Бета Борис
Записи на манжетах

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Борис Бета. Собрание сочинений. Том 1. Муза странствий
   

Записи на манжетах

Аттика

   Солнце падающим блеском в глаза растворяло стволы. Старые листья под ногами были уже вечерние. Я зяб, идя, поднимаясь между деревьями. И блеск дрожал, показывая золотой обруч...
   -- Аттика, -- говорила беззвучная память. -- Аттика здесь, в северном краю, для тебя, загубленное доверчивое сердце!..
   Пойнтер с кофейными змеиными глазами лежал на опушке.
   -- Цезарь, -- позвал я, хотя не знал наверное, как зовут эту собаку. Но "Цезарь" потому, что и я некий галл, воин против великого цезаря Рока -- в злобе на врага зову пса его именем.
   Цезарь моей судьбы, лесистые холмы чужой Аттики, одинокая память в лесу на июньском закате...
   

Молоко

   Корова стояла у раскрытых ворот, у своего же назьма, свежего сыростью. Она все жевала и жевала -- плоской нижней челюстью на сторону. Вот отрыжка заметно прокатилась под кожей живота -- пахнуло ядрено... Ее глаза, синяя добрая эмаль, глядели на меня, на отпахнутое воротище, где дегтем расписался в августе девятого года Николай Пиглевский, убитый на Сомме...
   Женщина-хозяйка, овеяв тем же внутренним, молочным, наземным, подошла и выбранилась не сердясь. Ворча, присела к паху коровы, к налитому жиром живому мешку вымени. Сидя на скамеечке, обтерла соски холстом...
   Опять и опять (ах, в который же раз я вдохновляюсь этим исконным?) молоко выбрызгивалось тонкоструйно, и дойница зазвучала.
   -- Николай-то как расписался, -- сказал я.
   -- Да... царство ему небесное, -- ответила она, Анна Лукьяновна, кормилица Николая Пиглевского, убитого на Сомме.
   

Однажды

   Вы думали, что я красив, а я оказался похожим на пьющего шофера. И вынесла мне на крыльцо напиться ваша подросток-сестренка. Она стояла и ждала, редко мигая; волосы ее дыбили дуновения; а я тянул глотками воду.
   Потом, когда я уже отошел, думал продолжить свою созерцательную прогулку, пощелкивая гальки тростью, -- вы (кто вас заставил?), вы вышли на крыльцо и простились со мной -- на расстоянии. Ваше белое платье, ваш исподлобья, капризницы, взгляд, ваши волосы тоже дыбились... Я поднял правую руку, отвечая на приветствие!..
   Но не думайте, что я затаил какую-то обиду, горечь. Нет. Ведь может случиться, что наша судьба, зорко берегущая мое большое сердце и его дорогу, вас отблагодарит мужем, с которым вам будет спокойно, как в ваших снах.
   

Овидий

   Когда вижу голубые маревом горы, и серебренные слои облаков, и море, отливающее полосами далей, -- понимаю, что и я изгнанник.
   Ибо всегда ты, море, ревниво напомнишь, что есть иное! И память, отвечая, страдает. Ибо опять она женски сомневается: ах, да есть ли что в самом деле?.. И грустно поет:
   -- Quocumque adspicas nihil est nisi pontus et aer...
   

Собака

   Она ходила по дому, сквозь комнаты, входила к нам, цокая ногтями -- Джальма, лаверак, белесоватая, точно забрызганная черноземной грязью. Она забредала под стол, переступая там через перекинутые ноги, ударяла наотлет хвостом. Она совершенно не садилась, лишь приостанавливалась, не настораживала ушей; она не чесалась и не скулила.
   -- А мы все-таки подлецы, -- сказал Алешка, -- пьем водку, а Джальма -- как потерянная. Эй, осиротевшая мать! -- окликнул он ее в дверях.
   -- А сколько было щенят? -- спросил серьезный Евгений.
   -- Четверо, -- ответил я.
   -- А для чего, собственно, их утопили? -- спросил Евгений.
   -- А вот спроси!.. -- ответил Алешка, закуривая.
   Джальма все еще стояла в дверях. И она смотрела и на меня своей женской, бабьей тоской, взглядом...
   Ее щенят приказал утопить Николай Федорович, хозяин, муж и отец, восхищенно целующий свою годовалую Танюрку.
   

Сердце

   Туман просторных небес, и без солнца и без тени полдень. Мне было отрадно. Удача с утра! И остроту, легкость движения и намерений я предполагал усилить или окончить в застольной беседе. Так вот...
   Я выходил из магазина. Со мной был приятель, влюбленный в богородиц Андрея Рублева, и даже отсюда -- преданный московской "Альционе"; с нами было вино и прочее -- увесистый сверток; и мы пошли в ногу.
   -- Интересная женщина! -- сказал я, замечая изысканную сухощавость, синий шевиот в талию, черную шляпу с парчовыми цветами, -- и обходя, оглянувшись, я увидал, -- сквозь вуаль, на отдалившемся движении, -- ваш екатерининский профиль!..
   Как все было потом впопыхах -- с моей стороны. Кажется, я мотнулся? Я внимал вашей детскости, вашему доверчивому и быстрому рассказу -- может, несколько несвязному? Но ведь я сам же и перебивал!
   А потом мы куда-то поехали. Как глупо, должно быть, выглядел я, стоя над вами, в проходе пошатываясь от толчков хода, мешая пройти!
   А обратный путь -- в тесном купе форда-автобуса; бережно держа на коленях ваши пирожные, касаясь ваших колен, -- и все против ваших глаз, ваших глаз!..
   Но все-таки (сейчас нахожу силы признаться) я ведь не забывал о свертке в руках приятеля, на тротуаре; он мерещился, как белый факел!
   И я сбежал: пообещав, не прощаясь, выпрыгнул на мостовую...
   А поздней ночью зыбкое опрометчивое сердце болело тоской.
   

Комментарии

   Впервые: Вечерняя газета (Владивосток). 1921. No 69, 21 августа.
   ... Quo cum que ad spicas nihil est nisi pontus et aer -- "Взоры куда ни направь, повсюду лишь море и небо" (Овидий, "Скорбные элегии" I, 2:23, пер. С. Шервинского). Вероятно, Б. Бете был знаком рассказ И. А. Бунина "Тень птицы" (1907), в начале которого приведена эта цитата.
   ...лаверак -- английский сеттер.
   ...московской "Альционе" -- "Альциона" (1910--1923) -- московское издательство, основанное А. М. Кожебаткиным; прославилось изящными изданиями авторов символистского круга.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru