Бердяев Николай Александрович
Ганс Корнелиус. Введение в философию

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Николай Александрович БЕРДЯЕВ

ГАНС КОРНЕЛИУС. ВВЕДЕНИЕ В ФИЛОСОФИЮ

Перевод с немецкого Г. А. Котляра, под редакцией и с предисловием проф. Н. Н. Ланге. Москва. Издание Д. П. Ефимова. 1905. Цена 2 р.

   От позитивизма до философии -- этими немногими словами можно охарактеризовать настоящую работу Г. Корнелиуса. Исходя из позитивистской точки зрения, из позитивистского понимания задач философии, словом, из "позитивной философии", автор, логически развивая эту точку зрения, с неумолимой последовательностью ведет читателя за её пределы -- в сферу миросозерцания, по отношению к которому уже в большей степени оправдывается эпитет "философское".
   Из всего многообразия бытия даны нам, думает он как истинный позитивист, лишь наши переживания, протекающие во времени, и быстро сменяющиеся явления нашей психической жизни. Наше познание состоит не в чем ином, как в описании этих переживаний, -- не в голом описании: таковое, пожалуй, было бы даже невозможно, а в упрощающем, обобщающем описании данных нашего опыта, в связном изложении большого ряда их с одной общей точки зрения. Такое стремление к упрощению и обобщению всех явлений представляет собой принцип, господствующий во всем нашем мышлении, -- его можно назвать принципом экономии мышления. В этом процессе упрощения и обобщения явлений, наряду с другими науками, остается место и философии, "истинно позитивной" философии. Всякая частная наука, занимаясь обобщением явлений в своей области, совершенно оставляет в стороне свою связь с другими науками, наше же познание, стремление к ясности, требует объединения всех наук, их результатов в единое, законченное целое, оно требует единого и цельного миросозерцания, которое охватило бы всю совокупность явлений вселенной. Эту задачу и должна взять на себя философия; она не должна только пользоваться в этих целях элементами, чуждыми опыту, и гипостазировать их, как поступала она в метафизическую фазу своего развития. Однако, помимо сводки результатов наук в одно гармоничное целое, философия имеет еще другую, более важную задачу. Дело в том, что наше познание при своих обобщениях пользуется логическим материалом, не обладающим достаточной ясностью. Целый ряд понятий, как-то: причинность, объективный мир и др., которые оно употребляет без критики, как само собой понятные, не требующие объяснения и в сведении к которым всего прочего для нашего мышления и состоит объяснение, на деле усвоены нами по привычке и требуют своей проверки. Постановка и разрешение проблем, которые, касаясь значения и правильности этих последних предпосылок опытного познания, выходят за его пределы, и должны составить теоретико-познавательную задачу философии. Выполнить её, не привнося при этом никаких новых необоснованных предпосылок, философия может лишь путем воссоздания тех процессов, с помощью которых в ходе развития обобщения и систематизации данных опыта создались еще в донаучную эру такие предпосылки всякого научного познания, т. е. путем психологического анализа механизма процесса обобщения, индукции, или, так как результатом всякого обобщения является понятие, механизма образования понятий. Уже Юм ясно видел эту теоретико-познавательную задачу философии и также прекрасно понимал, что разрешить её, доказать и выяснить основные понятия наук возможно лишь на психологическом пути, при помощи анализа непосредственно данных переживаний. Если же его попытка в этом отношении не увенчалась успехом и он пришел к скептицизму, то этим он обязан лишь своему атомистическому взгляду на психическую жизнь, допущению, что последняя строится из изолированных частей. Исходя из противоположного понимания психической жизни, из того, что нам в качестве психических фактов непосредственно даны не только отдельные переживания, но и факторы, делающие возможною их связь, современная философия, думает автор, в состоянии путем изучения психического развития понять механизм образования понятий, т. е. процесс познания, и вместе с тем раскрыть те формы мышления, которые лежат в его основе и делают возможным познание. Словом, она в состоянии выяснить и обосновать последние предпосылки всякого опытного познания. Хотя она не будет приписывать им реальности, независимой от наших переживаний, как делала это метафизика, но она будет в силах защитить их от скептицизма и релятивизма. От скептицизма -- указанием на то, что эти предпосылки делают возможным связи наших переживаний, наблюдаемые в действительности. От релятивизма -- ссылкой на то, что утверждение, будто в ходе психического развития они сменяются беспрестанно новыми и имеют, следовательно, временное значение, неизбежно ведет к признанию беспрерывной ломки и беспрерывного преобразования и переустройства всего нашего научного здания и, таким образом, к отрицанию действительной возможности цельного познания, охватывающего с течением времени все большую и большую сферу явлений. Одним словом, по мнению автора, философия должна приписать этим предпосылкам опытного знания абсолютную значимость для опыта, априорность в кантовском смысле: кто стремится к действительному познанию, должен признать их. И не только их: она должна, в согласии с общим научным убеждением, в целях достижения монистического познания приписать абсолютную и вечную значимость опытным понятиям, обозначающим действительные факты опыта, и опытным законам. Возможность же этого автор обосновывает путем открытия среди категорий таких, которые позволяют каждый противоречащий прежним законам факт вводить в контекст опыта посредством подведения его под более общий закон, охватывающий прежний закон, а отнюдь не уничтожающий его. Выполнив свою теоретико-познавательную задачу на указанном пути, философия, продолжает автор, будет в силах дать нам единое объяснение мирового целого из общих принципов, которые, в свою очередь, уже не будут нуждаться в дальнейшем объяснении. Миросозерцание, построенное на таких основах, по его мнению, можно назвать теоретико-познавательным эмпиризмом -- телеологическим идеализмом, сказали бы мы. Ибо, как видно из предшествующего изложения, автор в существенных пунктах вполне примыкает к представителям этого идеализма, Виндельбанду и Риккерту. Вместе с ними он резко выступает против всякой метафизики, утверждая, что категории и законы природы обладают не реальностью, независимой от опыта, а лишь значимостью для опыта; против позитивизма, приписывая им не временную, относительную, а вечную, абсолютную значимость для опыта. Вместе с ними он пытается обосновать категории, доказать их значимость, исходя из абсолютной ценности познания, истины, т. е. строит теорию познания телеологически. Если притом он все же утверждает, что его теория познания покоится всецело на психологии, то на деле он поступает совершенно иначе: он пользуется психологическим анализом лишь как вспомогательным средством для своего телеологического метода. И в самом деле, из всех мифологических, метафизических и других форм мышления автор выдвигает лишь некоторые как необходимые для познания; это же ему удается сделать лишь путем превращения принципа экономии мышления, провозглашенного им первоначально в качестве закона психической жизни, в норму, которую мы должны выполнять, если хотим достигнуть познания. Что же касается разногласий Г. Корнелиуса с указанными выше представителями телеологического идеализма, то они или несущественны, или обусловлены тем, что автору не удалось еще впитать в плоть и кровь ту точку зрения, к которой неизбежно привел его логический ход мыслей.
   Таким образом, исходя из позитивистской точки зрения, автор приводит читателя к телеологическому идеализму, к точке зрения, во всяком случае, уже философской. Развивать далее эту последнюю, показать, что она есть лишь переходная ступень к более высокой, не входит в наши задачи. Также мы не намерены более детально исследовать воззрения Г. Корнелиуса: это завело бы нас слишком далеко. Для нас достаточно, если нам удалось показать, что в труде Г. Корнелиуса нашел выражение и разрешение переживаемый ныне позитивизмом кризис; и мы не можем не рекомендовать читателю его книжку.
   Что же касается перевода Котляра, то в этот раз переводчик удачно справился со своей задачей. Вследствие дословности перевода, встречаются довольно часто стилистические промахи. Также попадаются и терминологические погрешности, напр[имер], "Begrifflich" переводится словом "логический"; "Begriffsbildung" местами передается выражением "понятие" (с. 225, 226 и др.), что в значительной степени затемнило смысл текста. "GefЭhlwirkung" переводится то [как] "эмоциональные влияния", то [как] "действия на наши чувства", то, наконец, [как] "действия, вызывающие определенные чувствования"; "die Inhalte einer Gruppe" передано на с. 208 выражением "группа содержаний" и др. В общем же перевод можно назвать вполне удовлетворительным.

("Мир Божий", 1905, No 5, май, с. 149-151; подпись: N. N.)

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru