Ф. Н. Берг
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
Поэты 1860-х годов
Библиотека поэта. Малая серия. Издание третье
Л., "Советский писатель", 1968
Вступительная статья, подготовка текста и примечания И. Г. Ямпольского.
Дополнения по:
Русские песни и романсы.
"Классики и современники"
М.: Художественная литература, 1989
----------------------------------------------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
Биографическая справка
Больной
Заря
Из стихотворения "Деревня"
Пророк
Зимой
В поле
Смерть
"И плеск, и блеск речной волны..."
Зайка
Золотой дождик
Из стихотворения "В тюрьме"
Грезы и песни
Лесная пустыня
Годовщина
Полдень в глуши
Успокоение
Федор Николаевич Берг родился 11 сентября 1840 года в Наровчатском
уезде Пензенской губернии в дворянской семье. Он учился в Воронежском
кадетском корпусе, был выпущен оттуда офицером, но предпочел путь
литератора. В Воронеже Берг сблизился с И. С. Никитиным, о котором после его
смерти напечатал не лишенные интереса воспоминания, где нарисовал
привлекательный образ поэта.
Берг впервые выступил в печати в 1859 году в юмористическом журнале
"Развлечение". В первой половине 60-х годов он сотрудничал в "Современнике",
"Времени", "Светоче", "Русском слове", "Библиотеке для чтения",
"Иллюстрации" и других изданиях, где было опубликовано большое количество
его оригинальных стихотворений, переводов и прозаических произведений (роман
"Закоулок" и повесть "В четырех стенах" - из жизни кадетского корпуса).
Принимая в "Светоче" ближайшее участие, он заведовал библиографическим
отделом журнала. Вместе с В. Костомаровым Берг выпустил книжки "Сборник
стихотворений иностранных поэтов" (два выпуска) и "Поэты всех времен и
народов"; он начал издавать полное собрание сочинений Г. Гейне в русском
переводе, однако на первом томе издание приостановилось.
Творчество Берга этих лет, в том числе и поэтическое, свидетельствует
о бесспорных, хотя и не всегда последовательных, демократических симпатиях,
его сочувствии новым веяниям русской жизни, стремлениям "молодого
поколения", демократической интеллигенции. Современники припоминают одну
любопытную деталь: Берг всегда демонстративно ходил в красной рубашке.
Но во второй половине 60-х годов в нем происходит перелом, и мысли о
народном благе, о преследуемых властями друзьях народа сменяются
разочарованием в былых идеалах и чувством религиозной примиренности.
Интересен в этом отношении образ храма в его поэзии. В начале 60-х годов
"ветхий храм" - символ уходящего прошлого. "Храма ветхого под твердою стопой
Дрогнули мшистые ступени", - пишет Берг в стихотворении "Заря"; в селах, и
деревнях, полях и лесах России "давно уж веет жизнь иная". "Пророк" в
одноименном стихотворении призывает "разрушить ветхий храм", вместо которого
"создаст иной иное племя", и по поводу "боязливых сомнений" убежденно
заявляет, что заря новой жизни давно уже занялась над родиной, "скончалось
царствие былого". Эти настроения вытесняются мотивами смирения и веры,
идеализацией патриархальных религиозно-нравственных устоев, и их символом
является блестящий в лесной глуши, в уединении от людей, "далекой церкви
крест простой" ("Лесная глушь") и "мерный звон" колокола, успокаивающий душу
("Успокоение"). Эти настроения отразились и в прозе Берга (сборник
"Заонежье", 1874) и в его переписке.
На грани 60-х и 70-х годов Берг печатался в неославянофильской "Заре",
а затем перешел на активно реакционные позиции, сотрудничая в "Русском
мире", "Русском вестнике", "Гражданине" Мещерского. Много печатался он и в
"Ниве". Он уже выступает теперь преимущественно не как поэт и беллетрист, а
как критик, историк и публицист. В 1875-1879 годах Берг был фактическим, а
затем и официальным редактором "Русского мира"; после смерти Каткова в
течение ряда лет редактировал "Русский вестник" (1888-1895) и другие
реакционнные издания, в том числе субсидировавшуюся министерством внутренних
дел газету "Родная речь". В начале XX века Берг был активным деятелем
монархических организаций.
Берг умер, совершенно забытый, в московской психиатрической больнице 3
апреля 1909 года.
ВОЛЬНОЙ
К болезни он привык. Просиживая дни,
Он думал и мечтал... "Теперь там шумно, жарко!
Хлопочут, бегают, торопятся они...
Как это солнышко невыносимо ярко!
Здесь в полусумраке, за рамою двойной,
В тенистой комнате покойно и уютно..."
И уж не плакал он, когда ему порой
Былое, бурное припоминалось смутно...
Привык он жить один. Давно уж он забыл,
Что есть иная жизнь волнений и страданий;
В уединении он так их полюбил -
Картины пестрые болезненных мечтаний!
Как злобно он вздрогнет, когда ему теперь,
Вдруг свежим воздухом пахнув в лицо больное,
Тревога шумная в растворенную дверь
Расскажет радостно про новое, живое!
<1861>
ЗАРЯ
Заря! Унынье, страх лучей ее бегут,
И сердце бьется жизни жаждой;
Толпою бодрою идем на жизнь и труд!
Свое для всех положит каждый.
Идем на жизнь и труд! В пылающих сердцах,
В биеньи частом каждой жилы,
В молчаньи сдержанном, в стремительных речах
Вся мощь и крепость львиной силы!
Пусть умирающих, ослепших голоса
Звучат... Земля моя родная!
По селам, городам, в поля твои, в леса
Давно уж веет жизнь иная!
Вот вспыхнет солнышко над сумрачной землей!
Бегут обманчивые тени,
И храма ветхого под твердою стопой
Дрогнули мшистые ступени...
<1861>
ИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ "ДЕРЕВНЯ"
Н. Н - ской
Вот и околица, вот мельница и пруд
Весь в красном пламени... А там за ним пойдут
Волной широкою колосья наливные!
При блеске утреннем пурпурного луча
Сверкнули крестики за рощей золотые -
То ветхий сельский храм. Колесами стуча, .....
Плотиной старою поехала телега;
Здоровой свежестью повеяло с полей,
Гречихой, коноплей... С качнувшихся ветвей,
Закапала роса. А утренняя нега
Очарованием своим еще царит...
Бесшелестно листок в огне зари висит,
Как озолоченный...
Скорей, моя телега!
Бывало, - помнить ли? - подпершися рукой
С несносной книгою сидишь. Перед тобой
Из непонятных букв, из-за тупой указки
Выходят странные, причудливые сказки...
Так душно в комнате, и скучно, и темно!
Сирень врывается в раскрытое окно,
И сыплются цветки на стол, благоухая;
И звон ко всенощной, и ржанье лошадей,
И крик, веселый крик несется, замирая,
Со скрипом колеса с желтеющих полей;
И в небе голубом следишь за лётом птицы,
И в нетерпеньи мнешь окраины страницы,
И тетку строгую уж слушаешь едва,
Как опьянелая кружится голова,
И хочется бежать в овраг к пруду и к лодке,
И плакать хочется под грозный голос тетки!
Иль зимним вечером - как снегом бьет в стекло
Метель летучая - при нагоревшей свечке
На сундуке большом, окованном, у печки
В тени угла сидишь уютно и тепло
И няню слушаешь. Узнав и гнет и горе,
Я понимал уже, как пела мне она,
Что мукой вечною какою-то полна
Ее душа... Поет, бывало: "В синем море
Плыла лебедушка... Вдруг сокол налетел...
И в сердце у меня последний звук звенел -
И я рыдал, обид припомнив ряд несчетный,
И няню целовал с любовью безотчетной...
<1861>
ПРОРОК
Он шел по селам, городам,
Он говорил: "Настало время!
Пора разрушить ветхий храм,
Создаст иной иное племя!"
