Беляев Александр Романович
Воздушный корабль

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Александр Романович Беляев
Воздушный корабль

Иллюстрации художника П. Луганского

0x01 graphic

   -- Махтум! Ханмурадов! Ты чего тут лежишь? Мы тебя давно ищем! -- Буся Шкляр раздвинул ветви можжевельника-арчи и свирепо смотрел на Ханмурадова сквозь стекла больших очков. Острый нос Буси покрылся потом, белая рубашка взмокла, хотя было еще только восемь часов утра.
   Махтум Ханмурадов лежал в траве. Золотое шитье на его тюбетейке сверкало. Поддерживая голову бронзовыми мускулистыми руками, Ханмурадов сосредоточенно смотрел на лист репейника.
   -- Не мешай!.. Сейчас он полетит!
   -- Кто полетит?
   -- Восьминогий аэронавигатор. Вот, смотри, уже отдает концы!
   -- Как только ты можешь лежать на таком солнцепеке? Не человек, а туркестанская ящерица! -- Буся подошел к Ханмурадову и нагнулся над репейником.
   -- Видишь?
   Буся прищурил близорукие глаза. На конце листа возле иголки сидел паучок и хлопотливо перебирал ножками, выпуская по ветру длинную паутину.
   -- Не испугай его! -- предупредил Ханмурадов. -- Увидит -- сбежит. У пауков четыре пары глаз -- две во лбу и две пары на затылке. Кругозор чуть ли не в триста шестьдесят градусов. Всем бы летчикам такие глаза!.. Отдал концы! Полетел! Ловко он управляет! То выпустит паутину побольше, то укоротит, захочет остановиться -- смотает паутину и приземлится. Он и продовольствие с собой берет: консервы, мошек сушеных. Они же, наверно, и запасным балластом для него служат.
   -- Ну вот, теперь еще и Буся пропал! -- послышался из арчовых зарослей новый голос. -- Шкляр! Ханмурадов!
   -- Хо-хо! Мы здесь! -- тонким голосом ответил Буся и подхватил под руку Ханмурадова. -- Идем скорей, Сузи зовет.
   Ханмурадов быстро и легко поднялся, расправил руки, словно собираясь лететь, и посмотрел на синеющие горы. В горах он провел детство. Махтум ложился в траву, закладывая руки за голову, и смотрел на парящих орлов... Иногда в небе пролетали большие серебряные птицы -- аэропланы.
   После такого дня, проведенного в горах, Махтуму снились полеты, свободные полеты, без машины, без крыльев. Надо лишь поднять руки вот так, как он поднял их сейчас, и лети -- над Нарыном, Сыр-Дарьей, Ташкентом, над горами, Иссык-Кулем, Балхашем... Дальше в своих детских грезах Ханмурадов не залетал. Но орлы и стальные белые птицы решили его судьбу.
   По окончании школы он отправился в Ташкент, в авиационный техникум при авиазаводе.
   И вот теперь...
   Толпа шумно приветствовала появление трех "чемпионов" планерных состязаний: Сузи, Ханмурадова и Шкляра.
   Ханмурадов одним прыжком взобрался на высокую трибуну, стоявшую в тени большого платана, и огляделся.
   Кого только не было в этой пестрой толпе! И москвичи, и ленинградцы, и крепыши украинцы, и стройные кавказцы, но больше всего выделялись смуглые, загорелые туркмены. В основном это была молодежь. Много было и школьников-авиамоделистов.
   Толпа расположилась табором на большой поляне. Два серебристых аэроплана грелись на солнце. Налево, возле подошвы горы, лежали планеры всевозможнейших форм, систем и размеров.
   Ханмурадов обломал ветку, спустившуюся к лицу, сдвинул микрофон, поднял руку. Аплодисменты утихли.
   -- Товарищи! Таджики! Туркмены! Узбеки! Киргизы! Каракалпаки! Казахстанцы! Все тут? Пленум летного Туркестана! Привет! И нашим гостям привет! Ну? Что хлопаете в ладоши? Сами себе хлопаете. Довольно хлопать. Слушайте! Итоги. Наши юные моделисты побили мировые рекорды. Четыре, семь, восемь километров летали модели. Одна -- круговым полетом. Хорошо. Буся Шкляр побил мировой рекорд планеризма и свой собственный коктебельский рекорд. Очень хорошо. Сузи пробуксировал на аэроплане шесть планеров по треугольнику Ташкент -- Новосибирск -- Москва -- Ташкент. Перевез двадцать пассажиров, семнадцать тонн груза. Отлично!
   -- О себе не сказал!..
   -- Мое дело маленькое -- в хвосте планерного поезда летел. Сидел и думал. И придумал.
   Буксирный транспорт уже существует. И будет развиваться дальше. Грузы, почта, пассажиры. Аэропланы-тягачи с вереницею "барж"-планеров. Новые аэровокзалы, станции, склады. Планеры отцепляются на ходу, снимаются, сдают груз, берут другой и летят дальше, буксируемые новым тягачом-аэропланом. Великолепно!
   Но, товарищи, наряду с моторным буксирным транспортом должен существовать и развиваться безмоторный. Есть пароход, но есть и парусные корабли и яхты... Плоты мы гоним по течению рек. Разве мы не можем создать воздушные яхты? Воздушные "плоты"?
   Вы не изучали, товарищи, планеризм в природе? Очень интересно. Летающие семена, например, летчики. Одуванчик, чертополох, клен, вяз. Тут и волоски в семенах кипрея, ивы, тут и крылообразные выросты -- у сосны, ели. Есть над чем подумать и поучиться.
   Но больше всех меня заинтересовал паук. На своей паутине он совершает далекие путешествия и, видимо, управляет своим полетом -- следит за попутным ветром, отсиживается, когда надо, и летит дальше.
   Обидно, товарищи! Паук -- высококвалифицированный ткач, планерист получше нас! И думал я: как бы нам наладить безмоторный транспорт лучше паучиного! И придумал. И даже сейчас могу всем вам показать. Желаете?
   На расстоянии полукилометра среди поля виднелся круглый песчаный островок, а дальше, в двух километрах от него, стояло высокое сооружение, издали похожее на наблюдательную вышку...
   -- Вот, -- сказал Ханмурадов, показывая на песчаный островок среди хлопковых полей. -- Что это такое? Не знаете? Это мой воздушный столб. Понятно? Смотрите, смотрите! Над островком как раз парит орел! Он распластал неподвижно крылья. Воздушный, восходящий ток воздуха. Зелень хлопковых полей поглощает солнечные лучи. И над полями воздух прохладнее, тяжелее, чем над островком.
   Песчаная почва островка сильно прогревается. Согретый легкий воздух испытывает давление окружающего, более плотного и более холодного, и устремляется вверх. Каждый летчик знает, что такое воздушная яма. Летишь в степи. Пролетишь над лесом, и вдруг -- ах! -- аэроплан камнем падает вниз. Почему? Лес -- листва -- поглощает много солнечных лучей, тепла. И над лесом -- нисходящий воздушный ток. И я придумал воздушный столб. Смотрите! Орел вылетел из воздушного столба, снизился, снова взлетел, и вот его поднимает вверх... Ну, теперь-то вам уж, наверное, понятна моя мысль? Там, далеко, вышка. Видите? Это стартовая планерная вышка. Я полечу оттуда к воздушному столбу, планирующим спуском. В пути я потеряю часть высоты. Но мне надо лишь добраться до воздушного столба. Он меня вновь поднимет вверх, как орла. Я запасусь высотой -- потенциальной энергией планеров -- и смогу лететь дальше. Поставьте такие воздушные столбы на известном расстоянии друг от друга или в шахматном порядке. Постройте несколько отправных стартовых вышек, и вы сможете наладить безмоторный планерный транспорт, наладить полевую воздушную связь в наших крупных колхозах и совхозах.
   Сейчас я покажу вам безмоторный воздушный транспорт. Наблюдайте отсюда. Да, имейте в виду. Пока у меня имеется только один воздушный столб, добраться до него не так-то легко. Боковой ветер может отнести меня в сторону. Есть еще и другие препятствия, но вы сами сейчас увидите!
   Через полчаса Ханмурадов уже парил в воздухе, подруливая к воздушному столбу.
   Крутой вираж -- и планер идет прямо на столб. Но тут происходит неожиданное для зрителей: планер, словно салазки, с разгона въехавшие на бугор, становится носом вверх и... переворачивается. Планер вертится, то взлетает вверх, то падает вниз... До земли не более сорока-пятидесяти метров...
   -- Вот тебе и паук! Как бы голову себе не свернул...
   Но Ханмурадов, изловчившись, выправляет планер и врезается в воздушный столб. Теперь планер только плавно покачивает крыльями. Ханмурадов спиралью медленно поднимается вверх, стараясь не приближаться к границе невидимого столба. Вот уже планер выше стартовой точки... Подъем замедляется и, наконец, приостанавливается. Теперь Ханмурадов парит, как орел, почти на одном месте.
   Ханмурадов поворачивает руль, вылетает из воздушного столба и широкою спиралью снижается.
   Все спешат к Ханмурадову.
   -- Удачный полет, который, однако, мог окончиться и катастрофой.
   Ханмурадов поднимает руку вверх. Он хочет говорить.
   -- Вы же все крылатые люди и должны понимать! -- начинает он, когда толпа затихла. -- Это только первый опыт. Почему потрепало мой планер? Потому что на границе нисходящих и восходящих воздушных течений должны существовать завихрения -- турбулентные токи. Но их можно ослабить, уничтожить, сгладив границу песчаного островка и зелени полей. Для этого можно использовать хотя бы песок различной окраски и, следовательно, различной отражательной способности.
   Затем, стартовые вышки должны быть выше. Чем более отлогим будет планирующий спуск, тем быстрее будет движение планера. Чем оно быстрее, тем легче преодолеть боковые течения и воздушные возмущения на границе столба. Но принцип, идея мне кажутся правильными. Остальное -- дело расчета, нашей изобретательности, упорства в достижении цели. Я предлагаю, товарищи, организовать "Клуб ревнителей безмоторного транспорта".
   -- "Ревнителей" -- это звучит архаически. "Клуб энтузиастов безмоторного транспорта" -- вот как надо назвать, -- послышался голос.
   -- Возражений нет? Принимается единогласно!..

