Lib.ru/Классика: Бернфельд Симон. Ессеи

Ессеи -- еврейский орден или сообщество (но никак не секта) в Палестине, в так назыв. эпоху второго храма сыгравшее важную роль в истории евр. религии, в особенности при возникновении христианства. О сущности и институтах этого ордена, кроме сообщений современников, именно Филона, Иосифа Флавия и Плиния, имеются также данные в Талмуде, где, правда, не встречается названия "ессеи", а также в сочинениях отцов церкви -- Ипполита, Порфирия, Евсевия, Селинуса и Епифания. Все сообщения отцов церкви почерпнуты большей частью из сочинений Филона, Флавия и Плиния и отличаются неясностью и неточностью. По Мишне и Талмуду, равно и по некоторым местам Евангелия можно отчасти установить отношение Е. к иудейству и фарисеям.

1) Название. -- Филон обычно употребляет для Е. термины σσαϊοι или "ессены", σσηνοί, как пишет постоянно Плиний; Флавий пишет 14 раз σσενοί и шесть раз ? σσαίοι; этимология слова Е. до сих пор остается спорной. Филон производит это имя от греческого слова όσιος (святой), что представляется ошибочным уже потому, что еврейский орден в Палестине вряд ли мог выбрать для себя греческое наименование. Некоторые исследователи высказали предположение, что Филон имел в виду арамейское слово "хасе", יםח (благочестивый; см. ниже), однако это также мало вероятно. Из числа многих других этимологических попыток следует упомянуть: а) производство от сирийского слова "ассиа", איםא, врач, так как ессеи якобы занимались, главным образом, лечением больных. Это занятие ессеев не отмечается, однако, ни в одном аутентичном сообщении. Указание на греческое θεραπευταί (терапевты) несостоятельно, ибо ессеи называются повсюду лишь "слугами Господа" (θεραπευταί Θεοΰ; Phile, Quod omnis probus liber, § 12). -- b) Производство от арамейского "xace", יםח (благочестивый), множ. "хайесен", status emphaticus "хасайа", איםח, благочестивые (Ewald, Hitzig, Lucinus, Schürer и т. д.). Такое производство объясняет двойственное обозначение Е. "ессеями" (Essaioi) и "ессеннами" (Essenoi). Устранение еврейского и арамейского хет (ח) очень употребительно в греческой транскрипции. -- с) Толкование, данное Грецом (Geschichte, III, 700), который производит имя Е. от арамейского "сеха", יחם (купать), ибо у E. существовал институт ежедневного омовения при восходе солнца. В Мишне Е. называются поэтому "утренними купальщиками", תירחש ילבוט (см. ниже). Наиболее убедительной представляется этимология от "хасайя" (благочестивые), находясь в связи с историею.

2) Происхождение. -- "В стороне от главного течения еврейской народной жизни, во времена Иисуса Христа в Палестине существовало религиозное сообщество, выросшее, правда, на еврейской почве, но отступавшее во многих пунктах от традиционного иудаизма. Хотя это сообщество не оказало решающего влияния на развитие народа, оно заслуживает внимания как своеобразная проблема истории религии" (Schürer). Так как это своеобразное явление возникло на иудейской почве, то начала его следует искать в глубине времен, исходя при этом из убеждения, что ессейство развилось из имевшихся уже заранее зародышей и лишь постепенно приняло тот характер, который известен из Филона, Иосифа Флавия, Мишны и Талмуда. Иосиф Флавий упоминает впервые о ессеях, живших во времена Маккавея Ионатана, около 150 г. до Р. Хр. ("Древн.", XIII, 5, 3). Нет ничего несообразного во мнении тех, которые приводят Е. в связь с "ассидеями" (άσσίδιοι), םידיםח, о которых упоминается в Маккав. книгах (1, 7, 13; 2, 14, 6). В пользу этого сближения говорят два важных признака: там, где Иосиф Флавий впервые упоминает о Е., он говорит, что по их, Е., представлению все находится в руках Божиих, что человек ничего не может сделать помимо того, что ему предопределено. По рассказу первой книги Маккавеев (7, 13), ассидеи советовали заключить мир, так как политическое могущество, вероятно, очень мало интересовало их и они стремились только к возможности беспрепятственного служения вере своих отцов (ib., 14). В остальном же необходимо было, по их мнению, покориться Божиим предначертаниям. Ассидеи действовали при этом в согласии с книжниками, םירפום (ib., 12). Дружеские отношения между Е. и книжниками (впоследствии фарисеями) удостоверены неоднократно. Кружок учеников Иоанна Крестителя, который во всех сообщениях считается принадлежавшим к Е., разделял взгляды фарисеев (Матф., IX, 14). Даже разногласие между фарисеями и ессеями дошло до нас в весьма дружелюбной форме (Тосефта, Ядаим). Гейгер (Zeitschrift f. Wissenschaft u. Leben, IX, 51 и сл.) думает поэтому, что E. происходят от "ассидеев", или, как они называются в Мишне и Талмуде, от "древних благочестивцев", םינושארה םידיםח, которые превосходили даже фарисеев в строгом исполнении Закона. Е. придавали большое значение благоговейной молитве. Они требовали поэтому для молитвы соответственного настроения (Мишна Бер., V, 1). Грец (Geschichte, III, 698) прибавляет к этому, что в Е. надо видеть тех "вечных" (на всю жизнь) назареев (םלוע יריזנ), o которых часто идет речь в Мишне: "Ессеи были такими назареями, которые в своей частной жизни хотели осуществить наивысшую жреческую святость". О таковой связи между назарейством и ессейством говорит также Епифаний, равно как арабские писатели Макризд и Абульфарадж. Арабский перевод Маккавейской книги называет ессеев "ассидеями" (Грец, ib.). Иосиф Флавий сообщает ("Иудейск. война", II, 8, 7), что ессеи располагали собственными книгами. В Талмуде (Иер. Берахот, в конце) приводится одно изречение из "Книги ассидеев". Помимо уже цитированных ученых, к этому мнению присоединяются многие другие еврейские ученые и исследователи, напр. Франкель, Иост, Деренбург, из христианских же Эвальд, Гаузрат, Кюнен, Ренан, Рейс и т. д. Некоторые прибавляют к истории происхождения ессеев некоторые объяснения. По Люцинусу, ессеи представляют тех крайне благочестивых, о которых упоминается в книгах Маккавеев; они отказались впоследствии от храмовой службы в Иерусалиме, ибо считали ее незаконной ввиду устранения прежних первосвященнических семейств. Гильгенфельд (Die jüdische Apokryptik, стр. 243 и сл.) также связывает Е. с периодом маккавейских войн и видит в них сообщество людей, предававшихся религиозному экстазу. Он приводит это в связь со словами Даниила, 10, 2--3 (ср. также Энох, 83, 2 и 85, 3; ІV Эзра, 9, 24--26; 12, 51), где говорится, что Даниил не ел мяса, не пил вина и имел божественные видения. Существовал такой орден, члены которого аскетической жизнью стремились сделаться достойными божественного Откровения. В доказательство этого можно привести указания Пинхаса бен-Яир (несомненно, одного из последних ессеев) относительно путей достижения Святого Духа, именно внешнею чистотою (омовения), внутренней опрятностью, воздержанием и т. д. (см. Дух святой). Впоследствии Гильгенфельд отказался, однако, от такого воззрения, сделав попытку доказать в ессеизме наличность не только парсистских, но и буддийских влияний (Zeitschrift f. Wissensch. Theologie, 4 Jahrg., 1860, 67, 68, 71). Не следует упускать из виду, что уже Филон (ib., §§ 11--12) указал на парсистских магов и индийских гимнософистов как на примеры аскетического образа жизни. Еврейский характер Е. Гильгенфельд потом снова подчеркнул, отметив только некоторые парсистские воздействия (ibid., Jahrg. 1882). Ha той же точке зрения стоит и английский исследователь Лайтфут (Lightfoot, St. Pauls Epistles to thе Colossians and to Philemon, стр. 355--396). В противоположность этому Липсиус производит ессеизм главным образом из иудаизма, указывая только на наличность примесей палестино-сирийского язычества. Развитие ессеизма является, таким образом, если не совершенно иудейским, то во всяком случае палестинским (Bibel-Lexikon, II, 189--190). Более радикальную точку зрения защищают в последнее время Луттербек, Целлер, Мангольд и Гольцман, которые отмечают сильное влияние пифагорейства на Е. Они опираются при этом на Флавия, который говорит ("Древн.", XV, 10, 4): "Так называемые ессены были свободны и от этого обязательства (присяги), образуя класс людей, подобный пифагорейцам у греков". Целлер считает возможным установить почти полное совпадение между Е. и пифагорейством (Ueber den Zusammenhang des Essäismus mit dem Griechentum, Theol. Jahrb., 1856, стр. 401--433). Среднюю позицию занимает Герцфельд, который в ессеизме видит "иудаизм, возникший из своеобразной смеси ультрафарисейства, александрийских (эллино-иудейских) воззрений, пифагорейства и некоторых обрядностей египетских жрецов" (Geschichte, III, 369). Кайм (Keim) также приходит к заключению, что корни Е. следует искать в иудаизме, но думает, что установленный Целлером параллелизм между Е. и пифагорейством все-таки настолько убедителен, что нельзя сомневаться во влиянии греческих идей на E. (Geschichte Jesu, I, 300 и д.). Велльгаузен признает иудейскими исходные положения учения Е. и полагает, что такое сообщество не стоит одиноким на еврейской почве: "Религиозные гильдии и союзы существовали и в древней истории Израиля, хотя они, правда, не требовали от своих сочленов безбрачия. Чуждое влияние сказалось у них в характере и в мотивировке того или иного ритуала. В этом отношении известную роль играл, по-видимому, парсизм. Помимо того, чужеземное влияние сказалось также в их теологической психологии с ее греческой окраской, которая была действительно присуща ей, а вовсе не придуманной Иосифом Флавием". Влияние парсизма Велльгаузен усматривает также в боязливом отношении ессеев к отплевыванию и в их стремлении "скрывать от солнца" некоторые физиологические отправления (Israel. und jüd. Geschichte, 6 Aufl., 306). Более положительно в этом направлении Велльгаузен высказался во втором издании того же труда. Чтобы внести некоторую ясность в эти противоречия взглядов и мнений, Шюрер (Geschichte, 3-е Aufl., II, 575 и сл.) предпринял проверку целлеровской теории. Он доказывает при этом, что между Е. и пифагорейством, правда, существует параллелизм, но он касается только внешности, ничуть не затрагивая внутренней сущности ессеизма. Такими внешностями являются, напр., отрицание животной жертвы, брака, присяги и елея для помазания. Шюрер отвергает также взгляд Люцинуса. Утверждение, будто Е. отрицали жертву оттого, что не признавали храмовой службы в Иерусалиме законной, является совершенно недоказанным. Они вообще отрицали жертву, как отрицали, помимо того, и присягу, брак, елей, рабство и торговлю. В орденских правилах Е. сказываются известные отвращение и презрение к земной жизни. Вопрос о происхождении Е. разрешается, по Шюреру, легче всего, если его формулировать следующим образом: является ли Е. чисто иудейским явлением, или же в нем имеются и посторонние влияния? Наиболее вероятным является первое предположение. Е. можно считать крайним выражением фарисейского иудаизма. Этим объясняется дружеское отношение между Е. и фарисеями, ничуть не нарушаемое отдельными спорами. Если же предположить наличность чужого влияния, то необходимо установить следы его в каждом отдельном пункте. Наибольшую часть ессейского учения можно, однако, объяснить фарисейским иудаизмом, в особенности строгое соблюдение законов, боязнь нарушения какого-либо завета и тщательное соблюдение ритуальной чистоты. Строгость субботнего покоя также является установлением чисто иудейским. Общие трапезы и частые омовения заимствованы у фарисеев: известно, что фарисеи считали чрезвычайно важным омовение рук; невнимание к этому установлению фарисеи сильно порицали (Мишна, Эдуиот, V, 6). Фарисеи не доводили, однако, этого предписания до крайности. Ессеи дружески упрекали их в том, что они, фарисеи, по утрам произносят имя Бога, предварительно не совершив полного омовения (фарисеи удовлетворялись омовением рук). Фарисеи отвечали полуиронически: "Нам также приходится жаловаться на вас -- вы произносите имя Господа нечистым телом" (Тосефта, Ядаим, III, 20, согласно чтению С. Шанца). Другими словами, по мнению фарисеев невозможно достигнуть полной внешней чистоты, так как человеческое тело никогда не может быть абсолютно чистым. Иосиф Флавий сообщает ("Иуд. война", II, 8, 10), что Е. омывались после прикосновения к неофиту, как после прикосновения к язычнику. Нечто подобное встречается у фарисеев относительно прикосновения к ам-гаарецу (М. Хагига, II, 7; Демай, II, 3; Тагар., VІІ, 4). Натан бен-Иехиель указывает (Aruch compl., VI, 452с) на причины такого обособления. Эти причины были действительны, вероятно, и для Е. То же самое можно сказать и относительно отрицания присяги. Принципиально фарисеи также восставали не только против ложной, но и против бесполезной присяги, против злоупотребления именем Бога даже при правдивой клятве. Заповедь Декалога (Исход, 20, 6; Второзак., 5, 11) употребляет при этом выражение "шав", что означает не только "ложный", но и "напрасный", "суетный". Соответственно этому Филон (De Decalogo, ed. Mangey, II, 196) объявил всякую бесполезную божбу привычкой дурной и безнравственной. Это представление встречается и в Талмуде, хотя оно не было принято к руководству (Темура, 3б). Присягающие, равно и те, кто при судебных процессах побуждают к присяге, объявляются грешниками даже в том случае, если присяга не была ложной (Шебуот, 39а и б; ср. Гитт., 35а).

Практика жизни и нужды юстиции делали, однако, невозможным устранение присяги сторон (присяги свидетелей как подтверждение показания библейское и талмудическое еврейство не знало). Ессеи могли совсем отвергать присягу, ибо они жили при совершенно особых условиях, не занимаясь промыслами и торговлей. От верноподданнической присяги их избавил Ирод (Иосиф Флавий, "Древности", XV, 10, 4), так как знал Е. как людей спокойных и безобидных, не имевших никаких политических стремлений. "Ессейство является таким образом фарисейством в превосходной степени" (Schürer). Строгость в соблюдении ритуальной чистоты с целью достижения душевной объясняет отчасти обособленность и орденскую организацию Е. (см. ниже). Только таким путем Е. могли оградить себя от прикосновения к нечистому.

Для фарисейских товариществ такая степень замкнутости не была возможной, потому что фарисеи были большой партией, энергично участвовавшей в общественной жизни. Орденские правила и общественные принципы Е. были возможны лишь в узком кругу, где светское тщеславие и честолюбие не играли роли и где так мало внимания обращали на повседневные нужды жизни. Е. очень серьезно относились к требованиям иудаизма, касавшимся внешней святости, и проводили их с большой последовательностью. Их белая одежда соответствовала цвету одеяния жрецов, которое последние носили во время богослужения. Белый цвет -- цвет чистоты (Экклезиаст, 9, 8) и нравственной опрятности, символ безгрешности (Исаия, 1, 18; Псалм., 51, 9). Иудейско-фарисейскими являются также предписания относительно сокрытия отправления естественных нужд (Второз., 23, 13 и 15; Бер., 61б). Противоречащим иудаизму является отрицание брака, так как ни в Библии, ни в побиблейских сочинениях нет указаний на безбрачие. Правда, брачный акт, по воззрениям иудаизма, влечет к нечистоте, устранить которую необходимо омовением (Исход, 19, 15; I Сам., 21, 5--6). Обычай совершать омовение после брачного акта приписывается инициативе Эзры (Бер., 22б) [хотя в сущности это предписывается прямо Моисеевым законом, а именно, в Лев., 15, 15--18; ср. Б. К., 82б]. Омовение нужно было совершать перед молитвой и изучением Торы (М. Бер., III, 5; ср. также Иосиф, "Прот. Апиона", II, 24). Впоследствии в этом отношении были допускаемы всякие послабления (Бер., 22а). Однако от этого предписания до безбрачия еще очень далеко и выводить безбрачие из этой нормы весьма рискованно. Фарисейский иудаизм, во всяком случае, отрицал безбрачие (Иосиф Флавий, ib.; M. Иебамот, VI, 6; Гиттин, IV, 5). Грец (Geschichte, III, стр. 699) полагает, что безбрачие ессеев не было принципом, а только выводом из закона ритуальной чистоты (но безбрачие не было обычным явлением даже у священников!), причем не все Е. придерживались этого обычая. Необходимо признать, что этот вопрос остается невыясненным, тем более, что ежедневные утренние омовения предписывались орденскими правилами; очевидно, сожитие с женщиной считалось само по себе греховным. -- Значительно легче можно объяснить отрицание Е. кровавых жертв. Еврейские пророки и без того говорили о бессмысленности разных жертвоприношений, ставя гораздо выше их действительно благочестивую жизнь и строгость нравов. Е. в свою очередь пытались построить свою жизнь на этих началах, хотя фарисеи, к которым они стояли очень близко, не отвергали жертвоприношения вообще. Необходимо принять также во внимание, что в то время жертвоприношения хотя официально и продолжали существовать, уже не имели того значения, что раньше, ибо вне иерусалимского храма жертвы не могли быть приносимы. Свою принадлежность к национальной святыне Е. свидетельствовали тем, что посылали туда жертвенные дары. Отрицание ессеями помазания Гейгер также привел в связь с иудаизмом (Zeitschrift für Wissenschaft u. Leben, VI, 105 и сл., IX, 32 и сл.). Фарисеи вообще считали, что ученым не приличествует распространять вокруг себя на улице запах мирра (Тосефта Бер., гл. 5). Правда, это пуританство не укоренилось (ср. Гейгер, ib., IV, 113), но легко представить, что Е., стремившиеся к естественному образу жизни, отвергали всякого рода изнеженность, отрицая поэтому и елей. Обычай молиться, обратившись лицом к солнцу, на что часто указывалось как на странное для иудеев явление, легко объясняется иудаизмом. Молитва "Шема" должна была произноситься утром и вечером (во время вставания и отхода ко сну). Она была связана с определенным моментом времени. Е. старались, по-видимому, вовремя произносить "Шема" и оттого тщательно следили за восходом и заходом солнца (Derenbourg, Histoire de la Palestine, стр. 169). Шюрер (ib., 560) полагает, что Е. обращались при молитве к солнцу, потому что усматривали в нем свет Божий. Поэтому они тщательно избегали обнажать себя при солнечном свете при отправлении естественных потребностей. Христианские ученые (наряду с Шюрером, главным образом, Лайтфут) пытаются усмотреть в этом обычае факт чужого влияния на развитие Е. Они ссылаются на одно сообщение у Епифания (Haereses, XX, 2), согласно которому последние остатки "оссеев" (т. е. ессеев) соединились с почитателями солнца, с "сампсеями". Лайтфут находит даже возможным видеть в этих "сампсеях" ессеев позднейшего развития. Речь, однако, идет не о том, чем ессеи сделались впоследствии, но о том, чем они были сначала. Очень возможно, что невинный обычай с течением времени принял определенный религиозный характер, противоречащий иудаизму. Как на чуждый иудаизму элемент указывалось, далее, на психологию Е., на их представление об извечном существовании души и на определение тела как темницы души. Но если, согласно сообщению Иосифа Флавия, и признать правильным этот пункт, то следовало бы все-таки принять во внимание, что, хотя это представление не имеется ни в Библии, ни в древних апокрифах, зато его можно встретить у Филона, в некоторых позднейших апокрифах и очень определенно в Талмуде (см. Душа). Это обстоятельство доказало бы только, что некоторые религиозные представления проникли в иудаизм извне, но ни в коем случае это не означало бы, что исключительно Е. были подвержены таким влияниям; Е. могли получить их, наряду с другими идеями, прямо от фарисеев. Некоторые точки соприкосновения между ессейством и парсизмом или пифагорейством, конечно, имеются, т. е. в некоторых проявлениях замечается известное сходство. Так, парсизму, напр., присущи омовения [Между омовением ессеев и ритуальным очищением парсов была большая разница, исключающая всякую возможность заимствований ессеев из парсизма. Ессеи очищались, купаясь в воде, между тем как у парсов нечистому человеку купаться в реке запрещалось под страхом тяжкого наказания; омовение допускалось только водою, смешанной с коровьей мочою (см. Авеста и Талмуд). Кровавые жертвы также не были чужды парсам; напротив, от всякого зарезанного животного некоторые части должны были быть сжигаемы на алтаре (там же). Ред.] и белые одежды (для магов), а также отрицание кровавых жертв; пифагорейству присущи стремление к телесной чистоте, омовения, простота жизни, уважение к безбрачию (хотя вообще брака пифагорейцы не отрицали), отрицание присяги, белая одежда, сокрытие всего нечистого от солнца и дуализм человеческой природы. Как бы ни были поразительны некоторые параллели, необходимо иметь в виду, что все это только отдельные пункты, которые доказывают сходство между Е. и парсизмом или пифагорейством. Многое уже в ессеизме может быть легко объяснено еврейскими религиозными представлениями и обычаями. Параллелей с парсизмом имеется не много, и они исключительно внешнего характера. Связь ессеизма с пифагорейством кажется невероятной оттого, что трудно представить себе сношения между евреями и эллинами в Палестине в послехасмонейский период. Это не исключает, однако, того, чтобы в ессеизм, возникший на еврейской почве, впоследствии не проникли отдельные элементы извне. Если даже предположить, что ессейский орден составился из элементов, стремившихся главным образом к соблюдению иудаизма в его ритуальной строгости, то и тогда возможно допустить, что с течением времени в него проникли обычаи и этические принципы греческого мира. Необходимо помнить при этом только, что о Е. и их воззрениях имеются сведения главным образом в греческой окраске. Данные исходят от людей, писавших по-гречески для греческих читателей. При этом условии кое-что могло сознательно или бессознательно быть написано в такой форме, которая была наиболее понятна грекам.

3) Сущность и учреждения. -- Наиболее раннее сообщение о Е. (не считая некоторых отзвуков в Мишне и в родственной ей литературе) встречаются у Филона в его сочинении "Quod omnis probus liber". (§§ 12--13 Opera, ed. Mangey, II, 457--59) и во фрагментах Евсевия (Praeparatio evangelica, VІІІ, 11, помещено у Mangey, II, 632--34). Относительно подлинности этих сочинений, т. е. относительно действительной принадлежности их Филону, среди специалистов существуют разногласия. Некоторые отрицают подлинность обоих сочинений, другие только подлинность одного из них. Третьи признают подлинным сочинение Quod omnis probus, но за исключением §§ 12--13. Большинство исследователей склоняется, однако, в пользу того взгляда, что мы имеем дело с действительными сообщениями Филона и что они были известны Иосифу Флавию. Иосиф Флавий сообщает о Е. в различных местах своих исторических сочинений ("Иудейская война", II, 8, 2--13; "Иудейские древности", XIII, 5, 9; ХV, 10, 4--5; XVIII, 1, 5). Впрочем, подлинность и его сообщений была подвержена сомнению (Ohle, Beiträge zur Kirchengeschichte, Ι, 18 и сл., 43). Эти сомнения были, однако, опровергнуты, в особенности Бендландом (Archiv für Geschichte der Philosophie, V, 225 и сл.). С языческой стороны имеется свидетельство Плиния (Hist. nat., V, 17). На основании этих сообщений можно установить следующие факты:

а) Число и организация. -- Филон и Иосиф Флавий одинаково указывают, что в их время численность Е. немного превышала 4.000 человек (Филон, Quod omnis, § 12; "Древн.", ХVІII, 15; в "Иудейской войне", II, 8, 2--13 отсутствует указание на число). Ессеи жили исключительно в Палестине, -- во всяком случае не сохранилось сведений, что они жили также в диаспоре. Судя по одному обороту речи у Филона (ibidem, § 12), можно, правда, допустить, что ессеи находились и в Сирии. Ho пo всему видно, что тут только простая ошибка переписчика, а в лучших списках находим в этом месте слова "палестинская Сирия", т. е. указание на Палестину (Wendland, ib., 230). Точно так же читается это место и у Евсевия (ibidem, VIII, 12, 1). Жили Е., по Филону, в деревнях, избегая городов ввиду господствовавщей там безнравственности (Quod omnis probus, § 12). В другом месте Филон говорит, однако, что Е. жили и в городах (в цитате у Евсевия). По Иосифу Флавию, Е. имелись во всех городах Палестины ("Иуд. война", II, 8, 4). Нет сомнения, что они жили и в Иерусалиме, где они часто упоминаются в истории (Флавий, "Иуд. война", II, 20, 4; "Древности", XIII, 11, 2; XV, 10, 5; XVIII, 13, 3). В Иерусалиме им принадлежал, по-видимому, отдельный квартал или, по крайней мере, орденское здание, ибо в западной части города одни ворота назывались "ессейскими" (Флавий, "Иудейск. война" V, 4, 2). Плиний (впоследствии и Златоуст) нашел одно ессейское поселение в пустыне Энгеди (Hist. nat., V, 17). Во всех поселениях они имели особые орденские жилища, в которых жили сообща. Иосиф Флавий сообщает, что ессеи устраивали совместные трапезы ("Иудейск. война", II, 8, 5). На основании слов Флавия можно было бы привести ряд подробностей, ибо он лично жил среди ессеев некоторое время (Vita, II). Впрочем, в таких вопросах у Флавия иногда трудно отличить действительность от вымысла. Обозначения "школа", как он называет Е. наравне с другими еврейскими партиями, нельзя, во всяком случае, принимать в буквальном смысле. Е. не были политической партией, а религиозным сообществом, обладавшим стройной организацией. Во главе их стояли старшины, которых члены слушались беспрекословно ("Иуд. война", II, 8, 6). Вступавшие в орден получали три знака: 1) топор, 2) передник, 3) белую ткань. Каждый вступающий должен был предварительно подвергнуться в течение года известному искусу. Лишь после этого срока он допускался к омовениям. Затем следовали два дальнейших года искуса, после чего кандидат произносил страшную клятву (хотя Е. отрицали клятву) и допускался к общим трапезам. В своей клятве каждый неофит обязывался к безусловной откровенности по отношению к членам ордена и строгому сохранению в тайне учения и всех обрядов ("Иуд. войн."; II, 8, 7). Этот факт особенно необходимо иметь в виду, ибо отсюда следует, что многое из того, что писалось о Е., не совсем достоверно, так как от самих Е. сообщений не имеется. В члены ордена принимались только взрослые мужчины (Филон у Евсевия, ibidem, 11, 3); иногда, впрочем, и мальчики, только не в члены, а для воспитания в правилах Е. (Флавий, ib., 8, 2). Иосиф прибавляет к этому (ib., 8, 10), что Е. делились на четыре класса. Нужно думать, что такими классами были: 1) мальчики-ученики, 2) неофиты первой степени, отбывающие первый год искуса, 3) неофиты второй степени, проходящие дальнейший искус, и, наконец, 4) действительные члены ордена. Проступки членов судились собранием не менее 100 собратий (Флавий, ib., 8, 9). Тяжелые проступки карались исключением из общества (подобно библейскому "карет", ЙХш, в его первоначальном смысле).

Имущество членов общества было общим. "Удивительною у них является общность; нет того, чтобы один имел больше, нежели другой, так как у них существует закон, что каждый вступающий отдает свое имущество ордену, так что у них никто не живет в нищете или в избытке, но все, как братья, владеют одним имуществом" (ib., 8, 3). -- "Они не продают и не покупают ничего друг у друга, что им нужно" (ibidem, 8, 4). Управление общим имуществом возлагалось на одного избираемого для этой цели члена; каждый член был обязан выполнять возлагаемые на него поручения (ibid., 8, 3). -- "Для сбора доходов и продуктов земли (Е. занимались по преимуществу земледелием) избирались честные мужи; священники раздавали хлеб и яства" (Флавий, "Древн.", XVIII, 1, 5). -- Филон также свидетельствует об отсутствии у E. частной собственности. "Никто не желает иметь собственное имущество -- ни дома, ни рабов, ни пашни, ни скота или чего другого, доставляющего богатство. Они сообща пользуются всем тем, что складывают вместе" (Филон у Евсевия, 11, 4). -- "Плату, которую они получают за ту или иную работу (между ними были, как оказывается, также ремесленники и поденщики), они отдают избираемому ими управителю, который получает ее и покупает все необходимое; управитель раздает (членам) обильную пищу и другие необходимые человеку предметы" (ib., 11, 10). -- "Не только пища у них общая, но и платье. Для зимы имеются теплые одежды, для лета легкие, так что каждый может поступать, как ему покажется лучше. Ибо все, что кто-нибудь из них имеет, считается достоянием всех, общее же достояние считается достоянием каждого отдельного члена" (ibidem, 11, 12). -- "Существует одна только касса для всех расходов -- для платья, для еды и т. д. Общность жилищ, жизни и еды нигде не развита так, как у них. Это понятно. Ибо все, что они ежедневно получают как заработную плату, они не сохраняют у себя, а складывают вместе и пользуются сообща плодами труда своего. Больные не опечалены отсутствием доходов, ибо для них существует общая касса, так что они спокойно могут удовлетворять свои нужды из богатых запасов" (Quod omnis probus, II, 458). -- Цитированные места дают представление о своеобразной общности имущества Е. У них не было общего производства, но каждый по своим способностям и склонностям подыскивал себе прибыльное занятие в земледельческом или ином каком-нибудь промысле. Таким образом, общность имуществ у Ε. означала общность владения, где каждый направляет свой личный заработок в общую кассу. Из этой кассы он получал затем все, что ему нужно было и чего он желал, ибо, по-видимому, и в потреблении существовала личная свобода. Так как статуты ордена Е. предписывали простой образ жизни, то различие в жизненных привычках не могло быть, правда, особенно значительным. Работать, однако, должны были все за исключением больных и арестованных за проступки. Больных орден поддерживал и лечил. Старики и слабосильные также призревались им. Старцы чувствовали себя как будто их окружало множество собственных хороших детей их (Филон у Евсевия, 11, 13). Каждый имел право помогать нуждающимся по собственному усмотрению, т. е., по-видимому, заниматься благотворительностью вне ордена. Если эта помощь должна была быть оказана родственникам данного сочлена, то требовалось разрешение управителя (Флавий, "Иуд. война", II, 8, 6). Путешествующие члены ордена встречали повсюду приветливый прием. В каждом городе существовал, между прочим, особый член, на обязанности которого лежала забота о путешествующих братьях (ib., 8, 4). Жизнь Е. была строго урегулирована. Рано утром они купались, вследствие чего в талмудических источниках их называют "утренними купальщиками", תירחש ילבוט. Затем они совершали молитву, после чего управители отпускали их на повседневную работу. По окончании работы Е. снова собирались для совместных омовений, которые нужны были уже потому одному, что на работе они не могли избегнуть прикосновения к нечленам и нечистым предметам. После омовения происходила общая трапеза. Затем Е. опять расходились на работу, чтобы вечером, вероятно после нового омовения, сойтись вторично для общей трапезы. Торговлю они отрицали, так как она, по их глубокому убеждению, ведет к жадности. Кроме того, они отвергали изготовление какого бы то ни было оружия (Флавий, "Древности", XVIII, 1, 5; Филон, Quod omnis probus liber, § 12; у Евсевия, 11, 8--9).

b) Этика, нравы, обряды. -- Сообщения греческих и римских источников о Е. могут быть пополнены во многих случаях сведениями из Мишны и Талмуда. Филон и Иосиф Флавий очень хвалебно отзываются о строгости нравов и истинной мудрости Е. "Они -- отличные люди, -- говорит о них Флавий ("Иуд. война", II, 8). -- Чувственные удовольствия они отвергают, как греховные, принципом добродетели они считают умеренность и отсутствие страстей" ("Иуд. война", II, 8, 2). Пищу и питье они потребляют только для утоления голода (ibid., 8, 5). Они воздерживаются от всяких страстей, в особенности от гнева (ib., 8, 6). Они нетребовательны в еде, изо дня в день довольствуясь одной и той же пищей (Филон у Евсевия, ib., 11, 11). Платье и обувь они носят до тех пор, пока последние не придут в состояние полной негодности (Фл., ib., 8, 4). Они не собирают золота и серебра, ни больших земельных участков (Филон, Quod omnis probus, § 12). Филон вообще полон хвалебных отзывов относительно простоты, нетребовательности и воздержания E. (ib., § 13). Как особую характеристику этики Е., нужно отметить: 1) отрицание рабства (Филон, ib., § 12); 2) правдивость: "все что они говорят, верно как клятва; клятву же они отрицают, ибо она хуже ложной присяги. Кто не заслуживает доверия без призыва Божьего имени, тот уже наказан" (Флавий, "Иуд. война", II, 8, 6; Philo, ib., § 13); 3) они отрицали миропомазание, и если кто-либо из них подвергался помазанию против воли, то старался обмыться скорее, ибо Е. предпочитали неизнеженную внешность (Флавий, ib., 8, 3). -- 4) Они купались перед каждой едой в холодной воде, а также после каждого случая удовлетворения естественных нужд (ibid., 8, 5 и 9). Прикосновение к нечлену ордена и даже к неофиту, проходящему первый год искуса, требовало очистительного купанья (ibidem, 8, 10). -- 5) Ношение белой одежды Е. считали хорошим делом, вследствие чего каждый новый член ордена получал белую ткань (ib., 8, 3 и 7). -- 6) С особой стыдливостью отправляли они свои естественные нужды. Они закапывали выделения и покрывали себя так, что тело не обнажалось (ср. Талмуд, Эрубин, 100б [Из библейского эвфемизма "покрывать свои ноги", וילגר תא ךםה, для данного акта видно, что этот обычай существовал у евреев еще в глубокой древности. Ред.]). Странным звучит сообщение, что по субботам ессеи совершенно воздерживались от отправления естественных нужд (Иосиф Флавий, "Иуд. война", II, 8, 9). Свою стыдливость они обнаруживали также в том, что при купании надевали передник (ib., 8, 5). Они избегали плевать вперед или в сторону (ib., 8, 9). -- 7) Об отрицании ессеями брака сообщают Филон (у Евсевия, ibid., 11, 14, 17), Иосиф Флавий ("Иуд. война", XI, 8, 2 и "Древн.", XVIII, 1, 5) и Плиний (Hist. nat., V, 17). Относительно самого факта сомневаться не приходится. В "Иуд. войне" Иосиф Флавий сообщает это на основании личных наблюдений, и только в "Древностях" он мог опираться на Филона. К этому прибавляется еще сообщение Плиния. Этот вопрос вызвал среди исследователей продолжительные споры. Отрицание брака не является еврейской чертой. У пифагорейцев безбрачие не обязательно, хотя ценилось очень высоко. Помимо того, нужно иметь в виду, что это правило выполнялось не всеми, а только особой ветвью Е. ("Иуд. война", II, 8, 12). -- 8) Они отрицали кровавые жертвы. На этом основании они были исключены из иерусалимского храма (Филон, Quod omnis probus, § 12). Странным является сообщение об этом у Иосифа Флавия ("Древности", XIII, 1, 5): "Хотя они посылают дары в храм, они не приносят жертв, говоря, что обладают священными очистительными средствами. На этом основании их не допускают к общей Скинии, и они совершают свое богослужение отдельно". Непонятно, что означают "священные очистительные средства"? Затем возникает вопрос: кто не разрешает им доступа к храму? Здесь есть два предположения: возможно, что характер омовения у E. не удовлетворял требованиям фарисеев, у которых в этом отношении были особые предписания. Так как Е. не желали подчиниться этим предписаниям, то их, как "нечистых", не допускали в храм. Но возможно также, что у них были особые обряды при закалывании жертвы, которые официально считались также неудовлетворительными. Гейгер (Jüd. Zeitschr., IX, 34--35) придерживается того мнения, что Е. не вполне отрицали кровавые жертвы, что они только не хотели вступать в храм по известным причинам. Иосиф Флавий говорит, однако, очень определенно, что их туда не допускали. A затем, что означает, что они совершают свое богослужение отдельно? Грец полагает, что ессеи сами исключали себя от богослужения по соображениям, связанным с законами о чистоте (Geschichte, III, 203). Слова Иосифа Флавия не заключают, однако, этого смысла. Отрицание кровавых жертв Е. остается, во всяком случае, недоказанным. Ессеи, по-видимому, не вступали в храм (по неизвестным теперь причинам), но поручали представлять себя при жертвоприношениях (в храме существовала для таких представительств постоянная депутация -- "анше мамад", דמעמ ישנא), и так как жертвы могли быть поедаемы повсюду в Иерусалиме, то они устраивали особо свои совместные трапезы. Это, вероятно, и имеет в виду Иосиф Флавий, когда сообщает, что Е. совершали свое богослужение отдельно. Не совсем ясным остается, впрочем, сообщение Иосифа Флавия (ib.), что забота о трапезах лежала на мужах исключительно жреческого происхождения. Характер пищи был точно определен, и Е. не дозволялось вкушать пищу помимо предписанной ("Иуд. война", II, 8, 5). "После очистительного омовения они отправляются в особое жилище, куда не допускаются посторонние. И они сами входят в это помещение только чистые, как в святилище. Усевшись спокойно на свои места, они получают от пекаря по хлебу, а от повара по одной миске единственного блюда. Священник (один из старшин) начинает читать молитву перед трапезой, и никто до того не ест. По окончании трапезы священник опять молится. В начале и в конце еды они благословляют Бога, дарующего всякую пищу. После этого они слагают с себя свои (вероятно, белые) одежды и снова приступают к работе. Возвратившись (с работы), они опять вкушают в том же порядке" (ib., 8, 5). Нечто подобное известно также о фарисейских совместных трапезах, когда присутствующие соблюдали правила ритуальной чистоты, строго следя за тем, чтобы отделялась десятая часть плодов, вошедших в пищу (Geiger, ib., 50--51; см. Ам-гаарец). Утверждение, согласно которому ессеи воздерживались от мяса и вина, не соответствует действительности. Наиболее ранние сообщения, которые одни только и могут быть принимаемы тут в расчет, не знают ничего об этом. Обыкновенно воздержание от мяса доказывалось тем, что ессеи отрицали животные жертвы, вероятно оттого, что они не допускали умерщвления живого существа. Но даже и это обстоятельство остается недоказанным. Е. впоследствии смешивали с другими религиозными союзами, отказывавшимися от мяса и вина, а сообщение Иеронима (Adv. Jovinianum, II, 14), который приписывает это Е., базируется, как доказано, на небрежности при пользовании данными Иосифа Флавия. Положительным доказательством того, что Е. употребляли в пищу мясо и пили вино, служат два места Филона и Иосифа Флавия. Филон рассказывает, что Е. занимались скотоводством (у Евсевия, 11, 3), а так как Е. не вели торговли, то очевидно, что они занимались им для доставления себе пищи. Иосиф Флавий категорически говорит, что ессеи были умеренны в еде и питье. Это может означать только, что они пили также вино, причем не исключает того, что некоторые Е., подобно рехабитам, с которыми их сравнивают иные из древних писателей (Иеремия, 35, 2--11; ср. Диодор, Sic. Bibliotheca, IX, 94, и E. Meyer, Entstehung des Judentums, стр. 1471), жили строго аскетически, воздерживаясь не только от мяса и вина, но и от всяких других чувственных наслаждений. Плиний встретил действительно таковых в пустыне Энгеди. Иосиф (Vita, II) говорит, что пробыл три года у некоего Бануса, "который жил в пустыне, носил платье из древесной коры, ел дикие коренья и ночью и днем совершал омовения холодной водой". Банус был несомненно Е. более строгого направления (Грец, l. c., 703). Таковой же была жизнь Иоанна Крестителя, принадлежность которого к Е. стоит вне сомнения (Ев. Марка, I, 6; ср. также A. Behrends, Die Zeugnisse von Christen im slavischen "De bello judaico" des Josephus, No 1).

c) Религиозные представления и догматика. -- Вместе с фарисеями E. верили в бессмертие души. Иосиф Флавий сообщает об этом ("Иуд. война", II, 8, 11): "Они (Е.) верят твердо в то, что тела преходящи и материя не вечна, но души бессмертны и живут вечно. Души происходят от тончайшего эфира, стягиваются в тело, где они находятся как бы в тюрьме, но как только освобождаются от уз плоти, радостно уносятся ввысь. Подобно некоторым грекам (Флавий, как видим, также проводил параллель между Е. и эллинизмом), они учат, что добрым уготована жизнь по ту сторону Океана, в месте, где нет ни дождя, ни снега, ни жары и где вечно веет легкий зефир. Злым же они пророчат темный холодный ад, полный вечных мук. Своим учением о душе ессеи оказывают на всех лиц, с которыми встречаются, непреодолимое очарование". -- Е. верили, далее, в неизменное господство божественного Провидения ("Древн.", ХIIІ, 5, 9; ХVІІІ, 1, 5). По свидетельству Иосифа Флавия, представления ессев в этом отношении -- полнейшая противоположность пониманию саддукеев. Саддукеи учили, что существует полная свобода воли, что ничто не зависит от рока, ессеи же верили в господство судьбы, предопределенной, конечно, Богом, а фарисеи занимали позицию среднюю (ib., VIII, 5, 9). Ессеи, таким образом, шли в этом вопросе дальше фарисеев. То же самое следует сказать и относительно строгого соблюдения закона. "Наряду с Богом, большим благоговением пользуется у него (ессея) имя законодателя (Моисея); кто возносит хулу на него, тот карается смертью" ("Иуд. война", VIII, 9). Это место, правда, неясно, ибо во времена Иосифа Флавия евреи не имели права вершить уголовный суд без согласия римлян [может быть, Флавий думает об изгнании из ордена, которое было равносильно смертной казни; см. ниже]. Иосиф Флавий сообщает о суде ессеев (ib.): "Они судят очень добросовестно и справедливо. Для судебного заседания необходимо по меньшей мере 100 человек. Приговор не подлежит кассации". -- Что касается практического благочестия ессеев, то об этом Филон говорит (Quod omnis probus, § 13): "Они очень основательно занимаются этикой, следуя законам отцов своих". Во время богослужения у ессеев, как и у других евреев, существовал обычай прочитывать часть Священного Писания; вслед затем происходили толкования. Толкования эти носили, по-видимому, гомилетический характер, причем аллегоризирование было весьма распространено (Филон, ib.). Очень строго соблюдали они субботний праздник. В этот день они не сдвигали сосуда с места и, как уже было упомянуто, воздерживались даже от удовлетворения естественной нужды. Повседневные молитвы их были, по сообщению Иосифа Флавия (ib., 8, 5), "обычными"; они молили о вечном восхождении солнца. Речь идет, вероятно, о литургическом отрывке "Га-меир лаарец" ץראל ריאמה, который очень древнего происхождения (Rapoport, Kalir, Note, 20). Не следует понимать это так, будто ессеи поклонялись солнцу. Помимо Библии, у E. были еще другие книги, которые они скрывали от прочих (ib., 8, 7). Вероятно, это были теософские и этические сочинения, откуда они, по свидетельству Флавия, черпали свои сведения о том, что полезно душе и телу: о целебной силе растений и свойствах камней (ib., 8, 6). Большую роль играло в этих книгах учение об ангелах. Каждый новый член ордена должен был произнести клятву, что сохранит в тайне доверенные ему имена ангелов (ib., 8, 7). -- E. стремились к достижению Святого Духа (см.) путем благочестивой жизни и впадения в экстаз, веря, что обладают пророческим даром. Иосиф Флавий отмечает наличность у них этого дара и говорит, что они редко ошибались в своих предсказаниях (ib., 8, 12). Он рассказывает о прорицаниях ессея по имени Иуда жившего во времена Аристобула I (ib., III, 5; "Древн.", XIII, 11, 2), затем ессея Менахема, жившего во времена Ирода Великого (ibidem, XV, 10, 5), и, наконец, Симона, жившего при Архелае (ib., XVIII 13, 3; "Иуд. в." II, 7, 3).

4) Отношение иудаизма к Е. -- В Мишне и Талмуде имя Е. не упоминается, но, тем не менее, о них говорится там во многих случаях. Если согласиться, что "ассидеи" означают ессеев, то придется допустить, что в талмудической литературе имеется немало мест, где говорится об этом ордене. Отношение к E. менялось в Мишне и Талмуде что, конечно, вполне понятно. Сами по себе эти люди, относящиеся столь серьезно к иудейской этике и обрядностям, должны были быть симпатичны фарисеям. Мы видели, с каким уважением пишут о них Филон и Иосиф Флавий. Их благоговейная молитва приводится как образец великого благочестия (Мишна Бер., V, I). С одобрением рассказывается дальше о Е., что во время полевых работ они не бросают на дорогу кусков стекла или терниев, но закапывают их, чтобы никто не мог поранить себя ими (Баба Кама, 30а). Нужно предположить, что кое-что из их этических взглядов проникло в народную массу и что даже фарисеи позаимствовали у них некоторые идеи. Очень возможно, что их иногда порицали за чересчур большое благочестие. Не следует, однако, думать, чтобы повсюду, где в Талмуде и Мидраше говорится об "ассидеях", речь шла о Е. Мнение Вейса (Dor Dor we-Dorschaw, I, 121 и сл.), согласно которому все предписания фарисеев относительно облегчения празднования субботы направлены против ессеев, представляется заходящим чересчур далеко. Насмешливое замечание Талмуда о "глупом ассиде" (Мишна Сота, III, 4) также вряд ли направлено против Е. В этическом трактате Мишны -- Абот -- приведены некоторые учения, в которых можно найти отзвуки ессейства. Таковыми являются, напр., советы не вступать в длинные разговоры с женщинами (I, 5), по возможности больше молчать (ib., 17), настоятельный совет усердно работать, ибо изучение Торы не имеет смысла без работы и даже ведет ко греху (II, 2). Сюда же относится изречение (V, 10) о праве собственности: "Кто говорит, что мое твое, а твое тоже твое, тот благочестив" (ассидеи). В Талмуде упоминаются также "ватикин", ןיקיתו (этимология этого слова не установлена, но во всяком случае оно значит "добродетельные" "благочестивые"). О них говорится, что они произносили "Шема" при восходе солнца (Бер., 9б). Точно так же сообщается об одном из их обрядов, связанных с новогодней молитвой (Рош Гашана, 32б). В Иерусалиме существовала в древние времена "священная община" (Бер., 9б), о которой сообщается, что у нее был введен один особый обряд. По Рапопорту (Каlir, 118--19), здесь имеются в виду Е. Иосиф Флавий сообщает, как мы знаем, что в Иерусалиме существовали даже "Ессейские ворота". Эта "священная община" упоминается и в Kohelet rabba (к Экклезиасту 9, 9). Эта община рекомендовала изучение Торы в связи с занятием каким-либо ремеслом. "Почему их называли священной общиной? Потому, что они проводили треть дня в изучении Торы, треть дня молились и треть работали. Другие рассказывают, что зиму они проводили в изучении Торы, летом же занимались работой" (Иерус. Талмуд, Маасер Шени, стр. 53г). -- Отчасти под Е. разумеют и "строителей", םיאנב, которые, по одному замечанию в Талмуде (Шаббат, 114а), "занимались строением (нравственного) мира и строго соблюдали чистоту" (ср. Aruch compl. II, 110б). Затем к Е. относили "стыдливых", "скромных" или "молчаливых", а также "благородно мыслящих". Тождество этой группы с Е. остается, однако, неустановленным. Имеются упоминания и о самарянских Е., которые, по Епифанию (Наеr., 10, 12), строго и точно соблюдали самарянские празднества. Многие (напр. Эвальд) приводят в связь с Е. египетско-греческих "терапевтов", о которых обстоятельно говорится в одном приписываемом Филону сочинении (De vitа contemplativa, ed. Mangey, II, 471--86). Трудно решить, к какому религиозному направлению принадлежали терапевты, ибо, судя по характеристике в упомянутом сочинении, они отличались религиозной бесцветностью. Во всяком случае отождествление терапевтов с Е. представляется неправильным, ибо все детали их жизни и обрядов, о которых известно, противоречат жизни и обрядам Е. У Е. большую роль играет совместная жизнь, у терапевтов же было стремление жить в одиночестве. Терапевты жили в различных местах Египта, в особенности вблизи Александрии. Каждый из них имел свою особую келью. Они проводили тут целый день в философских размышлениях, совершенно не занимаясь ручным трудом. Они постились целый день, принимая пищу только после захода солнца; некоторые постились три и даже шесть дней подряд. Каждый 50-й день они устраивали общую трапезу, где подавались только хлеб, соль, иссоп и вода. Трапеза заканчивалась пляскою и религиозными песнями. Многие исследователи сомневаются не только в подлинности сочинения, но и в действительности описываемых фактов. Так как уже Евсевий приводит его для доказательства древности христианского монашества, то легко предположить, что это сочинение преднамеренно создает факты с целью пропагандировать монашеский образ жизни.

5) Конец ессейства. -- Так как часть Е. отвергала брак, то орден их мог существовать лишь благодаря приросту извне. Расцвет ессеев совпадает со временем жизни Филона и Иосифа Флавия (непосредственно перед падением иудейского государства и первое поколение после этого события). Затем Е. начинают постепенно растворяться среди других элементов. Часть их перешла, по-видимому, в христианскую общину, вследствие чего евреи питали к ним позже известное недоверие. Некоторую связь между христианством и Е. можно усмотреть в том, что Иисус остался холост. Поскольку Е. переходили к христианам, постольку нужно полагать, что они примыкали к Петру, требуя исполнения закона (Матф., V, 17--19). Через Е. в новую религиозную общину проникли идеи о небесном царстве, т. е. господстве Бога над миром и человечеством, о будущем (лучшем) времени (olam ha-bah), о святом духе, о власти над демонами и т. д. (Ср. Грец, Geschichte, III, 276 и сл.) Последние остатки Е. исчезли бесследно около 4 в. по Р. Хр. -- Ср. Gräetz, Geschichte, III (4 Aufl.), cтp. 91 и сл., 244, 276, 297, 697--703; Bellermann, Geschichtliche Nachrichten aus dem Altertum über Essäer und Therapeuten (Berlin, 1821); Gfrörer, Philo und die Alexandrinische Philosophie, II, 299, 356 (1831); Dähne, Geschichtliche Darstellung der jüdisch-alexandrinischen Religionsphilosophie, I, 439--497; Ersch und Gruber, Enzyclopädie, I Bd., 38, стр. 173--192; Frankel, Die Essäer nach talmudischen Quellen, Monatsschrift, 1853, стр. 30--40, 61--73; Herzog, Realenzycl., IV, 341--44; Zeller, Philosophie der Griechen, III Abt., 2, 277--338; Zeller, Ueber den Zusammenhang des Essaeismus mit dem Griechentum, Theologische Jahrb., 1856, 401--433; Ritschl, Ueber Essaener, ib., 1855, 315--356; Hilgenfeld, Die jüdische Apokalyptik, 243--286; Hilgenfeld, Zeitschrift f. wissenschaftliche Theologie, I, 116, III, 358, X, 97, XI, 343, ХІV, 50, XXV, 257; Herzfeld, Geschichte, III, 368, 388, 509; Ewald, Geschichte des Volkes Israel, IV, 483; Hausrath, Neutestamentliche Zeitgeschichte, I, 132--146; Clemens, Die Quellen für die Geschichte der Essener, Zeitschrift f. wissenschaftliche Theologie, 1869, 328--352; Clemens, Die essenischen Gemeinden, ib., 1871, 418--431; Demmler, Christus und der Essenismus, Theolog. Studien aus Würtemberg, I, 29, 122; Kuenen, Volksreligion und Weltreligion, 197--206; Ohle, Die Essäer des Philo, Jahrb. für protestantische Theologie, 1887, 298--344, 376--394; 1888, 314--320; Ohle, Die Essener, ibidem, 1888, 221--274, 366--387; Wendland, Die Essäer bei Philo, ib., 1888, 100--500; Schürer, Geschichte, II, 576--84 [Вполне признавая правильность взгляда автора на исключительное происхождение ессеизма из основ иудаизма и на близкое родство его с фарисеизмом, считаем, однако, уместным указать на принципиальную разницу между ними, которая собственно объясняет ригоризм ессеев в соблюдении субботнего отдыха и в особенности законов ритуальной чистоты. Л. Каценельсон в ряде статей под заглавием "Институт ритуальной чистоты" и "Саддукеи и фарисеи" (Книги "Восхода" за 1897 и 1898 гг. и отчасти Monatsschrift за 1900 г.), между прочим указал на следующие два положения: 1) Так называемые законы "левитской" (вернее "ритуальной") чистоты были обязательны не только для священников и для дел сакральных (как вслед зa Талмудом принимают и новейшие историки), но и для всего народа в его повседневной обыденной жизни. Таков прямой смысл текстов Моисеева закона, и такова была житейская практика как в самой глубокой древности (во времена царя Саула), так и в продолжение эпохи второго храма. -- 2) Исполнение этих сложных и крайне тягостных законов было еще возможно в древности при простой деревенской жизни, но оказалось совершенно немыслимым при более сложной городской жизни, особенно в стране, где в интересующую нас эпоху рядом с туземцами-евреями жило много язычников. Ведь все, к чему только прикоснулся язычник, -- платье, посуда, пищевые продукты -- считается по Моисееву закону нечистым и, следовательно, негодным к употреблению. То же самое, хотя в меньшей степени, относится и к законам субботнего отдыха. К этому надо прибавить еще смертную казнь, которую Моисеев закон налагает и за чисто религиозные преступления и которая уже не отвечала более развитым этическим воззрениям народа. Между тем, все эти законы, как божественные, никоим образом не подлежали отмене. Вот это именно противоречие между законом и жизнью и служило, помимо некоторых политических мотивов, исходным пунктом для образования трех партий в народе. Саддукеи, к которым принадлежала родовая и денежная аристократия, всегда склонная к консерватизму, стояли за букву закона и требовали применения его во всей строгости, хотя они сами, будучи отчасти заражены эллинизмом, втайне часто нарушали этот закон. Более добросовестные фарисеи, считавшие, что закон писан для того, чтобы его исполняли, но что он существует для жизни, а не жизнь для закона, говорили: "Божественный закон не может быть отменен, но его можно толковать; он сам дает право на это" (Второз., 17, 8--13). И они рядом толкований и введением разных фикций действительно облегчили тягость закона, приспособляя его к условиям жизни; присуждение же к смертной казни обставили такими условиями, что применение ее стало совершенно невозможным. К Е., наконец, принадлежали те прямолинейные натуры, которые не способны ни на какие компромиссы: Божественный закон должен быть исполняем в буквальном его смысле, ни одна йота его не может быть нарушена, и в этом главное отличие Е. от фарисеев. A если закон не соответствует изменившейся жизни, то надо уйти от этой жизни. И ессеи действительно уходили в деревню, в пустыню, где легко было создать такую обстановку, при которой возможно было исполнение закона во всей его строгости. В этом отношении ессеизм не есть усиленный фарисеизм, а, скорее, самый строгий мозаизм. Этим, конечно, не исключается возможность, что воспринятые когда-то народом элементы парсизма, продолжая культивироваться в своей замкнутой среде, развились в систему, которая в своей конечной форме шла вразрез с чистым мозаизмом.

Относительно конца ессеизма, конечно, правилен взгляд автора, что только небольшая часть Е. присоединилась к новому учению, относившемуся совершенно равнодушно к политической судьбе народа; в главной же своей массе Е. слились с фарисеями еще до разрушения Иерусалима. Это подтверждается прямым сообщением Флавия, что многие Е. самоотверженно сражались против римлян в последней борьбе народа за независимость. Необходимо также отметить то громадное влияние, которое Е., сливаясь с фарисеями, оказали на дальнейшее развитие иудаизма. Кроме теологических и этических элементов, внесенных Е. в иудаизм (см. выше), их влиянию несомненно принадлежит также очень многое в области галахи. Укажем здесь на один пример. Флавий отмечает как отличительный признак Е., что они в субботу "не только не зажигают огня для приготовления пищи" (это, конечно, соблюдали и фарисеи), но даже не осмеливаются сдвигать посуду с места ("Иуд. войн.", II, 8, § 9). Это т. наз. закон о "мукца", הצקומ (буквально -- отрезанное, отделенное, неприкосновенное), в силу которого в субботу нельзя прикасаться к орудиям труда. Во времена Флавия он соблюдался только Е., а впоследствии был принят всеми и вошел в состав Мишны (Шабб., XVII, 1--7); ср. "Фарисеи и садд.", "Восход", 1898, IX. Нет сомнения, что часто встречаемые в Мишне "религиозные сообщества", תוררח, члены которых ("хаберы", םירבח) избегали общения с обыкновенными евреями -- "Ам-гаарец" (см.) -- учреждены были бывшими Е. по типу своего ордена, так как "хабер", вопреки мнению Маймонида, вовсе не тождествен с "фарисеем", а слово "ам-гаарец" в этих случаях отнюдь не означает "невежды" или "простолюдина", как думают многие, а лишь "человека, не принадлежащего к известному сообществу". См. Ам-гаарец, Хабер, Ритуальная чистота, Саддукеи и фарисеи. Ред.].

С. Бернфельд. 3.

Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона, т. 7: Данциг -- Ибн-Эзра, стлб. 515--532

Оставить комментарий Бернфельд Симон (bmn@lib.ru) Год: 1913 Обновлено: 13/10/2024. 56k. Статистика. Статья: Справочная Словарные статьи	Скачать FB2 Ваша оценка:

Бернфельд Симон Ессеи

Бернфельд Симон
Ессеи