С упреком горьким осмеял
Их боязливые сомненья,
На них он твердо отвечал,
С могучей силой убежденья:
"Когда хотя один из нас
Сказал той новой жизни слово,
Заря ее уж занялась,
Скончалось царствие былого!"
<1861>
ЗИМОЙ
Как у наших ворот снежный вихорь метет,
Вкруг столбов всё крутит-завивается,
Словно стонет-гудёт, в стекла мерзлые бьет.
Ах, как сердце болит - надрывается!
Не приехал домой наш сосед молодой, -
Да зачем он опять-то покажется?
Правда, прошлой весной говорил он со мной.,
Да ведь всё не упомнишь, что скажется!
Вот весна-то была! И тепла, и светла!
Как-то всё говорилося, пелося,
Всех бы я обняла, всем прощать начала -
Как-то вдруг мне любить захотелося!
Что он видел и знал! Сколько мне рассказал
Про широкую жизнь, про раздольную
По большим городам, по далеким краям,
Про людскую про волюшку вольную!
Полетела бы я в эту даль, в те края,
Всё б увидела новое, дивное,
Эту скуку и брань позабыла бы я,
Всё б свое позабыла противное.
Вот как птицы летят, от морозов спешат
За людьми работящими, праздными,
Что за новой весной, чай, толпа за толпой
Потянулись дорогами разными...
А у наших ворот лишь тропинка идет...
Вон уж снегом она заметается!
А у наших ворот только буря поет,
Только буря поет-заливается...
<1862>
В ПОЛЕ
Ф. М. Достоевскому
Дай тебе боже, родная земля,
Мира, свободы, покою!
Как эти села, как эти поля
Крепко сроднились со мною!
Чудное утро за ночью дождливою:
Серая тень переходит за нивою,
Тучки плывут в синеве,
И широко по траве
Тянется ветер струей благовонного
В рощу зеленую,
Дождиком свежим омытую,
Солнечным светом залитую.
Дай тебе боже, родная земля,
Дождичка, вёдра в поля,
И сохрани их от града, от голода,
Жара сухого да позднего холода!
Бог вам на помощь, христовы работнички!
Глубже вам вспахивать пашенку черную,
Шире косой размахнуться проворною -
Будет большой урожай,
Град не побьет, саранча не напустится...
Как всё кругом зацветет да распустится -
Знай увози-собирай!
В полдень ли жаркий, полуночью ль тихою
Медом потянет от кашки с гречихою,
Станут хлеба что стена,
И засквозятся, что золото яркое,
Стебли сухие на солнышко жаркое
И зашумят, как волна.
Песни по селам споются веселые,
Стоном застонут телеги тяжелые -
Горы снопов повезут.
Всё, чем поля за труды ни поплотятся,
Всё на току на сухом умолотится,
Всё в закрома покладут.
Дай тебе боже, родная земля,
Мудрых вождей и великих,
Чтобы не слышали эти поля
Криков проклятия диких,
Чтоб не лилась неповинная кровь,
Слез неутешных не лилось -
Чтоб вековечно святая любовь
В грешных сердцах воцарилась!
<1862>
СМЕРТЬ
М. Н. Коптевой
Мне кажется, что я умру в дороге,
На станции. Глухая будет ночь,
Я не смогу усталость превозмочь
И задремлю тихонько на пороге.
Там в темноте меняютлошадей,
Среди теней и тусклых фонарей
Бубенчиков раздались переливы,
И фыркает протяжно конь ленивый...
А ночь темна - без звезд и без лучей.
И снится мне, что я приеду скоро,
Что вот теперь уж кончен скучный путь,
Что будет мне так сладко отдохнуть
Средь тихих слов простого разговора,
Под жаркий треск растопленных печей...
А ночь темна - без звезд и без лучей.
Вот огоньки блеснули мне приветно,
И сердце им забилося ответно,
И хочется туда лететь, бежать
И нового так много рассказать,
И хочется так многих мне увидеть,
По-старому любить и ненавидеть
И страстно жить опять среди людей...
А ночь темна - без звезд и без лучей.
Темна, темна! И сердце вдруг упало...
Ну, стоит ли стремиться и желать
И новое всё что-то узнавать?
И эта мысль мне мозг застывший сжала:
Так тяжела, упорна и одна,
Как ночь кругом, черна и холодце...
Ну стоит ли? Ведь всё одно и то же!
Когда-то был я лучше и моложе,
Мне нравилась вся эта трескотня,
Весь этот блеск так радовал меня!
Ну, а теперь... теперь с меня довольно!
Но отчего ж вдруг сердцу стало больно?
И отчего - всё будто холодней
Сырой туман ползет с сырых полей?
Ну пусть уж так! Пусть тише сердце бьется!
Холодный мрак всё тише раздается...
Но хорошо! Вот так бы всё лежать!
Ни мучиться, ни думать, ни желать,
И мирно спать без снов - покойно, вечно...
И дальше не поеду я, конечно.
<1862>
* * *
И плеск, и блеск речной волны,
Туманы, тени ночи синей,
Благоухания весны
Над зеленеющей пустыней
Лугов и свежих озимей,
Весь этот трепет, щебетанье,
Вся эта яркость и блистанье
Сквозистых рощ, небес, полей,
Что светлой, полной жизнью дышат,
И голосов несметный хор...
Привычный слух, спокойный взор
Их мало видит, мало слышит.
Но если в душных городах
Всё это вспомнишь в день туманный,
На людных, смрадных площадях,
Под гул тревоги неустанной, -
Широко, полно дышит грудь,
Вольнее хочется вздохнуть...
И вот сверкнула даль немая,
Звенит, щебечет впереди -
Весна цветет, благоухая,
В твоей взволнованной груди...
<1862>
ЗАЙКА
Заинька у елочки попрыгивает,
Лапочкой об лапку поколачивает.
"Экие морозцы, прости господи, стоят,
Елочки от холоду под инеем трещат;
Елочки от холоду потрескивают;
Лапочки от холоду совсем свело.
Вот кабы мне, зайке, мужичонком быть,
Вот кабы мне, зайке, да в лаптях ходить,
Жить бы мне да греться бы в избушечке
Со своей хозяюшкою серенькой.
Нынче мужички-то хорошо живут,
Нынче мужичкам-то эту волюшку дают,
Волюшку-свободу, волю вольную,
Что на все иди четыре стороны:
На одну-то сторону напросишься,
На другую сторону намолишься...
Вот кабы мне, зайке, мужичонком быть,
Вот кабы мне, зайке, да в лаптях ходить,
Пироги бы есть да всё с капусткою,
Пироги бы с сладкою морковкою,
На полатях зимушку пролеживать,
По морозцу в саночках покатывать!.."
<1862>
ЗОЛОТОЙ ДОЖДИК
Дождя сверкающего капли
Шумели в блещущих листах,
Шумел, весь в каплях, воздух синий,
Колеблясь в радужных волнах;
Благоуханная прохлада
Плыла широко. Здесь и там
Встряхнутся ветки, точно кто-то
Порхнет незримый по кустам.
Всё задышало, зажужжало,
Зазеленело, зацвело.
И из янтарной тучки солнце
Как обновленное взошло...
<1862>
ИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ "В ТЮРЬМЕ"
Вон башни там по берегам
Виденьями стоят;
Вон по стенам, склонен к волнам,
Орудий черный ряд.
Там над землей туман сырой
И день и ночь стоит.
Там ветра вой и волн прибой
В недвижимый гранит.
Лишь - редкий миг - раздастся крик
Угрюмых часовых,
Да слышен крик, зловещ и дик,
Бессонных птиц ночных.
Да слышен стон, - протяжен он
И тоже страшен, дик,
Как смертный сон, подземный стон.
Глухой, протяжный крик...
Но всё собой туман сырой
Покрыл со всех сторон,
Но ветра вой и волн прибой
Глушит подземный стон.
<1862>
ГРЕЗЫ И ПЕСНИ
Не отнимут люди, не отнимут -
Грезы, песня будут вечно с нами;
И за что б ни стали люди биться -
Грезы, песня будут вечно с нами
В сердце нашем глубоко таиться.
Те, что насмеялись, те, что гнали,
И у них ведь сердце грезой бьется -
Иль они ни разу в жизнь не знали,
Как от счастья всей душой поется?
Вот века проходят за веками,
Всё, быть может, позабудут люди,
Чем гордились, что творили сами, -
Грезы ж с песней будут вечно с нами
Глубоко таиться в каждой груди.
Да и есть ли что у нас отрадней,
Есть ли что светлее и чудесней?
Всё пройдет своею чередою,
Только вечно будет над землею
Царство грез и песней!
<1863>
ЛЕСНАЯ ПУСТЫНЯ
1
Вокруг моей избы лесной
Встает сырой туман ночной,
И тонут в нем стволы дерев,
И кущи темные кустов,
И пятна дальних деревень,
И всё, что видел в ясный день, -
Всё принимает вид иной.
Весь тусклой озарен луной,
Окутал всё туман седой;
Сдается мне, не узнаю
Пустыню тихую мою:
Тенями ночи создана
Иная, дикая страна...
2
Огромней кажутся холмы,
Угрюмей, круче берега,
И, смутно-белы, как снега
Ночные северной зимы,
В глубоких логах залегли
Клубы туманов. Поползли
Они болотами вдали,
Как грозовые облака...
Как тихо! Лесом вековым
Иди иль берегом крутым, -
Нигде ни крика, ни звонка, -
Лишь переборами река
Всю ночь шумит...
3
...Оно прошло -
Всё, что терзало и гнело...
И пусть - как веянье весны,
Как запах леса и сосны,
Вливает жизнь, здоровье - так
Да исцелит меня она,
Святая глушь и тишина!
Да исцелит тоску мою!
Я каюсь, каюсь! Я стою -
Как сын библейский - у дверей
Великой родины моей.
Прими, прими! Тебе свою
Я жизнь и сердце отдаю!
4
Кто здесь учил их так любить,
Невзгоду, горе выносить?
Кто влил в смиренные сердца
Всю эту веру без конца?
Откуда эта мощь в труде
И стойкость крепкая в беде,
И скромность ясной простоты?!.
Зашевелилися листы,
И лесом ветер потянул,
Светлее лунный луч взглянул...
И вдруг - в выси, меж облаков,
Над глушью сумрачных лесов,
Сверкнул звездою золотой
Далекой церкви крест простой...
<1869>
ГОДОВЩИНА
Господи! Вот уж прошли и года -
Мы повстречались с тобою тогда...
Как-то живется, моя дорогая?
Нынче всегда поминаю тебя я -
Любо мне рану свою растравлять,
Прошлое счастье свое поминать.
Дожили мы до печальной развязки...
Чай, потускнели прекрасные глазки,
Горе в сердечке печальном царит,
Там ни луча, ни звезды не горит,
Там только вечная дума заветная -
Словно осенняя ночь безрассветная.
Снег и валит, и крутит -
В долгие ночи, за темными елями,
Дом одинокий заносит метелями,
Ель за окошком скрипит...
Страшно одной с нагоревшею свечкою!
Чу! Вот сверчок зачирикал за печкою,
Маятник мерно стучит...
Мрачно виденья и тени проносятся,
Слезы на глазки усталые просятся.
Горькое дело! Жалеть, вспоминать
Всё, что прошло, что желалось и снилося:
Жизнь никогда не воротит опять,
Что безвозвратно разбилося...
<1869>
ПОЛДЕНЬ В ГЛУШИ
Река тиха. И всё плывем
В пустынях мы неисходимых -
Сырою ночью, душным днем -
В безмолвный мир лесов родимых...
Плывем в пустынной тишине -
И чащи рощ непроходные
Простерли вкруг, в полдневном сне,
Над нами своды вековые.
Выс_о_ко облачко скользит,
В прозрачном небе тихо тая,
И с криком диких птиц летит
Над лесом спугнутая стая.
Молчит пустыня. Тишь, жара...
Звучит в лесу так странно слово!
Не слышно стука топора
Нигде - ни голоса людского...
Что там? Чу, слышите - шаги?
Нет - это сучья буревала...
Уж сколько, сколько лет - ноги
Здесь человека не бывало!
Стреляй!.. Дробяся без числа,
Унесся отзвук в лес дремучий -
И вновь лишь мерный шум весла
В тиши заслышался могучей...
<1870>
УСПОКОЕНИЕ
Когда конец борьбе пустой,
Трудам, мученьям и безделью!..
Скорей, скорей в мой край родной.
Скорей в мою лесную келью!
С груди как будто камень снят,
На сердце легче - нет кручины...
От мира скроют-осенят
Ветвями сосны-исполины.
Так тихо! Ясные лучи
В лесу, как стрелы, зори мечут,
У вековых корней ключи
Неумолкаемо лепечут.
И раздается мерный звон,
В глуши торжественно смолкая, -
И погрузится в дивный сон
Моя душа, душа больная.
Пустыни воздухом дыша,
В груди я чую мошь и силы;
Но упокоилась душа,
И я лежу - на дне могилы.
Волшебный, сладостный покой,
Покой глубокий, бесконечный!..
И лес дремучий надо мной
Склонится в думе вековечной.
Синеют ночи, блещут дни...
В лучах полудня, в свете лунном
Звучат ключи в ночной тени,
Как будто стройным ладом струнным.
Идет, идет за годом год...
Но вдруг очнешься от забвенья:
Она нахлынет - жизнь забот,
Тревоги, злобы и волненья.
Та жизнь, к которой средь огня,
В тоске, взывал я не однажды, -
Та, что ни разу у меня
Не утолила сердца жажды!
<1872>
ПРИМЕЧАНИЯ
В сборник включены произведения двадцати пяти второстепенных поэтов
середины XIX века, в той или иной степени дополняющих общую картину развития
русской поэзии этого времени.
Тексты, как правило, печатаются по последним прижизненным изданиям
(сведения о них приведены в биографических справках), а когда произведения
поэта отдельными сборниками не выходили - по журнальным публикациям.
Произведения поэтов, издававшихся в Большой серии "Библиотеки поэта",
воспроизводятся по этим сборникам.
При подготовке книги использованы материалы, хранящиеся в рукописном
отделе Института русской литературы (Пушкинского дома) Академии наук СССР.
Впервые печатаются несколько стихотворений В. Щиглева, П. Кускова и В.
Крестовского, а также отрывки из некоторых писем и документов, приведенные в
биографических справках.
Произведения каждого поэта расположены в хронологической
последовательности. В конце помещены не поддающиеся датировке стихотворения
и переводы. Даты, не позже которых написаны стихотворения (большей частью
это даты первой публикации), заключены в угловые скобки; даты
предположительные сопровождаются вопросительным знаком.
Ф. Н. БЕРГ
Из стихотворения "Деревня". Этот отрывок из большого стихотворения или
поэмы "Деревня" (она не была закончена, или полный текст ее до нас не дошел)
сам Берг опубликовал отдельно. Стихотворение посвящено некой Н. Н.
Оленинской,
Смерть. М. Н. Коптева, которой посвящено стихотворение, принадлежала к
кругам демократически настроенной молодежи тех лет; в 1863-1864 гг. она была
участницей организованной В. А. Слепцовым Знаменской коммуны.
Зайка. В стихотворении идеализируется крестьянская реформа 1861 года.
Из стихотворения "В тюрьме". Этот отрывок из большого стихотворения
(или цикла стихотворений) сам Берг опубликовал отдельно.
Лесная пустыня. Как сын библейский. Имеется в виду евангельская притча
о блудном сыне (Евангелие от Луки, гл. 15, ст. 11 и след.).