* * *

   После собрания Сузи взял под руку Ханмурадова.
   -- Пойдем, Махтум, мне надо с тобой поговорить.
   Ханмурадов и Сузи уселись в густой тени на поваленное бурей дерево. Ханмурадов ждал. Сузи молча набивал короткую трубку.
   -- Ну, что же ты? -- нетерпеливо спросил Ханмурадов.
   Сузи продолжал спокойно набивать трубку, набил, закурил, дыхнул глубоким дымом и тогда только начал:
   -- Буксировка планеров Ташкент -- Новосибирск -- Москва -- Ташкент была моим последним пилотированием. Я оставляю аэроплан.
   Ханмурадов взмахнул руками.
   -- Ты оставляешь аэроплан? Наш лучший летчик! Ты с ума сошел, Сузи! Он оставляет аэроплан!
   -- У нас много "лучших летчиков", Махтум, но еще мало опытных капитанов дирижаблей. Я изменю аэроплану ради дирижабля. Ты уже знаешь, я сдал экзамен на капитана, совершил несколько рейсов, имею диплом... Отсюда я лечу прямо в Москву, сдам аэроплан и... точка!
   -- Я не согласен! -- горячо воскликнул Ханмурадов и для убедительности ударил кулаком по колену. -- Оставить аэроплан! Тебе!
   Сузи улыбнулся.
   -- Ты хорошо знаешь Бусю Шкляра? Советую познакомиться с ним поближе. Худенький, маленький, голосок тоненький, на вид мальчишка. А голова -- на вес золота, другой такой не купишь... Заместитель главного инженера "Дирижаблестроения".
   -- Это ты к чему? -- спросил Ханмурадов.
   -- Одно к одному, -- ответил Сузи, попыхтев трубочкой, и задал Ханмурадову новые вопросы: -- Ты ведь не один работал над твоими воздушными столбами?
   -- Ну, конечно, не один. У меня есть помощники. Ты сам их видел.
   -- И хорошие, надежные?
   -- Хорошие... Нет, я так не могу разговаривать. Что это за разговор? То об одном, то о другом. Словно игра в загадки-отгадки! Говори прямо, что тебе надо?
   -- Один у тебя недостаток -- горячий ты, Махтум!
   -- Солнце у нас жаркое, кровь горячая. Оттого и горячка!
   -- Мы выросли с тобой под одним солнцем, а вот я научился владеть собой. Ну, не кипятись, как чайник! Ты хочешь, чтобы я сказал тебе прямо, чего я хочу, -- скажу прямо. -- И Сузи медленно и внятно, почти тоном приказания проговорил: -- Я хочу, чтобы ты, Махтум Ханмурадов, оставил свои воздушные столбы на попечение твоих помощников, а сам отправился со мной в Москву, чтобы заняться другим делом.
   -- Я? Чтобы я бросил столбы? Уехал? Изменил безмоторному транспорту? Никогда! Ни-когда-а!!
   -- Ну, я тоже не могу так разговаривать, -- сказал Сузи. -- Или садись и слушай меня, или прекратим этот разговор!
   Ханмурадов безнадежно махнул головой и опустился возле Сузи, пробормотав сердито:
   -- Вот что сделал Север с человеком... Кусок льда!
   -- Никто не принуждает тебя к измене, -- начал Сузи. -- Наоборот, если только ты не взорвешься опять, как пороховая бочка, и спокойно выслушаешь меня, ты узнаешь, что о безмоторном воздушном транспорте и будет моя речь. Но только в гораздо более широких масштабах.
   Твои воздушные столбы, твоя мысль о безмоторном транспорте очень интересна. И именно потому, что эта мысль пришла тебе в голову, и потому, что ты храбр и умеешь добиваться цели... -- Ханмурадов нетерпеливо зашевелился, -- я и решил остановить выбор на тебе... Дело в том, что я тоже много думал о проблеме воздушного безмоторного транспорта.
   -- И ты тоже?..
   -- Представь... Из твоих воздушных столбов может получиться толк. Но это будет по преимуществу местный безмоторный воздушный транспорт.
   -- Почему только местный? -- горячо возразил Ханмурадов. -- Воздушные столбы можно расставить на любом расстоянии!..
   -- Во-первых, не на любом, -- возразил Ханмурадов. -- На озере ты не поставишь. А во-вторых, каждый воздушный столб -- это станция, остановка для пополнения "кинетической энергии" -- высоты, подобно тому как паровозы запасаются на станциях водой и топливом. Медлительная операция! На больших расстояниях твой безмоторный транспорт будет слишком тихоходным.
   -- Что же ты предлагаешь?
   -- "Предлагаешь" -- слишком громко сказано. Моя идея не так проста и не так разработана, как твои воздушные столбы. Коротко говоря, она сводится к следующему. В атмосфере существует немало постоянных воздушных течений. Пассаты, муссоны, местные воздушные течения. Словом, настоящие воздушные реки...
   -- Понял! -- радостно крикнул Ханмурадов. -- Пользуясь этими воздушными течениями, хороший планер... может... и без воздушных столбов, этих искусственных циклонов, покрывать большие пространства.
   -- Только не планер, -- охладил пыл Ханмурадова Сузи. -- Воздушные течения капризны. И на планере, пользуясь ими, далеко не улетишь. Попутно воздушные течения иногда придется искать в разных слоях атмосферы, маневрировать по вертикалям. Необходим дирижабль. Большой дирижабль.
   -- С моторами и пропеллерами?
   -- Да, с моторами и пропеллерами, -- спокойно ответил Сузи.
   -- Лети сам! А ты еще говорил, что это не измена принципу безмоторного летания!
   Сузи посмотрел на Ханмурадова.
   -- Нет, твоя горячая кровь слишком ударяет тебе в голову! -- сказал Сузи. -- Ты, Махтум, становишься фанатиком! Черт возьми! В чем ценность безмоторного транспорта? Только в том, что он самый дешевый, что он сбережет нам горючее. Но нельзя же из "безмоторности" делать какой-то фетиш! К моторам я сам предполагаю прибегать лишь в самых крайних случаях при поисках попутного воздушного течения, при грозах, циклонах, когда нужна большая скорость полета и быстрота маневрирования. В основном же полет должен протекать без участия двигателей и гребных винтов. И ты представь себе перспективы... Воздушные корабли пересекают огромные пространства нашей Родины из конца в конец, не затрачивая ни угля, ни бензина. Туркестан грузит кипы хлопка, эти кипы ветер несет на север. И, быть может, сибирский лес, бревна -- "воздушные плоты", -- прилетят к нам по воздуху.
   -- Хорошо! -- воскликнул Ханмурадов, и глаза его загорелись. -- И в чем же трудность твоего проекта?
   -- В том, что сами аэрологи, в сущности говоря, еще очень мало знают воздушные течения, в особенности течения верхних слоев тропосферы и стратосферы. Мы не имеем карт... воздушного океана. Мы не знаем "рифов", "рек", "водоворотов", "водопадов", или, вернее, "воздухопадов". Мы находимся в положении человека, который впервые отдается волнам неведомого океана. Мы воздушные Колумбы. Мы отправляемся в страну неведомого.
   -- Вот это по мне! Это мне нравится! Так бы ты и сказал сразу! Летим, Сузи! -- Ханмурадов уже вновь стоял на ногах, размахивая руками. В физических движениях он искал выхода обуревавшим его чувствам. -- Я согласен!
   -- Терпение, Махтум! Пока что мы Колумбы без корабля... Я еще никому не говорил о своей идее, кроме тебя и Буси. Дело в том, что Шкляр сейчас руководит постройкой большого цельнометаллического дирижабля "Циолковский". Это как раз то, что нам нужно. Утечки газа -- ни малейшей. Подъемы и снижения -- без потери газа и балласта, лишь путем подогревания или охлаждения. Идеальное управление. Все механизировано и электрифицировано. Герметические каюты гондолы, приспособленные для полета в разреженном воздухе. Буся проявил массу изобретательности, выдумки, находчивости. Это его детище. И он не прочь испытать дирижабль. Но дадут ли нам этот дирижабль? Согласятся ли с планом такого рода научно-исследовательской экспедиции?

0x01 graphic

   Из Москвы я думаю проехать в Ленинград, вернее -- в Слуцк-Павловск, к аэрологу Власову. На него я очень рассчитываю. Он должен быть заинтересован. Ведь это получше шаров-зондов, которые он пускает! Если он поддержит идею, мы подадим в соответствующие органы докладную записку. Пока можешь продолжать свои опыты с воздушными столбами. В случае удачи я сообщу тебе по радио, и ты немедленно приедешь в Москву. И примешь участие в нашей первой экспедиции. Согласен?
   -- Вот тебе мои обе руки и голова в придачу!

* * *

   ...За большим массивным столом сидит аэролог Власов в туфлях и пижаме -- по-домашнему. На столе -- аккуратная стопочка бумаги, рукопись новой книги. На полке за столом поблескивают аппараты -- барограф, модель анемометра. На стене -- чертежи, графики, кривая температур, "роза ветров", фотографии шаров-зондов.
   Сидит Власов в стареньком красного дерева кресле, и сам старенький. Пощипывает седой ус и поглядывает сквозь стекла золотых очков на Сузи, шевелит седыми бровями, слушает.
   Потом поднимается, шаркает по ковру туфлями, руки заложил за спину, думает.
   -- Неведомый воздушный океан, сказали вы, товарищ Сузи! Так. Конечно, мы еще мало знаем. Но только не совсем уж и неведомый. Что на "дне" делается и в "природных" пространствах, мы хорошо знаем. Недаром же мы сами на дне воздушного океана живем! Весь первый этап тропосферы неплохо знаем... А вот что во втором этапе -- стратосфере -- делается... тоже кое-что уже знаем, но поменьше. "Потолок" тропосферы в наших широтах примерно десять с половиной километров. На экваторе -- семнадцать, на полюсе -- всего восемь. А во втором этапе "потолка", пожалуй, и совсем нет. Воздух постепенно редеет и незаметно переходит в межпланетное пространство.
   Безмоторный транспорт, использующий воздушные течения? Что же, это мысль. Но где же мы с вами на ветру летать сможем? Начнем с тропосферы. Вблизи экватора не полетишь. Вдоль "термического экватора" лежит экваториальная зона штилей, безветрие. Моряки это хорошо знают. Севернее этой полосы штилей в тропической зоне ветры весь год направляются от востока к экватору -- пассаты. Во внетропической полосе нашего полушария ветры направлены от запада к полюсу. А в полярной -- опять с востока к экватору.

0x01 graphic

   Надо еще сказать, что во внетропической полосе ветры изменяют свое направление в зависимости от времен года на прямо противоположное. Это муссоны. Но у нас муссоны есть только на Дальнем Востоке.
   Что же мы имеем в тропосфере для безмоторного транспорта? У экватора, в зоне штилей ничего не имеем. Безветрие. Штиль.
   Повыше этой полосы мы можем совершать круглый год полеты с востока на запад. Но не обратно. Причем чем ближе к экватору, тем больше нас будет относить на юг. Значит, в этой зоне можно установить разве что кругосветные полеты в одном направлении -- с востока на запад. Чтобы попасть, скажем, с восточного берега Африки на Суматру, нам пришлось бы лететь не ближайшим путем -- на восток, через Индийский океан, а вокруг всего света на запад пересечь Африку, пересечь Атлантический океан, Южную Америку, Тихий океан и прилететь на Суматру с востока. Долго и дорого!
   Но, конечно, если мы будем пользоваться пассатами только в один конец рейса -- с востока на запад, а обратно идти на моторной тяге, мы сэкономим на горючем все-та-ки целую половину.
   -- А скорость полета?
   -- В центральной части пассатов скорость перемещения воздуха от шести до восьми метров в секунду. Скажем, семь метров.
   -- Два с половиной километра в час, шестьдесят в сутки! Маловато... -- разочарованно сказал Сузи. -- Воздушная река с вялым течением. "Речной транспорт". Для грузов малой скорости годится!
   -- Теперь внетропическая зона. Тут "верхом на муссонах" мы могли бы двигаться полгода от запада к полюсу и полгода в обратном направлении. Это уже лучше. В северных широтах над континентом ветры вообще довольно непостоянны. Но и там, конечно, можно найти попутные течения.
   -- В общем, плоховато?
   -- Почему же? Ведь и многие наши земные реки текут очень медленно и не туда, куда нам хочется. Взять хотя бы сибирские. Навигация коротка. В Северный Ледовитый океан впадают. Будь их течение на юг, сколько бы леса, угля по сибирским рекам вывозили! Течения не повернешь. Все ж таки мы пользуемся и этими реками. А в общем -- да. В тропосфере плоховато.
   -- А в стратосфере? -- оживился Сузи.
   -- В стратосфере? Если бы мы знали, что делается в стратосфере! Теоретически общая циркуляция воздуха должна быть такова. На экваторе воздух сильно нагревается, делается легче, поднимается вверх, к границам стратосферы, и разливается широкими потоками, обтекающими весь земной шар, от экватора к полюсам -- к более холодным местам планеты.
   Таким образом, в высших слоях тропосферы должны существовать постоянные воздушные течения, в нашем полушарии -- с юга на север. Это крайне важное обстоятельство. Высоко над нами протекает настоящий воздушный Гольфстрим. И использовать его для безмоторного транспорта я считаю вполне возможным.
   Что же делается на Северном полюсе с воздухом, непрерывно притекающим сюда от экватора? Если бы принесенный от экватора воздух оставался на полюсе, то скоро на экваторе и совсем не осталось бы воздуха. Между экватором и полюсом должна существовать непрерывная циркуляция, непрерывный обмен воздуха. Экваториальный обмен воздуха. Экваториальный воздух, прилетевший на полюс, низвергается вниз, и затем он должен идти в обратном направлении к экватору -- в более низких слоях.
   Неплохая для нас механика. С любой точки нашего юга мы поднимаемся на большую высоту, находим экваториальные течения и идем с ними на север до любого места, где и снижаемся. Пускаясь в обратный путь, поднимаемся, находим воздушные течения от полюса к экватору и летим на юг.
   Это теоретически. Но практически дело может обстоять не так просто. В особенности над континентами, где неоднородность земной поверхности -- горы, леса, озера -- оказывает большое влияние на воздушные течения. От этих континентальных воздействий может в первую очередь пострадать правильность нашего воздушного течения с севера на юг, лежащего в более низких слоях. Тут нам, наверно, встретятся всякие неожиданности. Мы окажемся в роли мореплавателей без карт.
   -- Но ведь и карты не могли быть созданы без мореплавания! -- возразил Сузи.
   -- Верно. Без первого... не обойдешься, -- сказал Власов и замолчал, задумался. Устал ходить. Уселся в кресло, посмотрел на Сузи, шевельнул ус улыбкой.
   -- Так вы хотите новый дирижабль "Циолковский" использовать для исследования воздушной трассы безмоторного транспорта? Мы, значит, конкуренты. Дело в том, что я сам на этот дирижабль рассчитываю. И мне почти обещали, что он будет предоставлен научной экспедиции по исследованию субстратосферы.
   Сузи приуныл.
   -- Вы сами полетите?
   -- Ну, сам я уж стар для таких полетов! Зонды пускать -- это мне впору. Я по радио буду руководить работами экспедиции. Теперь это просто делается.
   Власов окинул взглядом свой кабинет.
   В нем все было приспособлено для спокойной умственной работы. Ковры и гардины заглушали звуки. Лампа под зеленым абажуром мирно освещала письменный стол...
   Неожиданно Власов поднялся и вновь заходил по кабинету, шаркая туфлями.
   -- Гм... Гм... А может быть... Почему бы и нет!.. -- бормотал он. -- В конце концов, -- обратился аэролог к Сузи, -- мы с вами не соперники и не конкуренты. Почему бы и не соединить одно с другим? Можно заниматься поисками воздушных Гольфстримов и производить мои аэрологические наблюдения. Скажу вам прямо: для одного вашего безмоторного воздушного транспорта вам "Циолковского" не получить. Идея неплоха, да сыровата. А если одно с другим...
   Власов быстро подошел к радиотелефону и вызвал Москву.
   -- Ну как? Ничего еще не известно? -- спросил он некоего Ивана Ивановича. -- Решено? Предоставляют? Отлично! Отлично! Обрадовали вы меня!.. "Циолковский" мой, -- торжественно доложил Власов Сузи. -- А знаете, не полететь ли мне самому?
   "Ну, с тобой, пожалуй, не оберешься хлопот", -- подумал Сузи.
   -- В самом деле! -- продолжал аэролог, быстро расхаживая по кабинету. -- Старуха у меня да собачка Бишка -- вот и вся семья. Скучать обо мне будут. Ну, да ведь теперь радио, телевизор -- каждый день видеться будем. Ах, лечу! Анна Павловна! Анечка!
   Вошла полная седоволосая маленькая старушка. Услышав о решении мужа, она сложила руки на выпуклом животе и тихо сказала:
   -- Этого еще не хватало!
   Черный пудель беспокойно вертелся у ног хозяйки и заглядывал в ее глаза...
   Через два часа Ханмурадов получил радиотелеграмму:

"ВЫЕЗЖАЙ НЕМЕДЛЕННО В МОСКВУ. СУЗИ".

* * *

   Тушино разрослось в большой город.
   -- Дирижаблеводческий совхоз, -- шутит Буся Шкляр. И в самом деле: эти громадные эллинги, рядами уходящие вдаль, похожи на стойла гигантских первобытных животных.
   -- Каждый месяц из этого гнезда вылетает новый птенец -- пожиратель пространств.
   -- А где же "Альфа"? -- спрашивает Ханмурадов.
   "Альфа" -- так решили назвать первый дирижабль, приспособленный для полетов в субстратосфере.
   -- И даже в стратосфере, -- пояснил Шкляр. -- Не упади в обморок, Махтум. На "Альфе" имеется не только винтомоторная группа, но и реактивный двигатель. Эллинг 127. Садись на дрезину!
   Электрическая дрезина быстро катит вдоль эллингов. Вот и 127-й. Буся проводит Ханмурадова в боковую дверь, они поднимаются на лифте. Шкляр открывает двери. Ханмурадов невольно вскрикивает. Он привык к грандиозным масштабам новых фабрик и заводов. Но этот эллинг, в который вместился бы пяток столичных вокзалов, поражает. Чудовищный "кит" занимает все помещение. Вокруг него -- сложный переплет лестниц, площадок, паутина тросов, проволок, кабелей. Люди похожи на муравьев, облепивших мертвого крота... Ослепительно вспыхивают голубые огни электросварки. Но что удивительней всего -- ни суеты, ни шума. Играет невидимый оркестр. Работа под музыку? Ханмурадову это нравится.
   -- Буся!..
   Но где же Буся?.. Он уже летит на подвешенном к тросу кресле в другой конец эллинга, перебирается, как паук с паутины на паутину, осматривает работу, дает указания и летит дальше...
   -- Ну как?.. -- спрашивает Сузи, появившийся незаметно сзади.
   Ханмурадов только причмокнул губами.
   Сузи здесь свой человек. Он усаживает Махтума рядом с собой на двухместное кресло, и они летят по подвесной дороге на высоте третьего этажа в конец эллинга, пролетают сквозь отверстие в стене и влетают во второе отверстие.
   Лифт спускает их на землю. Здесь стоит совсем готовая гондола дирижабля, сверкая толстыми стеклами семнадцати иллюминаторов и серебристыми стенками. Один иллюминатор ярко освещен.
   Ханмурадов следом за Сузи взбирается по лесенке и входит в гондолу. Как только открылась дверь, яркий свет лампы под матовым абажуром осветил длинный коридор. Они прошли в конец коридора. Прямо перед ними -- дверь. Она открылась сама. Вспыхнула лампа, осветив капитанскую рубку. Круглое окно из толстого стекла впереди. Окно занимает также часть пола. Учебный письменный стол, на нем -- пульт управления. На столе -- самопишущие аэронавигационные инструменты.
   -- Один человек может управлять всем воздушным кораблем, спокойно сидя в этом кресле, -- сказал Сузи.
   -- И кто же будет сидеть в этом кресле? -- спросил Ханмурадов.
   -- Я! -- просто и спокойно ответил Сузи, усаживаясь в кресло.
   -- Ради этого можно променять аэроплан на дирижабль. Поздравляю, Сузи. А я кем буду?
   -- Ты будешь моим помощником.
   -- Но ведь я...
   -- Ты опытный летчик, Махтум. Понять устройство этих приборов нелегко, но научиться управлять ими сможет ребенок. Мы быстро научим тебя вместе с Бусей. Он мой официальный заместитель и "бортмеханик". У нас будет трехсменное дежурство... В сущности говоря, тебе придется только нести вахту и следить за инструментами. Они устроены так, что автоматически сигнализируют о малейшей неисправности механизма или отступлении от заданного режима полета. И ты тотчас сможешь вызвать нас на помощь.
   -- А кто еще летит? Я насчитал семнадцать кают.
   -- Большинство их будет пустовать, -- ответил Сузи. -- Полетят всего пять человек.
   -- Я, ты, Буся, а остальные?
   -- Сейчас ты познакомишься еще с одним из них.
   Они прошли к каюте No 5. На этот раз дверь сама не открылась. Сузи постучал.
   -- Да, -- послышалось в ответ, и дверь распахнулась.
   -- Познакомьтесь! Профессор Власов, мой друг и помощник Ханмурадов, -- представил Сузи.
   Власов подстригся, помолодел. Он был одет в серый дорожный костюм. Власов дружески пожал руку Ханму-радова и принялся за прерванную работу. Он осторожно вынимал из ящиков метеорологические приборы и расставлял их на столе.
   -- Камера для исследования космических лучей, -- сказал он, вынимая из ящика новый прибор.
   -- Вильсона?
   -- Власова! -- ответил аэролог и шевельнул бровью.
   -- Так вот какие дела, дорогой капитан, -- сказал Власов, обращаясь к Сузи. -- Нашим безмоторным воздушным транспортом заинтересовались больше, чем я предполагал.
   Ханмурадов от удовольствия прищелкнул пальцем.
   -- Комбинированные цели экспедиции вполне одобрены. Правительство оказывает нам всяческое содействие. Я предложил как первое исследование воздушной трассы исследовать путь от Ташкента до Обдорска -- они лежат почти на одной долготе, Обдорск немного западней. Но нам дано задание покрепче, дорогие мои: уж коли исследовать, то исследовать весь путь от крайней южной до крайней северной точки СССР. И начинать нам полет придется от Кушки...
   -- Знаю! -- воскликнул Ханмурадов. -- Летал в Кушку! Пристанционный поселок Туркменской ССР. Конечная станция Кушкинской ветки Средне-Азиатской железной дороги.
   -- Еще бы вам не знать! В восемнадцати километрах к югу, на афганской границе, находится самая южная точка СССР -- тридцать пять градусов и тридцать восемь минут северной широты. Это Африка, Алжиру соответствует. А самая северная точка известна -- Северный полюс. Исследованию воздушных течений Арктики вплоть до полюса придается особое значение, так как с этим связан ряд важнейших арктических проблем, дальнейшее освоение Великого Северного морского пути, трансарктическая воздушная связь с Северной Америкой и прочее и прочее. Задача нелегкая. Нам придется долететь до полюса и без посадки, найдя обратное течение, вернуться на юг. Я уж слыхал, что товарищ Ханмурадов энтузиаст безмоторного летания. Но боюсь, что на Северном полюсе без винтовой тяги нам не обойтись. Ведь так мы можем попасть в такой "ветроворот", что нас либо об лед разобьет, либо снесет куда-нибудь в Исландию или к каким-нибудь островам Патрика... Я уж старухе своей не говорил об этом. Назвался груздем -- полезай в кузов...
   -- Товарищи! А где радиорубка? -- послышался женский голос из коридора. Сузи открыл дверь и столкнулся с молодой девушкой.
   -- Ты мне чуть лампы не разбил! -- сказала девушка. -- Где же радиорубка, Сузи?
   -- В конце коридора, рядом с капитанской рубкой, номер два, -- ответил Сузи и, обратившись к выглядывавшему из каюты Власова Ханмурадову, сказал: -- Ну вот, теперь ты знаешь всех участников полета. Это наша радистка товарищ Женя Лаврова. -- Девушка на ходу кивнула Ханмурадову головой и поспешила к радиорубке.
   -- Всего пять человек. Почему так мало? -- спросил Ханмурадов.
   -- Мы отправляемся в длительное путешествие. Неделями мы будем лететь без спуска. Нам надо иметь большой запас продовольствия, воды. Поэтому экипаж ограничен до минимума, -- ответил Власов.
   В каюту, запыхавшись, вбежал Шкляр.
   -- Ну, у нас все готово, Буся, -- сказал Власов. -- Хоть сейчас лететь.
   -- У меня тоже готово, -- ответил он. -- Последний шов сварен. Ночью продувка, а завтра утром можно подвести и гондолу, прикрепить -- и кончено.
   -- Всякий конец есть вместе с тем и начало! -- сказал Власов.

