Берг Федор Николаевич
Мельница

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

МЕЛЬНИЦА

РАЗКАЗЪ.

   Когда вы переѣдете черезъ Вару на паромѣ у Ракитскаго перебора -- на большой дорогѣ увидите пограничный столбъ отсюда начинается царство одного русскаго вѣдомства. Я говорю "царство", ибо три, четыре милліона десятинъ лѣсу и луговъ -- это нѣчто выходящее изъ ряда обыкновенныхъ владѣній. Огромные лѣса тянутся во всѣ стороны по болотамъ и боровымъ мѣстамъ, по холмамъ и долинамъ, сбѣгаютъ съ крутыхъ обрывовъ и ползутъ по высокимъ берегамъ шумной и широкой Вары.
   Среди этихъ лѣсовъ, на высокомъ пригоркѣ надъ рѣкою, чернѣютъ высокія избы поселка Малаго. Тутъ живутъ всего три семейства, и это уединеніе на самыхъ обитателей наложило какую-то особенную печать сосредоточенности, молчаливаго раздумья. Очень любилъ я бывало такія мѣста. Тутъ нѣтъ шуму, гаму, гомону базарныхъ большихъ селъ, нѣтъ этой бойкой, шумливой, новгородской повадки; нѣтъ этой вѣчной суетни и заботы о куплѣ и продажѣ; голосистыхъ бабъ, полупьянаго сельскаго начальства; нахальныхъ взглядовъ писарей, зазываній въ лавки, разгульныхъ пѣсенъ -- пѣсенъ большею частію новѣйшаго происхожденія.
   Обитатели поселка заняты мирнымъ трудомъ, живутъ въ лѣсномъ русскомъ затишьи. Оно настраиваетъ человѣка какъ-то мѣрно, разсудительно и кротко. Это почти скитское житье. Женщины такія тихія и занятыя, старухи не болтливыя; дѣти тоже не бѣгаютъ сломя голову, не кричатъ, а сидятъ, копаются въ пескѣ или идутъ за ягодами и грибами въ родной, дремучій лѣсъ которому нѣтъ конца-краю, который своимъ здоровымъ смолистымъ воздухомъ наполняетъ ихъ груди и шумитъ надъ ихъ колыбелью. Захожу я разъ въ поселокъ. Жарко, всѣ на работѣ, въ полѣ, никого нѣтъ. Старуха только одна сидитъ на крылечкѣ, прядетъ. Противъ нея маленькая внучка зарылась въ глубокомъ горячемъ пескѣ, копается ручонками, и кидаетъ песокъ въ морду остроухой собачонкѣ, которая морщится, Жмурится, но не сходитъ съ мѣста. Куры клохчутъ въ темныхъ обширныхъ сѣняхъ, въ "пріизбѣ", а изъ лѣсу выходить въ запачканной рубашонкѣ хорошенькій мальчуганъ. Онъ что-то несетъ въ обѣихъ рукахъ. Онъ останавливается и внимательно смотритъ своими большими, ясными дѣтскими глазками.
   -- Что это ты такое несешь?
   -- Этто? Птичечка, говоритъ онъ, радостно улыбаясь.
   -- Въ лѣсу поймалъ. Не боишься ты, мальчикъ, одинъ ходить?
   -- Въ лѣсу мы по-все ходимъ. Чего бояться-то?
   -- Медвѣдя не боишься?
   -- У тятьки ружье есть. На медвѣдей у насъ во какое пугало поставлено, указываетъ онъ обѣими руками, не разнимая пригоршни, въ которой бьется маленькая птичка. Въ сторонѣ около лѣсу одну елочку закутали густо въ лохмотья и солому и изъ снопа сдѣлали на верхушкѣ что-то въ родѣ шапки съ перьями. Руки-вѣтви въ оборванныхъ рукавахъ высоко вздымаются, простирая объятія къ темному лѣсу...
   -- Ишь вонъ какой лѣшой! говоритъ задумавшись мальчуганъ посматривая на чучелу,-- медвѣдь въ жисть не подойдетъ, боится...
   За рѣдѣющими деревьями видна желтая хлѣбная полянка, подсѣкъ. На такихъ мѣстахъ особенно густа, высока и колосиста рожь, защищенная отъ непогоды густымъ лѣсомъ. Тамъ сверкая серпами и ныряя въ шумящихъ волнахъ, жнутъ. Телѣга скрипитъ по лѣсной дорогѣ, и фырканье лошади, и лай собаки особенно ясно и отчетливо повторяется въ лѣсу по всѣмъ направленіямъ.
   Обитатели поселка такъ мало имѣютъ сношеній и столкновеній съ другими. Съѣздить на базаръ за солью, продать рыбу, сходить въ воскресенье въ церковь и тотчасъ послѣ обѣдни отправляться домой, въ волость съ податью, вотъ и все.
   Особенно сосредоточенно и уединенно жилъ мой знакомецъ, "масленикъ", какъ его называли, старикъ Жукъ. Лицо у него было чрезвычайно характерное, и я жалѣлъ что не умѣю рисовать чтобъ оставить себѣ на память его портретъ. Борода густая, сѣдая и длинная, все лицо окутано волосами и изъ-подъ нависшихъ бровей сверкаютъ старческіе, еще живые, задумчивые глаза. Улыбается онъ очень рѣдко, но пріятность и ласковость этой старческой улыбки трудно разказать. Въ очертаніи губъ и морщинъ хмураго лба таилось точно какое-то застывшее издавна выраженіе -- выраженіе горя, покорности.
   Мужикъ онъ былъ довольно зажиточный и въ доставшійся ему отъ отца домъ ввелъ много лѣтъ назадъ красивую и веселую жену, уроженку сосѣдней деревни. Мальчикъ сынъ былъ уже хорошій помощникъ ему по дому, когда вдругъ надъ семьею разразилось несчастіе. Сначала сынъ отправившись за дровами въ лѣсъ, гдѣ они были наготовлены на зиму, неосторожно обвалилъ всю полѣнницу на себя и отъ сильныхъ ушибовъ умеръ, а за нимъ вскорѣ и мать его, молодая, сильная женщина, умерла родами.
   Не охотникъ нашъ домохозяинъ до наружныхъ знаковъ особенной любви къ своимъ. Обращеніе его всегда ровно и сдержанно, даже строго. Изрѣдка, въ шуткѣ или въ просьбѣ, дрогнетъ голосъ какъ-то особенно; изрѣдка, въ серіозную, важную минуту жизни, выкажется чувство со всею своею скрытою силой. Разслабленно-нѣжныхъ словъ и ласкъ, за которыми часто у насъ кроется сухость и холодность, не водится въ нашей простой семьѣ. Жукъ и покрикивалъ на жену и сына, хотя рѣдко, потому что мальчикъ былъ послушный, тихій и работящій. Рѣдко отвернувшись усмѣхнется въ бороду Жукъ, увидѣвъ какъ молодецки расправляется топоромъ или весломъ сильный мальчикъ, какъ толково и разумно исполняетъ онъ разныя домашнія порученія и работы. Но когда умерли эти два единственныя для него на свѣтѣ близкія существа, Жукъ, еще не старый, вдругъ посѣдѣлъ, сгорбился, замолчалъ, и тутъ кому бы была охота за нимъ замѣчать, можно было догадаться какъ много, безконечно много они для него значили.
   Онъ конечно ужъ не женился въ другой разъ; соображеніе имѣть хозяйку въ домѣ заставило его взять къ себѣ старуху-сестру, и стали они жить покорные судьбѣ, довольные поселкомъ, сосѣдями, достаткомъ и не пытаясь никуда выйти изъ словно заколдованнаго, пустыннаго лѣснаго затишья. Въ это-то время и задумалъ Жукъ о мельницѣ.
   Версты полторы отъ поселка Малаго, тянется глубокій живописный обрывъ верстъ на шесть. Онъ весь покрытъ вѣковыми соснами и березами, живописно раскиданными по немъ. Мѣсто которое поближе къ поселку все журчитъ холодными, свѣтлыми ключами. И день, и ночь въ тѣни огромныхъ деревъ кипитъ ихъ таинственная жизнь, слышится неумолкаемый ихъ говоръ. И что же за чудные берега кругомъ. Густо срослись тутъ вмѣстѣ и малина, и шиповникъ, зеленая густая трава глухо все затянула и пестрѣетъ, и желтѣетъ безчисленными цвѣтами, а по сырымъ мѣстамъ и зелени не видно изъ-подъ голубаго полога незабудокъ. Тутъ, защищенное отъ вѣтра горой и деревьями, пригрѣтое солнышкомъ, среди чистой влаги ручьевъ, цѣлое лѣто все живетъ, цвѣтетъ, жужжитъ и летаетъ. И въ зиму, когда покроются снѣжными шапками и гнѣздами развѣсистыя вѣтви березъ и елей, когда яркій снѣгъ чуть тронутъ только легкими слѣдками лѣснаго звѣрья и птицы, и тогда ручьи не умолкаютъ. Они бѣгутъ, бѣгутъ неизсякаемо изъ таинственныхъ глубокихъ нѣдръ земныхъ...
   Это мѣсто сынъ Жука очень любилъ. Бывало придетъ, сядетъ тамъ и думаетъ. Потомъ началъ смышленый ребенокъ строить на ручьяхъ маленькія мельницы. Сработалъ Жучонокъ (такъ его звали въ деревнѣ) крылья, выдѣлалъ ножомъ искусно толчейки и подставилъ подъ свѣтлыя струи ручьевъ. Колесики завертѣлась, толчейки застучали, а онъ ходитъ и подправляетъ ихъ. Иногда ночью вскочить на съ мѣста, подумаетъ о своихъ меленкахъ и ударится бѣжать на обрывъ. А ночь стоитъ лунная и тихая. Звѣзды глядятъ изъ-за темныхъ вѣтвей на мальчика, черныя тѣни легли какъ вырѣзанныя на песокъ дороги. И ничего не слышно. Только на обрывѣ колотятъ палочки толчеекъ всю ночь свою неумолчную дробь, да звенитъ, блистаетъ въ лунномъ свѣтѣ струйка, падая на мелкій камень. Иногда, проходя мимо, съ косой на плечѣ, отецъ бывало остановится, послушаетъ какъ стучать толчейки, улыбнется и покачаетъ головой.
   Послѣ уже смерти сына, Жукъ однажды шелъ также съ сѣнокоса какъ и прежде, мимо обрыва, остановился, сердце его сжалось. Толчеекъ не было слышно давно, съ той поры, когда сынъ сталъ помощникомъ и дѣятельнымъ членомъ семьи. Жукъ сошелъ внизъ, увидѣлъ у ручьевъ обломки толчеекъ, колесиковъ, оглянулся кругомъ, и такъ горько ему стало и такъ полюбилось ему вдругъ это мѣсто!
   "А вѣдь и взаправду толчейку-масленку тутъ можно устроить, подумалъ онъ, -- ишь какъ Господь дитя умудритъ! Царствіе ему небесное! И что только за паренекъ былъ! Божья воля! Его святая воля!"
   И не разъ потомъ проходя мимо этого мѣста, Жукъ останавливался и обдумывалъ свое предположеніе, и все больше и больше оно казалось ему сбыточно. Тутъ представлялось возможнымъ это, полюбившееся ему и дорогое по воспоминанію объ умершемъ сынѣ мѣсто, пріобрѣсть себѣ и не раставаться съ нимъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ чтобы вышло не зря какъ-нибудь, и хоть не великъ доходъ будетъ, а все же дѣло не худое. Жукъ самъ мнѣ объяснилъ это такимъ именно образомъ, и я не хочу его объясненій перелагать на тотъ яко бы народный жаргонъ который у насъ теперь въ ходу, постараюсь разказать какъ я самъ все это понялъ изъ его словъ.
   Онъ оглядѣлъ небольшой запасъ лѣсу у себя на дворѣ (есть у каждаго почти мало-мальски зажиточнаго въ этихъ мѣстахъ) и нашелъ что его достанетъ на постройку маслобойки. Въ первый же свободный день сходилъ верстъ за пятнадцать въ волость, гдѣ была водяная толчейка и гдѣ онъ прежде жилъ года два въ работникахъ, очень еще молодымъ, и возобновилъ въ памяти свои по этой части свѣдѣнія. "Велико эко колесо, обдумывалъ онъ осматривая толчейку, силы воды не хватитъ.... Плотинку тоже труднѣе будет сбивать.... Грунтъ тамъ тоже слабѣе, камней натаскать придется...."
   -- Что, Гурьянычъ, никакъ маслобойку ладить хочешь?
   -- Да, вотъ хочу, какъ Богъ поможетъ, поставить. Мѣсто у Малаго на обрывѣ доброе.
   -- Чего не доброе. Хорошее это дѣло; ты мнѣ коли хочешь отдавай и жмыхи {Выжимы сѣменные по полученіи масла. Идетъ на кормъ скоту.}, я сбуду. Моихъ не хватаетъ...
   -- Жмыху и у насъ всю разберутъ; да вотъ какъ ключи сильны не знаю. Поглядѣть вотъ еще надо.
   Результатомъ всѣхъ этихъ толковъ и соображеній было то что Жукъ по первопутку запрягъ сиваго въ санки съ расписною рѣзною спинкой, дугу надѣлъ новую, писаную листьемъ, новую сбрую съ бляхами, повязался краснымъ кушакомъ, надѣлъ зеленыя рукавицы и отправился въ городокъ уѣздный, въ контору.
   До сихъ поръ дѣлъ къ конторѣ у него никакихъ не было и онъ въ первый разъ увидѣлъ и подивился сколько тамъ народу -- чиновниковъ. Кругомъ сидѣли, чертили планы, писали очень усердно, переговаривались. "Экъ что письма этого у нихъ!" подумалъ онъ и стѣснился. Но сторожъ пропускалъ его въ дверь безпрепятственно.
   -- Иди, не сумнѣвайся, дядя.... ничего.... Тамъ что тебѣ требовается, спроси вонъ у ихъ.... у окна-то.... черный....
   Тотъ на котораго сторожъ указалъ поднялъ голову отъ бумагъ и узнавъ въ чемъ дѣло за намѣреніе Жука очень похвалилъ.
   -- Вотъ и видно что человѣкъ съ толкомъ. Я давно говорилъ Заблынскимъ что это мѣсто пропадаетъ. Новая статья! Справку, пожалуста! крикнулъ онъ на другой столъ.-- Справку, статья No 36. У кого? Ты значить хочешь въ года снять у насъ? Условіе? Ладно. Мы тебѣ живо обдѣлаемъ. Чать въ городѣ жить тоже зря не охота.
   "Добрый баринъ", подумалъ Жукъ и отвѣтилъ что дѣйствительно хотѣлось бы ужь домой, не задержаться бы.
   Но пока писали проекты, подавали къ подписи управляющему, который въ этотъ день съ какого-то обѣда пришелъ въ контору поздно, время протянулось до вечера. Усталому Жуку, который и сидѣлъ, и стоялъ, и скучалъ, прочли наконецъ условіе. Тотъ выслушалъ его внимательно и спокойно.
   -- Позвольте-съ, ваше благородіе, замѣтилъ онъ, -- какъ же я буду строить мельницу, а она потомъ къ сроку должна вамъ отойти?...
   -- Да вѣдь доходъ-то ты будешь съ нея получать. Сколько? ну скажемъ, сѣмя по чемъ.... Проценты на оборотный....
   И чиновникъ, съ знаніемъ цѣнъ и подробностей дѣла удивившими Жука, прикинулъ на счетахъ какъ мельница во столько-то лѣтъ покроетъ цѣнность свою и прочее. Жукъ слушалъ внимательно.
   -- Понимаю-съ, теперь я понялъ, такъ-съ. Но, а это какъ же? Если вамъ понадобится статья, вы, значитъ, ее и отберете, а у меня пропадетъ стройка задаромъ. Какъ же-съ?
   -- Э, да пустяки, сказалъ досадливо чиновникъ, которому надоѣло объяснять, -- экой ты братецъ, доточный. Видно что хозяинъ. Это такъ говорится. Ну, на кой прахъ она намъ понадобится? Живи себѣ съ Богомъ да плати денежки исправно.
   -- Деньги мы уплатимъ въ аккуратѣ, а все же....
   -- Ну, ну, подписывайся знай! Экой, шутилъ чиновникъ,-- что мало у насъ статей что ли что твоя именно понадобится? Ты видѣлъ, мы отбирали у кого кортомныя статьи или обижали что ли?
   -- Нѣтъ, этого не слыхать, что говорить, согласился Жукъ и подписалъ условіе большими каракулями.
   И всю зиму таскалъ сивка лѣсъ и камни на обрывъ и Жукъ одинъ съ топоромъ рубилъ до поздняго вечера съ разсвѣта. Онъ мечталъ объ этомъ созданномъ имъ дѣлѣ, заинтересовался имъ. Къ ранней веснѣ было готово все, и колесо, и толчеи, и печка. Весною сосѣди помочью сбили плотинку и пошла стучать и шумѣть маслобойка. Мѣсто оживилось.
   И зажидъ Жукъ на своей мельницѣ. Люди которымъ другіе строятъ за деньги не могутъ никогда понять какое чувство питаетъ человѣкъ къ постройкѣ имъ задуманной, поставленной на облюбленномъ мѣстѣ, постройкѣ въ которой каждое бревно, каждая доска рублена, пилена и лажена его собственными руками. Жукъ устроилъ мостикъ, прорубилъ узенькія просѣки по обрыву. Каждое дерево какъ бы сроднилось съ нимъ; одно дерево, большую, старую, развѣсистую сосну, со странно-раскиданными сучьями, онъ про себя назвалъ Лохматкой, другое -- тонкую стройную ёлочку Стрѣлкой.... Сидитъ Жукъ на порогѣ, въ пескѣ валяется черная, коротконогая собачка Дунайка; тѣни мелко ложатся по густой травѣ, песчаная тропинка бѣжитъ предъ мельницей вверхъ по обрыву, между кустами и журчащими ручьями мостикъ отразился, опрокинулся въ чистой, хрустальной водѣ прудика у плотины, а мельница стучитъ и шумитъ и живетъ точно.
   Слава тѣ Господи! Благодареніе Господу! подумаетъ Жукъ и перекрестится широко.
   Ишь какъ ее разбираетъ! продолжаетъ онъ думать прислушиваясь къ стуку, потомъ встанетъ, поправитъ что-нибудь, сольетъ масло, сложитъ жмыхи въ правильныя кучки. Идетъ ли онъ съ работы вверху по обрыву или изъ города съ базару куда ѣздитъ продавать масло, остановится и послушаетъ какъ въ темнотѣ тихой ночи стучитъ это меленка, хлопочетъ и работаетъ....
   "Что это какъ журчитъ, думаетъ онъ прислушиваясь,-- эхъ, никакъ опять поднизу балки ручеекъ канальскій просочился! Что это и стучитъ какъ не равно? Шестерёнка -- это шестеренка!... ужъ этотъ мнѣ зубецъ.... Такой-то проклятой зубецъ! Все цѣпляетъ -- его поправишь, а онъ все цѣпляетъ.... Ну погоди жь ты.... Такой излажу, что на поди!... Ужь то будетъ шестеренка! Вотъ-то шестеренка.... Не то что эта шельма!" Такъ Жуку и представлялось что колесики, зубцы и толчейки, какъ живые, упрямятся, работаютъ хорошо или дурно....

-----

   Прошло много лѣтъ. Жукъ сталъ старый и совсѣмъ сѣдой и свыкся съ своею меленкой какъ съ живымъ существомъ. Хорошо работаетъ меленка, масло разбираютъ бойко, не хватаетъ часто у Жука. Жмыхъ тоже хорошо идетъ. Подумываетъ Жукъ и побольше меленку сдѣлать и толчеекъ прибавить. Колесо тоже.... Опять пошелъ онъ на сосѣднюю маслобойку совѣтоваться. Вернулся поздно, переобувается, ворчитъ про себя на печкѣ и хмуритъ густыя брови:
   -- Да, говоритъ, стальные сдѣлай.... Ишь, ловокъ ты братъ! А гдѣ ты ихъ возьмешь.... Опять же стальной, онъ зерно разѣ такъ зацѣпитъ? Какже! Стальные!...
   Старуха-сестра его проснулась на полатяхъ и сообщила новость дня.
   -- Ой Гурьянычъ, соннымъ голосомъ залопотала она,-- ой Гурьянычъ! Безъ тебя тутъ господа какіе-то были, на угорѣ слышь -- меленку смотрѣли, мѣряли ведрами такими казенными ручейки-тѣ! Ей Богу! Такъ-то я напугалась....
   У Жука упало сердце. Онъ такъ и остался въ одномъ сапогѣ, точно руки онѣмѣли.
   -- Господа! Зачѣмъ? Я вношу по правилу.... У насъ деньгамъ не бываетъ задержанья, что-то такое въ смущеніи заговорилъ онъ.
   -- Ой ужь такъ-то я напугалась, такъ напугалась.... Когда хозяинъ, молъ, придетъ, охъ, когда придетъ!... Еще бы не разорили чего!...
   -- Что врешь! Не позволятъ разорить. Разѣ это можно? Что врешь. Мы въ правилѣ....
   Онъ однако не спалъ цѣлую ночь.
   Что бы такое, думалъ онъ, что бы такое!
   Темное предчувствіе сжало ему сердце. Предъ нимъ проходили долгіе годы въ которые онъ такъ свыкся съ этимъ мѣстомъ и мельницей что разстаться съ ними было цѣлое событіе для его несложной жизни. Долго думалъ онъ, когда вдругъ отдаленное воспоминаніе начало выясняться въ старческой его памяти. Онъ вспомнилъ какъ въ первый разъ пришелъ въ контору, какъ говорилъ съ нимъ чиновникъ, и вдругъ вскочилъ въ испугѣ. Онъ зажегъ тонкую оплывшую сальную свѣчку, въ желѣзномъ свѣтцѣ, дрожащими руками отыскалъ на самомъ днѣ стараго сундучка стоявшаго подъ печкой аккуратно сложенное пожелтѣвшее условіе и большіе, старые, перевязанные толстою ниткой, роговые очки и медленно, потухающими, непривычными глазами, прочиталъ условіе, бормоча нѣкоторыя выраженія вслухъ. Онъ кончилъ, уронилъ руки съ бумагой на колѣни. Очки сползли ниже по носу, густыя брови поднялись, глаза уставились неподвижно въ уголъ.
   -- Такъ вотъ оно что! "Если будетъ надобность..." да! вотъ оно что! "Переходитъ во владѣніе..." И условію, значитъ, конецъ! Такъ.... Помереть ладилъ на этомъ мѣстѣ... Ну Божья воля, Его батюшки святая воля! Какъ Господу угодно!
   Подъ роговые очки на сморщенную щеку прокралась дрожащая, можетъ-быть послѣдняя въ жизни старика, слеза....
   Рано утромъ старикъ сходилъ на мельницу, копошился, тамъ, осматриваетъ все съ особеннымъ вниманіемъ, точно навѣки прощался. Собачка Дунайка тоже какъ-то тревожно и невесело виляла короткимъ хвостомъ.
   -- И тебѣ жалко, Дунайка! Ну что дѣлать! Да еще погоди, пёсушко! Можетъ ничего еще и нѣтъ, а мы съ тобой всполошились....
   Онъ заложилъ лошадь и поплелся въ городъ въ контору. Тамъ около какихъ-то двухъ пріѣзжихъ толпились чиновники и слушали какъ тѣ говорили. Чиновникъ писавшій условіе съ Жукомъ при сдачѣ статьи въ аренду, теперь уже сильно постарѣвшій и съ такою же сѣдою головой какъ у Жука, вышелъ къ нему на встрѣчу и сухо спросилъ что надо.
   -- Слыхалъ, батюшка, что пріѣзжали почто-то господа на меленку.... Такъ спросить не ладите ли отымать у меня....
   -- Отымать! Что, старикъ, глупости мелешь.... Это не статья ли 36 номеръ?... Согласно условію...
   -- Простите, батюшка, на глупомъ моемъ словѣ, а я худаго не хотѣлъ говорить. Эта самая статья....
   -- Да, мы имѣемъ только въ виду сдать ее въ другія руки.... Даже очень скоро....
   -- Чѣмъ же, батюшка, провинился я. Худо ли держалъ, деньги ли въ срокъ не вносилъ?
   -- Нѣтъ, ничего. Просто надо сдать, вотъ пріѣзжіе.... Подъ заводъ смолокуренный.... Пожалуй оставляй за собой по ихъ цѣнѣ.... Они даютъ двѣсти въ годъ....
   Жукъ даже вздрогнулъ.
   -- Экихъ денегъ, печально сказалъ онъ,-- николи и въ рукахъ не бывало.... Помереть тутъ ладилъ....
   -- Помремъ, старикъ, гдѣ Богу угодно. Если хочешь, поговори съ ними. Не обидятъ: народъ, кажется, хорошій.... И я поговорю.... Отступное чуръ пополамъ.... Слышишь!-- не то шутливымъ не то серіознымъ тономъ прибавилъ онъ.-- Бери, а то все равно сдадимъ, ничего не получишь....
   Пріѣзжіе между тѣмъ громко говорили....
   -- Да, мы думаемъ... Знаете -- паровую.... Нельзя допотопнымъ способомъ.... Техникъ приглашенъ.... Мѣсто чудесное. Поднять если плотину да ключи обработать.... Жолоба чугунные.... Нѣсколько тысячъ бросить.... Тутъ дѣло будетъ недурное.... Конечно не Богъ знаетъ что....
   -- Вотъ, господа, говорилъ я вамъ, обратился къ нимъ старый чиновникъ,-- мужикъ этотъ чья мельница на этомъ мѣстѣ.... Проситъ не обидѣть.... Много лѣтъ съемщикъ. Мѣсто устроилъ тоже жалѣетъ.
   Одинъ изъ пріѣзжихъ, пожилой, живой человѣчекъ въ короткой жакеткѣ, съ сигарой въ зубахъ, прищуривъ глаза обратился къ Жуку.
   -- Зачѣмъ обижать.... Цѣнность мельницы.... Отдадимъ.... Ты заходи утромъ ко мнѣ -- знаешь, въ домѣ у Егорова мы стоимъ.... Не босъ, старикъ, не обидимъ.
   -- Что мнѣ отступное, началъ Жукъ,-- мало ли мѣстъ.... Ужь вы оставьте это мѣстечко.... Мнѣ не надо вашихъ денегъ...
   -- Вона что залолошилъ! не безъ удивленія отвѣтилъ тотъ.-- Мнѣ какое дѣло -- хочешь, такъ заходи завтра... Такъ вы ко мнѣ нынче, господа.... преферансикъ...
   И онъ отвернулся совсѣмъ и говорить не сталъ объ этомъ дѣлѣ.
   Весь этотъ день старикъ былъ самъ не свой. Онъ обдумывалъ это со всѣхъ сторонъ -- ничего не подѣлаешь. Онъ ходилъ съ собачкой своей, понурый и печальный и еще болѣе опустившійся, какъ будто подряхлѣвшій. Надо было выбираться. Трудно описать чувство съ какимъ онъ вытаскивалъ котелки и бочки, и разныя принадлежности. Меленка затихла -- вода была заперта. Послѣднею, жалкою надеждой держался и жилъ старикъ: онъ думалъ высокой суммой отступнаго отпугнуть пріѣзжихъ отъ этого мѣста на какое-нибудь другое, гдѣ отступнаго не потребуется. Съ этимъ намѣреніемъ отправился онъ на квартиру къ пріѣзжимъ предпринимателямъ въ городъ. Онъ пришелъ рано и думалъ что долго придется ждать пока встанутъ. Но тѣ и не ложились еще. Въ комнатахъ, прокуренныхъ насквозь, стоялъ говоръ, угарный дымъ и чадъ. Только-что кончили игру и подошли отъ исписаннаго мѣломъ и забросаннаго картами стола къ другому на которомъ въ безпорядкѣ были разставлены закуски и бутылки, и все это при наплывшихъ свѣчахъ и утреннемъ свѣтѣ пробиравшемся въ комнаты имѣло гораздо болѣе непріятный видъ кутежа для посторонняго, чѣмъ было на самомъ дѣлѣ.
   Маленькій и живой человѣчекъ который говорилъ съ Жукомъ вчера, теперь вышелъ къ нему, растрепанный, съ красными глазами.
   -- А, это ты старикъ! Раненько -- ну да тѣмъ лучше. Потолкуемъ. Водочки?
   -- Покорно благодарю -- не употребляемъ....
   -- У, какой строгой! Ну такъ какъ полагаешь стоимость?... Я отдамъ, я обижать не хочу.... Мнѣ съ вами же жить.... Я не для обиды дѣло завожу.... Всѣмъ тутъ польза и работа будетъ.... Ну, старинушка, сказывай по совѣсти....
   -- Тысячу рублей, такъ я уйду....
   Но только-что сказалъ Жукъ эта слова, какъ испугался того выраженія какое приняло лицо его собесѣдника. Глаза еще больше налились кровью, губы зидрожали, черты исказились гнѣвомъ.
   -- Вонъ! Вонъ! закричалъ онъ наступая на старика и путаясь отъ волненія,-- иди вонъ! Скажите -- я по совѣсти.... я добромъ.... а онъ.... что же ты, смѣяться задумалъ.... Убирайся -- и говорить, не стану. Вонъ изъ моей квартиры!
   -- Позвольте, Иванъ Петровичъ! Не горячитесь, мы поговоримъ....
   -- И говорить не хочу.... Я хотѣлъ... а онъ.... да я и такъ имѣю право.... скажите.... На смѣхъ что ли! Ахъ старый волкъ! скажите....
   Жукъ вышелъ съ отчаяніемъ въ сердцѣ. Не деньги были ему нужны -- нѣтъ, его убивало сознаніе полной невозможности какъ-нибудь устроить это дѣло....
   Недолго жить мнѣ... хоть бы помереть-то позволили -- нетревожили, думалъ онъ, совсѣмъ убитый, все одно и то же. Съ этого же утра пріѣзжіе начали сбивать народъ на работу и въ поселкѣ и въ окрестныхъ деревняхъ. Была ранняя весна, народу рабочаго много. Жукъ видѣлъ какъ потянулись подводы на его мѣстечко, къ его меленкѣ, побрелъ народъ съ топорами.
   -- Ужли же все разнесутъ?...
   Старикъ не вытерпѣлъ и пошелъ поглядѣть на свое мѣстечко. Тамъ копошился народъ, сосна Лохматка уже валялась черезъ тропинку безжалостно срубленная сосѣдскимъ топоромъ. Стрѣлка елочка судорожно вздрагиваетъ подъ остріемъ другаго. Приступили и къ меленкѣ. Вотъ подняли первыя тесины, трещатъ косяки.... Старикъ отвернулся....
   По дорогѣ, на красивой вороной лошади, ѣхалъ новый хозяинъ въ бѣговыхъ дрожечкахъ. Поровнявшись со старикомъ, онъ поднялъ картузъ и поклонился. Онъ забылъ свою вспышку.
   -- Ну не сердись, старикъ... Получи, Богъ съ тобой.... На держи.... Двѣсти.... За глаза.... Эта лачужка чего стоитъ... Самъ знаешь.... Ты умный мужикъ....
   Онъ вынулъ изъ кармана большой портфель и изъ толстой пачки отсчиталъ двѣ сотенныя, сунулъ ихъ въ руку убитому и молчавшему старику. Тотъ безсознательно зажалъ въ рукѣ ассигнаціи и не посмотрѣлъ на нихъ даже, побрелъ потихоньку домой.
   Сестра старуха очень удивилась когда, придя въ избу увидѣла на полу двѣ сотенныя бумажки и брата, который лежалъ на печи безъ движенія.
   -- Ой что это, Гурьянычъ, слышь! Наши это что ль? Спрятать что ли, касатикъ? Да что ты ровно нездоровый!...
   Не отвѣчая Жукъ только слабо махнулъ рукой и отвернулся.
   Въ прошломъ году Жукъ померъ зимой. Тихій и понурый бродилъ старикъ по дому. Онъ давно ничего не работалъ. Сядетъ бывало на лавочкѣ у воротъ и смотритъ вдаль не двигаясь. Онъ ослабъ и одряхлѣлъ такъ что трудно было его узнать. Все ходилъ на обрывъ свой -- стоитъ и смотритъ внизъ.... А тамъ клокочутъ котлы, стучатъ и пыхтитъ паровая машина. Ключей не слышно -- они правильно бѣгутъ теперь по чугуннымъ трубамъ.... Хлопотливая современность на пустынномъ когда-то мѣстѣ настроила свои склады и конторы, и дымовыя трубы съ клубами чернаго дыма всю ночь изрыгаютъ тучи искръ, которыя огненнымъ облакомъ горятъ и сверкаютъ на темносинемъ ночномъ небѣ. Необычный грохотъ и движеніе нарушили обычную пустынную тишину лѣснаго затишья....

Н. Б--ВЪ.

   Горки. Ноября 15го 1874.

"Русскій Вѣстникъ", No 1, 1875

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru