Е. А. Бѣловъ. Русская исторія до реформы Петра Великаго. Спб. 1895. Изданіе Л. Ф. Пантелѣева. Ц. 3 руб. По поводу книги Е. Бѣлова надо писать не рецензію, а цѣлую статью; мало того, разбирать ее надо не одиноко, а въ связи со всѣми новѣйшими попытками изложенія общаго хода русской исторіи, русской исторической и философской мысли, т.-е. въ связи съ трудами проф. П. Н. Милюкова, академика А. Н. Пыпина, проф. А. и. Трачевскаго, М. М. Филиппова, H. М. Павлова, Д. И. Иловайскаго и сжатой характеристикой результатовъ старыхъ работъ H. М. Карамзина, Н. А. Полевого, О. М. Соловьева, Н. И. Костомарова, М. О. Кояловича, K. Н. Бестужева-Рюмина. Это заявленіе уже опредѣляетъ взглядъ рецензента на книгу, предназначенную самимъ авторомъ "для образованныхъ читателей". Если для сужденія о ней рецензенту-спеціалнету приходится предпринять указанную сейчасъ громоздкую справку, то понятно, что для обычнаго "образованнаго читателя", которому требуется знакомство съ общимъ ходомъ русской исторіи въ ясномъ, живомъ, научно-популярномъ изложеніи, книга Ев. Бѣлова совершенно недоступна. Читая "Русскую исторію" Е. Бѣлова, не спеціалистъ не въ силахъ, съ одной стороны, оцѣнить устарѣлость однихъ и всю оригинальность другихъ взглядовъ нашего автора, а съ другой стороны страшная сухость, непослѣдовательность, односторонность изложенія могутъ съ успѣхомъ отпугнуть такого читателя отъ необходимой настойчивости для ознакомленія съ до-петровской эпохой русской исторіи. Относясь съ безусловнымъ отрицаніемъ къ книгѣ Е. Бѣлова въ смыслѣ пригодности ея для большой публики, мы тѣмъ самымъ вовсе не отказываемъ ей въ извѣстномъ положеніи (и, прибавимъ, очень любопытномъ) среди серіи перечисленныхъ выше работъ. Это вѣдь не компиляція только въ родѣ пресловутой "Исторіи Россіи" г. Иловайскаго, тенденціозность котораго поразительна по своей грубости и неприличію, а серьезный, многолѣтній трудъ, покоившійся на ученыхъ вкусахъ и педагогической опытности автора. Чѣмъ тѣснѣе придвинемъ названный трудъ къ личности самого автора, тѣмъ спеціальный интересъ къ книгѣ будетъ болѣе и болѣе расти. Вотъ почему въ настоящей замѣткѣ, какъ имѣющей въ виду большую публику, важно подчеркнуть нѣкоторые взгляды Ев. Бѣлова; что касается, собственно содержанія книги, то достаточно сказать, что двадцать четыре главы ея обнимаютъ русскую исторію отъ разселенія славянъ до единодержавія Петра не включительно, составъ отдѣльныхъ главъ совершенно случаенъ, анализа внутренняго смысла и взаимной связи историческихъ явленій нѣтъ, а главное вниманіе обращено на разсказы о войнахъ и походахъ, пораженіяхъ и побѣдахъ, о главаряхъ тѣхъ и другихъ; культурѣ, въ широкомъ смыслѣ этого слова, отведено мало мѣста, да и вопросы, входящіе въ составъ этого понятія, тронуты безъ системы и безъ достаточной подготовки со стороны ознакомленія съ первоисточниками.
Хотя авторъ нигдѣ не даетъ яснаго указанія на необходимость дробленія русской исторіи на отдѣльные періоды, однако, изъ нѣкоторыхъ его замѣчаній, оговорокъ и пріемовъ изложенія можно заключить, что съ половины IX вѣка до конца XVII вѣка можно намѣтить два, слѣдовавшихъ другъ за другомъ, сочетанія историческихъ явленій древней Руси: первое -- до Ивана III, когда князь выростахъ въ самодержца, а дружинники превращались въ служилый классъ; второе -- до реформы Петра I, когда два удивительныхъ Ивана создавали организмъ московскаго государства, разлагавшагося въ лицѣ его учрежденій въ слѣдующемъ за ними XVII вѣкѣ. "Центральной фигурой" этого второго сочетанія историческихъ явленій древней Руси является Иванъ IV, дѣятельность котораго, съ одной стороны, тѣсно связана съ дѣятельностью Петра I, а съ другой -- имѣетъ много общаго съ важной работой Ивана III. Оба Ивана, говоритъ Евг. Бѣловъ, "объединивъ Русь, старались показать жителямъ бывшихъ удѣльныхъ княжествъ выгоды объединенія; для этой цѣли оба покровительствовали мелкимъ городскимъ и особенно сельскимъ общинамъ; поэтому не даромъ половина XV в. и весь XVI-й вѣкъ многими называются золотымъ вѣкомъ сельскихъ общинъ. Иванъ III старался ограничить власть духовенства и владѣніе монастырей имѣньями. Рѣшительнѣе въ этомъ дѣлѣ поступилъ Иванъ IV, дѣятельность котораго, въ силу обстоятельствъ, приняла болѣе широкіе размѣры. Указывая на вредный примѣръ владычества духовенства въ Византіи, онъ сильно ограничилъ власть духовенства и число монастырскихъ имѣній. Церковные вопросы и внѣшней политики играли въ его царствованіе важную роль, ибо не слѣдуетъ упускать изъ виду усилія іезуитовъ обратить въ католицизмъ сначала -- литовскую, а потомъ и восточную -- московскую Русь". Евг. Бѣловъ обрисовываетъ затѣмъ паря Ивана IV, какъ личность, стремившуюся къ сближенію съ Западомъ. Петръ Великій въ этомъ отношеніи и во многихъ вопросахъ внутренней политики является лишь достойнымъ преемникомъ царя Ивана IV. Весь хронологическій промежутокъ между ними -- простой историческій lapsus; тутъ любопытно лишь наблюдать процессъ разложенія учрежденій, умственный и нравственный упадокъ верховъ населенія. Реформа Петра являлась коренной необходимостью, иначе московскому государству грозила гибель отъ своей собственной дикости. Реформа Петра не могла колебать національный элементъ, если не принять дикость и невѣжество за основное его выраженіе. Итакъ, реформа Петра была "необходима, неизбѣжна и благодѣтельна", ибо московская Русь разлагалась; это разложеніе "покажетъ несправедливость обвиненія Петра въ какомъ-то насильственномъ разрывѣ древней и новой Россіи". "Этотъ мнимый разрывъ состоялъ въ замѣнѣ невѣжества просвѣщеніемъ и приведеніемъ хоть въ нѣкоторый порядокъ крайне разстроенной государственной машины. Разложеніе продолжалось цѣлый, печальной памяти XVII вѣкъ, который начался кровавой смутой, продолжался среди бунтовъ и мятежей и кончился новой смутой. Кровавый большой стрѣлецкій розыскъ былъ достойнымъ завершеніемъ исторіи этого печальнаго вѣка".
Изложенный сейчасъ общій взглядъ далеко не новъ, онъ многимъ читателямъ можетъ показаться чѣмъ-то очень знакомымъ, но давно забытымъ. Зерно этого взгляда взято у К. Д. Кавелина, чего не скрываетъ и самъ авторъ. Основная тенденція автора доказывать разложеніе московской Руси XVII вѣка и сходство въ дѣятельностяхъ Ивана IV и Петра I, чтобы увѣрить, что Россія XVIII вѣка, начавъ реформой, не измѣнила своей національности,-- приводитъ насъ къ блажеиной памяти эпохѣ борьбы славянофиловъ и западниковъ. Взглядъ Евг. Бѣлова поэтому-то и любопытенъ и обращаетъ на себя вниманіе, что онъ послѣднее блѣдное воспоминаніе о томъ, что прошло и чему никогда не вернуться. И славянофилы, и западники давно выродились, перероднились между собою, дали новый цвѣтъ -- и теперь оправдывать Петра I отъ обвиненій въ колебаніи національныхъ основъ болѣе смѣшно, чѣмъ еслибъ доказывать, что въ нашемъ распоряженіи, въ лицѣ начальнаго лѣтописнаго свода, имѣется лѣтопись монаха Нестора. Теперь другіе интересы, другіе взгляды, другія партіи, другіе пріемы историческаго анализа, другой матеріалъ для научно-историческихъ операцій; теперь національныя особенности объясняются какъ послѣдствіе тѣхъ или другихъ историческихъ фактовъ, а не наоборотъ. Самую національность, говорятъ, нужно истолковать изъ суммы данныхъ прошлаго историческаго процесса, а не послѣдній объяснять при помощи икса, именуемаго національностью. "При настоящемъ состояніи нашей науки -- объяснять что-либо изъ особенностей національнаго характера -- большею частью значитъ признаться въ незнаніи и въ безсиліи дать надлежащее объясненіе", какъ совершенно вѣрно замѣтилъ одинъ изъ современныхъ русскихъ историковъ.