѣсколькими звуками рожка.
   Перевозчикъ, худой человѣкъ, съ однимъ отрѣзаннымъ ухомъ, переходилъ отъ дверей къ дверямъ, собирая порученія въ Валенсію, и, подходя къ незастроеннымъ мѣстамъ единственной улицы, снова и снова трубилъ, чтобы предупредить о своемъ присутствіи разсѣянныя по берегу канала хижины. Толпа почти голыхъ ребятишекъ слѣдовала за нимъ съ чувствомъ благоговѣнія. Имъ внушалъ уваженіе этотъ человѣкъ, четыре раза въ день переѣзжавшій Альбуферу, увозя въ Валенсію лучшую часть улова изъ озера и привозя тысячи предметовъ оттуда, изъ города столь таинственнаго и фантастическаго для этой дѣтворы, выросшей на островѣ тростниковъ и ила.
   Изъ трактира С_а_х_а_р_а, главнаго учрежденія Пальмара, вышла группа жнецовъ съ мѣшками на плечахъ отыскать себѣ мѣсто на баркѣ, чтобы вернуться къ себѣ домой. Толпами подходили женщиеы къ каналу, похожему на венецианскій переулокъ, по краямъ котораго ютились хижины и садки, гдѣ рыбаки хранили угрей. Въ мертвой водѣ, отливавшей блескомъ олова, неподвижно покоилась почтовая барка, словно большой гробъ, наполненный людьми и поклажей, почти до краевъ погруженный въ воду. Трехугольный парусъ съ темными заплатами кончался полинявшимъ лоскуткомъ, когда-то бывшимъ испанскимъ флагомъ, свидѣтельствовавшимъ о казенномъ характерѣ ветхой барки...
   Вокругъ нея стояла нестерпимая вонь. Ея доски хранили запахъ корзинъ съ угрями и грязи сотни пассажировъ: то была отвратительная смѣсь запаха пропотѣвшей кожи, чешуи рыбъ, выросшихъ среди ила, грязныхъ ногъ и засаленнаго платья. Отъ постояннаго сидѣнія скамейки барки лоснились и блестѣли.
   Пассажиры, въ большинствѣ случаевъ жнецы изъ Перелльо, что на самой границѣ Альбуферы, у самаго моря, съ громкимъ крикомъ требовали, чтобы перевозчикъ тронулся поскорѣе въ путь. Баржа уже переполнена! Въ ней нѣтъ больше мѣста.
   Такъ оно и было. Однако перевозчикъ, обращая къ нимъ обрубокъ отрѣзаннаго уха, какъ будто для того, чтобы ихъ не слышать, медленно разставлялъ въ баркѣ корзины и мѣшки, которые женщины протягивали ему съ берега. Каждый новый предметъ вызывалъ протесты. Пассажиры тѣснились или мѣняли мѣсто. Новые пришельцы выслушивали съ евангельской кротостью дождь ругательствъ, сыпавшихся на нихъ изъ устъ тѣхъ, кто уже устроился. Немного терпѣнія! Пусть имъ дадутъ столько мѣста, сколько имъ Богъ дастъ на небесахъ! Подъ тяжестью груза барка погружалась все глубже въ воду. Тѣмъ не менѣе перевозчикъ, привыкшій къ смѣлымъ переѣздамъ, не обнаруживалъ ни малѣйшаго безпокойства. Въ баркѣ не было уже ни одного свободнаго мѣста. Двое пассажировъ уже сгояли на борту, схватившись за мачту. Другой помѣстился на носу, точно галіонъ большого корабля. Тѣмъ не менѣе среди всеобщихъ криковъ протеста перевозчикъ еще разъ спокойно затрубилъ въ рожокъ. Боже Праведный! Ужели для разбойника и этого недостаточно? Ужели они проведутъ весь вечеръ здѣсь подъ лучами сентябрьскаго солнца, бросавшаго косые жгучіе лучи, сжигая имъ спины?
   Вдругъ воцарилось молчаніе.
   Пассажиры барки увидѣли, какъ по берегу канала приближается человѣкъ, поддерживаемый двумя женщинами, скелетъ, бѣлый и дрожащій, съ горящими глазами, закутанный въ одѣяло. Казалось, вода кипѣла отъ жары лѣтняго вечера. Въ баркѣ люди вспотѣли и каждый старался освободиться отъ липкаго прикосновенія сосѣда. А этотъ человѣкъ дрожалъ, стуча зубами въ ужасныхъ припадкахъ лихорадки, какъ будто для него міръ былъ окутанъ вѣчной ночью. Поддерживавшія его женщины громко протестовали, видя что никто изъ пассажировъ не двигается. Должны же они дать ему мѣсто! Это больной работникъ. Кося рисъ онъ заразился проклятой альбуферской перемежающейся лихорадкой и ѣхалъ теперь въ Русафу лѣчиться въ домѣ какихъ-то родственниковъ. Развѣ они не христіане? Хоть каплю состраданія! Одно мѣстечко!..
   И дрожавшее отъ лихорадки привидѣніе повторяло, какъ эхо, пресѣкавшимся отъ озноба голосомъ:
   -- Хоть каплю состраданія!
   Его втолкнули въ барку, но эгоистическая толпа не разступилась передъ нимъ. Не найдя нигдѣ мѣста, онъ опустился на дно барки, среди ногъ пассажировъ, въ отвратительной обстановкѣ, причемъ лицо его касалось грязныхъ башмаковъ и запачканныхъ иломъ сапогъ; народъ, казалось, привыкъ къ такимъ сценамъ. Барка служила рѣшительно для всего. Она перевозила съѣстные припасы, больныхъ и мертвецовъ. Каждый день она набирала больныхъ, перевозя ихъ въ предмѣстье Русафы, гдѣ обитатели Пальмара, лишенные всякихъ медицинскихъ средствъ, лѣчились въ наемныхъ квартиркахъ отъ перемежающейся лихорадки. Когда умиралъ бѣднякъ, не владѣвшій собственной баркой, гробъ ставили подъ скамейку, и пассажиры отправлялись въ путь одинаково равнодушно, смѣясь и разговаривая, толкая ногами останки покойника.
   Когда больной спрятался на днѣ барки, снова поднялись протесты. И кого еще ждетъ одноухій? Развѣ еще кого-нибудь недостаетъ? И вдругъ всѣ почти пассажиры встрѣтили взрывами смѣха парочку, выходившую изъ дверей трактира С_а_х_а_р_а, у самаго канала.
   -- Дядюшка Пако!-- кричали многіе. Дядюшка С_а_х_а_р_ъ! Трактирщикъ, огромнаго роста человѣкъ, толстый, страдавшій водянкой, шелъ маленькими подпрыгивающими шажками, то и дѣло жалуясь, по дѣтски вздыхая и опираясь на свою жену Нелету, маленькую женщину съ безпорядочными рыжими волосами и живыми зелеными глазами, мягко ласкавшими своимъ бархатомъ. О! Знаменитый С_а_х_а_р_ъ! Всегда онъ боленъ и жалуется, а его жена, съ каждымъ днемъ все болѣе красивая и очаровательная, царитъ изъ-за своего прилавка надъ всѣмъ Пальмаромъ и Альбуферой. Онъ страдаетъ болѣзнью богачей: у него слишкомъ много денегъ и онъ пользуется слишкомъ хорошей жизнью! Стоитъ только посмотрѣть на его брюхо, на его красное, какъ мѣдь лицо, на его щеки, которыя почти скрывали его круглый носъ и заплывшіе жиромъ глаза. Такой болѣзнью, пожалуй, каждому захочется страдать! Вотъ если бы ему пришлось зарабатывать себѣ кусокъ хлѣба, стоя по поясъ въ водѣ и кося рисъ, онъ не почувствовалъ бы себя больнымъ!-- Съ трудомъ поставилъ трактирщикъ одну ногу въ барку, слабо вздыхая, все попрежнему опираясь на Нелету, ворча на толпу, издѣвавшуюся надъ его болѣзнью. Онъ знаетъ, какъ чувствуетъ себя. О Боже! И онъ устроился на мѣстѣ, которое ему уступили съ той угодливостью, съ которой деревенскій людъ относится къ богачамъ, между тѣмъ, какъ его жена нисколько не смущалась шутливыми комплиментами тѣхъ, кто находили ее такой возбужденной и хорошенькой.
   Она помогла мужу открыть большой зонтикъ, поставила рядомъ съ нимъ корзину съ провизіей, хотя путешествіе не продолжится и трехъ часовъ, и попросила наконецъ перевозчика какъ можно больше заботиться о ея Пако. Онъ на нѣкоторое время отправляется въ свой домикъ въ Русафѣ. Тамъ его будутъ лѣчить хорошіе врачи. Бѣднякъ немного боленъ. Она говорила все это улыбаясь, съ невиннымъ видомъ, лаская глазами смягчившагося перевозчика, который при первыхъ колебаяіяхъ барки закачался, какъ будто былъ сдѣланъ изъ желатина. Онъ не обращалъ никакого вниманія на насмѣшливое подмигиваніе толпы, на ироническіе взгляды, которые переходили отъ жены на трактиршика, сидѣвшаго сгорбившись на своемъ мѣстѣ подъ зонтикомъ и вздыхавшаго со скорбнымъ ворчаніемъ.
   Перевозчикъ уперся длиннымъ шестомъ въ берегъ и барка поплыла по каналу, сопровождаемая голосомъ Нелеты, продолжавшей съ загадочной улыбкой просить всѣхъ друзей, чтобы они позаботились о ея мужѣ.
   По мусору на берегу вслѣдъ за баркой побѣжали курицы. Стаи утокъ махали крыльями около носа, взбаломутившаго зеркальную гладь канала, въ которомъ верхомъ внизъ отражались хижины и черныя барки, привязанныя къ садкамъ съ соломенными крышами вровень съ водой, украшенными наверху деревянными крестами, которые точно должны были водившихся въ ней угрей поставитъ подъ покровительство неба.
   Выйдя изъ канала, почтовая барка стала скользить между рисовыми плантаціями, огромными полями жидкаго ила, покрытыми колосьями бронзовой окраски. Жнецы, погруженные въ воду, подвигались впередъ съ серпами въ рукѣ и маленькія лодки, черныя и узкія, какъ гондолы, воспринимали въ свои нѣдра снопы, чтобы отвести ихъ на гумно. Посрединѣ этой водяной растительности, представлявшей какъ бы продолженіе каналовъ, поднимались то тамъ, то здѣсь, на илистыхъ островахъ, бѣлые домики, съ трубами. То были машины, орошавшія или высушивавшія смотря по надобности поля.
   Высокіе берега скрывали сѣть каналовъ, широкія ш_о_с_с_е, по которымъ плыли нагруженныя рисомъ парусныя барки. Ихъ корпуса оставались незримыми и большіе треугольные паруса скользили надъ зеленью полей, въ вечерней тишинѣ, какъ призраки, идущіе по твердой землѣ...
   Пассажиры разсматривали поля глазами знатоковъ, высказывая свое мнѣніе объ урожаѣ, и жалѣя судьбу тѣхъ, земля которыхъ пропиталась селитрой, уничтожавшей рисъ.
   Барка сколъзила по тихимъ каналамъ съ желтоватой водой, отливавшей золотистымъ цвѣтомъ чая. Въ глубинѣ, подъ прикосновеніемъ киля, водоросли наклоняли свои головки. Благодаря царившей кругомъ тишинѣ и зеркальной глади воды тѣмъ явственнѣе слышались всѣ звуки. Когда разговоръ прекращался, ясно раздавались жалобные вздохи больного подъ скамейкой и упорное ворчанье С_а_х_а_р_а, борода котораго упиралась въ грудь. Отъ дальнихъ почти невидимьгхъ барокъ доносились, усиленные тишиной, звуки удара весломъ о палубу, скршгь мачты и голоса рыбаковъ, увѣдомлявшихъ о своемъ присутствіи, чтобы избѣжать столкновенія на поворотахъ каналовъ.
   Одноухій перевозчикъ оставилъ шестъ. Перепрыгивая черозъ ноги пассажировъ, онъ бросался отъ одного конца барки къ другому, устанавливая парусъ, чтобы использовать слабую вечернюю бризу.
   Барка въѣхала въ озеро, въ ту часть Альбуферы, которая была залолнена камышемъ и островками, и гдѣ приходилось плыть съ предосторожностью. Горизонтъ расширялся. По одну сторону виднѣлась темная волнистая линія сосенъ Деесы, отдѣлявшей Альбуферу отъ моря, почти дѣвственный лѣсъ, тянувшійся на цѣлыя мили, гдѣ пасутся дикіе буйволы и живутъ большія змѣи, которыхъ очень немногіе видѣли, но о которыхъ всѣ съ ужасомъ говорятъ въ ночной часъ. На противоположной сторонѣ -- безграничная равнина рисовыхъ полей, теряющаяся на дальнемъ горизонтѣ у Сольяны и Суеки, сливаясь съ отдаленными горами. Напротивъ -- камыши и островки, скрывавшіе свободныя части озера. Барка скользила между ними, задѣвая носомъ водяныя растенія, касаясь парусомъ тростниковъ, выдававшихся съ берега. Спутанныя темныя склизікія растенія поднимались на поверхность, подобно липкимъ щупальцамъ, опутывая шестъ перевозчика, и глазъ тщетно старался проникнуть въ угрюмую больную фауну, въ нѣдрахъ которой копошились животныя, созданія ила. Взоры всѣхъ выражали одну и ту же мысль. Кто упадетъ туда, не скоро выберется.
   Стадо быковъ паслось на берегу, среди камышей и болотъ, на границѣ съ Деесой. Нѣкоторые изъ нихъ, переплывъ къ ближайшимъ островкамъ, погрузившись по самый животъ въ грязь, жевали жвачку среди тростника, и когда двигали тяжелыми ногами, то вода издавала громкое бульканье. Нѣкоторые были большіе, грязные, съ боками, покрыгыми корой, съ огромными рогами и слюнящейся мордой. Они дико глядѣли на нагруженную барку, скользившую между ними, и при каждомъ движеніи ихъ головъ кругомъ разлеталось облако большихъ комаровъ и снова усаживалось на ихъ кудрявыхъ лбахъ.
   На небольшомъ разстояніи, на возвышеніи, представлявшемъ ничто иное, какъ узкую полосу ила между двумя пространствами воды, пассажиры барки увидѣліи сидѣвшаго на корточкахъ человѣка.
   Жители Пальмара знали его.
   -- Смотрите, П_і_а_в_к_а!-- вскричали они.-- Пьяница П_і_а_в_к_а!
   И размахивая шляпами, они громко крича спрашивали его, гдѣ онъ выпилъ утромъ и не думаетъ ли онъ здѣсь переночевать. П_і_а_в_к_а оставался неподвижееъ, потомъ, выведенный изъ терпѣнія смѣхомъ и криками пассажировъ, всталъ, сдѣлалъ легкій пируэтъ, ударилъ себя нѣсколько разъ по задней части тѣла, съ выраженіемъ презрѣнія, и снова съ серьезнымъ видомъ присѣлъ.
   Когда онъ всталъ, раздались еще болѣе громкіе взрывы смѣха, вызванные его страннымъ видомъ. На шляпѣ красовался высокій султанъ изъ цвѣтовъ Деесы, а на груди и вокругъ лица висѣли гирлянды изъ лѣсныхъ колокольчиковъ, растушихъ среди береговыхъ тростниковъ.
   Всѣ говорилй о немъ! Что за типъ этотъ П_і_а_в_к_а! Другого такого не было въ деревняхъ на озерѣ! Онъ твердо рѣшилъ не работать, какъ работаетъ большинство людей, говоря, что трудъ есть оскорбленіе Бога, и цѣлый день искалъ кого-нибудь, кто пригласитъ его выпить. Онъ напивался до пьяна въ Перелльо, чтобы выспаться въ Пальмарѣ. Онъ выпивалъ въ Пальмарѣ, чтобы на другой день проснуться въ Салерѣ и, когда бывали праздники среди обитателей материка, его можно было видѣть въ Сильѣ или Катаррохѣ, гдѣ онъ разыскивалъ среди земледѣльцевъ Альбуферы человѣка, который его угостилъ бы. Было по истинѣ чудомъ, что его не нашли мертвымъ на днѣ какого-нибудь канала послѣ столькихъ путешествій пѣшкомъ въ состояніи полнаго опьяненія, по самой окраинѣ рисовыхъ полей, узкой, какъ остріе топора, по каналамъ, погрузившись по самую грудь въ воду, и по колеблющемуся илу, куда никто не рискнулъ бы отправиться, развѣ только въ баркѣ. Его домомъ была вся Альбуфера. Инстинктъ сына озера спасалъ его отъ опасностей и часто ночью, являясь въ трактиръ С_а_х_а_р_а, чтобы выпросить себѣ стаканчикъ, онъ хранилъ на себѣ липкіе слѣды и запахъ ила, точно настоящій угорь.
   Прислушиваясь къ бесѣдѣ, трактирщикъ кряхтя бормоталъ. "П_і_а_в_к_а! Ну и безстыдникъ! Тысячу разъ онъ ему запрещалъ заходить..." Пассажиры смѣялись, всломиная странныя украшенія бродяги, его страсть покрывать себя цвѣтами и вѣнками, какъ дикаръ, какъ только въ его голодномъ желудкѣ начинало дѣйствовать вино.
   Барка въѣзжала все дальше въ озеро. Между двумя линиями тростяика, похожими на молъ гавани, виднѣлось обширное пространство гладкой блестящей, голубовато-бѣлой воды. Это была собственно Альбуфера, свободное озеро, по которому на значительномъ разстояніи другъ отъ друга были разбросаны группы тростника, гдѣ искали себѣ пріютъ преслѣдуемыя городскими охотниками озерныя птицы. Барка плыла вдоль Деесы, гдѣ участки ила, покрытые водой, постепенно переходили въ рисовыя поля.
   На маленькой лагунѣ, окаймленной возвышеніями изъ ила, человѣкъ крѣпкаго тѣлосложенія, стоя въ баркѣ, высыпалъ изъ корзинъ землю въ воду. Пассажиры съ удивленіемъ смотрѣли на него. То былъ дядюшка Тони, сынъ дядюшки Г_о_л_у_б_я, и въ свою очередь отецъ Тонета, прозваннаго К_у_б_и_н_ц_е_м_ъ. При упоминаніи этого имени многіе посмотрѣли насмѣшливо на трактирщика, продолжавшаго кряхтѣть, какъ будто ничего не замѣчая.
   Во всей Альбуферѣ не было лучшаго работника, чѣмъ дядюшка Тони. Онъ рѣшилъ во что бы то ни стало стать собственникомъ, имѣть свои рисовыя поля и не жить рыбной ловлей, какъ дядюшка Г_о_л_у_б_ь, старѣйшій изъ рыбаковъ Альбуферы. И такъ какъ семья помогала ему только по временамъ, утомленная грандіозностью предпріятія, то онъ одинъ наполнялъ землей, пріивезенной изъ далека, глубокую яму, уступленную ему богатой барыней, не знавшей, что ей дѣлать съ ней.
   Для одного человѣка это была работа цѣлыхъ лѣтъ, быть можетъ цѣлой жизни. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь смѣялся надъ нимъ, сынъ помогалъ ему только изрѣдка, но сейчасъ же уставалъ. Тони же съ несокрупшмой вѣрой продолжалъ свое дѣло съ помощью только П_о_д_к_и_д_ы_ш_а, бѣдной дѣвушки, которую его покойная жена взяла изъ воспитательнаго дома, дѣвушки робкой и трудолюбивой, какъ онъ самъ.
   "Богъ въ помощь, дядюшка Тони! Не унывай! Скоро выростетъ рисъ на его полѣ!" И барка удалялась, тогда какъ упрямый работникъ поднялъ голову лишь на мгновеніе, чтобы отвѣтить на ироническія привѣтствія.
   Нѣсколько поодаль, пассажиры увидѣли на маленькой барочкѣ, похожей на гробъ, дядюшку Г_о_л_у_б_я около ряда колышекъ, гдѣ онъ опускалъ свою сѣть, чтобы ее вынуть на слѣдующій день.
   Въ баркѣ обсуждали вопросъ, девяносто ли лѣтъ старику или онъ приближается въ сотнѣ. И чего только не видалъ онъ, не покидая Альбуферы! Сколькихъ людей онъ зналъ! И они повторяли преувеличенные народнымъ легковѣріемъ разсказы о его фамильярныхъ дерзостяхъ съ генераломъ Примъ, которому онъ служилъ перевозчикомъ во время его охоты на озерѣ, о его грубости съ важными барынями и даже королевами. Какъ будто догадываясь объ этихъ комментаріяхъ и пресытявшись славой, онъ продолжалъ стоять сгорбившись, разсматривая сѣти, показывая спину въ блузѣ съ широкими клѣтками и черную шляпу, нахлобученную до самыхъ сморщенныхъ ушей, казалось, отдѣлявшихся отъ головы. Когда почтовая барка подъѣхала, онъ поднялъ голову, показывая черную продасть беззубаго рта и круги красноватыхъ морщинъ вокругъ глубоко лежавшихъ глазъ, въ которыхъ свѣтилась искорка ироническаго блеска.
   Вѣтеръ свѣжѣлъ. Парусъ вздувался и нагруженная барка при каждомъ толчкѣ наклонялась, такъ что вода забрызгивала спины тѣхъ, кто сидѣлъ на краю. Около носа вода, разсѣкаемая сильными ударами, издавала съ каждымъ разомъ все болѣе громкое бульканье. Барка находилась теперь въ самой настояшей Альбуферѣ, въ безграничномъ п_р_о_с_т_о_р_ѣ, лазурномъ и гладкомъ, какъ венеціанское зеркало, въ которомъ отражались въ опрокинутомъ видѣ барки и отдаленные берега съ слегка извилистыми очертаніями. Казалось, въ глубинѣ озера несутся облака, какъ хлопья бѣлой шерсти. На берегу Деесы нѣсколько охотниковъ, сопровождаемые собаками, отражались въ водѣ головою внизъ. Въ томъ направленіи, гдѣ находился материкъ, мѣстечки Риберы, благодаря большому разстоянію, казалось, плыли по озеру.
   Вѣтеръ, съ каждой минутой крѣпчавшій, измѣнилъ поверхность Альбуферы. Волненіе становилось ощутительнѣе, вода принимала зеленый цвѣтъ, похожій на цвѣтъ моря, дна озера уже не было видно, а на берегахъ, покрытыхъ толстымъ слоемъ песка и раковинъ, волны оставляли теперь желтую накипь пѣны, мыльные пузыри, сверкавшіе на солнцѣ всѣми цвѣтами радуги.
   Барка скользила вдолъ Деесы и передъ ней быстро проносились песчаные холмы съ домиками сторожей на верхушкѣ, густыя завѣсы кустарниковъ, группы покривившихся сосенъ, странныхъ на видъ, словно куча подвергшихся пыткѣ тѣлъ. Пассажиры, воодушевленные быстротой ѣзды, возбужденные опасностью, при видѣ того, какъ барка однимъ бокомъ касалась самого озера, привѣтствовали криками другія барки, проѣзжавшія вдали и протягивали руки, чтобы почувствовать ударъ волнъ, поднятыхъ быстрымъ ходомъ. У руля вода образовывала воронки. На недалекомъ разстояніи носились двѣ темныя птипы, которыя то нырялйи, то послѣ долгаго промежутка вновь показывали свои головы, развлекая пассажировъ своими пріемами ловли рыбы. Тамъ дальше, въ заросляхъ на большихъ островахъ изъ тростника л_ы_с_у_х_и и з_е_л_е_н_ы_я ш_е_й_к_и при приближеніи барки улетали, но медленно, какъ бы чуя, что народъ этотъ мирный. Нѣкоторые пассажиры при видѣ ихъ раскраснѣлись отъ волненія. Какъ ловко можно было бы ихъ подстрѣлить! Почему запрещаютъ стрѣлять безъ разрѣшенія, какъ каждому захочется? И между тѣмъ, кауъ воинственные среди пассажировъ возмущались, со дна барки слышался стонъ больного, и С_а_х_а_р_ъ, опаляемый лучами заходившаго солнца, проскальзывавшими подъ его зонтикъ, вздыхалъ, какъ ребенокъ.
   Лѣсъ, казалось, уходилъ къ самому морю, оставляя между собой и Альбуферой обширную низкую равнину, поросшую дикой растительностью, мѣстами разъединенной гладкою блестящей полосой маленькихъ лагунъ.
   Равнина носила названіе Санча. Среди кустарниковъ паслось стадо козъ, подъ присмотромъ мальчика, и при видѣ его въ памяти дѣтей Альбуферы воскресла легенда, давшая равнинѣ ея имя.
   Жители материка, возвращавшіеся домой, хорошо заработавъ въ дни жатвы, спрашивали, кто эта Санча, которую женщины называли не безъ страха, и жители озера разсказывали сосѣду-чужестранцу простую легенду, которую всѣ заучивали съ дѣтскихъ лѣтъ.
   Маленькій пастухъ, въ родѣ того, который шелъ теперь по берегу, пасъ когда-то своихъ козъ на той же самой равнинѣ. Было это много, много лѣтъ назадъ и такъ давно, что никто изъ нынѣшнихъ обитателей Альбуферы не зналъ этого пастуха, даже дядюшка Г_о_л_у_б_ь!
   Мальчикъ жилъ, какъ настоящій дикарь, въ одиночествѣ, и рыбаки, ловившіе въ озерѣ рыбу, слышали въ тихіе утренніе часы, какъ онъ кричалъ вдали:
   -- Санча! Санча!
   С_а_н_ч_а была маленькая змѣйка, единственная подруга, которая его провожала. На его крикъ подползала отвратительная гадина и пастухъ, подоивъ своихъ лучшихъ козъ, предлагалъ ей блюдце молока. Потомъ, когда солнце начинало припекать, мальчикъ мастерилъ себѣ дудку, срѣзая тростники, и наигрывалъ на ней нѣжные звуки, а змѣя у его ногъ то вытягивалась, то свивалась, какъ будто хотѣла танцовать подъ тонъ пріятной мелодіи. Иногда пастухъ развлекался тѣмъ, что уничтожалъ кольца С_а_н_ч_и_ и растягивалъ ее въ видѣ прямой линіи по песку, восхищаясь, какъ она нервными порывами снова свивалась въ кольцо. Когда, угомивщись этими играми, онъ гналъ стадо на противоположный конецъ равнины, змѣя слѣдовала за нимъ, какъ собачка, или обернувшись вокругъ его ногъ поднималась до самой его шеи и застывала въ такомъ положеніи, какъ мертвая, вперивъ свои алмазные глаза въ глаза пастуха, причемъ пушокъ на его щекахъ поднимался отъ шипѣнія ея треугольнаго рта.
   Жители Альбуферы считали его колдуномъ и не одна женщина, воруя дрова въ Деесѣ, при видѣ того, какъ онъ подходилъ съ Санчой вокругъ шеи, осѣняла себя знаменіемъ креста, какъ будто передъ ней предсталъ дьяволъ. Всѣ поняли, почему пастухъ, ночуя въ лѣсу, не боялся большихъ гадовъ, кишѣвшихъ въ кустарникахъ. Санча, т. е. дьяволъ, охраняла его отъ всякихъ опаоностей.
   Змѣя росла и самъ иастухъ возмужалъ, какъ вдругъ пропалъ изъ виду жителей Альбуферы... Говорили, что онъ пошелъ въ солдаты и воевалъ въ Италіи. На дикой равнинѣ не паслось больше ни одного стада. Выходя на берегъ, рыбаки не осмѣливались зайти въ троестникъ, покрывавшій проклятыя лагуны. Лишившись молока, которымъ ее угощалъ пастушокъ, Санча, вѣроятяо, охотилась за безчисленными кроликами Деесы.
   Прошло восемь или десять лѣтъ и вотъ однажды жители Салера увидѣли, какъ по дорогѣ изъ Валенсіи шелъ опираясь на палку и съ ранцемъ за плечами, солдатъ, гренадеръ, худой и желтый, какъ лимонъ, въ черныхъ гетрахъ до самыхъ колѣнъ, въ бѣлой курткѣ съ красными отворотами, въ шляпѣ вида митры на волосахъ, заплетенныхъ въ косу. Несмотря на большіе усы, его узнали. Это былъ пастухъ, вернувшійся домой, чтобы снова взглянуть на родныя мѣста. Онъ отправился въ лѣсъ на берегу озера и достигъ болотистой равнины, гдѣ раньше пасъ свое стадо. Кругомъ никого. Стрекозы порхали надъ высокимъ камышемъ съ легкимъ стрекотаніемъ, а въ скрытыхъ кустарникомъ болотахъ плескались жабы, обезпокоенные приближеніемъ солдата.
   -- Санча! Санча!-- тихо позвалъ бывшій пастухъ.
   Кругомъ ни звука. Лишь издали доносилась сонная пѣсенка невидимаго рыбака, ловившаго рыбу въ центрѣ озера.
   -- Санча! Санча!-- снова крикнулъ солдатъ изв всѣхъ силъ.
   Повторивъ еще нѣсколько разъ овой призывъ, онъ вдругъ увидѣлъ, какъ задвигалась высокая трава, и услышалъ шорохъ раздвигаемаго тростника, словно полэетъ тяжелое тѣло. Среди камыша заеверкали два глаза на одномъ уровнѣ съ его глазами и къ нему приближалась плоская голова, шипя острымъ, какъ шпилька, языкомъ, тауъ что кровь въ немъ застыла и жизнь, казалось, остановится. То была Санча, но огромная, великолѣпная, достигавшая человѣческаго роста, волочившая среди кустарника свой хвостъ, конца котораго не было видно, съ разноцвѣтной шкурой, толстая, какъ стволъ сосны.
   -- Санча!..-- вскрикнулъ солдатъ, со страхомъ отступая назадъ.-- Какъ ты выросла! Какая ты большая!
   Онъ хотѣлъ уже бѣжать. Когда прошло удивленіе, казалось, и старая подруга узнала его и обвилась вокругъ его плечъ, сжимая его кольцомъ своей морщинистой кожи, дрожавшей отъ нервнаго трепета. Солдатъ пробовалъ бороться.
   -- Оставь меня, Санча, оставь! Не обнимай! Ты слишкомъ ужъ выросла для такихъ игръ!
   Другое кольцо скрутило его руки. Ротъ змѣи, какъ въ былые годы, ласкалъ его. Отъ дыханія ея колебались его усы, дрожь ужаса пробѣжала по немъ и по мѣрѣ того, какъ кольца все сжимались, солдатъ задыхалея, кости его затрещали, и онъ упалъ на землю, обвитый пеетрыми кольцами змѣи.
   Нѣсколько дней спустя рыбаки нашли его трупъ, безформенную массу, съ переломленными костями, съ тѣломъ, посинѣвшимъ отъ неумолимыхъ объятій Санчи. Такъ умеръ пастухъ, жертвой ласки своей прежней подруги.
   Въ баркѣ чужестранцы, слыша разсказъ, смѣялиеь, тогда какъ женщины безпокойно двигали ногами, воображая, что то, что издавало около ихъ платья глухой стонъ, была Санча, спрятавшаяся на днѣ барки.
   Озеро кончалось. Еще разъ барка въѣхала въ сѣть каналовъ и далеко, очень далеко, надъ безграничнымъ пространствомъ рисовыхъ полей, выдѣлялись домики Салера, ближайшаго къ Валенсіи мѣстечка Альбуферы съ гаванью, занятой безчисленнымъ множествомъ лодочекъ и большихъ барокъ, заслонявшихъ горизонтъ своими мачтами, походившими на облупленныя сосны.
   Вечеръ кончался. Барка, замедливъ ходъ, скользила по мертвымъ водамъ канала. Тѣнь отъ паруса проносилась, какъ облако, надъ рисовыми полями, залитыми краснымъ свѣтомъ заката, на берегу, на оранжевомъ фонѣ, выступали силуэты пассажировъ.
   То и дѣло, орудуя шестомъ, возвращались люди съ своихъ полей, стоя въ черныхъ лодкахъ, очень маленькихъ, по самые края погруженныхъ въ воду. Эти лодки были какъ бы лошадьми Альбуферы. Всѣ представители этой водяной расы съ дѣтства научались управлять ими. Безъ нихъ нельзя было ни работать въ полѣ, ни навѣстить сосѣда, ни вообще существовать. То и дѣло по каналу проѣзжалъ ребенокъ или женщина, или старикъ, всѣ легко дѣйствовали шестомъ, упираясь имъ въ илистое дно, чтобы двигать по мертвымъ водамъ барку, похожую на башмакъ.
   По ближайшимъ каналамъ скользили другія лодки, невидимыя за возвышенностями, а надъ кустарникомъ виднѣлись фигуры лодочниковъ съ неподвижными шестами, подвигавшихъ барки сильными руками.
   Порою пассажиры почтовой барки видѣли, какъ въ возвышенномъ берегу открывалась широкая брешь, чрезъ которую протекали волны канала безшумно и незамѣтно, объятыя сномъ подъ навѣсомъ склизкой пловучей зелени. Въ этихъ входахъ висѣли на колышкахъ сѣти для ловли угрей. При приближеніи барки, съ рисовыхъ полей выпрыгивали огромныя крысы, исчезая въ илѣ каналовъ.
   Тѣ, кто раньше при видѣ птицъ озера преисполнились охотничьяго энтузіазма, почувствовали, какъ при видѣ крысъ въ нихъ пробуждается ярость. Вотъ кого бы подстрѣлить! Былъ бы великолѣпный ужинъ!
   Люди изъ окрестностей отплевьшались съ чувствомъ отвращенія, среди смѣха и протестовъ жителей Альбуферы. Крысы чрезвычайны вкусны! Какъ они могутъ знатъ, разъ никогда не пробовали ихъ! Болотныя крысы ѣдятъ только рисъ. Это царское блюдо! Ихъ можно видѣть на рынкѣ въ Суекѣ, со снятой шкурой, повѣшенныхъ дюжинами за длинные хвосты въ лавкахъ мясниковъ. Ихъ покупаютъ богачи. Аристократія населенія Риберы не ѣстъ ничего другого. И С_а_х_а_р_ъ считая себя обязаннымъ въ качествѣ богача сказать свое слово, пересталъ стонать и серьознымъ тономъ заявилъ, что знаетъ только два вида животныхъ безъ желчи: голубей и крысъ. Этимъ все было сказано.
   Бесѣда становилась оживленнѣе. Выраженное чужестранцами отвращеніе возбудило въ жителяхъ Альбуферы настойчивость. Физическое вырожденіе обитателей озера, нищета народа, лишеннаго мясной пищи, знавшаго только тотъ скотъ, который пасся вдали въ Деесѣ, всю жизнь довольствующагося угрями и рыбой, вылились наружу въ формѣ хвастовства, съ явнымъ желаніемъ ошеломить чужестранневъ выносливостью своихъ желудковъ. Женщины превозносили вкусъ крысъ приготовленныхъ съ рисомъ. Многіе ѣли это блюдо не зная, что это такое, и были въ восторгѣ, словно съѣли невѣдомое мясо. Другіе вспоминали блюдо изъ змѣй, расхваливая ихъ бѣлое, сладкое мясо, болѣе вкусное, нежели угорь. Даже одноухій перевозчикъ нарушилъ безмолвіе, которое хранилъ въ теченіи всего переѣзда, чтобы вспомнить о кошкѣ, которую съѣлъ съ товарищами въ трактирѣ С_а_х_а_р_а: она была приготовлена однимъ морякомъ, который, объѣздивъ весь свѣтъ, умѣлъ прекрасно готовить подобныя блюда.
   Спускалась ночь. Поля темнѣли. При слабомъ свѣтѣ сумерокъ каналъ отливалъ цвѣтомъ олова. Въ глубинѣ воды сверкали первыя звѣзды, дрожа, когда по нимъ проходила барка.
   Подъѣзжали къ Салеру. Надъ крышами хижинъ поднималея между двумя колоннами колоколъ дома Demana, гдѣ сходились охотники и рыбаки вечеромъ наканунѣ охоты, чтобы выбрать мѣста. У дома виднѣлся огромный дилижансъ, который долженъ былъ доставить къ городу пассажировъ почтовой барки.
   Вѣтеръ затихъ, парусъ вяло висѣлъ вдоль мачты и одноухій дѣйствовалъ теперь шестомъ, упираясь въ берега, чтобы подталкивать барку.
   По направленію къ озеру ѣхала небольшая лодка, нагруженная землей. На носу стояла дѣвочка, ловко дѣйствуя весломъ, а на другомъ концѣ ей помогалъ юноша въ большой панамѣ.
   Всѣ знали ихъ. Это были дѣти дядюшки Тони, привозившія землю для его поля: П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, неутомимая работница, стоившая многихъ мужчинъ, и Тонетъ, прозванный К_у_б_и_н_ц_е_м_ъ, внукъ дядюшки Г_о_л_у_б_я, первый красавецъ Альбуферы, человѣкъ много видавшій и имѣвшій, что разсказать.
   -- До свиданья, Усы!-- кричали ему фамильярно.
   Ему дали эту кличку въ виду усовъ, осѣнявшихъ его мавританское лицо, украшеніе необычное въ Альбуферы, гдѣ мужчины всѣ брились. Другіе спрашивали его съ ироническимъ испугомъ, съ какихъ поръ онъ сталъ работать. Лодка удалилась, при чемъ Тонетъ, бросившій быстрый взглядъ на пассажировъ, казалось, и не слыхалъ этихъ остротъ.
   Нѣкоторые дерзко посматривали на трактирщика, дозволяя себѣ тѣ же грубыя шутки, которыя были въ ходу въ трактирѣ. Охъ, дядюшка Пако! Онъ ѣдетъ въ Валенсію, а Тонетъ проведетъ ночь въ Пальмарѣ!
   Трактирщикъ сначала дѣлалъ видъ, будто не слышитъ, потомъ, не въ силахъ больше терпѣть, нервно выпрямился и въ глазахъ его засверкала искра гнѣва. Но жирная масса тѣла, казалось, была сильнѣе его воли и онъ съежился на скамейкѣ, точно пришибленный сдѣланнымъ усиліемъ, еще разъ скорбно застоналъ и забормоталъ:
   -- Безстыдники!.. Безстыдники!
  

II.

  
   Хижина дядюшки Г_о_л_у_б_я стояла на одной изъ окраинъ Пальмара. Большой пожаръ расдѣлилъ мѣстечко на двѣ части и измѣнилъ его внѣшность. Половина Пальмара погибла въ огнѣ. Соломенныя хижины быстро превратились въ пепелъ и ихъ хозяева, желая впредь не опасаться огня, выстроили каменныя зданія, причемъ многіе закладывали свои жалкіе пожитки, чтобы купить матеріалъ, дорого стоившій благодаря перевозкѣ по озеру. Та часть мѣстечка, которая пострадала отъ пожара покрылась домиками съ фасадами, окрашенными въ розовую, зеленую или голубую краску. Остальная часть сохраняла свой прежній видъ съ ея крышами круглыми съ двухъ сторонъ, походившими на опрокинутыя барки, положенныя на глиняныя стѣны.
   Отъ церковной площадки и до самаго конца мѣстечка, по направленію къ Деесѣ, растянулись безпорядочно разсѣянныя хижины, отдѣленныя другъ отъ друга изъ опасенія пожара.
   Хата дядюшки Г_о_л_у_б_я была самая старая. Ее построилъ еще его отецъ въ ту пору, когда въ окрестностяхъ Альбуферы трудно было найти человѣка, который не страдалъ бы лихорадкой.
   Кустарникъ доходилъ тогда до самыхъ стѣнъ хижины. Куры исчезали по словамъ Г_о_л_у_б_я въ немъ прямо изъ двери, и когда они по прошествіи нѣсколькихъ недѣль снова появлялись, ихъ сопровождала цѣлая свита только что вылупившихся цыплятъ. Еще въ каналахъ охотились за выдрами и населеніе было такъ рѣдко, что рыбаки не знали, что дѣлать съ уловомъ, попадавшимъ въ сѣти. Валенсія находилась для нихъ на томъ краю свѣта и оттуда появлялся лишь маршалъ Сюше, назначенный королемъ Хосе герцогомъ Альбуферы и господиномъ озера и лѣса со всѣми ихъ богатствами.
   Его образъ былъ самымъ отдаленнымъ воспоминаніемъ Г_о_л_у_б_я. Старикъ все еще видѣлъ его, какъ онъ стоитъ передъ нимъ съ спутанными волосами и большими бакенбардами, въ сѣромъ рединготѣ и круглой шляпѣ, окруженный людьми въ великолѣпныхъ мундирахъ, которые заряжали ему ружья. Маршалъ охотился въ баркѣ отца дядюшки Гояубя и мальчуганъ, прикурнувшій на носу, разсматривалъ его съ восхищеніемъ. Часто онъ смѣялся надъ страннымъ говоромъ маршала, который жаловался на отсталость страны или разсказывалъ объ успѣхахъ войны противъ испанцевъ и англичанъ, о которой обитатели озера имѣли лишь смутныя извѣстія.
   Однажды онъ былъ вмѣстѣ съ отцомъ въ Валенсіи, чтобы поднести герцогу Альбуферы необыкновенной величины угря и маршалъ принялъ ихъ смѣясь, въ великолѣпномъ расшитомъ золотомъ мундирѣ, среди офицеровъ, казавшихся спутниками, получавшими отъ него свой блескъ.
   Когда дядюшка Г_о_л_у_б_ь возмужалъ и умеръ его отецъ, когда онъ увидѣлъ себя собственникомъ хижины и двухъ барокъ, уже не существовало больше альбуферскихъ герцоговъ, и только чиновники, управлявшіе мѣстностью именемъ короля, своего господина, превосходные сеньоры изъ города, никогда не заглядывавшіе на озеро, предоставляя рыбакамъ мародерствовать въ Деесѣ и свободно охотиться на птицъ, живщихъ въ тростникахъ.
   То было хорошее время и когда дядюшка Г_о_л_у_б_ь вспоминалъ о немъ, своимъ старческимъ голосомъ, въ обществѣ, собравшемся въ трактирѣ С_а_х_а_р_а молодежь приходила въ восторгъ. Можно было заодно и охотиться и ловить рыбу, нисколько не боясь стражниковъ и штрафовъ! Съ приближеніемъ ночи люди тогда возвращались домой съ дюжинами кроликовъ, пойманныхъ съ помощью хорька въ Деесѣ, и сверхъ того съ корзинами полными рыбой и связкой птицъ, застрѣленныхъ въ камышахъ. Все принадлежало королю, а король былъ далеко! Тогда было не такъ, какъ теперъ, когда Альбуфера принадлежитъ Государству (что это за человѣкъ, интересно знать!), когда существовали монополисты охоты и арендаторы Деесы и бѣдняки не могли ни выстрѣлить, ни собрать охапку дровъ, чтобы въ тотъ же моментъ не являлся стражникъ съ значкомъ на груди, грозясь выстрѣлить. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь унаслѣдовалъ отъ отца его прдвилегіи. Онъ былъ первымъ рыбакомъ озера и если въ Альбуферу пріѣзжало важное лицо, то именно онъ возилъ его по тростниковымъ островкамъ, показывая достопримѣчательности земли и воды. Вспоминалась ему молодая Исабель II, занимавшая своими широкими юбками всю корму украшенной барки; при каждомъ толчкѣ весла колебался ея красивый дѣвичій бюстъ. А люди смѣялись, вспоминая о его путешествіи по озеру съ императрицей Евгеніей. Она стояла на носу барки, стройная, въ амазонкѣ, съ ружьемъ въ рукѣ, подстрѣливая птицъ, которыхъ ловкіе гонщики стаями выгоняли изъ тростника криками и палками. А на противоположномъ концѣ сидѣлъ дядюшка Г_о_л_у_б_ь плутоватый, насмѣшливый, съ старымъ ружьемъ между ногами, убивалъ птицъ, уходившихъ отъ важной дамы, на ломаномъ кастильянскомъ нарѣчіи указывая ей напоявленіе з_е_л_е_н_ы_х_ъ ш_е_е_к_ъ: "Ваше величество,-- сзади васъ з_е_л_е_н_а_я ш_е_й_к_а!"
   Всѣ важныя особы оставались довольны старымъ рыбакомъ. Онъ былъ, правда, дерзокъ, грубъ, какъ истый сынъ лагуны. Если онъ не умѣлъ льстить на словахъ, то тѣмъ лучше умѣлъ онъ это дѣлать ружьемъ, почтеннымъ, и такъ часто исправленнымъ, что трудно было сказать, какимъ оно было прежде. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь былъ удивительный стрѣлокъ. Мѣстные анекдотисты врали на его счетъ, утверждая напр., что однажды онъ однимъ выстрѣломъ убилъ четырехъ лысухъ. Желая сдѣлать удовольствіе важной особѣ, посредственному стрѣлку, онъ становился сзади него въ баркѣ и выпускалъ зарядъ въ одно время съ нимъ съ такой точностью, что оба выстрѣла сливались, и охотникъ, при видѣ падавшей птицы приходилъ въ восторгъ отъ своей ловкости, тогда какъ рыбакъ за его спиной насмѣшливо улыбался. Лучшимъ его воспоминаніемъ былъ генералъ Примъ. Онъ познакомился съ нимъ однажды бурной ночью, перевозя его на своей баркѣ черезъ оэеро. Время было печальное. Кругомъ рыскала погоня. Генералъ, переодѣтый рабочимъ, бѣжалъ изъ Валенсіи, послѣ неудачной попытки поднять гарнизонъ. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь проводилъ его до самаго моря и когда онъ его снова увидѣлъ много лѣтъ спустя, тотъ былъ уже главой правительства и идоломъ націи. Ради отдыха отъ политики онъ иногда убѣгалъ изъ Мадрида, чтобы поохотиться на озерѣ, и дядюшка Г_о_л_у_б_ь, ставшій послѣ того приключенія болѣе смѣлымъ и фамильярнымъ, бранилъ его, какъ мальчика, каждый разъ, когда генералъ промахивался. Онъ совершенно не признавалъ великихъ людей: люди дѣлились въ его глазахъ на хорошихъ и плохихъ охотниковъ. Когда герой стрѣлялъ и не попадалъ въ цѣль, рыбакъ приходшгъ въ такую ярость, что обращался съ нимъ на ты. "Генералъ... промаховъ! И это тотъ герой, который совершилъ столько подвиговъ, тамъ въ Мароко? Смотри и учись!" И въ то время, когда славньй ученикъ смѣялся, рыбакъ, почти не цѣлясь, выпускалъ зарядъ и въ воду падала, какъ мячъ, лысуха.
   Всѣ подобные анекдоты придавали дядюшкѣ Г_о_л_у_б_ю огромный престижъ въ глазахъ населенія озера. Ему стоило бы только открыть ротъ, чтобы попросить чего-нибудь у своихъ покровителей!.. Но онъ вѣчно замкнутъ и несговорчивъ, обращается съ важными людьми, какъ съ собутыльниками, заставляя ихъ смѣяться надъ его грубостями въ моменты нераслоложенія или надъ его хитроумными фразами на двухъ языкахъ, когда онъ хотѣлъ быть любезнымъ.
   Онъ былъ доволенъ своей жизнью, хотя съ годами она становилась все тяжелѣе. Рыбакъ, вѣчный рыбакъ! Онъ презиралъ людей, обрабатывавшихъ рисовыя поля. Они были м_у_ж_и_к_а_м_и, и въ его устахъ это слово звучало самой худшей бранью.
   Онъ гордился тѣмъ, что былъ человѣкомъ воды и часто предпочиталъ слѣдовать по извилистымъ каналамъ вмѣсто того, чтобы сократить путь, идя по берегу. Онъ не признавалъ никакой другой твердой земли, кромѣ Деесы, гдѣ онъ иногда охотился за кроликами, обращаясь въ бѣгство при приближеніи сторожей и съ удовольствіемъ ѣлъ и спалъ бы въ баркѣ, которая была для него тѣмъ же, чѣмъ раковина для обитателей воды.
   Въ старикѣ вновь ожили инстинкты первобытныхъ расъ, жившихъ на водѣ.
   Для полнаго счастья ему не нужно было семейной ласки, хотѣлось жить, какъ живетъ рыба въ озерѣ или птица въ тростникѣ, которая сегодня вьетъ свое гнѣздо на островкѣ, а завтра въ камышахъ. Отецъ рѣшился его женить. Онъ не хотѣлъ видѣть, какъ запустѣетъ хижина, дѣло его рукъ, и водяной бродяга былъ теперь вынужденъ жить въ сообществѣ съ себѣ подобными, спать подъ соломенной крышей, платить священнику и слушаться старосты острова,-- мошенника, какъ онъ выражался, который снискивалъ себѣ покровительство господъ изъ города, чтобы не работать.
   Образъ жены почти не сохранился въ его памяти. Она прожила рядомъ съ нимъ много лѣтъ, не оставивъ въ немъ никакихъ другихъ воспоминаній, какъ о своемъ умѣніи чинить сѣти и той бойкости съ которой она по пятницамъ мѣсила тѣсто, въ печи подъ круглой бѣлой крышей, походившей на африканскій муравейникъ, которая стояла на самомъ концѣ острова.
   У нихъ было много, очень много дѣтей... За исключеніемъ одного они всѣ к_ъ с_ч_а_с_т_ь_ю умерли. Это были блѣдныя, болѣзненныя существа, порожденныя съ гнетущей мыслью о пропитаніи, родителями, сходившимися только для того, чтобы согрѣть другъ друга, дрожавшихъ отъ болотной лихорадки. Казалось, они рождались съ перемежающейея лихорадкой вмѣсто крови въ жилахъ. Одни умерли отъ истощенія, питаясь одной только рыбой, водящейся въ прѣсной водѣ, другіе утонули въ каналахъ около дома. Выжилъ только одинъ, младшій, который цѣплялся за жизнь съ безумнымъ страхомъ, не поддаваясь лихорадкѣ и выжимая изъ истощенной груди матери ту скудную пищу, которую ему могло дать ея вѣчно больное тѣло.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь переносилъ эти несчастья, какъ нѣчто логическое и неизбѣжное. Надо благодарить Бога, который заботится о бѣдныхъ! Просто нестерпимо видѣть, какъ раэростаются бѣдныя семейства и если бы не милость Господа, который время отъ времени убиралъ эту проклятую дѣтвору со свѣту, въ озерѣ не осталось бы пищи для всѣхъ и они пожрали бы другъ друга!..
   Жена Г_о_л_у_б_я умерла, когда послѣдній, уже пожилой, былъ отцомъ семилѣтняго ребенка. Рыбакъ остался одинъ въ хижинѣ съ сыномъ Тони. Мальчикъ былъ не глупъ и такой же хорошій работникъ, какъ его мать. Стряпалъ обѣдъ, исправлялъ изъяны хижины и учился у сосѣдокъ, чтобы отецъ не чувствовалъ отсутствія въ домѣ женщины. Все онъ дѣлалъ съ серьезнымъ видомъ, какъ будто страшная борьба за существованіе оставила на его лицѣ неизгладимый отпечатокъ грусти. Отецъ былъ счастливъ, когда шелъ къ баркѣ въ сопровожденьи мальчугана, почти невидимаго подъ грудой сѣтей. Онъ росъ очень быстро, становился все сильнѣе и дядюшка Г_о_л_у_б_ь съ гордостью смотрѣлъ, съ какой ловкостью онъ вынималъ изъ воды сѣти или управлялъ баркой по озеру.
   -- Онъ самый настоящій мужчина во всей Альбуферѣ -- говорилъ онъ друзьямъ. Тѣло его окрѣпло теперь послѣ болѣзней, которыми оно страдало въ дѣтствѣ.
   Женщины Пальмара также не могли нахвалитъся его добрымъ нравомъ. Никогда никакихъ безумствъ съ молодежью, собиравшейся въ трактирѣ, никакихъ забавъ съ нѣкоторыми пропащими головами, которыя послѣ рыбной ловли растягивались на животѣ въ камышахъ, позади какой-нибудь хаты и проводили цѣлые часы съ засаленными картами въ рукахъ. Всегда серьозный и трудолюбивый, Тони никогда не давалъ отцу малѣйшаго повода быть недовольнымъ. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь, не любившій ловить рыбу въ компаніи, такъ какъ приходилъ въ ярость при малѣйшемъ промахѣ и былъ готовъ побить товарища, никогда не бранилъ сына и когда въ минуты нерасположенія сердито пыхтя хотѣлъ дать ему приказаніе, мальчикъ, догадываясь, въ чемъ дѣло, уже бѣжалъ исполнять его.
   Когда Тони возмужалъ, отецъ его, любитель бродячей жизни, неспособный привыкнуть къ семейному очагу, испытывалъ тѣ же наотроенія, что и прежде. Что дѣлать имъ однимъ въ одинокой ветхой лачугѣ? Ему было непріятно видѣть, какъ сынъ, широкоплечій и крѣпкій мужчина, сгибается передъ очагомъ въ серединѣ хижины, раздувая огонь и приготовляя ужинъ. Часто испытывалъ онъ угрызенья совѣсти при видѣ того, какъ его короткія, обросшія волосами руки съ желѣзными пальцами мыли кастрюли дли очищали ножомъ рыбу отъ твердой чешуи, отливавшей металлическимъ отблескомъ.
   Въ зимнія ночи они оба казались потерпѣвшими кораблекрушеніе, спасшимися на одинокій островъ. Не было слышно ни одного слова, ни одного взрыва смѣха, не было слышно женскаго голоса, который развеселилъ бы ихъ. Хижина имѣла мрачный видъ. Посрединѣ горѣлъ очагъ вровень съ поломъ, небольшое четырехугольное пространство, окаймленное камнями. Напротивъ -- кухонный столъ съ небольшимъ количествомъ глиняной и старой фарфоровой посуды. По обѣ стороны каморка изъ тростника и ила, какъ и вся хата, а надъ каморками, которыя были не выше роста человѣка, внутренность темной крыши съ слоемъ копоти, накопившейся съ годами, безъ всякаго другого дымоотвода, кромѣ отверстія въ соломенной крышѣ, черезъ которое со свистомъ проходилъ зимній юго-западный вѣтеръ. Съ потолка свисали непромокаемыя одежды для ночной рыбной ловли, тяжелые твердые штаны, куртки изъ грубой, желтой и блестѣвшей отъ масла матеріи, сквозь рукава которыхъ была продѣта палка. Проникая сквозь отверстіе, служившее печной трубой, вѣтеръ шевелилъ эти странныя куклы, отражавшія на своей грязной поверхности красный свѣтъ очага. Казалось обитатели хижины повѣсились на потолкѣ.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь скучалъ. Онъ любилъ поговорить. Въ трактирѣ онъ ругался во всю, издѣвался надъ другими рыбаками, поражалъ ихъ воспоминаніями о важныхъ лицахъ, которыхъ зналъ, а дома онъ не находилъ, что сказать. Его бесѣда не вызывала ни малѣйшей реплики со стороны послушнаго и молчаливаго сына и слова его терялись среди подавляющаго благоговѣйнаго безмолвія. Въ трактирѣ онъ толковалъ объ этомъ со свойственной ему веселой грубостью. Сынъ -- человѣкъ очень хорошій, но не похожъ на него. Всегда молчаливъ и покоренъ. По всѣмъ вѣроятіямъ покойница его обманула. Однажды онъ обратился къ Тони съ властнымъ приказаніемъ древнеримскаго отца, считающаго своихъ сыновей лишенными воли и самолично распоряжающагося ихъ будущностью и жизнью. Онъ долженъ жениться. Такъ дѣло не клеится. Въ домѣ не достаеть женщины. И Тони выслушалъ приказъ, какъ будто ему было сказано приготовить къ завтрашнему дню большую барку, чтобы въ Салерѣ взять охотника изъ Валенсіи. Хорошо. Онъ постарается какъ можно скорѣе исполнить приказаніе отца.
   И между тѣмъ, какъ юноша искалъ себѣ невѣсту на собственный рискъ и страхъ, старый рыбакъ сообщалъ о своемъ планѣ всѣмъ кумушкамъ Палъмара. Его Тони хочетъ жениться. Все ето имущество принадлежитъ сынку: хижина, большая барка съ новымъ парусомъ и другая, хотя и постарше, да пожалуй еще получше, двѣ лодки, сѣтей и не запомнить сколько, а потомъ сверхъ того пусть онѣ обратятъ вниманіе на характеръ и положеніе парня, работящаго, серьезнаго, безъ порочныхъ наклонностей, свободнаго отъ воинскюй повинности, такъ какъ вынулъ хорошій жребій. Словомъ: партія, хотя и не блестящая, но его Тони и не голышъ, не какая-нибудь жаба изъ каналовъ. Да еще для дѣвицъ изъ Пальмара!
   Старикъ, презиравшій женщинъ, плевался при видѣ дѣвушекъ, среди которыхъ скрывалась его будущая сноха. Нѣтъ, не велика штука эти дѣвушки съ озера, съ ихъ платьями, мытыми въ гнилой водѣ каналовъ, съ запахомъ ила и руками, пропитанными, казалось, липкостью до самыхъ костей. Подъ выжженными солнцемъ волосами, блѣдными и рѣдкими, едва обозначались ихъ худыя красноватыя лица, на которыхъ глаза горѣли огнемъ лихорадки, никогда не проходившей благодаря употребленію воды изъ озера. Ихъ заостренный профиль, узкое, липкое тѣло и отвратительный запахъ юбокъ -- все дѣлало ихъ похожими на угрей, словно однообраізное питаніе многихъ поколѣній наложило на нихъ отпечатокъ той рыбы, которой они питались.
   Тони остановилъ свой выборъ на одной, на той, которая менѣе другихъ затрудняла его робость. Отпраздновали свадьбу и старикъ имѣлъ въ хатѣ лишнее существо, съ которымъ могъ говорить и которое могъ ругать. Онъ испытывалъ даже нѣкоторое удовлетвореніе, замѣтивъ, что его слова уже не падаютъ въ пустое пространство и что сноха отвѣчаетъ протестомъ на его придирки, когда онъ не въ духѣ.
   Удовольствіе старика было однако нарушено одной непріятностью. Казалось, сынъ его забываетъ семейныя традиціи. Онъ сталъ пренебрегать озеромъ, чтобы искать себѣ пропитаніе въ поляхъ, и въ сентябрѣ, когда жали рисъ и рабочій день оплачивался дорого, онъ покидалъ барку, становясь жнецомъ, какъ многіе другіе, возбуждавшіе негодованіе дядюшки Г_о_л_у_б_я. Подобная работа среди ила, такое жестокое обращеніе съ полями, было по его мнѣнію дѣломъ чужестранцевъ, тѣхъ, что жили далеко отъ Альбуферы. Дѣти озера были свободны отъ подобнаго рабства. Не даромъ же Богъ поселилъ ихъ около воды, которая была истинной благодатью. Въ ея глубинѣ покоилась пища для нихъ! Глупости и срамъ работать цѣлый день по самый поясъ въ грязи, съ ногами, искусанными пьявками, и спиной, сожженной солнцемъ, чтобы сжать нѣсколько колосьевъ, къ тому же не имъ принадлежащихъ. Ужели его сынъ хочетъ стать м_у_ж_и_к_о_м_ъ? И, ставя этотъ вопросъ, старикъ вкладывалъ въ него весь ужасъ, безпредѣльную странность неслыханнаго поступка, какъ будто рѣчь шла о томъ, что въ одинъ прекрасный день высохнетъ вся Альбуфера.
   Въ первый разъ въ жизни Тони осмѣлился противорѣчить отцу. Весь остальной годъ онъ будетъ ловить рыбу, какъ всегда. Но теперъ онъ женатъ, хозяйство требуетъ все большаго вниманія и было бы неблагоразумно отказываться оть высокой заработной платы въ дни жатвы. Ему платили больше чѣмъ другимъ, въ виду его силы и прилежанія. Надо приспособляться къ временамъ. Съ каждымъ годомъ сѣютъ все больше риса по берегамъ озера, старыя болота засыпаются землей, бѣдняки богатѣютъ и онъ не такъ глупъ, чтобы лишиться своей части въ новой жизни! Рыбакъ ворчалъ на эти уклоненія отъ старыхъ домашнихъ обычаевъ. Благоразуміе и серьезность сына вызывали въ немъ чувство уваженія, но разговаривая съ другами рыбаками добраго стараго времени на берегу канала, опершись на весло, онъ изливалъ свое неудовольствіе! Они хотятъ передѣлать Альбуферу! Еще нѣсколыво лѣтъ и никто ее не узнаетъ. По направленію къ Суекѣ воздвигаютъ какія-то желѣзныя неуклюжія сооруженія, какіе-то дома съ большими печами -- вонъ видите, какой дымъ! Старыя спокойныя и симпатичныя норіи съ ихъ изъѣденными червями деревянными колесами и черными бадьями уступаютъ мѣсто адскимъ машинамъ, которыя будутъ двигать воду съ шумомъ тысячи демоновъ. Будетъ чудомъ, если вся рыба, раздосадованная подобными новшествами, не уйдетъ въ море! Хотятъ все озеро вспахать, все больше и больше земли бросаютъ въ него. Мало осталось ему жить, но онъ еще увидитъ, какъ за недостаткомъ мѣста послѣдній угоръ исчезнетъ въ море, направляясь къ устью Перелльо. А Тони весь отдался этому разбойничьему дѣлу! Онъ, старикъ, увидитъ, какъ его сынъ, изъ рода Г_о_л_у_б_е_й, превратится въ м_у_ж_и_к_а. И старикъ смѣялся, точно представлялъ себѣ неосуществимое дѣло!
   Время шло и сноха подарила ему внука, Тонета. Дѣдушка часто по вечерамъ носилъ его на рукахъ до берега канала, сунувъ трубку въ уголъ беззубаго рта,, чтобы дымъ не тревожилъ ребенка! Ну ужъ и красавецъ-малышъ! Худая, некрасивая невѣстка была какъ всѣ женщины семьи, какъ и его покойная жена. Онѣ рожали дѣтей совершенно не похожихъ на родителей. Лаская младенца, дѣдъ думалъ о будущемъ. Показывая его товарищамъ дѣтства, ряды которыхъ все рѣдѣли, онъ пророчествовалъ:
   -- Вотъ кто пойдетъ въ нашъ родъ! У него не будетъ иного дома, кромѣ барки. Еще прежде, чѣмъ у него прорѣжутся всѣ зубы, онъ будетъ управлятъ весломъ!
   Однако еще не прорѣзались у ребенка зубы, какъ произошло событіе, которое дѣдушка Г_о_л_у_б_ь считалъ самымъ невозможнымъ на свѣтѣ. Въ трактирѣ ему сказали, что Тони заарендовалъ около Салера какія-то рисовыя поля, принадлежащія одной дамѣ изъ Валенсіи и когда онъ къ ночи поднялъ объ этомъ разговоръ, онъ былъ ошеломленъ, такъ какъ сынъ не скрывалъ своего преступленія.
   Когда это было видно, что у кого-нибудь изъ ихъ рода былъ хозяинъ? Семья ихъ всегда была свободна, какъ свободными должны быть всѣ божьи дѣти, уважающія себя хоть немного и снискивающія себѣ пропитаніе, охотясь или занимаясь рыбной ловлей. Ихъ господами былъ король или тотъ воинъ изъ Франціи, который былъ главнымъ капитаномъ въ Валенсіи. Эти господа, жившіе далеко, не шли въ счетъ и ихъ можно было терпѣть въ виду ихъ величія. Но чтобы его сынъ сдѣлался арендаторомъ какой-то франтихи изъ города, чтобы онъ отдавалъ ей часть своей работы звонкой монетой! Глупости! Надо пойти поговорить съ сеньорой и уничтожить договоръ! Ихъ родъ никому не слѵжилъ и не будетъ служить, пока въ озерѣ есть еще чѣмъ питаться, хотя бы то были лягушки...
   Удивленіе старйка еще возросло, когда онъ натолкнулся на неожиданное упорство Тони. Тони достаточчно обдумалъ планъ и не раскаивается въ немъ. Онъ думалъ о женѣ, о маленькомъ сынѣ, котораго держалъ на рукахъ, и чувствовалъ приливъ честолюбивыхъ замысловъ. Что они такое? Нищіе озера, жившіе, какъ дикари, въ хатѣ, питаясь только рыбой и убѣгая, какъ преступники, передъ сторожами, когда убивали птицу, чтобы пополнить котелокъ чѣмъ-нибудь посущественнѣе. Нахлѣбники охотниковъ, ѣдящіе мясо только тогда, когда чужестранцы позволяютъ имъ воспользоваться ихъ провизіей. И эта нищета переходитъ отъ отца къ сыну, какъ будто они пригвождены къ илу Альбуферы! У нихъ нѣтъ другихъ желаній и ведутъ они ту же жизнь, какъ жабы въ каналахъ, которыя счастливы, когда встрѣтятъ въ водѣ насѣкомыхъ.
   Нѣтъ, онъ не хочетъ подчиняться! Онъ желаетъ вырвать семью изъ ея жалкаго состоянія. Онъ желаетъ работать не только для того, чтобы ѣсть, но и для того, чтобы копить. Обработка рисовыхъ полей, дѣло выгодное, работы не много, а прибыль большая. Это настоящая божья благодать! Ничто не даетъ такого дохода! Въ іюнѣ сѣютъ, а въ сентебрѣ собира1 ютъ жатву. Нужно немножко унавозить землю, естъ коекакая другая работа, всего три мѣсяца. Собирается жатва, вода на озерѣ, подъ вліяніемъ зимнихъ дождей, наводняетъ поля, и жди слѣдующаго года!.. Прибыль прячется, а остальные мѣсяцы можно открыто ловить рыбу или тайкомъ охотиться, для поддержанія семьи. Чего еще можно желать! Дѣдъ былъ бѣднякомъ и послѣ цѣлой собачьей жизни ему удалось только построить хату, гдѣ они живутъ среди копоти и дыма! Отцу, котораго онъ такъ уважаетъ, не удалось ничего скопить подъ старость. Пусть предоставятъ ему работать, какъ онъ хочетъ, и его сынъ, его маленькій Тонетъ, будетъ богачомъ, будетъ обрабатывать поля, границъ которыхъ не видно, и можетъ быть на мѣстѣ хижины со временемъ подымется лучшій домъ во всемъ Пальмарѣ. Отецъ не правъ, негодуя на потомство, за то, что оно хочетъ обрабатывать землю. Лучше быть мужикомъ, чѣмъ бродить по озеру, часто испытывая голодъ и рискуя получить пулю изъ ружья стражника Деесы.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь, поблѣднѣвшій отъ бѣшенства, слушая доводы сына, пристально глядѣлъ на весло, лежавшее вдоль стѣны, и руки его невольно, тянулись къ нему, чтобы однимъ ударомъ разможжитъ сыну черепъ. Въ былое время онъ поступилъ бы такъ, считая себя на это вправѣ послѣ такого покушенія на его власть патріарха-отца.
   Но онъ посмотрѣлъ на сноху съ младенцемъ на рукахъ, и, казалось, оба эти существа увеличивали значеніе сына, поднимая его до его собственнаго уровня. Сынъ тоже былъ отцомъ, человѣкомъ равноправнымъ. Въ первый разъ отдалъ онъ себѣ отчетъ въ томъ, что Тони уже не былъ тѣмъ малъчикомъ, который стряпалъ когда-то ужинъ, пугливо склоняя голову передъ однимъ его взоромъ. И дрожа отъ гнѣва при мысли, что не можетъ уже побить его, какъ въ былые годы, когда онъ совершалъ въ баркѣ какой-нибудь промахъ, онъ ворча излилъ свой гнѣвъ. Ну хорошо! Каждый пусть будетъ при своемъ. Одинъ пусть ловитъ рыбу, другой ковыряетъ поле. Жить они будутъ вмѣсгѣ, разъ иначе нельзя. Его годы не позволяютъ ему спать посреди озера, подъ старость онъ страдаетъ ревматизмомъ. Но они будуть жить отдѣльно, словно незнакомы другъ съ другомъ. О если бы воскресъ родоначальникъ, перевозившій Сюше, и увидѣлъ бы позоръ семьи!
   Первый годъ былъ для старика сплошнымъ мученіемъ. Входя ночью въ хату, онъ натыкался на земледѣльческія орудія, стоявшія рядомъ съ приспособленіями для рыбной ловли. Однажды онъ спотыкнулся о плугъ, притащенный сыномъ съ поля, чтобы его починить вечеркомъ, и онъ произвелъ на него впечатлѣніе чудовишнаго дракона, растянувшагося посреди хаты. Всѣ эти стальные пгедметы возбуждали въ немъ холодъ и бѣшенство. Стоило ему увидѣть, какъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ его сѣтей лежитъ серпъ, чтобы ему сразу показалось, будто кривая металлическая полоска сама зашагаетъ и перерѣжетъ его снасти, и онъ бранилъ невѣстку за небрежность, приказывая унести подальше, какъ можно подальше эти орудія... м_у_ж_и_к_а. Всюду предметы, напоминавшіе ему земледѣльческія работы! И это въ хатѣ рода Г_о_л_у_б_е_й, гдѣ никогда не видно было другой стали, кромѣ кривыхъ ножей для очистки рыбы. Онъ готовъ лопнуть отъ бѣшенства!
   Во время посѣва, когда земля была суха и принимала плугъ, Тони приходилъ домой, обливаясь потомъ, послѣ того, какъ цѣлый день подгонялъ наемныхъ лошадей. Отецъ его ходилъ вокрутъ да около него, принюхиваясь къ нему съ чувствомъ злорадства, и бѣжалъ въ трактиръ, гдѣ дремали за чаркой товарищи; добраго стараго времени. Кабальеросъ, удивительная; новость! Отъ его сьша пахнетъ лошадьми! Ха, ха! На островѣ Пальмарѣ -- лошади! По истинѣ міръ на изнанку!
   Если не считать подобныхъ изліняій, дядюшка Г_о_л_у_б_ь держалъ себя холодно и замкнуто въ семьѣ сына. Онъ возвращался въ хату ночью, съ сверткомъ сѣтей, въ которыхъ находились пойманные угри и, толкнувъ ее ногой, приказывалъ невѣсткѣ дать ему мѣсто у очага. Онъ самъ готовилъ себѣ ужинъ. Иногда онъ свертывалъ угрей кольцомъ, проткнувъ ихъ деревяшкой, и поджаривалъ терпѣливо со всѣхъ сторонъ, какъ на вертелѣ. Иногда же онъ отыскивалъ въ баркѣ свой старый неоднократно исправленный котелъ и варилъ огромнаго линя, или же мастерилъ луковую похлебку, изъ лука и угрей, какъ будто готовилъ ѣду для половины деревни.
   Маленькій худой старикъ отличался той же прожорливостью, какъ и всѣ старики Альбуферы. Какъ слѣдуетъ, онъ ѣлъ только на ночь, вернувшись домой; усѣвшись на полу въ углу, поставивъ котелъ между колѣнами, онъ проводилъ цѣлые часы, не говоря ни слова, работая обѣими челюстями старой козы, поглощая такое огромное количество пищи, которое, каэалось, не умѣстится въ человѣческомъ желудкѣ.
   Онъ ѣлъ то, что принадлежало ему, то, что добывалъ днемъ, не заботясь о томъ, что ѣли его дѣти, никогда не предлагая имъ часть своей пищи. Пусть каждый существуетъ своимъ трудомъ! Глаза его блестѣли злораднымъ блескомъ, когда видѣли на столѣ семьи, какъ единственную пищу, кастрюлю съ рисомъ, тогда какъ онъ обгладывалъ кости какой-нибудь птицы, подстрѣленной въ тростникахъ, когда сторожа были далеко.
   Тони не противодѣйствовалъ отцу. Нечего было также думать подчинить его себѣ. Взаимное отчуждеініе продолжалось. Маленькій Тонетъ былъ единственнымъ связующимъ звеномъ между ними. Часто внукъ подходилъ къ дядюшкѣ Г_о_л_у_б_ю, привлеченный пріятнымъ залахомъ его котла.
   -- На, бѣднякъ, на тебѣ!-- говорилъ дѣдъ съ нѣжнымъ состраданіемъ, точно видѣлъ его въ самой ужасной нищетѣ.
   И онъ угощалъ его ножкой лысухи, жирной и невкусной, и улыбался при видѣ того, какъ малышъ пожиралъ ее.
   Когда онъ устраивалъ съ старыми пріятелями пирушку въ трактирѣ, то бралъ съ собой внука, ни слова не говоря родителямъ. Иногда устраивалея и настоящій праздникъ. Съ утра, почувствовавъ страсть къ приключеніямъ, дядюшка Г_о_л_у_б_ь отправлялся съ такимъ же старымъ, какъ онъ, товарищемъ въ лѣсную чащу Деесы. Долго ждутъ они, лежа на животѣ въ кусгарникѣ, слѣдя за стражами, не подозрѣвающими о ихъ присутствіи... Какъ только покажутся кролики, прыгая вокругъ кустовъ -- пали! пара въ мѣшкѣ и бѣги скорѣе къ баркѣ и смѣйся потомъ на серединѣ озера надъ бѣгающими по берегу стражниками, тщетно разыскивающими браконьеровъ. Такія смѣлыя вылазки дѣлали дядюшку Г_о_л_у_б_я снова молодымъ. Стоило только послушать его ночью въ трактирѣ, когда онъ готовилъ добычу охоты, какъ онъ хвастался своими подвигами передъ пріятелями, которые платили за вино. Ни одинъ парень не отважится сдѣлать это! И когда благорааумные говорили ему о законѣ и карахъ, рыбакъ гордо выпрямлялъ свой станъ, согнувшійся подъ тяжестью лѣтъ и постоянной работы весломъ. Сторожа -- это просто бродяги, исполеяющіе свою службу, потому что не хотятъ работать, а сеньоры, арендовавшіе мѣсто для охоты, не болѣе какъ разбойники, желающіе все имѣть для оебя. Альбуфера принадлежитъ ему и всѣмъ рыбакамъ! Если бы они родились во дворцѣ, они были бы королями. Разъ Богь велѣлъ имъ родиться здѣсь, то конечно ради чего-нибудь. Все прочее ложь, придуманная людьми!
   И покончивъ съ ужиномъ, когда въ кружкахъ уже почти не оставалось вина, дядюшка Г_о_л_у_б_ь глядѣлъ на заснувшаго на его колѣняхъ внучка и показывалъ его пріятелямъ. Этотъ малецъ станетъ настоящимъ сыномъ Альбуферы! Дѣдъ самъ его воспитаетъ, чтобы онъ не пошелъ по ложному пути отца. Мальчикъ научится обращаться съ ружьемъ съ изумительной ловкостью, будетъ знать дно озера, какъ угорь, и когда умретъ дѣдъ, всѣ пріѣзжающіе сюда охотники встрѣтятъ барку друтого Г_о_л_у_б_я, только болѣе молодого, какимъ онъ былъ самъ, когда королева сѣла въ его лодку, смѣясь надъ его выходками и шутками.
   За исключеніемъ этихъ моментовъ нѣжности рыбакъ продолжать питать къ сыну скрытую непріязнь. Онъ и видѣть не хотѣлъ презрѣнную землю, которую обрабатывалъ сынъ, но онъ не забывалъ о ней и смѣялся съ дьявольской радостью, узнавая, что дѣла сына идутъ плохо. Въ первый годъ какъ разъ, когда рисъ колосился, земля его пропиталась селитрой и почти весь урожай погибъ. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь съ удовольствіемъ разсказывалъ всѣмъ объ этомъ несчастьи. Однако замѣтивъ, что семья сына охвачена печалью и находится въ стѣсненномъ положеніи вслѣдствіи безполезныхъ затратъ, онъ ощутилъ къ нему болѣе мягкое чувство и даже нарушилъ свое безмолвіе, чтобы помочь совѣтомъ. Ужели онъ и теперь не убѣдился, что онъ житель воды, а не мужикъ? Пусть онъ оставитъ поля окрестнымъ людямъ, изстари занимавшимся тѣмъ, что истощали ихъ. Онъ -- сынъ рыбаковъ и обязанъ вернуться къ сѣтямъ!
   Тони въ отвѣтъ ворчалъ не въ духѣ, заявляя о своемъ намѣреніи продолжать дѣло и старикъ снова погрузился въ свою безмолвную ненависть. Ахъ, упрямецъ! И онъ желалъ, чтобы на землю сына обрушились всяческія невзгоды, какъ единственное средство сломать его гордое упрямство. Дома онъ ни о чемъ не разспрашивалъ, но когда его лодка встрѣчалась на озерѣ съ большими баркасами, шедшими изъ Салера, онъ освѣдомлялся о ходѣ жатвы и испытывалъ нѣкоторое чувство удовлетворенія, когда ему объявляли, что годъ будетъ плохой. Его упрямый сынъ умретъ голодной смертью! Чтобы имѣть кусокъ хлѣба, онъ долженъ будетъ на колѣняхъ просить ключъ отъ стараго садка, съ разрушеннымъ соломеннымъ навѣсомъ, который у нихъ быдъ около Пальмара!
   Бури конца лѣта наполняли его радостью. Онъ желалъ, чтобы разверзлись всѣ небесныя хляби, чтобы изъ береговъ выступила рѣчка, впадавшая въ Альбуферу, питая ее; чтобы воды озера ринулись на поля, какъ это иногда бывало, затопляя созрѣвшія для жатвы колосья. Мужики помрутъ съ голода, тогда какъ у него будетъ достаточный уловъ, и онъ получитъ удовольствіе увидѣть, какъ сынъ будеть кусать себѣ локти и молить о помощи.
   Къ счастью для Тони, злобныя пожеланія старика не исполнились. Подошли хорошіе года. Въ хатѣ царило нѣкоторое благосостояніе, ѣды было вдоволь и храбрый труженикъ уже мечталъ, какъ о неосуществимомъ счастьи, о возможности въ одинъ прекрасный день обрабатывать свою собственную землю, о томъ, что онъ не долженъ будетъ разъ въ году отправляться въ городъ, чтобы отдать почти весь продуктъ урожая.
   Въ жизни семьи случилось одно событіе. Тонетъ выросталъ, а мать его грустила. Мальчуганъ уже отправлялся съ дѣдушкой на озеро; когда онъ станетъ побольше, онъ будетъ сопровождать отца въ поле и бѣдная женщина останется въ хатѣ одна.
   Она думала о своемъ будущемъ и грядущее одиночество наполняло ее страхомъ. О если бы у нея были еще дѣти! Съ наибольшимъ жаромъ просила она у неба дочки. А дочь не являлась, не могла явиться, какъ утверждалъ дѣдушка Г_о_л_у_б_ь. Виной была сама сноха. Дѣло женское! Во время родовъ ей плохо помогали сосѣдки изъ Пальмара. Поэтому она всегда была больной и блѣдной, цвѣта бумаги, была не въ сидахъ долго безъ боли стоять на ногахъ, а иногда съ трудомъ волочила; ноги, со стонами, которые подавляла со слезами на глазахъ, чтобы не встревожить своихъ.
   Тони страстно желалъ исполнить желаніе жены. Онъ ничего не имѣлъ противъ того, чтобы имѣть дѣвочку въ домѣ. Она была бы въ помощь больной. И вотъ они поѣхали вдвоемъ въ городъ и привезли оттуда шестилѣтнюю дѣвочку, робкаго, дикаго и некрасиваго звѣрка, котораго взяли изъ воспитательнаго дома. Звали ее Висантетой... Однако, чтобы она не забыла о своемъ происхожденіи, ее называли со свойственной невѣжественному люду безсознательной жестокостью П_о_д_к_и_д_ы_ш_е_м_ъ.
   Рыбакъ возмущенно ворчалъ. Еще лишній ротъ! Маленькій Тонетъ, наоборотъ -- ему было десять лѣтъ -- встрѣтилъ маленькую дѣвочку очень радостно, такъ какъ могъ мучить ее своими капризами и придирками единственнаго избалованнаго сына.
   Изъ всѣхъ обитателей хаты къ П_о_д_к_и_д_ы_ш_у относилась ласково только больная женщина, съ каждымъ днемъ все болѣе слабѣвшая и страдавшая. Несчастная искусственно создавала себѣ иллюзію, будто у нея есть дочь и по вечерамъ, усаживая ее въ дверяхъ хаты, съ лицомъ, обращеннымъ къ солнцу, расчесывала ея рыжія косички, обильно смазанныя масломъ.
   Дѣвочка походила на живую послушную собачку, разылекавшую обитателей хаты своей бѣготней. Молча покорялась она утомительной работѣ и всѣмъ злымъ прихотямъ Тонета. Напрягая изо всѣхъ силъ свои рученки, тащила она отъ канала къ дому кувшинъ, наполненный водой Деесы, такой же большой, какъ она сама. То и дѣло бѣгала она по деревушкѣ, исполняя порученія новой матери, а за столомъ ѣла, опустивъ глаза, не осмѣливаясь сунуть ложку въ миску, пока та до половины не была опустошена. Дѣдушка Г_о_л_у_б_ь, всегда молчаливый, глядѣвшій такъ сурово, внушалъ ей большой страхъ. Такъ какъ ночью обѣ каморки были заняты, одна -- супругами, другая Тонетомъ и дѣдушкой, то она спала у очага, посрединѣ хаты, на илѣ, который просачивался сквозь паруса, служившіе ей постелью, укрываясь сѣтями отъ порывовъ вѣтра, врывавшагося черезъ печную трубу и щели разъѣденной крысами двери.
   Единственнымъ хорошимъ для нея временемъ были вечера. Все мѣстечко погружалось въ тишину, мужчины были или на лагунѣ или на поляхъ. Она садилась съ матерью у дверей хаты чинить паруса или вязать сѣти, и онѣ разговаривали съ сосѣдками въ великомъ безмолвіи безлюдной, неправильной улицы, поросшей травой, въ которой копошились куры и крякали утки, подставляя солнцу свои влажныя бѣлыя крылья.
   Тонетъ не посѣщалъ больше школу, сырое маленькое помѣщеніе, за которое платило городское управленіе, гдѣ мальчики и дѣвочки въ пропитанномъ тяжелымъ запахомъ воздухѣ проводили цѣлый день, читая по складамъ или распѣвая молитвы.
   Онъ былъ уже настоящимъ мужчиной, какъ говорилъ его дѣдъ, щупавшій мускулы его рукъ и ударявшій его въ грудь. Въ его годы Г_о_л_у_б_ь уже самъ прокармливалъ себя рыбной ловлей и стрѣлялъ по всѣмъ видамъ птицъ, существовавшимъ въ Альбуферѣ.
   Мальчикъ съ удовольствіемъ сопровождалъ дѣда во время его экспедицій по водѣ и сушѣ. Научился дѣйствовать весломъ, скользилъ, быстро какъ молнія, въ одной изъ маленысихъ лодокъ дядюшки Г_о_л_у_б_я и когда пріѣзжали охотники изъ Валенсіи, онъ устраивался на носу барки или помогалъ дѣду устанавливать парусъ, выпрыгивая на берегъ въ критическія минуты, чтобы схватить веревку и потащить барку.
   Потомъ пріучался къ охотѣ. Научился дѣйствовать сравнительно легко ружьемъ дѣда, настоящей пищалью, которую можно было отличить по одному грохоту отъ всѣхъ ружей, имѣвшихся въ Альбуферѣ. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь клалъ сильные заряды и первые выстрѣлы заставили мальчика такъ покачнуться, что онъ чуть не упалъ на дно барки. Постепенно онъ приручилъ стараго звѣря и мѣтко билъ лысухъ къ великому удовольствію дѣда.
   Вотъ какъ надо воспитьтать дѣтей! По его мнѣнію, Тонетъ долженъ ѣсть только то, что убьетъ изъ ружья или выловитъ изъ озера! Во время этого суроваго воспитанія дядюшка Г_о_л_у_б_ь подмѣтилъ въ своемъ ученикѣ признаки какой-то разслабленности. Онъ любилъ стрѣлять и ловить рыбу. Но ему не нравилось вставать до зари, цѣлый день дѣйствовать, вытянувъ руки, весломъ, и тащить, какъ лошадь, за веревку барку. Рыбакъ понялъ въ чемъ дѣло: то, что его внукъ ненавидѣлъ инстинктивной ненавистью, что возмущало все его существо, былъ -- трудъ. Тщетно говорилъ дѣдъ о большой ловлѣ, которая предстоить завтра въ томъ или другомъ мѣстѣ Альбуферы. Стоило только рыбаку отвлечься и внукъ нсчезалъ. Онъ предпочиталъ бѣгать по Деесѣ съ сосѣдними мальчиками, растягиваться подъ сосной и цѣлыми часами слушать чириканіе воробьевъ на вѣтвистыхъ верхушкахъ или глядѣть, какъ порхаютъ надъ лѣсными цвѣтами бѣлыя бабочки или бронзовые шмели. Дѣдъ наставлялъ его безъ прока. Потомъ рѣшилъ побить, но Тонетъ, какъ маленькій дикій звѣрокъ, убѣжалъ и сталъ подбирать камни, чтобы защищаться. Старикъ примирился и какъ прежде отправлялся на озеро одинъ.
   Онъ самъ всю жизнь провелъ въ трудѣ. Сынъ его Тони, хотя и сошелъ съ дороги, увлекшись крестьянскимъ трудомъ, но былъ еще способнѣе его самого въ тяжелой физической работѣ. Въ кого же пошелъ этотъ мошенникъ? Господи Боже! Кѣмъ онъ рожденъ, этотъ мальчикъ съ его неодолимымъ отвращеніемъ къ труду; съ его страстью къ ненодвижности, съ его привычкой цѣлыми часами отдыхать на солнцѣ, словно жаба на краю канала.
   Все мѣнялось въ этомъ мірѣ, котораго старикъ никогда не покидалъ. Альбуферу видоизмѣняли люди, принявшіеся ее обрабатывать, и вмѣстѣ съ тѣмъ видоизмѣнялись до неузнаваемости и сами люди, какъ будто преданія озера на вѣки исчезли. Сыновья рыбаковъ становились рабами земли. Внукъ поднималъ руку, вооруженную камнемъ, на дѣда. На озерѣ виднѣлись баркасы, нагруженные углемъ. Рисовыя поля распростирались во всѣ стороны, врѣзывались въ озеро, высасывая его воду, вторгались въ лѣсъ, пролагая въ немъ большія просѣки. О Боже! Лучше ужъ умереть, чѣмъ видѣть все это, чѣмъ присутствовать при гибели міра, который онъ считалъ вѣчнымъ.
   Чужой среди своихъ, онъ питалъ сильную любовь только къ матери -- Альбуферѣ. Каждый день наблюдалъ онъ за ней, какъ будто хотѣлъ на сѣтчатой оболочкѣ своихъ хитрыхъ и живыхъ глазъ сильнаго старика, сохранить отпечатокъ всей воды озера и всѣхъ безчисленныхъ деревьевъ Деесы.
   Паденье каждой сосны въ лѣсу онъ немедленно же замѣчалъ на большомъ разстояніи, съ самой середины озера. Еще одна! Пустое мѣсто, которое оставалось въ зеленой чащѣ, вызывало въ немъ такое же грустное настроеніе, какъ будто онъ смотритъ въ пропасть могилы. Онъ проклиналъ арендаторовъ Альбуферы, этихъ ненасытныхъ разбойниковъ. Обитатели Пальмара воровали, правда, дерево въ лѣсу, на ихъ очагѣ горѣли только дрова изъ Деесы, однако они довольствовались кустарникомъ, упавшими сухими стволами. А эти незримые сеньоры, обнаруживавшіе свое присутствіе только путемъ ружья стражника или судейскихъ фокусовъ, съ величайшимъ спокойствіемъ срубали старыя деревья, гигантовъ, которые видѣли его, когда онъ былъ еще маленькимъ и ползалъ въ баркѣ. Они были уже огромными, когда его отецъ, первый Г_о_л_у_б_ь, жилъ среди дикой Альбуферы, убивая ударами камышевой палки змѣй, кишѣвшихъ на берегу, все же болѣе симпатичныхъ, чѣмъ современные люди.
   Грустя о гибели стараго міра, онъ уходилъ въ самые дикіе уголки, куда не проникли еще люди -- эксплуататоры. Видъ старой норіи возбуждалъ въ немъ дрожь, и онъ глядѣлъ съ волненіемъ на черное, разъѣденное червями колесо, на пустыя, поломанныя бадьи, полныя соломы, откуда, замѣтивъ его приближеніе, толпою выпрыгивали крысы. То были развалины мертвой Альбуферы, подобно ему самому, воспоминанія о лучшемъ прошломъ.
   Желая отдохнуть, онъ причаливалъ къ равнинѣ Санча, къ лагунамъ съ ихъ липкой поверхностью и высокимъ камышемъ. И созерцая мрачный зеленый пейзажъ, гдѣ, казалось, все еще трещатъ кольца легендарнаго чудовища, онъ наслаждался мыслью, что есть хоть одинъ кусокъ земли, незапятнанный жадностью современныхъ людей, въ рядахъ которыхъ -- увы!-- находился и его собственный сынъ.
  

III.

  
   Когда дядюшка Г_о_л_у_б_ь отказался отъ суроваго воспитанія внука, послѣдній вздохнулъ съ облегченіемъ.
   Онъ скучалъ, сопровождая отца на поля Салера и съ безпокойствомъ думалъ о своемъ будущемъ, видя, какъ тотъ стоялъ на илистой почвѣ рисоваго поля, среди піявокіъ и жабъ, съ мокрыми ногами и сожженнымъ солнцемъ тѣломъ. Его инстинктъ лѣниваго мальчика возмущался. Нѣтъ, онъ не послѣдуетъ примѣру отца, онъ не будетъ обрабатывать поле. Быть карабинеромъ, чтобы имѣть возможность растянуться на пескѣ берега, или жандармомъ, въ родѣ тѣхъ, что приходили изъ уэрты Русафы съ желтьми ремешками и съ бѣлой покрышкой на затылкѣ, казалось ему интереснѣе, чѣмъ обрабатывать рисовыя поля, обливаясь потомъ, стоя въ водѣ, съ ногами распухшими оть укусовъ.
   Въ первое время, когда онъ сопровождалъ дѣда на Альбуферу, онъ считалъ такую жизнь сносной. Ему нравилось бродить по озеру, ѣхать, куда глаза глядятъ безъ опредѣленной цѣли, изъ одного канала въ другой, останавливаясь посрединѣ Альбуферы, чтобы поболтать съ рыбаками. Иногда онъ выходилъ на островки и свистомъ раздражалъ одиноко бродившихъ быковъ. Иногда онъ входилъ въ Деесу, собирая ежевику или разрушая кроличьи норы, ища въ нихъ молодыхъ кроликовъ. Дѣдъ хвалилъ его, когда онъ подстерегалъ спавшую лысуху или "зеленую шейку" и укладывалъ ихъ вѣрнымъ выстрѣломъ изъ ружья...
   Еще больше ему нравилось лежать по цѣлымъ часамъ въ баркѣ на спинѣ, слушая разсказы дѣда о прошлыхъ временахъ. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь вспоминалъ о самыхъ замѣчательныхъ событіяхъ своей жизни, о своемъ обращеньи съ важными особами, о контрабандистскихъ набѣгахъ во время юности, не обходившихся безъ стрѣльбы, или, углубляясь въ свои воспоминанія, онъ говорилъ объ отцѣ, первомъ Г_о_л_у_б_ѣ, повторяя то, что въ свою очередь слышалъ отъ него.
   Этотъ рыбакъ былыхъ временъ, никогда не покидавшій Альбуферы, былъ свидѣтелемъ великихъ событій. И дядюшка Г_о_л_у_б_ь разсказывалъ внуку о путешествіи къ Альбуферѣ Карлоса IV и его супруги, когда онъ самъ еще и не родился на свѣтъ. Это однако нисколько не мѣшало ему описать Тонету большія палатки съ флагами и коврами, воздвигнутыя между соснами Деесы для королевскаго пиршества, музыкантовъ, своры собакъ, лакеевъ съ напудренными париками, сторожившихъ телѣги съ съѣстными припасами. Король въ охотничьемъ костюмѣ обходилъ стрѣлковъ -- крестьянъ изъ Альбуферы, почти обнаженныхъ, вооруженныхъ старыми пищалями, удивляясь ихъ подвигамъ, тогда какъ Марія Луиса гуляла въ тѣнистомъ лѣсу подъ руку съ дономъ Мануэлемъ Годой.
   И вспоминая объ этомъ знаменитомъ посѣщеніи, старикъ запѣвалъ пѣсенку, которой его научилъ отецъ:
  
                       Подъ тѣнью зеленой сосны
                       Говоритъ королю королева:
                       Люблю тебя очень, Карлитосъ,
                       Но больше люблю Мануэля.
  
   Его дрожавшій голосъ принималъ во время пѣнія насмѣшливое выраженіе, при каждомъ стихѣ онъ подмигивалъ, какъ тогда, когда обитатели Альбуферы придумали четверостишіе, мстя за экскурсію, которая своей пышностью казалась насмѣшкой надъ смиренной нищетой рыбаковъ.
   Эта счастливая для Тонета пора продолжалась недолго. Дѣдъ становился все требовательнѣе и деспотичнѣе. Видя, что внукъ наловчился управлять баркой, онъ уже не позволялъ ему бродить, когда захочется. Съ утра онъ поднималъ его на ловлю, точно засаживалъ въ темницу. Онъ долженъ былъ собрать опущенныя прошлой ночью большія сѣти, въ которыхъ извивались угри, и снова опустить ихъ: работа, требовавшая извѣстнаго напряженія, заставлявшая его стоять на краю барки подъ жгучими лучами солнца.
   Дѣдъ слѣдилъ неподвижно за работой мальчика, не оказывая ему помощи. Возвращаясь домой, старикъ растягивался на днѣ барки, какъ илвалидъ, предосгавляя вести ее внуку, который задыхался, дѣйствуя весломъ. Рыбаки издали привѣтствовали морщинистое лицо дядюшки Г_о_л_у_б_я, показывавшееся у края барки. "Ахъ, хитрецъ. Какъ удобно онъ устроился! Бездѣльничаетъ, какъ пальмарскій попъ, а бѣдный внукъ обливается потомъ, работая весломъ!" Дѣдъ возражалъ съ авторитетностью учителя: "Такъ учатся люди! Точно такъ же его самого училъ отецъ!"
   Потомъ наступало время ловли острогой: поѣздка по озеру отъ заката и до восхода солнца, въ темнотѣ зимнихъ ночей. Тонетъ присматривалъ на носу за кучей сухихъ листьевъ, горѣвшихъ, какъ факелъ, распространяя по черной водѣ широкую кровавую полосу. Дѣдъ становился на кормѣ съ острогой въ рукѣ: это былъ желѣзный трезубецъ съ острымъ концомъ, страшное орудіе, которое впившись въ предметъ могло быть оторвано только съ большими усиліями и страшными слѣдами разрушенія. Свѣтъ проникалъ до самаго дна озера. Ясно выступали раковины, водоросли, цѣлый таинственный міръ, незримый днемъ. Вода была такъ прозрачна, что, казалось, барка носится въ воздухѣ. Обманутыя свѣтомъ рыбы слѣпо бросались на красное сіяніе и -- цапъ!-- каждымъ ударомъ дядюшка Г_о_л_у_б_ь вытаскивалъ изъ глубины жирную рыбу, отчаянно трепетавшую на концѣ остраго трезубца.
   Этотъ способъ рыбной ловли приводилъ Тонета на первыхъ порахъ въ восторгь. Однако мало-по-малу развлеченіе превратилось въ рабство и онъ начиналъ ненавидѣть озеро, съ тоской глядя на бѣлые домики Пальмара, выдѣлявшіеся на темной линіи тростниковъ.
   Съ завистью вспоминалъ онъ о первыхъ годахъ, когда свободный отъ всякихъ другихъ обязанностей, кромѣ посѣщенія школы, онъ бѣгалъ по всѣмъ уличкамъ деревушки, слыша, какъ всюду сосѣдки называли его хорошенькимъ и поздравляли мать.
   Тогда онъ былъ еще своимъ собственнымъ господиномъ. Больная мать говорила съ нимъ съ блѣдной улыбкой, извиняя всѣ его выходки, а П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ выносила всѣ его дерзости съ кротостью низшаго существа, съ благоговѣніемъ взирающаго на болѣе сильное. Кишѣвшая между хатами дѣтвора видѣла въ немъ своего предводителя и всѣ шли вдоль канала, бросая камнями въ утокъ, убѣгавшихъ, крякая подъ крики женщинъ.
   Разрывъ съ дѣдомъ обозначалъ возвращеніе къ старой вольной жизни. Онъ уже не будетъ уходить изъ Пальмара до зари, чтобы до ночи оставаться на озерѣ. Весь день былъ въ его распоряженіи въ этой деревушкѣ, гдѣ изъ мужчинъ оставались только священникъ, школьный учитель и начальникъ морскихъ карабинеровъ, который прогуливался съ своими свирѣпыми усами и краснымъ носомъ алкоголика на берегу канала, между тѣмъ, какъ женщины пряли въ дверяхъ, оставляя улицу въ распоряженіе дѣтишекъ.
   Освободившись отъ труда, Тонетъ возобновилъ старыя дружбы. У него было два товарища, родившіеся по сосѣдству: Нелета и П_і_а_в_к_а.
   Дѣвочка не имѣла отца. Ея мать была торговкой угрями въ городѣ. Въ полночь она нагружала свои корзины на баркасъ, именуемый "телѣгой угрей". По вечерамъ она возвращалась въ Пальмаръ, рыхлая и тучная, утомленная дневнымъ путешествіемъ, ссорами и торгомъ на рынкѣ. Бѣдная женщина ложилась до наступленія ночи, чтобы встать съ первыми звѣздами и такая ненормальная жизнь не позволяла ей заботиться о дочери. Дѣвочка росла на попеченіи сосѣдокъ и главнымъ образомъ матери Тонета, часто дававшей ей поѣсть и обращавшейся съ ней, какъ съ новой дочкой. Дѣвочка была однако менѣе послушна, чѣмъ П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, и предпочитала сопровождать Тонета въ его экскурсіяхъ, вмѣсто того, что по цѣлымъ часамъ сидѣть и учиться вязать сѣти.
   П_і_а_в_к_а носилъ ту же кличку, какъ его отецъ, самый знаменитый пьяница во всей Альбуферѣ, маленькій старичокъ, высохшій отъ долголѣтняго пьянства. Оставшись вдовцомъ, съ однимъ только сыномъ, маленькимъ Піавочкой, онъ отдался алкоголю, и народъ видя, какъ онъ жадно и безпокойно посасываетъ вино, сравнилъ его съ піавкой, создавъ такимъ образомъ его кличку.
   По цѣлымъ недѣлямъ онъ пропадалъ изъ Пальмара. Порой бывало извѣстно, что онъ бродилъ по деревушкамъ материка, прося милостыню у богатыхъ крестьянъ Катаррохи и Массонасы и высыпаясь въ амбарахъ. Когда онъ долгое время проживалъ въ Пальмарѣ, по ночамъ исчезали изъ каналовъ сѣти, верши опорожнялись до прихода ихъ хозяевъ, и не одна сосѣдка, считая своихъ утокъ, съ крикомъ и плачемъ удостовѣрялась въ пропажѣ одной изъ нихъ. Карабинеръ громко кашлялъ и такъ близко подходилъ къ П_і_а_в_к_ѣ, какъ будто хотѣлъ ткнутъ ему въ глаза свои большіе усы. Пьяница протестовалъ, призывая въ свидѣтели святыхъ, за неимѣніемъ болѣе достовѣрныхъ поручителей. Просто это интриги! Людиотятъ его погубить, какъ будто недостаточно онъ уже несчастенъ и бѣденъ, обитая въ худшей хатѣ деревушки! И чтобы успокоить свирѣпаго представителя закона, не разъ выпивавшаго рядомъ съ нимъ и только не признававшаго своихъ друзей за стѣнами трактира, онъ перекочевывалъ на друтой берегъ Альбуферы, не возвращаясь въ Пальмаръ впродолженіи нѣсколькихъ недѣль.
   Сынъ его отказывался слѣдовать за нимъ во время этихъ экспедицій. Родившись въ собачьей конурѣ, гдѣ никогда не видно было хлѣба, онъ съ дѣтскихъ лѣтъ пріучился самъ доставать себѣ пищу и вмѣсто того, чтобы сопровождать отца, старался, напротивъ, уйти отъ него, чтобы не дѣлиться съ нимъ плодами своей хитрости и ловкости.
   Когда рыбаки садились за столъ, они видѣли, какъ взадъ и впередъ передъ дверью хаты ходитъ чья-то меланхолическая тѣнь. Она, наконецъ, останавливалась у одного изъ косяковъ двери, склонивъ голову и глядя исподлобья, какъ молодой быкъ, готовый къ нападенію.
   Это былъ П_і_а_в_о_ч_к_а, который обнаруживалъ свой голодъ съ лицемѣрнымъ выраженіемъ смиренія и стыдливости, тогда какъ въ его плутовскихъ глазахъ блистало желаніе завладѣть всѣмъ, что онъ видѣлъ.
   Появленіе его произіводило впечатлѣніе! Бѣдный мальчуганъ! И ловя на лету полуобглоданную кость лысухи, кусокъ линя или черстваго хлѣба, онъ набивалъ себѣ желудокъ, переходя отъ двери къ двери. Когда собаки съ глухимъ лаемъ подбѣгали къ одному изъ трактировъ Пальмара, П_і_а_в_о_ч_к_а также бѣжалъ туда, какъ будто былъ посвященъ въ тайну. То были охотники, стряпавшіе рисъ съ говядиной, люди изъ Валенсіи, пріѣхавшіе на озоро, чтобы съѣсть знаменитое блюдо: "чеснокъ и перецъ". Когда пріѣзжіе, усѣвшись передъ столикомъ трактира, принимались между ѣдой защищаться отъ натиска голодныхъ собакъ, имъ помогалъ мальчикъ въ лохмотьяхъ, которому и удавалось путемъ улыбокъ и отпугиванія злыхъ собакъ остаться хозяиномъ остатковъ сковороды. Отъ карабинера онъ получилъ старую солдатскую шляпу, полицейскій подарилъ ему брюки утонувшаго въ тростникахъ охотника. Его всегда босыя ноги были настолько же сильны, насколько слабы были его руки, никогда не дѣйствовавшія ни шестомъ, ни весломъ.
   Грязный, голодный П_і_а_в_к_а, на каждомъ шагу бѣшено чесавшій голову подъ грязной шляпой, пользовался большимъ авторитетомъ среди дѣтворы. Тонетъ былъ сильнѣе его, легко расправлялся съ нимъ и всетаки считалъ себя ниже и слѣдовалъ всѣмъ его указаніямъ.
   Это былъ авторитетъ человѣка, умѣвшаго существовать за собственный счетъ, не нуждаясь ни въ чьей помощи. Дѣтишки смотрѣли на него съ нѣкоторой завистью, такъ какъ ему не приходилось бояться отцовскихъ выговоровъ и у него не было никакихъ обязанностей. Къ тому же его выходки очаровывали, и малыши, получавшіе дома за малѣйшую неосмотрительность хорошую пощечину, считали себя настоящими мужчинами, сопровождая этого мошенника, который на все смотрѣлъ, какъ на свое, и пользовался всѣмъ: не было такого оставленнаго въ баркахъ предмета, который онъ не дѣлалъ своею собственностью.
   Онъ объявилъ открытую войну всѣмъ обитателямъ воздуха, такъ какъ ихъ легче было ловить, нежели обитателей озера. Удивительно умнымъ способомъ собственнаго изобрѣтенія охотился онъ за такъ называемыми мавританскими воробьями, опустошающими Альбуферу. Крестьяне боятся ихъ, какъ злой чумы, такъ какъ они поѣдаютъ значительную часть риса. Лучшимъ его временемъ было лѣто, когда было изобиліе маленькихъ озерныхъ чаекъ, которыхъ онъ ловилъ сѣтью.
   Внукъ дядюшки Г_о_л_у_б_я помогалъ ему при этой работѣ. Они были на половинныхъ началахъ, важно заявлялъ Тонетъ, и оба мальчика по цѣлымъ часамъ подстерегали на берегу озера птицъ, дергая за веревочку и уловляя въ сѣти неосторожныхъ. Наловивъ порядочную добычу, П_і_а_в_к_а смѣлый путникъ, отправлялся по дорогѣ въ Валенсію съ сѣтью черезъ плечо, а въ ней чайки махали своими темными крылышками и съ отчаяніемъ выставляли бѣлое брюшко. Маленькій разбойникъ ходилъ по ближайшимъ къ рыбному рынку улицамъ, выкрикивая своихъ птицъ и городскіе мальчики сбѣгались, чтобы купить чаекъ, привязать къ ихъ лапкамъ веревку, и заставитъ ихъ летать на перекресткахъ.
   На обратномъ пути между компаньонами начинались пререканія, приводившія къ полному коммерческому разрыву. Съ такимъ жуликомъ положительно нельзя сводить счеты! Тонетъ билъ, билъ П_і_а_в_к_у, но не получалъ ни одного очаво изъ полученныхъ за продажу денегь. Легковѣрный, подчиняясь его хитрости, онъ однако снова приходилъ къ нему въ хату, полуразрушенную и безъ дверей, гдѣ тотъ спалъ одинъ большую часть года.
   Когда П_і_а_в_к_ѣ исполнилось одиннадцать лѣтъ, онъ пересталъ водиться съ своими прежними друзьями. Его инстинктъ паразита побуждалъ его посѣщать церковь, ибо это былъ лучшій путь втереться въ домъ священника.
   Въ такой деревушкѣ, какъ Пальмаръ, попъ былъ бѣденъ, какъ любой рыбакъ, но П_і_а_в_к_а испытывалъ невольную тягу къ вину въ церковныхъ сосудахъ: о немъ говорили въ трактирѣ съ большимъ восторгомъ, какъ онъ самъ слышалъ. Къ тому же лѣтомъ, когда оэеро, казалось, кипѣло подъ лучами солнца, маленькая церковка казалась ему заколдованнымъ дворцомъ съ ея сумеречнымъ свѣтомъ, проникавшимъ сквозь зеленыя окна, ея стѣнами, выштукатуренными въ бѣлый цвѣтъ, и поломъ изъ красныхъ кирпичей, дышавшимъ влагой болотистой почвы.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь, презиравшій маленькаго разбойника за его ненависть къ труду рыбака, вознегодовалъ, когда узналъ о его новой привязанности. Ахъ, бродяга, бродяга! И какъ онъ умѣетъ выбрать себѣ занятіе!
   Когда священникъ отправлялся въ Валенсію, П_і_а_в_к_а носилъ за нимъ до барки корзину, наполненную бѣльемъ и платьемъ и шелъ по берегу прощаясь съ нимъ съ такой нѣжностью, словно больше не увидитъ его. Онъ помогалъ служанкѣ въ хозяйствѣ, приносилъ дрова изъ Деесы, воду изъ ключей, бившихъ на днѣ озера, и испытывалъ сладкую дрожь, какъ сластолюбивый котъ, когда въ маленькомъ помѣщеніи, служившемъ ризницей, одинъ, въ безмолвіи, уничтожалъ остатки обѣда священника. По утрамъ, звоня въ колоколъ, пробуждавшій деревушку, онъ испытывалъ гордость своимъ положеніемъ. Удары, которыми священникъ оживлялъ его энергію, казались ему знаками отличія, возносившими его высоко надъ товарищами.
   Порою страсть къ этой нелегкой жизни подъ сѣнью церкви ослабѣвала, уступая мѣсто тоскѣ по старой бродячей жизни. Тогда онъ отыскивалъ Нелету и Тонета и они вмѣстѣ устраивали прежнія игры, бѣгали по берегу, до самой Деесы, представлявшейся этимъ простоватымъ товарищамъ концомъ свѣта.
   Однажды осенью подъ вечеръ мать Тонета послала ихъ въ лѣсъ за дровами. Вмѣсто того, чтобы надоѣдать ей, возясь въ хатѣ, они могли бы быть полезными, притащивъ нѣсколько охапокъ сучьевъ, такъ какъ зима была недалека.
   Они отправились втроемъ. Дееса цвѣла и благоухала, какъ садъ. Подъ нѣжными лучами почти лѣтняго солнца кустарники покрывались цвѣтами и надъ ними блестѣли насѣкомыя, словно золотыя почки, порхая съ глухимъ стрекотомъ. Вѣковыя покривившіяся сосны тгржественно шумѣли верхушками и подъ ихъ сводами распространялся нѣжный полумракъ, словно въ огромномъ соборѣ. Порой между двумя стволами просачивался лучъ солнца, какъ будто проходя черезъ окно.
   Каждый разъ, когда Тонетъ и Нелета проникали въ Деесу, они чувствовали себя во власти одного и того же настроенія. Они испытывали страхъ, не зная, передъ чѣмъ. Они точно находились въ волшебномъ замкѣ великана, который вотъ-вотъ можетъ появиться.
   Они шли по извилистымъ лѣснымъ тропинкамъ, то спрятанные кустарникомъ, волновавшимся надъ ихъ головами, то вдругъ, всходя на самую высокую дюну, съ которой сквозь колоннаду стволовъ открывался видъ на огромное зеркало озера, испещренное барками, маленькими, какъ мухи. Ноги ихъ тонули въ землѣ, покрытой корой затвердѣвшаго навоза. При шумѣ ихъ шаговъ, при малѣйшемъ ихъ крикѣ кустарники содрагались отъ бѣшеной скачки незримыхъ звѣрей. То были кролики, которые убѣгали. Издали доносился звонъ колокольчиковъ стадъ коровъ, пасшихся по направленію къ морю.
   Дѣти казались опьяненными тишиной и благоуханіемъ яснаго вечера. Когда они посѣщали лѣсъ въ зимніе дни, то все -- и сухіе, голые кустарники и холодный вѣтеръ, дувшій съ моря такъ, что рукамъ становилось морозно, наконецъ весь трагическій видъ Деесы при сѣромъ освѣщеніи затянутаго тучами неба -- все заставляло ихъ быстро набрать сучьевъ на самой опушкѣ, чтобы потомъ безъ передышки бѣжать до самаго Пальмара.
   Но въ этотъ вечеръ они шли храбро впередъ, желая исходить весь лѣсъ, хотя бы имъ пришлось дойти до края свѣта.
   Ихъ путь былъ полонъ неожиданностей. Нелета съ инстинктами женщины, которая стремится быть какъ можно красивѣе, вмѣсто того чтобы искать сухіе сучья, рвала вѣтки мирта и украшала ими свои нечесаные волосы. Потомъ срывала вѣтки мяты и другихъ душистыхъ растеній, покрытыхъ цвѣтами, пряный запахъ которыхъ опьянялъ ее. Тонетъ собиралъ лѣсные колокольчики и, свивъ изъ нихъ вѣнокъ, клалъ его на ея лохматую головку. Со смѣхомъ указывалъ онъ, какъ она похожа на головки, нарисованныя надъ алтарями въ церкви Пальмара. П_і_а_в_к_а искалъ своей мордочкой паразита чего-нибудь съѣдобнаго въ этой сіявшей и благоухавшей природѣ. Онъ проглатывалъ красныя ягоды д_и_к_о_й в_и_ш_н_и и съ силой, которая могла быть объяснена только голодомъ, вырывалъ изъ земли капустныя пальмы, ища горькій стволъ, подъ мясистыми волокнами котораго находились нѣжныя сладкія сѣмена. Въ лѣсныхъ просѣкахъ, низменностяхъ, лишенныхъ деревьевъ, такъ какъ въ продолженіи зимы ихъ покрывала вода, порхали стрекозы и бабочки. Бѣгая, дѣти получали царапины въ ноги отъ кустарниковъ, уколы отъ остраго, какъ копья, камыша, но они смѣялись надъ болью и шли дальше, восхищенные красотой лѣса. На тропинкахъ встрѣчали они короткихъ, толстыхъ и блестящихъ червяковъ, словно живые цвѣты, двигавшіеся ло землѣ волнообразными нервными движеніями. Они поднимали пальцами этихъ гусеницъ, глядя на нихъ, какъ на таинственныя существа, природы которыхъ они не въ силахъ разгадать, и снова клали на землю, слѣдя на четверенькахъ за ихъ волнообразными движеніями, пока они не скрывались въ кустахъ. Они бѣгали за стрекозами и всѣ трое смотрѣли съ восхищеніемъ на нервный полетъ самыхъ обычныхъ, красныхъ, а также на другихъ, одѣтыхъ какъ волшебницы, съ серебряными крылышками, зеленой спинкой и золотой грудкой.
   Бродя на авось, въ самой серединѣ лѣса, куда они никогда не заходили, они замѣтили вдругъ, какъ измѣнился пейзажъ. Они проникли въ кусты, росшіе въ ущельяхъ, и вдругъ очутились въ темномъ сумракѣ. Съ каждымъ шагомъ слышался все ближе безпростанный ревъ. То было морк, бившееся о берегъ по ту сторону цѣпи дюнъ, замыкавшихъ горизонтъ.
   Сосны не были здѣсь такими прямыми и важными, какъ ближе къ озеру. Стволы ихъ покривились, сучья были почти бѣлыми и верхушки опускались внизъ. Всѣ деревья склонились въ одномъ направленіи, точно въ глубокомъ безмолвіи вечера пронесся невидимый морской вѣтеръ. Во время бурь онъ яростно налеталъ на эту часть лѣса, придавая ей мрачный видъ.
   Дѣти повернули назадъ. Они много слыхали объ этой части Деесы, самой дикой и опасной.-- Безмолвіе и неподвижность кустовъ нагоняли на нихъ страхъ. Тамъ скользили большія змѣи, преслѣдуемыя сторожами Деесы, и паслись дикіе быки, уединявшіеся отъ стада, заставляя охотниковъ заряжать ружья крупной солью, чаюбы, не убивая, вспугнуть ихъ.
   П_і_а_в_к_а, лучше другихъ знавшій Деесу, велъ своихъ товарищей къ озеру, но встрѣчавшіяся на дорогѣ капустныя пальмы заставляли его сбиваться съ дороги.
   Наступала ночь. Нелета начинала безпокоиться, видя, какъ въ лѣсу становится темно. Оба мальчика смѣялись. Сосны образовывали огромный домъ, въ которомъ было темно, какъ въ ихъ хатахъ, когда солнце еще не совсѣмъ зашло, тогда какъ за лѣсомъ было еще свѣтло. Нечего спѣшить! И они продолжали искать капустныя пальмы. Дѣвочка успокаиваласъ, когда Тонетъ угощалъ ее сладкими сѣменами и отставала, высасывая ихъ. Когда на поворотѣ тропинки, она увидѣла себя одинокой, она поспѣшила присоединиться къ мальчикамъ.
   Теперъ въ самомъ дѣлѣ наступила ночь... Таково было мнѣніе П_і_а_в_к_и, знавшаго Деесу. Вдали уже не слышались колокольчики стада. Надо поскорѣе выбраться изъ лѣса, собравъ предварительно сучья, а то дома влетитъ. И они принялись искать сухіе сучья у корней сосенъ, въ кустахъ. Быстро собрали три маленькія связки и отправились ощупью въ темнотѣ. Еще нѣсколько шаговъ и наступилъ полный мракъ. Въ той сторонѣ, гдѣ должна была лежать Альбуфера, виднѣлось словно зарево потухавшаго пожара, тогда какъ въ лѣсу стволы и кусты едва выступали на темномъ фонѣ, какъ еще болѣе темныя тѣни.
   П_і_а_в_к_а терялъ прежнее спокойствіе. Онъ не зналъ, куда шелъ. Сбившись съ тропинки, они спотыкались о колючій кустарникъ, рвавшій ихъ ноги. Нелета вздыхала отъ страха, вскрикнула и упала... Ударившись о корни сосны, перерѣзавшіе дорогу, она ранила себѣ ногу. П_і_а_в_к_а настаивалъ на продолженіи пути, на томъ, чтобы бросить на произволъ судьбы неповоротливую дѣвочку, умѣющую только нюни распускатъ. Дѣвочка тихо плакала, словно боясь нарушить безмолвіе лѣса, и привлечь вниманіе ужасныхъ звѣрей, населявшихъ темноту, а Тонетъ потихонько грозилъ П_і_а_в_к_ѣ сказочнымъ количествомъ щелчковъ и пощечинъ, если онъ не останется съ ними въ качествѣ проводника.
   Шли они медленно, ощупывая ногами почву. Уже не встрѣчались имъ кустарники. Подъ ними была вязкая тродинка. Однако на всѣ замѣчанія Тонетъ уже не получалъ отвѣта отъ спутника, которыи шелъ впереди.
   -- Піавка! Піавка!
   Шорохъ ломающихся сучьевъ и задѣтыхъ во время бѣга кустарниковъ былъ единственнымъ отвѣтомъ: точно спасался дикій звѣрь. Тонетъ въ бѣшенствѣ закричалъ: Ахъ, разбойникъ! Онъ бѣжалъ, чтобы скорѣе выйти изъ лѣса, не хотѣлъ итги съ товарищами, что бы не помогать Нелетѣ. Когда дѣти остались вдвоемъ, они сразу почувствовали, какъ ихъ покидаютъ послѣдніе остатки сдокойствія. Такой опытный бродяга, какъ П_і_а_в_к_а, былъ для нихъ большой помощью. Испуганная Нелета, забывая всякое благоразуміе, громко плакала, и ея рыданія раздавались въ безмолвіи лѣса, казавшагося безпредѣльнымъ. Страхъ подруги вновь возбудилъ энергію Тонета. Обнявъ одной рукои дѣвочку, онъ поддерживалъ и ободрялъ ее, спрашивалъ, можетъ ли она итти, хочетъ ли она слѣдовать за нимъ все дальше, хотя бѣдный мальчикъ и не зналъ, куда.
   Долго они стояли, прижавшись другъ къ другу: она -- рыдая, онъ охваченный страхомъ безвѣстнос, стараясь однако его пересилить.
   Что-то липкое и холодное пронеслось мимо нихъ, коснувшись лица. Быть можетъ, летучая мышь: и это прикосновеніе, бросавшее ихъ въ дрожь, вывело ихъ изъ печальнаго бездѣйствія. Снова они принялись быстро шагать, падая и снова поднимаясь, натыкаясь на кустарникъ, сталкиваясь съ деревьями, пугаясь шумовъ, которые побуждали ихъ ускорять бѣгство. Оба думали объ одномъ и томъ же, но скрывали свою мысль изъ инстинктивной боязни увеличить страхъ. Въ ихъ памяти вставалъ образъ С_а_н_ч_и. Проходили цѣлымъ роемъ легенды озера, слышанныя ночью у очага хаты, и дотрогиваясь руками до стволовъ, они думали что прикасаются къ чешуйчатой холодной кожѣ огромныхъ гадовъ. Крики лысухъ, доносившіеся издали изъ тростника на озерѣ, казались имъ жалобнымъ стономъ убиваемыхъ. Ихъ безумное бѣгство сквозь кустарники, трескъ сучьевъ, шорохъ травы пробуждали въ темныхъ кустахъ таинственныя существа, которыя убѣгали, шурша сухими листьями.
   Они дошли до большой просѣки, совершенно не представляя себѣ, въ какомъ мѣстѣ безграничнаго лѣса они находятся. Здѣсь, на открытомъ мѣстѣ было не такъ темно. Наверху простиралось темно-голубое небо кое-гдѣ свѣтло блестѣвшее, словно большое полотно, растянутое надъ темной массой лѣса, окружавшаго равнину. Дѣти остановились на этомъ свѣтломъ и спокойномъ островкѣ. У нихъ не было больше силъ продолжать путь. Они дрожали отъ страха передъ темной чащей деревьевъ, двигавшихся во всѣ стороны, какъ море волнующихся тѣней. Они сѣли, тѣсно обнявшись. словно прикосновеніе ихъ тѣлъ вливало въ нихъ бодрость. Нелета перестала плакать. Побѣжденная печалью и утомленіемъ, она склонила головку на плечо друга и тихо вздыхала. Тонетъ озирался кругомъ, точно больше лѣсного мрака его безпокоилъ этотъ сумеречный свѣтъ, въ которомъ ему то и дѣло мерешился силуэтъ дикаго звѣря, врага заблудившихся дѣтей. Въ безмолвіи раздавалось кукованіе кукушки, лягушки въ ближнемъ болотѣ, умолкшія при ихъ появленіи, снова обрѣтали мужество и затягивали свою пѣснь, надоѣдливые большіе москиты жужжали вокругъ ихъ головъ, обозначаясь въ полумракѣ въ видѣ темной стрекочущей тучи.
   Дѣти постепенно успокоились. Здѣсь было совсѣмъ недурно. Можно было переночевать. Теплота ихъ плотно прижавшихся тѣлъ, казалось, вливала въ нихъ новую жизнь, заставляя забывать о своемъ страхѣ и безумномъ бѣгствѣ сквозь чащу лѣса.
   Надъ верхушками сосенъ, по направленію къ морю, показалась свѣтлая полоса. Казалось, звѣзды гаснутъ, погружаясь въ молочныя волны. Возбужденныя таинственностью лѣса, дѣти съ тревогой смотрѣли на это явленіе, точно кто-то прилетѣлъ къ нимъ на помощь, окруженный свѣтлымъ ореоломъ. Вѣтки сосенъ съ ихъ кружевной зеленой тканью выдѣлялись чернымъ рисункомъ на свѣтломъ фонѣ. Надъ сводами лѣса вспыхнуло что-то блестящее, въ видѣ сначала маленькой слегка изогнутой линіи, похожей на серебряную бровь, потомъ свѣтящаго полукруга и наконецъ огромнаго лица, нѣжнаго цвѣта меда, распространявшаго между ближайшими звѣздами свое сіяніе. Казалосъ, луна улыбается дѣтямъ, взиравшимъ на нее съ благоговѣніемъ маленькихъ дикарей.
   Лѣсъ измѣнился, какъ только показался полнощекій ликъ луны, отъ которой тростники заблестѣли, какъ серебряные хлысты. У корней каждаго дерева простиралаоь безпокойная черная тѣнь. Казалось, лѣсъ растетъ, удваивается, словно на свѣтящейся землѣ выростаетъ другой призрачный лѣсъ.
   Дикіе соловьи озера, такъ страстно любящіе свободу, что умираютъ, если ихъ посадить въ клѣтку, запѣли во всѣхъ концахъ просѣки и даже москиты жужжали нѣжнѣе въ насыщенномъ свѣтомъ уголкѣ.
   Приключеніе начинало казаться обоимъ дѣтямъ интереснымъ.
   Нелета уже не чувствовала боли въ ногѣ и спокойно говорила на ухо своему спутнику. Преждевременно развившійся инстинктъ женщины, хитрость брошенной, бродячей кошечки давала ей большое преимущество передъ Тонетомъ. Они останутся въ лѣсу! Не правда-ли? Завтра, вернувшись домой, они найдутъ предлогъ объяенить свое приключеніе. П_і_а_в_к_а пусть за все отвѣчаетъ! Они переночуютъ здѣсь и увидятъ то, чего никогда еще не видали. Они будутъ спать вмѣстѣ, будутъ какъ мужъ и жена. И въ своей наивности они дрожа произносили эти слова, еще тѣснѣе прижимаясь другъ къ другу, какъ будто инстинктъ имъ подсказывалъ, что пробуждавшаяся нѣжность требуетъ, чтобы они какъ можно яснѣе ощущали теплоту своихъ тѣлъ.
   Тонетъ испытывалъ странное необъяснимое опьяненіе. Никогда еще тѣло подруги, которую онъ такъ часто билъ во время грубыхъ игръ, не обладало такой пріятной теплотой, которая, казалось, распространялась по его жиламъ и ударяла ему въ голову, возбуждая такое же волненіе, какъ чарка вина, которой его угощалъ въ трактирѣ дѣдъ. Онъ смотрѣлъ безцѣльно передъ собой, но все его вниманіе было поглощено головкой Нелеты, тяжело лежавшей на его плечѣ, и нѣжнымъ дыханіемъ ея рта, обдававшимъ его шею, точно ее щекочетъ чья-то бархатная рука. Оба молчали и безмолвіе только увеличивало чары минуты. Нелета открыла свои зеленые глаза, въ глубинѣ которыхъ луна отражалась, какъ капля росы, и принявъ болѣе удобную позу, снова закрыла ихъ.
   -- Тонетъ... Тонетъ!-- шептала она, какъ во снѣ, прижимаясь къ товарищу.
   Сколько могло быть времени? Мальчикъ чувствовалъ, какъ смыкались глаза не столько оть сна, сколько отъ страннаго опьяненія, которое, казалось, подавляло его. Изъ всѣхъ шороховъ лѣса онъ слышалъ только жужжанье москитовъ, летавшихъ, какъ облака, надъ грубой кожей дѣтей озера. Это былъ странный концертъ, который усыплялъ ихъ, укачивая на волнахъ перваго сна. Одни пѣли, какъ писклявыя скрипки, до безконечности растягивая одну ноту, другіе, болѣе важные, пробовали цѣлую гамму, а огромные и жирные издавали глухой дрожащій звукъ, словно низкіе контрабасы или далекій бой часовъ. На слѣдующее утро сжигая ихъ лица, разбудило ихъ солнце, и лай собаки стражника, которая приблизила свою морду вплотную къ ихъ головамъ. Они находались на самой границѣ Деесы и до Пальмара было всего нѣсколько шаговъ.
   Мать Тонета всегда добрая и грустная, побѣжала за нимъ съ весломъ въ рукѣ, чтобы вознаградить себя за безпокойную ночь, и слегка побила его, несмотря на его быстроту. До пріѣзда матери Нелеты въ "телѣгѣ угрей", она на всякій случай побила и ея дочку, чтобы та не пропадала больше въ лѣсу.
   Послѣ этого приключенія, вся деревня, точно по молчаливому соглашенію, называла Тонета и Нелету женихомъ и невѣстой. Словно связанные навсегда той ночью, проведенной въ лѣсу въ тѣсныхъ объятіяхъ, они искали другъ друга, и любили другъ друга, не высказывая своего чувства словами, какъ будто между ними было условлено, что они должны принадлежать другъ другу.
   Съ этимъ приключеніемъ кончилось ихъ дѣтство. Кончилась бѣготня, веселая, беззаботная жизнь безъ всякихъ обязанностей.
   Нелета стала вести ту же жизнь, что и мать: каждую ночь она отправлялась въ Валенсію съ корзинами угрей и возвращалась только на слѣдующій вечеръ. Тонетъ, видѣвшій ее только на мгновеніе при наступленіи ночи, работалъ съ отцомъ въ полѣ или ловилъ рыбу съ нимъ и съ дѣдомъ. Дядюшка Тони, ранѣе столь добрый, теперь, когда сынъ выросъ, былъ также требователенъ, какъ и дядюшка Г_о_л_у_б_ь, и Тонетъ, какъ примирившееся животное, исполнялъ нехотя свою работу. Его отецъ, этотъ упрямый герой земли, былъ непреклоненъ въ своихъ рѣшеніяхъ. Когда наступило время посѣва или жатвы риса, мальчикъ цѣлый день проводилъ на поляхъ Салера. Остальную часть года онъ ловилъ рыбу, иногда съ отцомъ, иногда съ дѣдомъ, допускавшимъ его, какъ товарища, въ свою барку, каждый разъ ругая однако собачью судьбу, по волѣ которой въ его семьѣ родятся такіе бродяги.
   Теперъ мальчикъ работалъ отъ скуки. Въ деревушкѣ не оставалось никого, съ кѣмъ онъ могъ бы водиться. Нелета была въ Валенсіи, а товарищи по играмъ, выросшіе, какъ и онъ самъ, обязанные зарабатывать себѣ насущный хлѣбъ, выѣзжали въ озеро вмѣстѣ съ отцами. Оставался П_і_а_в_к_а, но мошенникъ послѣ приключенія въ Деесѣ удалялся отъ Тонета, вспоминая встрепку, которой тотъ заплатилъ за измѣну, совершенную имъ той ночью.
   Какъ будто это событіе предрѣшило его будущее, бродяга искалъ себѣ прибѣжище въ домѣ священника, въ качествѣ его слуги, и спалъ какъ ообака за дверью, не думая объ отцѣ, который лишь изрѣдка появлялся въ заброшенной хатѣ, черезъ крышу которой падалъ дождь, какъ на открытомъ полѣ.
   Старый П_і_а_в_к_а нашелъ себѣ, наконецъ, промыселъ. Когда онъ бывалъ трезвъ, онъ посвящалъ себя охотѣ за выдрами. Ихъ число не доходило и до дюжины, такъ какъ ихъ испоконъ вѣка упорно преслѣдовали.
   Однажды вечеромъ, переваривая вино на берегу, онъ замѣтилъ на водѣ круги, кипѣніе и большіе пузыри. Ктото нырялъ, между сѣтями, замыкавшими каналъ, ища въ нихъ рыбу. Спустившись въ воду, съ шестомъ, который ему одолжили, онъ сталъ охотиться за темнымъ животнымъ, бѣгавшимъ по дну, пока ему не удалось убить его и взять,
   То была знаменитая -- выдра, о которой въ Пальмарѣ говорили, какъ о фантастическомъ существѣ, одна изъ тѣхъ выдръ, которыми когда-то кишѣло озеро, и которыя разрывали сѣти, такъ что было невозможно ловить рыбу.
   Старый бродяга считалъ себя теперь первымъ человѣкюмъ Альбуферы. Рыбачья община Пальмара обязана была по старымъ законамъ, занесеннымъ въ книги, хранившіяся у присяжнаго, выдавать за каждую пойманную выдру по одному дуро. Старикъ взялъ награду, но на этомъ не остановился. Животное было настоящимъ кладомъ! Онъ отправился показывать его въ гавани Катарохи и Сильи, и дошелъ въ своемъ тріумфальномъ шествіи вокругъ озера до Суеки и Кульеры.
   Со всѣхъ сторонъ его звали. Не было трактира, гдѣ бы его не принимали съ распрастертыми объятіями. Сюда, П_і_а_в_к_а! Пусть покажетъ звѣря, котораго убилъ! И бродяга послѣ нѣсколькихъ стакановъ вина любовно вынималъ изъ подъ плаща бѣдное животное, мягкое и вонючее, позволяя любоваться его шкурой, даже дотронуться до нея,-- но только съ большой осторожностью!-- чтобы удостовѣриться въ ея мягкости.
   Никогда руки отца не обнимали съ такой мягкостью и нѣжностью маленькаго сына, когда онъ родился на свѣтъ, какъ это животное! Прошло нѣсколько дней, народу надоѣла выдра, никто не давалъ за нея даже и чарки водки, не было ни одного трактира, который не старался бы отдѣлаться отъ П_і_а_в_к_и, какъ отъ зачумленнаго, ввиду нестерпимой вони, поднимавшейся изъ-подъ плаща отъ разлагавшагося животнаго. Прежде чѣмъ бросить животное, онъ извлекъ изъ него новую прибыль, запродавъ въ мастерскую для набивки чучелъ и объявилъ всему міру о своемъ новомъ призваніи. Онъ будетъ охотиться за выдрами.
   Онъ принялся искать вторую, какъ человѣкъ, находящійся въ поискахъ счастья. Награда, полученная отъ общины и недѣля безпрестанной, даровой вьшивки не исчезали изъ его памяти. Однако вторая выдра такъ и не попадалась. Иногда ему мерещилось, что онъ видитъ ее въ самыхъ отдаленныхъ каналахъ, но она немедленно же пряталась, словно всѣ представители этой семьи сообщили другъ другу о новомъ промыслѣ П_і_а_в_к_и. Съ отчаянія, онъ напивался въ счетъ тѣхъ выдръ, которыхъ убьетъ въ будущемъ, и уже пропилъ болѣе двухъ, когда однажды ночью рыбаки нашли его утонувшимъ въ каналѣ. Онъ поскользнулся въ пьяномъ видѣ, упалъ и не въ силахъ подняться остался навѣки въ водѣ подстерегать свою выдру.
   Послѣ смерти отца, сынъ его навсегда оотался въ домѣ священника., не возвращаясь больше въ хату. Въ Палъмарѣ одинъ священникъ смѣнялся другимъ. Въ это каторжное мѣсто шли только или отчаявшіеся или провинившіеся, стараясь какъ можно скорѣе выбраться изъ него. И всѣ священники, вступая во владѣніе бѣдной церковью, съ ней вмѣстѣ брали и П_і_а_в_к_у, какъ предметъ, необходимый для культа. Во всей деревнѣ только онъ умѣлъ помогать во время мессы. Онъ помнилъ всѣ облаченія, хранившіяся въ ризницѣ, количество дыръ, проѣденныхъ молью, и заплатъ и горѣлъ такимъ желаніемъ быть услужливымъ, что стоило господину только выразить приказаніе, какъ оно моментально исполнялось. Мысль о томъ, что онъ былъ единственнымъ человѣкомъ во всей деревнѣ, который не работалъ весломъ и не проводилъ ночи на Альбуферѣ, внушала ему нѣкоторую гордость и заставляла его свысока смотрѣть на остальныхъ.
   По воскресеніямъ рано утромъ онъ открывалъ шествіе съ крестомъ въ рукѣ, во главѣ церковной процессіи. Мужчины, женщины, и дѣти шли двумя длинными рядами по единственной улицѣ, медленнымъ шагомъ, съ пѣніемъ, потомъ къ берегу и одинокимъ хатамъ, чтобы продлить церемонію. Въ утреннихъ сумеркахъ блестѣли каналы, какъ полосы темной стали; по направленію къ морю облака окрашивались въ красный цвѣтъ, а мавританскіе воробьи летали цѣлыми стаями, поднимаясь съ крышъ садковъ, отвѣчая веселымъ чириканіемъ довольныхъ жизнью и свободой бродягъ на грустное, меланхолическое пѣніе вѣрующихъ.
   -- "Проснись христіанинъ!" -- пѣла процессія на улицѣ деревни и этотъ призывъ былъ комиченъ потому, что всѣ жители участвовали въ шествіи, и въ пустыхъ хатахъ бодроствовали только лаявшія собаки и пѣтухи, нарушавшіе печальную мелодію своимъ звонкимъ, какъ трубные звуки, пѣніемъ, привѣтствуя свѣтъ солнца и радость новаго дня. Идя въ рядахъ процессіи, Тонетъ съ бѣшенствомъ смотрѣлъ на стараго товарища, шедшаго во главѣ всѣхъ, точно генералъ, держа крестъ прямо, какъ знамя. Ахъ, разбойникъ! Вотъ кто сумѣлъ устроить жизнь по своему вкусу!
   Онъ самъ тѣмъ временемъ жилъ въ подчиненіи у отца, все болѣе серьезнаго и все менѣе общительнаго. По сущеетву добрый, отецъ становился, порой жестокимъ со своими, благодаря упрямой страсти къ труду. Времена были тяжелыя. Салерская земля не давала подъ рядъ двухъ хорошихъ уражаевъ, а проценты ростовщиковъ, къ помощи которыхъ дядюшка Тони прибѣгалъ, какъ къ пособному средству, поглащали большую часть его труда. Что же касается рыбной ловли, то семья Г_о_л_у_б_е_й всегда была неудачлива и вынимала во время жеребьевки самыя худшія мѣста. Къ тому же мать медленно чахла. Она находилась въ агоніи, жизнь таяла въ ней, какъ восковая свѣча, уходя сквозь рану ея измученнаго тѣла и только ея глаза блестѣли болѣзненнымъ блескомъ.
   Для Тонета началась печальная жизнь. Уже не будоражилъ онъ Пальмаръ своими дьявольскими выходками. Уже не цѣловали его сосѣдки, называя самымъ красивымъ мальчикомъ деревни, уже не его выбирали среди сверстниковъ въ день жеребьевки мѣстъ, чтобы вынуть жребіи изъ кожанаго мѣшка общины. Теперь онъ былъ мужчиной. Теперъ его желанія избалованнаго ребенка уже не принимались въ расчетъ домашними, напротивъ теперь приказывали ему. Онъ значилъ также мало, какъ и П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ и при малѣйшемъ возмущеніи поднималась угрожающе тяжелая рука дядюшки Тони, тогда какъ дѣдъ одобрялъ его рѣзкимъ смѣхомъ, говоря, что именно такъ надо воспитывать людей. Когда умерла мать, казалось, старая привязанность дѣда къ сыну вновь возрождается. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь жалѣлъ объ отсутствіи покорнаго существа, молчаливо переносившаго всѣ его причуды. Вокругъ онъ чувствовалъ пустоту и привязался къ сыну, не очень охотно подчинившемуся его волѣ, но никогда въ его присутствіи и не противорѣчившему ему.
   Они вмѣстѣ ловили рыбу, какъ въ былое время, иногда вдвоемъ посѣщали трактиръ, кауъ товарищи, между тѣмъ какъ П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ исполняла обязанности хоаяйки, съ преждевроменной опытностью, свойственной несчастнымъ существамъ.
   Нелета все по прежнему какъ бы принадлежала къ семьѣ. Мать ея уже не могла отправляться въ Валенсію на рынокъ. Сырость Альбуферы, казалось, пропитала весь ея организмъ до мозга костей, парализовавъ его и бѣдная женщина оставалась лежать безъ движеній въ хатѣ, стонала отъ ревматическихъ болей, кричала, какъ осужденная на смерть, и не могла заботиться о пропитаніи... Ея товарки по рынку давали ей въ видѣ милостыни кое-что изъ содержимаго своихъ корзинъ, когда дѣвочка чувствовала голодъ въ хатѣ, она убѣгала къ Тонету, помогая П_о_д_к_и_д_ы_ш_у съ авторитетностью старшей дѣвочки. Дядюшка Тони принималъ ее благосклонно. Его великодушіе борца, находившагося въ вѣчной борьбѣ съ нуждой, заставляло его помогать всѣмъ потерпѣвшимъ крушеніе.
   Нелета выростала въ хатѣ жениха. Она отправлялась туда ради насущнаго хлѣба и ея отношенія къ Тонету носили болѣе братскій, чѣмъ любовный характеръ. Молодой человѣкъ не обращалъ много вниманія на невѣсту. Онъ былъ увѣренъ въ ней! Кого могла она полюбить? Могла ли она думать о другомъ человѣкѣ, разъ вся деревня объявила ихъ женихомъ и невѣстой? И въ споуойномъ сознаніи, что Нелета, выроставшая среди нищеты, какъ рѣдкій цвѣтокъ, представлявшая по своей красотѣ такую противоположность безобразію другихъ дѣвушекъ, принадлежитъ ему, онъ не удѣлялъ ей много времени, обращаясь съ ней съ той довѣрчивостью, словно они уже супруги. По цѣлымъ недѣлямъ онъ не говорилъ съ ней ни слова.
   Другіе интересы првлекали молодого человѣка, слывшаго за перваго красавца Пальмара. Онъ гордился престижемъ силача, который пріобрѣлъ среди прежнихъ товарищей по играмъ, теперь такихъ же молодыхъ людей, какъ онъ. Не съ однимъ изъ нихъ онъ боролся и всегда выходилъ побѣдителемъ. Нѣкоторымъ изъ нихъ онъ весломъ проломилъ голову, а однажды вечеромъ на берегу вступилъ въ поединокъ на острогахъ съ рыбакомъ изъ Катаррохи, пользовавшимся славой опаснаго борца. Узнавая объ этихъ приключеніяхъ, отецъ морщился, тогда какъ дѣдъ смѣялся и сейчасъ же примирился съ внукомъ. Въ особенности дядюшка Г_о_л_у_б_ь былъ въ восторгѣ отъ того, что юноша не боялся стражниковъ Деесы, и похищалъ у нихъ подъ носомъ убитаго ими кролика. Конечно, онъ не работникъ, но зато въ немъ несомнѣнно, течетъ его кровь!
   Этотъ юноша, не достигшій и восемнадцатилѣтняго возраста, о которомъ въ деревнѣ такъ много говорили, имѣлъ свое любимое мѣстопребыоаніе, куда отправлялся, какъ только привязывалъ въ каналѣ барку отца или дѣда. То былъ трактиръ С_а_х_а_р_а, новое учрежденіе вызывавшее не мало толковъ во всей Альбуферѣ. Онъ не былъ устроенъ, подобно другимъ трактирамъ, въ хатѣ съ низкой, прокопченой крышед, безъ всякихъ другихъ отверстій для воздуха, кромѣ дверей. Трактиръ помѣщался въ собственномъ домѣ, зданіи, казавшемся чудомъ среди ооломенныхъ хатъ, съ каменными стѣнами, окрашенными въ голубой цвѣтъ, съ черепичной крышей и двумя дверями, изъ которыхъ одна выходила на единственную улицу деревушки, а другая на каналъ.
   Пространство между двумя дверями всегда было передолнено земледѣльцами и рыбаками, которые или пили, стоя передъ стойкой, разглядывая, какъ гипнотизированные, два ряда красныхъ боченковъ, или усаживались на веревочныхъ стульяхъ передъ сосновыми столиками, безъ конца играя въ разныя карточныя игры.
   Роскошь трактира наполняла жителей деревни гордостью. Стѣны были выложены манисесскими фарфоровыми плитами вышиной въ человѣческій ростъ, а выше разукрашены фантастическими пейзажами, зелеными и голубыми, съ лошадьми, похожими на крысъ, и деревьями ниже людей. Съ потолка висѣли рядами кровяныя колбасы, плетеные лапти и связки колючихъ желтыхъ веревокъ, употреблявшихся для оснастки большихъ озерныхъ барокъ.
   Всѣ благоговѣли передъ С_а_х_а_р_о_м_ъ. Сколько у этого толстяка денегъ! Онъ былъ когда-то жандармомъ въ Кубѣ и карабинеромъ въ Испаніи. Долгое время жилъ въ Алжирѣ. Онъ зналъ кое-что въ каждомъ ремеслѣ, зналъ столько, что по выраженію дядюшки Г_о_л_у_б_я могъ сказать даже во снѣ, гдѣ спрятана каждая песета, а на другой день бѣжалъ подобрать ее.
   Въ Пальмарѣ никогда не пивали такого вина, какъ его. Все въ этомъ домѣ было лучшаго качества. Хозяинъ хорошо принималъ гостей и бралъ умѣренныя цѣны.
   С_а_х_а_р_ъ былъ родомъ не изъ Пальмара, даже не изъ Валенсіи. Онъ пришелъ издалека, оттуда, гдѣ говорятъ до кастильски. Въ молодости онъ былъ на Альбуферѣ карабинеромъ и женился на некрасивой, бѣдной дѣвушкѣ изъ Пальмара. Послѣ жизни полной приключеній, сколотивъ деньжонокъ, онъ устроился въ деревнѣ, изъ которой была его жена, уступая ее просьбамъ. Бѣдняжка была больна и ей недолго оставалось жить. Казалось, она была истощена вѣчными путешествіями, постоянно мечтая о тихомъ уголкѣ озера.
   Остальные трактирщики мѣстечка ругали С_а_х_а_р_а, видя, какъ онъ завладѣваетъ всѣми обитателями. О, разбойникъ, разбойникъ! Была, небось, причина, почему онъ такъ дешево продавалъ хорошее вино! Трактиръ интересовалъ его менѣе всего! У него были другія дѣла и не даромъ же пріѣхалъ онъ такъ издалека, чтобы устроиться здѣсь. Слыша подобныя рѣчи, трактирщикъ добродушно смѣялся. Всякому хочется жить!
   Наиболѣе интимные друзья С_а_х_а_р_а знали, что эти сплетни имѣли свое основаніе. Трактиръ въ самомъ дѣлѣ мало интересовалъ его. Главный его промыслъ начинался ночью, послѣ закрытія трактира. Не даромъ онъ былъ когда-то карабинеромъ и исходилъ весь берегъ. Каждый мѣсяцъ на морской берегъ выбрасывались грузы, множество черныхъ тѣней катили ихъ по песку, поднимали и проносили черезъ Деесу къ берегу озера. Здѣсь большія барки, лауды Альбуферы, вмѣщавшіе болѣе ста мѣшковъ риса, нагружались грузомъ табаку и медленно уплывали въ темнотѣ къ материку. А на слѣдующій день все было шито и крыто.
   Трактирщикъ выбиралъ для этихъ экспедицій самыхъ смѣлыхъ завсегдатаевъ трактира. Несмотря на свои молодые годы, Тонетъ два или три раза удостоился его довѣрія, какъ человѣкъ сильный и осторожный. Въ такой ночной работѣ ловкій парень могъ заработать два или три дуро, которыя потомъ часто оставлялъ въ рукахъ трактирщика, выпивая въ его трактирѣ. И однако, обсуждая на другой день случайности экспедиціи, въ которой они были главными дѣйствующими лицами, несчастные говорили съ восхищеніемъ: "Какой нашъ трактирщикъ храбрецъ! Какъ безбоязненно подвергается онъ одпасности быть пойманнымъ!
   Дѣла шли хорошо. На берегу всѣ были слѣпы, благодаря ловкости трактирщика. Его старые алжирскіе друзья исправно присылали ему свой грузъ, и дѣло устраивалось такъ ловко, что трактирщикъ, хотя и щедро плативщій тѣмъ, кто могъ донести, богатѣлъ послѣ каждаго предпріятія. Уже въ первый годъ своего пребыванія въ Пальмарѣ онъ купилъ рисовыя поля, а въ верхнемъ этажѣ трактира былъ спрятанъ мѣшокъ съ серебряной монетой, изъ котораго онъ давалъ взаймы деньги нуждающимся.
   Популярность его быстро росла. Первоначально ему дали кличку С_а_х_а_р_ъ въ виду мягкаго и сладкаго акцента, съ которымъ онъ выражался да ломаномъ валенсіанскомъ нарѣчіи. Потомъ, когда онъ разбогатѣлъ, народъ не забывая объ этой кличкѣ, сталъ называть его Пако (Франсискомъ) ибо, какъ утверждала его жена, такъ звали его на родинѣ, и онъ всегда приходилъ въ бѣшенство, когда его называли Кико, какъ называли прочихъ Франсисковъ деревни.
   Когда умерла его жеца, бѣдная подруга несчастной поры его жизни, ея младшая сестра, некрасивая вдова рыбака, съ властнымъ характеромъ, хотѣла воцариться въ трактирѣ въ качествѣ хозяйки, въ сопровожденіи всей своей родни. Они льстили С_а_х_а_р_у съ той угодливостью, которую внушаетъ богатый родственникъ, и указывали на то, какъ трудно для одинокаго человѣка стоять во главѣ трактира. Недостаетъ женщины! Однако С_а_х_а_р_ъ, всегда ненавидѣвшій свояченицу за ея злой языкъ, боясь, что она пожелаетъ занять еще теплое мѣсто сестры, выгналъ ее, не обращая вниманія на ея злобные протесты. Для надсмотра за трактиромъ достаточно и двухъ старухъ, вдовъ рыбаковъ, стряпавшихъ для пріѣзжавшихъ изъ Валенсіи любителей блюдо: "чеснокіъ и перецъ", и чистивщихъ стойку, на которую облокачивались локтями всѣ обитатели деревни.
   Почувствовавъ себя на свободѣ, С_а_х_а_р_ъ заявилъ себя противникомъ брака: человѣкъ состоятельный, какъ онъ, могъ жениться только на женщинѣ еще болѣе богатой! И до вечерамъ онъ, смѣясь, выслушивалъ Г_о_л_у_б_я, очень краснорѣчиваго, когда заговаривалъ о женщинахъ.
   Старый рыбакъ утверждалъ, что мужчина долженъ быть какъ соловей озера, который весело поетъ, пока на свободѣ, и предпочитаетъ лучше умереть, чѣмъ быть запертымъ, когда его сажаютъ въ клѣтку.
   Всѣ свои сравненія старикъ бралъ изъ жизни птиицъ Альбуферы. Женщины! Чортъ бы ихъ побралъ! Онѣ самыя неблагодарныя и забывчивыя существа на свѣтѣ! Стоитъ только присмотрѣться къ бѣднымъ "зеленымъ шейкамъ" озера. Онѣ всегда летаютъ въ компаніи самки и безъ нея не могутъ даже отыскать себѣ пищу. Охотникъ стрѣляетъ по нимъ! И что же, если падаетъ самка, бѣдттый самецъ, вмѣсто того, чтобы спастись, все кружится надъ тѣмъ мѣстомъ, гдѣ погибла его подруга, пока охотникъ не покончитъ и съ нимъ. Если же падаетъ бѣдный самецъ, самка улетаетъ, не озираясь назадъ, такой же веселой, какъ будто ничего не случилось, и замѣтивъ исчезновеніе самца, ищетъ себѣ другого. Таковы всѣ женщины, какъ тѣ, которыя носятъ перъя, такъ и тѣ которыя носятъ юбки!
   Тонетъ ггроводилъ вечера въ трактирѣ, играя въ карты, и съ тоской ожидая воскресенья, когда, сможетъ тамъ провести цѣлый день. Ему нравилось сидѣть неподвижно, за кружкой вина, швыряя засаленныя карты на скатерть, покрывавшую столики, и отмѣчая ставку маленькими камешками или маисовыми зернами. Жаль, что онъ не такъ богатъ, какъ С_а_х_а_р_ъ, чтобы всегда вести жизнь барина. Онъ приходилъ въ бѣшенство при мысли о слѣдующемъ днѣ, когда ему придется утомляться, работая въ баркѣ, и такъ велика была его лѣнь, что трактирщикъ уже не приглашалъ его на ночныя экскурсіи, видя, съ какимъ неудовольствіемъ онъ таскалъ грузы и какъ онъ ссорился съ товарищами, чтобы избѣжать работы.
   Онъ былъ дѣятеленъ и стряхивалъ съ себя свою сонливость и лѣнь только наканунѣ какого-нибудь развлеченія. Во время большого праздника въ честъ Младенца Іисуса, на третій день Рождества, Тонетъ отличался между всѣми молодыми людьми озера. Когда вечеромъ пріѣзжала изъ Катаррохи музыка въ большой баркѣ, юноши бросались въ воду канала, вступая въ драку съ тѣмъ, кто опережалъ другихъ и завладѣвалъ большимъ барабаномъ. Кто похищалъ большой инструментъ, взваливалъ его себѣ на плечи и прогуливался съ нимъ по деревнѣ, чтобы этимъ подвигомъ похвастаться передъ дѣвицаіми.
   Тонетъ погружался по самую грудь въ холодную, какъ ледъ, воду, вступалъ въ рукопашную съ наиболѣе смѣлыми, ухватывался за бортъ барки и завладѣвалъ огромнымъ барабаномъ.
   Потомъ впродолженіи трехъ праздничныхъ дней устраивались бурныя развлеченія, кончавшіяся большей частью дракой. Устраивался балъ на площади при свѣтѣ смоляныхъ факеловъ, и Тонетъ танцовалъ съ другими, менѣе красивыми, но лучше одѣтыми дѣвушками, оставляя Нелету сидѣть, такъ какъ она была же его невѣстой, а ночью раздавались а_л_ь_б_ы, серенады молодыхъ людей, переходившихъ до утра отъ одной двери къ другой, распѣвая пѣсни, взявъ съ собой для подкрѣпленія бурдюкъ съ виномъ, сопровождая каждый куплетъ взрывомъ похожаго на ржанье смѣха и выстрѣлами.
   Короткое праздничное время кончалось, и Тонетъ снова скучалъ за работой, видя передъ собой все то же озеро. Порой онъ удиралъ, пренебрегая гнѣвомъ отца, высаживался въ гавани Катаррохи и скитался по деревушкамъ материка, гдѣ имѣлъ друзей со временъ жатвы. Иногда онъ отправлялся черезъ Салеръ въ Валенсію съ твердымъ рѣшеніемъ остаться въ городѣ, пока голодъ вновь не гналъ его въ хату отца. Онъ видѣлъ вблизи жизнь тѣхъ, кто не работалъ, и возненавидѣлъ злуго судьбу, заставлявшую его оставаться, какъ какое-то земноводное существо, въ странѣ тростниковъ и ила, гдѣ человѣкъ съ дѣтскихъ лѣтъ заключенъ въ маленькой баркѣ, вѣчномъ гробу, безъ котораго онъ не можетъ двинуться ни на шагъ.
   Въ немъ просыпалась жажда наслажденія, бѣшеная и властная. Онъ игралъ въ трактирѣ до полуночи, пока хозяинъ не прогонялъ его. Онъ испробовалъ всѣ спиртные напитки, которые въ ходу на Альбуферѣ, включая чистый абсентъ, который привозятъ съ собою городскіе охотники, мѣшая его съ вонючей водою озера, и не разъ ночью, когда онъ растягивался на жалкомъ ложѣ въ хатѣ, глаза отца слѣдили за нимъ съ суровымъ выраженіемъ, замѣчая его шатающуюся походку и порывистое дыханіе пьянаго. Дѣдъ протестовалъ гнѣвными словами. Пусть бы пилъ вино! Это дѣло святое и правильное! Вѣдь всю жизнь приходится жить на водѣ! Хорошій рыбакъ долженъ держать желудокъ въ теплѣ... Но водка!? Такъ началъ старый П_і_а_в_к_а!..
   Тонетъ забылъ свои прежнія привязанности. Онъ билъ П_о_д_к_и_д_ы_ш_а, мучая ее, какъ покорное животное, и почти не обращалъ вниманія на Нелету, нетерпѣливо огрызаясь на ея слова. Если онъ и слушался отца, то дѣлалъ это съ такимъ насиліемъ надъ собою, что стойкій труженикъ блѣднѣлъ, размахивая своими сильными ручищами, какъ будто хотѣлъ разорвать его на части. Молодой человѣкъ презиралъ всѣхъ въ деревнѣ, видя въ нихъ жалкое стадо, рожденное для голода и труда, изъ рядовъ котораго онъ какой бы то ни было цѣной долженъ выбиться. Когда возвращавшіеся съ ловли рыбаки гордо показывали свои корзины съ угрями и линями, онъ только улыбался. Проходя мимо дома священника, онъ видѣлъ П_і_а_в_к_у, который, по цѣлымъ чаоамъ сидѣлъ въ дверяхъ, читая религіозныя книги, придавая своему плутовскому лицу кающееся и смиренное выраженіе. Негодяй! Какое ему было собственно дѣло до этихъ книгъ, которыя ему давали церковнослужителн?
   Тонетъ хотѣлъ жить, сразу насладиться всѣми пріелестями существованія. Ему казалось, что всѣ обитающіе по ту сторону озера, въ богатыхъ мѣстечкахъ или въ большомъ шумномъ городѣ, похищали у него часть наслажденій, на которыя онъ имѣлъ неоспоримыя права.
   Во время жатвы риса, когда на Альбуферу со всѣхъ концовъ провинціи, прибывали тысячи людей, привлеченные высокой заработной платою, предлагаемой собственниками, нуждавшимися въ рабочихъ рукахъ, Тонетъ немедленно же примирялся съ этимъ уголКкомъ міра. Онъ видѣлъ новыя лица, встрѣчалъ друзей, и ему нравились веселые нравы этихъ бродягъ, которые, съ серпомъ въ рукѣ и мѣшкомъ съ одеждой за спиной, шли съ мѣста на мѣсто, работая, пока свѣтило солнце, чтобы напиться, какъ только наступала ночь.
   Онъ приходилъ въ восторгъ отъ полной приключеній жизни этихъ людей, отъ ихъ разсказовъ болѣе интересныхъ, чѣмъ сказки, шопотомъ разсказываемыя у огня очага. Одни побывали въ Америкѣ и забывъ о лишеніяхъ, вынесенныхъ въ отдаленныхъ странахъ, говорили о нихъ, какъ о раѣ, гдѣ всѣ купаются въ золотѣ. Другіе разсказывалй о своемъ долгомъ пребываніи въ дикомъ Алжирѣ, на самой границѣ съ Пустыней, гдѣ они долгое время прятались послѣ удара ножа, нанесеннаго публично, или воровства, въ которомъ ихъ неосновательно обвинили враги. Слушая эти разсказы, Тонетъ чувствовалъ въ гнилой дырѣ Альбуферы экзотическій ароматъ этихъ чудесныхъ странъ, видѣлъ въ блескѣ фарфоровыхъ плитъ трактира всѣ ихъ волшебныя богатства.
   Дружба съ бродягами становилась все тѣснѣе, особенно когда, послѣ окончанія жатвы и получки ими заработной платы, Тонетъ участвовалъ съ ними въ дикой оргіи, по всѣмъ ближайшимъ къ озеру деревенькамъ. Это было безумное шествіе изъ трактира въ трактиръ, съ ночными серенадами передъ окнами, кончавшимися всеобщей дракой, когда выходили деньги, вино казалось болѣе кисльмъ и возникали ссоры изъ-за вопроса, кто обязанъ платить.
   Одна изъ подобныхъ экскурсій прославилась на всю Альбуферу. Она продолжалась болѣе недѣли и все это время Тони не видалъ сына въ Пальмарѣ. Было извѣстно, что вся шумливая банда, какъ дикое стадо, шла по направленію къ Риберѣ, что въ Сольанѣ они вступили въ борьбу съ стражниками и что въ Суекѣ двоимъ изъ толпы были пробиты головы во время пьяной свалки въ трактирѣ. За этой шайкой безумцевъ слѣдомъ шли жандармы.
   Однажды ночью Тони былъ увѣдомленъ, что его сынъ, наконецъ, появился въ трактирѣ С_а_х_а_р_а, въ испачканномъ иломъ платьѣ, какъ будто упалъ въ каналъ, съ глазами, блестѣвшими отъ семидневнаго пьянства. Мрачный труженикъ пошелъ туда, молчаливый, какъ всегда, онъ слегка пыхтѣлъ и его сжатыя губы дрожали. Посрединѣ трактира сидѣлъ его сынъ и пилъ съ жаждой пьянаго, окруженный внимательной публикой, смѣша ее своимъ разсказомъ о темныхъ подвигахъ, совершенныхъ во время этой увеселительной прогулки.
   Ударомъ руки Тони вышибъ кружку, которую сынъ подносилъ ко рту, такъ что голова его упала на плечо. Ошеломленный ударомъ, видя передъ собой отца, Тонетъ на мгновеніе съежился, потомъ въ его глазахъ засверкалъ нечистый мутный огонекъ, внушившій страхъ, и онъ бросился на отца, крича, что никто, даже собственный отецъ, не будетъ его бить безнаказанно.
   Было нелегко побороть этого человѣка, серьезнаго и молчаливаго, стойкаго какъ олицетвореніе долга, рука котораго окрѣпла отъ тридцати лѣтъ безпрестанной борьбы съ нуждой. Не разжимая губъ, онъ далъ маленькому звѣрю намѣревавшемуся его укусить, пощечину, отъ которой тотъ закачался, и въ то же самое время ударомъ ноги отбросилъ его къ стѣнѣ, такъ что сыаъ упалъ лицомъ внизъ на столъ, за которымъ сидѣла компанія игроковъ.
   Посѣтители набросились на отца, боясь, что въ своемъ гнѣвѣ молчаливаго великана онъ всѣхъ побьетъ. Когда возстановилось спокойствіе и выставили Тони, сынъ его успѣлъ исчезнуть. Онъ убѣжалъ, поднявъ съ отчаяніемъ руки. Его побили! Его, котораго такъ боялись! Да еще въ присутствіи всего Пальмара!
   Прошло нѣсколько дней и о Тонетѣ не было ни слуха ни духа. Потомъ кое-что узнали отъ людей, отправлявшихся на рынокъ въ Валенсію. Тонетъ находится въ казармѣ Монте Оливете и скоро думаетъ отплыть въ Кубу. Онъ позволилъ себя завербовать. Послѣ своего отчаяннаго бѣгства въ городъ, онъ бывалъ въ трактирахъ недалеко отъ того мѣста, гдѣ развѣвался флагъ конторы для отправки добровольцевъ за океанъ. Кишѣвшій тамъ людъ, ожидавшіе отправки добровольцы и хитрые вербовщики, склонили его къ этому шагу.
   Тони первоначально хотѣлъ протестовать. Сыну нѣтъ еще 20 лѣтъ. Дѣло это противозаконное! Къ тому же онъ его сынъ, его единственный сынъ! Дѣдъ съ обычной своею суровостью отговорилъ его отъ вмѣшательства. Это лучшее, что могъ придумать внукъ. Онъ росъ неправильно. Пусть себѣ поѣздитъ по свѣту и испытаеггъ лишенія. Уже его приструнятъ! А если онъ умретъ, ну что же? Однимъ бродягой будетъ меньше! Въ концѣ концовъ всѣмъ придется умереть, рано или поздно.
   Никто не удержалъ молодого человѣка. Одна только П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, тайкомъ убѣжавъ изъ хаты, явилась въ Монте Оливете и простилась съ нимъ въ слезахъ, передавъ ему его поатье и всѣ деныьги, которыя могла взять безъ вѣдома Тони. Ни слова о Нелетѣ! Казалось, женихъ совсѣмъ забылъ о ней.
   Прошло два года, и То6етъ не давалъ о себѣ знать.
   Однажды пришло письмо на имя отца, начинавшееся драматическими фразами, исполненными неискренней чувствительности, въ которомъ Тонеть просилъ у отца прощеніе, а потомъ разсказывалъ о своемъ новомъ положеніи. Онъ былъ жандармомъ въ Гуантанамо и ему жилось недурно. Въ его стилѣ чувствовался нѣкоторый высокомѣрный апломбъ, свойственный человѣку, который ходитъ съ ружьемъ на плечѣ и внушаетъ страхъ и уваженіе. Здоровье его было превосходно. Ни малѣйшаго недомоганія, съ тѣхъ поръ, какъ онъ сѣлъ на пароходъ. Уроженцы Альбуферы превосходно переносятъ климатъ острова. Кто выросъ на этой Лагунѣ, питаясь водой, смѣшанной съ иломъ, можетъ безъ страха итти куда угодно: онъ доросъ до любого климата.
   Потомъ вспыхнула война. Въ хатѣ Тони П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ дрожала всѣмъ тѣломъ, плача по угламъ, когда до Пальмара доходили смутныя извѣстія о битвахъ, происходившихъ тамъ далеко. Въ Пальмарѣ горе обрушилось на двухъ женщинъ. Ихъ сыновья были призваны и отправлялись на войну среди отчаянныхъ слезъ, словно имъ больше не придется увидѣть своихъ.
   Письма Тонета носили, напротивъ, успокаивающій характеръ, дышали большой увѣренностью. Онъ былъ теперъ капраломъ кавалерійскаго отряда и казался очень довольнымъ своей судьбой. Онъ описывалъ себя очень подробно: онъ носптъ полосатый мундиръ и большую панаму, лакированные полсапожки, у пояса саблю, за спиной ружье-маузеръ и наполненный патронами патронташъ! О немъ пусть не заботятся. Такая жизнь какъ разъ въ его вкусѣ, хорошая плата, много движенія и столько же свободы, сколько и опасности. "Пусть разразится война!" весело писалъ онъ. И въ его словахъ чувствовался на далекомъ разстояніи фанфаронствующій солдатъ, удовлетворенный своимъ призваніемъ, съ восхищеніемъ подвергающій себя утомленію, голоду и жаждѣ, лишь бы освободиться отъ однообразнаго повседневнаго труда, живущій внѣ законовъ обычной нормальной жизни, имѣющій возможность убивать, не опасаясь наказанія, и на все смотрящій, какъ на свое, навязывая свою волю другимъ подъ защитой суровыхъ требованій войны.
   Нелета иногда освѣдомлялась о жизни жениха. Мать ея умерла и она жила теперь въ хатѣ тетки. Чтобы заработать себѣ хлѣбъ насущный, ода служила служанкой въ домѣ С_а_х_а_р_а въ тѣ дни, когда являлись необычные посѣтители и приходилось много готовить.
   Она появлялась въ хатѣ Г_о_л_у_б_е_й и спрашивала П_о_д_к_и_д_ы_ш_а, нѣтъ ли писемъ. Слушала она съ опущенными глазами, сжавъ губы, чтобы лучше сосредоточить свое вниманіе. Ея привязанность къ Тонету, казалось, остыла послѣ его бѣгства, когда онъ совсѣмъ не вспомнилъ о невѣстѣ. Глаза ея блестѣли, и она улыбалась, бормоча "спасибо", когда въ концѣ письма солдатъ называлъ ее и слалъ ей свой привѣтъ. Однакотона не выражала никакого желанія, чтобы молодой человѣкъ вернулся и не приходила въ восторгъ, когда онъ строилъ воздушные замки, увѣряя, что вернется, да еще съ офицерскими нашивками. Нелета была занята другими дѣлами. Она была теперь первой красавицей Альбуферы. Она была небольшого роста, но ея свѣтло-рыжіе волосы росли такъ пышно, что образовывали на головѣ шлемъ изъ стараго потускнѣвшаго отъ времени золота. Кожа ея была бѣлая, прозрачная, испещренная жилками, какой не видно было у пальмарскихъ женщинъ, чешуйчатая, отливавшая металлическимъ блескомъ кожа которыхъ имѣла отдаленное сходство съ кожей озерныхъ линей. Ея маленькіе, свѣтло-зеленые глаза блестѣли, какъ двѣ капли вермута, любимаго напитка валенсіанскихъ охотниковъ. Все чаще ей приходилось бывать въ трактирѣ С_а_х_а_р_а. Уже не помогала она только при исключительныхъ обстоятельствахъ. Она проводила теперь цѣлый день въ трактирѣ, занятая чисткой, продавая вино за стойкой, присматривая за огнемъ, на которомъ шипѣли сковороды, а когда наступала ночь, гордо возвращалась домой въ сопровожденіи тетки, обращая на себя всеобщее вниманіе, чтобы то было вѣдомо враждебнымъ родственникамъ С_а_х_а_р_а, уже поговаривавшимъ о томъ, что Нелета спитъ съ хозяиномъ.
   С_а_х_а_р_ъ уже не могъ обходиться безъ нея. Вдовецъ, до сихъ поръ жившій спокойно со своими старыми служанками, при всѣхъ выражая свое презрѣнье къ женщинамъ, былъ не въ силахъ противостоять близости этого насмѣшливаго существа, ходившаго вокругъ него съ кошачьей граціей. Бѣдный трактирщикъ воспламенялся отъ зеленыхъ глазъ этой кошечки. Стоило ей только увидѣть его снокойнымъ и она заставляла его терять равновѣсіе ловкимъ прикосновеніемъ, позволявшимъ ему догадываться о ея скрытыхъ прелестяхъ. Послѣ столькихъ лѣтъ воздержанія, ея слова и взгляды возбуждади немолодого трактиршика. Посѣтители видѣди его то съ оцарапаннымъ лицомъ, то съ синяками подъ глазами и смѣялись надъ его смущенными объясненіями. Недурно защищается дѣвица противъ посягательствъ С_а_х_а_р_а! Она воспламеняетъ его взглядами, чтобы потомъ успокоить ногтями! Порою во внутреннихъ комнатахъ трактира съ шумомъ отодвигалась мебель, дрожали отъ бѣшенаго сотрясенія стѣны, и пировавшіе посѣтители иронически посмѣивадись. Это С_а_х_а_р_ъ ухаживаетъ за своей кошечкой! Вотъ увидите, онъ покажется за стойкой, съ новой царапиной на лицѣ!
   Борьба не могла продолжаться вѣчно. Нелета была достаточно сильна, чтобы не сдаться толстому старику, дрожавшему при каждой ея угрозѣ, что она не вернется больше въ трактиръ. Весь Пальмаръ былъ потрясенъ извѣстіемъ о женитъбѣ С_а_х_а_р_а, хотя всѣ и ожидали такого исхода. Свояченица его переходила отъ одной двери къ другой, изрыгая проклятія. Женщины собирадись поболтать передъ хатами. Ахъ, эта лицемѣрка! Сумѣла поймать на крючокъ богатѣйшаго человѣка Альбуферы! Никто не вспоминалъ о ея старой помолвкѣ съ Тонетомъ. Прошло шесть лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ уѣхалъ, и рѣдко кто возвращается оттуда, гдѣ онъ находился.
   Вступивъ на правахъ хозяйки въ законное владѣніе трактиромъ, черезъ который проходила вся деревня и куда обращались за деньгами подъ проценты всѣ нуждавшіеся, Нелета не возгордилась и не пожелала отомстить кумушкамъ, клеветавшимъ на нее въ тѣ дни, когда она была еще служанкой. Со всѣми она обращалась ласково и только чтобы избѣгать фамильярностей, ставила между собой и посѣтителями стойку въ видѣ преграды.
   Въ хату Г_о_л_у_б_е_й она уже не возвращалась больше. Съ П_о_д_к_и_д_ы_ш_е_м_ъ говорила, какъ съ сестрой, когда та приходила покупать что-нибудь, а дядюшкѣ Г_о_л_у_б_ю она подносила вино въ самомъ большомъ стаканѣ, и не напоминала ему о его маленькихъ долгахъ. Тони рѣдко посѣщалъ трактиръ. Но при видѣ его Нелета кланялась съ выраженіемъ уваженія, словно этотъ молчаливый и замкнутый человѣкъ былъ для нея чѣмъ-то въ родѣ отца, не желавшаго ее признать, но котораго она втайнѣ все же уважаетъ.
   То были единственныя проявленія ея былой привязанности. Она управляла трактиромъ, точно никогда ничего другого не дѣлала, умѣла однимъ словомъ укрощалъ пьяныхъ. Ея бѣлыя всегда обнаженныя руки, казалось, привлекали народъ со всего берега Альбуферы. Дѣла шли хорошо и Нелета съ каждымъ днемъ становилась все свѣжѣе, миловиднѣе и выоокомѣрнѣе, словно въ ея тѣло сразу вошло все богатство мужа, о которомъ на озерѣ гаворили съ такимъ благоговѣніемъ и такой завистью.
   Напротивъ, С_а_х_а_р_ъ послѣ женитьбы обнаруждвалъ признаки упадка. Жена его точно хорошѣла и здоровѣла на его счетъ. Разбогатѣвъ, ставъ мужемъ красивѣйшей дѣвушки Альбуферы, онъ рѣшилъ, что насталъ моментъ, въ первый разъ въ жизни захворать. Время не благопріятствовало контрабандѣ. Молодые, неопытные чиновники, на обязанности которыхъ лежалъ досмотръ за морскимъ берегомъ, не допускали никакихъ темныхъ дѣлъ, и такъ какъ Нелета лучше мужа управляла трактиромъ, то послѣдній, не зная, чѣмъ заняться, посвятилъ себя тому, что болѣлъ, обычному развлеченію богачей, какъ выражался дядюшка Голу бь.
   Старикъ лучше всего понималъ, откуда болѣзнь С_а_х_а_р_а и говорилъ о ней съ насмѣшливымъ выраженіемъ. Въ немъ проснулось влюбленное животное, спавшее впродолженіи многихъ лѣтъ, когда онъ испытывалъ лишь страсть къ наживѣ.
   Нелета оказывала на него такое же вліяніе, какъ тогда, когда она была его служанкой. Блескъ ея маленькихъ зеленыхъ глазъ, улыбка, слова, прикосновеніе ея руки, когда ихъ пальцы встрѣчались, наполняя за стойкой стаканы, всего этого было достаточно, чтобы онъ терялъ спокойствіе. Разница была только та, что трактирщикъ уже не получалъ царапинъ и когда оставлялъ прилавокъ, не возбуждалъ негодованіе и смущеніе въ посѣтителяхъ... Такъ проходило время. С_а_х_а_р_ъ жаловался на странныя болѣзни: то у него болѣла голова, то желудокъ. Онъ становился все болѣе тучнымъ и вялымъ, и подъ его тучностью скрывалось его истощеніе. Рядомъ съ нимъ Нелета все болѣе расцвѣтала, словно жизнь, уходя изъ его организма, омывала ее плодороднымъ дождемъ.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь коментировалъ это положеніе съ комической важностью. Потомство С_а_х_а_р_а будетъ столь обильно, что заселитъ весь Пальмаръ. Однако прошло четыре года и Нелета несмотря на свое страстное желаніе не становилась матерью. Она мечтала имѣть сына, чтобы закрѣпить свое положеніе, столь ловко завоеванное, и чтобы, какъ она выражалась, насолить родствениикамъ покойной первой жены С_а_х_а_р_а. Въ серединѣ каждаго года по деревнѣ разносился слухъ, что она въ интересномъ положеніи и, входя въ трактиръ, женщины разсматривали ее испытующе и внимательно, прекрасно понимая важность подобнаго событія въ борьбѣ трактирщицы съ ея врагами. Однако надежда всегда оказывалась неосновательной.
   Каждый разъ, когда предполагали, что Нелета станетъ матерью, на ея счетъ ходили самыя жестокія сплетни. Враждебныя ей женщины ядовито подумывали о какомъ-нибудь собственникѣ рисовыхъ полей изъ тѣхъ, что пріѣзжали изъ Риберы и отдыхали въ трактирѣ, о какомъ-нибудь охотникѣ изъ Валенсіи, даже о лейтенантѣ карабинеровъ, который, соскучившись въ одинокой Торре Нуева, порой привязывалъ свою лошадь за оливковое дерево передъ трактиромъ, переѣхавъ по илу каналовъ, словомъ обо всѣхъ, менѣе же всего о больномъ С_а_х_а_р_ѣ, болѣе чѣмъ когда либо находившемся во власти той ненасытной страсти, которая его, казалось, пожирала.
   Нелета улыбалась въ отвѣтъ на эти сплетни. Онатне любила мужа, она была въ этомъ увѣрена. Ей больше нравились многіе посѣтители трактира, но она была благоразумна, кавъ женщина эгоистическая и разсудочная, которая вышла замужъ по разсчету, и не желаетъ невѣрностью нарушать свой покой.
   Однажды пронеслась вѣсть, что сынъ дядюшки Тони находится въ Валенсіи.
   Кончилась война. Батальоны, лишенные оружія, походившіе на жалкую толпу, прибывали въ гавани. То были скелеты голода, призраки лихорадки, желтые, какъ восковыя свѣчи, употребляющіяся только на похоронахъ, и въ ихъ глубоко впавшихъ глазахъ сверкала жажда жизни, какъ звѣзда въ глубинѣ колодца... Всѣ отправлялись домой неспособные работать, обреченные умереть раньше года на лонѣ семьи, поставившей человѣка и получавшей обратно тѣнь.
   Тонета встрѣтили въ Пальмарѣ съ любопытствомъ и энтузіазмомъ. Онъ одинъ вернулся оттуда въ деревню. И какимъ онъ вернулся! Весь исхудалый отъ послѣднихъ дней войны, такъ какъ онъ былъ однимъ изъ тѣхъ, которые выдержали блокаду Сантъ-Яго. Но несмотря на это онъ казался сильнымъ. Старыя кумушки восхищались его худымъ, стройнымъ тѣломъ, его воинственными позами, которыя онъ принималъ у рахитическаго оливковаго дерева на площади, крутя усы, украшеніе, которымъ во всемъ Пальмарѣ гордился только начальникъ карабинеровъ и демонстрируя большую коллекцію панамъ, единственный багажъ, вывезенный имъ съ театра войны. По вечерамъ въ тракткрѣ С_а_х_а_р_а собирались люди, чтобы послушать его разсказы о тамошнихъ дѣлахъ.
   Онъ забылъ свои солдатскія фанфаронады о томъ, какъ онъ билъ подозрительныхъ въ его глазахъ мирныхъ гражданъ, и входилъ въ хижины съ револьверомъ въ рукахъ. Теперь всѣ его разсказы касались американцевъ, янки, которыхъ онъ видѣлъ въ Сантъ-Яго. Народъ высокій и крѣпкій, ѣдятъ много мяса и носятъ маленькія шляпы. Этими чертами исчерпывалось его описаніе. Огромный ростъ враговъ былъ единственнымъ уцѣлѣвшимъ въ его памяти впечатлѣніемъ. И среди безмолвія раздавались вдругъ взрывы всеобщаго смѣха, когда Тонетъ разсказывалъ, какъ одинъ изъ этихъ молодцовъ, видя, что на немъ одни лохмотья, подарилъ ему передъ отъѣздомъ штаны, но такіе большіе, что онъ въ нихъ исчезалъ, какъ въ парусѣ!
   Стоя за, стойкой, Нелета слушала его, глядя на него. Глаза ея были безъ выраженія. Похожіе на двѣ зеленыя капли, они были лишены блеска и однако ни на минуту не могли оторваться отъ Тонета, словно желая впитать въ себя эту воинственную фигуру, столь непохожую на окружающихъ и на того мальчика, который десять лѣтъ назадъ считалъ ее своей невѣстой.
   С_а_х_а_р_ъ, преисполненный патріотизма, восхищенный необычайнымъ множествомъ посѣтителей, которыхъ привлекалъ Тонетъ, похлопывалъ солдата, подносилъ ему вина и разспрашивалъ о Кубѣ, желая узнать объ измѣненіяхъ, происшедшихъ съ того отдаленнаго времени, когда онъ тамъ былъ.
   Тонета всюду сопровождалъ П_і_а_в_к_а, благоговѣвшій передъ товарищемъ дѣтскихъ лѣтъ. Онъ уже не былъ больше ризничимъ. Книги, которыми его снабжали священники, онъ бросилъ. Въ немъ пробудилась страсть отца къ бродячей жизни и къ вину. Священникъ прогналъ его, выведенный изъ тердѣнія его смѣшными промахами въ пьяномъ видѣ, когда онъ прислуживалъ за мессой.
   Къ тому же П_і_а_в_к_а, какъ онъ серьозно выражался среди воеобщаго смѣха, не въ ладахъ съ попами. Преждевременно состарившись отъ безпрестаннаго пьянства, опустившійся и грязный, онъ жилъ бродягой, какъ въ юности, высыпаясь въ своей хатѣ, которая была хуже свиного хлѣва, и появляясь съ своей худой фигурой аскета, едва бросавшей на землю тонкую, какъ линія, тѣнь, во всѣхъ мѣстахъ, гдѣ устраивался кутежъ. Подъ охраной Тонета онъ встрѣчалъ болѣе сочувственный пріемъ и онъ первый просилъ его въ трактирѣ разсказать о тамошнихъ дѣлахъ, зная, что вслѣдъ за разсказомъ пойдетъ выпивка.
   Вернувшійся на родину Тонетъ былъ въ восторгѣ отъ такой жизни, полной бездѣлія и почета. Когда онъ вспоминалъ ночи, проведенныя въ траншеяхъ, съ желудкомъ, истощеннымъ отъ голода, и тяжелый переѣздъ на нагруженномъ больными тѣлами пароходѣ, переѣздъ, во время котораго море засѣвалось трупами, Пальмаръ казался ему восхитительнымъ мѣстечкомъ. Послѣ мѣсяца такой пріятной жизни отецъ заговорилъ съ нимъ однажды ночью въ тишинѣ хаты. Что онъ намѣревается дѣлать? Теперь онъ мужчина и долженъ покончить съ приключеніями, серьезно подумать о будущемъ. У него -- отца -- разные планы и онъ хочетъ сдѣлать участникомъ сына, единственнаго наслѣдника. Если работать, не боясъ утомленія, съ упорствомъ честныхъ труженниковъ, еще можно составить себѣ маленькое состояніе. Та самая городская сеньора, которая отдала ему въ аренду салерскія земли, была такъ очарована его прямодушіемъ и работоспособностью, что подарила ему значительную полосу около озера, въ которой не мало квадратныхъ анегадасъ.
   Можно было бы сейчасъ же приступить къ обработкѣ, еслй бы не одно неудобство. Подаренная земля находилась подъ водой и нужно будетъ поля заполнить не одной баркой земли, да, не одной! Придется потратить не мало денегъ или работать на свой страхъ. Но, чортъ возьми, нечего пугаться! Такъ создались всѣ земли Альбуферы... Пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ богатыя теперь имѣнья составляли часть озера и двое здоровыхъ, смѣлыхъ, безстрашныхъ мужчинъ могутъ совершить чудеса! Это лучше, чѣмъ ловить рыбу въ плохихъ мѣстахъ или работать на чужой землѣ!
   Новизна предпріятія соблазнила Тонета. Если бы ему предложили обрабатывать лучшія и старѣйшія поля близъ Пальмара, онъ быть можетъ поморщился бы. Но ему нравилась мысль, что придется вступить въ борьбу съ озеромъ, превратить воду въ годную для обработки землю, извлекать жатву оттуда, гдѣ извивались среди водорослей угри. Къ тому же онъ въ своемъ легкомысліи видѣлъ передъ собою только результаты работы, забывая о самой работѣ. Они разбогатѣютъ и онъ будетъ сдавать въ аренду землю, чтобы жить праздной жизнью, о которой онъ всегда такъ мечталъ.
   Отецъ и сынъ горячо взялись за свое предпріятіе. Имъ помогала П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, всегда храбрая, когдаі дѣло касалось благосостоянія семьи. На дѣда нечего разсчитывать. Планъ Тони вызвалъ въ немъ то же негодованье, какъ когда-то его мысль посвятить себя земледѣлію. Вотъ еще люди, желающіе высушить Альбуферу, превратить воду въ поля! И такое покушеніе исходило отъ его собственной семьи! Разбойники! Тонетъ ушелъ въ работу съ быстро вспыхивающимъ увлеченіемъ, свойственнымъ слабовольнымъ людямъ. Его желаніе сводилось къ тому, чтобы однимъ ударомъ наполнить землей тотъ уголокъ озера, гдѣ отецъ искалъ богатства. До зари Тонетъ и П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ отправлялись въ двухъ маленькихъ лодкахъ за землей, чтобы привезти ее послѣ болѣе чѣмъ часового пути къ большой лагунѣ, границы которой были обозначены возвышеніями изъ ила. Работа была тяжелая, подавляющая, настоящая муравьиная работа. Только такой неутомимый труженикъ, какъ Тони, могъ отваживаться на нее, опираясь на помощь только семьи и собственныхъ рукъ. Они отправлялись въ большіе каналы, втекавшіе въ Альбуферу, въ гавани Катарохи и Салера. Широкими вилами отрывали они большія глыбы ила, куски слизистаго торфа, распространявшіе нестерпимую вонь. Они оставляли сушиться на берегу эти куски, извлеченные изъ глубины каналовъ, и когда солнце превращало ихъ въ глыбы бѣловатой земли, они нагружали ими обѣ лодки, соединяя ихъ въ одну барку. Послѣ часовой безпрестанной работы весломъ они привозили къ лагунѣ кучу тяжелымъ трудомъ полученной земли и лагуна поглощала ее безъ всякаго видимаго результата, словно земля таяла, не оставляя никакого слѣда. Рыбаки видѣли, какъ каждый день два или три раза трудолюбивая семья скользила по гладкой поверхности озера, словно маленькія водяныя мошки.
   Тонету скоро надоѣла эта работа могильщика. Сила его воли не доросла до такого предпріятія. Когда миновалъ соблазнъ первой минуты, онъ ясно ощутилъ однообразіе работы и сообразилъ съ ужасомъ, что понадобятся цѣлые мѣсяцы, даже годы, чтобы довести ее до конца. Онъ думалъ о томъ, сколько трудовъ стоило вырвать каждую глыбу земли и содрогался при видѣ того, какъ вода, поглощая ее, становилась мутной, а когда снова прояснялась, обнаруживала все то же глубоко лежавшее дно, безъ малѣйшаго выступа, словно земля провалилась въ скрытую дыру.
   Онъ началъ отлынивать отъ работы. Онъ ссылался на усиленіе болѣзни, появившейся у него во время войны, чтобы остаться въ хатѣ, и какъ только уходили отецъ и П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, бѣжалъ въ свѣжій уголокъ въ трактирѣ, гдѣ всегда находилъ товарищей для игры въ карты и кружку вина. Въ лучшемъ случаѣ онъ работалъ два дня въ недѣлю.
   Дѣдъ Г_о_л_у_б_ь, ненавидѣвшій могильщиковъ, уменьшавшихъ озеро, посмѣивался надъ лѣнью внука. Ха-ха-ха! Сынъ его дуракъ, что довѣряетъ Тонету! Онъ хорошо знаетъ парня. Тонетъ родился такимъ, что не можетъ отдаться работѣ. Въ солдатахъ онъ окончательно укрѣпился въ своемъ порокѣ и спасенія для него ужъ нѣтъ. Онъ, дѣдъ, знаетъ единственное средство вылѣчить его! Побить!
   Но такъ какъ онъ радовался въ сущности, видя, какъ сынъ наталкивается на препятствія, то онъ не возставалъ противъ лѣни Тонета, а даже улыбался, встрѣчая его въ трактирѣ.
   Въ деревушкѣ пошли толки по поводу безпрестаннаго пребыванія Тонета въ кабакѣ. Онъ всегда садился передъ стойкой и онъ и Нелета глядѣли другъ на друга. Трактирщица говорила съ Тонетомъ меньше, чѣмъ съ другими посѣтителями, но въ тѣ промежутки, когда она была свободна и сидѣла передъ боченками съ работой, глаза ея каждый разъ инстинктивно искали юношу. Посѣтители скоро замѣтили, что К_у_б_и_н_е_ц_ъ, бросая карты, также искалъ глазами Нелету.
   Старая свояченица С_а_х_а_р_а говорила объ этомъ, переходя отъ двери къ двери. Они сговорились! Стоитъ только посмотрѣть на нихъ! Покажутъ они глупому С_а_х_а_р_у! Вдвоемъ они воспользуются всѣмъ состояніемъ, накопленнымъ ея бѣдной сестрой! И когда менѣе легковѣрные говорили о невозможности сближенія въ трактирѣ, всегда переполненномъ публикой, гарпія протестовала. Они видаются внѣ дома! Нелета была способна на все, а тотъ -- врагъ работы, прочно устроился въ трактирѣ въ увѣренности, что его тамъ будутъ содержать.
   Ничего не зная объ этихъ сплетняхъ, С_а_х_а_р_ъ обращался съ Тонетомъ, какъ съ лучшимъ другомъ. Онъ игралъ съ нимъ въ карты и бранилъ жену, есля та его не угощала. Онъ не замѣчалъ въ ея глазахъ, блестѣвшихъ страннымъ блескомъ, слегка ироническаго выраженія, когда она выслушивала его упреки и подносила стаканъ вина прежнему жениху.
   Сплетни, ходившія въ Пальмарѣ, дошли наконецъ до Тони и однажды ночью онъ увелъ съ собой сына изъ хаты и заговорилъ съ нимъ грустно, какъ человѣкъ, утомившійся безплодной борьбой противъ невзгодъ.
   Тонетъ не хочетъ ему помогать! Онъ это ясно видитъ. Онъ снова сдѣлался лѣнтяемъ, какимъ былъ прежде, рожденнымъ для трактирной жизни. Но теперь онъ мужчина, побывалъ на войнѣ, отецъ уже не можетъ его наказывать, какъ въ былое время. Онъ не желаетъ работать? Хорошо! Въ такомъ случаѣ отецъ одинъ будетъ продолжать начатое дѣло, хотя пришлось бы поколѣть какъ собакѣ, но у него будетъ по крайней мѣрѣ надежда, что послѣ смерти онъ оставитъ кусокъ хлѣба неблагодарному сыну, который бросаетъ его на произволъ судьбы.
   Но къ чему онъ не можетъ отнестись равнодушно, такъ это къ тому, что сынъ проводитъ цѣлые дни въ трактирѣ С_а_х_а_р_а лицомъ къ лицу съ прежней невѣстой. Если онъ ужъ такъ хочетъ, пусть идетъ въ другіе кабаки, хоть во всѣ, но только не въ этотъ.
   Выслушивая эту рѣчь, Тонетъ энергично протестовалъ. Все это -- ложь! Все это клеветы, пущенныя въ ходъ свояченицей С_а_х_а_р_а, злой бестіей, которая ненавидитъ Нелету, и не останавливается передъ сплетнями! И Тонетъ говорилъ это съ убѣжденностью человѣка, высказывающаго правду, клянясь памятью матери, что не коснулся и пальца Нелеты, что никогда не напоминалъ ей объ ихъ прежней помолвкѣ.
   Дядюшка Тони грустно улыбнулся. Онъ вѣритъ. Онъ не сомнѣвается въ его словахъ. Даже больше. Онъ убѣжденъ, что пока всѣ сплетни не болѣе, какъ клевета. Но онъ знаетъ жизнь. Теперь они обмѣниваются только взглядами, а завтра подъ вліяніемъ постолнной близости, они впадутъ въ безчестіе,-- таковъ будетъ исходъ ихъ опасной игры. Нелета всегда производила на него впечатлѣніе большой вѣтренницы и не отъ нея ждать примѣровъ благоразумія.
   Смѣлый работникъ заговорилъ съ такой искренностью и добротой, что произвелъ влечатлѣніе на Тонета.
   Пусть онъ вспомнитъ, что онъ сынъ честнаго человѣка, неудачливаго въ своихъ предпріятіяхъ, это правда, но зато никто во всей Альбуферѣ не можетъ попрекнуть его плохимъ поступкомъ... Нелета замужемъ. Посягая на чужую жену, сынъ совершаетъ не только грѣхъ, но и измѣну. С_а_х_а_р_ъ -- его другъ. Они вмѣстѣ проводятъ время, играютъ и пьютъ, какъ товарищи, и обмануть человѣка при такихъ условіяхъ значить совершить трусость и низость, за которыя человѣкъ достоинъ получить пулю въ лобъ!
   Голосъ отца зазвучалъ торжественно.
   Нелета богачка, сынъ его -- бѣднякъ. Такъ легко подумать, что ухаживая за ней, онъ ищетъ средство существовать, не трудясь. Вотъ то, что его возмущаетъ, что превращаетъ его грусть въ негодованіе.
   Лучше ужъ увидѣть сына мертвымъ, чѣмъ пережить такой позоръ. Тонетъ! Сынъ!.. Пусть онъ подумаетъ о семьѣ, о родѣ Г_о_л_у_б_е_й, старомъ, какъ самъ Пальмаръ, о расѣ тружениковъ столь же честныхъ, сколько и несчастныхъ, бьющихся въ тискахъ долговъ, сдѣланныхъ вслѣдствіи ряда неудачъ, но неспособныхъ на измѣну. Они -- дѣти озера, безропотно переносягція невзгоды. И когда они отправятся въ послѣдній путь до зову Господа, они могутъ съ весломъ въ рукѣ спокойно поплыть до самаго подножія его трона, показывая Ему, за неимѣніемъ другихъ заслугъ, руки, покрытыя мозолями, и душу чистую отъ всякихъ преступленій.
  

IV.

  
   Второе воскресенье въ іюлѣ мѣсяцѣ было самымъ важнымъ днемъ для Пальмара.
   Въ этотъ день происходила жеребьевка мѣстъ для рыбной ловли на Альбуферѣ и въ каналахъ. Это была старинная торжественная церемонія, подъ предсѣдательствомъ делегата отъ министерства финансовъ, отъ Асіенды, этой таинственной сеньоры, которую никто не видѣлъ, хотя о ней говорили съ суевѣрнымъ уваженіемъ, какъ о госпожѣ озера и безграничнаго сосноваго лѣса Деесы.
   Въ семь часовъ церковный колоколъ звалъ всю деревню къ мессѣ. Праздникъ Младенца Іисуса на Рождествѣ отличался большой пышностью, но это было не болѣе, какъ развлеченье, тогда какъ обрядъ жеребьевки рѣшалъ вопросъ о насущномъ хлѣбѣ и даже о возможности разбогатѣть, если уловъ будетъ удаченъ.
   Вотъ почему месса, служившаяся въ это воскресенье, выслушивалась съ особеннымъ рвеніемъ. Женамъ уже не приходилось отыскивать мужей, чтобы пинками заставить ихъ исполнять предписанія религіи. Всѣ рыбаки стояли въ церкви съ соередоточенными лицами, думая больше объ озерѣ, чѣмъ о мессѣ. Въ воображеніи они видѣли Альбуферу и ея каналы и уже выбирали лучшія мѣста, если судьба пошлетъ имъ первые нумера.
   Маленькая церковка съ ея выштукатуренными стѣнами и высокими окнами съ зелеными занавѣсками не могла вмѣстить всѣхъ вѣрующихъ. Двери были настежь раскрыты и народъ занялъ всю площадь, стоя съ непокрытой головой подъ лучами іюльскаго солнца. На алтарѣ виднѣлось улыбаюіцееся личико и пышное платьице младенца Христа, святого покровителя деревни, статуя не больше ладони, и однако несмотря на свою миніатюрность она могла въ бурныя ночи наполнить угрями барки тѣхъ, кто заполучалъ лучшія мѣста, и совершать другія не меньшія чудеса, о которыхъ разсказывали пальмарскія женщины.
   На бѣломъ фонѣ стѣнъ выдѣлялось нѣсколько картинъ, принадлежавшихъ раньше старымъ монастырямъ, огромныя полотна съ рядами осужденныхъ, совсѣмъ красныхъ, точно они выварились въ котлѣ, и ангелами съ крыльями попугаевъ, подгонявшими ихъ огненнымъ мечомъ.
   На чашѣ съ святой водой объявленіе, написанное готическими буквами, гласило:
  
                       Любви законы запрещаютъ
                       Намъ преступленья совершать
                       Они же въ церкви намъ мѣшаютъ
                       На полъ безсовѣстно плевать!
  
   Всѣ жители Пальмара восхищались этими стихами, произведеніемъ -- по словамъ Г_о_л_у_б_я -- нѣкоего священника того отдаленнаго прошлаго, когда рыбакъ еще былъ мальчикомъ. Всѣ упражнялись въ чтеніи надписи, разбирая ее по слогамъ во время безчисленныхъ мессъ, на которыхъ они присутствовали за свою долгую жизнь добрыхъ христіанъ. Но если поэзія надписи вызывала всеобщее удивленіе, самый совѣтъ не принималея и рыбаки, нисколько не подчиняясь "законамъ любви", кашляли и плевались, вѣчно охрипшіе, какъ земноводныя существа, такъ что религіозное торжество проходило въ безпрестанномъ харканьи, полъ покрывался плевками, а священникъ окидывалъ прихожанъ гнѣвнымъ взглядомъ.
   Въ Пальмарѣ еще никогда не бывало такого священника, какъ о_т_е_ц_ъ М_и_к_е_л_ь. Говорили, что его сослали сюда для отбыванія наказанія. Онъ самъ, повидимому, переносилъ ссылку съ большим удовольствіемъ. Неутомимый охотникъ онъ, по окончаніи мессы, одѣвалъ плетеныя гетры, напяливалъ на голову кожаную шляпу и въ сопровожденіи собаки рыскалъ по Деесѣ или скользилъ въ лодкѣ между густымъ тростникомъ, охотился за водяными курами. Долженъ же онъ немного улучшить свое тяжелое положеніе, говаривалъ онъ. Онъ получалъ пять реаловъ въ день жалованія и былъ бы обреченъ на голодную смерть, какъ его предшественники, если бы не ружье, которое терпѣли лѣсные сторожа, и которое снабжало его столъ ежедневно мясной пищей. Женщины восхищались его мужественной энергіей, видя, какъ онъ наставляетъ ихъ чуть не ударами кулака, а мужчины одобряли не менѣе ту простоту, съ которой онъ ислолнялъ свои обязанности священника.
   Это былъ попъ -- стрѣлокъ. Когда алькальдъ долженъ былъ провести ночь въ Валенсіи, онъ передавалъ свою власть донъ Мигуэлю и тотъ, восхищенный совершившимся превращеніемъ, призывалъ начальника карабинеровъ.
   -- Вы и я теперь единственная власть въ деревнѣ. Пойдемъ ее охранять.
   И они всю ночь совершали обходъ, съ карабиномъ за плечами, входили въ трактиры, приглашая посѣтителей разойтись по домамъ, заходили время отъ времени въ домъ священника, чтобы выпить изъ камышевой бутылки. Когда занималась заря, донъ Мигуэль сбрасывалъ оружіе и костюмъ контрабандиста и отправлялся въ церковь, чтобы отслужить мессу.
   По воскресеніямъ, совершая богослуженіе, онъ косился на паству, останавливая свои взоры на тѣхъ, кто не переставалъ харкать, на кумушкахъ, говоривншхъ шопотомъ о сосѣдкахъ и дѣтишкахъ, дравшихся у дверей, потомъ гордо выпрямлялъ свое тѣло, чтобы благословить паству, глядя такими глазами на виновныхъ, что тѣ содрогались, угадывая предстоящія угрозы о_т_ц_а М_и_к_е_л_я. Онъ выгналъ ногой пьянаго П_і_а_в_к_у, заставъ его въ третій или четвертый разъ за тѣмъ, какъ онъ пилъ изъ бутылки церковнаго вина. Въ домѣ священника только священникъ имѣетъ право пить! Его бурный темпераментъ обнаруживался во всѣхъ актахъ священнодѣйствія и часто, когда во время мессы преемникъ П_і_а_в_к_и путался въ своихъ отвѣтахъ или слишкомъ медлилъ перенести, Евангеліе, онъ ударялъ его ногой подъ бахрому бѣлаго стихаря, прищелкивая языкомъ, словно звалъ собаку.
   Мораль его отличалась большой простотой. Она вытекала изъ желудка... Когда прихожане исповѣдывались въ своихъ грѣхахъ, эпитемія была всегда одна и та же. Пусть ѣдятъ больше! Дьяволъ овладѣвалъ ими именно потому, что они были такіе худые и блѣдные. Онъ любилъ говорить: "Чѣмъ больше ѣды, тѣмъ меньше грѣховъ". И когда кто-нибудь возражалъ, ссылаясь на свою бѣдность, священникъ негодовалъ, отпуская грубое ругательство. Называютъ себя бѣдняками, а живутъ на Альбуферѣ, въ лучшемъ уголкѣ міра! Онъ самъ получаетъ пять реаловъ, а живетъ лучше всякаго патріарха. Его сослали въ Пальмаръ на покаяніе, а онъ промѣнялъ бы свое мѣсто развѣ только на мѣсто каноника въ Валенсіи. Для кого создалъ Богъ бекасовъ Деесы, летающихъ стаями точно мошкара, кроликовъ, столь же многочисленныхъ, какъ трава, и всѣхъ птицъ озера, которыхъ такое множество, что стоитъ только ударить по камышамъ, чтобы онѣ вылетѣли оттуда дюжинами? Или они ждутъ, что птицы упадутъ въ котелъ ощипленныя, да еще съ солью? Чего имъ недостаетъ, это побольше рвенія къ труду и страху божьяго! Не постоянно же ловить угрей, по цѣлымъ часамъ сидѣть въ лодкѣ, какъ баба, и ѣсть бѣловатое мясо, пахнущее иломъ. Такимъ путемъ они сдѣлались жалкими грѣшниками, отъ одного вида которыхъ тошнитъ! Человѣкъ, истинный человѣкъ -- чортъ возьми!-- долженъ снискивать себѣ пропитаніе; какъ онъ -- ружьемъ!
   Передъ Пасхой, когда весь Пальмаръ облегчился отъ своихъ грѣховъ въ исповѣдальнѣ, выстрѣлы въ Деесѣ и на озерѣ учащались и сторожа, какъ безумные, перебѣгали съ одного конца на другой, не въ силахъ угадать, чѣмъ вызвана эта неожиданно вспыхнувшая страсть къ охотѣ.
   Послѣ окончанія мессы толпа разсѣялась ло площадкѣ. Женщины не возвращались домой, чтобы приготовить обѣдъ. Онѣ оставались съ мужчинами, противъ школы, гдѣ происходила жеребьевка. То было лучшее зданіе Пальмара, единственное двухэтажное. Внизу помѣщалось отдѣленіе для мальчиковъ, наверху -- для дѣвочекъ. Церемонія происходила въ верхнемъ этажѣ и въ открытыя окна было видно, какъ альгвасиль съ помощью П_і_а_в_к_и разставлялъ столъ съ предсѣдательскимъ кресломъ для сеньора, который прибудетъ изъ Валенсіи, и скамьи обоихъ классовъ для рыбаковъ, членовъ Общины.
   Самые старые рыбаки собирались у искривленнаго оливковаго дерева съ жалкой листвой, единственнаго украшенія площади. Это старое, рахитическое дерево, пересаженное съ горъ на илистую дочву, гдѣ оно зачахло, было тѣмъ пунктомъ, гдѣ собиралась вся деревня, тѣмъ мѣстомъ, гдѣ происходили всѣ событія общественной жизни. Подъ его вѣтвями совершались договоры относительно рыбной ловли, обмѣнивались барками и продавались угри городскимъ торговцамъ. Если кто находилъ на Альбуферѣ брошенную сѣть, плывущее весло или другой предметъ рыбной ловли, то онъ оставлялъ ихъ подъ деревомъ и рыбаки проходили мимо нихъ, пока хозяинъ не узнавалъ своей вещи по тому спеціальному знаку, которымъ каждый снабжалъ свои прднадлежности.
   Всѣ говорили о предстоящей жеребьевкѣ съ волненіемъ и страхомъ людей, довѣряющихъ свое будущее случаю. Меньше чѣмъ черезъ часъ для всѣхъ рѣшится вопросъ о нищетѣ или богатствѣ. Въ каждой толпѣ говорили о первыхъ шести мѣстахъ, единственныхъ, которыя могли сдѣлать богатымъ рыбака; они соотвѣтствовали первымъ шести именамъ, вынутынъ изъ ящика. То были мѣста на Главномъ Пути или около него: этой дорогой угри уплывали въ бурныя ночи, въ море, и встрѣчая сѣти, запутывались въ нихъ.
   Вспоминали съ благоговѣніемъ о нѣкоторыхъ счастливыхъ рыбакахъ, получившихъ мѣсто на Главномъ Пути, которые въ бурную ночь, когда волны взволнованной Альбуферы обнажали илистое дно, добывали 600 арровасъ рыбы {Приблизительно 250 пудовъ.}. Шестьсотъ арровасъ, по два дуро! Глаза рыбаковъ горѣли огнемъ жадности, когда они шопотомъ, таинственно повторяли эту цифру, боясь, что ихъ услышатъ люди, не жившіе на Альбуферѣ, ибо съ дѣтскихъ лѣтъ каждый привыкалъ со странной солидарностью уменьшать уловъ, чтобы министерство финансовъ, или Асіенда (эта невѣдомая жадная сеньора) не отягчала ихъ новыми налогами.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь говорилъ о прошедшихъ временахъ, когда народъ не размножался еще съ быстротой кроликовъ Деесы и въ жеребьевкѣ участвовало не болѣе шестидесяти рыбаковъ, весь составъ тогдашней Общины. А теперь сколько ихъ! Въ прошлогодней жеребьевкѣ участвовало болѣе 150. Населеніе продолжаетъ расти, рыбаковъ скоро будетъ больше чѣмъ угрей и Пальмаръ лишится того преимущества, которое ему эти мѣста давали передъ другими рыбаками озера.
   Воспоминаніе объ этихъ д_р_у_г_и_х_ъ, о рыбакахъ Катарохи, участвовавшихъ съ пальмарцами въ обладаніи Альбуферой, дѣлало Г_о_л_у_б_я нервознымъ. Онъ ненавидѣлъ ихъ также глубоко, какъ и земледѣльцевъ, сокращавшихъ водное пространство, создавая все новыя поля. По словамъ старика эти рыбаки жившіе вдали отъ озера, въ окрестностяхъ Катарохи, въ перемѣжку съ мужиками, и превращавшіеся въ земледѣльцевъ, когда повышалась заработная плата, были только случайными рыбаками, людьми, возвращавшимися къ водѣ только подъ вліяніемъ голода, за неимѣніемъ болѣе выгодныхъ занятій.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь хранилъ въ душѣ воспоминаніе о горделивыхъ утвержденіяхъ этихъ враговъ, смотрѣвшихъ на себя, какъ на первыхъ поселенцевъ Альбуферы. По ихъ словамъ рыбаки Катарохи были самыми древними и имъ далъ послѣ завоеванія Валенсіи, славный король Хаиме первую привиллегію эксплуатаціи озера съ обязательствомъ отдавать коронѣ пятую часть улова.
   -- А чѣмъ были тогда пальмарцы?-- спрашивалъ съ ироніей старый рыбакъ. И онъ возмущался, вспоминая отвѣтъ рыбаковъ Катарохи. Пальмаръ де получилъ евое назваще вслѣдствіе того, что когда-то былъ островкомъ, покрытымъ пальмами. Въ прежнія времена пріѣзжали сюда люди изъ Торренте и другихъ деревушекъ, занимавшіеся торговлей метлами. Они останавливались на островѣ и, запасшись на весь годъ карликовыми пальмами, снова поднимали паруса. Съ теченіемъ времени нѣсколько семействъ осталосъ на островѣ. Торговцы метлами превратились въ рыболововъ, увидя промыселъ этотъ выгоднѣе, и такъ какъ они благодаря своой бродячей жизни были ловчѣе, лучше понимали прогрессъ, то они и изобрѣли способъ жеребьевки мѣстъ, добились этой привиллегіи у королей и нанесли такимъ образомъ ущербъ жителямъ Катарохи, людямъ простоватымъ, никогда не покидавшимъ Альбуферу.
   Надо было видѣть гнѣвъ дядюшки Г_о_л_у_б_я, когда онъ повторялъ это мнѣніе враговъ. Пальмарцы, лучшіе рыбаки озера, вдругъ оказались потомками торговцевъ метлами и пришли изъ Торренте и другихъ мѣстечекъ, гдѣ никогда не видно было ни одного угря! Господи Іисусе! За меньшее оскорбленіе люди дрались до смерти на острогахъ! Онъ лучше знаетъ и заявляетъ имъ, что все ложь!
   Однажды во времена его юности его назначили присяжнымъ Общины и въ его домѣ хранился архивъ рыбаковъ, сокровище деревни, большой сундукъ съ книжищами, распоряженіями, королевскими привиллегіями и счетовыми тетрадями, переходившій отъ одного присяжнаго въ другому, при каждомъ новомъ назначеніи. Впродолженіи вѣковъ онъ переносился изъ хаты въ хату, и всегда прятался подъ матрасомъ изъ боязни, что его могутъ похитить враги Пальмара. Старый рыбакъ не умѣлъ читать. Въ его время о такихъ вещахъ не думали, а ѣли больше... Однако одинъ изъ священниковъ, его другъ, изложилъ ему вечеркомъ содержаніе каракуль, наполнявшихъ пожелтѣвшія страницы, и онъ сохранилъ его въ своей памяти. Сначала идетъ привиллегія славнаго Санъ Хаиме, убивавшаго мавровъ. Въ своемъ благоговѣніи передъ королемъ-завоевателемъ, подарившимъ озеро рыбакамъ, старикъ не придавалъ значенія его королевскому титулу, а во что бы то ни стало хотѣлъ въ немъ видѣть святого. Потомъ шли концессіи донъ Педро, доньи Віоланте, донъ Мартина, донъ Фернандо, цѣлаго ряда королей, благословенныхъ рабовъ Божьихъ, заботившихся о бѣднякахъ. Каждый изъ нихъ что-нибудь дарилъ рыбакамъ, одинъ право рубить стволы въ Деесѣ, чтобы прикрѣплять сѣти, другой,-- привиллегію пользоватъся сосновой корой, чтобы окрашивать сѣти. То были хорошія времена! Короли, превосходные люди, чья рука всегда была открыта для бѣдняковъ, довольствовались пятой частью улова. Не то что теперь, когда Асьенда и прочія людскія измышленія взимаютъ каждые три мѣсяца поларрову серебра, чтобы позволить имъ жить на озерѣ, принадлежавшемъ ихъ предкамъ. А когда Г_о_л_у_б_ю возражали, что пятая часть улова гораздо больше, чѣмъ пресловутая поларрова серебра, онъ въ нерѣшительности чесалъ голову подъ шляпой. Ну хорошо! Пусть больше! Но платили ве деньгами и это было не такъ чувствительно.
   И снова возвращался онъ къ своей ненависти къ остальнымъ обитателямъ озера. Правда, прежде на Альбуферѣ не было другихъ рыбаковъ, кромѣ тѣхъ, что жили подъ тѣнью колокольни Катарохи. Тогда еще не было возможности жить около моря. Берберійскіе разбойники выходили на разсвѣтѣ на берегъ, все увозя съ собой, и честный, трудящійся людъ искалъ защиты въ деревушкахъ, чтобы имъ не надѣли въ видѣ украшенія на шею цѣпь. Но съ теченіемъ времени, когда жизнь становилась безопаснѣе, настоящіе рыбаки, тѣ, которые избѣгали, безчестія, земледѣльческаго труда, перекочевали въ Пальмаръ. Они выигрывали такимъ образомъ каждый день два часа, необходимые потратить на переѣздъ, прежде чѣмъ опустить сѣти. Они любили озеро и потому остались на немъ. При чемъ тутъ торговцы метлами? Пальмарцы такіе же исконные поселенцы, какъ и остальные! Отъ своего дѣда онъ часто слышалъ, что ихъ семья происходитъ изъ Катарохи и, несомнѣнно, у нихъ тамъ есть родственникіи, но изъ числа тѣхъ, кого знать не хотятъ.
   Доказательствомъ того, что они были самые старые и ловкіе рыбаки, служило изобрѣтеніе жеребьевки, столь остроумное, что до него никогда бы не додумались жители Катарохи. Эти несчастные ловятъ рыбу сѣтями и на крючовъ. Большую часть года они голодаютъ и хотя бы обстоятельства имъ благопріятствовали, они не перестаютъ быть бѣдняками. А пальмарцы, люди смышленные, изучили нравы угрей. Замѣтивъ, что ночью они приближаются къ морю и во мракѣ непогоды какъ безумные, перекочевываютъ изъ озера въ каналы, они нашли болѣе удобнымъ загородить каналы подводными сѣтями, помѣщая около нихъ верши. Ловля основывалась на обманѣ и вся работа рыбака сводилась лишь къ тому, чтобы опорожнять содержимое сѣтей и вновь ихъ опускать.
   И затѣмъ, что за чудная организація пальмарской Общины!.. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь приходилъ въ восторгъ отъ этого созданія предковъ. Озеро прнадлежало рыбакамъ. Все оно принадлежало всѣмъ. Не такъ, какъ на материкѣ, гдѣ люди придумали такое свинство, какъ раздѣленіе земли, гдѣ они провели межи и заборы и говорятъ съ гордостью: это твое, а это мое, какъ будто все не есть собственность Господа, и какъ будто въ день смерти у людей останется другая земля, кромѣ той, которая навѣки замкнетъ уста.
   Альбуфера принадлежитъ всѣмъ дѣтямъ Пальмара, безъ различія классовъ, бродягамъ, проводившимъ день въ трактирѣ С_а_х_а_р_а, равно какъ и алькальду, посылавшему угрей, далеко-далеко, и бывшему почти такимъ же богачемъ какъ и трактирщикъ. Но при раздѣлѣ озера одни мѣста оказывались лучше другихъ, то установился обычай ежегодной жеребьевки и хорошія мѣста переходили изъ рукъ въ руки. Кто сегодня бѣденъ, можетъ завтра стать богачемъ! Такъ устроилъ дѣло Богъ, при помощи жеребьевки. Кому суждено остаться бѣднякомъ, останется бѣднякомъ, но у него по крайней мѣрѣ открыто окно, черезъ которое Счастье, если ему вздумается, можетъ влетѣть. Вотъ напр. онъ самъ, старѣйшій рыбакъ Пальмара. Онъ думаетъ дожить еще до ста лѣтъ, если не помѣшаетъ дьяволъ. Онъ участвовалъ болѣе чѣмъ въ восьмидесяти жеребьевкахъ. Однажды онъ вынулъ пятое мѣсто, какъ-то четвертое. Никогда ему не доставалооь первое, но онъ не жалуется, ибо прожилъ жизнь, не зная голода и не богатѣя на счетъ бѣдности сосѣда, какъ дѣлаютъ люди въ окрестности. Къ тому же вь концѣ зимы, когда кончался уловъ въ лучшихъ мѣстахъ, предсѣдатель Общины объявляетъ общую ловлю, въ которой участвовали всѣ рыбаки, соединяя свои сѣти, барки и руки. Во время этого общаго предпріятія загораживалось все дно гигантской тканью сѣтей и уловъ дѣлился между всѣми поровну. Такъ должны жить люди, по-братски, иначе они превратятся въ звѣрей! И дядюшка Г_о_л_у_б_ь кончалъ свою рѣчь словами, что недаромъ же Господь, когда жилъ на эемлѣ, проповѣдовалъ на озерахъ, аоходившихъ въ большей или меныней степени на Альбуферу, и окружалъ себя не земледѣльцами, а рыбаками, ловившими линей и угрей.
   Толпа на площади все увеличивалась. Алькальдъ съ своими помощниками и альгвасилемъ стояли у канала, высматривая барку, которая должна была привести изъ Валенсіи представителя Асьенды. Изъ окрестности прибывали люди, чтобы присутствовать при обрядѣ. Толпа разступилась передъ начальникомъ карабинеровъ, мчавшимся изъ одинокой Торре Нуева, между Деесой и моремъ, на лошади, загрязненной иломъ каналовъ. Явился присяжный въ сопровожденіи крѣпкаго парня тащившаго на спинѣ архивъ Общины, а отецъ Микель, воинственный попъ, переходилъ въ домашней рясѣ и на бокъ надѣтой шапочкѣ, отъ одной группы къ другой, увѣряя, что счастье отвернется отъ грѣшниковъ.
   Хотя С_а_х_а_р_ъ не былъ родомъ изъ деревни и потому не имѣлъ права участвовать въ жеребьевкѣ, онъ однако обнаруживалъ не меньшій интересъ. Онъ всегда присутствовалъ при этомъ обрядѣ. Онъ наживался здѣсь на цѣлый годъ и это возмѣщало ему убыткіи, вызванные падавшей контрабандой. Почти всегда первое мѣсто доставалось бѣдняку, собственнику лишь одной лодки и нѣсколько сѣтей. Чтобы имѣть возможность эксплуатировать Г_л_а_в_н_ы_й п_у_т_ь, нужно было имѣть большія приспособленія, разнаго рода барки, наемныхъ работниковъ. И когда бѣднякъ ошеломленный неожиданно свалившимся счастіемъ, не зналъ, что дѣлать, къ нему подходилъ С_а_х_а_р_ъ, слово ангелъ-хранитель. У него есть все, что нужно. Онъ предлагалъ свои барки, на тысячу песетъ новой веревки для большихъ сѣтей, которыя должны замыкать каналъ, и деньги, чтобы заплатить впередъ поденную плату. Онъ просто хочетъ помочь другу, счастливецъ внушаетъ ему такую симпатію! Но такъ какъ дружба,-- дружбой, а дѣло -- дѣломъ, то взамѣнъ своихъ услугъ онъ удовольствовался бы половиной улова. Такимъ образомъ жеребьевка всегда бывала на руку С_а_х_а_р_у и онъ съ тревогой ожидалъ результатовъ, возсылая молитвы, дабы первыя мѣста не доставались тѣмъ изъ пальмарцевъ, у которыхъ было кое-какое состояніе.
   Нелета тоже поспѣшила на площадь, привлеченная обрядомъ, бывшимъ однимъ изъ лучшихъ праздниковъ деревни. Въ воскресномъ костюмѣ, она походила на сеньориту изъ Валенсіи. Ея злой врагъ, свояченица С_а_х_а_р_а посмѣивалась въ враждебной толпѣ надъ ея высокой прической, розовымъ платьемъ, поясомъ съ серебряной пряжкой и ея запахомъ п_о_т_а_с_к_у_ш_к_и, которая срамитъ весь Пальмаръ, заставляя мужчинъ терять голову. Съ тѣхъ поръ какъ рыжеволосая красавица разбогатѣла, она страшно душилась, словно желая уничтожить запахъ ила, окружавшій озеро. Она почти не мыла лица, подобно всѣмъ женщинамъ острова. Кожа ея была не очень чистая, но на ней всегда покоился слой пудры, и съ каждымъ ея шагомъ платье распространяло цѣлое облако запаха мускуса, который доставлялъ наслажденіе обонянію посѣтителей трактира.
   Въ толпѣ произошло волненіе. Онъ пріѣхалъ! Обрядъ сейчасъ начнется! Мимо толпы прошли алькальдъ съ палкой, украшенной черными кисточками, всѣ его помощники и делегатъ Асьенды, бѣдный чиновникъ, на котораго рыбаки смотрѣли съ благоговѣніемъ (смутно чуя его огромную власть надъ Альбуферой) и въ то же время съ ненавистью. Этотъ франтъ и естъ тотъ, который утаскиваетъ у нихъ поларровы серебра!
   Всѣ стали медленно подниматься по узкой школьной лѣстницѣ, на которой было мѣсто заразъ для одного человѣка. Пара карабинеровъ, съ ружьемъ въ рукѣ, охраняла дверь, чтобы помѣшать войти женщинамъ и дѣтямъ, которыя могли помѣшать собранію. Порою любопытная дѣтвора пыталась оттѣснить ихъ, но карабинеры грозили прикладами и обѣщали побить малышей, своими криками нарушавшихъ торжественность церемоніи.
   Наверху скопленіе было такъ велико, что многіе рыбаки не нашли мѣста на скамьяхъ и толпились на балконахъ. На однихъ, самыхъ старыхъ, красовались красныя шляпы древнихъ обитателей Альбуферы, другіе надѣли на голову, какъ крестьяне, платокъ съ длиннымъ концомъ или соломенныя шляпы. Всѣ были одѣты въ свѣтлые цвѣта, въ плетеныхъ лаптяхъ или босикомъ, и отъ потной тѣснившейся толпы исходилъ липкій, холодный запахъ земноводныхъ существъ, родившихся среди ила.
   На учительскомъ мѣстѣ помѣщался предсѣдательскій столъ. Посрединѣ делегатъ министерства диктовалъ секретарю начало акта. Около него сидѣли священникъ, адькальдъ, присяжный, начальникъ карабинеровъ и другіе приглашенные, среди которыхъ виднѣлась фигура пальмарскаго медика, бѣднаго парія науки, который за пять реаловъ три раза въ недѣлю пріѣзжалъ лѣчить огуломъ всѣхъ страдавшихъ перемежающейся лихорадкой.
   Присяжный поднялся съ своего мѣста. Передъ собой онъ держадъ счетныя книги Общины, чудо гіероглифическаго искусства. Ни одной буквы не было въ нихъ, платежи обозначались всевозможными фигурами. Это было изобрѣтеніе прежнихъ присяжныхъ, не умѣвшихъ писать, н обычай этотъ такъ и сохранился. Каждому рыбаку была посвящена одна страница. Въ заголовкѣ значилось не его имя, а знакъ, которымъ были снабжены его лодки и сѣти, чтобы ихъ можно было узнать. У одного былъ крестъ, у другого -- ножницы, у третьяго -- клювъ лысухи, у дядюшки Г_о_л_у_б_я -- полумѣсяцъ. Присяжному стоило только посмотрѣть на гіероглифъ, чтобы сказать: "Счетъ Фулана". А остатокъ страницы былъ наполненъ черточками, обозначавшими ежемѣсяный взносъ подати.
   Старые рыбаки хвалили эту систему счета. Такъ каждый могъ провѣрять его и не было обмана, какъ въ другихъ книжищахъ съ цифрами и маленькими буквами, понятными только господамъ.
   Присяжный, живой человѣкъ, съ бритой головой и дерзкимъ взглядомъ, откашлялся и отплевывался, прежде чѣмъ заговорить. Приглашенные, сидѣвшіе вокругъ предсѣдательскаго стола, отодвинулись и принялись бесѣдовать между собой. Сначала разбирались дѣла Общины, въ которыхъ они не могли участвовать. Оникасались однихъ только рыбаковъ. Присяжный началъ свою рѣчь: К_а_в_а_л_л_ь_е_р_о_с_ъ! И окинувъ властнымъ взглядомъ собраніе, онъ потребовалъ молчанія. Снизу съ площади доносились визги дѣтворы, кричавшей, точно осужденные, и назойливое жужжаніе женской болтовни. Алькальдъ послалъ внизъ альгвасиля, который обходилъ толпу, чтобы возстановить молчаніе и дать возможность присяжному пристудить къ своей рѣчи.
   Кавалльеросъ! Дѣло ясное! Его выбрали присяжнымъ, чтобы онъ собиралъ съ каждаго его часть и передавалъ каждые три мѣсяца Асьендѣ около 1500 песетъ, пресловутую поларрову серебра, о которой говорила вся деревня. Прекрасно! Но дѣло такъ не можетъ продолжаться! У многихъ накопились недоимки и лучше поставленные рыбаки обязаны частью возмѣщать ихъ. Чтобы сдѣлать впредь невозможнымъ подобный безпорядокъ, онъ предлагаетъ не допускать недоимщиковъ до жеребьевки.
   Нѣкоторая частъ собравніихся встрѣтила эти слова одобрительнымъ шопотомъ. Это были тѣ, кто заплатили подати. Исключеніе изъ жеребьевки многихъ товарищей увеличивало для нихъ возможность получить первыя мѣста. Однако большинство собранія, болѣе бѣдное на видъ, протестовало громкими криками, вскочивъ съ своихъ мѣстъ и впродолженіи нѣсколькихъ минутъ присяжнаго не было слышно.
   Когда возстановилось молчаніе, всѣ снова заняли свои мѣста, поднялся болѣзненный человѣкъ, съ блѣднымъ лицомъ и нездоровымъ блескомъ вь глазахъ. Говорилъ онъ медленно, голосомъ слабымъ, то и дѣло прерывавшимся лихорадочной дрожью. Онъ принадлежитъ къ числу тѣхъ, кто не платилъ. Быть можетъ, никто не долженъ столько, сколько онъ! Прошлымъ годомъ онъ вытянулъ одно изъ худшихъ мѣстъ и уловъ былъ такой ничтожный, что онъ даже не смогъ прокормить семью. Впродолженіи одного года онъ дважды побывалъ въ Валенсіи, перевозя въ лодкѣ два бѣлыхъ ящика съ золотыми галунами, двѣ игрушки, которыя заставили его просить деьгни взаймы. Вѣдь самое меньшее, что можетъ сдѣлать отецъ, это похоронить, какъ слѣдуетъ, своихъ дѣтей, когда они навсегда покидаютъ землю! У него умерло двое сыновей отъ недоѣданія, какъ говоритъ присутствующій здѣсь о_т_е_ц_ъ М_и_к_е_л_ь, а потомъ онъ самъ заболѣлъ во время работы лихорадкой, которую влачитъ вотъ уже нѣсколько мѣсяцевъ. Онъ не платитъ, потому что не можетъ! И его хотятъ лишить права на счастье! Развѣ онъ не такой же членъ Общины Рыбаковъ, какъ его отцы и дѣды?
   Наступило тягостное молчаніе, среди котораго слышались рыданія несчастнаго, упавшаго безсильно на свое мѣсто, спрятавъ лицо въ рукахъ, словно стыдясь своей исповѣди.
   -- Нѣтъ, нѣтъ!-- послышадся вдругъ дрожащій голосъ, поразившій всѣхъ своей энергіей.
   То былъ дядюшка Г_о_л_у_б_ь. Онъ вскочилъ на ноги, надвинулъ шляпу глубоко на голову, глаза его горѣли отъ негодованія и онъ говорилъ быстро, перемѣшивая свою рѣчь всѣми памятными ему клятвами и ругательствами. Старые товарищи тянули его за кушакъ, чтобы обратить его внимаяіе на недостатокъ уваженья къ присутствующимъ сеньорамъ. Но онъ оттолкнулъ ихъ локтемъ и продолжалъ. Больно ему нужно обращать вниманіе на эти чучела! Онъ знался съ королевами и героями. Онъ говоритъ, потому что имѣетъ право говорить! Господи! Онъ старѣйшій рыбакъ на Альбуферѣ и слова его должны выслушиваться, какъ приговоры. Его устами говорятъ отцы и дѣды! Альбуфера принадлежитъ всѣмъ и позоръ отнимать у человѣка хлѣбъ, безразлично платилъ ли онъ Асьендѣ или нѣтъ. Развѣ этои барынѣ нужны жалкія песеты, чтобы поужинать.
   Негодованіе старика наэлектризовывало публику. Многіе громко смѣялись, забывъ недавнее гнетущее впечатлѣніе.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь напоминалъ, что и онъ когда-то былъ Присяжнымъ. Не мѣшаетъ, конечно, сурово относиться къ мошенникамъ, избѣгающимъ труда,-- бѣднымъ же, исполняющимъ свой долгъ, не могущимъ платить по своей нищетѣ, надо протягивать руку помощи! Чортъ возьми! Рыбаки Пальмара не какіе-нибудь нехристи. Нѣтъ, всѣ братья и озеро всеобщее достояніе. Дѣленіе на богатыхъ и бѣдныхъ годится для жителей материка, для м_у_ж_и_к_о_в_ъ, среди которыхъ есть хозяева и слуги! А въ Альбуферѣ всѣ равны. Кто теперь не платитъ, заплатитъ потомъ. Тѣ кто имѣетъ больше, пусть покрываютъ недоимки тѣхъ, у кого нѣтъ ничего, ибо такъ всегда было. Пусть всѣ участвуютъ въ жеребьевкѣ!
   Тонетъ, привѣтствуя дѣда, подалъ сигналъ къ шумной оваціи. Дядюшка, Тони, казалось, не сочувствуетъ вполнѣ воззрѣніямъ отца, но всѣ рыбаки-бѣдняки бросились къ старику, обнаруживая свой энтузіазмъ тѣмъ, что хватали его за блузу или любовно ударяли его съ такой силой, что на его морщинистый затылокъ сыпался цѣлый дождь колотушекъ.
   Присяжный закрылъ съ досадой свои книги. Каждый годъ то же самое. Съ этимъ старымъ людомъ, казавшимся вѣчно молодымъ, было невозможно привести въ порядокъ дѣла общины. И съ разочарованнымъ видомъ принялся онъ выслушивать извиненія недоимщиковъ, которые поднялись, чтобы объяснить свою медлительность. У однихъ семья болѣла, у другихъ были плохія мѣста, третьи не могли работать изъ-за проклятой лихорадки, которая съ приближеніемъ ночи точно стерегла изъ-за камыша несчастнаго, чтобы вцѣпиться въ него. И передъ слушателями проходила вся нищета, вся печальная жизнь нездоровой лагуны, точно нескончаемая жалоба.
   Чтобы сократить эту безконечную скорбную исповѣдь, было рѣшено никогда не исключать изъ жеребьевки. Присяжный поставилъ на столъ кожаный мѣшокъ съ билетами.
   -- Требую слова!-- закричалъ чей-то голосъ у дверіей. Кто это желаетъ говорить, чтобы дѣлать новыя тягостныя заявленія?
   Толпа раздвидулась и громкій взрывъ смѣха привѣтствовалъ П_і_а_в_к_у. Онъ важно шелъ впередъ, потирая покраснѣвшіе отъ пьянства глаза, дѣлая надъ собой усилія, чтобы принять позу, достойную собранія. Видя, что всѣ трактиры Пальмара опустѣли, онъ втерся въ школу и счелъ нужнымъ передъ жеребьевкой открыть ротъ.
   -- Чего тебѣ?-- спросилъ недовольнымъ тономъ Присяжный, раздосадованный вмѣшательствомъ бродяги, пришедшимъ испытать его терпѣніе послѣ объясненій и извиненій недоимщиковъ.
   "Чего онъ желаетъ? Онъ желаетъ узнать, почему его имя не фигурируетъ въ спискахъ, вотъ уже сколько лѣтъ? Онъ имѣетъ такое же право, какъ и самый богатый, ловить рыбу въ Альбуферѣ. Онъ бѣднѣе всѣхъ. Пусть такъ! Но развѣ онъ не родился въ Пальмарѣ? Развѣ его не крестили въ приходѣ Святого Валерія въ Русафѣ? Развѣ онъ не происходитъ отъ рыбаковъ? Въ такомъ случаѣ онъ долженъ тоже участвовать въ жеребьевкѣ!
   Претензіи бродяги, никогда не касавшагося руками сѣтей, предпочитавшаго переплывать каналы, чѣмъ переѣзжать ихъ съ весломъ на лодкѣ, показались рыбакамъ такими неслыханными, такими смѣшными, что всѣ разразились смѣхомъ.
   Присяжный отвѣтилъ недовольно. Вонъ отсюда, лѣнтяй!
   Какое дѣло Общинѣ до того, что его предки были честными рыбаками, разъ его отецъ отказался отъ весла ради пьянства, и у него общее съ рыбаками толъко то, что онъ родился въ Пальмарѣ. Къ тому ни отецъ его, ни онъ самъ никогда не платили податей. Знакъ, которымъ въ былые годы П_і_а_в_к_и отмѣчали свои принадлежности для рыбной ловли, давно уже вычеркнутъ изъ книгъ Общины.
   Однако пьяница настаивалъ среди разраставшагося смѣха публики, на своихъ правахъ, пока не вмѣшался съ своими вопросами дядюшка Г_о_л_у_б_ь. Ну, а если онъ будетъ участвовать въ жеребьевкѣ и получитъ одно изъ лучшихъ мѣстъ, что онъ сдѣлаетъ съ нимъ? Какъ онъ будетъ его эксплуатировать, разъ онъ не рыбакъ и не знаетъ рыбачьяго промысла?
   Бродяга насмѣшливо улыбнулся. Важно получить мѣсто! Остальное уже его дѣло! Онъ уже устроитъ такъ, что вмѣсто него будутъ работать другіе, которые ему отдадутъ большую часть улова. И въ его циническомъ смѣхѣ выражалась злоба того перваго человѣка, который обманулъ ближняго, заставляя его работать, чтобы самому жить праздно.
   Открытое признаніе П_і_а_в_к_и возмутило рыбаковъ. Въ сущности онъ только вслухъ формулировалъ мыслъ многихъ, но эти простые люди чувствовали себя оскорбленными цинизмомъ бродяги, увидѣли въ немъ олицетвореніе всѣхъ угнетателей бѣдняковъ. Вонъ его! Вонъ! Ударами кулаковъ и пинками его выпроводили въ дверъ, между тѣмъ какъ молодые рыбаки шумѣли ногами, подражая среди смѣха лаю собакъ и мяуканію кошекъ.
   Священникъ донъ Мигуэль поднялся негодуя съ мѣста., выставляя впередъ свое тѣло борца, свое лицо, искаженное гнѣвомъ. Это что такое? Что это за неуваженіе къ важнымъ и значительнымъ лицамъ, составлявщимъ президіумъ. Пусть поостерегутся! Если онъ сойдетъ съ эстрады, онъ расшибетъ морду не одному молодцу!
   Немедленно возстановилось спокойствіе. Священникъ съ удовлетвореніемъ увидѣлъ, какое имѣетъ вліяніе на народъ и шепнулъ начальнику карабинеровъ.
   -- Вы видите! Никто лучше меня не понимаетъ этого стада. Имъ нужно отъ времени до времени показывать палку!
   Болѣе угрозъ о_т_ц_а М_и_к_е_л_я способствовалъ возстановленію спокойствія тотъ фактъ, что Присяжный передалъ предсѣдателю списокъ рыбаковъ Общины, чтобы удостовѣриться въ присутствіи всѣхъ.
   Въ немъ были перечислены всѣ рыбаки Пальмара. Достаточно было быть совершеннолѣтнимъ, хотя и живущимъ въ хатѣ отца, чтобы участвовать въ жеребьевкѣ.
   Предсѣдатель читалъ имена рыбаковъ и каждый изъ нихъ воскліщалъ съ нѣкоторой елейностью, въ виду присутствія священника: "Хвала Маріи пречистой!" Нѣкоторые враги отца Мигуэля отвѣчали "здѣсь", наслаждаясь недовольнымъ лицомъ священника.
   Присяжный опорожнилъ грязный кожаный мѣшокъ, столь же древній, какъ и сама Община. На столъ покатились билеты въ видѣ пустыхъ желудей изъ чернаго дерева, въ отверстіе которыхъ просовывалась бумага съ именемъ рыбака.
   Одинъ за другимъ рыбаки подзывались къ столу предсѣдателя, получали желудь и бумажку, на которой было написано имя на тотъ случай, если рыбакъ былъ безграмотенъ.
   Надо было видѣть, къ какимъ предосторожностямъ прибѣгали недовѣрчивые и хитрые бѣдняки. Самые невѣжественные отыскивали грамотныхъ, чтобы тѣ посмотрѣли, ихъ ли имя написано на бумагѣ и успокаивались только послѣ цѣлаго ряда разспросовъ. Къ тому же обычай называться кличкой возбуждалъ въ нихъ нѣкоторую нерѣшительность. Ихъ настоящее имя и фамилія обнаруживались только въ такой день какъ сегодня и они колебались, словно неувѣренные въ томъ, ихъ ли это имя. Потомъ предпринимались болѣе важныя предосторожности. Каждый прятался, обращаясь лицомъ къ стѣнѣ, и вкладывая свое имя вмѣстѣ съ бумагой, всовывалъ соломинку, или сѣрую спичку, нѣчто такое, что служило бы ручательствомъ, что не перепутаютъ билетовъ. Недовѣрчивость не покидала ихъ до того самаго момеята, когда они опускали свой номеръ въ мѣшокъ. Господинъ, пріѣхавшій изъ Валенсіи, возбуждалъ въ нихъ то недовѣріе, какое вызываетъ всегда въ деревенскихъ жителяхъ чиновникъ.
   Началась жеребьевка. Священникъ донъ Мигуэль вскочилъ на ноги, снявъ шапочку и всѣ послѣдовали его примѣру. Слѣдовало прочесть молитву по старому обычаю. Это привлекаетъ счастье. И впродолженіи нѣсколькихъ минутъ рыбаки неслышно бормотали молитву, снявъ шляпы и опустивъ головы.
   Царило глубокое молчаніе. Предсѣдатель трясъ кожаный мѣшокъ такъ, чтобы жолуди какъ слѣдуетъ перемѣшались, и они издавали въ тишинѣ шумъ отдаленнаго града... Черезъ головы толпы на рукахъ передавали мальчика, который наконецъ достигъ эстрады и опустилъ руку въ мѣшокъ. Всѣ притаили дыханіе. Взоры всѣхъ были обрашены на деревянный желудь, изъ котораго съ трудомъ вытаскивалась свернутая бумажка.
   Предсѣдатель прочелъ имя и въ собраніи, привыкшемъ къ кличкамъ, съ трудомъ узнававшемъ никогда не употребляемыя имена, воцарилось нѣкоторое смущеніе. Кто получилъ первый нумеръ? Но Тонетъ быстро поднялся и воскликнулъ "Я здѣсь!"
   Итакъ, внукъ Г_о_л_у_б_я! Ну и везетъ же парню! Въ первый разъ присутствуетъ на жеребьевкѣ и выигралъ первое мѣсто! Ближайшіе рыбаки поздравляли его съ завистью, а онъ смотрѣлъ лишь на предсѣдателя съ тревогой человѣка, который все еще не вѣритъ въ свое счастъе. Онъ можетъ выбрать мѣсто? Едва ему отвѣтили утвердительно, какъ онъ выразилъ свою просьбу. Онъ беретъ Г_л_а_в_н_ы_й п_у_т_ь. И какъ только онъ увидѣлъ, что секретарь сдѣлалъ отмѣтку, онъ, какъ молнія, выскочилъ изъ комнаты, наскакивая на всѣхъ и пожимая друзьямъ руки, протянутыя для поздравленія.
   Внизу на площади толпа ждала въ такомъ же безмолвіи, какъ наверху. Существовалъ обычай, по которому первые счастливцы сейчасъ же сходили внизъ, сообщить о своемъ счастьи, бросая въ воздухъ шляпу, въ знакъ радости. Какъ только поэтому увидѣли, что Тонетъ чуть не скатывался съ лѣстницы, его встрѣтили шумными и долгими возгласами.
   -- К_у_б_и_н_е_ц_ъ!.. Тонетъ-Усы! Онъ, слышь, онъ!
   Женщины бросились къ нему возбужденныя, обнимали, плакали, словно частица его счастья могла перейти къ нимъ, вспоминали его мать. Вотъ бы радовалась покойница, если бы дожила. И Тонетъ теряясь въ юбкахъ, ободренный шумной оваціей, не отдавая себѣ отчета, обнялъ Нелету, которая улыбалась и ея зеленые глаза блестѣли отъ удовольствія.
   К_у_б_и_н_е_ц_ъ хотѣлъ отпраздновать свой тріумфъ. Онъ послалъ въ трактиръ С_а_х_а_р_а за шипучкой и пивомъ для всѣхъ сеньоръ. Пусть и мужчины пьютъ, сколько хотятъ. Онъ платитъ! Въ одинъ мигъ площадь превратилась въ лагерь. П_і_а_в_к_а со свойственной ему подвижностью, когда рѣчь шла о выпивкѣ, помогъ осуществить желанія щедраго друга, таскалъ изъ трактира С_а_х_а_р_а все старое затвердѣвшее пирожное, хранившееся въ стеклянныхъ вазахъ шкапа, перебѣгалъ отъ одной группы къ другой, наполняя стаканы и часто останавливаясь въ своей работѣ угощенія, чтобы не забыть и самого себя.
   Съ лѣстницы спускались другіе счастливцы, получившіе лучшія мѣста. Они тоже бросали шляпы въ воздухѣ, и крича: Побѣда! Однако къ нимъ подбѣгали только ихъ родственники и друзья. Вое вниманіе остальныхъ было обращено на Тонета, на номеръ первый, выказывавшій такую щедрость.
   Рыбаки покидали школу. Вышло уже около тридцати номеровъ. Оставались одни только плохія мѣста, едва достаточныя для прокормленія, и народъ расходился, не обнаруживая больше интереса къ жеребьевкѣ.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь переходилъ отъ одной группы къ другой, принимая поздравленія. Въ первый разъ онъ былъ доволенъ внукомъ. Ха-ха-ха! Всегда судьба благопріятствуетъ бездѣльникамъ! Это говорилъ еще его отецъ! Вотъ онъ 80 разъ участвовалъ въ жеребьевкѣ и никогда не вынималъ перваго номера, а возвращается изъ отдаленныхъ странъ внукъ, участвуетъ въ первый разъ и счастье улыбается ему. Но въ концѣ концовъ это останется въ семьѣ. И онъ приходилъ въ восторгъ при мысли, что впродолженіи одного года будетъ первымъ рыбакомъ Альбуферы.
   Растроганный выпавшимъ на долю семьи счастьемъ, онъ подошелъ къ сыну, по обыкновенію серьозному и сосредоточенному. Тони! Счастье вошло въ ихъ хату и остается только овладѣть нмъ. Если они помогутъ малышу, не много смыслящему въ рыбной ловлѣ, то будутъ дѣлать большія дѣла.
   При видѣ холодности, съ которой возражалъ сынъ, старикъ былъ ошеломленъ. Да, конечно! Первый номеръ вещь хорошая, но для тѣхъ, кто исѣетъ достаточно приспособленій, чтобы воспользоваться этимъ преимуществомъ. Требуется болѣе 1000 песетъ на однѣ сѣти! А есть ли у нихъ деньги?
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь улыбнулся. Найдется кто ссудить ихъ дентгами. При этомъ словѣ лицо Тони приняло скорбное выраженіе. У нихъ и такъ много долговъ! Не мало его мучаютъ французы, засѣвшіе въ Катаррохѣ, продающіе лошадей въ разсрочку и ссужаюшіе деныами мужиковъ. Ему пришлось обратиться къ нимъ за помощью, сначала во время плохого урожая, потомъ, чтобы подвинуть немного впередъ осушенье лагуны и даже во снѣ онъ видитъ этихъ людей, одѣтыхъ въ плюшевыя куртки, бормотавшихъ на ломаномъ языкѣ угрозы и на каждомъ шагу вынимавшихъ ужасную бумагу, куда заносили цифру долга съ его сложной сѣтью процентовъ. Съ него довольно! Разъ человѣкъ ударился въ глупое предпріятіе, онъ долженъ спастись, какъ можетъ, и не дѣлать новыхъ ошибокъ. Съ него достаточно тѣхъ долговъ, которые онъ надѣлалъ, какъ земледѣлецъ, и онъ не желаетъ дѣлать новыхъ, какъ рыбакъ. Его единственное желаніе -- заполнить лагуну землей до уровня воды и избѣжать другихъ долговъ.
   Рыбакъ повернулся къ сыну слиной. И въ этомъ человѣкѣ течетъ его кровь! Тонетъ при всей его лѣни ему ближе. Онъ будетъ дѣйствовать сообща съ внукомъ и они вдвоемъ уже придумаютъ кавой-нибудь исходъ. Хозяину Г_л_а_в_н_а_г_о п_у_т_и не можетъ недоставать денегь.
   Окруженный друзьями, обласканный женщинами, ободренный влажнымъ взглядомъ Нелеты, не отрывавшей отъ него глазъ, Тонетъ усльппалъ, что кто-то его зоветь, толкая въ плечо.
   То былъ С_а_х_а_р_ъ, который, казалось, пожиралъ его своими нѣжными взорами. Надо поговоритъ! Не даромъ они всегда были друзьями и трактиръ всегда былъ роднымъ домомъ для Тонета! А между друзьями дѣла обдѣлываются быстро. И они отошли нѣсколько шаговъ въ сторону, преслѣдуемые любопытными глазами тодпы.
   Трактирщикъ приступилъ къ изложенію плана. У Тонета нѣтъ всего нужнаго для эксплуатаціи мѣста, которое ему досталось. Не такъ ли? Но все нужное есть у него, истиннаго его друга, готоваго ему помочь, и вступить съ нимъ въ общее дѣло. Онъ позаботится обо всемъ.
   И такъ какъ Тонетъ молчалъ, не зная, что отвѣтить, то трактирщикъ, толкуя его модчаніе, какъ отказъ, снова сталъ настаивать. Они друзья или нѣтъ? Или онъ думаетъ, какъ его отецъ, прибѣгнуть къ помощи иностранцевъ Катарохи, высасывающихъ всѣ соки изъ бѣдняковъ? Онъ его другъ! Онъ даже смотритъ на себя, какъ на его родственника, потому что -- чортъ возьми!-- онъ не можетъ забыть, что его жена Нелета, выросла въ хатѣ Г_о_л_у_б_е_й, что ей часто давали тамъ ѣсть и что она любитъ Тонета, какъ брата.
   Хитрый трактирщикъ говорилъ объ этихъ воспоминаніяхъ съ величайшимъ апломбомъ, подчеркивая братскую любовь жены къ молодому человѣку. Потомъ рѣшился на болѣе героическое средство. Если Тонетъ сомнѣвается въ немъ, если онъ не желаетъ его имѣть компаньономъ, онъ позоветъ Нелету, чтобы она его убѣдила. Ей несомнѣнно удастся направить его на истинный путь. Что? Позвать ее?
   Соблазненный предложеніемъ трактирщика, Тонетъ колебался, прежде чѣмъ принятъ его. Онъ боялся сплетенъ, вспоминалъ объ отцѣ и. его суровыхъ совѣтахъ. Онъ посмотрѣлъ кругомъ, словно ища рѣшенія у толпы, и увидѣлъ дѣда, который ему издали утвердительно кивалъ головой.
   Рыбакъ угадывалъ слова С_а_х_а_р_а. Онъ какъ разъ думалъ о богатомъ трактирщикѣ, который могъ бы оказать имъ помощъ. И онъ ободрялъ внука, снова кивая головой. Пусть онъ не отказывается. Такой человѣкъ имъ какъ разъ и нуженъ!
   Тонетъ рѣшился и мужъ Нелеты, угадывая по его глазамъ о его рѣшеніи, поспѣшилъ формулировать условія. Онъ дастъ все нужное, работать будетъ Тонетъ съ дѣдомъ, а, уловъ пополамъ. Идетъ?
   Идетъ! Оба мужчины пожали другъ другу руку и отправились въ сопровожденіи Нелеты и дядюшки Г_о_л_у_б_я въ трактиръ, чтобы общимъ обѣдомъ отпраздновать договоръ.
   По площади немедленно пронеслось извѣстіе, что К_у_б_и_н_е_ц_ъ и С_а_х_а_р_ъ вступили въ компанію для совмѣстной эксплуатаціи Г_л_а_в_н_а_г_о П_у_т_и.
   Свояченицу С_а_х_а_р_а пришлось увести съ площади по приказанію алькальда. Въ сопровожденіи нѣсколькихъ женщинъ, она направилась къ своей хатѣ, ревя, какъ одержимая, громко призывая покойную сестру, объявляя во всеуслышанье, что С_а_х_а_р_ъ безстыдникъ, который не колеблется ввести въ домъ любовника жены, чтобы обдѣлать дѣльце.
  

V.

  
   Положеніе Тонета въ трактирѣ С_а_х_а_р_а совершенно измѣнилось. Онъ уже не былъ простымъ посѣтителемъ. Теперь онъ былъ компаньономъ хозяина дома и входилъ въ трактиръ, отвѣчая высокомѣрнымъ выраженіемъ на сплетни недруговъ Нелеты. Онъ проводилх тамъ цѣлые дни, приходилъ говорить о дѣлахъ. Входилъ спокойно во внутреннія комнаты и, чтобы подчеркнуть, что находится у себя, садился за стойкой рядомъ съ С_а_х_а_р_о_м_ъ. Часто, когда отсутствовалъ трактирщикъ и его жена и посѣтитель требовалъ чего-нибудь, онъ бросался къ стойкѣ и съ комической важностью, среди смѣха друзей, выдавалъ требуемое, подражая голосу и манерамъ дядюшки Пако.
   Трактирщикъ былъ доволенъ своимъ компаньономъ. "Прекрасный юноша", говорилъ онъ посѣтителямъ таверны, когда Тонета не было въ ней. Хорошій другъ, ведетъ себя прекрасно, трудолюбивъ. Съ такимъ покровителемъ, какъ онъ, молодой человѣкъ пойдетъ далеко, очень далеко.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь тажже чаще прежняго посѣщалъ трактиръ. Послѣ бурныхъ сценъ ночью въ одинокой хатѣ семья раздѣлилась. Дядюшка Тони и П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ каждое утро отправлялись на свои поля продолжать битву съ озеромъ, намѣреваясь засыпать его землей, съ трудомъ издалека привезенной. Тонетъ съ дѣдомъ въ свою очередь шли въ трактиръ С_а_х_а_р_а толковать о предстоящемъ предпріятіи.
   Собственно, о дѣлахъ говорили только трактирщикъ и Г_о_л_у_б_ь. С_а_х_а_р_ъ возвеличивалъ самого себя, хвалясь тѣмъ великодушіемъ, съ которымъ онъ вступалъ въ дѣло. Онъ предлагаетъ свой капиталъ, не зная, каковъ будетъ уловъ и за подобную жертву довольствуясь половиной продукта. Онъ не похожъ на иностранцевъ материка, ссужающихъ деньгами, только подъ вѣрную ипотеку и большой процентъ. И въ его словахъ дышала вся его ненависть къ этимъ втирушамъ, жестокое желанье одному эксплуатировать ближняго. Кто эти люди, которые неэамѣтно завладѣваютъ страной? Французы, прибывшіе въ валенсіанскую область въ изодранныхъ башмакахъ и старыхъ плюшевыхъ костюмахъ. Люди изъ какой-то французской провинціи, имени которой онъ не помнитъ, что-то въ родѣ галисійцевъ его родины. Деньги, которыя они даютъ взаймы, даже не ихъ собственныя. Во Франціи капиталъ даетъ лишь небольшой процентъ, эти грязные французы сами занимаютъ на родинѣ деньги по два или по три процента, а съ валенсіанцевъ взимаютъ 15 или 20. Дѣло недурное! Сверхъ того, они покупаютъ лошадей по ту сторону Пиреней, контрабандой перевозятъ ихъ и въ разсрочку продаютъ мужикамъ, устраивая дѣло такъ, что покупатель никогда не является собственникомъ животнаго. Не одному бѣдняку жалкая кляча обошлась такъ дорого, словно то конь Святого Якова. Настоящій разбой, дядюшка Г_о_л_у_б_ь! Грабежъ, недостойный христіанъ. И С_а_х_а_р_ъ приходилъ въ гнѣвъ, разсказывая эти подробности съ негодованіемъ и затаенной завистью ростовщика, изъ трусости не осмѣливающагося пускать въ ходъ пріемы своихъ конкурентовъ.
   Рыбакъ одобрялъ его слова. Вотъ почему онъ и хотѣлъ бы видѣть, чтобы его семья жила рыбной ловлей. Вотъ почему онъ приходитъ въ такое бѣшенство, когда сынъ въ своемъ страстномъ желаніи стать земледѣльцемъ все болѣе запутывается въ долгахъ. Бѣдные мужики не болѣе, какъ рабы. Цѣлый годъ они бѣшено работаютъ. И для кого? Весь урожай идетъ въ руки иностранцевъ -- француза, который ихъ ссужаетъ деньгами, и англичанина, который въ кредитъ продаетъ удобреніе... Работать до изступленія, чтобы содержать иностранцевъ. Нѣтъ! Пока въ озерѣ еще водятся угри, пусть земля покрывается спокойно камышемъ и тростникомъ. Не онъ сдѣлаетъ ее годной для обработки!
   Между тѣмъ, какъ рыбакъ и С_а_х_а_р_ъ разговаривали, Тонетъ и Нелета сидѣли за стойкой и спокойно глядѣли другъ на друга. Посѣтители трактира привыкли видѣть, какъ они по цѣлымъ часамъ не сводятъ другъ съ друга глазъ. Въ глазахъ ихъ было выраженіе, не соотвѣтствовавшее словамъ, часто совершенно пустымъ. Кумушки, приходившія за масломъ или виномъ, стояли передъ ними неподвижно, съ опущенными глазами и глупымъ выраженіемъ, ожидая, пока послѣдняя капля изъ воронки перельется въ ихъ бутылки и настораживали ухо, чтобы уловить какое-нибудь слово изъ ихъ бесѣды. Но они не обращали вниманія на эту слѣжку и продолжали разговаривать, какъ будто встрѣтились на необитаемомъ мѣстѣ.
   Испуганный ихъ интимностью, Г_о_л_у_б_ь серьозно поговорилъ съ внукомъ. Естъ ли между ними что-нибудь, какъ утверждаютъ злые языки деревни? Охо, Тонетъ! Это было бы не только позоромъ для ихъ семьи, но и испортило бы все дѣло. Съ твердостью человѣка, говорящаго правду, внукъ ударялъ себя въ грудь, протестовалъ, и дѣдъ успокаивался, хотя и вѣрилъ въ душѣ, что такія дружбы кончаются плохо.
   Узкое мѣсто за стойкоой было для Тонета раемъ. Онъ вспоминалъ съ Нелетой дни дѣтства, разсказывалъ ей о своихъ приключеніяхъ въ дальнихъ странахъ и когда они умолкали, онъ испытывалъ сладкое опьяненіе (такое же, какъ тогда въ лѣсу ночью, коогда они заблудились, но только болѣе острое и сильное), опьяненіе близостью ея тѣла, теплота котораго, казалооь, ласкала его сквозь платье.
   Поздно вечеромъ, поужинавъ съ С_а_х_а_р_о_м_ъ и его женой, Тонетъ приносилъ изъ хаты гармонику, единственную добычу, вывезенную имъ изъ Кубы вмѣстѣ съ двумя панамами и поражалъ всѣхъ, кто былъ въ трактирѣ, томными гавайскими танцами, которые игралъ на инструментѣ. Онъ распѣвалъ народные романсы, дышавшіе нѣжной поэзіей, въ которыхъ говорилось о вѣтеркѣ, арфахъ и сердцахъ, нѣжныхъ какъ сердцевина плода дерева какао. Мелодичный кубинскій акцентъ, съ которымъ онъ произносилъ слова пѣсни, заставлялъ Нелету полузакрывать глаза и откидыватъ назадъ станъ, словно для того, чтобы освободить грудь отъ стѣсняющей ее горячей тяжести.
   На слѣдующій день послѣ такихъ серенадъ Нелета слѣдила влажными глазами за Тонетомъ, переходившимъ отъ одной группы посѣтителей къ другой.
   К_у_б_и_н_е_ц_ъ угадывалъ ея волненіе. Она грезила о немъ? Не такъ ли? Тоже случилось и съ нимъ въ хатѣ. Всю ночь онъ видѣлъ ее въ темнотѣ и простиралъ къ ней руки, словно могъ въ самомъ дѣлѣ въ ней прикоснуться. И послѣ такого взаимнаго признанія они оставались спокойными, увѣренные въ моральномъ обладаніи другъ другомъ, не отдавая себѣ въ немъ яснаго отчета, чувствуя, что въ концѣ концовъ они фатально должны принадлежать другъ другу, скольво бы предятствій не поднималось между ними.
   Не было возможности разсчитывать на другую близость, кромѣ разговоровъ въ трактирѣ. Днемъ весь Пальмаръ окружалъ ихъ, а С_а_х_а_р_ъ, больной, вѣчно жаловавшійся на свой недугъ, не выходилъ изъ дома. Порой подъ вліяніемъ мимолетной вспышкіи активности трактирщикъ свистомъ подзывалъ "Искру", старую собаку съ огромной головой, извѣстную во всей деревнѣ своимъ чутьемъ, и отправлялся съ ней вмѣстѣ въ лодкѣ къ ближайшимъ тростникамъ, стрѣлять водяныхъ куръ. Однако онъ возвращался домой черезъ нѣсколько часовъ, кашляя, жалуясь на сырость, съ ногами распухшими, толстыми, какъ у слона, какъ онъ выражался, и не переставалъ стонать въ углу, пока Нелета нн давала ему нѣскольво чашекъ горячей жидкости, обмотавъ голову и шею нѣсколькими платками. Глаза Нелеты невольно искали К_у_б_и_н_ц_а, выражая презрѣніе, кооторое она испытывала къ мужу.
   Лѣто кончалось и надо было серьозно подумать о приготовленьяхъ къ рыбной ловлѣ. Рыбаки, получившія другія хорошія мѣста, приводили передъ хатой въ порядокъ сѣти, чтобы запрудить каналы. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь обнаруживалъ безпокойство. Приспособленія, сохранившіяся у С_а_х_а_р_а отъ прежнихъ предпріятій съ другими рыбаками, были недостаточны для Главнаго Пути. Надо было прикупить много веревокъ, дать работу многимъ женщинамъ, умѣющимъ вязать сѣти, чтобы имѣть возможность, какъ слѣдуетъ, использовать свое мѣсто.
   Однажды вечеромъ Тонетъ и дѣдъ ужинали въ трактирѣ, чтобы серьозно поговорить о дѣлѣ. Надо купить лучшихъ нитокъ, изъ тѣхъ, что фабрикуютея на берегу Кабаньяля для морскихъ рыбаковъ. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь, какъ знатокъ, отправится купить ихъ, съ нимъ поѣдетъ и трактирщикъ, пожелавшій самъ расплатиться изъ боязни, что старикъ надуетъ его, если ему довѣрить деньги. Переваривая ужинъ, С_а_х_а_р_ъ почувствовалъ страхъ передъ предстоявшей на слѣдующій день поѣздкой. Придется встать до зари, перейти съ теплой постели въ сырой туманъ, переѣхать озеро, отправиться на сушѣ въ Валенсію, потомъ къ Кабаньялю и, наконецъ, продѣлать тотъ же обратный путь. Его изнѣженное неподвижностью тѣло содрогалось при мысли о путешествіи. Этотъ человѣкъ, значительную часть жизни кочевавшій по міру, такъ глубоко вросъ корнями въ илистую почву Пальмара, что испытывалъ страхъ при одномъ представленіи о днѣ, полномъ передвиженій.
   Желаніе покоя заставило его измѣнить рѣшенье. Онъ останется присматривать за трактиромъ, а Г_о_л_у_б_я будетъ сопровождать Нелета. Лучше женщинъ все равно никто не умѣетъ торговаться и покупать.
   На слѣдующее утро рыбакъ и трактирщица отправялись въ путь. Тонетъ будетъ ихъ ждать въ гавани Катарохи, съ наступленіемъ вечера, чтобы нагрузить барку купленной пряжей. Однако солнце стояло еще высоко, когда К_у_б_и_н_е_ц_ъ на всѣхъ парусахъ въѣхалъ въ каналъ, который велъ къ материку, къ означенному мѣстечку. Съ гуменъ ѣхали барки, нагруженныя рисомъ и проѣзжая по каналу, разсѣкая его своими корпусами, они поднимали за кормой желтоватыя волны, которыя наводняли берега и нарушали зеркальную гладь втекавшихъ въ него другихъ каналовъ.
   По одну сторону канала были привязаны сотни барокъ, весь флотъ рыбаковъ Катарохи, столь ненавидимыхъ дядюшкой Г_о_л_у_б_е_м_ъ. Это были черные г_р_о_б_а, различной величины, изъ разъѣденныхъ червями досокъ. Маленькія лодки, именуемыя башмаками, выглядывали изъ воды своими острыми концами, а большіе баркасы, называемые склепами, вмѣщавшіе сто мѣшковъ риса, врѣзывались своими широкими туловищами въ водяную растительность, образуя на горизонтѣ лѣсъ грубыхъ мачтъ, почти не очищенныхъ, и не заостренныхъ, украшенныхъ снастями изъ коноплянныхъ веревокъ.
   Между этимъ флотомъ и противоположнымъ берегомъ оставалось лишь узкое пространство, по которому проходили на парусахъ барки, расточая носомъ удары привязаннымъ баркамъ, отъ которыхъ послѣднія дрожали и колебались.
   Тонетъ остановилъ свою барку противъ трактира гавани и вышелъ на берегъ.
   Онъ увидѣлъ цѣлыя кучи соломы отъ риса, въ которой рылись курицы, придавая всему мѣсту видъ курятника. На берегу плотники мастерили лодки и эхо ихъ молотковъ терялось въ вечерней тишинѣ. Новыя барки изъ желтаго только что обструганнаго дерева, покоились на козлахъ въ ожиданіи конапатчиковъ, которые покроютъ ихъ дегтемъ. Въ дверяхъ трактира шили двѣ женщины. Дальше поднималась крытая соломой хата, гдѣ находились вѣсы общины Катарохи. Женщина взвѣшивала на вѣсахъ съ двумя чашами угрей и линей, которыхъ ей передавали изъ барокъ рыбаки и, покончивъ съ взвѣшиваніемъ, бросала одного угря въ стоявшую около нея корзину. То была добровольная подать населенія Катаррохи, которой оплачивались расходы на праздникъ ея покровителя, Св. Педро. Нѣсколько телѣгъ, нагруженныхъ рисомъ, уѣзжало со скриеомъ по направленію къ большим мельницамъ.
   Не зная, что дѣлать, Тонетъ уже хотѣлъ войти въ трактиръ, какъ вдругъ услышалъ, что его кто-то окликнулъ. За соломенной скирдой, чья-то рука дѣлала ему знаки, чтобы онъ приблизился и испуганныя куры бросились въ безпорядкѣ бѣжать.
   К_у_б_и_н_е_ц_ъ подошелъ и увидѣлъ растянувшагося на спинѣ человѣка, подложившаго скрещенныя руки вмѣсто подушки подъ голову. То былъ бродяга П_і_а_в_к_а. Глаза его были влажны и блестѣли. Надъ его лицомъ, все болѣе блѣднѣвшимъ и худѣвшимъ отъ пьянства, летали мошки, но онъ не дѣлалъ ни малѣйшаго движенія, чтобы ихъ прогнать.
   Тонетъ былъ радъ этой встрѣчѣ, такъ какъ имѣлъ возможность пріятно провести вечеръ. Что онъ дѣлаетъ? Ничего. Коротаетъ время до настулленія ночи! Ждетъ часа, когда можно пойти отыскать нѣкоторыхъ дрѵзей изъ Катаррохи, которые угостятъ его ужиномъ. Онъ отдыхаетъ, а отдыхъ лучшее времяпрепровожденіе для человѣка.
   Онъ увидѣлъ Тонета изъ за своего убѣжища и позвалъ его, не мѣняя своего удобнаго положенія. Его тѣло прекрасно приспособилось къ соломѣ и онъ не хочетъ разстаться съ этимъ мѣстечкомъ. Потомъ объяснилъ, почему находится здѣсь. Онъ обѣдалъ въ трактирѣ съ возчиками, превосходными людьми, которые угостили его кое-чѣмъ и съ каждымъ кускомъ передавали ему кувшинъ съ виномъ, смѣясь надъ его выходками. Трактирщикъ же, похожій на всѣхъ своихъ коллегъ, выставилъ его, какъ только тѣ ушли, зная, что самъ онъ ничего не можетъ заказать. И вотъ онъ здѣсь убиваетъ время, злѣйшаго врага человѣка. Друзья они, да или нѣтъ? Можетъ онъ угостить его стаканомъ водки?
   Утвердительный кивокъ Тонета оказался сильнѣе его лѣни. Хотя не безъ труда, онъ рѣшилъ подняться на ноги. Они выпили въ трактирѣ и потомъ медленно побрели и сѣли на берегу, въ гавани.
   Тонетъ уже нѣсколько дней, какъ не видалъ П_і_а_в_к_у и бродяга разсказалъ ему о своей жалкой долѣ.
   Ему нечего дѣлать въ Пальмарѣ. Гордячка Нелета, жена С_а_х_а_р_а, забывъ о своемъ происхожденіи, запретила ему бывать въ трактирѣ подъ предлогомъ, что онъ грязнитъ стулья и изразцовыя стѣны платьемъ, покрытымъ иломъ. Въ другихъ кабакахъ одна голь: не заходитъ ни одинъ человѣкъ, способный заплатить за стаканъ вина, и онъ вынужденъ, какъ въ былые годы отецъ, уйти изъ Пальмара и бродить вдоль озера, переходя изъ одной деревушки въ другую въ поискахъ щедрыхъ друзей.
   Тонетъ, лѣнь котораго доставила его отцу и дѣду столько горя, принялся давать ему совѣты. Почему онъ не работаетъ?
   П_і_а_в_к_а сдѣлалъ удивленное лицо. Какъ? И онъ!? К_у_б_и_н_е_ц_ъ тоже позволяетъ себѣ повторять совѣты пальмарскихъ стариковъ! Развѣ онъ самъ такой любитель работы? Почему онъ самъ не помогаетъ отцу засыпать землей поле, а цѣлый день проводитъ въ домѣ С_а_х_а_р_а рядомъ съ Нелетой, точно баринъ, попивая лучшее вино. К_у_б_и_н_е_ц_ъ улыбался, не зная, что возразить, удивляясь, съ какой логикой опровергаетъ пьяный его совѣты.
   Бродяга, казалось, былъ растроганъ стаканомъ водки, за который заплатилъ Тонетъ. Тишина, царившая въ гавани, лишь изрѣдка нарушавшаяся ударомъ молотковъ конапатчиковъ и кудахтаньемъ куръ, располагала его къ болтливости, къ довѣрчивымъ изліяніямъ.
   Нѣтъ, Тонетъ! Онъ не можетъ работать. Онъ не будетъ работать, даже если его принудятъ. Трудъ -- дѣло дьявола, худшій изъ всѣхъ грѣховъ. Только души испорченныя, люди, неспособные примириться съ бѣдностью, проникнутые жаждой накоплять, хотя бы нищету, думающіе каждый часъ о завтрашнемъ днѣ могутъ отдаваться труду, превращаясь изъ людей въ животныхъ. Онъ много думалъ и знаетъ больше, чѣмъ предполагаетъ К_у_б_и_н_е_ц_ъ. Онъ не желаетъ лишиться души, запрягаясь въ ярмо правильнаго и однообразнаго труда, чтобы содержать домъ и семью и заботиться о кускѣ хлѣба на завтрашній день. Это значитъ сомнѣваться въ милосердіи Бога, который не оставляетъ своихъ дѣтей, а онъ -- П_і_а_в_к_а -- прежде всего -- христіанинъ.
   Тонетъ смѣялся, слушая эти рѣчи, казавшіяся ему пьянымъ бредомъ, и толкнулъ локтемъ одѣтаго въ лохмотья товарища. Если онъ думаетъ своими глупостями добиться еще одного стакана, то онъ ошибается. Онъ просто ненавидитъ работу. Всѣ не любятъ ее, но одни больше, другіе -- меньше, все же подчиняются ярму, хотя и скрѣпя сердце.
   П_і_а_в_к_а скользилъ взоромъ по поверхности канала, окрашенной въ пурпурный цвѣтъ послѣдними лучами вечерняго солнца. Казалось, мысль его уносится далеко. Онъ говорилъ медленно, съ нѣкоторой торжественностью и таинственностыо, представлявшими рѣзкій контрастъ съ его пропитаннымъ водкой дыханіемъ.
   Тонетъ невѣжда, какъ всѣ пальмарцы. Онъ -- П_і_а_в_к_а -- заявляетъ объ этомъ съ прямотой и силой пьянаго, не боясь, что трезвый товарищъ сброситъ его въ каналъ. Онъ самъ сказалъ, что всѣ подставляютъ спину подъ ярмо труда, скрѣпя сердце. А что это доказываетъ, какъ не то, что трудъ есть нѣчто противное законамъ природы и достоинству человѣка? Онъ знаетъ больше, чѣмъ всѣ пальмарцы, больше многихъ поповъ, которымъ онъ служилъ, какъ рабъ. Вотъ почему онъ навсегда съ ними разошелся. Онъ обрѣлъ истину и не можетъ жить съ духовными слѣпцами. Въ то время, какъ Тонетъ былъ за моремъ и сражался, онъ, П_і_а_в_к_а, читалъ книги священника и проводилъ вечера передъ его домомъ, размышляя надъ открытыми страницами въ безмолвіи деревушки, населеніе которой работало на озерѣ. Онъ выучилъ наизусть почти весь Новый Завѣтъ и содрогается при одномъ воспоминаніи о томъ впечатлѣніи, которое на него произвела Нагорная Проровѣдь, когда онъ ее въ первый разъ прочелъ. Точно передъ его глазами разверзлась завѣса. Онъ сразу понялъ, почему его воля возставала противъ тяжелаго унижающаго труда. Плоть, грѣхъ, вотъ кто заставляетъ людей жить подъ ярмомъ, какъ животныя, чтобы удовлетворить свои земныя потребности. А душа возстаетъ противъ порабощенія, говоря человѣку "не трудись", распространяя по всѣмъ мускуламъ сладкое опьяненіе лѣнью, словно предвкушеніе ожидающаго насъ на небесахъ блаженства.
   -- Слушай, Тонетъ, слушай внимательно!-- говорилъ П_і_а_в_к_а товарищу торжественнымъ голосомъ.
   И вспоминалъ безъ порядка читанное имъ Евангеліе, заповѣди, оставшіяся въ его памяти. Не нужно тревожиться о пищѣ; и одеждѣ, ибо, какъ сказалъ Христосъ, птицы небесныя не сѣютъ и не жнутъ, а все таки питаются, а лиліи не прядутъ, чтобы одѣться, ибо ихъ одѣваетъ милость Божья. Онъ -- дитя Бога и Ему онъ довѣряетъ себя. Не желаетъ онъ оскорблять Господа трудомъ, точно онъ сомнѣвается въ божеской милости, въ томъ, что Онъ ему придетъ на помощь. Только язычники, или что тоже жители Пальмара, прячущіе деньги, полученныя за рыбу, и никого не угощающіе, способны трудиться и копить, не довѣряя завтрашнему дню.
   Онъ хочетъ уподобиться птицамъ озера, цвѣтамъ, ростущимъ среди тростника, бездѣятельнымъ бродягамъ, всецѣло уповающимъ на божье Провидѣнье. Хотя онъ нищій, но никогда не сомнѣваетея въ завтрашнемъ днѣ. "Довлѣетъ дневи злоба его". Горечь завтрашняго дня всегда успѣетъ притти. Пока съ него достаточно горечи настоящаго, нищеты, связанной съ его рѣшеніемъ сохранить себя чистымъ, незапятнаннымъ трудомъ и земнымъ честолюбіемъ въ мірѣ, гдѣ всѣ осеариваютъ другъ у друга ударами право на жизнь, угнетая и губя ближняго, чтобы урвать у него немного благосостоянія.
   Тонетъ продолжалъ смѣяться надъ словами пьяницы, скаізанными съ все возраставшимъ возбужденіемъ. Онъ шутливо восторгался его идеями, предлагая ему покинуть озеро и запереться въ монастырѣ, гдѣ ему не придется бороться съ нуждой. П_і_а_в_к_а возмущенно протестовалъ.
   Онъ поссорился со священникомъ и навсегда ушелъ изъ его дома, такъ какъ ему противно видѣть, что его прежніе господа охвачены духомъ, противнымъ тѣмъ книгамъ, которыя они читаютъ. Они похожи на всѣхъ. Они живутъ съ упорной мыслью о чужой песетѣ, думаютъ о ѣдѣ и одеждѣ, жалуясь на упадокъ благочестія, когда въ домѣ нѣтъ денегъ, безпокоясь за завтрашній день, сомнѣваясь въ добротѣ Бога, не покидающаго своихъ созданій.
   Онъ вѣрующій, онъ живетъ. на то, что ему даютъ, или что случайно найдетъ. Каждую ночь къ его услугамъ охапка соломы, на которой онъ можетъ спать. Никогда онъ не испытываетъ такого голода, чтобы лишиться силъ. Заставивъ его родиться у озера, Господь далъ ему все нужное для жизни, дабы онъ могъ стать образцомъ истинно-вѣрующаго христіанина.
   Тонетъ насмѣхался надъ П_і_а_в_к_о_й. Если онъ ужъ такой безгрѣшный человѣкъ, почему онъ напивается? Богъ что ли посылаетъ его изъ одного трактира въ другой, чтобы потомъ итти по берегу на четверенькахъ, шатаясь отъ пьянаго угара?
   Однако бродяга не потерялъ прежней торжественной важности. Его пьянство никому не наноситъ вреда, а вино -- вещь священная. Не даромъ же имъ пользуются ежедневно во время богослуженія. Міръ прекрасенъ, но сквозь винные пары онъ кажется еще болѣе улыбающимся, болѣе яркимъ, заставляя съ большимъ благоговѣніемъ преклоняться передъ его всемогущимъ творцомъ.
   У каждаго человѣка -- свое развлеченіе. Онъ не знаетъ большаго удовольствія, какъ созерцать красоту Альбуферы. Другіе боготворятъ деньги -- онъ, бывало, плачетъ при видѣ заката, лучей солнца преломляющихся въ влажномъ воздухѣ, и сумерекъ, болѣе прекрасныхъ на озерѣ, чѣмъ на сушѣ. Красота пейзажа очаровывала его душу и когда онъ смотритъ на нее сквозь винные пары, онъ готовъ отъ нѣжности плакать, какъ ребенокъ. Онъ повторяетъ: каждый наслаждается по своему. С_а_х_а_р_ъ, напр., накопляя деньги, а онъ -- созерцая Альбуферу съ такимъ восхищеніемъ что въ головѣ родятся болѣе прекрасныя пѣсни, чѣмъ тѣ, которыя поются въ трактирѣ и онъ убѣжденъ, что если бы онъ былъ, какъ городскіе сеньоры, пишущіе въ газетахъ, онъ могъ бы въ пьяномъ видѣ разсказатъ не мало интересныхъ вещей.
   Послѣ долгаго молчанія П_і_а_в_к_а, возбужденный собственной болтливостью, сталъ возражать самому себѣ, чтобы сейчасъ же разбить свои возраженія. Если ему скажутъ, какъ говорилъ одинъ пальмарскій священникъ, что человѣкъ осужденъ ѣсть свой хлѣбъ въ потѣ лица въ наказаніе за первородный грѣхъ, то вѣдь Христосъ затѣмъ и родился на свѣтъ, чтобы искупить этотъ грѣхъ, вернуть человѣчество къ райскому блаженству, незапятнанному никакимъ трудомъ. Но увы!-- грѣшники, побуждаемые высокомѣріемъ, не обратили вниманье на его слова. Всякій пожелалъ жить съ большим удобствомъ, чѣмъ остальные. Явились богатые и бѣдные, тогда какъ прежде были только люди. Тѣ, кто не слушался Господа, работалъ много, очень много, но человѣчество продолжало быть несчастнымъ и устраивало себѣ адъ на землѣ. Говорятъ, что если люди не будутъ работать, они будутъ плохо жить. Прекрасно! Ихъ будетъ меньше на свѣтѣ, но за то оставшіеся были бы счастливы и беззаботны, хранимые безконечнымъ милосердіемъ Бога. И это все равно неизбѣжно будетъ! Міръ не всегда останется такимъ. Снова явится Христосъ, чтобы направить людей на путь истинный! Онъ часто снился ему -- П_і_а_в_к_ѣ! Однажды, когда онъ страдалъ лихорадкой, когда дрожалъ отъ озноба, лежа на берегу или съежившись въ углу развалившейся хаты, онъ видѣлъ Его фіолетовый, узкій хитонъ и простиралъ къ нему руки, чтобы коснуться его и сейчасъ же исцѣлиться.
   П_і_а_в_к_а упорно вѣрилъ въ это второе пришествіе. Христосъ, конечно, не появится въ большихъ городахъ, находящихся во власти грѣха богатства. И въ первое свое пришествіе онъ явился не въ огромномъ городѣ, по имени Римъ, а проповѣдывалъ въ мѣстечкахъ, не больше Пальмара и его товарищами были лодочники и рыбаки, въ родѣ тѣхъ, что собираются въ трактирѣ С_а_х_а_р_а. То озеро, по которому къ удивленію и страху апостоловъ шелъ Іисусъ, было, несомнѣнно не больше и не красивѣе Альбуферы. Здѣчь, среди нихъ, появится вновь Христосъ, когда вернется въ міръ закончить свое дѣло. Онъ будетъ искать сердца простыя, незапятнанныя жадностью. Онъ -- П_і_а_в_к_а -- будетъ въ числѣ его учениковъ. И съ восторгомъ, въ которомъ сказывались какъ опьяненье такъ и странная вѣра, бродяга выпрямился, глядя на горизонтъ, и на краю канала, гдѣ гасли послѣдніе лучи солнца, онъ видѣлъ, казалось, стройную фигуру Мессіи, въ видѣ темно фіолетовой линіи: Онъ шелъ не двигая ногами, не касаясь травы, въ свѣтломъ ореолѣ, отъ котораго мягкими волнообразными колебаніями свѣтились его золотистые волосы.
   Тонетъ уже не слушалъ его. Съ дороги въ Катароху послышался громкій звонъ бубенчиковъ и за сараемъ съ общественными вѣсами показалась дырявая крыша тартаны. Это пріѣхали дѣдъ и Нелета. Острымъ взоронмъ сына озера узналъ П_і_а_в_к_а на далекомъ расстояніи Нелету въ окошечкѣ кареты. Послѣ своего изгнанія изъ трактира ояъ не хотѣлъ знатъся съ женой С_а_х_а_р_а. Простившись съ Тонетомъ, онъ ушелъ, чтобы снова растянуться подъ скирдой, развлекаясь своими мечтами, пока не наступитъ ночь.
   Карета остановилась противъ трактира гавани и Нелета вышла. К_у_б_и_н_е_ц_ъ не скрылъ своего удивленія. А дѣдъ? Дѣдъ предоставилъ ей одной совершить обратный путь съ бичевой, занявшей всю карету. Старикъ хотѣлъ вернуться домой черезъ Салеръ, чтобы поговорить съ одной вдовой, дешево продававшей разныя сѣти. Онъ вернется въ Пальмаръ ночью, на какой-нибудь баркѣ, перевозящей илъ изъ каналовъ.
   Глядя другъ на друга, они думали объ одномъ и томъ же. Они поѣдутъ домой одни. Въ первый разъ они будутъ въ состояніи говорить другъ съ другомъ, одни, среди глубокаго безмолвія озера. И оба поблѣднѣли, задрожали, словно лицомъ къ лицу съ опасностью, тысячу разъ желанной, и вдругъ обрушившейся сразу, неожиданно. Волненіе ихъ было такъ велико, что они не спѣшили, какъ будто ихъ охватила странная застѣнчивость и они боялись сплетней людей, находившихся въ гавани и на самомъ дѣлѣ почти не обращавшихъ на нихъ вниманіе.
   Кучеръ вытащилъ изъ кареты большіе свертки бичевки и съ помощью Тонета уложилъ ихъ въ баркѣ, на носу, гдѣ они образовали желтоватую кучу, распространявшую кругомъ запахъ недавно ссученной пеньки.
   Нелета заплатила кучеру. Привѣтъ и счастливаго пути! И кучеръ, щелкнувъ бичомъ, погналъ лошадь по дорогѣ въ Катароху.
   Молодые люди стояли нѣкоторое время недодвижно на илистомъ берегу, не думая войти въ барку, словно кого-то ожидали. Конопатчики окликнули К_у_б_и_н_ц_а. Пусть скорѣе отправится въ путь. Вѣтеръ стихаетъ и если онъ ѣдетъ въ Пальмаръ, ему придется не малое время грести весломъ. Нелета, явно смущенная, улыбалась всѣмъ жителямъ Катарохи, кланявшимся ей, такъ какъ видѣли ее въ ея трактирѣ.
   Тонетъ рѣшилъ, наконецъ, прервать молчаніе и заговорить съ Нелетой. Разъ дѣдъ не придетъ, то надо ѣхать, какъ можно скорѣе. Эти люди правы. Голосъ его былъ хриплый, дрожалъ отъ тревоги, словно волненіе стягивало ему горло.
   Нелета сѣла въ серединѣ барки, у подножія мачты, пользуясь вмѣсто сидѣнія кучей бичевки, которая сплющивалась подъ ея тяжестью. Тонетъ поднялъ парусъ, сѣлъ на корточкахъ у руля и барка поплыла. Парусъ ударялъ о мачту подъ напоромъ легкой, умиравшей бризы.
   Медленно поплыли они по каналу. При свѣтѣ заходившаго солнца они увидѣли въ послѣдній разъ одиноко стоявшія хаты рыбаковъ съ гирляндами сѣтей, повѣшенными на вершахъ для сушки и старыя водочерпательныя машины изъ разъѣденнаго червями дерева, вокругъ которыхъ начинали порхать летучія мыши. По берегамъ шли рыбаки, съ трудомъ таща за собой лодки, привязавъ къ кушаку конецъ веревки.
   -- Прощайте!-- говорили они, проходя мимо.
   -- Прощайте!
   И снова воцарилась тишина, нарушаемая только шорохомъ барки, разрѣзавшей воду и однообразнымъ кваканіемъ лягушекъ. Молодые люди ѣхали съ опущенной головой, словно боясь понять, что они одни и когда они встрѣчались глазами, они сейчасъ же инстинктивно отводили свой взоръ.
   Края канала разступались. Берега терялись въ водѣ. По обѣ стороны тянулись превращенныя въ поля большія лагуны. Надъ гладкой поверхностью воды при свѣтѣ сумерекъ волновался тростникъ, какъ верхушки затопленнаго лѣса.
   Они уже находились въ Альбуферѣ. При послѣднемъ дуновеніи бризы они проѣхали еще кусочекъ. Кругомъ -- только вода.
   Вѣтеръ стихъ. Спокойное неподвижное озеро принимало цвѣтъ опала, отражая послѣдніе лучи солнца, падавшіе изъ-за дальнихъ горъ. Фіолетовое небо по направленію къ морю кое-гдѣ пронизывалось свѣтомъ первыхъ звѣздъ. Вялые неподвижные паруса барокъ едва виднѣлись словно привидѣнія.
   Тонетъ срифилъ парусъ и взялся за шестъ, чтобы силой рукъ подвигать впередъ барку. Тишина сумерекъ заставила ихъ нарушить молчаніе. Съ звонкимъ смѣхомъ вскочила Нелета на ноги, желая помочь своему спутнику. Она также умѣетъ дѣйствовать весломъ. Пусть Тонетъ вспомнитъ дѣтство, ихъ смѣлыя игры, когда они отвязывали лодки Пальмара, не справляясь, кому оии принадлежатъ и плыли по каналамъ, не разъ бѣгая отъ преслѣдующихъ ихъ рыбаюовъ. Когда онъ устанетъ, начнетъ она.
   -- Не безпокойся!-- отвѣтилъ онъ, тяжело дыша отъ напряженія и продолжалъ грести.
   Нелета не умолкала. Какъ будто ее давило опасное молчаніе, во время котораго они избѣгали смотрѣть другъ на друга, точно боясь высказать свои мысли; молодая женщина говорила съ большой словоохотливостью.
   Вдали обозначалась зубчатая стѣна Деесы, какъ фантастическій берегъ, до котораго имъ никогда не суждено доплыть. Съ безпрестаннымъ смѣхомъ, въ которомъ было что-то вымученное, Нелета напоминала другую ночь, проведенную въ лѣсу, когда она сначала такъ боялась, а потомъ такъ спокойно заснула. Приключеніе это такъ живо врѣзалось въ ея память, точно имѣло мѣсто только вчера.
   Однако молчаніе спутника, его недодвижно устрем-ленный на дно барки жадный взглядъ, обратили на оебя ея вниманіе. Потомъ увидѣла, что Тонетъ пожиралъ глазами ея маленькіе, элегантные желтые башмачки, выдѣлявшіеся на пенькѣ, какъ два свѣтлыхъ пятна; отъ толчковъ барки немного придоднялось ея платье. Она поспѣшила спрятать ноги и осталась сидѣть молчаливая, съ сжатыми губами, рѣзкимъ выраженіемъ лица и почти закрытыми глазами и скорбная складка легла между ея бровями. Казалось, Нелета дѣлала усилія, чтобы побѣдить себя. Медленно плыли они дальше. Было нелегко переѣхать Альбуферу силою однихъ только рукъ, да еще въ нагруженной баркѣ. Мимо нихъ быстро, какъ ткацкіе челноки, проѣзжаии, теряясь въ сгущавшемся мракѣ, другія ненагруженныя лодки, въ которыхъ стоялъ только человѣкъ, дѣйствовавшій шестомъ.
   Тонетъ уже около часа гребъ тяжелымъ весломъ, которое то скользило до твердому грунту изъ раковинъ, то запутывалось въ водоросляхъ дна, въ в_о_л_о_с_а_х_ъ Альбуферы, какъ выражались рыбаки. Сразу видно было, что онъ не привыкъ къ труду. Если бы онъ былъ одинъ въ баркѣ, то онъ растянулся бы въ ней въ ожиданіи, что снова поднимется вѣтеръ или его потащитъ за собой другая барка. Присутствіе Нелеты пробуждало въ немъ чувство чести и онъ не хотѣлъ остановигься, пока не упадетъ обезсиленный. Оеираясь на шестъ, чтобы толкать впередъ барку, онъ тяжело дышалъ и пыхтѣлъ. Не выпуская широкое весло, онъ время отъ времени подносилъ руку ко лбу, чтобы отереть потъ.
   Нелета окликнула его нѣжнымъ голосомъ, въ которомъ чувствовалась материнская ласка. На кучѣ пеньки, наполнявшей переднюю часть барки, виднѣлась одна только ея тѣнь. Молодая женщина просила его отдохнуть. Пусть онъ передохнетъ. Не все ли равно, пріѣхать получасомъ раньше или позже.
   И она заставила его сѣсть рядомъ съ ней; указывая на то, что на кучѣ пеньки ему будетъ удобнѣе, чѣмъ на кормѣ. Барка остановилась неподвижная. Придя въ себя, Тонетъ почувствовалъ сладкую близость этой женщины, то же чувство, которое онъ испытывалъ, когда бывалъ за стойкой трактира.
   Спустилась ночь. Не было никакого другого свѣта, кромѣ неяснаго мерцанія звѣздъ, дрожавшихъ въ темной водѣ. Глубокая тишина нарушалась таинственнымъ шумомъ воды, встревоженной мельканіемъ невидимыхъ существъ. Большія рыбы, приплывшія съ моря, гонялись за маленькими рыбами и издавая глухіе звуки, волновалась черная поверхность отъ безпорядочнаго бѣгства. Въ ближайшихъ кустахъ стонали лысухи, словно ихъ убиваютъ, и пѣли озерные соловьи свои нескончаемыя гаммы.
   Окруженный молчаніемъ, населеннымъ шорохами и пѣніемъ, Тонетъ испытывалъ такое впечатлѣніе, точно время остановилось, точно онъ мальчикъ и находится на просѣкѣ, въ лѣсу, рядомъ съ подругой -- дѣвочкой, дочерью торговки угрями. Теперь онъ не испытыналъ страха: тревожила его только таинственная теплота спутницы, опьяняющій ароматъ, казалось, исходившій отъ ея тѣла, ударявшійся ему въ голову, какъ крѣпкій напитокъ.
   Не подымая глазъ, съ опущенной головой протянулъ онъ одну руку и обнялъ Нелету за талію. И въ то же мгновеніе онъ почувствовалъ нѣжную ласку, бархатистое прикосновеніе руки, которая, коснувшись его головы, скользнула по лбу и отерла капли пота.
   Онъ поднялъ глаза и увидѣлъ на недалекомъ разстояніи въ темнотѣ два блестящихъ, на него устремленныхъ глаза, въ которыхъ отражалась въ видѣ свѣтящейся точки далекая звѣзда. Онъ почувствовалъ, какъ его голову щекочутъ тонкіе золотистые волосы, ореоломъ окружавшіе Нелету. Сильные духи, которыми душилась трактирщица, мгновенно проникли въ самую глубину его существа.
   -- Тонетъ, Тонетъ!-- прошелтала она томнымъ голосомъ, похожимъ на нѣжный дѣтскій лепетъ.
   Точь въ точь какъ тогда въ Деесѣ. Но теперь они уже не были дѣтьми. Исчезла невинность, когда-то побуждавшая ихъ прижаться другъ къ другу, чтобы вновь обрѣсти мужество. Сливаясь послѣ столькихъ лѣтъ въ новыхъ объятіяхъ, они упали на кучу пеньки, забывъ обо всемъ, съ страстнымъ желаніемъ никогда больше не встатъ.
   Барка покоилась неподвижная посреди озера, словно брошенная, надъ ея краями не виднѣлись ни чьи очертанія...
   Вблизи раздавалась сонная пѣсенка рыбаковъ. Они плыли по вродѣ, населенной шумами, не догадываясь о томъ, что недалеко въ ночной тиши, царь міра, Эросъ, качался на баркѣ, убаюканный пѣніемъ озерныхъ птицъ.
  

VI.

  
   Наступилъ праздникъ Младенца Іисуса, величайшій праздникъ Пальмара.
   Стоялъ декабрь. Надъ Альбуферой дулъ холодный вѣтеръ, отъ котораго лѣденѣли руки рыбаковъ, прилипая къ веслу. Мужчины нахлобучивали до самыхъ ушей шерстяныя шляпы и одѣвали желтыя непромокаемыя куртки, шелестѣвшія при каждомъ движеніи. Женщины почти не выходили изъ хатъ. Всѣ семьи жили вокругъ очага, спокойно коптясь въ затхлой атмосферѣ, словно въ эскимосской хижинѣ.
   Альбуфера поднялась. Отъ зимнихъ дождей увеличилось количвство воды. Поля и бервга были покрыты слоемъ воды, кое-гдѣ зеленеющей затопледной растительностью. Озеро, казалось, стало боьше. Одиеокія хаты, стоявшія, раньше на сушѣ, теперь точно плыли по волнамъ, и барки причаливали прямо къ дверямъ.
   Казалось, отъ сырой, грязной почвы Пальмара поднимается жестокій, нестерпимый холодъ, гнавшій людей внутрь своихъ жилищъ.
   Кумушки не могли припомнить такой жестокой зимы. Мавританскіе воробьи, бездомные и голодные, падали еъ соломенныхъ крышъ, пораженные стужей, съ грустнымъ крикомъ, напоминавшимъ жалобу дѣтей. Сторожа Деесы закрывали глаза на вынужденное нищетой беззаконіе и каждое утро цѣлое войско дѣтишекъ разсѣивалось по лѣсу, ища сухіе сучья, чтобы согрѣть хату.
   Посѣтители С_а_х_а_р_а садидись у печи и рѣшались покинуть свои камышевые стулья у огня только развѣ для того, чтобы пойти за новымъ стаканчикомъ.
   Пальмаръ казался застывшимъ и соннымъ. На улицѣ ни человѣка, на озерѣ -- ни барки. Мужчины выходили, чтобы вынуть подавшуюся ночью рыбу и быстро спѣшили домой. Ноги ихъ, обвязанныя толстымъ сукномъ подъ лаптями казались огромными. На днѣ барки лежала охапка рисовой соломы, чтобы холодъ былъ не такъ чувствителенъ. Часто раннимъ утромъ по каналу плавали большіе куски льда, словно тусклое стекло.
   Всѣ изнемогали отъ холода. Они были дѣтьми жары, привыкли видѣть, какъ кипитъ озеро и дымятся поля, какъ подъ лаской солнца поднимаются съ нихъ гнилыя испаренія. Въ такой собачій холодъ даже угри по словамъ дядюшки Г_о_л_у_б_я не желали выставлять изъ ила свои головы. И въ довершеніе всего, часто лилъ проливной дождь, отъ котораго темнѣло озеро и выступали изъ береговъ каналы.
   Сѣрое небо придавало всей Альбуферѣ грустный видъ. Плывшія въ полумракѣ барки походили съ ихъ неподвижными людьми, зарывшимися въ солому и по самый носъ покрытыми лохмотьями, на гроба.
   Съ наступленіемъ Рождества, по мѣрѣ приближенія праздника Младенца Іисуса, Пальмаръ, казалось, снова пробуждался, сбрасывая съ себя зимнюю сеячку, въ которую было погрузился.
   Надо было развлечься, какъ всегда, хотя бы и замерзло озеро и по немъ можно было бы ходить, какъ случается въ отдаленныхъ странахъ, по разсказамъ бывалыхъ людей. Еще болѣе чѣмъ жажда развлеченій пальмарцевъ толкало желаніе насолить своимъ веселіемъ жителямъ материка, рыбакамъ Катарохи, смѣявшимся надъ Младенцемъ, презирая его за его миніатюрность. Эти безсовѣстные и невѣрующіе враги доходили до того, что утверждали, будто пальмарцы погружаютъ своего божественнаго покровителя въ волны каналовъ, когда у нихъ бываетъ плохой уловъ. Что за кощунство! Въ наказаніе за ихъ грѣшный языкъ Младенецъ Іисусъ и не дозволяетъ имъ участвовать въ преимуществахъ жеребьевки.
   Весь Пальмаръ готовился къ праздникамъ. Не боясь холода, женщины переѣзжали озеро, чтобы отправиться въ Валенсію на рождественскую ярмарку. Когда онѣ возвращались въ баркѣ мужа, нетерпѣливая дѣтвора поджидала ихъ у канала, чтобы поскорѣе взглянуть на подарки. Картонныя лошадки, жестяные сабли, барабаны и трубы привѣтствовались мелюзгой восторженными кликами, между тѣмъ, какъ женщины показывали подругамъ болѣе важныя покупки.
   Праздникъ продолжался три дня. На второй день Рождества изъ Катарохи пріѣзжала музыка. Самый толстый угорь, попавшійся въ сѣть за весь годъ, разыгрывался въ лотерею, чтобы покрыть расходы. Третій день былъ посвященъ Младенцу, а слѣдующій -- Христу. Все время служились мессы, говорились проповѣди и устраивались балы подъ звуки тамбурина и волынки.
   Нелета рѣшила повеселиться въ этомъ году, какъ никогда. Она наслаждалась полнымъ счастіемъ. Сидя за стойкой, она точно жила среди вѣчной весны. Когда она ужинала, имѣя до одну сторону С_а_х_а_р_а, по другую -- К_у_б_и_н_ц_а, когда они всѣ, спокойные и удовлетворенные, наслаждались священнымъ семейнымъ покоемъ, она считала себя самой счастливой женшиной въ мірѣ и благодарила добраго Господа, даруюіцаго счастіе хорошимъ людямъ. Она была первой красавицей и первой богачкой деревушки. Мужъ ея былъ доволенъ. Тонетъ, всецѣло подчинявшійся ея волѣ, казался все болѣе влюбленнымъ. Чего еще желать? Она была убѣждена, что важныя барыни, которыхъ она видѣла издалека, бывая въ Валенсіи, были, безъ сомнѣнія, не такъ счастливы, какъ она въ этомъ уголкѣ ила, окруженномъ водой.
   Ея враги сплетничали. Свояченица С_а_х_а_р_а шпіонила за ней. Чтобы видѣться, не возбуждая подозрѣній, имъ приходилось придумывать поѣздки въ ближайшія озерныя деревни. Нелета обнаруживала при этомъ такую находчивость и краснорѣчіе, что К_у_б_и_н_е_ц_ъ сталъ было сомнѣваться, ужъ не правда ли сплетни о прежнихъ связяхъ трактиріцицы, научившихъ ее, по всѣмъ вѣроятіямъ, подобнымъ хитростямъ. Нелета относилась спокойно къ этимъ клеветамъ. Ея враги говорили тоже самое тогда, когда между ней и Тонетомъ не было ничего, кромѣ самыхъ незначительныхъ словъ. И увѣренная въ томъ, что никто не можетъ уличить ее, она нренебрегала сплетнями и шутила съ Тонетомъ въ переполненномъ трактирѣ такъ, что дядюшка Г_о_л_у_б_ь былъ непріятно пораженъ. Нелета разыгрывала обиженную. Развѣ они не вмѣстѣ выросли? Развѣ она не имѣетъ права любить Тонета, какъ брата, вспоминая все то, что его мать сдѣлала для нея?
   С_а_х_а_р_ъ поддакивалъ и хвалилъ добрыя чувства жены. Гораздо менѣе ему нравилось поведеніе Тонета, въ качествѣ компаньона. Молодой человѣкъ велъ себя, какъ будто выигралъ въ лотереѣ, и хотѣлъ развлекаться, не занимаясь рыбной ловлей, точь-въ-точь какъ самъ С_а_х_а_р_ъ, который однако проѣдалъ свое, не принося вреда никому.
   Главный путь давалъ хорошій доходъ. Конечно, то былъ уже не баснословный уловъ прежнихъ лѣтъ, но бывали ночи, когда поладалось около ста арровъ угрей. С_а_х_а_р_ъ былъ доволенъ дѣломъ, торговался съ городскими скупщиками, наблюдая за взвѣшиваніемъ и отправкой корзинъ съ угрями. Съ этой стороны все шло не дурно, но онъ любилъ, чтобы каждый вносилъ свое. Каждый пусть исполняетъ свой долгъ, не эксплуатируя другихъ.
   С_а_х_а_р_ъ обѣщалъ дать денегъ и далъ ихъ. Ему принадлежали всѣ сѣти и приспособленія для ловли, цѣлая куча, не ниже трактира. Но вѣдь Тонетъ обѣщалъ ему домочь своей работой, а на самомъ дѣлѣ своими грѣшными руками не поймалъ еще ни одного угря.
   Въ первыя ночи онъ, правда, отправлялся на ловлю. Сидя въ баркѣ, съ сигарой во рту, онъ глядѣлъ, какъ дѣдъ и наемные рыбаки опорожняли въ темнотѣ большія сѣти, наполняя дно барки угрями и линями. Потомъ онъ и отъ этого отказался. Онъ не любилъ темныхъ, бурныхъ ночей, когда озеро волнуется и когда бываетъ особенно хорошій уловъ, не любилъ напряженія, когда нужно было тащить тяжелыя полныя сѣти, чувствовалъ отвращенье къ липкому прикосновенію угрей, выскальзывавшихъ изъ рукъ. Онъ предпочиталъ оставаться въ трактирѣ или спать въ хатѣ. Желая возбудить его своимъ примѣромъ, бросая ему въ лицо упрекъ въ лѣни, С_а_х_а_р_ъ нѣсколько ночей отваживался отправляться на ловлю, кашляя и жалуясь на свои боли. Но стоило только трактирщику рѣшиться на такую жертву, какъ Тонетъ тѣмъ охотнѣе оставался дома, не стыдясь заявить, что Нелета боится быть одна въ тавернѣ. Положимъ, было достаточно одного дядюшки Г_о_л_у_б_я, чтобы вести дѣло. Никогда тотъ не работалъ съ такимъ энтузіазмомъ, какъ теперь, когда былъ хозяиномъ Главнаго пути. Но -- чортъ возьми!-- Договоръ остается договоромъ и С_а_х_а_р_у казалось, что молодой человѣкъ обкрадываетъ его, такъ какъ былъ доволенъ жизнью и такъ мало интересовался дѣломъ.
   Везетъ этому негодяю! Только страхъ потерять Г_л_а_в_н_ы_й п_у_т_ь останавливалъ дядюшку Пако! А Тонетъ жилъ въ трактирѣ, точно онъ принадлежалъ ему, и толстѣлъ отъ блаженства, видя, что всѣ его желанія исполняются, стоитъ ему только протянуть руку. Ѣлъ лучшее, что было въ домѣ, наполнялъ свой стаканъ изъ всѣхъ большихъ и малыхъ боченковъ и порой подъ вліяніемъ мгновеннаго безумнаго желанія удостовѣриться въ своихъ правахъ, осмѣливался ласкать Нелету подъ стойкой въ присутствіи С_а_х_а_р_а, въ четырехъ шагахъ отъ посѣтителей, среди которыхъ были люди, не терявшіе ихъ изъ виду.
   Порой онъ испытыналъ безумное желаніе уйти изъ Пальмара, провести денъ внѣ Альбуферы, въ городѣ или въ деревушкахъ около озера, и, ставъ въ позѣ господина передъ Нелетой, требовалъ:
   -- Дай дуро!
   Дуро? На что? Зеленые глаза трактирщицы вливались въ него властные и гнѣвные. Она выпрямлялась надменная, какъ прелюбодѣйка, боящаяся въ свою очередь быть обманутой. Видя въ глазахъ парня одно лишь желаніе бродяжничать, стряхнуть съ себя эту жизнь слишкомъ упитаннаго самца, Нелета улыбалась довольная и давала столько денегъ, сколько тотъ просилъ, совѣтуя только поскорѣе вернуться.
   С_а_х_а_р_ъ возмущался. Съ этимъ можно было бы помириться, если бы парень занимался дѣломъ. А онъ не только обкрадываетъ его, не только уничтожаетъ половину припасовъ, а сверхъ всего требуетъ еще денегъ. Жена слишкомъ добра! Ее губитъ эта привязанность, которую она съ самаго дѣтства питаетъ къ оемейству Г_о_л_у_б_е_й. И съ мелочностью скряги онъ высчитывалъ, сколько Тонетъ съѣдалъ въ трактирѣ или выпивали его друзья, которыхъ онъ угощалъ за счетъ его -- хозяина. Даже П_і_а_в_к_а, этоть вшивый нищій, изгнанный изъ трактира, потому что грязнилъ всѣ стулья, теперь опять появляется подъ охраной К_у_б_и_н_ц_а, который спаиваеть его, да еще ликерами, самыми дорогими, и все для того, чтобы слушать глупости, вычитанныя имъ изъ книжекъ священника въ бытностъ свою ризничимъ.
   -- Въ одинъ прекрасный день парень еще ляжетъ въ мою постель!-- говорилъ Нелетѣ, жалуясь, трактирщикъ.
   Несчастный не умѣлъ читать въ этихъ глазахъ. Онъ не видѣлъ дьявольской улыбки въ насмѣшливомъ взглядѣ, съ которымъ жена выслушала подобное предположеніе.
   Когда Тонету надоѣдало цѣлый день сидѣть въ трактирѣ рядомъ съ Нелетой, какъ маленькая комнатная собачка, выжидающая момента, когда ее обласкаютъ, онъ бралъ ружье и собаку С_а_х_а_р_а и отправлялся въ тростники. Дядюшка Пако имѣлъ лучшее ружье въ Пальмарѣ, ружье богатое, которое Тонетъ считалъ какъ бы своимъ. Рѣдко давалъ онъ съ нимъ промахъ. Собака была знаменитая И_с_к_р_а, извѣстная во всей деревнѣ за ея чутье. Не было такой добычи, которая ушла бы отъ нея, какъ бы густъ ни былъ тростникъ. Какъ выдра ныряла она, чтобы извлечь подстрѣленную птицу со дна, поросшаго водорослями.
   С_а_х_а_р_ъ утверждалъ, что такую собаку за всѣ деньги міра не купишь. Съ грустью видѣлъ онъ поэтому, что И_с_к_р_а больше любила Тонета, каждый день водившаго ее на охоту, чѣмъ его, стараго хозяина, сидѣвшаго у очага, закутаннаго въ платки и одѣяла. Этотъ негодяй отбилъ у него даже его собаку!
   Восхищенный великолѣпными охотничьими принадлежностями дядюшки Пако, Тонетъ разстрѣливалъ всѣ патроны, хранившіеся въ трактирѣ, для продажи охотникамъ. Никто во всемъ Пальмарѣ такъ много не охотился. На узкихъ пространствахъ воды между ближайшими къ деревнѣ зарослями, безпрерывно слышалась стрѣльба Тонета и вдохновленная работой И_с_к_р_а съ шумомъ бѣгала среди тростниковъ. Охота доставляла К_у_б_и_н_ц_у жестокое наслажденіе, напоминая ему времена военной службы. Онъ подстерегалъ птицъ съ тѣми же дикими и хитрыми предосторожностями, которыми пользовался, когда подстерегалъ въ кустахъ людей, чтобы убить ихъ. И_с_к_р_а приносила ему въ барку лысухъ и зеленыхъ шеекъ съ безсильно повисшими головками и окровавленными перьями. Потомъ шли менѣе обыкновенныя озерныя птицы, охота за которыми наполняла Тонета чувствомъ удовлетворенія. Онъ восхищался, при видѣ лежавшихъ на днѣ барки: тростниковаго пѣтуха съ бирюзовымъ опереніемъ и краснымъ клювомъ, королевской цапли зеленой съ пурпуромъ, съ узкимъ длиннымъ хохломъ на головѣ, ороваля цвѣта львиной шкуры и съ краснымъ зобомъ, бѣлой съ желтымъ гаги, птицы -- парика, черная головка которой отливала золотомъ и красивой болотной длинноножки съ ея блестящимъ зеленымъ опереніемъ.
   Вечеромъ онъ входилъ въ трактиръ съ лицомъ побѣдителя, бросая на полъ свою добычу, блестѣвшую всѣми цвѣтами радуги. Будетъ у дядюшки Пако, чѣмъ наполнить котелъ! Онъ великодушно даритъ добычу трактирщику: ружье вѣдь принадлежало ему.
   Принося порой подстрѣленнаго фламинго, съ огромными ногами, длинной шеей, бѣлыми и розовыми перьями, и таинственнымъ видомъ, похожаго на египетскаго ибиса, Тонетъ настаивалъ, чтобы С_а_х_а_р_ъ набилъ изъ него въ Валенсіи чучело для спальни, изысканное украшеніе, не даромъ бывшее въ такомъ ходу у городскіихъ сеньоровъ. Трактирщикъ принималъ эти подарки съ ворчаньемъ, показывавшимъ его очень относительную радость. Когда Тонетъ, наконецъ, оставитъ въ покоѣ его ружье? Развѣ ему не холодно въ тростникахъ? Разъ онъ такой ловкачъ, почему онъ не помогаетъ по ночамъ дѣду ловить рыбу?
   Отвѣчая смѣхомъ на упреки трактирщика, Тонетъ направлялся къ стойкѣ:
   -- Нелета, стаканчикъ!
   Онъ заслужилъ его, проведя весь день въ камышахъ, держа въ оцѣпенѣвшихъ рукахъ ружье, чтобы набить такую кучу дичи. А еще говорятъ, будто онъ избѣгаетъ работать... И въ порывѣ веселаго безстыдства гладилъ онъ по щекѣ Нелету, не обращая вниманія на привутствіе посѣтителей и не боясь мужа. Развѣ они не братъ и сестра? Развѣ они не играли вмѣстѣ дѣтъми?
   Тони ничего не зналъ и знать не хотѣлъ о жизни сына. Онъ вставалъ до зари и возвращался домой только къ ночи. Въ тишинѣ покрытаго водой поля онъ съѣдалъ съ П_о_д_к_и_д_ы_ш_е_м_ъ нѣсколько сардинокъ и маисоваго пирога. Вѣчная борьба во имя осушенія поля не позволяла ему выйти изъ нищеты, лучше питаться. Вернувшись въ хату, когда уже сгущались тѣни ночи, онъ растягивалъ на своемъ матрасѣ свои болѣвшія кости, и погружался въ усталый сонъ. Но и среди охватившей его дремы онъ продолжалъ высчитывать, сколько еще нужно привезти барокъ съ землей и сколько онъ еще долженъ заплатить кредиторамъ, прежде чѣмъ считать себя хозяиномъ рисоваго поля, каждая пядь котораго была создана въ потѣ лица. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь большую часть ночей проводилъ внѣ дома, ловя рыбу. Тонетъ ѣлъ не съ оемьей и только поздно ночью, когда закрывался трактиръ С_а_х_а_р_а, стучался въ дверь нетерпѣливымъ стукомъ ноги, пока не поднималась бѣдная П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, сонная и усталая, чтобы отворить ему.
   Такъ шло время до праздниковъ.
   Наканунѣ праздника Младенца, вечеромъ почти вся деревня собралась толпами между берегомъ канала и задней дверью трактира С_а_х_а_р_а.
   Ожидали музыку изъ Катаррохи, гвоздь праздника. Жители, весь годъ слышавшіе только гитару брадобрѣя и гармонику Тонета, приходили въ восторгъ при одной мысли о грохотѣ мѣдныхъ трубъ и громѣ барабана, которые раздадутся между рядами хатъ. Никто не чувствовалъ холода. Чтобы выставить на показъ свои новыя платья, женщины оставили дома свои шерстяныя накидки и показывали свои оголенныя руки, посинѣвшія отъ холода. Мужчины одѣли новые кушаки и красныя или черныя шляпы, хранившіе еще слѣды своего недавняго пребыванія въ лавкѣ. Воспользовавшись минутой, когда ихъ жены были заняты болтовней, они быстро отправлялись въ трактиръ, гдѣ дыханіе пьющихъ и дымъ сигаръ образовали тяжелую атмосферу, пахнувшую грубой шерстью и грязными лаптями. Громко говорили о музыкѣ изъ Катарохи, увѣряя, что она лучшая на свѣтѣ. Тамошніе рыбаки народъ плохой, но надо признаться, такой музыки не слыхалъ и самъ король. Бѣднякамъ озера предстоитъ таки удовольствіе! Замѣтивъ, что на берегу канала толпа заволновалась, громкими криками привѣтствуя приближеніе музыкантовъ, всѣ посѣтители толпой вышли и трактиръ опустѣлъ.
   Надъ тростниками показалась верхушка большого паруса. Когда на одномъ изъ поворотовъ канала явилась барка съ музыкой, толпа разразилась криками, словно ее воодушевлялъ видъ красныхъ панталоновъ и бѣлыхъ перьевъ, колебавшихся надъ касками.
   Деревенская молодежь вступила по старому обычаю въ драку изъ за обладанія барабаномъ. Парни опускались по грудь въ холодную, какъ ледъ, воду, съ безстрашіемъ, заставлявшимъ стоявшихъ на берегу стучать зубами, какъ кастаньетами.
   Старухи протестовали:
   -- Сумасшедшіе! Схватите воспаленіе легкихъ!
   Однако молодежь подбиралась къ баркѣ, и среди смѣха музыкантовъ цѣплялась за бортъ, ссорясь изъ за обладанія огромнымъ инструментомъ. Мнѣ! Мнѣ! Одинъ изъ болѣе смѣлыхъ, уставъ просить, схватилъ наконецъ большой барабанъ съ такой порывистой силой, что чуть не свалилъ въ воду барабанщика и взваливъ на плечи инструментъ, вышелъ изъ воды канала, въ сопровожденіи завидующихъ товарищей.
   Сойдя съ барки, музыканты выстроились противъ трактира С_а_х_а_р_а. Они вынули инструменты изъ чехловъ, настроили ихъ и толпа плотной стѣной шла за музыкантами, молчаливая и благоговѣйная, восхищенная этимъ событіемъ, которое ожидала цѣлый годъ.
   Какъ только послышались звуки шумнаго марша, всѣ испытали какой-то странный страхъ. Привыкшій къ безмолвію озера слухъ болѣзненно воспринималъ ревъ инструментовъ, отъ котораго дрожали обмазанныя иломъ стѣны хатъ. Придя въ себя еослѣ перваго смущенія, вызваннаго нарушеніемъ обычной тишины деревни, люди весело улыбались, подъ лаской музыки, доходившей до нихъ, какъ голосъ отдаленнаго міра, какъ величіе таинственной жизни, развертыеавшейся тамъ далеко за волнами Альбуферы.
   Женщины разнѣжились, не зная отъ чего, и были готовы плакать. Выпрямляя свои согбенныя плечи рыбаковъ, мужчины шли воинственнымъ шагомъ за музыкантами, а дѣвушки улыбались женихамъ, съ блестѣвшими глазами и раскраснѣвшимися щечками.
   Музыка проносилась, словно порывъ новой жизни надъ сонливымъ населеніемъ, стряхивая съ него оцѣпенѣніе мертвыхъ водъ. Всѣ кричали, не зная почему, привѣтствовали Младенца Іисуса, бѣгали шумливыми группами впереди музыкантовъ и даже старики оживились и были игривы, вакъ дѣти, которыя сопровождали съ картонными лошадками и саблями капельмейстера, восхищаясь его золотыми галунами.
   Музыканты прошлись нѣсколько разъ взадъ и впередъ по единственной улицѣ Пальмара, растягивая шествіе, чтобы удовлетворить публику, заходили въ переулки между хатами, достигали канала и снова возвращались на улицу. Вся деревня слѣдовала за ними, аккомпанируя громкими криками наиболѣе яркимъ мѣстамъ марша.
   Надо было положить конецъ этому музыкальному безумію, и музыканты остановились на площади противъ церкви. Алькальдъ приступилъ къ ихъ расквартировкѣ. Кумушки оспаривали ихъ другъ у друга, смотря по важности инструмента, и барабанщикъ съ своимъ огромнымъ барабаномъ направился къ лучшей хатѣ. Довольные тѣмъ, что показали свои мундиры, музыканты закутались въ крестьянскіе плащи, ругательски ругая сырость и холодъ Пальмара. Хотя музыканты разсѣялись, народъ на площади не расходился. На одномъ концѣ площади раздалась дробь тамбурина и послышались протяжные звуки волынки, похожіе на музыкальный канканъ. Толпа апплодировала. То былъ знаменитый Димбни, игравшій каждый годъ, веселый парень, столь же извѣстный своимъ пьянствомъ, сколько и музыкальными способностями. П_і_а_в_к_а былъ его лучшимъ другомъ. Когда музыкантъ приходилъ на праздники, бродяга ни на минуту съ нимъ не разставался, зная, что въ концѣ концовъ они по братски пропьютъ всѣ деньги, полученныя отъ распорядителей. Приступили къ розыгрышу самаго жирнаго угря, пойманнаго за весь годъ для покрытія издержекъ на праздникъ. То былъ старый обычай, свято соблюдаемый всѣми рыбаками. Кому попадался огромный угоръ, тотъ хранилъ его въ своемъ садкѣ, не думая его продавать. Если другому удавалось поймать побольше, сохранялся этотъ послѣдній, а владѣлецъ перваго могъ свободно распоряжаться своимъ. Такимъ образомъ у распорядителей всегда бывалъ на лицо самый большой угоръ, пойманный въ Альбуферѣ.
   Въ этомъ году честь поймать самаго жирнаго угря выпала на долю дядюшки Г_о_л_у_б_я. Не даромъ же онъ ловилъ рыбу на первомъ мѣстѣ. Старикъ переживалъ одинъ изъ лучшихъ моментовъ жизни, показывая красавицу-рыбу толпѣ, еобравшейся на площади. Вотъ какого онъ поймалъ! И дрожащими руками показывалъ онъ, похожую да змѣю, рыбу съ зеленой спиною и бѣлымъ брюхомъ, толстую какъ ляжка, на жирной кожѣ которой переломлялся свѣтъ. Надо было пронести аппетитную штуку по всей деревнѣ, подъ звуки волынки, между тѣмъ какъ наиболѣе уважаемые рыбаки, переходя отъ одной двери къ другой, будутъ продавать лотерейные билеты.
   -- На, держи!-- Поработай хоть разъ!-- сказалъ рыбакъ, передавая угря П_і_а_в_к_ѣ.
   И бродяга, гордясь выраженнымъ ему довѣріемъ, пошелъ во главѣ, съ угремъ на рукахъ, сопровождаемый волынкой и тамбуріиномъ и окруженный прыгающей и кричащей дѣтворой. Женщины подбѣгали, чтобы вблизи посмотрѣть на огромную рыбу, коснуться ея съ религіознымъ благоговѣніемъ, словно она таинственное божество озера. П_і_а_в_к_а важно отталкивалъ ихъ. Назадъ! Назадъ! Онѣ испортятъ ее, трогая ее такъ часто.
   Дойдя до трактира С_а_х_а_р_а, онъ рѣшилъ, что достаточно насладился восхищеніемъ толпы. Болѣли руки, ослабѣвшія отъ лѣни. Вспомнилъ онъ, что уторь не для него и передавъ его дѣтворѣ, вошелъ въ трактиръ, предоставляя лотереѣ итти своимъ чередомъ, съ поднятой высоко, какъ побѣдный трофей, прекрасной рыбой.
   Въ трактирѣ было мало народа. За стойкой стояла Нелета, съ мужемъ и К_у_б_и_н_ц_е_м_ъ, бесѣдуя о завтрашнемъ праздникѣ. По старому обычаю распорядителями всегда были тѣ, кто получилъ во время жеребьевки лучшіе нумера, и почетное мѣсто досталось Тонету и его компаньону... Въ городѣ они заказали черные костюмы, чтобы присутствовать на мессѣ на первой скамьѣ, и были теперь заняты обсужденіемъ приготовленій къ празднику.
   На слѣдующій день въ почтовой баркѣ пріѣдутъ музыканты, дѣвцы и знаменитый своимъ краснорѣчіемъ священникъ, который произнесетъ проповѣдь въ честь Младенца Іисуса, мимоходомъ восхваляя простые нравы и добродѣтели рыбаковъ Альбуферы.
   На берегу Деесы стоялъ баркасъ, нагружавшійся Ниртами для украшенія площади, а въ одномъ углу трактира фейерверкеръ приготовилъ нѣсколько корзинъ желѣзныхъ петардъ, разрывавшихся съ громомъ пушечнаго выстрѣла.
   На другой день рано утромъ озеро содрогнулось отъ треска петардъ, точно въ Пальмарѣ происходила битва. У канала собрался народъ, поѣдая завтракъ, съ хлѣбомъ. Поджидали музыкантовъ изъ Валенсіи и говроили о щедрости распорядителей. Хорошій распорядитель этотъ внукъ дядюшвд Г_о_л_у_б_я! Не даромъ же у него подъ бокомъ деньги С_а_х_а_р_а!
   Когда пріѣхала почтовая барка, сначала сошелъ на берегъ проповѣдникъ, толстый попъ, важный на видъ, съ большимъ саквояжемъ изъ красной камки, съ облаченіями для проповѣди. Движимый старыми симпатіями ризничаго, П_і_а_в_к_а поспѣшилъ взвалить на свои плечи церковный багажъ. Потомъ спрыгнули на берегъ члены музыкальной капеллы, дѣвцы съ лицами обжоръ и завитыми волосами, музыканты со скрипкою или флейтой въ зеленыхъ чехлахъ подъ мышкой, и дисканты, отроки съ желтыми лицами и синими кругами подъ глазами, съ выражениемъ преждевременной испорченности. Всѣ говорили о знаменитомъ "чеснокѣ и перцѣ", который такъ умѣли готовить въ Пальмарѣ, словно они совершили путешествіе, только для того, чтрбы поѣсть.
   Рыбаки предоставили имъ войти въ деревню, не двигаясь съ мѣста. Они хотѣли вблизи посмотрѣть на таинственные инструменты, сложенные у мачты барки. Нѣкоторые парни уже принялись переносить ихъ на берегъ. Литавры вызвали удивленіе и всѣ обсуждали вопросъ о назначеніи этихъ котловъ, очень похожихъ на тѣ, въ которыхъ варили рыбу. Контрбасы были встрѣчены оваціей и народъ бѣжалъ до самой церкви вслѣдъ за тѣми, кто несли эти т_о_л_с_т_ы_я г_и_т_а_р_ы.
   Въ десять началась месса. Площадь и церковь благоухади запахомъ пахучей растительноети Деесы. Илъ исчезалъ подъ толстымъ слоемъ листьевъ. Церковъ была освѣщена множествомъ сальныхъ и восковыхъ свѣчей и снаружи производила впечатлѣніе темнаго неба, испещреннаго безконечнымъ количествомъ звѣздъ.
   Тонетъ все устроилъ какъ нельзя лучше, вникалъ во все, даже въ вопросъ, какая музыка будетъ на праздникѣ. Онъ и слышать не хотѣлъ о знаменитыхъ мессахъ, за которыми люди засыпаютъ. Онѣ хороши для горожанъ, привыкшихъ къ операмъ. Въ Пальмарѣ, какъ во всѣхъ валенсіанскихъ деревушкахъ, требуется месса Мержаданте.
   Женщины были тронуты, слушая какъ теноры задѣвали въ честь Младенца Іисуса неополитанскія баркаролы, а мужчины сопровождали кивками головы ритмъ оркестра, дышавшаго сладострастной томностью вальса. Такая музыка веселитъ душу, говорила Нелета: она лучше театральной и полезна для души. А на площади съ трескомъ разрывались петарды, такъ что дрожали стѣны церкви и то и дѣло заглушались пѣніе пѣвчихъ и слова; проповѣдника.
   По окончаніи мессы толпа осталась на площади въ ожиданіи ѣды. Оркестръ, забытый послѣ блеска мессы, заигралъ на противоположномъ концѣ. Народъ чувствовалъ себя превосходно въ этой атмосферѣ пахучихъ растеній и порохового дыма и думалъ о котелкѣ. въ хатѣ, въ которомъ варились лучшія птицы Альбуферы.
   Прежняя нищенская жизнь казалась теперь какимъ-то далекимъ міромъ, куда они больше не вернутся.
   Весь Пальмаръ былъ убѣжденъ, что навсегда вступилъ въ царство изобилія и счастія. Подвергались обсужденію выспреннія фразы проповѣдника, посвященныя рыбакамъ. Говорили о полунціи, которую онъ получалъ за проповѣдь, и о массѣ денегъ, которыхъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, стоили музыканты, фейерверкъ, запачканная воскомъ ткань съ золотой бахромой, украшавшая входъ въ церковь и оркестръ, оглушавшій ихъ своимъ воинственнымъ ревомъ. Люди поздравляли К_у_б_и_н_ц_а, державшагося натянуто въ своемъ черномъ костюмѣ, и дядюшку Г_о_л_у_б_я, смотрѣвшаго на себя, какъ на господина Пальмара. Нелета важно прогуливалась среди женщинъ въ своей богатой мантильѣ, наброшенной на самые глаза, показывая свои перламутровыя четки и молитвенникъ изъ слоновой кости, подаренный ей въ день свадьбы. На С_а_х_а_р_а никто не обращалъ вниманія, несмотря на его величественный видъ и большую золотую цѣпь, болтавшуюся на его животѣ. Точно не его деньгами оплачивался праздникъ. Всѣ поздравленія выпадали на долю Тонета, хозяина Главнаго Пути. Въ глазахъ рыбаковъ, кто не принадлежалъ къ Общинѣ, не стоилъ уваженія. И въ душѣ трактирщика накипала ненависть къ К_у_б_и_н_ц_у, который мало по малу завладѣвалъ его собственностью.
   Весь день онъ былъ не въ духѣ. Угадывая его душевное оостояніе, жена старалась быть любезной во время большого обѣда, которымъ въ верхнемъ этажѣ трактира угощали проповѣдника и музыкантовъ. Она говорила о болѣзни бѣднаго Пако, которая часто повергаетъ его въ адское настроеніе и просила всѣхъ, извинить его. Когда послѣ обѣда почтовая барка увезла валенсіанцевъ, и возмущенный С_а_х_а_р_ъ остался одинъ съ женой, онъ далъ выходъ своему желчному настроенію.
   Онъ не потерпитъ больше у себя К_у_б_и_н_ц_а! Съ дѣдомъ онъ въ хорошихъ отношеніяхъ, тотъ работникъ, исполняющій всѣ пункты договора. А этотъ Тонетъ лѣнтяй. (Смѣявшійся надъ нимъ, тратившій его деньги, чтобы жить, какъ принцъ. А какіе у него заслуги, кромѣ счастья, выпавшаго на его долю въ день розыгрыша. Онъ отнялъ у него даже то ничтожное удовольствіе, которое онъ могъ бы получить взамѣнъ такой массы потраченныхъ на праздникъ денегъ. Всѣ благодарятъ Тонета, точно онъ -- С_а_х_а_р_ъ -- ничто, точно не онъ далъ изъ своего кошелька деньги для эксплуатаціи мѣста и точно не ему обязаны всѣми результатами ловли. Въ концѣ концовъ онъ выброситъ на улицу этого бродягу, хотя бы пришлось отказаться отъ предпріятія.
   Обезпокоенная угрозой, Нелета вмѣшалась. Пусть онъ успокоится! Вѣдь онъ самъ разыскалъ Тонета. Къ тому же къ Голубямъ она относится какъ къ родной семьѣ. Они помогали ей въ трудные дни. С_а_х_а_р_ъ съ ребяческимъ упрямствомъ повторялъ свои угрозы. Противъ дядюшки Г_о_л_у_б_я онъ ничего не имѣетъ. Съ нимъ онъ готовъ итти, куда угодно. Что же касается Тонета, то пусть онъ или исправится или онъ порветъ съ нимъ. Пусть каждый знаетъ свое мѣсто: онъ не желаетъ дѣлить свою прибыль съ этимъ франтомъ, который только эксплуатируетъ его и бѣднаго дѣда. Не легко было ему нажить деньги и онъ не потерпитъ такихъ злоупотребленій.
   Бесѣда супруговъ приняла такой горячій оборотъ, что Нелета заплакала и не хотѣла итти вечеромъ на площадь, гдѣ устраивался балъ. Большія восковыя свѣчи, служившія въ церкви при похоронахъ, освѣщали площадь. Димони игралъ на волынкѣ старинныя валенсіанскіе контрдансы, или торрентскій танецъ, и пальмарскія дѣвушки чопорно плясали, взявъ другъ друга за руку, мѣняя кавалеровъ, какъ дамы въ напудреныхъ парикахъ, переодѣвшіяеся въ костюмъ рыбачекъ, чтобы при свѣтѣ факеловъ протанцовать "павлиній танецъ". Потомъ танцовали "одинъ и два", болѣе живой танецъ, сопровождавшійся пѣніемъ. Парочки съ увлеченіемъ носились и когда дѣвушки, кружась, какъ волчекъ, обнажали чулки подъ вращавшимся колесомъ юбокъ, раздавалась буря криковъ и смѣха, похожаго на ржанье.
   Еще полночь не наступила, какъ холодъ положилъ конецъ празднику. Семьи вернулись въ свои хаты. На площади осталась только молодежь, народъ веселый и бравый, проводившій оба праздничныхъ дня въ безпрерывномъ пьянствѣ. Они являлись съ ружьемъ за спиной, словно въ деревнѣ, гдѣ всѣ другъ друга знали, надо было имѣть подъ руками оружіе, чтобы развлекаться.
   Устраивались а_л_ь_б_ы. По старому обычаю всю ночь предполагалось переходить отъ двери къ двери и пѣть хвалу всѣмъ женщинамъ Пальмара, молодымъ и старымъ. Для этой церемоніи пѣвцы запаслись бурдюкомъ вина и нѣсколькими бутылками водки, нѣсколько музыкантовъ изъ Катаррохи, люди славные, согласились акомпанировать волынкѣ Димони своими духовыми инструментами. Предшествуемая факельщикомъ серенада началась среди холодной и темной ночи.
   Вся пальмарская молодежь съ старыми ружьями на плечахъ шла тѣсной группой между волынкой и музыкантами, держа, изъ боязни прикосновенія холодной мѣди, свои инструменты въ рукахъ, спрятанныхъ подъ плащемъ. П_і_а_в_к_а замыкалъ шествіе, неся бурдюкъ съ виномъ. Часто онъ считалъ нужнымъ снять съ себя ношу и приготовить стаканчикъ для "подкрѣпленія".
   Одинъ изъ пѣвцовъ началъ пѣть, сопровождая первые два стиха мелкой дробью тамбурина и ему отвѣчалъ другой, дополняя строфу другими двумя стихами. Обыкновенно эти послѣдніе были наиболѣе злы и между тѣмъ, какъ волынка, и духовые инструменты покрывали окончаніе строфы шумной "ритурнелью", молодежь разрѣжалась криками, рѣзкимъ ржаніемъ и выстрѣлами въ воздухъ.
   Самъ чортъ сегодня ночью не заснулъ бы въ Пальмарѣ! Лежа, въ постели, женщины мысленно сопровождали серенаду, вздрагивая отъ шума и выстрѣловъ и угадывая ея путь отъ одной двери къ друтой по ядовитымъ намекамъ, которыми привѣтствовался каждый житель деревни.
   Во время этой экспедиціи бурдюкъ П_і_а_в_к_и никогда почти не бывалъ въ покоѣ. Стаканы переходили изъ рукъ въ руки, согрѣвая пѣвцовъ среди холодной ночи и чѣмъ болѣе хриплыми становились голоса, тѣмъ болѣе блестѣли и сверкали глаза.
   На одномъ углу двое юношей вступили въ рукопашную изъ-за вопроса, кому выпить раньше и, надававъ другъ другу нѣсколько пощечинъ, отошли на нѣсколько шаговъ, приложивъ ружье къ щекѣ. Остальные вмѣшались и отняли у нихъ оружіе. Пусть идутъ спать! Они слишкомъ много выпили! Въ постель ихъ! И пѣвцы а_л_ь_б_ы продолжали свое шествіе съ пѣніемъ и ржаньемъ. Такіе инциденты были необходимой частью развлеченія и повторялись каждый годъ.
   Послѣ трехчасовой медленной ходьбы по деревнѣ всѣ были пьяны. Димони склонилъ голову, полузакрылъ глаза и казалось чихалъ въ волынку, которая нерѣшительно стонала, и точно шаталась на ногахъ, какъ самъ музыкантъ. Видя, что бурдюкъ пустъ, П_і_а_в_к_а пожелалъ пѣть и подъ крики "долой, довольно!", прерываемый свистомъ и ржаньемъ, импровизировалъ безтолковые стихи противъ б_о_г_а_ч_е_й деревни.
   Не оставалось больше вина, однако всѣ рѣшили совершить еще разъ половину пути до трактира С_а_х_а_р_а, гдѣ надѣялись возобновить запасъ вина.
   У темнаго, запертаго трактира пѣвцы а_л_ь_б_ы встрѣтили Тонета, запахнувшагося до самыхъ глазъ въ свой плащъ, изъ подъ котораго виднѣлось дуло ружья. К_у_б_и_н_е_ц_ъ боялся болтливости этихъ людей. Вспоминалось, что онъ самъ дѣлалъ въ такія ночи и онъ рѣшилъ сдержать ихъ своимъ присутствіемъ.
   Шествіе, подавленное опьяненіемъ и усталостью, казалось, вновь ожило при видѣ трактира С_а_х_а_р_а, словно сквозь щели двери до нихъ доносился ароматъ винныхъ бочекъ.
   Одинъ изъ толпы запѣлъ почтительный стихъ въ честь с_е_н_ь_о_р_а д_о_н_ъ П_а_к_о, льстя ему, чтобы тотъ открылъ дверь, называя его "цвѣтомъ дружбы" и обѣщая всеобщія симпатіи, если онъ наполнитъ бурдюкъ. Трактиръ оставался безмолвнымъ. Ни одно окно не открылось. Внутри не слышалось ни малѣйшаго шума.
   Во второй строфѣ они были съ бѣднымъ С_а_х_а_р_о_м_ъ ужъ на "ты". Голоса пѣвцовъ дрожали отъ возбужденія, позволяя ожидать цѣлый дождь ругательствъ.
   Тонетъ обнаруживалъ безпокойство.
   -- Что это такое? Не будьте свиньями!-- говорилъ онъ друзьямъ съ отеческимъ тономъ.
   Но парнямъ было не до совѣтовъ. Третья строфа была посвящена Нелетѣ "самой хорошенькой женщинѣ Пальмара". Ей выражалось сочувствіе, что она вышла замужъ за этого скрягу С_а_х_а_р_а, который ни на что не годенъ! Начиная съ этой строфы серенада превратилась въ ядовитый букетъ самыхъ позорящихъ намековъ. Собраніе веселилось. Теперь стихи имъ казались даже вкуснѣе вина и они смѣялись съ тѣмъ увлеченьемъ, съ которымъ деревенскій людъ привыкъ развлекаться за счетъ несчастныхъ. Они съ бѣшенымъ удовольствіемъ дѣйствовали сообща противъ рыбака, у котораго стащили вершу, стоившую нѣсколько реаловъ, и какъ безумные смѣялись, когда у кого-нибудь отбивади жену.
   Тонетъ дрожалъ отъ безпокойства и гнѣва были моменты, когда онъ хотѣлъ бѣжать, предчувствуя, что его друзья пойдутъ еще дальше, но его удерживала гордость и призрачная надежда, что его присутствіе послужить для нихъ уздой.
   -- Смотрите! Выстрѣлю!-- говорилъ онъ съ глухой угрозой.
   Однако пѣвцы считали себя самыми безстрашными молодцами деревни. Это были драчуны, увидѣвшіе свѣтъ, когда Тонетъ скитался за моремъ. Они хотѣли показать, что К_у_б_и_н_е_ц_ъ не внушаетъ имъ никакого страха и смѣялись надъ его увѣщаніями, немедленно же импровизируя стихи, когорые бросали, какъ бомбы, въ трактаръ.
   Одинъ паренекъ, племянникъ свояченицы С_а_х_а_р_а вызвалъ наконецъ гнѣвъ Тонета. Онъ спѣлъ стихъ о компаньонахъ, С_а_х_а_р_ѣ и К_у_б_и_н_ц_ѣ, о томъ, что они не только сообща эксплуатируютъ г_л_а_в_н_ы_й п_у_т_ь, но и подѣлили между собою Нелету. Стихъ кончался увѣреніемъ, что скоро у трактирщицы будетъ наслѣдникъ, котораго она тщетно ждала отъ мужа.
   К_у_б_и_н_е_ц_ъ однимъ нпрыжкомъ вскочилъ въ скмую середину и при свѣтѣ факела видно было, какъ онъ замахнулся прикладомъ ружья и сталъ имъ бить по лицу пѣвца. Такъ какъ парень успѣлъ ускользнуть и схватился за ружье, Тонетъ отскочилъ назадъ и, почти не цѣллсь, выстрѣлилъ. Поднялась суматоха. Пуля прорѣзала воздухъ, однако П_і_а_в_к_а, которому почудилось, что онъ слышалъ, какъ она прожужжала около его носа, бросился на землю съ громкамъ воемъ:
   -- Меня убили! Убійца!
   Съ шумомъ отворялись въ хатахъ окна, въ нихъ появлялись бѣлыя тѣни, и нѣкоторыя изъ нихъ продвигали въ отверстіе дуло ружья.
   Тонета мигомъ разоружили, его держали, придавили къ стѣнѣ, онъ вырывалгся, какъ бѣшеный, борясь, чтобы вытащить ножъ изъ-за кушака.
   -- Отстаньте!-- кричалъ онъ съ пѣной у рта. Отстаньте. Я убью этого негодяя!
   Алькальдъ и стража, слѣдовавшая до пятамъ за пѣвцами а_л_ь_б_ы, предвидя скандалъ, вмѣшались въ ряды боровшихся. О_т_е_ц_ъ М_и_к_е_л_ь съ карабииомъ въ рукѣ раздавалъ направо и налѣво удары съ тѣмъ удовольствіемъ, которое ему доставляла возможность безнаказанно бить, обнаруживая свою власть.
   Начальникъ карабинеровъ проводилъ Тонета до его хаты, угрожая своимъ маузеромъ, а племянника свояченицы отвели въ хижину, чтобы смыть кровь отъ ударовъ прикладомъ.
   Труднѣе было справиться съ П_і_а_в_к_о_й. Онъ бился на землѣ, увѣряя среди похожихъ на блеяніе криковъ, что его убили. Ему влили послѣднія капли вина изъ бурдюка, чтобы привести въ себя. Довольный принятымъ лекарствомъ, онъ клялся, что его прострѣлили на вылетъ и что онъ не можетъ встать. Догадавшись о его притворствѣ, энергичный попъ далъ ему наконецъ вмѣсто лекарства два пинка ногой и тотъ сразу вскочилъ.
   Алькальдъ далъ приказъ, чтобы пѣвцы а_л_ь_б_ы шли своей дорогой. Они уже достаточно славили С_а_х_а_р_а. Чиновникъ чувствовалъ къ трактирщику то уваженіе, которымъ пользуется въ деревняхъ богачъ и хотѣлъ избавить его отъ новыхъ непріятностей.
   Серенада разочарованно отправилась дальше. Тщетно Димони извлекалъ гаммы изъ волынки. Видя бурдюкъ пустымъ, пѣвцы чувствовали себя такъ, какъ будто у нихъ стянуто горло.
   Окна закрылись, улица опустѣла, однако отставшимъ любопытнымъ казалось, когда они уходили, что въ верхнемъ этажѣ трактира слышатся голоса, шумъ падающей мебели и словно отдаленный плачъ женщины, прерываемый глухими возгласами бѣшенаго голоса.
   На другой день во всемъ Пальмарѣ только и было рѣчи о событіи во время а_л_ь_б_ы передъ домомъ С_а_х_а_р_а.
   Тонетъ не осмѣливался показаться въ трактирѣ. Онъ боялся того неловкаго положенія, въ которое его поставило неблагоразуміе товарищей. Все утро онъ бродилъ на площади у церкви, и не рѣшался итти дальше, видя издали дверь трактира, переполненнаго народомъ. Былъ послѣдній день забавы и бездѣлья.
   Праздновался праздникъ Христа, и вечеромъ музыка должна была отправиться назадъ въ Катарроху, оставляя Пальмаръ на цѣлый годъ, погруженнымъ въ монастырскую тишину.
   Тонетъ обѣдалъ въ хатѣ съ отцомъ и П_о_д_к_и_д_ы_ш_е_м_ъ. Не желая вызвать толки кумушекъ, они оба скрѣпя сердце рѣшили прекратить на три дня свою тяжелую борьбу противъ озера. Дядюшка Тони, повидимому, ничего не зналъ о происшествіяхъ ночи. Такъ можно было по крайней мѣрѣ судить по его серьезному, какъ всегда, лицу. Къ тому же неутомимый работникъ ни на минуту не могь предаться отдыху и провелъ время, исправляя изъяны, причиненные хатѣ зимой.
   П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ повидимому кое-что знала. Это нетрудно было прочесть въ ея чистыхъ глазахъ, скрашивавшихъ ея безобразіе. Въ ея сочувственномъ и нѣжномъ взглядѣ, котораго она не отводила отъ Тонета, дышалъ страхъ за ту опасность, которой онъ подвергся прошлой ночью. Когда на мгновеніе оба молодыхъ человѣка остались одни, она скорбно воскликнула: Господи Боже! Если отецъ узнаетъ, о происшедшемъ! Какъ онъ будетъ убиваться!
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь не появился въ хатѣ. Очевидно, онъ обѣдалъ съ С_а_х_а_р_о_м_ъ. Вечеромъ Тонетъ встрѣтилъ его на площади. На его морщинистомъ лицѣ ничего не отражалось. Сухо посовѣтовалъ онъ внуку пойти въ трактиръ. Дядюшка Пако хочетъ съ нимъ поговорить.
   Тонетъ не спѣшилъ съ этимъ посѣщеніемъ. Онъ остался на площади, гдѣ оркестръ выстраивался, чтобы въ послѣдній разъ сыграть то, что пальмарцы называли "м_а_р_ш_е_м_ъ у_г_р_е_й". Музыканты считали бы себя обманутыми, если бы, возвращаясь изъ Пальмара, не привезли бы своимъ какой-нибудь рыбы. Каждый годъ передъ возвращеніемъ они ходили по деревнѣ, играя послѣдній маршъ. Передъ барабаномъ нѣсколько дѣтей собирали въ корзину то, что дастъ каждая рыбачка: угрей, линей и вьюновъ.
   Музыканты заиграли, медленно двигаясь впередъ, чтобы рыбачки имѣли возможность передать свои подарки. Въ эту минуту Тонетъ рѣшился войти въ трактиръ С_а_х_а_р_а.
   -- Добрый вечеръ, кавалльеросъ!-- весело вскрикнулъ онъ, чтобы еридать себѣ мужества.
   Изъ-за стойки Нелета бросила на него загадочный взглядъ и склонила голову, чтобы онъ не увидѣлъ ея ввалившихся глазъ и покраснѣвшихъ отъ слезъ вѣкъ.
   С_а_х_а_р_ъ отвѣтилъ изъ глубины трактира, величественно указывая на дверь во внутренніе аокои:
   -- Иди, иди. Намъ надо поговорить.
   Оба мужчины вошли въ прилегавшую къ кухнѣ комнату, служившую иногда спальней охотникамъ, пріѣзжавшимъ изъ Валенсіи.
   С_а_х_а_р_ъ не далъ компаньону время сѣсть. Онъ весь побагровѣлъ. Его глаза блестѣли болѣе обыкновеннаго между жирными наростами щекъ и его короткій, круглый носъ дрожалъ, какъ отъ нервнаго тика. Дядюшка Пако началъ бесѣду. Это должно кончиться. Они уже не могутъ ни продолжать вмѣстѣ дѣло, ни быть друзьями. И когда Тонетъ пробовалъ возражать, толстый трактирщикъ, испытывавшій мимолетный подъемъ энергіи, быть можетъ послѣдній въ жизни, остановилъ его движеніемъ. Ни слова. Это безполезно. Онъ хочетъ подвести итогъ. Даже дядюшка Г_о_л_у_б_ь считаетъ его правымъ. Они вступили въ дѣло на такихъ началахъ, что онъ дастъ деньги, а К_у_б_и_н_е_ц_ъ внесетъ свой трудъ. Деньги онъ далъ, а вотъ труда компаньона не видать. Сеньоръ живетъ на широкую ногу, а бѣдный дѣдъ убиваетъ себя, работая на него. И если бы только это! Онъ велъ себя въ домѣ, какъ у себя. Можно было подумать, что онъ хозяинъ трактира. Онъ ѣлъ и пилъ лучшее, распоряжался кошелькомъ, словно не онъ -- С_а_х_а_р_ъ -- хозяинъ. Онъ позволяетъ себѣ вольности, о которыхъ онъ -- С_а_х_а_р_ъ -- не хочетъ вспоминать. Онъ завладѣлъ его собакой, ружьемъ, и -- какъ теперь говорятъ -- даже его женой.
   -- Это ложь!.. ложь!-- кричалъ Тонетъ со страхомъ виновнаго.
   С_а_х_а_р_ъ посмотрѣлъ на него такъ, что молодой человѣкъ испугался и насторожился. Конечно, это ложь. Онъ тоже такъ думаетъ. И это хорошо для Тонета и Нелеты, ибо если бы онъ только отдаленно подозрѣвалъ, что тѣ свинства, о которыхъ пѣли прошлой ночью эти канальи,-- правда, то онъ свернулъ бы ей шею, а ему пустилъ бы пулю въ лобъ. Что онъ въ самомъ дѣлѣ думаетъ! Дядюшка Пако человѣкъ добрый, но несмотря на болѣзнь онъ человѣкъ какъ всѣ, когда дѣло касается его собственности.
   И дрожа отъ глухого гнѣва, трактиршикъ ходилъ взадъ и впередъ, какъ старая больная лошадь, но благородной расы, способная до конца жизни подниматься на дыбы. Тонетъ глядѣлъ съ удивленіемъ на стараго авантюриста, который несмотря а свою болѣзненную лѣность, разжирѣвшій и потучнѣвшій, снова обрѣталъ энергію свободнаго отъ всякихъ колебаній борца былыхъ временъ.
   Въ тишинѣ дома отдавалось эхо далекихъ мѣдныхъ трубъ музьпсантовъ, ходившихъ по деревнѣ.
   С_а_х_а_р_ъ сяова началъ говорить, и слова его сопровождались все болѣе приближавшейся музыкой.
   Да. Все ложь! Но онъ не желаетъ служить посмѣшищемъ для деревни. Ему надоѣло вѣчно видѣть Тонета въ трактирѣ, надоѣла эта его братская фамильярность съ Нелетой. Онъ не желаетъ видѣть въ своемъ домѣ этой двусмысленноі дружбы! Довольно! Онъ вполнѣ солидаренъ съ дядюшкой Г_о_л_у_б_е_м_ъ. Впредь они одни будутъ эксплуатировать г_л_а_в_н_ы_й п_у_т_ь, и дѣдъ уже устроитъ такъ, чтобы внукъ получалъ свою часть. Между Тонетомъ и С_а_х_а_р_о_м_ъ все кончено. Если онъ не согласенъ, пусть скажетъ. Правда, онъ, Тонетъ, хозяинъ мѣста, доставшагося ему до жребію, но тогда дядюшка Пако возьметъ свои сѣти и деньги, Тонетъ возбудитъ недовольство дѣда, и -- посмотримъ, какъ онъ одинъ справится съ дѣломъ.
   Тонетъ не возражалъ и не противодѣйствовалъ. Разъ дѣдъ согласенъ, то хорошо.
   Музыка достигла трактира, остановилась и отъ ея гармоническаго шума содрогались стѣны.
   С_а_х_а_р_ъ повысилъ голосъ, чтобы его было слышно. Разъ вопросъ о дѣлѣ поконченъ, имъ остается только еще поговорить, какъ мужчинамъ. Съ авторитетомъ мужа, не желающаго, чтобы надъ нимъ смѣялись, и человѣка, который, разъ рѣшившись, могъ выставить за дверь назойливаго посѣтителя, запретилъ онъ Тонету бывать въ трактирѣ. Понялъ онъ? Кончилась дружба! Это лучшее средство, положить конецъ сплетнямъ и лжи. Дверь трактира отнынѣ должна быть для К_у_б_и_н_ц_а такой высокой,-- какъ колокольня Мигилете въ Валенсіи.
   И между тѣмъ, какъ тромбоны бросали свои громкіе, какъ ревъ, звуки въ дверь трактира, С_а_х_а_р_ъ выпрямилъ свое шаровидное тѣло, поднялся на цыпочки и поднялъ руку къ потолку, какъ бы желая выразить ту огромную, неизмѣримую высоту, которая впредь должна раздѣлять К_у_б_и_н_ц_а отъ трактирщика и его жены.
  

VII.

  
   Проведя два дня внѣ трактира, Тонетъ понялъ, какъ сильно любитъ Нелету.
   Порой къ его отчаянію примѣшивалась мысль о потерѣ того пріятнаго и веселаго существованія, которымъ онъ раньше пользовался, о томъ изобиліи, въ которое онъ погружался, какъ въ волны блаженства. Кромѣ того, недоставало ему очарованія тайной любви, о которой догадывалась вся деревня, нездороваго удовольствія ласкать свою возлюбленную среди опасности, почти въ присутствіи мужа и посѣтителей, всегда рискуя быть накрытымъ.
   Изгнанный изъ трактира С_а_х_а_р_а онъ не зналъ, куда итти. Пробовалъ найти друзей въ другихъ трактирахъ Пальмара, жалкихъ хатахъ, съ однимъ только маленькимъ боченкомъ, куда лишь изрѣдка заходили выпить люди, не имѣвшіе, ввиду сдѣланныхъ долговъ, возможности посѣтить трактиръ С_а_х_а_р_а. Тонетъ бѣжалъ отъ этихъ кабаковъ, словно царствующая особа, по ошибкѣ попавшая въ харчевню.
   Дни онъ проводилъ, скитаясь по окрестностямъ деревни. Когда эти скитанья ему надоѣдали, онъ уходилъ въ Салеръ, Перельо, въ гавань Катаррохи, куда-нибудь, лишь бы убить время. Онъ, обыкновенно столь лѣнивый, цѣлыми часами работалъ весломъ въ лодкѣ, чтобы навѣстить друга только для того, чтобы выкурить съ нимъ сигару.
   Оботоятельства вынуждали его жить въ хатѣ отца, и онъ съ нѣкоторымъ бездокойствомъ смотрѣлъ на Тони, порой угадывая по его лицу, что онъ знаетъ обо всемъ случившемся. Отъ скуки Тонетъ измѣнилъ поведеніе. Вмѣсто того, чтобы иерекочевывать изъ одного конца Альбуферы на другой, словно посаженное въ клѣтку животное, ужъ лучше помочь бѣдному отцу. Начиная съ слѣдующаго дня онъ, какъ въ былое время, со свойственной лѣнивымъ людямъ, когда они рѣшатся работать, преходящей напряженностью вырывалъ илъ со дна каналовъ. Тони поблагодарилъ его за это раскаяніе тѣмъ, что пересталъ хмурить брови и заговорилъ съ нимъ.
   Онъ знаетъ все. Все произошло такъ, какъ онъ предсказывалъ. Тонетъ измѣнилъ традиціямъ Г_о_л_у_б_е_й и отецъ глубоко страдалъ, слыша, что говорятъ о его сынѣ. Для него было тяжелымъ ударомъ видѣть, какъ сынъ живетъ на счетъ трактирщика и отбиваетъ у него жену.
   -- Это ложь... ложь!-- отвѣчалъ К_у_б_и_н_е_ц_ъ со страхомъ человѣка, сознающаго себя виновнымъ. Это клевета!
   Тѣмъ лучше. Тони былъ бы радъ, если бы это было такъ. Самое главное было то, что онъ избавился отъ опасности. Теперь надо работать, бытъ честнымъ человѣкомъ, помочь отцу въ его стремленіи засыпать болото землей. Когда болото превратится въ поле, когда пальмарцы увидятъ, какъ двое Г_о_л_у_б_е_й собираютъ съ него много мѣшковъ риса, онъ -- Тонетъ -- встрѣтитъ подругу. Онъ можетъ тогда выбрать себѣ одну среди дѣвушекъ въ ближайшихъ деревняхъ. Богатому человѣку ни въ чемъ не бываетъ отказа.
   Ободренный словами отца, Тонетъ съ истиннымъ остервененьемъ отдавался работѣ. Бѣдная П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ работала рядомъ съ нимъ еще больше чѣмъ, когда бывала одна съ отцомъ. К_у_б_и_н_е_ц_ъ вѣчно находилъ, что она работаетъ слишкомъ мало. Онъ былъ требователенъ и грубъ съ бѣдной дѣвушкой. Онъ нагружалъ ее, какъ животное, хотя самъ первый начиналъ уставатъ. Задыхаясь подъ тяжестью корзинъ съ землей и постоянной работы весломъ, бѣдная П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ тѣмъ не менѣе радостно улыбалась, а вечеромъ когда, вся разбитая, готовила ужинъ, она съ благодарностью глядѣла на своего Тонета, этого блуднаго сына, который такъ много заставилъ отца страдать, а теперь благодаря хорошему поведенію позволялъ стойкому труженику ясно и довѣрчиво глядѣть въ будущее.
   Однако К_у_б_и_н_е_ц_ъ отличался невыдержанной волей. Послѣ бурныхъ порывовъ активности въ немъ брала верхъ властная и безграничная лѣнь.
   Послѣ мѣсяца такой работы Тонетъ утомился, какъ и прежде. Значительная часть поля была уже засыпана, оставались однако глубокія ямы, приводившія его въ отчаяніе, бездонныя дыры, черезъ которыя снова вливалась вода, медленно подтачивая нагроможденную съ такимъ трудомъ землю. К_у_б_и_н_е_ц_ъ испытывалъ страхъ и разочарованіе передъ огромностью предпріятія. Привыкшій къ роскошной жизни въ трактирѣ С_а_х_а_р_а, онъ возмущался при мысли о плохой ѣдѣ П_о_д_к_и_д_ы_ш_а, о жидкомъ, безвкусномъ винѣ, о черствомъ маисовомъ хлѣбѣ и попорченныхъ сардинкахъ, единственной пищѣ отца.
   Спокойствіе дѣда возмущало его. Тотъ по прежнему бывалъ въ трактирѣ С_а_х_а_р_а, словно ничего не случилось. Тамъ онъ обѣдалъ и ужиналъ, прекрасно сошелся съ трактирщикомъ, довольнымъ тѣмъ, какъ старикъ эксплуатировалъ свое мѣсто. А съ внукомъ онъ не желалъ дѣлиться! Съ нимъ онъ не говорилъ ни слова, когда видѣлся вечеромъ въ хатѣ, словно онъ не существуетъ, словно не онъ хозяинъ пути!
   Дѣдъ и С_а_х_а_р_ъ хотятъ эксплуатировать его и останутся съ носомъ. Быть можетъ все негодованіе трактирщика не имѣло другой цѣли, какъ отдѣлаться отъ него, чтобы увеличить свой доходъ. И съ той жадностью, жестокой и бездушной, свойственной деревенскому люду, который въ денежныхъ дѣлахъ не считается съ родственными чувствами, Тонетъ накинулся на Г_о_л_у_б_я однажды ночью, когда тотъ собирался на ловлю. Онъ -- Тонетъ -- главный хозяинъ мѣста, а вотъ уже сколько времени не видалъ ни одного сентима. Правда, онъ хорошо знаетъ, что уловъ не такой блестящій, какъ въ прежніе годы, но дѣла все таки идутъ, и дѣдъ и дядюшка Пако положили въ кошелекъ не одинъ дуро. Онъ знаетъ это отъ скупщиковъ угрей. Пусть дадутъ ему ясный отчетъ. Онъ хочетъ имѣть свою часть или онъ отберетъ мѣсто и поищетъ себѣ менѣе хищныхъ компаньоновъ.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь, считавшій себя неограниченнымъ господиномъ надъ всѣми членами семьи, въ дервую минуту хотѣлъ разможжить внуку голову весломъ, но вспомнилъ о неграхъ, которыхъ К_у_б_и_н_е_ц_ъ убивалъ въ далекихъ странахъ. Чортъ возьми! Взрослаго нельзя бить, хоть онъ и принадлежитъ къ семьѣ. Къ тому же угроза отнять мѣсто для ловли испугала его.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь дустился въ мораль. Если онъ не даетъ ему денегъ, то потому, что знаетъ его характеръ. Деньги -- погибель юношей. Онъ пропьетъ ихъ, проиграетъ бездѣльникамъ подъ тѣнью какой-нибудь хаты въ Салерѣ. Лучше если деньги сохранитъ дѣдъ и это будетъ лишь на пользу Тонету. Если дѣдъ умретъ, кому какъ не внуку, будетъ прирадлежать все его состояніе?
   Однако Тонетъ не хотѣлъ довольствоваться одними надеждами. Онъ хочетъ получить свое или отберетъ мѣсто. И послѣ тяжелыхъ ссоръ, продолжавшихся болѣе трехъ дней, рыбакъ, наконецъ согласился однажды вечеромъ вынуть изъ-за пояса кошелекъ, и со скорбнымъ лицомъ отсыпать нѣсколько дуро. Можетъ взятъ ихъ! Жидъ! Злодѣй! Какъ только онъ ихъ истратитъ въ нѣсколько дней, пусть снова придетъ, пусть не имѣетъ угрызеній. Какое ему дѣло, если дѣдъ издохнетъ. Онъ уже ясно представляетъ себѣ свое будущее, представляетъ его себѣ съ ужасомъ. Онъ будетъ работать, какъ рабъ, чтобы внукъ могъ жить бариномъ. И онъ совсѣмъ удалился отъ Тонета, словно потерялъ навсегда то небольшое чувство, которое когда-то питалъ къ нему.
   Получивъ деньги, К_у_б_и_н_е_ц_ъ не вернулся въ хату отца. Онъ пожелалъ занятъся отъ нечего дѣлать охотою, вести жизнь стрѣлка, питаясь тѣмъ, что застрѣлитъ, и началъ съ того, что купилъ себѣ ружье лучше тѣхъ почтенныхъ пищалей, которыя хранились дома. П_і_а_в_к_а, изгнанный изъ трактира С_а_х_а_р_а на другой день послѣ удаленія Тонета, ходилъ вокругъ него, видя его празднымъ, разочаровавшимся въ работѣ, которую исполнялъ въ хатѣ отца.
   К_у_б_и_н_е_ц_ъ сошелся съ бродягой. Онъ былъ хорошимъ товарищемъ, который могъ быть ему полезенъ. У него была хата, правда, похуже собачьей конуры, однако она могла служить имъ убѣжищемъ. Тонетъ будетъ охотникомъ, П_і_а_в_к_а -- собакой. Все у нихъ будетъ общее: ѣда и вино. Подходитъ это бродягѣ? П_і_а_в_к_а былъ обрадованъ. Онъ тоже внесетъ свою часть въ общее хозяйство. Онъ превосходно умѣетъ вытаскивать верши изъ каналовъ и забравъ уловъ, снова опускать ихъ въ воду. Онъ не походилъ на нѣкоторыхъ безсовѣстныхъ воришекъ, которые, по словамъ пальмарцевъ, похищали не только душу, но и тѣло, то есть самыя сѣти. Тонетъ будетъ заботиться о мясѣ, онъ -- о рыбѣ. Такъ и порѣшили. Съ тѣхъ поръ только изрѣдка видѣли въ деревнѣ внука Г_о_л_у_б_я съ ружьемъ на плечѣ, комически посвистывавшаго П_і_а_в_к_ѣ, шедшему вслѣдъ за нимъ съ опущенной головой, и хитро озиравшемуся по сторонамъ, нѣтъ ли чего-нибудь подъ руками, что можно было бы стащить.
   Цѣлыми недѣлями они жили въ Деесѣ жизнью первобытныхъ людей. Во время своей спокойной жизни въ Пальмарѣ, Тонетъ часто съ грустью вспоминалъ годы войны, среди безграничной свободы, лицомъ къ лицу съ военными опасностями. Всегда глядя въ глаза смерти, не видишь ни препятствій, ни преградъ и съ карабиномъ въ рукѣ исполняешь всѣ свои прихоти, подчиняясь лишь закону необходимости.
   Привычки, появившіяся у него въ годы воинственяой жизни въ лѣсу, вновь воскресли теперь въ немъ въ Деесѣ, въ двухъ шагахъ отъ мѣстечекъ, гдѣ существовали и законы и власти. Изъ сухихъ сучьевъ оба товарища строили себѣ въ какомъ-нибудь уголкѣ лѣса шалашъ. Когда ихъ мучилъ голодъ, они убивали пару кроликовъ или дикихъ голубей, порхавшихъ среди сосенъ. Когда имъ нужны были деньги на вино, или патроны, Тонетъ бралъ ружье и утромъ набивалъ дичи, которую бродяга продавалъ въ Салерѣ или въ гавани Катаррохѣ, и возвращался домой съ бурдюкомъ, который прятался въ кустахъ.
   Ружье Тонета, дерзко раздававшееся по всей Деесѣ, было угрозой для сторожей, которымъ пришлось разстаться съ своей прежней спокойной жизнью отшельниковъ.
   П_і_а_в_к_а стоялъ на сторожѣ какъ собака, между тѣмъ какъ Тонетъ охотился. Увидѣвъ своими зоркими глазами бродяги приближеніе враговъ, онъ свисталъ товарищу и они прятались. Часто преслѣдователи встрѣчались съ внукомъ Г_о_л_у_б_я лицомъ къ лицу, но каждый разъ онъ гордо настаивалъ на своемъ желаньи продолжать жить въ Деесѣ. Однажды сторожъ выстрѣлилъ въ него, но тотчасъ услышалъ въ видѣ грознаго отвѣта свистъ пули около головы. Противъ прежняго солдата доносы были безполезны. Онъ былъ человѣкъ пропащій, не боявшійся ни Бога, ни чорта. Онъ стрѣлялъ такъ же хорошо, какъ дѣдъ и если онъ посылалъ пулю мимо, то потому, что хотѣлъ сдѣлать предостереженіе. Чтобы съ нимъ покончить, надо было просто убить его. Сторожа, имѣвшіе большія семьи, вступили въ концѣ концовъ въ молчаливое соглашеніе съ дерзкимъ охотникомъ и когда раздавался выстрѣлъ его ружья, они дѣлали видъ, что плохо разслышали и всегда бѣжали въ противоположный конецъ.
   Отовсюду изгнанный, всѣми битый, П_і_а_в_к_а чувствовалъ себя сильнымъ и гордымъ подъ покровительствомъ Тонета и когда онъ показывался въ Салерѣ, онъ глядѣлъ на всѣхъ съ дерзостью мопса, чувствующаго свою безопасность подъ охраной хозяина. Взамѣнъ этого покровительства онъ исполнялъ роль сторожа и когда порой аоказывалась пара жандармовъ изъ уэрты Русафы, П_і_а_в_к_а угадывалъ ихъ, раньше чѣмъ видѣлъ, точно чуялъ ихъ.
   -- Треуголки идутъ!-- говорилъ онъ товарищу.
   Въ тѣ дни, когда до сосѣдству съ Деесой виднѣлись желтые ремни и лакированныя треуголки, Тонетъ и П_і_а_в_к_а уходили на Альбуферу. Сѣвъ въ одну изъ лодокъ Г_о_л_у_б_я, они переѣзжали отъ заросли къ заросли, стрѣляя ло птицамъ, которыхъ подбиралъ бродяга, привыкшій даже зимой входить въ воду по самый подбородокъ. Бурныя ночи, темныя и дождливыя, которыя Г_о_л_у_б_ь ожидалъ, какъ манны небесной, изъ-за предстоявшаго богатаго улова, Тонетъ и П_і_а_в_к_а проводили въ хатѣ послѣдняго, сбившись въ уголъ, такъ какъ вода цѣлыми струями вливалась сквозь щели крыши.
   Тонетъ находился въ двухъ шагахъ отъ отца, но избѣгалъ его, боясь его суроваго и грустнаго взора. П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ осторожно приходила, чтобы принести Тонету чистое бѣлье, и заботливо исполнить ту работу, которую можетъ сдѣлать только женщина. Утомленная дневнымъ трудомъ, бѣдная дѣвушка чинила при свѣтѣ фонаря лохмотья, сидя около обоихъ бродягъ, не обращаясь къ нимъ съ словами упрека, только изрѣдка бросая на брата взглядъ, полный муки.
   Проводя ночи вдвоемъ, они, не переставая пить, говорили о своихъ сокровенныхъ думахъ. Привыкнувъ по примѣру П_і_а_в_к_и къ безпрестанному пьянству, Тонетъ не удержался и сообщилъ товарищу тайну своей любви къ Нелетѣ.
   Въ первое мгновеніе бродяга хотѣлъ возражать. Не хорошо это! "Не пожелай жены ближняго". Потомъ изъ благодарности Тонету сталъ находить извиненія и оправданія для его вины, съ грубой казуистичностыо стараго ризничаго. Они, конечно, имѣютъ нѣкоторое право любить другъ друга. Если бы они сошлись послѣ брака Нелеты, ихъ грѣхъ былъ бы великъ. Но они знали другъ друга еще дѣтьми. Они считались женихомъ и невѣстой. Вина на сторонѣ С_а_х_а_р_а который вмѣшался, когда его не просили. Онъ разстроилъ ихъ отношенія. По дѣломъ ему! И вспоминая о томъ, какъ часто толстякъ выгонялъ его изъ трактира, онъ смѣялся довольнымъ смѣхомъ надъ его семейной бѣдой, считая себя отомщеннымъ.
   Когда вино въ бурдюкѣ приходило къ концу и фонарь гасъ, П_і_а_в_к_а, закрывъ пьяные глаза, говорилъ безтолково о своихъ вѣрованіяхъ.
   Привыкнувъ къ его болтовнѣ, Тонетъ спалъ, не слушая его, между тѣмъ, какъ соломенная крыша хаты тряслась отъ порывовъ вѣтра и дождь просачивался черезъ нее.
   П_і_а_в_к_а, не уставая, говорилъ. Почему онъ такой несчастный? Почему страдаетъ Тонетъ, тоскуетъ и скучаетъ съ тѣхъ поръ, какъ не можетъ видѣться съ Нелетой? Почему въ мірѣ царитъ несправедливость? Почему въ погонѣ за деньгами народъ живетъ не такъ, какъ велитъ Богъ?
   И приблизившись къ уху Тонета, онъ пробуждалъ его, таинственнымъ голосомъ говоря о скоромъ осуществленіи своихъ надеждъ. Приближаются хорошія времена. О_н_ъ уже родился. П_і_а_в_к_а видѣлъ Его, какъ вотъ видитъ Тонета и Онъ коснулся своей божественно-холодной рукой его -- бѣднаго грѣшника. И въ десятый разъ разсказывалъ онъ о своей таинственной встрѣчѣ на берегу Альбуферы. Онъ возвращался изъ Салера съ пакетомъ патронъ для Тонета и по дорогѣ вдоль озера онъ испыталъ такое глубокое волненіе, словно приближается что-то такое, что парализуетъ его силы. Ноги подкосились и онъ упалъ на землю, желая заснуть, уничтожиться, не просыпаться больше.
   -- Ты просто былъ пьянъ!-- говорилъ Тонетъ въ этомъ мѣстѣ разсказа.
   П_і_а_в_к_а протестовалъ. Нѣтъ! Онъ не былъ пьянъ. Въ тотъ день онъ мало выпилъ. Доказательствомъ можетъ служить то, что онъ не спалъ, хотя тѣло и отказывалось ему служить.
   Вечеръ кончался. Альбуфера окрасилась въ темный цвѣтъ. Вдали надъ горами небо было залито красными волнами крови и на этомъ фонѣ П_і_а_в_к_а увидѣлъ человѣка, шедшаго по дорогѣ и остановившагося около него.
   Бродяга содрогался при одномъ воспоминаніи. У Него было грустное и нѣжное лицо, борода раздѣленная на двое, и длинные волосы. Какъ Онъ былъ одѣтъ? Онъ помнитъ только бѣлый хитонъ, нѣчто въ родѣ туники или очень длинной блузы, а на плечахъ у него былъ подавлявшій его своей тяжестью какой-то предметъ, котораго П_і_а_в_к_а не могъ одредѣлить. Быть можетъ, то было новое орудіе пытки и казни, символъ новаго искупленія человѣчества. Онъ склонился надъ нимъ и весь свѣтъ сумерекъ, казалось, сосредоточился въ его глазахъ. Онъ протянулъ одну руку и коснулся пальцемъ лба П_і_а_в_к_и. Отъ этого прикосновенія холодъ пронизалъ его до самыхъ костей, отъ головы до пятъ. Нѣжнымъ голосомъ прошепталъ онъ нѣсколько гармоническихъ и странныхъ словъ, которыхъ не разобралъ бродяга, и удалился улыбаясь, тогда какъ онъ отъ сильнаго волненія впалъ въ глубокій сонъ, и проснулся только нѣсколько часовъ спустя, когда кругомъ стояла глубокая ночь.
   Больше онъ не видалъ Его, но онъ убѣжденъ, что это именно О_н_ъ. О_н_ъ снова пришедъ въ міръ, чтобы спасти свое дѣло, запятнанное людьми. Снова О_н_ъ находится въ поискахъ бѣдныхъ, смиренныхъ духомъ, жалкихъ рыбаковъ лагунъ. П_і_а_в_к_а будеть однимъ изъ избранныхъ. Не даромъ же О_н_ъ коснулся его своей рукой. И бродяга съ рвеніемъ вѣрующаго объявилъ о своемъ намѣреніи покинуть товарища, какъ только снова явится желанный мессія.
   Тонетъ возражалъ сердито, такъ какъ сонъ его былъ нарушенъ, и угрожалъ ему суровымъ голосомъ. Пусть замолчитъ! Сколько разъ онъ ему говорилъ, что это не болѣе, какъ пьяный бредъ! Если бы онъ былъ трезвъ, какъ и слѣдовало бы быть, разъ онъ исполняетъ порученія, онъ понялъ бы, что таинственный человѣкъ никто иной, какъ итальянскій бродяга, который два дня въ Пальмарѣ точилъ ножи и ножницы, имѣя за спиной точильныи станокъ.
   Изъ страха передъ рукой покровителя П_і_а_в_к_а утиолкалъ. Тѣмъ не менѣе его вѣра была оскорблена и возмущалась вульгарными объясненіями Тонета. Онъ еще увидитъ Е_г_о! Онъ убѣжденъ, что снова услышитъ его нѣжный и странный говоръ, почувствуетъ на лбу холодное прикосновеніе Его руки, увидитъ Его добрую улыбку. Его приводила въ уныніе только мысль, что встрѣча можетъ повториться къ концу вечера, когда послѣ неоднократнаго утоленія жажды онъ плохо держится на ногахъ.
   Такъ проводили зиму оба товарища. П_і_а_в_к_а лелѣялъ самыя безумныя мечты, Тонетъ думалъ о Нелетѣ, которую больше не видалъ, потому что во время своихъ рѣдкихъ путешествій въ Пальмаръ молодой человѣкъ останавливался на церковной площади и не осмѣливался подойти къ трактиру С_а_х_а_р_а.
   Подъ вліяніемъ этой продолжавшейся цѣлые мѣсяцы разлуки въ памяти его воскресало былое счастье и на разстояніи оно принимало увеличенные размѣры. Образъ Нелеты наполнялъ его душу. Онъ видѣлъ ее въ лѣсу, гдѣ они дѣтьми заблудились, на озерѣ, гдѣ они отдались другъ другу подъ сладкими таинственными чарами ночи. Въ царствѣ воды и ила, гдѣ протекала его жизнь, онъ не могъ сдѣлать ни одного движенія, чтобы не натолкнуться на воспоминаніе о ней. Возбужденный воздержаніемъ и бродячей жизнью, Тонетъ спалъ нѣсколько ночей тревожнымъ сномъ и П_і_а_в_к_а слышалъ, какъ онъ звалъ Нелету съ ревомъ безпокойнаго самца. Въ порывѣ безумной страсти Тонетъ почувствовалъ необходимость увидѣть ее. С_а_х_а_р_ъ, болѣзнь котораго все усиливалась, отправился въ городъ. Въ полдень К_у_б_и_н_е_ц_ъ смѣло вошелъ въ трактиръ. Всѣ обычные посѣтителй сидѣли у себя дома и онъ могъ увидѣтъ Нелету одну за стойкой.
   Увидя его въ дверяхъ, трактирщица вскрикнула, словно передъ ней предсталъ возставшій изъ гроба. Глаза ея сверкнули радостью, но сейчасъ же потускнѣли, какъ будто разсудокъ вернулся къ ней, и она склонила голову съ негодующимъ и непристулнымъ видомъ.
   -- Уходи, уходи!-- бормотала она. Или ты хочешь меня погубить!
   Погубить ее! Это предположеніе доставило ему такое мученіе, что онъ не осмѣлился возражать. Инстинктивно онъ отстуиилъ и когда раскаялся въ своей слабости, онъ былъ уже далеко отъ трактира на площади.
   Онъ не рѣшился вернуться. Когда подъ вліяніемъ сдерживаемой страсти онъ думалъ пойти къ ней, было достаточно вспомнить ея лицо, чтобы остыть. Между ними все кончено. С_а_х_а_р_ъ, надъ которымъ онъ въ былое время смѣялся, былъ неодолимымъ препятствіемъ.
   Ненависть къ ея мужу побуждала его розыскіивать дѣда. Все, что онъ предприметъ противъ него, будетъ убыткомъ для супруга Нелеты! Ему нужны деньги! Они наживаются, а о немъ, хозяинѣ мѣста, забыли! Эти просьбы вызывали между дѣдомъ и внукомъ ссоры и пререканія, которыя страннымъ образомъ не кончались дракой на берегу канала. Старые рыбаки удивлялись тому терпѣнію, съ которымъ Г_о_л_у_б_ь уступалъ внуку. Годъ выдался плохой. Г_л_а_в_н_ы_й п_у_т_ь не давалъ того улова, на который разсчитывали. С_а_х_а_р_ъ къ тому же былъ боленъ и несговорчивъ. Самъ дядюшка Г_о_л_у_б_ь порою желалъ, чтобы годъ скорѣе кончался и наступила новая жеребьевка, чтобы послать къ чорту дѣло, доставившее ему столько непріятностей. Его старая система была все же лучше. Пусть каждый ловитъ за свой страхъ. Никакихъ компаньоновъ, хотя бы то была жена!
   Когда Тонету удавалось вытянутъ у дѣда нѣсколько дуро, онъ весело свисталъ П_і_а_в_к_ѣ и они отправлялись отъ одного трактира въ другой, до самой Валенсіи, проводили нѣсколько дней, кутя въ кабакахъ предмѣстій, пока пустота кошелька не вынуждала ихъ вернуться на Альбуферу.
   Разговаривая съ дѣдомъ, онъ узналъ о болѣзни С_а_х_а_р_а. Въ Пальмарѣ ни о чемъ другомъ не говорили, такъ какъ трактирщикъ былъ первой персоной въ деревнѣ, тѣмъ болѣе что въ минуты нужды почти всѣ обращались къ его милости. Болѣзнь С_а_х_а_р_а становилась серьознѣе. Это не была вовсе мнительность, какъ думали раньше. Здоровье его было надорвано, но видя его все болѣе толстымъ, тучнымъ и жирнымъ народъ серьезно говорилъ, что онъ умираетъ отъ избытка здоровья и слишкомъ хорошей жизни!
   Съ каждымъ днемъ онъ все больше жаловался, не въ силахъ опредѣлить, въ чемъ заключается его болѣзнь. Проклятый ревматизмъ, послѣдствіе болотистой почвы и неподвижной жизни, гулялъ по его жирному тѣлу, игралъ съ нимъ въ прятки, преслѣдуемый домашними средствами, неспособными однако поймать его въ его безумной скачкѣ. Утромъ трактирщикъ жаловался на головную боль, а вечеромъ на животъ или опухоль конечностей. Ночи были ужасны и часто онъ вскакивалъ съ постели, открывалъ окно несмотря на зимнюю стужу, говоря, что задыхается въ комнатахъ, гдѣ недостаточно воздуха для его легкихъ.
   Былъ моментъ, когда ему казалось, что онъ открылъ сущность болѣзни. Онъ знаетъ ее! Знаетъ даже имя этой негодной! Чѣмъ больше онъ ѣлъ, тѣмъ труднѣе ему дышать и онъ испытываетъ страшную тошноту. Болѣзнь его происходила отъ желудка. И онъ принялся лѣчиться, говоря, что дядюшка Г_о_л_у_б_ь мудрецъ. По словамъ рыбака, онъ страдаетъ отъ избытка удобствъ, отъ слишкомъ обильной пищи и хорошаго вина. Его врагомъ является -- богатство.
   Послѣ изгнанія изъ трактира Тонета страшная свояченица снова сблизилась съ С_а_х_а_р_о_м_ъ. Зять ея, наконецъ, проявилъ совѣсть, какъ выражалась дикая гарпія. Она выходила ему навстрѣчу, когда С_а_х_а_р_ъ гулялъ по деревнѣ. Или она вызывала его изъ трактира, не осмѣливаясь предстать передъ Нелетой, зная, что та выгонитъ ее. Во время этихъ свиданій она съ преувеличеннымъ интересомъ разспрашивала его о его здоровьѣ, жалѣя его за его безумный шагъ. Послѣ смерти п_о_к_о_й_н_и_ц_ы ему слѣдовало бы остаться одинокимъ. А онъ хотѣлъ разыграть молодого парня, женившись на дѣвочкѣ, и вотъ теперь у него есть все: и непріятности и болѣзнь. Хорошо еще, что это неблагоразуміе не стоило ему жизни!
   Когда С_а_х_а_р_ъ пожаловался ей на желудокъ, злая кумушжа взглянула на него съ изумленіемъ, словно въ головѣ у нея зародилась мысль, которая безпокритъ ее самое. Въ самомъ дѣлѣ, у него болитъ желудокъ? Можетъ, ему дали что-нибудь, чтобы покончить съ нимъ? И въ злыхъ глазахъ злой старухи трактирщикъ увидѣлъ такое ясное, такое враждебное Нелетѣ подозрѣніе, что пришелъ въ бѣшенство и чуть не побилъ ее. Убирайся, злое животное! Не даромъ покойница говорила, что боится сестры больше дьявола. И онъ повернулся спиной къ свояченицѣ, предпочитая больше съ ней не видаться.
   Подозрѣвать въ такихъ ужасахъ Нелету! Никогда жена не была съ нимъ такъ добра и заботлива. Если въ душѣ дядюшки Пако еще оставался слѣдъ недовольства отъ того времени, когда Тонетъ велъ себя какъ хозяинъ трактира, пользуясь молчаливымъ согласіемъ жены, то этотъ слѣдъ исчезъ передъ поведеніемъ Нелеты, забывавшей всѣ хозяйственныя дѣла, чтобы исключительно думать о мужѣ.
   Сомнѣваясь въ знаніяхъ того почти бродячаго врача, бѣднаго наемника науки, который два раза въ недѣлю пріѣзжалъ въ Пальмаръ, пичкая всѣхъ хиной, словно то было единственное ему извѣстное лекарство, идя на встрѣчу все возраставшей лѣни мужа, она одѣвала его, какъ ребенка, надѣвала на него каждую часть костюма среди жалобъ и протестовъ ревматика и отвозила его въ Валенсію, чтобы его изслѣдовали знаменитые врачи. Она говорила за него и совѣтовала ему, какъ мать младенцу, дѣлать все, что приказывали ему эти господа.
   Отвѣтъ былъ вое тотъ же. У него просто ревматизмъ, но ревматизмъ застарѣлый, не локализованный въ опредѣленномъ мѣстѣ, а пропитавшій весь его организмъ. Это послѣдствіе его бродячей юности и неподвижной жизни, которую велъ теперь. Онъ долженъ двигаться, работать, дѣлать побольше физическихъ упражненій и -- главное -- не предаваться излишествамъ. Пусть онъ воздерживается отъ вина. Въ немъ нетрудно угадать трактирщика, который не прочь выпить съ посѣтителями.. Никакихъ другихъ злоупотребленій. И врачъ понижалъ голосъ, многозначительно подмигивая и не осмѣливаясь ясно формулировать свои оовѣты въ присутствіи женщины.
   На Альбуферу они возвращались на мгновенье воспрявувшими духомъ, послѣ совѣтовъ врачей. Онъ былъ готовъ на все: хотѣлъ дѣлать движенія, чтобы освободиться отъ жира, окутавшаго его тѣло, и мѣшавшаго ему дышать, отправиться купаться, какъ ему рекомендовали, будетъ слушаться Нелеты, знающей больше его и поражавшей своимъ умѣньемъ говорить даже этихъ важныхъ сеньоровъ. Но стоило ему только вступить въ трактиръ, какъ его рѣшенье испарялось. Сладостная нѣга бездѣйствія охватывала его и каждое движеніе руки стоило ему жалобъ и крайняго напряженія. Онъ проводилъ дни около печки, глядя въ огонь, съ пустой головой, выпивая по настоянію друзей. Отъ одной чарки не умрешь! И когда Нелета сурово посматривала на него, браня его какъ ребенка, великанъ смиренно оправдывался. Онъ не можетъ не считаться съ посѣтителями. Надо уважить ихъ. Дѣло важнѣе здоровья.
   Несмотря на такой упадокъ силъ, на такое безволіе и болѣзненность, его плотскій инстинктъ, кадалось, усиливался, и до того обострялся, что постоянно мучилъ его огненными уколами. Въ объятіяхъ Нелеты онъ немного успокаивался. То былъ какъ бы ударъ бичомъ, встряхивавшій весь его организмъ и послѣ него нервы его, повидимому, приходили въ равновѣсіе. Она бранила его. Онъ убиваетъ себя! Пусть вспомнитъ совѣты врачей! Дядюшка Пако оправдывался тѣмъ же соображеніемъ, какъ и тогда, когда выпивалъ. Отъ одного раза не умрешь! И она покорно уступала, причемъ въ ея кошачьихъ глазахъ сверкала искра злой тайны, словно въ глубинѣ своего существа она испытывала странное наслажденіе отъ этой любви больного, которая сокращала его жизнь.
   С_а_х_а_р_ъ стоналъ подъ гнетомъ плотскаго инстинкта. Это было его единственнымъ развлеченіемъ, его постоянной мыслью среди болѣзни и неподвижности ревматика. Ночью онъ задыхался, ложась въ постель, а утро онъ ожидалъ, сидя въ веревочномъ креслѣ у окна, мучительно задыхаясь отъ астмы. Днемъ онъ чувствовалъ себя лучше и когда ему надоѣдало жарить ноги передъ огнемъ, онъ шатаюіцейея походкой уходилъ ю внутреннія комнаты.
   -- Нелета, Нелета!-- кричалъ онъ голосомъ, въ которомъ чувствовалось желаніе и въ которомъ жена утадывала мольбу.
   И оставляя стойку на попеченіи тетки, она шла къ нему съ покорнымъ лицомъ и оставалась невидимой болѣе часа, тогда какъ посѣтители смѣялись, хорошо освѣдомленные обо всемъ, благодаря постоянному пребыванію въ трактирѣ.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь становившійея все менѣе любезнымъ съ своимъ компаньономъ, по мѣрѣ того какъ подходила къ концу эксплуатація мѣста, говорилъ, что С ахаръ и его жена гоняются другъ за другомъ, какъ собаки на улицѣ.
   Свояченица утверждала, что зятя хотятъ убить. Нелета -- преступница, а тетка ея -- вѣдьма. Обѣ они дали дядюшкѣ Пако какое-то зелье, отъ котораго помутился его умъ, быть можетъ п_р_и_в_о_р_о_т_н_ы_е п_о_р_о_ш_к_и, которые умѣютъ стряпать нѣкоторыя женщины, чтобы расположить къ себѣ мужчинъ. Вотъ и гоняется бѣднякъ бѣшено за нею, не въ силахъ насытитъся и каждый день теряя частицу здоровья. И нѣть на землѣ справедливости, которая покарала бы это преступленіе.
   Состояніе дядюшки Пако оправдывало сплетни. Посѣтители видѣли, какъ онъ сидѣлъ неподвижно у очага, даже лѣтомъ, стремясь поближе къ огню, на которомъ кипѣло кушанье изъ риса и говядины. У его лица летали мухи и онъ не обнаруживалъ желанія отогнать ихъ. Въ солнечные дни онъ кутался въ плащъ, стоная, какъ ребенокъ, жалуясь на холодъ, который вызывалъ въ немъ боль. Губы его посинѣли, дряблыя, отвислыя щеки были желты, какъ воскъ, а выпуклые глаза были окружены черной тѣнью, въ которой, казалось, утопали. То былъ огромный жирный, дрожащій призракъ, нагонявшій тоску на посѣтителей.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь, покончившій дѣло съ С_а_х_а_р_о_м_ъ, не посѣщалъ его трактира, утверждая, что вино кажется ему менѣе вкуснымъ, когда онъ смотритъ на эту кучу болѣзней и стоновъ. Такъ какъ у старика теперь были деньги, то онъ посѣщалъ небольшой кабачекъ, куда за нимъ послѣдовали его друзья и число посѣтителей трактира С_а_х_а_р_а значительно порѣдѣло.
   Нелета совѣтовала мужу отправиться купаться, какъ ему рекомендовали врачи. Тетка поѣдетъ съ нимъ.
   -- Потомъ, потомъ,-- отвѣчалъ больной.
   И продолжалъ сидѣть неподвижно въ креслѣ, не въ силахъ разстаться съ женой и этимъ угломъ, къ которому точно приросъ.
   Начали пухнуть лодыжки, принимая чудовищные размѣры. Нелета только и ждала этого. Опухоль лодыжки (да, онъ хорошо помнитъ это названіе) предсказывалъ одинъ изъ врачей, когда они въ послѣдній рааъ были въ Валенсіи.
   Это проявленіе болѣзни вывело С_а_х_а_р_а изъ его соннаго состоянія. Онъ тоже зналъ, что это значитъ. Проклятая сырость Пальмара бросилась ему на ноги, ввиду его неподвижнаго образа жизни. Онъ послушался Нелеты, ея приказанія, переѣхать въ другое мѣсто. Какъ всѣ пальмарскіе богачи они имѣли въ Русафѣ свой маленькій домикъ на случай болѣзней. Тамъ онъ могъ пользоваться совѣтами врачей и аптеками Валенсіи. С_а_х_а_р_ъ отправился въ путь въ сопровожденіи тетки жены и отсутствовалъ двѣ недѣли. Только что опухоль немного спала, онъ пожелалъ вернуться. Онъ чувствуетъ себя хорошо. Не можетъ онъ жить безъ Нелеты! Въ Русафѣ онъ чувствуетъ холодъ смерти, когда вмѣсто жены, видитъ морщинистое и острое, похожее на угря, лицо старухи.
   Снова пошли старые порядки и въ трактирѣ, какъ безпрерывная жалоба, раздавались слабые стоны С_а_х_а_р_а.
   Въ началѣ осени ему пришлось въ худшемъ состояніи вернуться въ Русафу. Опухоль распространилась уже на огромныя, обезображенныя ревматизмомъ ноги, настоящія ноги слона, которыя онъ влачилъ съ трудомъ, опиралсь на ближайшихъ людей и на каждомъ шагу испуская стонъ.
   Нелета проводила мужа къ почтовой баркѣ. Тетка отправилась утромъ впередъ, на т_е_л_ѣ_г_ѣ у_г_р_е_й, чтобы приготовить все въ домѣ въ Русафѣ.
   Ночью, готовясь итги спать, когда трактиръ ужъ былъ запертъ, Нелетѣ показалось, что она слышитъ со стороны канала свистъ, знакомый ей еще съ дѣтства. Она полуотворила окно, чтобы посмотрѣть. Это былъ онъ! Онъ ходилъ взадъ и впередъ, какъ побитая собака, съ смутной надеждой, что ему откроютъ. Нелета закрыла окно и вернулась на постель. То, чего требовалъ Тонетъ, было явнымъ безуміемъ. Она не такъ глупа, чтобы скомпрометировать свое будущее въ порывѣ юношеской страсти. Какъ говорила ея врагъ, свояченица, она была умнѣе старухъ.
   Польщенная той страстью, съ которой Тонетъ приходилъ къ ней, какъ только видѣлъ ее одной, трактирщица заснула, мечтая о миломъ. Надо ждать! Быть можетъ былое счастье вернется, когда они менѣе всего о томъ думаютъ.
   Въ жизни Тонета произошла новая перемѣна. Онъ снова сталъ послушнынъ, жилъ съ отцомъ, работалъ въ полѣ, почти уже засыпанномъ землей, благодаря упорству дядюшки Тони.
   Кончилось пребываніе К_у_б_и_н_ц_а въ Деесѣ. Жандармы изъ уэрты Русафы часто посѣщали лѣсъ. Эти усачи-солдаты, съ инквизиторскимъ лицомъ велѣли ему передать о своемъ намѣреніи на первый выстрѣлъ, который раздастся въ сосновомъ лѣсу, отвѣтить пулей изъ маузера. К_у_б_и_н_е_ц_ъ принялъ ихъ предостереженіе къ свѣдѣнію. Люди съ желтыми ремнями были не чета стражникамъ Деесы. Они могли его уложить подъ любымъ деревомъ, откупаясь бумажкой съ отчетомъ о совершившемся. Онъ снова разстался съ П_і_а_в_к_о_й, который вернулся къ прежней бродячей жизни, украшая себя въ пьяномъ видѣ цвѣтами, росшими на берегу, и мечтая о мистическомъ видѣніи, произведшемъ на него такое сильное впечатлѣніе.
   Тонетъ въ свою очередь повѣсилъ ружье въ хатѣ отца и поклялся, что навсегда раскаялся. Онъ хочетъ, чтобы его считали серьознымъ человѣкомъ. Онъ будетъ такимъ же добрымъ и почтительнымъ сыномъ дядюшкѣ Тони, какъ послѣдній -- дѣду. Глупостей больше не будетъ. Растроганный отецъ обнялъ Тонета, въ первый разъ послѣ его возвращенія съ острова Кубы и вмѣстѣ они отдались дѣлу осушки полей съ горячностъю людей, видящихъ близкій конецъ своого дѣла.
   Грусть подняла энергію Тонета, закалила его волю. Подъ вліяніемъ страсти, пожиравшей его внутренности, онъ нѣсколько ночей кружился вокругъ трактира, зная, что Нелета одна. Онъ видѣлъ, какъ слегка открывалось и снова закрывалось окно. Безъ сомнѣнія, она его узнала, и все же оставалась безотвѣтной, неприступной. Нѣтъ больше надежды! Ему оставалась только любовь семьи. И съ каждымъ днемъ онъ все болѣе привязывался къ отцу и П_о_д_к_и_д_ы_ш_у, раздѣляя ихъ иллюзіи и разочарованія, дѣля съ ними ихъ нищету и удивляя ихъ своей трезвостью, ибо онъ почти не пилъ, разсказывая по вечерамъ отцу о своихъ военныхъ приключеніяхъ. П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ сіяла отъ счастья и если вступала въ разговоръ съ сосѣдкой, то для того, чтобы расхвалить брата. Бѣдный Тонетъ! Какой онъ добрый! Какъ онъ можетъ радовать отца, когда захочетъ!
   Нелета неожиданно покинула трактиръ, чтобы поѣхать въ Русафу. Она такъ спѣшила, что не хотѣла дожидаться почтовой барки и просила Г_о_л_у_б_я отвести ее въ своей лодкѣ въ Салеръ, въ гавань Катаррохи или въ какой-нибудь пунктъ материка, откуда она могла бы направиться въ Русафу.
   Здоровье С_а_х_а_р_а ухудшилось. Онъ находился въ агоніи. Для Нелеты не это было важно. Утромъ пріѣхала тетка съ извѣстіями, отъ которыхъ она остолбенѣла за стойкой. Уже четыре дня, какъ свояченица въ Русафѣ. Она втерлась въ домъ въ качествѣ родственницы и бѣдная тетка не осмѣлилась протестовать. Она привела съ собой племянника, котораго любила, какъ сына. Онъ жилъ у нея: это былъ тотъ самый, котораго Тонетъ побилъ въ ночь а_л_ь_б_ъ. Сначала ухаживавшая за больнымъ тетка молчала по добротѣ простодушной женщины. Они родственники С_а_х_а_р_а и у нея не было мужества лишить больного этихъ посѣщеній. Потомъ подслушала кое-какіе разговоры С_а_х_а_р_а и свояченицы. Эта вѣдьма изъ силъ лѣзетъ доказать ему, что никто его такъ не любитъ, какъ она и племянникъ. Говорили и о Нелетѣ. Только что онъ уѣхалъ, какъ каждую ночь въ его домѣ бываетъ внукъ Г_о_л_у_б_я. А сверхъ того (и здѣсь голосъ старухи задрожалъ отъ страха) вчера въ домѣ были два сеньора, приведенные свояченицей и ея племянникомъ. Одинъ спрашивалъ тихимъ голосомъ С_а_х_а_р_а, а другой писалъ. Вѣроятно, составлялось духовное завѣщаніе.
   При этомъ извѣстіи Нелета обнаружилась вся. Ея нѣжный голосъ съ сладкими переливами сдѣлался грубымъ. Ясныя капельки ея глазъ блестѣли, словно они тальковые и по ея бѣлой кожѣ потекла волна зеленоватой блѣдности.
   -- Чортъ возьми!-- вскричала она не хуже любого рыбака, посѣщавшаго ея трактиръ.
   И ради этого она вышла замужъ за С_а_х_а_р_а? Радя этого терлѣливо сносила его безконечную болѣзнь, силясь казаться нѣжной и заботливой. Въ ней со всей своей безконечной силой трепеталъ эгоизмъ деревенской дѣвушки, ставящей интересъ выше любви. Въ первое мгновенье она хотѣла ударить тетку, принесшую ей это извѣстіе, когда ничѣмъ уже нельзя помочь. Но вспышка гнѣва отняла бы у нея время и она предпочла поспѣшно побѣжать къ баркѣ Г_о_л_у_б_я, и сама схватила весло, чтобы какъ можно скорѣе выбраться изъ канала и аоднять парусъ.
   Подъ вечеръ она, какъ ураганъ, влетѣла въ домикъ въ Русафѣ. При видѣ ея свояченица поблѣднѣла и инстинктивно попятилась къ двери. Не успѣла ояа скрыться, какъ получила пощечину отъ Нелеты и обѣ женщины съ глухимъ, нѣмымъ бѣшенствомъ вцѣпились другъ въ друга, перебѣгая съ одного конца комнаты на другой, ударяясь объ стѣны, олрокидывая мебель, крѣпко держа другъ друга скрюченными руками за волосы, какъ двѣ запряженныя въ повозку коровы, когорыя дерутся, не въ силахъ разъединиться. Свояченица была сильна и внушала нѣкоторый страхъ пальмарскимъ кумушкамъ, зато Нелета несмотря на свою нѣжную улыбку и сладкій голосокъ отличалась изворотливостью гадюки и кусала свою противницу въ лицо съ такимъ бѣшенствомъ, что проглатывала лившую съ нея кровь.
   -- Кто тамъ?-- стоналъ въ сосѣдней комнатѣ голосъ С_а_х_а_р_а, ислуганнаго шумомъ.-- Что тамъ такое?
   Находившійся при немъ врачъ выбѣжалъ изъ спальни и съ помощью племянннка свояченицы послѣ долгихъ усилій, получивъ не одну царапину, смогъ наконецъ разнять женщинъ. Въ дверяхъ столпились сосѣдки. Онѣ восхищались слѣпымъ бѣшенствомъ, съ которымъ сражались обѣ женщины и хвалили мужество маленькой рыжеволосой, плакавшей, потому что не могла больше о_т_в_е_с_т_и д_у_ш_у.
   Свояченица С_а_х_а_р_а убѣжала съ племянникомъ, дверъ захлолнулась. Нелета съ растрепанными волосами и покраснѣвшимъ отъ царапинъ бѣлымъ лицомъ, вошла въ комнату мужа, очистивъ зубы отъ крови врага.
   С_а_х_а_р_ъ походилъ на разваліину. Ноги чудовищно вздулись: отекъ распространялся теперь, по словамъ врачей, на животъ и губы его посинѣли, какъ у мертвеца.
   Онъ казался еще огромнѣе, сидя въ веревочномъ креслѣ, съ головой ушедшей въ плечи, погруженный въ апоплексическую сонливость, которую могъ стряхнуть съ себя только цѣною большого усилія. Онъ не спросилъ о причинѣ шума, точно сейчасъ же забылъ о немъ и только увидя жену, сдѣлалъ гримасу, которая должна была выражать радость, и забормоталъ:
   -- Плохи дѣла, плохи!
   Онъ не могъ двигаться. Какъ только онъ ложился, онъ задыхался, такъ что приходилось бѣжать, чтобы поднять его, словно пришелъ его конецъ.
   Нелета приготовилась остаться у мужа. Свояченицѣ уже не придется больше торжествовать. Она не покинетъ его, пока онъ не поправится настолько, чтобы вернуться въ Пальмаръ.
   Однако она сама не надѣялась, что С_а_х_а_р_ъ будетъ въ состояніи возвратиться на Альбуферу. Врачи не скрывали своего печальнаго мнѣнія. Онъ умираетъ отъ ревматизма сердца, отъ а_с_и_с_т_о_л_і_и. Болѣзнь неизлѣчимая. Сердце неожиданно перестанетъ сжиматься и наступитъ конецъ жизни.
   Нелета не покидала мужа. Изъ ея памяти не исчезали сеньоры, писавшіе что-то около него. Сонливость С_а_х_а_р_а приводила ее въ бѣшенство. Ей хотѣлось знать, что диктовалъ онъ подъ проклятое нашептываніе свояченицы и она встряхивала его, чтобы вывести изъ его сонливости.
   Приходя на мгновеніе въ себя, дядюшка Пако говорилъ все одно и тоже. Онъ устроилъ все къ лучшему. Разъ она не чувствуетъ за собой вины, разъ она любитъ его такъ, какъ неоднократно клялась, ей нечего бояться.
   Два дня спустя С_а_х_а_р_ъ умеръ въ своемъ веревочномъ креслѣ, задушенный астмой, весь распухшій, съ посинѣвшими ногами. Нелета почти не плакала. Другой вопросъ занималъ ее. Когда тѣло было похоронено, и она отдѣлалась наконецъ отъ утѣшеній, которыя ей расточали жители Русафы, она думала только о томъ, чтобы разыскать нотаріуса, составившаго завѣщаніе и узнать волю покойнаго мужа.
   Она очень скоро осуществила свое желаніе. С_а_х_а_р_ъ въ самомъ дѣлѣ сумѣлъ хорошо устроить дѣло, какъ онъ увѣрялъ вь послѣднія минуты жизни.
   Своей единственной наслѣдницей онъ назначилъ Нелету, оговоривъ впрочемъ, что если она вторично выйдетъ замужъ или если ея поведеніе будетъ указывать на любовную связь съ другимъ человѣкомъ, то та часть его состоянія, которой онъ могъ располагать, должна перейти къ свояченицѣ и родственникамъ первой жены.
  

VIII.

  
   Никто не зналъ, какъ появился Тонетъ въ трактирѣ покойнаго С_а_х_а_р_а.
   Посѣтители увидѣли его однажды утромъ, сидящимъ за маленькимъ столомъ и играющимъ въ карты съ П_і_а_в_к_о_й и другими бездѣльниками деревни. Никто не удивился. Было такъ естественно, что Тонетъ посѣщалъ учрежденье, единоличной хозяйкой котораго была Нелета.
   К_у_б_и_н_е_ц_ъ снова сталъ здѣсь проводить время. Онъ опять покинулъ отца, повѣрившаго было въ его полное обращеніе. Между нимъ и трактирщицей однако не было тѣхъ близкихъ отношеній, которыя такъ возмущали пальмарцевъ своими пріемами подозрительной братской дружбы. Одѣтая въ трауръ, Нелета стояла за стойкой, похорошѣвшая отъ сознанія своего новаго авторитетнаго положенія. Увидя себя богатой и свободной, она, казалось, выросла. Она шутила не такъ охотно съ посѣтителями, выставляла на показъ какую-то воинственную добродѣтельность, выслушивала, хмуря брови и поджимая губы шутки, къ которымъ привыкли посѣтители и было достаточно, чтобы кто-нибудь изъ пьющихъ касался ея обнаженныхъ рукъ, принимая стаканъ, чтобы Нелета показала ему когти, угрожая выгнать на улицу.
   Посѣтителей становилось все больше съ тѣхъ поръ, какъ исчезъ тучный болѣзненный призракъ С_а_х_а_р_а. Вино вдовы казалось вкуснѣе, и маленькіе кабачки Пальмара снова пустѣли.
   Тонетъ не осмѣливался глядѣть на Нелету. Онъ какъ будто боялся людскихъ сплетенъ. И такъ достаточно болтала свояченица, видя его порой въ трактирѣ. Онъ игралъ, пилъ, садился въ углу, какъ въ былое время дѣлалъ С_а_х_а_р_ъ и казалось на разстояніи подчиняется власти этой женщины, глядѣвшей на него меньше, чѣмъ на всѣхъ другихъ.
   Со свойственной ему хитростью дядюшка Г_о_л_у_б_ь понялъ положеніе внука. Онъ всегда сидитъ тамъ, чтобы доставить пріятность вдовѣ, не желающей терять его изъ виду, желающей имѣть на него безграничное вліяніе. Тонетъ, стоялъ на часахъ, по выраженію старика и хотя порой у него появлялось желаніе отправиться въ тростникъ пострѣлять, онъ молчалъ и сидѣлъ спокойно, боясь очевидно упрековъ Нелеты, какъ только они останутся одни. Она много перестрадала въ послѣднее время, перенося требовательность и прихоти больного С_а_х_а_р_а и теперь почувствовавъ себя богатой и свободной, вознаграждала себя тѣмъ, что подавляла своей властью Тонета.
   Бѣдный молодой человѣкъ, изумленный быстротою, съ которой смерть устраивала дѣла, не могъ еще повѣрить въ свое счастье, сидя въ трактирѣ С_а_х_а_р_а и не боясь появленія возмущеннаго трактирщика. Глядя на богатство, единоличной хозяйкой котораго была Нелета, онъ подчинялся всѣмъ требованіямъ вдовы. Она слѣдила за нимъ съ суровой любовью, похожей на строгость матери.
   -- Не пей больше!-- говорила она Тонету, который, повинуясь П_і_а_в_к_ѣ, осмѣливался просить у стойки еще по стакану.
   И внукъ Г_о_л_у_б_я, послушный, какъ ребенокъ, не пилъ, неподвижно сидя на своемъ мѣстѣ, пользуясь всеобщимъ уваженіемъ, такъ какъ всѣ знали объ его отношеніяхъ къ хоаяйкѣ.
   Посѣтители, бывшіе свидѣтелями ихъ интимностей при жизни С_а_х_а_р_а, находили совершенно логическимъ, что молодые люди сошлись. Развѣ они не были женихомъ и невѣстой? Развѣ они не любили другъ друта до того, что возбудили ревность даже въ неповоротливомъ дядюшкѣ Пако? Теперь они обвѣнчаются, какъ только пройдетъ срокъ траура, налагаемый закономъ на вдову, и К_у_б_и_н_е_ц_ъ появится въ видѣ законнаго владѣльца за стойкой, которую штурмовалъ еще любовникомъ.
   Одна только свояченица и ея родные не соглашались съ такимъ рѣшеньемъ вопроса. Нелета не выйдетъ замужъ. Они были въ этомъ увѣрены. Эта молодая женщина съ медовымъ голоскомъ слишкомъ испорчена, чтобы поступать по заповѣдямъ божьимъ. Она предпочтеть лучше жить въ развратной связи съ К_у_б_и_н_ц_е_м_ъ, чѣмъ пожертвовать въ пользу родственниковъ первой жены принадлежащею имъ частью. Для нея это будетъ не вновь! Передъ своей смертью бѣдный С_а_х_а_р_ъ и не то видѣлъ.
   Побуждаемые завѣщаніемъ, открывавшимъ имъ возможность стать богатыми, убѣжденные, что Нелета не расчиститъ имъ бракомъ путей къ этому богатству, свояченица и ея родственники зорко шпіонили за любовниками.
   Поздно ночью, когда трактиръ запирался, свирѣпая старуха, закутавшись въ свою накидку, слѣдила за всѣми выходившими посѣтителями, ища среди нихъ Тонета.
   Она видѣла П_і_а_в_к_у, возвращавшагося неувѣреннымъ шагомъ въ свою хату. Товарищи преслѣдовали его своими шутками, спрашивали, не встрѣтилъ ли онъ опять италіанца-точильщика. Онъ немного протрезвлялся. Разбойники! Если они христіане, какъ они позволяютъ себѣ смѣяться надъ этой встрѣчей. Придетъ Тотъ, кто все можетъ и ихъ наказаніе будетъ состоять въ томъ, что они Его не узнаютъ, не послѣдуютъ за Нимъ и лишатся блаженства, предназначеннаго избраннымъ.
   Иногда, когда П_і_а_в_к_а бывалъ одинъ передъ своей хатой, къ нему додходила свояченица С_а_х_а_р_а, выступая вдругъ изъ темноты, какъ вѣдьма. Гдѣ Тонетъ? Бродяга отвѣчалъ насмѣшливой улыбкой, угадывая намѣренія старухи. Что она пристаетъ къ нему съ разспросами! И простирая руки съ неопредѣленнымъ выраженіемъ лица, какъ будто хотѣлъ обнять всю Альбуферу, онъ отвѣчалъ:
   -- Тонетъ? А вонъ тамъ,-- вонъ тамъ...
   Свояченица была неутомимой шпіонкой. Еще не кончался день, а она уже стояла передъ хатой Г_о_л_у_б_е_й. П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ отворяла дверь и та вступала съ ней въ бесѣду, бросая жадные взгляды внутрь хаты, желая убѣдиться, тамъ ли Тонетъ.
   Неумолимая противница Нелеты была убѣждена, что молодой человѣвъ проводилъ ночи въ трактирѣ. Какой скандалъ! Прошелъ всего одинъ мѣсяцъ дослѣ смерти С_а_х_а_р_а! Что возмущало ее больше этой наглости любовниковъ, было то, что завѣщаніе С_а_х_а_р_а не было исполнено и что половина его имуіцества оставалась въ рукахъ вдовы, вмѣсто того, чтобы перейти къ родственникамъ первой жены. Свояченица предпринимала путешествія въ Валенсію, наводя справки у людей, знакомыхъ съ законами, какъ съ своими пятью пальцами, и была все время въ возбужденіи, цѣлыми ночами подстерегала около трактира въ сопровожденіи родственниковъ, которые должны была служить свидѣтелями. Она надѣялась, что Тонетъ выйдетъ изъ дома до разсвѣта и такимъ образомъ обнаружатся его отношенія къ вдовѣ. Однако всю ночь двери трактира не отворялись. Домъ былъ погруженъ въ темноту и безмолвіе, словно всѣ внутри его спятъ сномъ невинности.
   Утромъ, когда трактиръ открывался, Нелета появлялась за стойкой, спокойная, улыбающаяся, свѣжая, глядя всѣмъ въ глаза, словно ей не въ чемъ упрекнуть себя. А нѣкоторое время спустя появлялся Тонетъ, словно какимъ-то волшебствомъ, и посѣтдтели не могли съ увѣренностью сказать, вошелъ ли онъ въ дверь, ведущую на улицу или на каналъ.
   Было нелегко уличить эту парочку. Понявъ, насколько Нелета хитра, свояченица пришла въ отчаяніе. Что бы избѣжать лишнихъ разговоровъ, она уволила служанку и замѣстила ее теткой, безвольной старухой, никогда не противорѣчившей, испытывавшей нѣкоторое не лишенное страха уваженіе къ жестокому характеру и богатству племянницы -- вдовы.
   Священникъ донъ Мигуэль, узнавъ о темныхъ проискахъ свояченицы, не разъ совѣтовалъ Тонету избѣжать скандала. Они должны обвѣнчаться. А то въ одинъ прекрасный день люди, интересующіеся завѣщаніемъ, накроютъ ихъ и объ этомъ событіи заговорятъ по всей Альбуферѣ. Пусть даже Нелета потеряетъ часть наслѣдства -- все же лучше жить ло божьимъ задовѣдямъ, безъ обмана и лжи! К_у_б_и_н_е_ц_ъ пожималъ плечами. Онъ не прочь жениться, да рѣшеніе принадлежитъ ей. Нелета была единственной женщиной во всемъ Пальмарѣ, которая при всей своей обычной мягкости не спускала грубому священнику. Слушая его увѣщанія, она возмущалась. Все это ложь! Она живетъ честно и хорошо! До мужчинъ ей никакого дѣла нѣтъ. Ей нуженъ слуга въ трактирѣ и она держитъ вмѣсто него Тонета, друга дѣтства. Развѣ она ужъ не имѣетъ драва выбрать для своего заведенія человѣка, на котораго можетъ положиться больше, чѣмъ да другихъ. Она прекрасно знаетъ, что все это клеветы, пущенныя свояченицей, въ надеждѣ, что она -- Нелета,-- подаритъ ей рисовыя поля п_о_к_о_й_н_а_г_о, половину всего состоянія, надъ созданіемъ котораго она трудилась, какъ трудолюбивая и честная жена. Ничего изъ наслѣдства не получитъ эта вѣдьма! Скорѣе высохнетъ вся вода въ Альбуферѣ!
   Жадность крестьянки обнаруживалась въ Нелетѣ съ пыломъ, способнымъ на все. Въ ней пробудился инстинктъ цѣлаго ряда поколѣній бѣдныхъ рыбаковъ, подточенныхъ нуждой, съ завистью глядѣвшихъ на богатство тѣхъ, кто владѣетъ полями и продаетъ бѣднякамъ вино, мало до малу накопляя деньги. Вспоминалось ей ея голодное дѣтство, тѣ дни, когда она всѣми брошенная становилась въ кроткой позѣ передъ дверью хаты Г_о_л_у_б_е_й, въ ожиданіи, что мать Тонета сжалится надъ ней. Вспомнились и тѣ усилія, которыя она дѣлала, чтобы завоеватъ себѣ мужа, а потомъ, чтобы терпѣливо снести его болѣзнь. А теперь, когда она стала первой богачкой Пальмара, она вдругъ должна подѣлиться изъ-за какой-то совѣстливости съ людьми, которые ей всю жизнь только вредили! Она чувствовала себя способной совершить преступленіе, лишь бы не отдать своимъ врагамъ хотя бы булавку.
   Мысль, что къ свояченицѣ могла перейти часть рисовыхъ полей, за которыми она ухаживала съ такой страстной заботливостью, бросала ее въ краску и пальцы ея корчились съ тѣмъ же бѣшенствомъ, какъ тогда, когда въ Русафѣ она вцѣпилась въ лицо своего врага. Богатство измѣнило ее. Она очень любила Тонета, но она съ охотой пожертвовала бы имъ, если бы ей былъ предоставленъ выборъ между нимъ и ея имуществомъ. Если бы она бросила Тонета, онъ бы все равно рано или поздно вернулся къ ней, такъ какъ его жизнь была навѣки связана съ ея жизнью, какъ цѣпью. Если же она отдастъ хоть маленькую частицу наслѣдства, она ее уже больше не увидитъ.
   Она встрѣчала поэтому съ негодованіемъ робкія предложенія, которыя ночью ей дѣлалъ Тонетъ, въ безмолвіи верхняго этажа трактира.
   К_у_б_и_н_ц_а тяготила эта жизнь, когда вѣчно приходилось скрыватъся и лгать. Ему хотѣлось стать законнымъ владѣльцемъ трактира, ослѣпить всю деревню своимъ новымъ положеніемъ, стать на равную ногу съ тѣми, кто его презиралъ. Къ тому же (и это онъ скрывалъ передъ ней изъ предосторожности) ставъ мужемъ Нелеты, ему придется меньше страдать отъ ея властнаго характера, отъ ея деспотизма богатой женщины, которая въ любую минуту можетъ выставить любовника и потому злоупотребляетъ своимъ положеніемъ. Разъ она его любитъ, почему она не хочеть выйти за него замужъ?
   Какъ только Тонетъ произносилъ эти слова, въ темнотѣ спальни раздавался скрипъ маисовыхъ сѣнниковъ кровати подъ нетерпѣливыми движеніями Нелеты. Голосъ ея хрипѣлъ отъ ярости. Онъ тоже о томъ же? Нѣть, сынокъ! Она знаетъ, что надо дѣлать и не нуждается въ совѣтахъ. Имъ хорошо и такъ! Или ему чего-нибудь не достаетъ? Развѣ онъ не распоряжается всѣмъ, какъ будто онъ хозяинъ. Стоитъ ли вѣнчаться у донъ Мигуэля, чтобы послѣ обряда передать половину имущества въ руки этой свиньи, свояченицы? Она лучше дозволитъ отнять у нея одну руку, чѣмъ взять часть наслѣдства. Она знаетъ жизнь! Она нѣсколько разъ покидала озеро и бывала въ городѣ, гдѣ сеньоры удивлялись ея краснорѣчію, и отъ нея не укрылось, что то, что въ Пальмарѣ кажется большим состояніемъ, внѣ Альбуферы едва было бы сносной бѣдностью. У нея свои честолюбивые планы. Не вѣкъ же ей наполнять стаканы и имѣть дѣло съ пьяницами. Она хочетъ закончить свою жизнь въ Валенсіи, на своей квартирѣ, какъ сеньора, живущая на свою ренту. Она будетъ отдавать деньги взаймы выгоднѣе, чѣмъ С_а_х_а_р_ъ, будетъ стараться непрерывно пріумножать свое благосостояніе, и когда она дѣйствительно станетъ богатой, можетъ статься, она какъ-нибудь уладитъ тогда съ свояченицей С_а_х_а_р_а, предоставивъ ей то, что въ ея собственныхъ глазахъ не будетъ имѣть никакой цѣны. А потомъ можно будетъ поговорить и о свадьбѣ, если онъ до тѣхъ поръ будетъ вести себя хорошо и повиноваться ей, не доставляя ей непріятностей. А теперь нѣтъ. Чортъ возьми! Ни замужъ она ни выйдетъ, ни денегъ не отдастъ первому встрѣчному! Она предпочтетъ скорѣе дать себѣ, какъ линь, вспороть брюхо.
   И она такъ энергично выражала свои мысли, что Тонетъ не осмѣлился возражать. Этотъ парень, который импонировалъ всѣмъ въ деревнѣ своей силой, былъ въ полной власти у Нелеты. Онъ положительно боялся ея, не чувствуя себя, какъ прежде, увѣреннымъ въ ея любви.
   Это однако не значило, чтобы Нелетѣ надоѣла ея связь. Она любила его, но ея богатство давало ей громадное преимущество надъ нимъ, да къ тому-же любовныя наслажденія безконечныхъ ночей въ запертой тавернѣ, безъ всякаго риска, убили въ ней ту остроту ощущеній, которая возбуждалась въ ней въ былыя времена постоянной опасностью, сладострастіе, доставляемое ей поцѣлуями, срываемыми украдкой въ дверяхъ, тѣми короткими свиданіями, которыя устраивали они въ окрестностяхъ Пальмара, въ постоянномъ страхѣ, какой-нибудь неожиданности.
   Четыре мѣсяца такой почти супружеской жизни протекли безъ всякой помѣхи, если не считать, впрочемъ легко устранимой, бдительнос свояченицы С_а_х_а_р_а, и Тонетъ могъ минутами думать, что его мечты о бракѣ близки къ осуществленію. Нелета была озабочена и вдругъ принимала оерьезный видъ. Вертикальная складка между бровями служила признакомъ мучительныхъ думъ. По самому незначительному поводу она начинала бранить Тонета, оскорбляла его, отгалкивала отъ себя, раскаиваясь въ своей любви, проклиная тотъ моментъ слабости, когда она уступила ему, а потомъ, повинуясь влеченію инстинкта, она снова беззавѣтно бросалась въ его объятья, словно ее постигло неустранимое несчастье.
   Ея настроеніе, нервное и измѣнчивое, превратило ночи любви въ свиданія, полныя возбужденія, ласки смѣнялись взаимными упреками. Губы, недавно цѣловавшія, готовы были кусать. Наконецъ однажды ночью Нелета, съ страшной злобой, открыла ему тайну своего положенія. Она крѣпилась до послѣдняго момента, надѣясь, что можно еще сомнѣваться въ своемъ несчастіи, но теперь дослѣ двухъ мѣсячнаго наблюденія, сомнѣніямъ не оставалось мѣста. Она готовилась стать матерью.
   Тонетъ въ первый моментъ былъ пораженъ и почувствовалъ приливъ радости, между тѣмъ, какъ она продолжала свои жалобы. Случись это при С_а_х_а_р_ѣ, не было бы никакюй опасности. Но діаволъ, несомнѣнно, впутавшійся въ ихъ дѣла, счелъ нужнымъ создать это затрудненіе въ самый тяжелый моментъ, когда ей болѣе всего нужно было скрывать свою связь, чтобы не доставить радости своимъ врагамъ. Тонетъ, очнувщись отъ изумленія, съ робкимъ видомъ спросилъ ее, что она предполагаетъ дѣлать. По дрожащему голосу своего возлюбленнаго она угадала его тайные помыслы и разразилась судорожнымъ ироническимъ смѣхомъ, сразу обнаружившимъ ея суровую душу. А! Онъ, вѣроятно, думаетъ, что это заставитъ ее выйти за него замужъ? Онъ не знаетъ ея. Онъ можетъ быть увѣренъ въ томъ, что она скорѣе убьетъ себя, чѣмъ уступитъ своимъ врагамъ! То, что принадлежитъ ей, при ней и останется, и она сумѣетъ отстоять свое. Нѣтъ, не придется Тонету жениться, противъ всего существуютъ лѣкарства на бѣломъ свѣтѣ.
   Этотъ взрывъ бѣшенства былъ вызванъ той обидной шуткой, которую сыграла природа надъ ними въ тотъ самый моментъ, когда они наиболѣе были увѣрены въ своей безопасности; Тонетъ и Нелета продолжали свою обычную жизнь, какъ будто ничего не случилось, избѣгая поводовъ говорить о возникшемъ затрудненіи, примирившись со своимъ положеніемъ, потому что развязка была еще далека и они питали смутную надежду на какой-нибудь непредвидѣнный случай, который выведетъ ихъ изъ затрудненія.
   Между тѣмъ Нелета ничего не говорила своему возлюбленному, изыскивая средетва избавиться отъ той новой жизни, біеніе которой она чувствовала подъ своимъ сердцемъ, какъ угрозы ея скудости.
   Тетка, перепуганная ея признаніями, говорила о могущественныхъ средствахъ. Она припоминала свои бесѣды со старухами Пальмара, когда тѣ жаловались на быстроту, съ которой размножались семьи бѣдныхъ. По просьбѣ племянницы, она отправлялась въ Русафу или въ городъ посовѣтоваться со знахарками, пользовавшимися темной репутаціей въ низшихъ классахъ общества и приносила оттуда странныя лѣкарства, составленныя изъ отвратительныхъ снадобій, отъ которыхъ могло разорвать желудокъ.
   Очень часто, до ночамъ, Тонетъ видѣлъ на тѣлѣ Нелеты пластыри съ отвратительнымъ запахомъ, въ которые трактирщица особенно вѣрила, припарки изъ полевыхъ травъ и все это придавало ихъ ночнымъ любовнымъ бдѣніямъ видъ какихъ-то колдовскихъ манипуляцій.
   Время шло и всѣ средства оказывались недѣйствительными. Мѣсяцы проходили за мѣсяцами и Нелета съ отчаяніемъ убѣждалась въ безполезности своихъ усилій.
   Какъ говорила тетка, это невѣдомое существо слишкомъ крѣпко уцѣпилось и напрасно Нелета старалась уничтожить его въ своей утробѣ.
   Ночныя свиданія любовниковъ носили бурный характеръ. Казалось, С_а_х_а_р_ъ мстилъ за себя, воскресалъ между ними, и возстановлялъ ихъ другъ противъ друга.
   Нелета плакала отъ отчаянья, обвиняя Тонета въ своемъ несчастіи. Оъ одинъ виновать: благодаря ему ея будущее скомпрометировано. И когда, благодаря вызванной ея положеніемъ нервности, она уставала бранить К_у_б_и_н_ц_а, она устремляла свой гнѣвный взоръ на животъ, освобожденный отъ тисковъ, скрыаавщихъ его въ теченіе дня отъ взора любопытныхъ, чудовищно, какъ ей казалось, увеличивающсійя съ каждой ночъю. Нелета съ дикой яростью ненавидѣла существо, шевелившееся теперь въ ея утробѣ и жестоко колотдла себя сжатымъ кулакомъ, словно надѣясь раздавить его въ его убѣжищѣ.
   Тонетъ въ свою очередь ненавидѣлъ его, видя въ немъ угрозу. Заразившись жадностью Нелеты, онъ не безъ ужаса думалъ о потерѣ части того наслѣдства, на которое онъ смотрѣлъ, какъ на свое.
   Всѣ средства, о которыхъ онъ имѣлъ смутное представленіе по непринужденнымъ разсказамъ рыбаковъ, онъ не преминулъ посовѣтовать своей возлюбленной. Это были жестокіе опыты, посягательства противъ самой природы, отъ которыхъ волосы становились дыбомъ, или средства, вызвавшія только улыбку, но здоровье Нелеты выдерживало все. Это на видъ нѣжное тѣло, было сильно и крѣпко и продолжало безмолвно выполнять священную функцію природы. Преступныя желанія не могли ни измѣнить ни остановить святого процесса зарожденія и развитія жизни.
   Мѣсяцы проходили. Нелета принуждена была дѣлать громадныя усилія, вьыносить невѣроятныя мученія, что бы скрыть свое состояніе отъ людскихъ взоровъ. Она затягивала свой корсетъ каждое утро съ невѣроятной жестокостъю, приводившей въ ужасъ даже Тонета. Очень часто у нея не хватало силъ затянуться такъ, чтобы скрыть обнаруживавшееся материнство.
   "Затягивай!.. Затягивай!" -- говорила она, передавая дикими движеніями возлюбленному шнуры своего корсета, кусая губы, чтобы задушить крики своихъ страданій.
   И Тонетъ затягивалъ её, чувствуя холодный потъ на лбу, изумляясь той силѣ воли, которую обнаруживала эта маленькая женщина, глухо стонавшая и глотавшая слезы мученій.
   Она румянилась и употребляла всевозможныя дешевыя парфюмерныя средства, чтобы казаться въ трактирѣ свѣжей, спокойной и красивой, какъ всегда. Такъ никто и не могъ угадать по ея лицу, что она въ такомъ положеніи. Свояченица С_а_х_а_р_а, ходившая, какъ лягавая собака, вокругъ дома предчувствовала что-то неладное и метала испытующіе и быстрые взгляды, проходя мимо двери. Остальныя женщины, со свойственной имъ опытностью, догадывались о томъ, что дѣлалось съ трактирщицей.
   Атмосфера подозрѣній и сыска образовалась вокругъ Нелеты. То и дѣло шушукались у дверей хатъ. Свояченица С_а_х_а_р_а и ея родичи спорили съ женщинами, не вѣрившими ихъ утвержденіямъ. Кумушки-сплетницы, вмѣсто того, чтобы посылать своихъ ребятъ за виномъ или масломъ въ трактиръ, отправлялись сами и толклись у стойки, изыскивая разные слособы, чтобы заставить подняться хозяйку съ ея стула и двигаться, прислуживая имъ, слѣдя межъ тѣмъ пристальнымъ взоромъ за линіями ея туго стянутой таліи.
   "А вѣдь, правда",-- говорили однѣ, торжествуя при встрѣчѣ съ сосѣдками. "Все это ложь!" -- кричали другія.
   И Нелета, догадывалсь о причинѣ такой сутолки, съ насмѣшливой улыбкой, принимала любопыгаыхъ. Милости дросимъ! Какая муха укусила ихъ, что они не могутъ пройти, не завернувъ къ ней?.. Словно торжественный праздникъ въ домѣ у нея!.."
   Но та дерзкая веселость, съ которой она принимала люболытство кумушекъ исчезала тотчасъ же, какъ только настудала ночь послѣ дня мучительныхъ страданій и вынужденнаго спокойствія. Какъ только она сбрасывала свой корсетъ, ея мужество вдругъ пропадало, какъ отвага солдата, отличившагося въ геройскомъ дѣлѣ и впавшаго въ изнеможеніе.
   Мрачное уныніе овладѣвало ею въ тотъ самый моментъ, когда ея вздутый животъ освобождался оть всѣхъ тисковъ. Она съ ужасомъ думала о той мукѣ, которую должна будетъ выносить на слѣдующій день, чтобы скрыть свое положеніе.
   Она не можетъ терпѣть дольше. Она, всегда такая сильная, говорила объ этомъ Тонету въ тиши ночей, полныхъ когда-то любви и ласки, а теперь тревоги и скорбныхъ изліяній.
   Проклятое здоровье! Какъ она завидовала больнымъ женщинамъ, въ утробѣ которыхъ не могла зародиться жизнь...
   Въ эти моменты отчаянья, она заговаривала о томъ, что слѣдуетъ бѣжать, оставивъ на полеченіи тетки трактиръ и укрыться въ предмѣстьи города, пока она не раздѣлается съ своимъ насчастьемъ. Но послѣ размышленій, она понимала безполезность бѣгства. Образъ свояченицы С_а_х_а_р_а вставалъ передъ нею. Бѣжать -- это значило признаться въ томъ, что пока еще было только предположеніемъ. Куда она могла уйти отъ свирѣпой свояченицы С_а_х_а_р_а. Тѣмъ болѣе приближался конецъ лѣта. Наступало время жатвы риса; она навѣрно бы возбудила подозрѣнія всѣхъ несвоевременнымъ отсутствіемъ при ея редутаціи -- заботливой и ревностной хозяйки. Она останется. Она встрѣтитъ опасность лицомъ къ лицу. Если она останется на мѣстѣ, за ней меньше будутъ слѣдить. Она съ ужасомъ думала о родахъ, таинственныхъ и мучительныхъ, которые казались ей еще ужаснѣе, дотому что былй покрыты мракомъ нзизвѣстности. Она старалась забыть свой страхъ, уходя въ заботы о жатвѣ, жадно торгуясь съ рабочими о поденной платѣ.
   Она бранила Тонета, который отправляясь по ея порученію наблюдать за батраками, забиралъ всегда съ собой ружье С_а_х_а_р_а и, сѣвъ вмѣстѣ съ собакой "Искрой" въ лодку, занимался больше стрѣльбой птицъ, чѣмъ счетомъ сноповъ риса.
   Иногда до вечерамъ она оставляла трактиръ на попеченіе тетки, чтобы отдравиться на гумно,-- площадку изъ затвердѣвшаго ила среди воды полей. Эти прогулки нѣсколько успокаивали ея мучительное состояніе.
   Укрывшись за снопами, она съ отчаяніемъ въ лицѣ срывала свой корсетъ, садилась рядомъ съ Тонетомъ на кучу рисовой соломы, распространявшей острый запахъ. У ихъ ногъ въ монотонной работѣ молотьбы ходили кругомъ лошади, а противъ нихъ разстилала свою громадную зеленую поверхность Альбуфера, отражая въ опрокинутомъ видѣ красныя и дымчатыя горы, замыкавшія горіизонтъ.
   Эти ясные вечера услокаивали влюбленныхъ; они себя чувствовали гораздо лучше, чѣмъ въ запертой спальнѣ, сумракъ которой былъ наполненъ ужасомъ.
   Озеро, казалось, нѣжно улыбалось, видя, какъ выходитъ изъ его нѣдръ годичная жатва. Пѣсни молотильщиковъ и лодочниковъ на нагруженныхъ рисомъ большихъ баркахъ, казалось, убаюкивали Альбуферу послѣ родовъ, обезпечивающихъ жизнь дѣтямъ ея береговъ.
   Тишина вечера смягчала раздражительный характеръ Нелеты, вливая въ нее новое мужество. Она считала ло пальцамъ, сколько осталось еще до ея родовъ. Оставалось очень немного времени до настулленія страшнаго ообытія, которое могло измѣнить всю ея жизнь. Это должно произойти въ слѣдующемъ мѣсяцѣ, ноябрѣ; быть можетъ въ то время, когда на Альбуферѣ будутъ большія охоты въ честь Св. Мартина и Св. Каталины. По ея подсчету вѣроятно, что не прошло еще года послѣ смерти С_а_х_а_р_а и съ свойственной ей безсознательной порочностью женщины, желающей, какъ можно лучше устроиться, она жалѣла, что ея связь съ Тонетомъ не началась нѣсколькими мѣсяцами раньше. Тогда она могла бы смѣло не скрывать своего положенія, выдавая своего мужа за отца ребенка. Надежда, что смерть вмѣшается придавала ей бодрость. Кто знаетъ, послѣ всѣхъ ужасовъ, испытанныхъ ею, не появится ли ребенокъ на свѣтъ мертвымъ. Не разъ случались подобныя вещи. И любовники, поддавались этой иллюзіи, начинали говорять о смерти ребенка, какъ о чемъ-то несомнѣнномъ и неизбѣжномъ.
   А Нелета, прислушиваясь къ движеніямъ ребенка подъ своимъ сердцемъ, испытывала радость, когда маленькое существо, повидимому, не обнаруживало болѣе признаковъ жизни. Оно не будетъ живымъ, это несомнѣнно! Счастье, которое всегда сопутствовало ей, навѣрное не покинетъ ее.
   Конецъ жатвы отвлекъ ее отъ этихъ мыслей. Мѣшки съ рисомъ лежали цѣлыми кучами въ трактирѣ, они заполняли всѣ внутреннія комнаты дома, были нагромождены у самой стойки, лишая мѣста посѣтителей и занимали почти всѣ углы спальни Нелеты. Она изумлялась богатству, скрытому въ этихъ мѣшкахъ, опьянялась острымъ запахомъ рисовой пыли. Ужели же она уступитъ половину этихъ сокровищъ свояченицѣ С_а_х_а_р_а?.. При одной этой мысли, Нелета чувствовала, какъ возрождаются ея силы подъ вліяніемъ гнѣва. Она невыносимо страдала, скрывая свое положеніе, но лучше умереть, чѣмъ подѣлиться добычей. Необходимо было принять энергичное рѣшеніе. Состояніе ея ухудшалось. Ноги пухли. Она испытывала непреодолимое желаніе не двигаться, не вставать съ постели. И несмотря на это, она каждый день появлялась за стойкой, потому что ея отсутствіе подъ предлогомъ болѣзни могло оживить подозрѣнія. Она медленно передвигалась, когда ей приходилось вставать изъ-за посѣтителей и ея вынужденная улыбка превращалась въ мучительную судорогу, приводившую въ трепетъ Тонета. Ея стянутая талія грозила разорвать корсетъ.
   "Я не могу болѣе!" стонала она въ отчаяніи, раздѣваясь и бросаясь навзничь на свою постель. И оба любовника, въ безмолвіи спальни, обмѣнивались словами, полные ужаса, словно видѣли, какъ между ними вставало привидѣніе, грозящее имъ за ихъ грѣхъ. "А, что если ребенокъ не родится мертвымъ?" Нелета была увѣрена въ этомъ. Она чувствовала, какъ онъ шевелится подъ ея сердцемъ и ея преступная надежда исчезала. И въ мятежной алчной душѣ этой женщины, неспособной покаяться въ своемъ грѣхѣ, изъ боязни лишиться матеріальнаго благосостоянія, рождались смѣлыя рѣшенія, какъ въ душѣ великихъ преступникювъ. Нечего и думалъ о томъ, чтобъ отправить ребенка въ какую-нибудь сосѣднюю мѣстность съ Альбуферой, пріискавъ надежную женщину, которая ходила бы за нимъ. Всегда придется бояться нескромности кормилицы и хитрости враговъ. Да и у нихъ самихъ не хватило бы благоразумія; они, какъ родители, могли бы почувствовать привязанность къ этому маленькому существу и въ концѣ концовъ тайна ихъ обнаружилась бы. Нелета съ страшнымъ хладнокровіемъ обсуждала все это, глядя на мѣшки съ рисомъ, нагроможденные въ ея спальнѣ. Нечего было и думать, что ребенка можно было скрыть въ Валенсіи. Стоитъ только свояченицѣ С_а_х_а_р_а однажды напасть на слѣдъ и она найдетъ истину хотя бы на днѣ самаго ада.
   И Нелета устремляла на любовника свои зеленые глаза, дикіе отъ мучительнаго сознанія опасности положенія. Необходимо было, во что бы то ни стало, избавиться оть ребенка. Тонетъ долженъ показать всю свою смѣлость. Въ опасности узнаются люди. Онъ отнесетъ его ночью въ городъ, оставитъ на улицѣ, на церковной паперти, не важно гдѣ: Валенсія велика..., а тамъ ищи его родителей...
   Жестокая жевщина, задумавъ это преступленіе, старалась еще подыскать себѣ оправданія. Почемъ знать, можетъ быть, это принесетъ даже счастъе ребенку?.. Если онъ умретъ, тѣмъ лучше для него, если выживетъ, кто знаетъ, въ какія руки попадетъ онъ? Быть можетъ его ждетъ богатство.
   Мало ли что случаетея на свѣтѣ! И она припоминала дѣтскія сказки о Царевичахъ, оставленныхъ въ лѣсу или о незаконныхъ дѣтяхъ пастушекъ, которые вмѣсто того, чтобы быть съѣденными волками, дѣлались могущественными людьми.
   Тонетъ съ ужасомъ слушалъ ее. Онъ готовъ былъ возмутиться, но взоръ, который бросала на него Нелета, укрощалъ его всегда слабую волю. Къ тому же онъ самъ былъ обуреваемъ жадностью: онъ считалъ своею собственностью все, что принадлежало Нелетѣ, и возмущался при мысли о томъ, что ему придется подѣлиться съ врагами наслѣдствомъ своей любовницы. Его нерѣшительность заставляла его закрывать глаза и возлагать надежды на будущее. Не нужно отчаиваться: все устроится, и можетъ быть въ послѣдній моментъ добрая судьба распутаетъ узелъ. И пользуясь кратковременнымъ спокойствіемъ, онъ старался не думать о преступныхъ намѣреніяхъ Нелеты. Онъ съ ней былъ связанъ на вѣки. Она составляла всю его семью. Трактиръ былъ его единственнымъ очагомъ. Онъ порвалъ со своимъ отцомъ, который узнавъ о сплетняхъ, распространившихся въ деревнѣ на счетъ его связи съ трактиршицей, и видя, какъ онъ цѣлыми недѣлями и мѣсяцами ни одного разу не ночевалъ въ хатѣ, имѣлъ съ нимъ короткую и скорбную бесѣду.
   Поведеніе Тонета было безчестіемъ для Г_о_л_у_б_е_й. Онъ не можетъ выносить сплетень о томъ, что его сынъ открыто живетъ на счетъ женщины, которая ему не жена. Если ужъ онъ хочетъ жить въ безчестіи вдали отъ своей семьи и не помогая ей, то пусть они не знаютъ больше другъ друга! У него нѣтъ больше отца! Онъ не увидитъ его до тѣхъ поръ, пока не возстановитъ своей чести. Послѣ этого объясненія, дядюшка Тони, съ помощью вѣрной П_о_д_к_и_д_ы_ш_а продолжалъ засыпать свои поля. Но теперь, когда это огромное предпріятіе близилось къ концу, имъ овладѣвало уныніе; онъ съ горечью задавалъ себѣ вопросъ: кто поблагодаритъ его за такой трудъ и только упорство заставляло его продолжать работу.
   Наступило время большихъ охотъ въ дни св. Мартина и св. Каталины,-- праздники Салера. Во всѣхъ собраніяхъ рыбаковъ съ восторгомъ говорилось о необычайномъ количествѣ птицъ, появившихся въ этомъ году на Альбуферѣ. Сторожа, наблюдая издали уголки и заросли, гдѣ собирались лысухи, видѣли, какъ быстро умножалось ихъ число. Онѣ образовывали громадныя черныя пятна на поверхности воды и, когда мимо нихъ проплывала лодка, онѣ вспархивали, образуя трехугольныя группы, и подобно тучѣ саранчи, опускались неподалеку, загипнотизированныя зеркальной поверхностью озера, не будучи въ состояніи покинуть воду, на которой ихъ ожидала неминуемая смерть.
   Вѣсть объ этомъ распространилась по всей провинціи и охотниковъ ожидалось гораздо больше, чѣмъ въ прежніе годы.
   Большія охоты на Альбуферѣ привели въ движеніе всѣ валенсіанскія ружья. Это были очень древніе праздники, о происхожденіи которыхъ хорошо зналъ Г_о_л_у_б_ь съ того времени, когда онъ былъ присяжнымъ и хранилъ архивъ. Онъ разсказывалъ объ этомъ своимъ друзьямъ въ трактирѣ. Когда Альбуфера принадлежала королямъ Аррагонскимъ, и одни только монархи имѣли право охоты, король донъ Мартинъ предоставилъ гражданамъ Валенсіи одинъ праздничный день и избралъ для этого день своего святого. Впослѣдствіи охота разрѣшалась также въ день св. Каталины. Въ эти два праздника всякому былъ открытъ свободный доступъ на озеро съ оружіемъ и каждый могъ стрѣлять безчисленныхъ птицъ, скрывавшихся въ тростникахъ. Эта привилегія, передававшаяся по традиціи, стала правомъ освященнымъ вѣками. Теперь охотѣ предшествовали въ видѣ пролога два дня, когда со всѣхъ концовъ провинціи съѣхавшіеся охотники платили деньги арендатору Альбуферы за наилучшія мѣста. Лодокъ и лодочниковъ не хватало для услугъ всѣмъ этимъ охотникамъ. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь, столько уже лѣтъ извѣстный любителямъ охоты, не могъ придумать, какъ удовлетворить всѣ запросы. Онъ давно находился въ услуженіи у одного богатаго сеньора, который платилъ ему большія деньги за его знаніе Альбуферы. Тѣмъ не менѣе, охотники обращались къ патріарху лодочниковъ и дядюшка Г_о_л_у_б_ь рыскалъ повсюду въ поискахъ лодокъ и лодочниковъ для всѣхъ тѣхъ, которые ему писали изъ Валенсіи. Наканунѣ охоты, Тонетъ увидѣлъ, какъ дѣдъ его вошелъ въ травтиръ. Онъ пришелъ за нимъ. Въ этомъ году на озерѣ будетъ больше охотниковъ, чѣмъ дичи. Онъ не знаетъ, гдѣ ему достать лодочниковъ. Всѣ люди изъ Салера, изъ Катаррохи и даже изъ Пальмара заняты, а теперь одинъ старый кліентъ, которому онъ не можетъ отказать, проситъ у него лодку и человѣка для одного изъ своихъ друзей, который въ первый разъ хочетъ охотиться на Альбуферѣ. Хочетъ ли Тонетъ помочь и выручить дѣда?
   К_у_б_и_н_е_ц_ъ отказался. Нелета была больна. Утромъ она покинула стойку, не будучи въ состояніи выносить своихъ страданій. Страшный моментъ можетъ бытъ близокъ, и онъ не могъ оставить трактира.
   Его лаконическій отказъ былъ истолкованъ старикомъ, какъ оскорбленіе и онъ страшно былъ взбѣшенъ.
   Теперь, когда Тонеть сталъ богачомъ, онъ позволяетъ себѣ издѣваться надъ бѣднымъ дѣдомъ, ставя его въ смѣшное положеніе. Онъ все выносилъ отъ Тонета. Терпѣлъ его лѣность, когда они эксплуатировали Главный Путь. Онъ закрывалъ глаза на его связь съ трактиршицей, связь, которая не дѣлаетъ большой чести его семейству. Но оставить его на произволъ судьбы въ дѣлѣ, которое для него являлосъ вопросомъ чести, это уже слишкомъ! Гослоди Боже! Что скажутъ о немъ его городскіе друзья, когда, увидятъ, что тотъ, кого они считали хозяиномъ Альбуферы, не можетъ даже найти человѣка для услугъ. И его печаль была такъ глубока и ясна, что Тонетъ испытывалъ угрызеніе совѣсти. Отказать въ помощи во время большихъ охотъ, это для дядюшки Г_о_л_у_б_я было равносильно гибели его репутаціи и до нѣкогорой степени измѣной странѣ ила и тростника, ихъ взростившей.
   К_у_б_и_н_е_ц_ъ уступилъ мольбамъ дѣда. Нелета, безъ сомнѣнія, еще можетъ подождать. Вотъ уже нѣсколько разъ она испытывала ложныя боли и этотъ кризисъ, вѣроятно, благополучно пройдетъ, какъ и другіе.
   Съ наступленіемъ ночи Тонетъ прибылъ въ Салеръ. Какъ лодочникъ, онъ долженъ былъ присутствовать вмѣстѣ съ охотникомъ при распредѣленіи мѣстъ.
   Мѣстечко Салеръ, расположенное вдали отъ озера въ концѣ канала до направленію къ Валенсіи, представляло необычайный видъ, до случаю большихъ охоть.
   Въ широкой части канала, именуемой Портомъ, собрано было нѣсколько дюжинъ черныхъ лодокъ, прижатыхъ вплотную, тонкіе борта ихъ съ трескомъ ударялись другъ о друга, дрожа подъ тяжестью огромныхъ деревянныхъ бочекъ, которыя на слѣдующій день должны были быть поставлены на сваи среди ила. Въ этихъ бочкахъ прятались охотники, чтобъ стрѣлять птицъ.
   Между домами Салера нѣсколько ловкихъ дѣвушекъ изъ города размѣстили свои столы съ жаренымъ горохомъ и миндальными пирожными, освѣщая свои товары свѣчами, защищенными отъ вѣтра бумажными колпаками. У дверіей хаты женщины мѣстечка кипятили свои кофейники, предлагая охотникамъ чашки кофе съ ликеромъ, въ которыхъ было меньше всего кофе. Необычная толпа народа кишѣла въ мѣстечкѣ, увеличиваясь каждую минуту съ прибытіемъ изъ города телѣгъ и тартанъ.
   Это были Валенсіанскіе граждане въ высокихъ гетрахъ и громадныхъ фетровыхъ шляпахъ, словно трансваальскіе воины, расхаживавшіе въ своихъ блузахъ съ безчисленными карманами, подзывая свистомъ своихъ собакъ и хвастаясь ружьями новой системы, висѣвшими въ желтыхъ чехлахъ черезъ плечо. Богатые крестьяне провинціи въ великолѣпныхъ плащахъ съ патронташами у пояса, въ платкахъ, которые у однихъ были свернуты митрами, у другихъ имѣли форму чалмы, а у третьихъ развѣвались длиннымъ концомъ на шеѣ. По головному убору каждаго можно было узнать, изъ какого онъ уголка валенсіанской провинціи.
   Оружіе равняло охотниковъ. Они по-братски обращались другъ съ другомъ, какъ товарищи по оружію, предвкушая прелести предстоящей завтра охоты. Говорили объ англійскомъ порохѣ, о бельгійскихъ ружьяхъ, о преимуществахъ центральнаго боя, съ трепетной страстью истыхъ арабовъ, словно уже вдыхая запахъ пороха. Молчаливыя, громадныя съ живыми глазами собаки, переходили отъ одной группы къ другой, обнюхивая руки охотниковъ и наконецъ ложились неподвижныя у ногъ своихъ хозяевъ.
   Во всѣхъ хатахъ, превращенныхъ въ гостинницы, женщины дѣятельно хлопотали, готовя ужинъ, въ лихорадочномъ возбужденіи по случаю праздниковъ, позволявшихъ имъ потомъ существовать почти цѣлый годъ.
   Тонетъ увидѣлъ такъ называемый домъ "Инфантовъ": низкое каменное зданіе увѣнчаное высокой черепичной крышей, пестрѣвшей многочисленными слуховыми окнами. Это было большое зданіе 18-го вѣка, которое постепенно разрушалось съ тѣхъ поръ, какъ охотники королевской крови перестали посѣщать Альбуферу. Теперь оно было занято трактиромъ. Напротивъ стоялъ домъ Демана, двухъ-этажное зданіе, гигантомъ возвышавшееся посреди хатъ, съ кривыми рѣшетками на облупившихся стѣнахъ и колоколомъ на крышѣ, которымъ сзывали охотниковъ при распредѣленіи мѣстъ.
   Тонетъ вошелъ въ этотъ домъ, бросивъ взглядъ въ залу нижняго этажа, гдѣ происходила церемонія. Громадный фонарь бросалъ тусклый свѣтъ на столъ и кресла арендаторовъ Альбуферы. Эстрада была отдѣлена отъ остальной части залы желѣзнымъ барьеромъ.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь былъ здѣсь въ качествѣ достопочтеннаго лодочника, и шутилъ съ знаменитыми охотниками, страстными любителями озера, которыхъ онъ зналъ уже полвѣка. Это была охотничья аристократія. Здѣсь были богатые и бѣдные: крупные помѣщики и мясники изъ города и просто скромные рабочіе изъ окрестныхъ мѣстечекъ. Они не видѣлись въ остальное время года, но встрѣчаясь на Альбуферѣ каждую субботу на малыхъ охотахъ или собираясь на большія, они братски сближались, предлагая другъ другу табакъ, патроны и слушая, не моргая глазами, удивительные разсказы о подвигахъ на охотѣ лѣтомъ въ горахъ. Общность вкусовъ и охотничья хвастливость братски соединяла ихъ. Почти всѣ имѣли шрамы отъ ранъ, причиненныхъ главной страстью ихъ жизни. Одни, горячо жестикулируя во время разсказа, показывали пальцы, оторванные вслѣдствіе разрыва ружья, другіе имѣли обожженыя взрывомъ пороха щеки. Старикив-етераны страдали ревматизмомъ, полученнымъ еще въ юности въ сырую погоду; тѣмъ не менѣе они не могли пропустить большой охоты и оставаться спокойно въ домахъ; они являлись, больные, и жаловались на измѣнчивость и отсутствіе пыла въ молодыхъ охотникахъ.
   Собраніе кончилось. Лодочники возвѣстили, что ужинъ готовъ и охотники группами стали расходиться, направляясь къ освѣщеннымъ хатамъ, двери которыхъ красными пятнами отражались на илистой почвѣ. Крѣпкій запахъ алкоголя носился въ воздухѣ. Охотники боялись воды Альбуферы, они не довѣряли водѣ изъ озера, которую пили мѣстные жители опасаясь лихорадки и привозили съ собой порядочное количество абсенту и рому, крѣпкій ароматъ которыхъ разливался въ воздухѣ при раскупориваніи бутылокъ.
   Тонетъ видя такое оживленіе въ Салерѣ, словно армія разбиласъ лагеремъ -- вспомнилъ разсказы своего дѣда: объ оргіяхъ, устраиваемыхъ въ былыя времена богатыми городскими охотниками, съ совершенно голыми женщинами, которыхъ травили собаками; о громадныхъ суммахъ денегъ, проигрывавшихся въ жалкихъ хатахъ по ночамъ въ промежутокъ между двумя охотами: о всѣхъ нелѣпыхъ забавахъ буржуа, взлелѣянныхъ быстролетнымъ счастьемъ, которые, вдали отъ взоровъ семьи, въ этомъ почти дикомъ углѣ, возбужденные видомъ крови и запахомъ пороха, давали полный просторъ своимъ животнымъ инстинктамъ.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь отыскалъ внука, чтобы его представить охотнику. Это былъ довольно жирный госдодинъ, съ добродушнымъ и миролюбивымъ лицомъ; промышленникъ изъ города, рѣшившій, что послѣ долгой трудовой жизни настала пора и для него поразвлечься вмѣстѣ съ богатыми людьми и пожить удовольствіями своихъ новыхъ друзей: его, повидимому, стѣсняли его страшные доспѣхи: охотничья сумка, ружье и высокіе сапоги -- все съ иголочки, только что купленное. Тѣмъ не менѣе, любуясь своимъ патронташемъ, висѣвшимъ черезъ плечо, въ громадной фетровой шляпѣ, онъ считалъ себя похожимъ на одного изъ тѣхъ героевъ-буровъ, изображеніями которыхъ онъ восхищался въ газетахъ. Онъ охотился въ первый разъ на озерѣ, всецѣло довѣряясь опытности лодочника, который долженъ былъ достатъ для него мѣсто, когда очередь дойдетъ до него.
   Всѣ трое поужинали въ хатѣ съ другими охотниками. Ужинъ прошелъ шумно, какъ обычно въ такихъ случаяхъ. Ромъ лился рѣкой, а вокругъ стола, какъ голодныя собаки, толпились сосѣдніе крестьяне, подобострастно смѣясь шуткамъ гостей, хватая все, что имъ предлагали, способные выпить сразу столько, сколько, по мнѣнію охотниковъ, хватило бы на всѣхъ.
   Тонетъ почти ничего не ѣлъ, слушая какъ сквозь сонъ, крики и смѣхъ этихъ людей, шутливые протесты, съ которыми они принимали вымышленныя исторіи хвастливыхъ охотниковъ. Онъ думалъ о Нелетѣ. Ему рисовалось, какъ она изнемогая отъ страданій, въ верхнемъ этажѣ катается по полу, душа въ себѣ крики, которые могли бы облегчить ее.
   Въ хату донеслись звуки колокола съ дома Демана, дрожащіе, какъ колоколъ отшельника.
   "Онъ прозвонилъ уже два раза", сказалъ дядюшка Г_о_л_у_б_ь, считая съ глубочайшимъ вниманіемъ удары, болѣе боясь опоздать въ домъ Демана, чѣмъ пропустить мессу.
   Когда колокодъ прозвонилъ въ третій разъ охотники и лодочники встали изъ-за стола и поспѣшили къ мѣсту раздачи постовъ.
   Свѣтъ фонаря увеличился двумя лампами на столѣ эстрады. За рѣшеткой помѣстились арендаторы Альбуферы, а за ними до самой задней стѣны охотники, имѣвшіе постоянный абониментъ, по праву занявшіе эти мѣста. По ту сторону рѣшетки, загромождая дверь и толпясь снаружи, стояли лодочники, бѣдные охотники, весь мелкій людъ, пришедшій поглазѣть на охоту. Ужасный запахъ мокрой одежды, водки, дешеваго табаку, штановъ, запачканныхъ иломъ, стоялъ надъ толпой, тѣснившейся къ рѣшеткѣ. Непромокаемые охотничьи костюмы, прикасаясь другъ къ друту, издавали, пронизывающій до мозга костей, звукъ. На громадной темной тѣни отъ открытой двери неопредѣленными пятнами отражались бѣлые фронтоны сосѣднихъ хатъ.
   Несмотря на такое скопленіе людей, царило молчаніе: какъ только они переступали порогъ, всѣ невольно ему подчинялись. Замѣтно было только то нѣмое безпокойство, которое водворяется около трибунала, когда рѣшается участь человѣка или при жеребьевкѣ, когда рѣчь идетъ о богатствѣ семья. И когда кто-нибудь открывалъ ротъ, то говорилъ понизивъ голосъ, чуть слышнымъ шопотомъ, какъ у постели больного.
   Главный арендаторъ всталъ.
   "Кавальеросъ!"
   Молчаніе стало еще глубже. Приступили къ вопросу о распредѣленіи мѣстъ.
   По обѣимъ сторонамъ стола, словно олицетвореніе власти, стояли два сторожа, самые старые въ Альбуферѣ; два тощихъ человѣка съ мрачнымъ видомъ, съ волнообразными движеніями и острымъ лицомъ, два угря, наряженные въ блузы, которые точно ради великаго охотничьяго праздника вышли со дна озера.
   Сторожъ началъ перекличку, чтобы узнать всѣ ли посты будутъ заняты на предстоящей завтра охотѣ.
   "Первый!.. Второй!.."
   Они шли по очереди, сообразно съ цѣной и давностью абонимента. Лодочники, слыша номера своихъ хозяевъ, отвѣчали за нихъ:
   "Здѣсь! Здѣсь!"
   Послѣ переклички наступилъ торжественный моментъ: выборъ мѣстъ для охоты каждымъ лодочникомъ по соглашенію съ охотникомъ, или по собственной иниціативѣ, какъ человѣка болѣе опытнаго.
   "Третій!" говорилъ одинъ изъ сторожей.
   И тотчасъ же имѣвшій этотъ номеръ выкрикивалъ названіе мѣста, о которомъ думалъ: "Заводь Господа Бога!.." "Гнилая лодка". "Уголъ Антипы". Такимъ образомъ выкрикивались фантастическія географическія названія Альбуферы: мѣста, окрещенныя по вкусу лодочниковъ, названія, которыя могли бы заставить покраснѣть женщинъ или вызвать тошноту, если бы они произносились за столомъ. Но теперь они звучали торжественно, не вызывая улыбки.
   Второй сторожъ съ зычнымъ, какъ труба голосомъ, послѣ каждаго номера выкрикиваемаго лодочникомъ, поднявъ голову и закрывъ глаза, положивъ руку на рѣшетку, всѣми силами своихъ легкихъ испускалъ пронзительный крикъ, далеко оглашавшій ночную тишину.
   "Третій: Заводь Господа Бога!.. Четвертый: Уголъ Св. Рочъ... Пятый: .... цирюльника".
   Раздѣленіе мѣстъ продолжалось около часа и въ то время, какъ сторожа медленно выкрикивали номера, молодой человѣкъ записывалъ ихъ въ громадную книгу, лежавшую на столѣ.
   По окончаніи распредѣленія мѣстъ, выдавалось разрѣшеніе на охоту мелкому люду: билеты, стоившіе только два дуро, съ которыми рабочіе могли исколесить всю Альбуферу на своихъ лодчонкахъ, въ нѣкоторомъ разстояніи отъ охотничьихъ постовъ и убивать всю дичь, ускользавшую отъ выстрѣловъ богачей.
   Охотники поспѣшно расходились, пожимая другъ другу руки. Нѣкоторые оставались ночевать въ Салерѣ, въ разсчетѣ занять свои мѣста на разсвѣтѣ; другіе, болѣе ръяные, тотчасъ же отправлялись на озеро, желая руководить лично установленіемъ бочки, въ которой они должны были провести цѣлый день. "Всякой удачи! Желаемъ веселиться!" И каждый охотникъ звалъ своего лодочника, чтобы удостовѣриться, все ли въ добромъ порядкѣ.
   Тонета уже не было въ Салерѣ. Когда наступила тишина во время распредѣленія мѣстъ, его охватила смертельная тоска. Предъ его глазами всталъ скорбный образъ Нелеты, которая, извиваясь въ мукахъ страданій, лежала на полу одна, безъ близкаго человѣка, угрожаемая бдительностью враговъ, тамъ въ Пальмарѣ.
   Будучи не въ силахъ совладать съ собой, онъ вышелъ изъ дома Демана, рѣшивъ тотчасъ же вернуться въ Пальмаръ, не останавливаясь даже предъ разрывомъ съ дѣдомъ. Около дома "Инфантовъ", гдѣ находился трактиръ, его кто-то окликнулъ. Это былъ П_і_а_в_к_а. Ему хотѣлось пить и ѣсть. Онъ ходилъ вокругъ столовъ богатыхъ охотниковъ въ надеждѣ чѣмъ-нибудь поживиться, но не получилъ ровно ничего, такъ какъ лодочники поѣли все.
   Тонету пришла въ голову мысль замѣнить себя бродягой: но предложеніе погнать лодку возмутило сына озера больше, чѣмъ, если бы вдругъ священникъ Пальмара предложилъ ему произнести праздничную проповѣдь.
   Не для него такая работа: онъ не намѣренъ тыкать шестомъ. Тонетъ долженъ былъ знать его образъ мыслей: трудъ -- созданіе рукъ діавола.
   Но Тонетъ, сгорая отъ нетеріпѣнія и тоски, совершенно не былъ расположенъ слушать глупыя теоріи П_і_а_в_к_и. Онъ не хочетъ и слышать объ отказѣ, иначе онъ навсегда отобьетъ ему аппетитъ, сбросивъ его въ озеро. Друзья должны помогать другъ другу въ затрудненіи. Онъ прекрасно умѣлъ управлять лодкой, когда запускалъ свои лапы въ чужія сѣти, воруя угрей. А если онъ голоденъ, онъ можетъ поживиться провизіей, привезенной этимъ сеньоромъ изъ Валенсіи. И замѣтивъ, что П_і_а_в_к_а колеблется при мысли о пиршествѣ, онъ попробовалъ вызвать его рѣшимость ударами кулаковъ, толкая его къ лодкѣ охотника, объясняя какъ все приготовить. Когда его хозяинъ явится, онъ можетъ объяснить, что де Тонетъ боленъ и ему поручено замѣнитъ его.
   И прежде, чѣмъ П_і_а_в_к_а оправился отъ своего изумленія и пришелъ къ какому-нибудь рѣшенію, Тонетъ бросился въ свою легкую лодку и двинулся въ путъ, отчаянно гребя шестомъ.
   Путь былъ дологъ. Ему нужно было проѣхать всю Альбуферу, чтобы достичь Пальмара, и не было ни малѣйшаго вѣтра. Но Тонета пришпоривалъ страхъ и неизвѣстность и его лодочка прыгала, какъ ткацкій челнокъ, по темной основѣ воды, испещренной свѣтомъ звѣздъ.
   Было уже за полночь, когда онъ достигъ Пальмара. Онъ былъ въ изнеможеніи, руки отнимались послѣ отчаяннаго путешествія и у него было одно только желаніе, чтобы въ трактирѣ было все спокойно и онъ могъ бы мертвымъ чурбаномъ броситься на свою кровать. Онъ причалилъ свою маленькую лодку предъ домомъ, который молчаливо стоялъ запертымъ, какъ и всѣ дома въ деревнѣ, и лишь щели двери свѣтились линіями краснаго свѣта.
   Ему открыла тетка Нелеты и, узнавъ его, глазами показала на людей, сидѣвшихъ у очага. Это были крестьяне изъ Суеки, прибывшіе на охоту, имѣвшіе поля въ Салерѣ, завсегдатаи, которымъ нельзя было отказать, не возбудивъ подозрѣній. Они, поужинавъ въ трактирѣ, собирались спать у очага, рѣшивъ за часъ до разсвѣта выѣхать въ своей лодкѣ и разсѣяться по озеру въ разсчетѣ на дичь, которая ускользнетъ изъ рукъ охотниковъ, занявшихъ лучшія мѣста.
   Тонетъ поздоровался со всѣми и, обмѣнявшись съ ними нѣсколькими словами, по поводу завтрашняго праздника, поднялся въ спальню Нелеты.
   Онъ увидѣлъ ее въ одной рубашкѣ, блѣдную съ искаженнынъ лицомъ, обѣими руками крѣпко державшуюся за животъ, съ безумными глазами. Страданія заставили ее забыть все благоразуміе и она испускала ревъ, приводившій въ ужасъ ея тетку.
   "Они тебя услышатъ!" восклицала старуха. Нелета, подавивъ свои страданія, зажимала ротъ руками и кусала подушки, чтобы задушить свои крики.
   По ея совѣту, Тонетъ сошелъ внизъ въ трактиръ. Онъ не могъ оказать никакой помощи, оставаясь наверху. Присоединившись къ компаніи, развлекая гостей своей бесѣдой, онъ, можетъ быть, сумѣетъ отвлечь ихъ вниманіе, и они не услышатъ ничего, что могло бы возбудить подозрѣніе.
   Тонетъ больше часа грѣлся у золы очага, бесѣдуя съ крестьянами о минувшемъ урожаѣ, о великолѣпіи предстоящей завтра охоты. На одинъ моментъ бесѣда прервалась. Всѣ услышали страшный дикій крикъ, словно рѣзали человѣка. Хладнокровіе Тонета успокоило всѣхъ.
   "Хозяйка немного больна", сказалъ онъ. И они продолжали болтать, не обращая вниманія на шумъ шаговъ тетки, быстро проходившей съ мѣста на мѣсто, такъ что дрожалъ весь потолокъ. Черезъ полчаса, Тонетъ, полагая, что инцидентъ уже забытъ, поднялся въ спальню. Большинство крестьянъ дремали, свѣсивъ голову на грудь.
   Поднявшись наверхъ, онъ увидѣлъ Нелету на постели блѣдную, безъ движенія. Только блестящіе глаза свидѣтельствовали о томъ, что она жива.
   "Тонетъ... Тонетъ..." слабо прошептала она. Любовникъ, по ея голосу и взгляду, угадалъ все, что она хотѣла сказать. Это было приказаніе, непреклонное велѣніе. Жестокая рѣшимость, такъ часто пугавшая Тонета, цѣликомъ вернулась вновь, несмотря на слабость послѣродового кризиса. Нелета говорила тихимъ голосомъ, казавшимся вздохомъ, доносившимся издалека. Самое трудное прошло: теперь очередь за нимъ. Пусть онъ докажетъ, есть ли въ немъ смѣлость.
   Дрожащая тетка, потерявъ голову, не отдавая себѣ отчета въ своихъ дѣйствіяхъ, подала Тонету свертокъ бѣлья, внутри котораго, шевелилось маленькое существо, грязное, съ дурнымъ запахомъ, съ багрово-синеватымъ тѣльцемъ.
   Нелета увидѣвъ около себя новорожденнаго пришла въ ужасъ. Она не хочетъ его видѣть, она боится смотрѣть на него. Она боялась за себя, предполагая, что при одномъ только взглядѣ на ребенка, въ ней проснется мать, и она не будетъ въ состояніи бросить его.
   "Тонетъ... Немедленно... Унеси его". К_у_б_и_н_е_ц_ъ, наскоро отдавъ расдоряженіе старухѣ, спустился внизъ, чтобы проститься съ крестъянами, которые уже спали. И тетка подала ему черезъ выходившее на каналъ окно въ нижнемъ этажѣ живой свертокъ.
   Когда ставни захлопнулись и Тонетъ очутился одинъ въ темнотѣ ночи, онъ почувствовалъ вдругъ, что вся отвага его сразу пропала. Этотъ свертокъ бѣлья съ мягкимъ тѣломъ, который онъ несъ подъ мышкой, пугалъ его. Его мгновенно охватила страшная нервозность, обострившая всѣ его чувства. Онъ слышалъ всѣ звуки деревни, даже самые незначительные, и ему казалось, что звѣзды окрасились въ красный цвѣтъ. Отъ вѣтра задрожало чахлое оливковое дерево около трактира и шумъ листьевъ заставлялъ его бѣжать, какъ будто вся деревня могла дроснуться и наброситься на него съ вопросомъ, что это у него подъ мышкой.
   Ему казалось, что свояченица С_а_х_а_р_а и ея родственники, взбудораженные отсутствіемъ Нелеты въ теченіе цѣлаго дня, ходятъ, какъ всегда, вокругъ трактира и онъ вдругъ увидитъ старую колдунью на берегу канала. Какой скандалъ, если она поймаетъ его съ этой ношей! Въ какое отчаяніе придетъ Нелета!..
   Онъ доложилъ свертокъ на дно лодки, оттуда раздался отчаянный, неистовый крикъ. Онъ схватилъ шестъ и съ безумной быстротой понесся по каналу. Онъ яростно гребъ, пришпориваемый этимъ крикомъ новорожденнаго, боясь, что вдругъ появится свѣтъ въ окнахъ домовъ и тѣни любопытныхъ будутъ спрашивать, куда онъ ѣдетъ.
   Вскорѣ онъ оставилъ позади себя безмолвныя хаты и въѣхалъ въ Альбуферу.
   Тишина озера, полумракъ спокойной звѣздной ночи, возвратили ему всю его смѣлость. Надъ головой темная синева неба, внизу блѣдная лазурь воды, въ которой таинственно дрожа сверкали звѣзды. Чирикали птицы въ тростникѣ и плескалась вода, въ которой рыбы гонялись другъ за другомъ. По временамъ съ этимъ шумомъ сливались неистовые крики ребенка.
   Тонетъ, измученный непрерывной ѣздой въ эту ночь продолжалъ грести шестомъ, направляя свою лодку къ Салеру. Онъ положительно одурѣлъ отъ усталости, но голова его была свѣжа и мысль, обостряемая опасностью, работала дѣятельнѣе, чѣмъ руки.
   Онъ былъ уже далеко отъ Пальмара. До Салера оставалось еще больше часа. И еще два добрыхъ часа, чтобы добраться до города. Тонетъ посмотрѣлъ на небо; должно быть три часа. Меньше чѣмъ черезъ два часа, займется день и солнце поднимется на горизонтъ, когда онъ доберется до Валенсіи. Къ тому же онъ, не безъ ужаса думалъ о длинномъ пути черезъ уэрту Русафы, всегда охраняемой жандармами, о входѣ въ городъ, подъ взорами таможенныхъ чиновниковъ, которые навѣрное захотятъ посмотрѣть, что у него въ сверткѣ подъ мышкой, о тѣхъ людяхъ, которые, вставъ до зари и встрѣтясь съ нимъ, узнаютъ его. А тутъ еще этотъ плачъ, все болѣе отчаянный и ужасный, представлявшій опасность даже въ пустынной Альбуферѣ!
   Тонетъ видѣлъ предъ собой безконечную дорогу и чувствовалъ, какъ его оставляютъ силы. Никогда не достичь ему пустынныхъ на зарѣ городскихъ улицъ, ни церковныхъ порталовъ, гдѣ бросаютъ дѣтей, чтобы отдѣлаться отъ несноснаго бремени. Легко въ Пальмарѣ, въ безмолвномъ одиночествѣ спальни сказать: "Тонетъ, сдѣлай это!". Дѣйствительность воздвигала передъ нимъ груду неодолимыхъ препятствій.
   Даже на озерѣ порою опасность увеличивалась. Въ другое время можно проѣхать съ одного берега до другого, всю Альбуферу, не встрѣтивъ ни одной живой души, а въ эту ночь она кшпѣла народомъ. Въ каждой заросли чувствовалась работа невидимыхъ людей, готовившихся къ охотѣ.
   По всѣмъ направленіямъ сновали люди во мракѣ на черныхъ лодкахъ. Въ безмолвіи Альбуферы до водѣ, до которой малѣйшіе звуки разносятся на громадное дространство, раздавались удары молотковъ, вбивавшихъ сваи для мѣстъ охотниковъ, и какъ красныя звѣзды, горѣли на поверхности воды кучи зажженной травы, при свѣтѣ которой лодочники заканчивали свои приготовленія къ охотѣ. Какъ пробить себѣ путь среди знакомыхъ ему людей подъ жалобный плачъ ребенка, совершенно непонятный среди озера. Ему перерѣзала путь лодка, хотя и довольно далеко, но все же на разстояніи звука голоса. Несомнѣнно, люди въ лодкѣ были поражены этимъ плачемъ!
   "Товарищъ!" прокричалъ далекій голосъ: "Что везешь ты?"
   Тонетъ не отвѣтилъ, но у него не хватило силъ продолжать путь и онъ сѣлъ на краю лодки безсильно опустивъ свой шестъ. Онъ хотѣлъ остаться, не боясь разсвѣта. Ему страшно было ѣхать дальше, и онъ махнулъ на все, какъ отставшій путникъ, который бросается на землю, хотя и знаетъ, что долженъ умереть. Онъ былъ не въ состояніи выполнить свое обѣщаніе. Пусть его схватятъ, пусть всѣ узнаютъ, что произошло, пусть Нелета потеряетъ свое наслѣдство!.. Онъ не можетъ болѣе!..
   Но едва онъ принялъ это отчаянное рѣшеніе, какъ въ головѣ его возникла мысль, обжегшая его. Сначала она похожа была на огненную точку, потомъ на раскаленный уголь, наконецъ на громадное пламя и вдругъ вслыхнула ужаснымъ пожаромъ, грозившимъ взорвать его голову, межъ тѣмъ какъ холодный потъ лилъ по его лбу, словно паръ отъ горѣвшаго внутри огня.
   Зачѣмъ плыть далъше?.. Нелета хотѣла уничтожить это доказательство своей вины, чтобы сохранить часть наслѣдства, бросить ребенка, чтобы онъ не могъ нарушить спокойствія ихъ обоихъ, а для этого что можетъ быть лучше Альбуферы, воды которой очень часто скрывали людей, спасая ихъ отъ преслѣдованій.
   Онъ задрожалъ при мысли, что озеро не сохранитъ жизни этого слабаго, толъко что родившагося тѣльца. Но развѣ судьба ребенка будетъ вѣрнѣе, если его бросить гдѣ-нибудь на улицѣ въ городѣ? Мертвые не возвращаются, чтобы уличить живыхъ. И при этихъ мысляхъ Тонетъ почувствовалъ, какъ поднимается въ немъ жестокость старыхъ Г_о_л_у_б_е_й, суровое хладнокровіе дѣда, который безъ слезъ смотрѣлъ на смерть своихъ дѣтей, въ эгоистическомъ убѣжденіи, что смерть благодѣяніе для бѣдныхъ, потому что остается больше хлѣба для живыхъ.
   Въ моментъ просвѣтленія Тонету становилось стыдно за ту жестокость и безразличіе, съ которыми онъ думалъ о смерти этого маленькаго существа, лежавшаго у его ногъ, въ изнеможеніи замолчавшаго отъ плача. Онъ мелькомъ видѣлъ его и не испыталъ при видѣ его никакого чувства. Ему вспомнилось его багровое лицо, острый черепъ, выпуклые глаза, громадный ротъ до ушей. Смѣшная голова жабы, отъ которой у него пробѣжалъ морозъ по спинѣ, и никакого проблеска чувства не испыталъ онъ. И однако это былъ его сынъ!..
   Тонетъ понялъ это хладнокровіе, припоминая часто слышанныя слова дѣда. Только матери чувствуютъ огромную инстинктивную нѣжность къ дѣтямъ съ того самаго момента, какъ они родятся на свѣтъ. Отецъ начинаетъ любить ихъ только послѣ: необходимо время и только когда дѣти подрастутъ, онъ благодаря постоянному общенію привязывается къ нимъ любовью сознательной и серьезной.
   Онъ думалъ о состояніи Нелеты, о сохраненіи того наслѣдства, которое считалъ своимъ. Его жестокое сердде лѣнивца забилось при мысли, что навсегда будетъ разрѣшена проблема его существованія и онъ эгоистически задавалъ себѣ вопросъ, стоитъ ли портить жизнь ради спасенія этого безобразнаго маленькаго существа, похожаго на всѣхъ новорожденныхъ и не возбуждавшаго въ немъ никакого чувства?
   Если оно исчезнетъ, никакого вреда не будетъ для его родителей, а если останется жить, пріидется половину достоянія преподнести ненавистнымъ людямъ. Смѣшивая со свойственной преступникамъ слѣпотой жестокость и храбрость, Тонетъ упрекалъ себя за нерѣшительность, благодаря которой онъ словно пригвожденный, сидѣлъ на лодкѣ и терялъ время.
   Мракъ начиналъ разсѣиваться. Занималась заря. По сѣрому предразсвѣтному небу, какъ черныя чернильныя точки, пролетали стаи птицъ. Вдали по направленію къ Салеру, слышались первые выстрѣлы. Ребенокъ началъ кричать, терзаемый голодомъ и утреннимъ холодомъ.
   "К_у_б_и_н_е_ц_ъ!.. Это ты?"
   Тонету показалось, будто онъ слышитъ этотъ крикъ съ далекой лодки.
   Боязнь быть узнаннымъ заставила его вскочить на ноги и схватить шестъ. Въ его глазахъ сверкнула искра, похожая на ту, которой сверкали порой зеленые глаза Нелеты.
   Онъ погналъ свою лодку въ заросль по извилистымъ проходамъ между тростниками. Онъ ѣхалъ наудачу, переѣзжая отъ одной заводи къ другой, не зная, гдѣ онъ, удвоивая свою энергію, словно кто-то преслѣдовалъ его. Носъ лодки раздиралъ заросль. Высокая трава разступалась, чтобы дать дорогу лодкѣ. Бѣшенымъ ударомъ шеста заставлялъ онъ скользить ее почти по сухимъ мѣстамъ, по корнямъ густого тростника.
   Онъ мчался, не зная отъ кого, словно его преступныя мысли плыли за нимъ, преслѣдуя его. Онъ нѣсколько разъ нагибался, опуская и снова быстро отнимая руку отъ свертка, испускавшаго крики. Но лодка почти стала на мель на корняхъ тростника, и несчастный, словно желая избавиться отъ громадной тяжести, схватилъ свертокъ и, поднявъ его надъ головой, бросилъ, насколъко могъ, дальше, за окружавшіе его тростники.
   Зашуршалъ камышъ и свертокъ исчезъ. Тряпки на мгновенье промелькнули въ слабомъ свѣтѣ зари, какъ крылья бѣлой птицы, упавшей мертвой въ таинственную глубину тростника.
   И снова несчастный почувствовалъ необходимость бѣжать, словно кто-нибудь гнался за нимъ по пятамъ. Онъ отчаянно дѣйствовалъ шестомъ, чтобы выбраться изъ травы и попасть въ воду. Потомъ поплылъ, слѣдуя ея извилистому пути между высокими зарослями и достигнувъ Альбуферы, съ освобожденной отъ груза лодкой, онъ глубоко вздохнулъ, увидѣвъ голубоватую полосу разсвѣта.
   Затѣмъ растянулся на днѣ барки и уснулъ глубокимъ сномъ, тѣмъ мертвымъ сномъ, которымъ разрѣшаются острые нервные кризисы, въ особенности послѣ совершенія преступленія.
  

IX.

  
   День начался большими превратностями для охотника, которому пришлось довѣриться опытности П_і_а_в_к_и.
   Предъ разсвѣтомъ, при вбиваніи свай, благоразумный буржуа счелъ полезнымъ обратиться за помощью къ нѣсколькимъ лодочникамъ, которые много смѣялись, увидя бродягу, при исполненіи новыхъ обязанностей.
   Съ ловкостью, пріобрѣтенной привычкой, они быстро воткнули три кола въ тинистое дно Альбуферы и устроили сверху громадный шалашъ для прикрытія охотника. Затѣмъ обложили его тростникомъ, чтобъ обмануть птицъ, которыя, довѣрчиво приближаясь, могли бы принять его за кусокъ тростника среди воды. .Чтобы увеличить эту иллюзію постъ былъ окруженъ нѣсколькими дюжинами чучелъ утокъ и лысухъ, сдѣланныхъ изъ пробки, качавшихся на поверхности воды, при каждомъ движеніи волны. Издали они были похожи на стаи птицъ, спокойно плавающихъ около тростника.
   Довольный тѣмъ, что онъ счастливо освободился отъ всякаго труда, П_і_а_в_к_а пригласилъ патрона занять мѣсто. Онъ самъ удалится въ лодкѣ на нѣкоторое разстояніе, чтобы не вспугнуть дичь и, когда тотъ убьетъ нѣсколько лысухъ, пусть крикнетъ и онъ соберетъ ихъ на водѣ.
   "До свиданья! Счастливой охоты, донъ Хоакинъ!"
   Бродяга говорилъ съ такой предупредительностью и обнаружилъ такую готовность быгь полезнымъ, что добродушный охотникъ позабылъ все свое недовольство его прежней лѣнью. Хорошо! Онъ позоветь его тотчасъ же, какъ убьетъ птицу. А чтобы не слишкомъ скучать ожиданьемъ, онъ можетъ позаняться съѣстными припасами. Сеньора -- жена снарядила его, словно для кругосвѣтнаго путешествія.
   И онъ указалъ на три громадныхъ тщательно закрытыхъ горшка, обильный запасъ хлѣба, корзину съ плодами и большой бурдюкъ съ виномъ. Мордочка П_і_а_в_к_и задрожала отъ удовольствія, когда ему поручили это сокровище, которое онъ прошлой ночью такъ часто ощупывалъ, сидя на носу лодки. Тонетъ не обманулъ его, сказавъ что его господинъ позаботится о немъ. Спасибо, донъ Хоакинъ! Разъ уже онъ былъ такъ добръ и предложилъ отвѣдать припасовъ, онъ попробуетъ одинъ два глотка,-- не больше -- просто такъ, чтобы провести время.
   И отъѣхавъ отъ поста на разстояніе звука голоса, онъ улегся на днѣ баріки.
   День занялся и Альбуфера оглашалась ружейньми выстрѣлами, усиленными эхомъ озера. Едаа можно было замѣтить, какъ на сѣромъ фонѣ проносились стаи птицъ, испуганныя трескомъ выстрѣловъ. Но стоило имъ только въ своемъ быстромъ полетѣ спуститься на мгновенье на воду, и ихъ встрѣчалъ градъ пуль.
   Донъ Хоакинъ, очутившись одинъ на своемъ посту, испытывалъ волненіе, скорѣе похожее на страхъ. Онъ видѣлъ себя покинутымъ поср;еди Альбуферы, внутри тяжелой бочки, поддерживаемой только нѣсколькими сваями. Онъ не двигался, опасаясь, какъ бы весь этотъ водяной катафалкъ не свалился внизъ и не похоронилъ его въ тинѣ. Вода мягкимъ шелестомъ билась объ обшивку досокъ у самой бороды охотника, и ея постоянный плескъ приводилъ его въ содроганіе. Если все это рухнетъ, думалъ донъ Хоакинъ, онъ скорѣе, чѣмъ подоспѣетъ лодочникъ, пойдетъ на дно лодъ тяжестью ружья, патроновъ и этихъ громадныхъ сапогъ, невыносимо щекотавшихъ ему ноги, увязшія въ разбросанной на днѣ бочки рисовой соломѣ.
   Его ноги горѣли, а руки мерзли отъ утренняго холода и ледяного ствола ружья. И это называется забавой?.. Онъ начиналъ находить мало пріятнаго въ такомъ дорогомъ удовольствіи.
   А птицы? Гдѣ эти птицы, которыхъ его друзья убивали дюжинами? Былъ моментъ, когда онъ задвигался на своемъ неустойчивомъ сидѣніи и дрожа отъ волненія, прицѣлилея. Вотъ онѣ!.. Онѣ спокойно плавали около его поста. Пока онъ размышлялъ, убаюканный утреннимъ холодомъ, онѣ собрались дюжинами, спасаясь отъ далекихъ выстрѣловъ и плыли около него, въ увѣренности, что нашли вѣрное убѣжище. Можно было стрѣлять, зажмуривъ глаза... Промаха бы не было. Но въ самый моментъ выстрѣла, онъ узналъ въ нихъ утокъ изъ пробки, о которыхъ забылъ по своей неопытности. Онъ поспѣшилъ опустить ружье и посмотрѣлъ кругомъ, опасаясь увидѣть въ пустынномъ углу насмѣшливые глаза товарищей.
   И онъ снова сталъ ожидать. Въ кого,-- чортъ возьми!-- стрѣляли эти охотники, непрестанные выстрѣлы которыхъ нарушали теперь тишину озера? Вскорѣ послѣ восхода солнца, ему представился, наконецъ, случай выстрѣлить изъ своего дѣвственнаго ружья. Три птицы пролетали на самомъ уровнѣ воды. Новый охотникъ дрожа выстрѣлилъ. Ему представилось, что передъ нимъ громадныя чудовищныя птицы, настоящіе орлы, казавшіяся ему гигантами отъ волненія. Первый его выстрѣлъ только ускорилъ полетъ птицъ, при второмъ одна лысуха, сложивъ крылья, упала и перевернувшись нѣсколько разъ, осталась неподвижной на водѣ. Донъ Хоакинъ вскочилъ такъ порывисто, что его бочка закачалась. Въ эту минуту онъ почувствовалъ все свое превосходство надъ всѣми. Онъ изумился самому себѣ, открывъ въ себѣ свирѣпость героя, о которой никогда не додозрѣвалъ раныне.
   -- П_і_а_в_к_а!.. Лодочникъ!.. прокричалъ онъ голосомъ, дрожавшимъ отъ волненія. "Одна! Одна уже есть!.."
   Въ отвѣтъ дослышалось только неясное мычаніе изъ туго набитаго рта, неспособнаго произнести ни одного слова... Прекрасно! Онъ соберетъ, когда ихъ будетъ много.
   Охотникъ, довольный своимъ подвигомъ, спрятался снова подъ прикрытіемъ изъ тростника, увѣренный, что теперь онъ сможетъ одинъ покончить со всѣми птицами озера. Онъ стрѣлялъ все утро, чувствуя при каждомъ выстрѣлѣ все большее опьяненіе порохомъ и наслажденіе разрушенія. Онъ стрѣлялъ, стрѣлялъ, не обращая вниманія на разстояніе, привѣтствуя своимъ ружьемъ каждую птицу, даже если она летала подъ самыми облаками. Господи! Вотъ это дѣйствительно удовольствіе! И отъ этихъ выстрѣловъ, сдѣланныхъ наудачу, падала иногда какая-нибудь несчастная птица, жертва рока, спасшаяся отъ выстрѣловъ болѣе искусныхъ стрѣлковъ чтобы погибнуть отъ руки неумѣлаго.
   Во все это время П_і_а_в_к_а оставался невидимымъ на днѣ лодки. Боже, какой денекъ! Архіепископъ Валенсіи не чувствовалъ бы себя лучше въ своемъ дворцѣ, чѣмъ онъ въ этой маленькой лодкѣ, сидя на соломѣ, съ громаднымъ кускомъ хлѣба въ рукѣ, зажавъ въ ногахъ горшокъ. Пусть ему не говорятъ больше о богатствѣ дома С_а_х_а_р_а! Нищета и чванство, пускающія пыль въ глаза бѣдному люду! Господа изъ города -- воть люди, умѣющіе пожить, какъ слѣдуетъ!
   Первой его заботой было осмотрѣть три горшка, заботливо обвязанные толстымъ холстомъ до самаго горлышка. Съ котораго начать? Онъ выбралъ и раскрылъ наудачу одинъ и его мордочка расплылась въ блаженную улыбку при запахѣ трески въ томатѣ. Вотъ такъ блюдо! Треска плавала въ красной гущѣ, такой сладкой и вкусной, что П_і_а_в_к_а послѣ перваго куска, почувствовалъ, что по его горлу прошелъ нектаръ, болѣе сладкій, чѣмъ церковное вино, которое его такъ соблазняло, когда онъ былъ еще ризничимъ.
   Этимъ вполнѣ можно насытиться. Никакой нѣть надобности трогать остальное. Онъ былъ готовъ отнестись съ уваженіемъ къ тайнѣ другихъ горшковъ, не разрушить иллюзій, пробуждавшихся въ немъ при видѣ ихъ закрытыхъ горлышекъ, таившихъ, вѣроятно, удивительные сюрпризы. Но однако къ дѣлу. И поставивъ между ногъ пріятно пахнувшій горшокъ, онъ началъ ѣсть съ мудрымъ спокойствіемъ человѣка, знающаго, что у него впереди весь день и достаточно работы. Онъ ѣлъ не спѣша, но однако съ такой ловкостью, что послѣ каждаго опусканія руки съ хлѣбомъ, уровень въ горшкѣ замѣтно понижался. Громадный кусокъ то и дѣло заполнялъ его ротъ, раздувая щеки. Его челюсти работали съ силой и правильностью мельничнаго колеса, а глаза между тѣмъ внимательно смотрѣли въ горшокъ, словно изслѣдуя его глубину, высчитывая, сколько разъ еще нужно ему опустить руку, чтобы переправить все въ свой роть.
   По временамъ онъ отрывался отъ этого созерцанія. Господи! Честный, трудящійся человѣкъ не долженъ забывать своихъ обязанностей, даже и среди удовольствій. Онъ выглядывалъ изъ лодки и, замѣтивъ приближавшихся птицъ, крикомъ предупреждалъ охотника.
   "Донъ Хоакинъ! Изъ Пальмара!.. Донъ Хоакинъ! Изъ Салера!"
   И указавъ, откуда летятъ птицы, онъ чувствовалъ себя утомленнымъ отъ такой работы и, сдѣлавъ большой глотокъ изъ бурдюка, возобновлялъ свою нѣмую бесѣду съ горшкомъ.
   Его господинъ успѣлъ уложить только трехъ утокъ, а П_і_а_в_к_а уже отставилъ въ сторону первый горшокъ, совершенно опустошенный. Только внизу прилипло къ глинянымъ стѣнкамъ нѣсколько маленькихъ кусковъ. Бродяга почувствовалъ угрызеніе совѣсти. Что останется хозяину, если онъ поѣстъ все? Онъ, П_і_а_в_к_а, больше не будетъ ѣсть! И тщательно обвязавъ тряпкой горшокъ онъ поставилъ его на носу, какъ вдругъ въ немъ пробудилось любопытство и онъ рѣшилъ от-крыть второй.
   Чортъ возьми! Вотъ такь сюрпризъ! Спинка поросенка, сосиски съ самой лучшей приправой, все, правда, было холодное, но съ такимъ вкуснымъ запахомъ сала, что бродяга взволновался. Сколько уже времени, его желудокъ, привыкшій къ бѣлому, невкусному мясу угрей, не испытывалъ пріятной тяжести этихъ чудныхъ вещей, которыя изготовляются далеко за предѣлами Альбуферы. П_і_а_в_к_а счелъ бы недостаткомъ почтенія къ своему господину, если бы пренебрегъ вторымъ горшкомъ. Со стороны его, голоднаго бродяги, это было бы проявленіемъ неуваженія къ кухнѣ донъ Хоакина. Конечно, охотникъ не разсердится за нѣсколько лишнихъ кусковъ.
   И онъ снова удобно усѣлся на днѣ лодки съ вторымъ горшкомъ, зажавъ его между колѣнами. Сладострастно отправлялъ онъ куски въ роть, закрывая глаза, чтобы лучше чувствовать, какъ они постепенно проходятъ въ его желудокъ. Боже мой! Вотъ такъ денекъ выпалъ! Ему казалось, что онъ только что началъ ѣсть. Онъ смотрѣлъ теперь съ презрѣніемъ на первый пустой горшокъ, отставленный имъ въ уголъ носа лодки. То блюдо было хорошо только для развлеченія, чтобы подразнить желудокъ, поточить челюсти. Самое же лучшее находилось здѣсь: кровяная колбаса, сосиски, аппетитный поросенокъ, оставлявшій такой нѣжный вкусъ, что ротъ безпрестанно требовалъ новыхъ кусковъ, одинъ за другимъ, ничуть не насыщаясь.
   Видя быстроту, съ которой опорожнялся второй горшокъ, П_і_а_в_к_а почувствовалъ сильную потребность услужить своему господину и добросовѣстно выполнить свои обязанности. Ни на одну минуту не прекращая работы своихъ челюстей, онъ смотрѣлъ во всѣ стороны и испускалъ крикъ, похожій на настоящее мычаніе.
   "Отъ Салера!.. Отъ Пальмара!.."
   Чтобы помѣшать закупоркѣ горла, онъ ни на минуту не выпускалъ изъ рукъ бурдюка. Онъ безъ конца запивалъ этимъ виномъ, гораздо лучшимъ, чѣмъ вино Нелеты. И красная влага, повидимому, возбуждала его аппетитъ, открывая новыя пропасти въ его бездонномъ желудкѣ. Его глаза блестѣли огнемъ блаженнаго опьяненія, раскраснѣвшееся лицо приняло багровый оттѣнокъ и шумная отрыжка потрясала его съ головы до пятъ. Съ блаженной улыбкой онъ ударялъ себя по туго набитому брюху.
   "А, каково? Ну какъ поживаешь?" спрашивалъ онъ свой животъ, какъ будто онъ говорилъ съ другомъ, дружески его похлолывая.
   Его одьяненіе было болѣе блаженно, чѣмъ когда либо; это было опьяненіе хорошо поѣвшаго человѣка, который пьетъ для пищеваренія, а не то мрачное, унылое, опьяненіе голодныхъ дней, когда онъ глоталъ чашу за чашей натощакъ, встрѣчая на берегу озера людей, угощавшихъ его виномъ, но никогда не предлагавщихъ ему и куска хлѣба.
   Онъ погружался въ пріятное опьяненіе, ни на одну минуту не переставая ѣсть. Альбуферу онъ видѣлъ теперь въ розовыхъ краскахъ. Голубое небо, казалось, блестѣло улыбкой, похожей на ту, которую онъ видѣлъ однажды ночью до дорогѣ въ Деесу. Одна только вещь казалась ему дѣйствительно черной, похожей на пустой гробъ: то былъ горшокъ, зажатый у него въ колѣнахъ. Онъ опорожнилъ его весь. Оть колбасы не осталось и слѣдовъ.
   На мгновенье онъ былъ пораженъ своимъ обжорствомъ, но тотчасъ же разсмѣялся, и чтобы уничтожить горечь своей вины, снова и долго сталъ сосать изъ бурдюка.
   Онъ захохоталъ во все горло при мысли о томъ, что скажутъ въ Пальмарѣ, когда узнаютъ о его подвигахъ и желая ихъ достойно завершить, отвѣдавъ всѣ припасы донъ Хоакина, онъ открылъ третій горшокъ.
   Ну и чортъ же! Два каплуна, втиснутыхъ въ стѣнки горшка, съ золотистой кожей, каплющей саломъ; два чудесныхъ созданія Всеблагого Бога, безъ головъ, съ ножками, привязанными къ тѣлу подгорѣвшими нитками, съ бѣлыми грудками, выпуклыми какъ грудь сеньорины. Да онъ ничего не стоитъ, если не отвѣдаетъ ихъ. Пусть даже донъ Хоакинъ угоститъ его потомъ пулей изъ ружья!.. Сколько уже мѣсяцевъ онъ не участвовалъ въ такомъ пирѣ! Онъ не ѣлъ мяса съ того времени, когда служилъ собакой у Тонета, и они охотились въ Деесѣ. И при воспоминаніи о жесткомъ, грубомъ мясѣ птицъ озера еще болѣе увеличивалось удовольствіе, которое онъ испытывалъ, глотая бѣлые куски каплуновъ, а золотая кожица хрустѣла на зубахъ и сало лилось до его губамъ.
   Онъ ѣлъ съ регулярностью автомата, неустанно жуя и безпокойно посматривая на то, что оставалось на днѣ горшка, какъ будто побился объ закладъ, что все съѣстъ.
   По временамъ онъ испытывалъ дѣтскую безпечность, желаніе пьяницы подраться съ кѣмъ-нибудь или пошалить. Онъ бралъ яблоки изъ корзины съ плодами и бросалъ ихъ въ птицъ, летѣвшихъ далеко, какъ будто въ самомъ дѣлѣ могъ попасть въ нихъ.
   Онъ чувствовалъ къ дону Хоакину приливъ необыкновенной нѣжности, за то блаженство, которымъ онъ былъ ему обязанъ, онъ жалѣлъ, что его нѣтъ тутъ, а то онъ обнялъ бы его, нахально называлъ его на ты, и хотя на горизонтѣ не было ни одной птицы, благимъ матомъ кричалъ:
   "Чимо! Чимо! Стрѣляй... На тебя летятъ!.."
   Тщетно охотникъ обращался во всѣ стороны. Ни одной птицы! Что съ этимъ олухомъ? Лучше бы подъѣхалъ и собралъ лысухъ, что плаваютъ у поста. Но П_і_а_в_к_а улегся опять въ лодкѣ, не исполдивъ его приказанія. Будетъ еще время! Онъ сдѣлаетъ это послѣ. Лишь бы набилъ побольше! И желая отвѣдатъ восе, онъ откупоривалъ каждую бутылку, пробуя и ромъ и абсентъ. А Альбуфора въ его глазахъ стала темнѣть, хотя солнце горѣло, и ноги его, точно пригвожденныя къ доскамъ лодки, были безсильны двигаться.
   Въ полдень донъ Хоакинъ, умирая отъ голода и желая на минуту выйти изъ своей бочки, гдѣ онъ долженъ былъ стоять недодвижно, позвалъ лодочника. Но тщетно раздавался его голосъ въ тишинѣ.
   "П_і_а_в_к_а!.. П_і_а_в_к_а!"
   Бродяга, поднявъ голову надъ бортомъ и тупо глядя, повторилъ, что ѣдетъ, но не пошевелился, словно не его и звали. Однако, когда охотникъ, красный отъ крика, пригрозилъ пустить въ него зарядъ изъ ружья, тоть сдѣлалъ усиліе и, шатаясь, всталъ на ноги, ища повсюду шестъ, который держалъ въ рукахъ, и началъ медленно приближаться.
   Донъ Хоакинъ вскочилъ въ лодку и расправилъ наконецъ ноги, отяжелѣвшія отъ столь долгаго стоянія. Лодочникъ, до его приказанію, началъ собирать убитыхъ птицъ; онъ дѣлалъ это ощупью, словно не видя, и съ такой стремительностью нагибался черезъ бортъ, что навѣрно нѣсколько разъ упалъ бы въ воду, если бы его хозяинъ не удержалъ его.
   "Негодяй!" закричалъ охотникъ. "Ты пьянъ, что ли?"
   Охотникъ нашелъ, наконецъ, объясненіе его неустойчивости, осмотрѣвъ свои придасы и увидѣвъ тупое выраженіе П_і_а_в_к_и. Горшки пусты! Бурдюкъ сплющился и сталъ мягкимъ. Бутылки раскупорены. Отъ всего хлѣба осталось только нѣсколько кусковъ, а корзинку съ плодами можно было опрокинуть надъ озеромъ: изъ нея все равно ничего бы не выпало!
   Донъ Хоакинъ испытывалъ желаніе ударитъ прикладомъ по головѣ лодочника, но прошло это первое движеніе, и онъ началъ смотрѣть на него съ глубокимъ изумленіемъ. И все это разрушеніе онъ сдѣлалъ одинъ! Ну и глоточка же у этого мерзавца! И куда онъ могъ все это попрятать! Неужели человѣческій желудокъ способенъ поглотить такую уйму!
   Слыша, какъ взбѣшенный охотникъ бранилъ его безстыдникомъ и мерзавцемъ, П_і_а_в_к_а могъ только отвѣчать жалобнымъ голосомъ:
   "Охъ! Донъ Хоакинъ, мнѣ плохо! Очень плохо!" Онъ правда, чувствовалъ себя плохо. Стоило только посмотрѣть на его желтое лицо, на глаза, которые онъ тщетно силился открыть и на его ноги, которыя не стояли прямо.
   Охотникъ въ бѣшенствѣ началъ было бить П_і_а_в_к_у, но онъ вдругъ свалился на дно лодки и вцѣпился ногтями въ поясъ, словно хотѣлъ вскрыть себѣ брюхо. Онъ извивался въ мучительныхъ конвульсіяхъ, съ перекошеннымъ лицомъ и мутными, стеклянными глазами.
   Со стономъ онъ корчился, словно желая выбросить всю эту громадную тяжесть давившей и душившей его пящи.
   Охотникъ не зналъ, что дѣлать и снова скучнымъ показалось ему его путешествіе на Альбуферу. Послѣ получасовой ругани по поводу того, что онъ обреченъ взять въ руки шестъ, чтобы вернуться въ Салеру, нѣсколько крестьянъ, охотившихся на озерѣ, сжалились надъ его криками.
   Они узнали П_і_а_в_к_у и догадались о его болѣзни. Это угрожаюшее жизни несвареніе желудка: бродяга долженъ былъ кончить этимъ!
   Движимые братскимъ чувствомъ простыхъ деревенскихъ людей, не отказывающимъ въ помощи самымъ послѣднимъ людямъ, они взяли П_і_а_в_к_у на свою лодку, чтобы доставить его въ Пальмаръ, а одинъ изъ нихъ остался съ охотникомъ, довольный тѣмъ, что можетъ послужить ему лодочникомъ и получить такимъ образомъ возможность стрѣлять съ его мѣста.
   Послѣ обѣда Пальмарскія женщины увидѣли, какъ выгрузили бродягу на берегь, на который тотъ упалъ, какъ тюкъ.
   "Ахъ негодяй!.. Вотъ та;къ нализался!" кричали всѣ.
   Сердобольные люди, которые изъ состраданія понесли его, какъ мертвеца, въ его хижину, печально качали головой. Дѣло не въ опьяненіи, и, если бродяга на этотъ разъ уцѣлѣетъ, дѣйствительно можно сказать, что у него собачье здоровье. Они разсказывали объ его чудовищномъ обжорствѣ, отъ котораго онъ долженъ умереть, и испуганные жители Пальмара тѣмъ не менѣе, не безъ гордости улыбались при мысли о томъ, что у одного изъ нихъ оказался такой огромный желудокъ.
   Бѣдный П_і_а_в_к_а! Новость объ его болѣзни распространилась по воей деревнѣ. Женщины толпились у дверей хаты, стараясь заглянуть въ эту пещеру, которую раньше такъ тщательно избѣгали. П_і_а_в_к_а, распростертый на соломѣ, съ устремленными въ потолокъ стеклянными глазами, блѣдный, какъ воскъ, весь дрожалъ и рычалъ отъ боли, словно у него раздирались всѣ внутренности. Около него стояли лужи рвоты изъ жидкости и кусковъ непережеванной пищи.
   "Какъ дѣла, П_і_а_в_к_а?" спрашивали изъ-за двери.
   И больной отвѣчалъ скорбнымъ ворчаніемъ, поворачиваясь спиной, утомленный дефилированіемъ всей деревни.
   Нѣкоторыя болѣе смѣлыя женщины входили, опускались на колѣни и щупали ему животъ, желая узнать, гдѣ у него болитъ. Онѣ обсуждали, какія слѣдуетъ примѣнять лѣкарства, разсказывая о тѣхъ, которыя производили наилучшее дѣйствіе у нихъ въ семьяхъ. Бѣгали за старухами, извѣстными своими лѣкарствами, пользовавшимися большим довѣріемъ, чѣмъ медикъ въ Пальмарѣ. Нѣкоторыя являлись съ припарками изъ таинственныхъ травъ, сохраняемыхъ въ ихъ лачугахъ, друтія приносили горшокъ съ кипяткомъ, настаивая на томъ, чтобы больной въ одинъ пріемъ его выпилъ. Общее мнѣніе было таково: у несчастнаго закупорился желудокъ и нужно его очистить. Господи! Какътонъ жалокъ. Отецъ его умеръ отъ пьянства, а онъ отъ обжорства. Вотъ такъ семейка!
   Ничто лучше не доказывало П_і_а_в_к_ѣ серьезность его положенія, какъ безпокойство женщинъ. Словно въ зеркалѣ, въ этомъ общемъ сочувствіи, видѣлъ онъ себя и догадывался объ опасности по той заботливости, которой окружали его женщины, наканунѣ еще смѣявшіяся надъ нимъ, браня своихъ мужей и сыновей, если встрѣчали ихъ въ его компаніи.
   "Бѣдняжка! Бѣдняжка!" шептали онѣ. И со смѣлостью, на которую способны однѣ только женщины предъ лицомъ несчастія, онѣ окружали его, перепрынивая черезъ отвратительные куски, которые извергалъ его ротъ. Онѣ понимали, въ чемъ дѣло: у него въ кишкахъ образовался узелъ, и съ материнской нѣжностью онѣ пытались открыть его стиснутыя челюсти и влить всѣ эти чудесныя жидкости, которыя онъ тотчасъ же изрыгалъ къ ногамъ ухаживавшихъ за нимъ женщинъ.
   Съ наступленіемъ вечера, онѣ оставили его. Дома нужно варить ужинъ, и больной остался одинъ неподвижно на полу своей хижины, освѣщаемый краснымъ свѣтомъ лампочки, привѣшенной женщинами къ стѣнѣ.
   Деревенскія собаки просовывали въ дверь свои морды, пристально смотря на больного своими глубокими глазами и тотчасъ же убѣгали съ жалобнымъ лаемъ.
   Мужчины пришли ночью посѣтить хижину. Въ трактирѣ С_а_х_а_р_а разсказывали о происшествіи и лодочники, ужасаясь подвигамъ П_і_а_в_к_и, хотѣли повидать его въ послѣдній разъ.
   Они подходили, пошатываясь, потому что почти всѣ были пьяны послѣ ужина съ охотниками.
   "П_і_а_в_к_а!.. Сынъ мой! Какъ себя чувствуешь?"
   Но они сейчасъ же съ ужасомъ выбѣгали назадъ, задыхаясь отъ запаха нечистотъ, на которыхъ съ боку на бокъ перевертывался больной. Нѣсколько человѣкъ, болѣе пьяныхъ, доходили до того, что съ жестокой насмѣшливостью спрашивали, не хочетъ ли онъ съ ними выпить въ послѣдній разъ въ трактирѣ С_а_х_а_р_а, но больной отвѣчалъ только легкимъ мычаніемъ, и закрывъ глаза, снова впадалъ въ дремоту, прерываемую новыми приступами рвоты и дрожи.
   Въ полночь бродяга остался совершенно одинъ.
   Тонетъ не хотѣлъ посмотрѣть на своего прежняго товарища. Онъ вернулся въ трактиръ, послѣ тяжелаго сна на днѣ лодки: сна глубокаго, одурѣлаго, прерываемаго кровавыми кошмарами подъ звуки ружейныхъ выстрѣловъ, раздававшіеся въ его головѣ, какъ безпрерывные раскаты грома.
   Тонетъ былъ изумленъ, увидя Нелету, сидѣвшей передъ бочками, съ блѣднымъ, какъ воскъ лицомъ, но безъ малѣйшаго безпокойства въ глазахъ, какъ будто она провела ночь совершенно спокойно. Тонетъ былъ пораженъ такой силой духа у своей возлюбленной.
   Они обмѣнялись многозначительнымъ взглядомъ, какъ два несчастныхъ, сознающихъ себя еще болѣе тѣсно связанными своимъ участіемъ въ преступленіи.
   Послѣ долгаго молчанія, она рѣшилась спросить его. Ей хочется узнать, какъ онъ вьшолнилъ ея порученіе. И онъ отвѣтилъ, опустивъ голову, не глядя ей въ глаза, словно вся деревня смотрѣла на него... Да, онъ убралъ его въ надежное мѣсто. Никто не найдетъ его.
   Обмѣнявшись быстро этими словами, они оба замолчали, погруженные въ свои мысли -- она за стойкой, онъ сидя у двери, спиной къ Нелетѣ, избѣгая глядѣть на нее. Они казались уничтоженными, словно громадная тяжесть сдавила ихъ. Они боялись говорить другъ еъ другомъ, словно эхо ихъ голосовъ могло воскресить воспоминаніе прошедшей ночи.
   Они вышли взъ затрудненія, имъ теперь не угрожала никакая опасность. Смѣлая Нелета удивлялаоь той легкости, съ которой было все выполнено. Несмотря на слабость и болѣзнь, она тѣмъ не менѣе нашла въ себѣ силу остаться на своемъ посту. Никто не могъ заподозрить ихъ въ томъ, что произошло ночью, и однако оба любовника вдругъ почувствовали себя отчужденными другъ отъ друга. Что то навсегда порвалось между ними. Пустота, образовавшаяся съ изчезновеніемъ этого бѣднаго существа, на которое они почти не посмотрѣли, теперь постепенно возрастала, отдѣляя несчастныхъ другъ отъ друга. Они чувствовали, что въ будущемъ возможна одна только близость: это взаимные взгляды при воспоминаніи о совершенномъ преступленіи. И безпокойство Тонета еще болѣе увеличивалось при мысли о томъ, что Нелета не знала истинной судьбы ребенка.
   Съ наступленіемъ вечера, трактиръ наполнился лодочниками и охотниками, которые заходили передъ отъѣздомъ въ родныя мѣста Риберы, показывая связки съ дичью, нанизанной клювами на веревки. Ну и охота! Всѣ пили, обсуждая успѣхи охоты и дикую выходку П_і_а_в_к_и. Тонетъ переходилъ отъ одной группы къ другой, желая разсѣяться, бесѣдуя и выпивая за всѣми столами. Онъ старался забыться въ опьяненіи и пилъ съ дѣланною веселостью, а его друзья радовались хорошему настроенію К_у_б_и_н_ц_а. Никогда не видѣли его такимъ веселымъ.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь вошелъ въ трактиръ и его глаза пытливо устремижсь на Нелету. "Матерь Божія! Какъ ты блѣдна! Ты больна?"
   Нелета начала бормотать что-то о мигрени, мѣшавшей ей спать, но старикъ плутовато щурилъ глаза, сопоставляя въ своемъ умѣ плохо проведенную ею ночь съ непонятнымъ бѣгствомъ внука. Затѣмъ сталъ бранить его. Онъ де поставилъ его въ смѣшное положеніе предъ лицомъ господина изъ Валенсіи. Его поведеніе недостойно рыбака Альбуферы. Въ прежнія времена онъ угошщалъ пощечинами не за такую еще провинность! Только такому негодному человѣку, какъ онъ, могло притти въ голову превратить въ лодочника П_і_а_в_к_у, который такъ объѣлся, что лолнулъ, стоило его только оставить одного.
   Тонетъ извинялся. У него есть еще время послужить этому сеньору. Черезъ двѣ недѣли наступить праздникъ св. Каталины и Тонетъ обѣщаетъ быть его лодочникомъ. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь успокоился при этихъ объясненіяхъ своего внука и сообщилъ, что уже пригласилъ донъ Хоакина на охоту въ тростникахъ Пальмара. Онъ прибудетъ на слѣдующей недѣлѣ и Тонетъ и онъ будутъ его лодочниками. Приходится угождать посѣтителямъ изъ Валенсіи, чтобы у Альбуферы всегда были добрые друзья. Иначе, что будутъ дѣлать жители озера?
   Въ эту ночь Тонетъ совершенно напился, и вмѣсто того, чтобы поіти ночевать въ спальню Нелеты, захрапѣлъ у очага. Они не искали, а напротивъ, повидимому избѣгали другъ друга, находя нѣкоторое облегченіе въ такой отчужденности. Они дрожали при мысли остаться вмѣстѣ, боясь воспоминаній объ этомъ маленькомъ существѣ, прошедшемъ предъ ними, какъ плачъ тотчасъ же загубленной жизни.
   На слѣдующій день, Тонетъ снова напился. Онъ не могъ оставаться одинъ съ самимъ собою; у него была потребность одурманить себя алкоголемъ, чтобы заставить замолчать свою совѣсть.
   Въ трактиръ пришли дурныя вѣсти о состояніи П_і_а_в_к_и. Лѣкарства не помогали: онъ умиралъ. Мужчины вернулись къ своимъ дѣламъ, женщины, входившія въ его хату, признавались въ недѣйствительности всѣхъ своихъ средствъ. Самыя старыя по своему объясняли характеръ болѣзни. Пробка изъ пищи, закупорившая желудокъ, гнила. Стоитъ только взглянуть на его вздувшійся животъ.
   Прибылть медикъ изъ Сольаны на свой еженедѣльный пріемъ и его повели въ лачугу П_і_а_в_к_и. Пролетарій науки отрицательно покачалъ головою. Ему нечего здѣсь дѣлать. Это смертельный аппендицитъ: слѣдствіе чрезмѣрнаго объяденія, отъ котораго врачъ приходилъ въ ужасъ. И всѣ въ деревнѣ повторяли слово "аппендицитъ", женщины забавлялись, произнося это названіе, столь странное для нихъ.
   Священникъ донъ Мигуэль рѣшилъ, что наступилъ моментъ войти въ хижину ренегата. Никто не умѣлъ тажъ быстро и откровенво, какъ онъ, напутствовать людей на тотъ свѣтъ.
   "Ну, какъ?" произнесъ онъ стоя у дверей: "ты христіанинъ? Или нѣтъ?"
   П_і_а_в_к_а сдѣлалъ жестъ изумленія. Конечно онъ христіанинъ! И точно оскорбленный вопросомъ, онъ посмотрѣлъ подъ крышу хижины, созерцая въ восторгѣ и надеждѣ клочекъ синяго неба, глядѣвшій въ щели крыши.
   "Ну, хорошо! Между людьми не должно быть лжи!" продолжалъ тотъ. "Надо исповѣдаться. Онъ при смерти... Ясно, какъ божій день!" Этотъ священникъ-стрѣлокъ не любилъ долго разсуждать съ своей паствой.
   Выраженіе ужаса промелькнуло въ глазахъ бродяги.
   Его жизнь, полная нищеты и страданій, предстала предъ нимъ въ полномъ обаяніи ея безграничной свободы. Онъ видѣлъ предъ собой озоро съ его блестящими водами, шумную Деесу съ ея пахучей зеленью и лѣсными цвѣтами и даже стойку С_а_х_а_р_а, предъ которой онъ часто мечталъ и гдѣ жизнь такъ часто представлялась ему въ розовомъ свѣтѣ сквозь винные пары. И все это онъ долженъ покинуть!.. Изъ глазъ его, уже подернутыхъ дымкой, струились слезы. Спасенья нѣтъ: пробилъ часъ смерти. И онъ увидитъ въ лучшемъ мірѣ божественную улыбку безконечнаго милосердія, озарившую его душу ночью на озерѣ.
   И сразу вдругъ успокоившись, прерываемый рвотой и судорогами, онъ началъ тихо исповѣдоваться предъ священникомъ во всѣхъ своихъ мошеничествахъ, столь многочисленныхъ, что могъ припоминать ихъ только огуломъ. И вмѣстѣ съ грѣхами онъ говорилъ о своихъ упованіяхъ: о вѣрѣ въ Христа, Который опять придетъ для спасенія бѣдныхъ, и о таинственной своей встрѣчѣ ночью на берегу озера. Но священникъ грубо прервалъ его:
   "П_і_а_в_к_а, не фантазируй. Ты бредишь!.. Правду... говори, правду".
   Онъ уже сказалъ правду. Единственнымъ грѣхомъ его была лѣнь, потому что онъ глубоко вѣрилъ въ то, что трудъ противенъ завѣтамъ Господа. Разъ только онъ поступилъ, какъ другіе, предоставивъ свои руки людямъ, соприкоснулся съ богатствомъ и всѣми его радостями, и вотъ, увы! ему приходится расплачиваться за непослѣдовательность.
   Всѣ Пальмарскія женщины умилялись такимъ концомъ бродяги. Онъ жилъ еретикомъ послѣ своего бѣгства изъ церкви, а теперь умираетъ, какъ истинный христіанинъ.
   Характеръ его болѣзни не позволялъ ему принять Св. Тайнъ, и когда священникъ осѣнилъ его дарами, то запачкалъ рясу въ его рвотѣ.
   Только нѣсколько старухъ смѣло вошли въ хижину; онѣ обыкновенно одѣвали въ саванъ всѣхъ, умиравшихъ въ деревнѣ. Запахъ въ хижинѣ стоялъ невыносимый. Люди изумленно и таинственно перешептывались объ агоніи П_і_а_в_к_и. Уже второй день не пищу онъ извергаетъ, а нѣчто хуже, и кумушки зажимали носъ, воображая себѣ П_і_а_в_к_у, распростертымъ на соломѣ среди своихъ нечистотъ.
   Онъ умеръ на третій день болѣзни. Животъ былъ страшно раздутъ, лицо скорчено, руки судорожно сведены отъ страданій и ротъ широко раскрытъ отъ послѣднихъ конвульсій.
   Болѣе богатыя женщины, бывавшія въ домѣ священника, иснытывали глубокое состраданіе къ этому несчастному, который примирился съ Господомъ послѣ такой собачьей жизни. Желая достойно снарядить его въ послѣднее путешествіе, онѣ отправились въ Валенсію, чтобы все приготовить для погребенія, истративъ на это такую сумму денегъ, которая, вѣроятно, никогда и не снилась П_і_а_в_к_ѣ во всю его жизнь.
   Его одѣли въ монашеское платье, положили въ бѣлый гробъ, украшенный серебряными галунами, и вся деревня продефилировала предъ трупомъ бродяги.
   Его прежніе друзья протирали свои глаза, красные отъ пьянства, сдерживая смѣхъ, при видѣ товарища, опрятно одѣтаго, лежавшаго въ своемъ дѣвственномъ гробу, обряженнаго монахомъ.
   Даже его смерть казалась чѣмъ-то смѣхотворнымъ! Прощай П_і_а_в_к_а! Ужъ не будутъ больше рыбачьи сѣти опустошаться до прихода ихъ собственниковъ, ужъ не разрядится онъ, какъ пьяный язычникъ, цвѣтами. Онъ жилъ свободнымъ и счастливымъ, не зная мукъ труда и сумѣлъ устроить себѣ богатыя похороны на чужой счетъ.
   Въ полночь поставили гробъ на "телѣгу угрей", и Пальмарскій пономарь съ тремя друзьями проводилъ тѣло на кладбище, не пропустивъ ни одного трактира по дорогѣ.
   Тонетъ не отдавалъ себѣ ясно отчета въ смерти товарища. Онъ жилъ во мракѣ; постоянное опьяненіе сдѣлало его совершенно нѣмымъ. Онъ всѣми силами старался сдерживать свою болтливость, боясь проговорить лишнее слово.
   "П_і_а_в_к_а умеръ! Слышишь, твой товарищъ!.." говорили ему въ трактирѣ.
   Онъ отвѣчалъ мычаніемъ, выпивалъ и дремалъ, а посѣтители объясняли его молчаніе печалью, по случаю смерти товарища.
   Нелета блѣдная и печальная, словно каждую минуту предъ ея глазами проходило привидѣніе, хотѣла было остановить его.
   "Тонетъ, не пей больше!" говорила она нѣжно.
   Но она была поражена тѣмъ выраженіемъ возмущенія и глухой злобы, которымъ отвѣчалъ ей пьяный. Она чувствовала, что ея власть надъ его волей миновала. Иногда она видѣла, какъ глаза его загораются ненавистью и злобой раба, который рѣшилъ вступить въ борьбу и уничтожить прежняго притѣснителя.
   Онъ не обращалъ вниманія на Нелету и продолжалъ наливать стаканъ за стаканомъ изъ всѣхъ бочекъ заведенія. Когда овладѣвалъ имъ сонъ, онъ растягивался гдѣ-нибудь въ утлу и спалъ мертвымъ сномъ, а собака И_с_к_р_а, тонкимъ чутьемъ чувствуя все, лизала ему лицо и руки.
   Тонетъ не хотѣлъ, чтобы пробудилась его мысль. Какъ только онъ начиналъ трезвѣть, его охватывало мучительное безпокойство. Тѣни входящихъ посѣтителей, падая на полъ, заставляли его съ безпокойствомъ поднимать голову, словно онъ боялся появленія того, кто трелетомъ ужаса наполнялъ его сонъ. И онъ вновь начиналъ пить, чтобы не выходить изъ этого отупѣнія, усыплявшаго его душу, притупляя всѣ чувства. Ему казалось много уже лѣтъ прошло послѣ той ночи, что провелъ онъ на озерѣ, послѣдней ночи его человѣческаго существованія и первой въ новомъ мірѣ тѣней, по которому онъ шелъ ощупью съ головой, одурманенной виномъ.
   Воспоминанія объ этой ночи приводили его въ трепетъ, какъ только разсѣивались пары опьяненія. Только совершенно пьяный, онъ могъ выносить это страшное воспоминаніе; оно становилось смутнымъ и неопредѣленнымъ, какъ воспоминаніе о быломъ позорѣ, которое не такъ больно потому, что теряется въ туманѣ прошлаго.
   Дѣдъ засталъ его въ такомъ оцѣпенѣніи. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь ожидалъ на слѣдующій день прибытія донъ Хоакина на охоту въ тростникахъ. Согласенъ ли внукъ ислолнить свое обязательство? Нелета настаивала, чтобы онъ поплылъ. Онъ боленъ, ему нужно разсѣяться, болѣе недѣли онъ не выходилъ изъ трактира. К_у_б_и_н_ц_у улыбнулась надежда провести день въ движеньи. Въ немъ проснулся инстинктъ охотника. Ужели онъ такъ всю жизнь проведетъ вдали отъ озера?
   Онъ провелъ цѣлый день за набивкой патроновъ и чисткой великолѣпнаго ружья С_а_х_а_р_а. Занятый этой работой, онъ пилъ гораздо меньше. И_с_к_р_а прыгала около него и лаяла отъ удовольствія, при видѣ всѣхъ этихъ приготовленій.
   На слѣдующее утро въ его хижину явился дядюшка Г_о_л_у_б_ь, въ сопровожденіи донъ Хоакина въ богатыхъ охотничьихъ доспѣхахъ.
   Старикъ нервничалъ и торопилъ племянника. Онъ будетъ ждать только минуту, пока перекуситъ сеньоръ, а потомъ въ походъ, въ тростники. Надо использовать утро.
   Черезъ нѣсколько минутъ они тронулись въ путь. Тонетъ влереди на своей маленькой лодкѣ вмѣстѣ съ Искрой, сидѣвшей на носу, словно галіонъ, а за ними лодка дядюшки Г_о_л_у_б_я, на которой донъ Хоакинъ не безъ страха разсматривалъ ружье старика, это знаменитое оружіе, все въ заплатахъ, о подвигахъ котораго столько разсказывали на озерѣ.
   Обѣ лодки вошли въ Альбуферу. Видя, что дѣдъ взялъ налѣво, Тонетъ хотѣлъ узнать, куда они длывутъ. Старикъ былъ удивленъ вопросомъ. Они плывутъ въ Болодро, самую большую заросль около деревни. Тамъ въ большемъ изобиліи, чѣмъ въ друтихъ мѣстахъ, водились тростниковые дѣтухи и водяныя курочки. Тонету хотѣлось плыть дальше: въ заросли на орединѣ озера. И между обоими охотниками завязался очень оживленный споръ. Старикъ настоялъ на своемъ, и Тонетъ неохотно подчинился, недовольно пожавъ плечами.
   Обѣ лодки вошли въ протокъ воды посреди высокаго тростника. Всюду пучками росъ тростникъ. Тростникъ мѣшался съ камышомъ, ползучія растенія съ бѣлыми и голубыми колокольчиками переплетались въ этомъ водяномъ лѣсу, образуя гирлянды. Сросшіеся корни придавали массивный видъ зарослямъ тростника. На днѣ водяного протока виднѣлись странныя растенія, поднимавшіяся до самой поверхности воды и въ нѣкоторые моменты нельзя было разобрать, плыли ли лодки до водѣ, или скользили по стеклу, покрывавшему зеленый лугъ.
   Глубокое молчаніе утра царило въ этомъ уголкѣ Альбуферы, казавшемся еще болѣе дикимъ при свѣтѣ солнца: иногда раздавался крикъ птицы въ чащѣ, бурленіе воды свидѣтельствовало о присутствіи живыхъ существъ въ вязкомъ илѣ.
   Донъ Хоакинъ приготовилъ ружье, въ ожиданіи перелета птицъ съ одного конца густого тростника на другой.
   "Тонетъ, заверни немного", приказалъ старикъ.
   И К_у_б_и_н_е_ц_ъ изо всѣхъ силъ погналъ шестомъ лодку, чтобы обойти заросль и ударами до тростнику поднять птицъ, и заставить ихъ перелетать съ одного конца тростника на другой.
   Минутъ десять кружилъ онъ. Когда онъ вернулся къ дѣду, донъ Хоакинъ уже стрѣлялъ въ птицъ, въ смятеніи перелетавшихъ открытое пространство, ища оебѣ новое убѣжище. То и дѣло показывались курочки въ водяномъ проходѣ, свободномъ отъ тростника. Послѣ минутнаго замѣшательства, онѣ, однѣ вплавь, другія влетъ, проходили черезъ проходъ и въ тотъ же моментъ ихъ застигалъ выстрѣлъ охотника.
   Въ этомъ узкомъ мѣстѣ стрѣлять можно было навѣрняка, и донъ Хоакинъ испытывалъ удовлетвороніе искуснаго стрѣлка, видя ловкость, съ которою онъ клалъ одну штуку за другой. И_с_к_р_а бросалась вплавь, вытаскивая еще живыхъ птицъ, и торжествующе приносила ихъ охотникамъ. Ружье дядюшки Г_о_л_у_б_я не оставалось въ бездѣйствіи. Старикъ до своей привычкѣ старался польстить тщеславію кліента, незамѣтно стрѣляя въ птицъ. Когда онъ видѣлъ, что птица готова улизнуть, онъ убивалъ ее, увѣряя буржуа, будто тотъ уложилъ ее.
   Хорошенькій чирокъ прошелъ вплавь, но едва донъ Хоакинъ и дядюшка Г_о_л_у_б_ь успѣди выстрѣлить, онъ уже скрылся въ осокѣ.
   "Раненъ!" закричалъ старый рыбакъ. Охотникъ былъ разсерженъ. Вотъ досада! Онъ издохнетъ въ тростникѣ и его не достанешь.
   "Ищи, И_с_к_р_а, шци!" закричалъ Тонетъ собакѣ. И_с_к_р_а спрыгнула съ лодки, бросилась въ чащу, и только слышался трескъ тростника, раздвигавшагося передъ нею.
   Тонетъ улыбался, увѣренный въ успѣхѣ: собака принесетъ птицу. Но дѣдъ обнаруживалъ нѣкоторую неувѣренноеть. Этихъ птицъ ранишь въ одномъ концѣ Альбуферы, а онѣ перелетаютъ на противоположный, чтобы тамъ умереть. Собака къ тому же стара, какъ онъ самъ. Въ былыя времена, когда С ахаръ ее купилъ, она еще кое-что стоила, но теперь нельзя уже полагаться на ея чутье. Тонетъ не обращалъ вниманія на замѣчанія дѣда, только повторялъ:
   "Вотъ увидите!.. Вотъ увидите!.."
   Слышно было, какъ то ближе, то дальше собака шлепала по тинѣ, и они въ безмолвіи утренней тишины, слѣдили ва ея безконечными эволюціями по треску тростника и шелесту осоки, ломавшихся подъ натискомъ животнаго. Черезъ нѣсколько минутъ ожиданія она появилась, разочарованная, съ печальными глазами, съ пустыми зубами.
   Старый рыбакъ торжествуюіце улыбался. Что говорилъ онъ?.. Но Тонетъ, видя, что надъ нимъ смѣются, выругался на собаку, грозя ей кулакомъ и не пуская въ лодку.
   "Ищи! Ищи!.. приказалъ онъ снова, бѣдному животному.
   Собака вновь бросилась въ тростникъ, неувѣренно махая хвостомъ.
   "Она найдетъ птицу", утверждалъ Тонетъ, видѣвшіи и не такіе еще подвиги собаки.
   Вновь послышалось шлепанье собаки въ водяномъ лѣсу. Она бросалась изъ стороны въ сторону въ большой нерѣшительности, не вѣря, повидимому, въ свои безпорядочныя рысканія и, боясь показать себя побѣжденной неудачей. Всякій разъ какъ она подплывала къ лодкамъ, поднимая голову изъ тростника, она видѣла кулаки своего хозяина и слышала грозное "ищи!"
   Нѣсколько разъ, она повидимому нападала на слѣдъ и наконецъ скрылась такъ далеко, что уже не слышно было ея шлепанія въ водѣ.
   Далекій лай, нѣсколысо разъ повторенный, вызвалъ улыбку на лицѣ Тонета. А, что? Его старая спутница, можетъ быть, и стала тяжелѣй на подъемъ, но ничто не скроется отъ нея.
   Очень издалека снова донесся отчаянный лай собаки. К_у_б_и_н_е_ц_ъ свистнулъ.
   "Сюда, И_с_к_р_а, сюда!"
   И опятъ послышалось шлепаніе, приближавшееся съ каждой минутой. Собака пробиралась впередъ, ломая тростникъ и траву, съ шумомъ поднимая воду, наконецъ появилась съ какимъ-то предметомъ во рту, плывя съ большими усиліями.
   "Сюда, И_с_к_р_а, сюда!" продолжалъ кричать Тонеть.
   Она подплыла къ лодкѣ дѣда, и охотнивъ, словно молніей пораженный, закрылъ глаза рукою.
   "Святая Дѣва!" простоналъ онъ, и ружье выпало у него изъ рукъ.
   Тонетъ вынрямился, съ безумнымъ взглядомъ, трясясь всѣмъ тѣломъ, словно ему нечѣмъ стало дышать. У борта своей лодки онъ увидѣлъ свертокъ съ тряпьемъ, изъ котораго торчало что-то синее, студенистое, покрытое піявками; маленькая, распухшая, безобразная, почернѣвшая голова, съ глазными впадинами, съ повисшимъ у одной изъ нихъ глазнымъ яблокомъ. Все это было такъ отвратительно, издавало такой отвратительный запахъ, что казалось вода и все пространство сразу потемнѣли, словно средь бѣла дня на озеро спустилась ночь.
   Онъ поднялъ шестъ обѣими руками и ударилъ имъ съ такой страшной силой, что раздался трескъ разбитаго черепа собаки и бѣдное животное, испустивъ вой, исчезло въ водоворотѣ съ своей добычей.
   Затѣмъ, посмотрѣвъ безумньми глазами на дѣда, ничего не понимавшаго изъ того, что произошло, на бѣднаго донъ Хоакина, казалось, уничтонсеннаго страхомъ и, безсознательдо работая шестомъ, стрѣлою бросился по водѣ, словно призракъ угрызеній совѣсти, забытый уже въ теченіе недѣли, снова воскресъ и погнался за нимъ, впиваясь въ его спину неумолимыми когтями.
  

X.

  
   Онъ плылъ недолго. Въѣхавъ въ Альбуферу, онъ увидѣлъ недалеко нѣсколько лодокъ, услышалъ крики людей, ѣхавшихъ въ нихъ. Онъ чувствовалъ непреодолимую потребность спрятаться. Ему было стыдно, какъ человѣку, вдругъ очутившемуся голымъ предъ взорами постороннихъ.
   Солнце причиняло ему боль; громадная поверхность озера приводила его въ ужасъ; ему хотѣлось укрыться въ какой-нибудь темный уголъ, никого не видѣть, ничего не слышать, и онъ снова бросился въ тростники.
   Онъ проплылъ недалеко. Носъ лодки вдругъ застрялъ въ тростникѣ и несчастный, бросивъ шестъ, упалъ плашмя, охвативъ голову руками. Птицы надолго замолкли, замеръ шумъ въ тростникахъ, словно жизнь, скрытая вь нихъ, онѣмѣла отъ ужаса предъ этимъ дикимъ ревомъ и судорожными рыданіями, напоминавшими предсмертное хрипѣніе.
   Несчастный рыдалъ. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ вышелъ изъ своего оцѣпенѣнія, дѣлавшаго его совершенно безчувственнымъ, преступленіе стояло передъ нимъ, какъ будто онъ только что совершилъ его. Какъ разъ въ тотъ моментъ, когда казалось, онъ навсегда забудетъ о своемъ злодѣяніи, какая-то роковая сила снова вызвала его, снова показала его ему, да еще въ какомъ ужасномъ видѣ!..
   Угрызенія совѣсти пробудили въ немъ родительскій инстинктъ, умершій въ ту роковую ночь. Объятый ужасомъ, онъ видѣлъ свое преступленіе во всей его жестокости. Это тѣло, брошенное на съѣденіе гадамъ озера, было его собственною плотью, эти пеленки, въ которыхъ жили черви и піявки, были плодомъ его ненасытной страсти, его любовныхъ восторговъ въ безмолвіи столькихъ ночей.
   Ничто не смягчало его страшнаго преступленія. Онъ не могъ уже подыскать оправданій для своего существованія. Онъ негодяй, недостойный жизни. Сухая вѣтвь отъ дерева Г_о_л_у_б_е_й, всегда прямого и сильнаго, грубаго и дикаго, но здороваго въ своей нелюдимости. Дурная вѣтвь должна исчезнутъ.
   Его дѣдъ имѣлъ полное основаніе презирать его. Отецъ, его бѣдный отецъ, котораго онъ считалъ теперь великимъ святымъ, имѣлъ полное основаніе оттолкнуть его отъ себя, какъ гнилой отпрыскгь. Несчастная П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, несмотря на свое позорное происхожденіе, имѣла большее право считать себя дочерью Г_о_л_у_б_я, чѣмъ онъ себя его сыномъ.
   Что онъ сдѣлалъ въ теченіе своей жизни. Ничего! Вся его воля была направлена лишь къ тому; чтобы избѣгать труда. Несчастный П_і_а_в_к_а, несомнѣнно, былъ лучше его; одинъ на бѣломъ свѣтѣ, безъ семьи, безъ потребноетей, вѣчный бродяга, онъ могъ жить безъ дѣла, кахъ беззаботная птица. А онъ, обуреваемый безпредѣльными желаніями, эгоистически уклоняясь отъ обязанностей, захотѣлъ быть богатымъ, жить не работая, и для этого избралъ извилистый путь, пренебрегая добраыми совѣтами отца, предвидѣвшаго опасность. Недостойная лѣность привела его къ преступленію.
   То, что сдѣлалъ онъ, приводило его въ ужасъ. Пробудившаяся совѣсть отца мучила. его, но его терзала болѣе глубокая, болѣе кровоточивая рана. Мужская гордость, желаніе быть сильнымъ, властвовать надъ людьми своею смѣлостью, заставляли его выносить жесточайшія муки. Онъ предвидѣлъ наказаніе, каторгу, и кто знаетъ, можетъ быть, даже эшафотъ, послѣдній апоѳеозъ человѣка-звѣря. Онъ готовъ былъ принять все это, но заі дѣянія, достойныя сильнаго человѣка, за ссору, за убійство въ борьбѣ, когда обагряютъ руки въ крови по самые локти съ дикимъ безуміемъ человѣка, превратившагося въ звѣря. Но убить новорожденнаго ребенка, у котораго не было никакой зашиты, кромѣ плача? Сознаться передъ всѣмъ міромъ, что онъ, надменный храбрецъ, старый солдатъ, чтобы стать злодѣемъ, отважился только убить беззащитнаго ребенка -- своего собственнаго сына!
   И слезы безудержно лились по лицу его и больше, чѣмъ отъ угрызеній совѣсти, онъ страдалъ отъ стыда за свою трусость, отъ презрѣнія къ своей низости.
   Среди мрака его мыслей, свѣтлой точкой блеснула нѣкоторая вѣра въ себя. Онъ не такъ уже дуренъ. Въ немъ течетъ добрая кровь его отца. Его преступленіемъ былъ эгоизмъ, слабоволіе, боязнь борьбы за сушествоваініе. Истинно злой была Нелета, это высшая сила, опутавшая его, этотъ желѣзный эгоизмъ, подчинившій его себѣ, окутавшій его, словно плотно облегающая тѣло одежда. Ахъ! Если бы онъ никогда не зналъ ея! Если бы онъ, вернувшись изъ странъ далекихъ, не встрѣтилъ глубокаго пристальнаго взгляда этихъ зеленыхъ глазъ, казалось, говоривщихъ: "возьми меня; я богата; я осуществила мечту моей жизни; теперь только тебя не достаетъ мнѣ..."
   Она соблазнила его, столкнувъ во мракъ. Эгоистичная и жадная -- она воспользовалась его любовью и довела его до преступленія.
   Чтобы сберечь нѣсколько крохъ своего благосостоянія, она не задумалась ни на минуту и бросила родное дитя, а онъ, слѣпой рабъ, осуществилъ ея замыселъ, уничтоживъ свою собственную плоть.
   Какимъ жалкимъ представлялось ему его собственное существованіе! Древнее преданіе о Санчѣ смутно пронеслось въ его памяти, эта легенда о змѣѣ, съ давнихъ временъ передававшаяся изъ поколѣнія въ поколѣніе среди жителей береговъ озера. Онъ былъ похожъ на пастуха легенды. Онъ ласкалъ змѣйку, когда она была еще маленькой, кормилъ ее, согрѣлъ ее тепломъ своего тѣла; вернувшись съ войны, онъ съ изумленіемъ нашелъ ее выросшей, похорошѣвшей, а она нѣжно обвилась вокругъ него и въ роковыхъ ея объятьяхъ онъ нашелъ смерть.
   Его змѣя жила въ деревнѣ, какъ змѣя пастуха въ дикомъ лѣсу. Эта Санча изъ Пальмара, сидя въ трактирѣ, задушила его безжалостными кольцами преступленія.
   Ему не хотѣлось возвращаться въ міръ. Онъ не могъ жить среди людей; не могъ смотрѣть на нихъ; ему повсюду будетъ мерещиться уродливая, распухшая чудовищная голова съ глубокими глазными впадинами, разъѣденными червями. И при одной мысли о Нелетѣ кровавой дымкой застилались его глаза, и, среди мукъ раскаянія, поднималось преступное желаніе, безумная жажда убить такъ же и ту, которую теперь онъ считалъ своимъ неумолимымъ врагомъ... Но зачѣмъ это новое преступленіе?
   Среди этого уединенія, вдали отъ взоровъ людскихъ, онъ чувствовалъ себя лучше и здѣсь хотѣлъ бы успокоиться на вѣки.
   Къ тому же въ глубинѣ души его, со всею силою эгоизма, главной страсти его существа, поднялся всепоглощающій страхъ. Можетъ быть, сейчасъ новость о страшномъ происшествіи распространилась уже въ Пальмарѣ. Дѣдъ его будетъ молчать, но тотъ посторонній, прибывшій изъ города, не имѣеть никакого основанія хранить молчаніе.
   Его найдутъ, уличатъ, явятся лакированныя трехуголки изъ уэрты Русафы: онъ не вынесетъ ихъ взглядовъ, не сможетъ солгать; онъ признается въ своемъ преступленіи, и его труженикъ отецъ, съ своей чистой душой, умретъ отъ стыда. Но даже, если удастся ложью спасти свою голову, какая ему польза? Вернуться снова въ руки Нелеты, чтобы она опять обвила и задушила его въ своихъ змѣиныхъ объятьяхъ?.. Нѣтъ! Все кончено! Да, онъ дурная вѣтвь, и она должна упасть. Нѣтъ смысла продолжать висѣть мертвой вѣткой на деревѣ, парализуя его жизнь.
   Онъ пересталъ плакать. Наивысшимъ напряженіемъ воли, онъ вышелъ изъ своего мрачнаго оцѣпенѣнія.
   Ружье С_а_х_а_р_а лежало на носу лодки. Поднявъ его, Тонетъ посмотрѣлъ на него съ ироніей! Какъ бы расхохотался трактирщикъ, если бы видѣлъ его! Въ первый разъ паразитъ, разжирѣвшій въ его домѣ, хочетъ употребить взятую у него вещь для настоящаго дѣла. Съ спокойствіемъ автомата онъ снялъ обувь, далеко отбросивъ сапоги, взвелъ оба курка, разстегнулъ блузу и рубашку, наклонился надъ ружьемъ и уперся голой грудью въ его два ствола.
   Босая нога тихонько опустилась вдоль приклада, ища собачку, и отъ двойнаго выстрѣла тростникъ содрогнулся такъ, что со всѣхъ сторонъ поднялись птицы, уносясь въ безумйомъ страхѣ...
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь вернулся только поздно вечеромъ.
   Онъ простился съ своимъ охотникомъ въ Салерѣ, потому что послѣдній сгоралъ желаніемъ вернуться въ городъ, клянясь, что никогда не ступитъ ногою въ эти мѣста. Въ два путешествія два такихъ несчастъя! Альбуфера встрѣчаетъ его одними только сюрпризами. Отъ послѣдняго онъ навѣрно заболѣетъ. Мирный гражданинъ, отецъ многочисленнаго семейства, не могъ отдѣлаться отъ воспоминаній о страшной находкѣ. Несомнѣнно, тотчасъ же по возвращеніи, ему придется лечь въ постель подъ предлогомъ внезапнаго нездоровья. Происшествіе глубоко потрясло его.
   Тотъ же охотникъ посовѣтовалъ дядюшкѣ Г_о_л_у_б_ю абоолютное молчаніе. Ни одного слова на эту тему! Они ничего не видѣли! Онъ долженъ посовѣтовать молчать и своему бѣдному внуку, который, повидимому, бѣжалъ подъ вліяніемъ этого страшнаго впечатлѣнія. Озеро снова поглотило эту тайну и было бы очень наивно говорить объ этомъ, зная, какъ правосудіе мучитъ невинныхъ людей, по своей глупости обращающихся къ нему.
   Честные люди должны избѣгать всякаго соприкоеновенія съ законами. И бѣдный сеньоръ, высадившись на твердую землю, тогда только сѣлъ въ свою повозку, когда задумчивый лодочникъ, нѣсколъко разъ поклялся ему, что будетъ нѣмымъ.
   Къ ночи дядюшка Г_о_л_у_б_ь, вернувшись въ Пальмаръ, причалилъ около трактира обѣ лодки, на которыхть они выѣхали утромъ.
   Нелета, стоявшая за стойкой, напрасно искала глазами Тонета.
   Старикъ угадалъ ея мыслн.
   "Не жди его", сказалъ онъ мрачнымъ голосомъ: "Онъ больше не вернется".
   И повысивъ голосъ, онъ спросилъ ее, лучше ли она себя чувствуетъ, намекая на блѣдность ея лица съ такимъ выраженіемъ, которое привело въ трепетъ Нелету.
   Трактирщица моментально поняла, что дядюшка Г_о_л_у_б_ь узналъ ея тайну.
   "Но гдѣ же Тонетъ?" снова спросила она тревожнымъ голосомъ.
   Старикъ, отвернувшись, словно не желая ея видѣть, началъ говорить, сохраняя наружное спокойствіе. Тонетъ никогда не вернется. Онъ ушелъ далеко, очень далеко,-- въ страну, откуда не возвращаются: это самое лучшее, что онъ могъ сдѣлать... Все теперь въ порядкѣ и никто ничего не знаетъ.
   "А вы?.. Вы?.." съ тревогой простоНала Нелета, боясь въ то же время, что старикъ заговоритъ.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь будетъ молчать. И при этомъ онъ ударилъ себя въ грудь. Онъ презираетъ своего внука, но въ его интересахъ, чтобы ничего не знали. Имя Г_о_л_у_б_я вѣками пользовалось почетнымъ престижемъ, и онъ не допуститъ, чтобы оно было замарано лѣнтяемъ и сукой.
   "Плачь, подлая, плачь!" проговорилъ гнѣвно рыбакъ.
   Пусть плачетъ всьо свою жизнь, потому что это она погубила всю семью. Пусть останется съ своими деньгами. Онъ не попроситъ ихъ у нея за свое молчаніе... И если у нея есть желаніе узнать, гдѣ ея любовникъ, или гдѣ ея дитя, пусть посмотритъ на озеро. Альбуфера, мать всѣхъ, сохранитъ тайну такъ же крѣпко, какъ и онъ.
   Нелета была поражена этимъ открытіемъ; но ея безконечное изумленіе не помѣшало ей безпокойно посмотрѣть на старика, боясь за свое будущее, которое зависѣло отъ молчаливости дядюшки Г_о_л_у_б_я.
   Старикъ еще разъ ударилъ себя въ грудь. Пусть живетъ счастливо и наслаждается своимъ богатствомъ. Онъ не нарушитъ своего молчанія.
   Ночь былъ печальна въ хижинѣ семьи Г_о_л_у_б_я. При умирающемъ свѣтѣ лампочки дѣдъ и отецъ, сидя другъ противъ друга, долго бесѣдовали между собою съ серьезностью людей, противоположные характеры которыхъ способны сближаться только подъ ударами несчастья.
   Старикъ безъ обиняковъ разсказалъ все происшедшее. Онъ видѣлъ мертваго юношу, съ разорванной двумя зарядами дроби грудью, уткнувшагося въ тину заросли, и лишь однѣ ноги торчали надъ водою, около брошеннаго имъ челна. Дядюшка Тони не моргнулъ и глазомъ. Только губы его судорожно дергались и сжатыми пальцами онъ рвалъ себѣ колѣни.
   Протяжный, пронзительный крикъ раздался въ темномъ углу, гдѣ была кухня, словно въ этой темнотѣ кого-то убивали. То рыдала П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, обезумѣвъ отъ этой новости.
   "Тише, дѣвка!" повелительно крикнулъ старикъ.
   "Молчи, молчи!" сказалъ отецъ.
   И несчастная, глухо всхлипыная, затаила свою скорбь въ виду твердости этихъ двухъ людей, съ желѣзной силой воли, которые подъ ударами несчасия сохраняли наружное спокойствіе и въ глазахъ которыхъ не отражалось никакое волненіе.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь въ общихъ чертахъ разсказалъ обо всемъ происшедшемъ: о появленіи собаки съ страшной добычей, о бѣгствѣ Тонета, о своихъ тщательныхъ поискахъ въ заросли, по возвращеніи изъ Салера, въ предчувствіи несчастія и о находкѣ трупа. Онъ все понялъ. Онъ вспомнилъ внезапное бѣгство Тонета наканунѣ охоты; блѣдность и слабость Нелеты, ея болѣзненный видъ послѣ той ночи, и съ хитростью старика воспроизвелъ муки родовъ, въ безмолвіи ночи, въ страхѣ, что ихъ услышатъ сосѣди, и затѣмъ дѣтоубійство, за которое онъ презираетъ Тонета больше, какъ труса, чѣмъ преступника.
   Открывъ свою тайну, старикъ почувствовалъ себя облегченнымъ. Его печаль смѣнилась негодованіемъ. Мерзавцы! Эта Нелета была злой собакой; она погубила парня, толкнувъ его на преступленіе, чтобы сберечь свои деньги. Но Тонетъ дважды трусъ. Онъ -- Г_о_л_у_б_ь -- отказывается отъ него, не столько изъ-за преступленія, сколько потому что онъ кончилъ самоубійствомъ отъ безумнаго страха предъ послѣдствіями. Сеньоръ пустилъ въ себя двойной зарядъ, чтобы избавиться отъ всякой отвѣтственности, онъ предпочелъ исчезнуть, вмѣсто того, чтобы искупить свою вину и понести иаказаніе. А виною всему то, что онъ не исполнялъ своего долга, всегда искалъ легкихъ путей, боясь борьбы за существованіе. Боже, какое время! Что за молодежь!
   Сынъ почти не слушалъ его. Онъ оставался неподвижнымъ, убитый несчастіемъ, поникнувъ головой, точно слова отца были ударомъ, навѣки придавившимъ его.
   Снова раздались рыданья П_о_д_к_и_д_ы_ш_а. "Молчи! Я жъ тебѣ сказалъ: молчи!" повторилъ дядюшка Тони угрюмымъ голосомъ.
   Ему въ его безпредѣльной нѣмой сосредоточенности было непріятно видѣть, какъ другіе облегчали душу плачемъ, тогда какъ онъ, сильный и суровый, не могъ излить своего горя въ слезахъ.
   Дядюшка Тони заговорилъ, наконецъ: его голосъ не дрожалъ, но отъ волненія немного хрипѣлъ. Позорная смерть этого несчастнаго была достойнымъ концомъ его дурной жизни. Онъ часто предсказывалъ, что сынъ кончитъ плохо. Когда на свѣтъ родишься бѣднымъ, лѣнь -- преступленіе. Такъ устроилъ Богъ, и этому нужно подчиниться... Но, Боже! Это его сынъ! Его сынъ! Плоть отъ плоти его! Его желѣзная честность незапятнаннаго ни въ чемъ человѣка заставила его отнестись съ виду безчувственно къ катастрофѣ; но въ груди своей онъ чувствовалъ тяжесть, словно вырвали часть его внутренностей, и она служитъ теперь пищей угрямъ Альбуферы.
   Ему хотѣлось бы повидать его въ послѣдній разъ. Понимаетъ ли его отецъ?.. Подержать на своихъ рукахъ, какъ тогда, когда онъ былъ совсѣмъ маленькимъ, и онъ баюкалъ его пѣсней, что отецъ его будетъ работать и сдѣлаетъ его богачемъ, собственникомъ многихъ полей.
   "Отецъ!" спрашивалъ съ тоской онъ дядюшку Г_о_л_у_б_я: "Отецъ, гдѣ онъ?"
   Старикъ негодующе отвѣчалъ. Пусть все останется, какъ устроилъ случай. Безумье перебѣгать ему дорогу. Не слѣдуетъ снимать покрова съ тайны. Все обстоитъ такъ, какъ слѣдуетъ. Все шито и крыто.
   Люди, не видя Тонета, будутъ думать, что онъ отправился искать новыхъ приключеній и жизни въ даровщину, какъ въ тотъ разъ. Озеро сохранитъ хорошо свою тайну. Пройдутъ годы, прежде, чѣмъ кто-нибудь забредетъ въ то мѣсто, гдѣ лежитъ самоубійца. Въ Альбуферѣ достаточно растительности, чтобы скрыть все. Къ тому же, если разгласить теперь происшедшее, объявить о его смерти, всѣ пожелаютъ узнать больше, вмѣшается юстиція, откроется правда, и вмѣесто исчезнувшаго Г_о_л_у_б_я, позоръ котораго извѣстенъ только имъ однимъ, они будутъ имѣть обезчещеннаго, который покончилъ съ собой, чтобы избѣжать тюрьмы и, можетъ быть, эшафота.
   Нѣтъ, Тони! Такъ рѣшилъ онъ съ авторитетомъ отца. Ему осталось жить всего какіе-нибудь нѣсколько мѣсяцевъ, пусть же онъ уважитъ его, пусть не омрачаетъ горечью безчестья его послѣднихъ дней. Онъ хочетъ пить со своими товарищами рыбаками, смотря имъ прямо въ лицо. Все обстоитъ хорошо: необходимо молчать... Да если даже найдутъ трупъ теперь, его не предадутъ церковному погребенію. Его преступленіе и самоубійство лишають его права на обычныя похороны. Ему гораздо лучше на днѣ озера, гдѣ онъ зарытъ въ тинѣ и окруженъ тростникомъ, какъ послѣдній проклятый отпрыскъ знаменитой династіи рыболововъ.
   Раздраженный плачемъ П_о_д_к_и_д_ы_ш_а, старикъ пригрозилъ ей. Пусть замолчитъ! Или она хочетъ ихъ погубить? Ночь тянулась безконечно, среди трагическаго безмолвія. Мракъ хижины казался еще гуще, словно несчастье распростерло надъ ней свои черныя крылья.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь съ безчувствіемъ упрямаго, эгоистичнаго старика, который во что бы то ни стало, хочетъ продлить свое существованіе, уснулъ на своемъ стулѣ. Его сынъ провелъ эти часы неподвижно, съ широко открытыми глазами, устремленными на мигающія на стѣнѣ тѣни отъ дрожащаго свѣта лампы.
   П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, сидя у очага, тихонько всхлипывала, скрытая тѣнью.
   И вдругъ дядя Тони вэдрогнулъ, словно проснулся. Онъ всталъ, подошелъ къ двери и, открывъ ее, посмотрѣлъ на звѣздное небо. Вѣроятно, было около трехъ часовъ. Тишина ночи, казалось, подѣйствовала на него, утвердивъ его въ рѣшеніи, возникшемъ въ душѣ его.
   Онъ подошелъ къ старику и началъ трясти его, пока тотъ не проснулся.
   "Отецъ... Отецъ!" спрашивалъ онъ умоляющимъ голосомъ: "Гдѣ онъ?.."
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь, въ полуснѣ отчаянно протестовалъ. Пусть оставятъ его въ покоѣ. Противъ совершившагося нѣтъ лѣкарствъ. Онъ хочетъ спать и желалъ бы никогда больше не просыпаться.
   Но дядя Тони продолжалъ умолять. Онъ долженъ же подумать, что это его внукъ и что онъ -- его отецъ -- не сможетъ жить, если не увидитъ его въ послѣдній разъ. Онъ вѣчно будетъ представлять себѣ его на днѣ озера, гніющимъ, пожираемынъ рыбами, безъ погребенія, въ чемъ не отказываютъ самымъ несчастнымъ, даже П_і_а_в_к_ѣ, у котораго не было отца. Боже! Работать и мучиться всю свою жизнь, чтобы обезпечить единственнаго сына и потомъ бросить его, не зная даже, гдѣ его могила, какъ бросаютъ мертвыхъ псовъ, утонувшихъ въ Альбуферѣ. Этого нельзя допустить, отецъ! Это слишкомъ жестоко! Никогда онъ не отважится больше плавать по озеру, изъ боязни, что его лодка пройдетъ по тѣлу сына:
   "Отецъ... Отецъ!!.." умолялъ онъ, тряся почти уснувшаго старика.
   Дядюшка Г_о_л_у_б_ь вдругъ вскочилъ, словно желая его ударить. Да оставятъ ли его въ покоѣ?.. Во второй разъ разыскивать этого негодяя? Пусть не мѣшаютъ ему спать! Онъ не желаетъ ворочать илъ, чтобы не навлечь явнаго позора на свое семейство.
   "Но гдѣ же онъ?" спрашивалъ тоскливо отецъ.
   Ну, хорошо, онъ пойдетъ одинъ, но ради Бога, пусть онъ скажетъ, куда. Если дѣдъ не скажетъ, онъ способенъ остатокъ дней своихъ провести въ томъ, чтобъ искать въ озерѣ, хотя бы пришлось сдѣлать тайну общимъ достояніемъ.
   "Въ заросли Болордо", проговордлъ наконецъ старикъ: "Не такъ то легко его найти".
   И закрывъ глаза, онъ опустилъ голову, чтобы заснуть тѣмъ сномъ отъ котораго не хотѣлъ очнуться.
   Дядя Тони сдѣлалъ знакъ П_о_д_к_и_д_ы_ш_у. Они взяли свои кирки землекоповъ, лодочные шесты, остроги, употреблявшіяся при ловлѣ большихъ рыбъ, засвѣтили факелъ о лампу и, среди ночной тишины, прошли черезъ деревню, чтобы сѣсть въ лодкѣ на каналѣ.
   Черная лодка, съ факеломъ на носу, проплавала всю ночь въ заросляхъ. Она казалась красной звѣздой, блуждавшей среди тростника. На разсвѣтѣ факелъ потухъ. Они нашли трупъ, послѣ двухъ часовъ мучительныхъ поисковъ; онъ еще былъ въ такомъ же положеніи, въ какомъ видѣлъ его дѣдъ: голова уткнусась въ тину, ноги торчали изъ воды, грудь превратилась въ кровавую массу отъ двухъ зарядовъ въ упоръ.
   Они подняли его своими острогами со дна воды. Отецъ, вонзивъ свою острогу въ эту мягкую массу, вытащилъ ее со сверхчеловѣческими усиліями на лодку, испытывая такое чувство, словно вонзилъ ее въ собственную грудь.
   Затѣмъ они тихо поплыли, въ безпокойствѣ оглядываясь во всѣ стороны, словно преступники, боявшіеся быть схваченными.
   П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, не переставая рыдать гребла шестомъ, стоя на носу; отецъ помогалъ на другомъ концѣ лодки, и между этими двумя суровыми фигурами, черные силуэты которыхъ выдѣлялись на фонѣ звѣздной ночи, лежалъ трупъ самоубійпы.
   Они пристали къ полю дядюшки Тони, этой искусственно созданной землѣ, насыпанной корзина за корзиной силою двухъ только рукъ съ безумнынъ упорствомъ.
   Отецъ и ІІодкидыпіъ подняли трупъ и осторожно спустили его на землю, словно это былъ больной, котораго боятся разбудить. Затѣмъ своими мотыками неутомимыхъ землекоповъ они, начали рыть яму.
   Недѣлей раньше они привозили со всѣхъ концовъ землю на это мѣсто. Теперь они снова вынимали ее, чтобы скрыть позоръ семьи.
   Загорался разсвѣтъ, когда они опустили тѣло на дно ямы, въ которую со всѣхъ сторонъ сочилась вода. Синеватый холодный свѣтъ разлился надъ Альбуферой, придавая всей поверхности суровый цвѣтъ стали. Въ сѣромъ туманѣ треугольникомъ пролетѣли первыя стаи птицъ.
   Дядюшка Тони послѣдній разъ посмотрѣлъ на своего сына. Потомъ отвернулся, словно ему было стыдно за сюи слезы, наконецъ, брызнувшія изъ его суровыхъ глазъ.
   Его жизнь была кончена. Столько лѣтъ онъ боролся съ озеромъ, въ надеждѣ создать благосостояше и приготовилъ только, самъ того не сознавая, могилу сыну!..
   Онъ стоялъ ногами на землѣ, похоронившей подъ собою весь смыслъ его жизни. Сначала онъ отдалъ ей свой потъ, потомъ всѣ свои силы и иллюзіи, а теперь, когда онъ схоронилъ въ ней своего сына, наслѣдника, свою надежду,-- и дѣло его жизни закончилось.
   Земля выполнитъ свое назначенье; выростетъ жатва моремъ мѣдноцвѣтныхъ колосьевъ надъ трупомъ Тонета. А онъ?.. Что ему дѣлать на этомъ свѣтѣ?
   И отецъ заплакалъ, думая о пустотѣ своего существованія, объ одиночествѣ, ожидавшемъ его до самой смерти, безпросвѣтномъ, однообразномъ и безконечномъ, какъ это озеро, сверкавшее предъ его глазами, неподвижную гладь котораго не бороздила ни одна ладья.
   И въ то время, какъ жалобный вопль дяди Тони крикомъ отчаянія прорѣзывалъ предразсвѣтное молчаніе, П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, повернувшись спиной къ отцу, склонилась у края могилы и поцѣловала посинѣвшую голову безпредѣльно страстнымъ поцѣлуемъ безнадежной любви, осмѣлившись въ первый разъ предъ тайной смерти открыть тайну своей жизни.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

https://likolod-poet.ru/
Рейтинг@Mail.ru