* * *

   ...Утро пришло из-за афганских гор. Солнце поднялось над горными хребтами и заглянуло в долину.
   Но любопытные люди опередили солнце. Они уже стояли плотной толпой возле огромного дирижабля. Стальная волнистая оболочка "Альфы", покрытая слоем алюминия, ослепительно вспыхнула в лучах восходящего солнца.
   Пограничный поселок Кушка обезлюдел. Мужчины и женщины, старики и дети, а вслед за детьми и собаки пришли посмотреть на невиданное зрелище. Весть разнеслась и по соседним кишлакам. Сновали автомобили. Вытянув длинные шеи, ревели верблюды. Изумленные ослы садились на задние ноги, поднимали уши вверх и неистово ревели. Дирижабль стоял прямо на земле. Его гондола удерживалась якорями, но в них не было надобности: утро тихое, безветренное.
   Стоящие в первых рядах заглядывают в толстые стекла иллюминаторов. Их семнадцать.
   Семнадцать иллюминаторов -- семнадцать кабин. Но экипаж состоит всего из пяти человек: капитана Сузи, его помощника Ханмурадова, инженера-механика Шкляра, аэролога Власова и радистки Лавровой.
   Приготовления окончены. Сузи открывает иллюминатор капитанской рубки, машет белой фуражкой и кричит в толпу:
   -- "Альфа" идет в первый рейс безмоторного плавания: Кушка -- Северный полюс -- Ташкент!
   Крики, рукоплескания, звуки оркестра. Иллюминатор закрывается.
   -- Снимаемся! -- говорит Сузи в микрофон.
   -- Снимаемся! -- вторят репродукторы во всех кабинах.
   Борис Михайлович Шкляр -- Буся, как его зовут, -- самый малорослый и легковесный из всего экипажа: вес -- 45 килограммов, рост -- 145 сантиметров -- разогревает газ, поворачивает рычаг. Электролебедка поднимает якоря.
   "Альфа" плавно взлетает вверх почти по отвесу.
   Радистка Лаврова передает в эфир:
   -- Говорит "Альфа". Взлет в пять часов девять минут. Ветер -- ноль. Небо безоблачно...
   -- Счастливого пути! -- отвечает ташкентская радиостанция. -- Ленинград, Москва, Харьков шлют приветствия "Альфе".
   Ханмурадов стоит рядом с Сузи, поглядывает то на альтиметр, то в иллюминатор, на уходящую вниз землю.
   В отлете всегда есть что-то волнующее. "Нет, это не страх за свою судьбу, -- думает Ханмурадов. -- Скорее это похоже на то чувство, которое охватывает зрителя, когда поднимается занавес в театре. Сейчас начнется пьеса. Какова она будет?.."
   Ханмурадов наклоняется к окну. Толпа еще видна. Тысячи завистливых глаз смотрят на "Альфу". Ханмурадов смеется и говорит:
   -- Если бы они могли быть на нашем месте!

0x01 graphic

0x01 graphic

   -- А ты еще колебался, лететь ли тебе! -- отвечает Сузи, не отрываясь от альтиметра.
   -- С какой скоростью поднимаемся? Какова подъемная сила газа? -- тоненьким голоском через дверь спрашивает Буся.
   -- Высота -- три тысячи пятьсот метров, -- отвечает Сузи, -- наполнение... -- И не договорил: яркие лучи солнца ударяют в глаза. Сузи щурится и отдает в микрофон новый приказ: -- Надеть очки!
   До стратосферы далеко. Но в солнечном спектре становится все больше ультрафиолетовых лучей, вредных для глаз. Все надевают дымчатые очки. Словно туча покрыла солнце. Небо кажется пепельно-серым.
   Наружная температура понижается, но в гондоле тепло. Сузи определяет направление. "Альфу" относит на юг, к Афганистану. Надо искать воздушную реку, которая бы текла на север. Солнце нагрело газ. Оболочка округлилась, но не до предела. Надо сильнее подогреть газ. Сузи отдает приказ. Буся включает мотор и пускает струю горячего газа в трубы, проходящие внутри оболочки. Оболочка предельно раздувается. Ребристые складки расходятся. "Альфа" быстро идет вверх. Альтиметр показывает 7 тысяч метров. Южное направление сменяется юго-восточным. Это уже лучше. Высота -- 7.500. Направление полета -- восточное. Ханмурадов смотрит в подзорную трубу. Внизу вьется серебристая ниточка реки Мургаб. Ее пересекает волосок железнодорожного пути Мерв -- Кушка.
   -- Высота -- восемь тысяч метров, -- сообщает Сузи. -- По-видимому, мы достигли потолка... Нет, еще повышается... восемь тысяч двести... Восемь тысяч пятьсот... Дальше не тянет! А попутного ветра все нет. Идем на восток. Придется опуститься ниже. Буся, охлади газ!
   -- Есть! -- отвечает Шкляр и пускает в ход холодильники. Через иллюминатор видно, как худеют бока "Альфы". "Альфа" быстро идет на снижение.
   -- Подождите снижаться! -- слышится из телефонного рупора сердитый голос Власова. -- Я наблюдаю космические лучи! Ну вот, все пропало! Ах, чтоб вас!
   Через минуту Власов показывается на пороге капитанской рубки.
   -- Интереснейшее явление из-за вас упустил. Не успеете на Северный полюс по расписанию прилететь? На пять минут опоздаете?
   -- Я думаю, в космических лучах недостатка не будет, -- отвечает Сузи.
   Власов безнадежно машет рукой и усаживается в привинченное к полу кресло. Помолчав, вздохнул.
   -- Часа четыре, как мы землю оставили. Пора бы и завтракать.
   -- Стоп! -- крикнул Сузи в микрофон.
   Капитан отдал распоряжение Бусе, чтобы тот прекратил охлаждение газа в оболочке.
   -- Мы нашли северо-восточное направление, -- сказал Сузи, -- на этот курс можно лечь. Вот удобство свободного полета. Никаких рулей закреплять не надо... "Плыви, мой челн, по воле волн!" -- Сузи посмотрел на анемометр. -- Скорость ветра десять метров в секунду. По шкале Бофорта -- сильный ветер. А мы совершенно не замечаем этого. Ленты на внешней оболочке дирижабля возле иллюминатора висят неподвижно...
   -- Так оно и должно быть! -- заметил Власов и подмигнул глазом. -- На идущем пароходе нелегко определить быстроту движения воды и парохода. А определить скорость воздушного течения, находясь в свободно летящем воздушном корабле, еще труднее. Тут обычно анемометры не помогают.
   И аэролог, забыв о том, что ему помешали наблюдать космические лучи, что он голоден, с увлечением начал говорить о своем движущемся анемометре. Власов придумал такой аппарат. На верхней продольной полосе дирижабля длиною в 90 метров была сооружена горизонтальная однорельсовая дорожка, на которой установлена тележка с анемометром. При измерении силы ветра тележка двигалась с заданной скоростью в направлении, противоположном движению дирижабля, а следовательно, и ветра. Чем сильнее был ветер, тем большее давление оказывал он на движущийся аппарат. Быстрота ветра определялась несложным расчетом. Быстрота движения "Альфы" в отношении земли сверялась акселерометром и измерением углов на земной поверхности.
   -- Теперь можно и пообедать! -- сказал Сузи. -- Механические сторожа предупредят нас, если случится что-нибудь неожиданное. -- Наклонившись к микрофону, капитан сказал радистке: -- Женя! Передай земле: "Идем норд-ост, скорость -- тридцать шесть километров в час", -- и отправляйся в кают-компанию.
   Через несколько минут все уже собрались в кают-компании. Она была слишком велика для экипажа в пять человек. Ее площадь равнялась двадцати метрам, за длинным столом стояло семнадцать стульев. "Альфа" была рассчитана на подъем такого числа людей.
   Ханмурадов быстро вскрывал консервные банки. Буся притащил из кухни кипящий электрический чайник. Лаврова расставляла приборы, резала белый хлеб.
   -- Ну, товарищи, -- сказал Ханмурадов, -- наедайтесь в последний раз "земным" свежим хлебом. Завтра перейдем на галеты, сухари, печенье.
   Первый обед прошел оживленно. Ханмурадов, Сузи и Власов спорили о режиме полета. Власов настаивал на том, что необходимо искать северное направление на предельной потолочной высоте. Сузи возражал.
   -- Не хотите ли вы взобраться поближе к космическим лучам? -- с улыбкой спросил Сузи. -- За несколько часов полета мы уже убедились, насколько теоретические предположения расходятся с практикой. Юго-западное течение ветра, северо-восточное направление полета оказались в гораздо более низких слоях, чем предполагалось, а на потолке "Альфу" несло к югу вопреки научным предсказаниям. Правда, на высоте километров шестидесяти легкие облачные нити растянулись с юга на север. Возможно, что там дует хороший южный ветер. Но взобраться на такую высоту сможет разве только стратоплан. А ему ветры -- одна помеха.

0x01 graphic

   Власов возражал. Разве ученые оговаривались, не вносили в теоретические расчеты поправки на неоднородность земной поверхности, трение слоев воздуха и прочее? Нельзя делать выводов из опыта нескольких часов полета. Наша задача не в том, чтобы непременно лететь на север, а в том, чтобы найти постоянные воздушные течения с юга на север и обратно. Постоянство же растет с высотой.
   -- Мне не нравится в нашем режиме другое, -- сказал Ханмурадов. -- Тридцать шесть километров в час -- черепашья скорость. Я уверен, что в воздушном океане имеются течения нужного нам направления гораздо большей скорости. Здесь есть, наверное, реки с ураганной быстротой течения. Сто -- сто пятьдесят километров в час -- вот это скорость! Я предлагаю еще поискать по вертикали то, что нам нужно.
   -- Течение, которое сейчас несет нас на северо-восток, по всей вероятности, совсем не постоянная воздушная река, а местное или временное передвижение воздуха. Быть может, к ночи эта река потечет вспять. Только на большой высоте можно ручаться за то, что мы имеем дело с постоянным потоком воздуха от экватора к полюсам, -- продолжал настаивать Власов.
   -- Потечет или не потечет вспять река, которая сейчас несет нас на своих воздушных волнах, в этом мы также должны убедиться на опыте, -- возражал Сузи. -- Пока фактом остается то, что мы нашли воздушное течение, которое направлено от Кушки на Новосибирск. Это чрезвычайно важная воздушная трасса. Если нам удастся установить, что мы имеем на достигнутой высоте устойчивое воздушное течение, своего рода воздушный Турксиб, местные пассаты, то это может иметь огромное экономическое значение для безмоторного воздушного транспорта. И нелепо было бы бросать эту найденную трассу неисследованной... -- Сузи помолчал. -- В конце концов научным начальником экспедиции являетесь вы, товарищ Власов. Я только "шофер". Куда прикажете, туда и поведу!
   -- Я помирю вас, -- сказал Буся. -- Будем держаться настоящего курса до ночи. Если после заката солнца направление не изменится, идем этим курсом и дальше. Если "река потечет вспять", начнем поиски другой реки!
   -- Называется, поймал на слове! -- рассмеялся Власов. -- Ладно. Пусть будет по-вашему. Ждем ночи.
   После обеда Сузи отправился в капитанскую рубку. Остальные разбрелись по каютам.
   Площадь пола в каютах -- около двух метров, высота -- три метра. Просторная постель была подвешена над головой. Внизу оставалось достаточно места для небольшого стола и двух кресел. На столе -- электрическая лампа под шелковым абажуром. Иллюминатор мог закрываться плотной занавеской. Около двери -- умывальник с холодной и горячей водой. Для свободного движения оставалось не слишком много места. Но при желании люди могли ходить для моциона по застекленной веранде, которая шла вдоль всей гондолы, и по площадке, которая шла вдоль поверхности оболочки дирижабля рядом с рельсовым путем движущегося анемометра. При небольших высотах подъема на эту площадку можно было выходить и без теплого костюма и кислородной маски.
   Все управление было настолько автоматизировано, что люди вполне могли положиться на "механических слуг". Оставалось лишь следить за регистрирующими аппаратами. Самопишущие приборы неустанно писали историю полёта, отмечая время, высоту, скорость, состав воздуха, электрические свойства атмосферы -- все, что может интересовать аэролога, аэронавигатора, физика.
   Электрифицированные кухни, ванна, прачечная упрощали хозяйственное и гигиеническое обслуживание.
   Чтобы не брать слишком много кислородных баллонов для дыхания на больших высотах, был устроен особый аппарат. При помощи вентилятора внешний воздух втягивался в камеру, кислород отделялся от азота и других газов и в сгущенном виде поступал в баллоны, азот выбрасывался обратно в атмосферу вместе с аргоном, гелием, водородом, геокоронием. Водяные пары конденсировались. За их счет пополнялся самый дефицитный продукт -- вода. Энергию для динамомашины давали аккумуляторы.
   Ханмурадов вынимал из портфеля и раскладывал на столе книги, бумаги.
   -- Ханмурадов, иди ко мне! -- послышался голос Сузи. -- Подежурь, мне надо передать несколько радиограмм! -- сказал Сузи, когда Ханмурадов вошел в капитанскую рубку.
   Ханмурадов утвердительно кивнул головой. Сузи ушел. Ханмурадов остался стоять посреди каюты. Рассеянно посмотрел в большой иллюминатор в передней стене и вскрикнул -- "вва!" -- до того необычна была картина, которую он увидел.
   "Альфа" шла в полосе перистых облаков. Заходящее солнце окрасило облака в розовый цвет. Облака сверху, облака с боков, облака снизу... Закон перспективы создавал из этих случайно разбросанных облаков подобие гигантского туннеля, в центре которого двигался дирижабль, бросая тень на правую верхнюю часть облачной стенки. Никогда еще Ханмурадов не ощущал пространства с такой почти физической осязаемостью.
   Все стояли молча, неподвижно, почти подавленные. Воздушно-облачный туннель словно был создан из огнен-но-светящегося газа. Огненные языки, клубки, нити неуловимо, неустанно меняли формы. Низ туннеля начал гаснуть. Огненно-палевый цвет незаметно переходил в розовый, сиреневый, синий...
   -- Цветовая симфония! -- тихо сказал Власов, словно боясь спугнуть своим голосом химерических птиц. Моторы не работали. Тишина была изумительная. Слова Власова прозвучали глухо, как из-за стены. Тишина словно поглотила звуки человеческого голоса. И снова пауза...
   -- На земле солнце уже зашло, -- тоненьким голоском проговорил Буся. И снова молчание.
   Солнце коснулось горизонта и начало медленно погружаться. Последний луч -- зеленый луч! -- редкое атмосферическое явление, и нет больше солнца.
   Перистые облака высоко над "Альфой" еще пламенели несколько минут и погасли...
   -- Финита ля комедиа! -- сказал уже обычным своим голосом Власов.
   Лампа ярко освещала каюту. Власов ходил три шага вперед, три назад, морщился, тер грудь и говорил:
   -- Ну, кто был прав? А? Я сейчас проверял записи. И что же? "Альфа" шла все медленнее.
   Власов зевнул.
   -- Пойду приму лекарства да прилягу, пока астма не разыгралась... Э-хе-хе! -- Он ушел покряхтывая.
   -- И в самом деле, лучше бы он сидел в своем Павловске, сказал Ханмурадов. -- Расхворается -- возись с ним!
   -- Власов -- один из лучших наших аэрологов, -- ответил Сузи. -- Он не совсем здоров, и ему, конечно, нелегко дается такое путешествие. Но ты думаешь, он усидел бы в Павловске? В нем все время борется "бренное тело", которое просит покоя, с неугомонным духом ученого. Вот он раскряхтелся, о лекарствах, кровати заговорил. А ты думаешь, будет он лекарства принимать, ложиться в постель? Я уверен, что всю ночь с камерой просидит. Будет следить за ночной радиацией. -- Сузи зевнул. -- Ты-то сам хочешь спать?
   -- Н-нет... -- ответил Ханмурадов и подавил зевоту.
   -- Нам надо установить вахты. Если ты не устал, то оставайся на вахте до восхода солнца. Следи за курсом, высотой, скоростью. Случится что -- звони. Мотор работает. Буся тоже может спать до утра.
   -- Хорошо. Доброй ночи, -- ответил Ханмурадов.
   -- Доброй ночи, -- ответил Сузи и ушел.
   Ханмурадов остался один.
   Он погасил лампу и посмотрел в иллюминатор. В этой каюте было три окна -- на носу и с боков. В переднем иллюминаторе виднелись звезды. Вот и Полярная звезда... Найти бы такое течение, чтобы идти прямо на Полярную!.. Ханмурадов посмотрел в правый иллюминатор. Внизу, словно зацепившись за облачную пряжу, сверкал желтый месяц.
   Чтобы отогнать сон, Ханмурадов затянул песню. Полтона, полтора тона, полтона вниз, фермато... Полтона, полтора тона, полтона вверх, фермато... Два тона, полтона вниз, фермато... Восточный мотив.
   Вошел Буся.
   -- Что в темноте воешь?
   -- А ты почему не спишь? -- спросил Ханмурадов.
   -- Не спится, -- коротко ответил Буся, щуря сквозь стекла очков глаза.
   Ханмурадов зажег лампу.
   -- Спать надо, -- наставительно сказал Ханмурадов. -- С восходом солнца у нас начнется большая работа. Воздушную реку искать будем, которая на север течет. Течет! Над головой где-то течет, а поймай ее! В океане теплые течения -- Гольфстримы разные, хоть по цвету воды отличишь. А тут ничего не видать! -- Ханмурадов зашагал по комнате.
   Дверь с треском раскрылась, и на пороге появился Власов. Он был возбужден. Глаза его засверкали.
   -- Сузи, где Сузи? -- воскликнул он.
   -- Спать пошел, -- ответил Ханмурадов. -- Вы еще не ложились, товарищ Власов?
   -- Изумительная штука! Вот так пляска космических лучей!.. -- И он вновь быстро вышел.
   С первыми лучами солнца в капитанскую рубку вошел Сузи. Он приказал остановить моторы -- больше не нужно было подогревать газ: солнце прогрело оболочку. "Альфа" быстро шла вверх. Потолок вчерашнего дня был превзойден, а "Альфа" все поднималась. Вертикальное воздушное течение -- "воздушный гейзер" -- выносило дирижабль в верхние слои тропосферы. Сузи внимательно следил за инструментами. Некоторое время направление полета не менялось. И вдруг на огромной высоте "Альфу" быстро понесло в северо-восточном направлении. Ханмурадов, несмотря на усталость, не уходил спать. Неужели они нашли, наконец, ту реку, которую искали? Река! Едва ли это течение можно назвать рекой. Если "Альфа" действительно попала в слой, где горячие экваториальные токи несутся к северу, то это уже не река -- это целый воздушный Гольфстрим, который должен низвергаться с заоблачных высот на ледяные северо-полярные пространства гигантским водопадом.
   -- Власов, вы спите?
   -- Нет! -- послышался сердитый голос Власова.
   Через минуту он вышел, хмурый, кислый, с красными глазами, небритый.
   -- И черт меня дернул... -- начал он и не договорил, скользнув взглядом по аппаратам. -- Ого! -- воскликнул Власов уже совершенно иным тоном. -- Скорость сто тридцать километров в час. Ураганная скорость! Направление полета на северо-восток. То, что мы искали! Эврика! -- И тут же, вновь нахмурившись, он прибавил: -- Рано еще радоваться. Воздушная стихия коварная штука. Посмотрим, что дальше будет... Совсем валюсь от усталости. Пойти, что ли, поспать часок... У меня-то ноченька была! Приходите посмотреть на мою камеру. Вы не только увидите, но и услышите космическую радиацию. Увидите вспышки на экране, услышите, как электроны и нейтроны, прилетевшие из неведомых глубин неба, барабанят, словно град по железной крыше, в пластинку микрофона. Ах... -- Он зевнул и замотал головой. -- Привык к своей кровати! А тут лезь на эти полати! -- Он ушел.
   А через четверть часа, облачившись в скафандр, он уже поднимался на верхнюю площадку, держа в руке, как гроздь гигантского винограда, шары-зонды с самопишущими приборами. Он выпустил шары и долго смотрел, как они, быстро уменьшаясь, летят в синеву неба, потом спустился в радиорубку и начал беседовать по радио со своими научными сотрудниками в Слуцке. Он горячился, волновался, хвалил и журил своих помощников. И болезнь и бессонная ночь были забыты...
   Солнце заливало коридор гондолы. Внизу клубились тучи. Днем, вероятно, будет гроза. Но "Альфа" выше гроз!..
   Ханмурадов побрел в свою каюту, разделся, лег на койку и уснул глубоким сном. Проснулся он только в полдень от звонка, созывавшего в кают-компанию.
   Там он узнал хорошие новости. "Альфа" продолжала лететь все в том же направлении и с такой же скоростью. Лаврова к завтраку не вышла: она передавала срочные радиограммы на землю.
   -- Теперь только бы нам не потерять нашей реки с наступлением ночи, когда оболочка остынет, -- волновался Власов. -- Надо принять все меры, чтобы удержать "Альфу" на этой высоте!
   В час, когда по многолетней привычке Власов ложился в своем Павловске спать, он вновь разворчался, жаловался на грудь, но так и не ложился. Он не открывал глаз от альтиметра, барографа, термометра, поднимал шум и крик, когда "Альфа" снижалась хоть на несколько метров, потрясал кулаками над Бусей, когда он возился у регуляторов. Не доверяя аппаратам, надевал кислородную маску и бежал в легком костюме на крышу "Альфы" к движущемуся анемометру. Ханмурадов на ходу перехватывал Власова и силой заставлял надеть тужурку, шапку и перчатки: Ханмурадов начинал уже любить этого чудака ученого.
   -- Брось! Оставь! Не до тебя! -- отбивался Власов. Но Ханмурадов не отпускал его, пока тот не сдавался и не одевался теплее.
   "Завтра можно отправить на землю радиограмму о том, что "Альфе" удалось найти воздушное течение, которое составляло цель экспедиции. Задача наполовину решена. Или подождать еще сутки?.. -- подумал Сузи. -- "Воздушная стихия -- коварная", -- вспомнились слова Власова. -- Да, пожалуй, самая коварная. Гораздо коварней водной. В конце концов пусть решает сам Власов, когда отправить радиограмму. Он научный начальник экспедиции!"
   Утро нового дня началось, как обычно. "Альфа", подогреваемая солнцем, поднялась выше и шла неизменным курсом. К четырем часам дня оболочка раздулась предельно. В мягких дирижаблях пришлось бы выпустить, то есть потерять, часть газа во избежание разрывов оболочки. На "Альфе" холодильники регулировали температуру газа, и дирижабль, не теряя ни высоты, ни газа, продолжал свой полет.
   Над головою -- вечно безоблачное небо. Только самые легкие перистые облака поднимались выше "Альфы".
   А внизу в этот день громоздились темные тучи. Воздушный океан! Есть ли что-либо более красивое, более захватывающее и... более изменчивое?..
   Сузи вспоминал "огненный туннель" -- эту блистающую лучезарную симфонию, которая вызывала такую торжественную радость.
   Как не похоже на эту предзакатную песнь неба то, что сейчас видел Сузи!
   Мрачные, сизые, бурые, свинцовые, иссиня-черные тучи клубились, пучились, вздымались, барахтались, перекатывались друг через друга. Они казались страшно тяжелыми. Битва гигантских слепых амеб. Так, вероятно, ворочались, давили друг на друга горы остывавшей магмы, когда образовывалась земная кора... Так дрались за существование рожденные в море гигантские морские змеи и ящеры. Страшная, слепая сила! Иногда между этими копошащимися существами пробегали, как огненные змеи, электрические разряды. Глухо рокотал гром. Рычали разъяренные чудовища.
   Но ведь и тучи и гроза были внизу, они не угрожали "Альфе".
   Бой слепых чудовищ продолжался все с большим ожесточением. Верхние клубы туч вдруг начали срываться. Обрывки туч гонялись друг за другом, поднимаясь все выше и выше. Нет, им не допрыгнуть до "Альфы"!
   Вошел Власов.
   -- Опять грудь болит! К непогоде! -- Лицо его было озабоченно. -- А внизу разыгрывается циклончик! Не хотел бы я теперь быть на земле, а еще того больше -- в зоне этих облаков! Ишь, чертова мельница, как крутит!
   И вдруг случилось то, чего никто не ожидал.
   С западной стороны послышался гул, напоминавший гудение гигантского мотора. Гул приближался с молниеносной быстротой. Все произошло в одно мгновение: гул, переходящий в пушечную канонаду. Выстрел за выстрелом следовали так часто, что ухо воспринимало их как сплошной рев необычайной силы. Гигантское черное тело -- "черная полоса", как уверял позднее Ханмурадов, -- пролетело над "Альфой" и скрылось за горизонтом на востоке. "Альфа" вдруг завертелась волчком, ринулась вниз, перевернулась, легла на бок, пролетела несколько кругов по спирали и понеслась в полулежачем положении с быстротой смерча.
   Сузи и Власов упали на пол. Их начало катать и бросать из стороны в сторону. То они падали на потолок, то вновь летели на пол. Вот Сузи бросило лицом на иллюминатор. Косматые тучи бились у самого стекла. Сузи едва успел опереться руками, чтобы не расшибить голову. Но прежде чем его лоб коснулся толстого стекла, Сузи уже отлетел от иллюминатора и упал на стол с аппаратами. Ящик барографа с грохотом покатился на пол.
   Власов лежал на полу и крепко держался за ножку стола.
   -- Моторы!.. Пропеллер!.. -- крикнул аэролог.
   Но капитан едва ли уже слышал его. Сузи ударился головой о потолок, тело его скользнуло в угол между потолком и стенкой и осталось лежать, неподвижное, безжизненное. А Власов съехал на нижнюю поверхность крышки стола. Оттуда он осторожно высунул голову, держась за край стола, перегнулся и крикнул в микрофон:
   -- Буся, заводи мотор! Все пропеллеры на полный ход! -- Но Буся не отзывался. Вероятно, и он лежал без сознания.
   "Альфа" повернулась еще раз. Тело Сузи грузно упало на пол возле самого стола. Власов также переместился на пол, схватил за ногу Сузи, подтянул его тело к себе, осмотрел. Кожа на виске Сузи была рассечена. Правая щека, ухо и подбородок в крови. Власов покачал головой, осторожно расстегнул и снял подтяжки и привязал ими Сузи к ножке стола. Выслушал грудь. Сердце билось, хотя очень медленно и едва слышно.
   "Неужели и их всех перебило? -- думал Власов. У него болел бок, спина, болела голова, колено на правой ноге быстро опухало. -- "Альфу" может спасти только тяга пропеллеров. Надо во что бы то ни стало запустить моторы..." Идти -- об этом нечего и думать. Оставалось ползти, рискуя вновь оказаться горошиной в погремушке.
   Власов успел ухватиться за дверь каюты Ханмурадова и вполз в нее. Каюта была пуста. Пуста и койка. Подушки, матрац, одеяло, полотенца, книги, ящики валялись на полу. Власов быстро подобрал одеяло, подушку, полотенце. Подушку привязал полотенцем к голове. "Сохранить голову сейчас -- самое важное. Если ударом отшибет сознание -- все кончено! Быть может, на всей "Альфе" сохранился только один человек, не потерявший сознания!" Одеяло обернул вокруг торса и завязал вторым полотенцем. Так. Теперь он был защищен от ударов.
   Власов кончил вовремя. "Альфу" вновь начало трепать. Она вертелась волчком и одновременно качалась вверх-вниз. Власов уцепился за дверь и ждал подходящего момента, чтобы скатиться к моторной рубке, как кегельбанный шар.
   Есть! Покатился. Не докатился и пополз на стену. Уцепился за дверь каюты. Снова вниз, к моторам. Стремительное обратное падение до самого "дна" коридора и столь же стремительное возвращение к моторной каюте вместе с бездыханным Бусей.
   Удача! Они так вдвоем и влетели в машинное отделение. Только бы не вылететь обратно. Власов развязывает полотенце и этим полотенцем привязывает Бусю к оградке возле мотора. "Еще один пристроен!"
   Запустить мотор! Черт возьми! Если бы Власов знал, как это делается!.. Ухватившись за оградку возле мотора, он сидел и размышлял, пытаясь "логически" объяснить назначение частей. Положим, несколько раз он присутствовал при том, как Буся запускает мотор. Надо вспомнить... "Как бы только не наделать еще больших бед... Конечно, я знаю устройство мотора, но принцип -- одно, а практика -- другое... Если, скажем, так... Но раньше надо дать горючее..."
   Ханмурадов крепко спал, когда началась авария. Его несколько раз кинуло к потолку, прежде чем он проснулся и понял, что случилось. Вскочил на кровать. Больно стукнулся теменем о потолок. Снова лег и начал обдумывать положение. Конечно, надо немедленно бежать в капитанскую рубку!
   И Ханмурадов, соскочив с кровати, ступил шаг к двери, упал и начал измерять своим телом пространство в трех измерениях. Он был силен, ловок, сообразителен и через минуту уже приспособился к неожиданным броскам, научился использовать их направление. Выбрался в коридор и, цепляясь, прыгая, катаясь от двери к двери, направился к капитанской рубке. Возле радиорубки он задержался. Лаврова! Что с ней? Быть может, она убита, тяжело ранена?.. Он приоткрыл дверь радиорубки и бомбой подлетел к рабочему креслу радистки.
   Лавровой посчастливилось больше других. В момент аварии она работала, сидя в кресле. При первом же толчке радистка успела ухватиться за подлокотники кресла и в паузах между толчками пристегнула себя ремнями.
   Правда, и ее положение было не легким. Минутами ей приходилось висеть вниз головой, когда "Альфа" переворачивалась вверх дном. Но Лаврову не трепало, не било, не бросало. Она была целехонька. И умудрялась даже посылать на землю радиограммы, сообщая о том, что происходит с "Альфой".
   -- Ты жива? Невредима? -- радостно вскричал Ханмурадов, цепляясь за кресло.
   -- Как видишь! -- отвечала Лаврова. -- Что произошло? Ты не знаешь?
   "Альфу" вновь перевернуло вверх дном. Ханмурадов, не выпуская ножек кресла, повис в воздухе.
   -- Ничего не знаю. Я спал. Мне надо идти. Мы должны победить бурю. Держись, Лаврова!
   Ханмурадов разнял руки и перелетел к двери.
   Лаврова застучала на аппарате.
   Ханмурадов скрылся за дверью. "Альфа" опустилась кормой, и ближайшее машинное отделение, которое находилось на носу, оказалось почти над головой Ханмурадова.

0x01 graphic

   Ханмурадов посмотрел вверх, увидел голову Власова.
   -- Жив? -- крикнул ему Ханмурадов.
   -- Прыгай сюда, когда "Альфа" перевернется. Я не могу завести мотор! -- в свою очередь, крикнул Власов.
   -- Ожидать некогда. Там есть веревка. Привяжите ее к чему-нибудь и спустите конец! -- вновь крикнул Ханмурадов.
   Власов не без труда нашел, закрепил и спустил веревку.
   Ханмурадов ухватился за конец и начал карабкаться с кошачьей быстротой. Но натяжение веревки вдруг начало ослабевать. Она складывалась петлями. "Альфа" перекинулась на нос, и Ханмурадов свалился на голову Власова.

* * *

   Мотор отказывался работать, захлебывался. Ханмурадов подполз к иллюминатору и заглянул в стекло.
   -- Этот мотор нам не поможет. Пропеллер сломан, -- сказал он. -- Придется пробраться в кормовой мотор. Но едва ли он будет работать при такой качке, -- сказал Ханмурадов.
   -- Дело дрянь, -- отозвался Власов. -- Мы во власти циклона. Не циклон, а настоящий смерч. Нас несет с бешеной скоростью.
   -- Но как мы попали в циклон?
   -- Теперь нам надо подумать о том, как выбраться из него и прежде всего как помочь нашим раненым. Видишь, Буся до сих пор не приходит в себя.
   -- А Сузи?
   -- Тоже лежит без памяти, привязанный к столу в своей рубке.
   -- Попали в переплет! -- тряхнул головой Ханмурадов.
   -- Ну что ж, лезем в кормовой отсек гондолы!..
   Кормовой мотор удалось завести. Но выйти из циклонического течения с помощью одного пропеллера не удавалось. К счастью, положение скоро изменилось к лучшему. Так как центр тяжести всей системы находился внизу, то "Альфа" повернулась гондолой вниз, как только ее перестало вертеть. Но она продолжала нестись вместе с циклоном в восточном или юго-восточном направлении. Власов объяснил Ханмурадову эту перемену. Он вынул записную книжку и набросал чертеж.
   -- В циклоне частицы воздуха двигаются как бы по винтовой линии. Нас трепало, пока мы не вышли из этого "винта". Теперь нас несет по линии вот этой стрелки.
   -- А скорость какова?
   -- Бывают циклоны, которые движутся со скоростью всего сто пятьдесят -- двести километров в сутки. А бывают и такие, что пробегают в сутки и две тысячи километров. В такой циклон нам, вероятно, и посчастливилось попасть. Ну, однако, об этом мы еще поговорим. Теперь нам надо о другом подумать. Иди приведи в чувство Сузи, а я Бусю на свое попечение возьму. Надо их уложить на койки и привязать. Пока мы не расстались с циклоном, с нами могут случиться еще всякие неприятные неожиданности...
   Печальное зрелище представлял собой экипаж "Альфы". Сузи ходил с забинтованной головой. Буся прихрамывал, Ханмурадов жаловался на боль в боку. Власов совсем расклеился. Он даже пожелтел и вспоминал о своем тихом, милом Павловске, уютном кабинете, метеорологической обсерватории, послушных шарах-зондах, "которые без всяких хлопот и без риска для человека добывают нам сведения о верхних слоях атмосферы". И если бы не дрозофилы, он совсем затосковал бы. Власов взял с собою в полет мух-дрозофил, чтобы наблюдать, как влияют космические лучи на мутацию.
   -- Это очень важно. Мы все больше овладеваем стратосферой, -- говорил он. -- Мы еще совсем не знаем, как влияют космические лучи на организм человека. Дрозофилы -- очень тонкий "реактив" на лучистую энергию.
   Если количество летательных (смертельных) генов, возникающих у дрозофил под влиянием космических лучей, не увеличится, значит, и для человека эти лучи не представляют опасности.
   В сущности говоря, -- продолжал он объяснять Лавровой, которая заинтересовалась его дрозофилами, -- абсолютно вредных физических факторов, как и химических веществ, нет. Все дело в количестве. Тяжелая вода смертоносна в большой пропорции и стимулирует развитие организмов, будучи примешана к обычной воде в малых дозах. Так и с космическими лучами. Ведь под их действием находятся все растения и живые существа на земле. Биология только недоучитывала этого фактора. Кто знает, быть может, вся эволюция видов произошла и происходит под действием этой космической лучистой энергии. Жаль только, что "Альфа" не летит в стратосфере, в лучшем случае она поднимается лишь к ее границам. Но все же мы получаем здесь гораздо больше космических лучей, чем на земле, и это должно отразиться на дрозофилах.
   -- А быть может, и на нас самих? -- спросила Лаврова.
   -- Быть может, и на нас, -- ответил Власов. -- Как -- хорошо или плохо -- мы еще не знаем. Я иногда не прочь пофантазировать. Кто знает? Быть может, через несколько десятков лет люди построят в стратосфере этакий искусственный спутник Земли и на нем лабораторию. Под влиянием мощных космических излучений начнет происходить сильнейшая мутация у подопытных насекомых и животных. "Искусственная эволюция"! Быть может, нам удастся создать совершенно невиданные, новые, более совершенные формы животных и растений, подвергая их действию космических лучей.
   -- И, быть может, получим мутацию человека в сверхчеловека?
   -- А все может быть! Ведь, в сущности говоря, мы только начинаем проникать в тайники мастерской природы, в тайны ее производства!
   Лаврова задумчиво смотрела сквозь стекло в ящик, где весело перелетали и суетились крупные мухи-дрозофилы. Они так беззаботны! Они не знают, вероятно, и не чувствуют, что незримые потоки лучистой энергии пронизывают их тело и вызывают глубокие изменения в их организации, в их генах -- носителях жизненного начала и качественных признаков их потомства.
   "А мы, люди?.. Все ли мы сознаем это? Все ли мы знаем, что ничто, никакое изменение нормальных условий -- не проходит для организма, для нас, безрезультатно?.. Быть может, у стратосферных пилотов будут исключительно даровитые дети!"
   Размышления Лавровой были прерваны голосом Сузи. Он звал к себе Власова. Аэролог отправился в капитанскую рубку.
   Сузи сидел, наклонившись над картой. Бинты закрывали его голову, лоб и подбородок. Возле Сузи сидел Ханмурадов и рассеянно глядел в иллюминатор.
   -- Ты не слушаешь меня! -- строго сказал Сузи сквозь сжатые зубы. Бинт мешал ему открыть рот.
   -- Нет, я слушаю, -- рассеянно ответил Ханмурадов.
   Вошел Власов. Сузи повернул к нему голову и поморщился -- заболела шея.
   -- Наша судьба, -- начал Сузи, -- похожа на судьбу Колумба. Он шел открывать морской путь в Индию, а открыл Америку. Мы, вместо того чтобы "открыть" Северный полюс, "открыли" пустыню Гоби.
   -- Разве она была закрыта? -- сострил Власов, вспоминая Маяковского, который хотел "закрыть Америку, чтобы открыть ее вновь".
   -- К сожалению, и полюс и Гоби открыты и никто их не закрывал, -- улыбнулся углом губ Сузи. -- А факт все-таки тот, что нас занесло в пустыню Гоби. Я сейчас самоопределился. Долгота -- сто пять, широта -- сорок пять градусов.
   Власов рассмеялся.
   -- Неплохие результаты! -- воскликнул он. -- Мы находимся, значит, примерно только километров на триста севернее Ташкента.
   -- Зато на восток нас отнесло тысячи на две километров! -- сказал Ханмурадов.
   Он встал, подошел к иллюминатору и посмотрел вниз. "Альфа" летела на высоте всего шестисот метров. Ее темно-синяя длинная тень медленно ползла по желто-серым пескам пустыни. Что за унылый вид! Ни деревца, ни кустика, ни животных, ни человеческого жилья. Пески, пески, пески, раскаленные жгучими лучами солнца. Воздушный столб, который, пожалуй, может поднять своим могучим восходящим током планер с места. Весь день от пустынь идет вверх этот горячий ток воздуха. Какая благодать для орлов!
   Вот он, "птичий царь", парит, распластав неподвижно крылья, невдалеке от "Альфы". Ханмурадов видит даже, как орел время от времени поворачивает голову к "Альфе". Дирижабль раздражает воздушного хищника. Налетит ли он, как налетел час назад один орел на "Альфу"? Хорошо, что оболочка дирижабля металлическая. Мягкому дирижаблю досталось бы от острого орлиного клюва и когтей!
   Орел неподвижно парит в воздухе и зорко смотрит вниз. Что он там заметил? Какая добыча может быть здесь для орла? Едва ли в этой пустыне живут даже тушканчики, суслики. Может быть, змеи, ящерицы...
   Ханмурадов шарит глазами по песчаной равнине. Что могло заинтересовать орла?
   -- Вот, прочти радиотелеграммы. Эта от Осоавиахима, эта от секретаря Ташкентского обкома -- ответы на наши донесения. -- Сузи протягивает две бумажки, написанные рукой Лавровой. -- Ответ на наши сообщения об аварии. Радуются, что все мы живы, выражают твердую надежду на то, что мы найдем так неожиданно утерянную воздушную реку.
   -- Это все отлично, -- говорит Власов. -- Но мне гораздо интереснее было бы знать, какой метеор, болид или чудовищный снаряд "контузил" нас, вывел из курса и бросил в объятия циклона.
   Сузи усмехается.
   -- Об этом говорит третья, только что полученная телеграмма. Ты знаешь о постройке ракетного дирижабля, который должен был лететь со скоростью двух -- трех тысяч километров в час? Так вот, его построили досрочно и пустили в опытный полет. Он-то и был тем "метеором", который наделал нам бед. Капитан стратосферного ракетного дирижабля товарищ Нипковский шлет нам свои извинения, огорчения и прочее. Наша радиограмма об изменении курса, оказывается, не была принята из-за атмосферных разрядов. И Нипковский полагал, что мы находимся севернее и в более низких слоях. Его "Ураган" только набирал высоту, пробираясь к стратосфере. Хорошо еще, что "Ураган" не угодил в "Альфу". Недурная получилась бы картина столкновения "космических тел"!
   Появился второй орел, третий... Почуяли какую-то добычу.
   -- Нам надо немедленно начать подъем в поисках нашей реки. Я уже приказал Лавровой отправить радиограмму о том, что мы поднимаемся, -- продолжал Сузи. И, повернув с гримасой боли голову к рупору, он крикнул: -- Буся! Останови холодильники! Мы поднимаемся.
   -- Смотрите! Смотрите! -- вдруг крикнул Ханмурадов. -- В пустыне человек!
   -- Ну и что же? Какое нам дело до человека в пустыне? -- ответил Сузи. -- Буся! Да куда же он запропастился?
   -- Рядом с ним еще кто-то... не разберу. Человек машет белым флагом! Он призывает на помощь!
   Власов и Сузи подошли к иллюминатору. Ханмурадов показал, где находились люди, затем схватил бинокль.
   -- Он машет нам! Он зовет нас на помощь! -- продолжал Ханмурадов. -- Рядом с ним прыгает полуголый мальчик и машет платком или тряпкой. Палатка, несколько ящиков... Два верблюжьих трупа...
   Бинокль начал переходить из рук в руки.
   -- Быть может, остатки научной экспедиции? -- сказал Власов, кладя бинокль на стол. -- Как быть? -- И Власов пытливо посмотрел на Сузи.
   Капитан подумал минуту и ответил:
   -- Возня с этими людьми задержит нас. Но мы не можем изменять традиции нашего воздушного и морского флота -- приходить на помощь пострадавшим. Нам придется снизиться.
   Власов вздохнул с облегчением.
   -- Теперь, вместо того чтобы закрывать холодильные установки, придется усилить их работу. Водород в оболочке должен быть сильно охлажден, чтобы спуститься на эту горячую сковородку пустыни при жгучих лучах солнца.
   Уже после того, как аппараты показали, что подъемная сила газа равна нулю, "Альфа" еще медленно поднималась в воздухе восходящим воздушным током. Пришлось снова и снова охлаждать газ, пока, наконец, "Альфа" не начала плавно снижаться. Во второй раз за время путешествия пустили в ход пропеллеры, чтобы подойти ближе к затерянным в пустыне людям.
   Гондола "Альфы" мягко села на песок. Так как гондола имела вид дуги, то, чтобы избежать качания, на носу и корме были установлены выдвижные опоры. Опущенные до земли, они придавали дирижаблю устойчивость. Якорей бросать не нужно было: воздух был совершенно недвижим.
   Полуголый, почти черный от загара мальчик прыгал на ящике, махал над головой грязно-желтой тряпкой и неистово кричал:
   -- Хо! Хо! Хо!
   Мужчина с флагом из наволочки, спотыкаясь на песке, побежал к гондоле.
   -- Эввива! Эввива! -- кричал он.
   -- Итальянец, -- заметил Власов.
   Белый фланелевый костюм итальянца был грязен и измят. Пробковый шлем сдвинут на затылок. Черная седеющая борода всклокочена. На сизо-красном носу лупилась кожа. На ногах -- желтые краги, вместо ботинок -- синие выцветшие носки.
   Мальчик, соскочив с ящика, помчался вприпрыжку за итальянцем.
   -- Пить! Пить! Пить! -- было второе слово, произнесенное человеком в носках на итальянском, французском и немецком языках.
   Невысокий трап был спущен. Итальянец и мальчик-китаец взошли на открытую палубу "Альфы". Итальянец тотчас сел на пол, схватился за ноги, потер ступни, застонал, рассмеялся, вскочил опять на ноги, снова застонал, вытер правую ладонь о карман фланелевой тужурки, снова рассмеялся и протянул руку Бусе, который стоял впереди.
   -- Альфредо Бачелли! -- Затем, подходя к Власову, продолжал: -- Профессор археологии Болонского университета! -- Пожимая руку Сузи: -- Академик. Член-корреспондент Британской академии наук. Почетный член Парижской... Гарвардского универси... Ой, ноги! -- И он вновь уселся на палубу и начал стягивать носки. Его красные ноги опухли, на подошвах вздулись водяные подушки. -- Эти бандиты украли даже мои ботинки! -- пожаловался он. -- Я обжег ноги. Пить! Ради бога, пить! Я умираю от жажды!

0x01 graphic

   Он был похож на помешанного.
   Мальчик уселся в уголок, обхватил руками колени и сидел неподвижно.
   Лаврова принесла в термосе холодную лимонную воду, Ханмурадов бутерброды с маслом, шоколад, печенье, яблоки.
   Бачелли почти вырвал термос из рук девушки и жадно выпил все до последней капли, не поднимаясь с пола. И, только отдавая пустой термос, он поблагодарил Лаврову, протянул руку и назвал себя, перечислив скороговоркой свои чины, ученые степени и должности. Это заняло бы мелким шрифтом обе стороны визитной карточки.
   Говорил он на итальянском языке.
   -- Лаврова Евгения Петровна! -- в свою очередь, по-итальянски назвала себя девушка. -- Радистка дирижабля "Альфа".
   -- Ляф-рро-фа? -- переспросил удивленно Альфредо Бачелли. -- Русская? А они?.. -- И он показал рукой на остальных членов экипажа.
   -- Есть и русские -- я, товарищ Власов, и еврей -- Шкляр, узбеки товарищ Сузи, капитан, и Ханмурадов...
   -- Товарищи? Совьет? Большевики? -- воскликнул Бачелли. Лицо его изобразило почти ужас. Он сделал попытку встать -- уж не хотел ли он бежать с "Альфы"? -- но тотчас шлепнулся на палубу, некоторое время таращил на всех глаза, потом попытался любезно рассмеяться.
   -- Это так неожиданно... но... все равно. Благодарю вас. Вы спасли меня. Я умирал от голода и жажды. Я съем только маленький бутерброд и яблоко. Я знаю меру. Воды пить можно много, есть много сразу нельзя. Вы владеете итальянским языком? -- удивился Бачелли, вновь обращаясь к Лавровой.
   -- Да, и английским, немецким, французским, греческим, испанским. Такова моя профессия.
   -- А они? -- спросил Бачелли, поглощая бутерброды.
   -- Можете разговаривать с ними по-французски, по-немецки. С Власовым и по-английски, с Бусей Шкляром, кажется, и по-итальянски. Ведь ты знаешь итальянский, Буся?
   Шкляр утвердительно кивнул головой.
   -- О! -- удивился Бачелли. -- Да со мной ведь мальчик. Он тоже, наверно, хочет пить. Где же он? Куда девался? Неужели убежал? Сун, Сун! -- кричал Бачелли.
   Все начали искать китайца. Лаврова обратила внимание на то, что исчез и Ханмурадов.
   -- Наверно, Ханмурадов повел мальчика напоить, вымыть, накормить.
   Сузи вызвал по телефону Ханмурадова, и тот ответил, что мальчик в ванне. Все в порядке.
   -- Можно сниматься? -- спросил Сузи, обращаясь к Бачелли.
   -- Как сниматься? -- вскричал тот. -- А мои научные коллекции? Археологические материалы величайшей ценности! Мировая научная сенсация! Редчайшие музейные экспонаты! Я никуда не двинусь с места, пока последняя пуговица времен Кублай-Хана не будет уложена на борт вашего дирижабля.
   -- Ну, в последней пуговице Кублай-Хана не много веса. А сколько весу во всем вашем научном багаже, господин профессор? -- спросил, улыбаясь, Сузи.
   -- Я не торговец, и мои экспонаты не кипы хлопка, чтобы их оценивать по весу! -- воскликнул оскорбленный профессор.
   -- Мы также не торговцы и также умеем ценить археологические предметы материальной культуры, -- спокойно ответил Сузи. -- Но вы должны знать, профессор, что грузоподъемность дирижабля ограничена. Во всяком случае, мы сделаем все возможное.
   Сун явился умытый, одетый в широкую для его худенького тела трикотажную майку и трусики. Он улыбался во весь рот. Археологу принесли войлочные туфли, самые большие, какие нашлись в кладовой. Но их едва натянули на распухшие ноги Бачелли. Кряхтя и охая, опираясь на руку Власова, профессор Болонского университета спустился по перрону и поплелся к своей палатке. Один Сузи остался на борту "Альфы".
   Ханмурадов шел позади и ворчал в затылок Бусе:
   -- Еще одну развалину берем на свою голову!..
   -- Главное -- он задержит нас. И если мы возьмем слишком много груза, нам трудно будет подняться на ту высоту, где течет наша река! -- говорил Буся.
   -- Ну, спасти людей -- я понимаю, -- продолжал Ханмурадов. -- Но разве мы для того летим, чтобы музей древностей таскать на Северный полюс и обратно?
   От трупов верблюдов тянуло падалью. Рои синих мух, неведомо откуда прилетевших, уже кружились над вздувшимися трупами. В небе парили орлы и коршуны. Возле палатки стояли восемь больших ящиков. Буся нашел еще три, полузанесенных песком. Очевидно, Бачелли провел уже не один день на этой стоянке.
   Возле ящиков разразилась настоящая драма.
   -- Вот здесь, -- почти кричал разгоряченный Альфредо Бачелли, -- находятся древнейшие рукописи на шелку! И это оставить? Здесь "бирки" -- связки почтовых палочек, на которых писались срочные донесения. Скороходы переносили эти палочки-письма от одной почтовой станции до другой. Тут целая история торговой, политической, экономической жизни страны. И это бросить? Оставить коршунам и шакалам? В этом ящике ткани, ковры с вытканными рисунками и надписями. В этих двух -- древнейшие каменные изваяния.
   -- Еще этого не хватало, чтобы мы тонны камней взяли с собой, -- проворчал Ханмурадов. Он попробовал приподнять один, другой ящик. К его удивлению, они оказались легче, чем он предполагал. Зато ящик с каменным изваянием невозможно было сдвинуть с места.
   Ханмурадов решительно подошел к Альфредо Бачелли и сказал по-немецки:
   -- Господин профессор! Вы опасаетесь того, что, оставленные здесь, ваши экспонаты могут пропасть. А подумали вы о том, будут ли они в полной сохранности на борту дирижабля?
   Археолог стремительно сел на ящик, словно Ханмурадов ударил его под колени, и посмотрел на загорелого узбека расширившимися глазами. Ханмурадов понял, что привело в такой ужас археолога, и усмехнулся.
   -- Вы слишком напуганы бандитами, господин профессор. Нет, вы можете не беспокоиться. Мы не собираемся выбросить вас за борт с высоты десяти тысяч километров и присвоить ваше имущество. Но наша экспедиция -- исключительно рискованная. Мы ищем воздушные течения на неизведанных высотах воздушного океана.
   Наш дирижабль уже едва не погиб. Мы летим на Северный полюс, а оттуда -- в Узбекистан.
   -- На полюс! -- фальцетом выкрикнул Бачелли.
   -- Да, на Северный полюс. Нам угрожают многочисленные опасности. Мы рискуем погибнуть в тайге, в тундрах, во льдах Арктики, в полярном море. Оставить вас здесь, конечно, нельзя. Даже если мы снабдим вас водой и провизией на месяц -- большего мы не сможем, -- одни вы все равно неминуемо погибнете. Вы должны лететь с нами, если хотите спасти свою жизнь. Но прежде чем брать на борт хотя бы одну пуговицу с халата вашего уважаемого Кублай-Хана, вы должны двадцать раз подумать, стоит ли это делать. Вот все, что я хотел вам сказать, чтобы в дальнейшем не произошло никаких недоразумений. Мы не берем никакой -- запомните это, -- никакой ответственности за сохранность ваших экспонатов и вашей драгоценной жизни. И еще одно: мы и так потеряли с вами много времени. И мы уже не сможем больше опускаться в пути, чтобы высадить вас в населенной местности. Мы имеем приказ -- лететь без остановки прямо на север, и мы обязаны выполнить его! Теперь все. Подумайте же хорошенько, как вам поступить.
   Добрую минуту Альфредо Бачелли сидел, как в столбняке. Кровь прилила к его лицу, и оно стало багровым.
   Неожиданно он взвизгнул, взмахнул руками, соскочил с ящика и, забыв о своих больных ногах, побежал вокруг палатки, потрясая поднятыми кулаками и вопя:
   -- Если так, пусть я лучше погибну! Да! Да! Пусть мой труп растерзают коршуны! Мой труп! Он будет охранять мои сокровища! Даже эти шакалы американцы не осмелятся переступить через мой труп! Или же мое проклятие падет на их голову, и их постигнет страшная кара в сем мире и в будущем!..
   Ханмурадов фыркнул и сказал по-русски:
   -- И это говорит не старая ханжа в юбке, а профессор!
   -- Успокойтесь, коллега! -- вмешался Власов, пытаясь этим обращением смягчить Бачелли, мозг которого явно работал ненормально. -- Все устроится. Вернемся благополучно, я уверен в этом... Отберите наиболее ценное и легкое, и мы живо перетащим на борт...
   Протяжно, все повышая тон, завыла сирена на борту "Альфы". Ханмурадову сначала даже показалось, что завыл Альфредо Бачелли; надрывный звук сирены хорошо передавал настроение археолога.
   Сузи, наблюдавшему с борта дирижабля, видимо, надоело ждать: вместо того чтобы скорее переносить груз, они занимаются какими-то дискуссиями.
   Спустившиеся ниже орлы при звуке сирены поднялись выше и разлетелись в стороны.
   По мере того как сирена, дойдя до самых высоких, душераздирающих нот, начала понижать тон, и Бачелли стал как будто приходить в себя. Он перестал бегать, тряхнул головой и с видом приговоренного к смерти сказал:
   -- Хорошо. Я бессилен, я принимаю ваши условия. Я принимаю. Я... Где топор? Где молотки? Сун, Сун, бездельник! Ломайте ящики!
   Завизжали гвозди, затрещали доски, одна за другой поднимались крышки ящиков, открывая подлинные драгоценности, при виде которых всякий археолог пришел бы в неистовый восторг.
   Начался второй акт трагедии. Альфредо Бачелли откладывал одно, брал другое, снова откладывал, ругался, плакал, проклинал, торговался с самим собой, суетился, призывал небо, грозил адом...
   Музейные редкости понемногу переносили на борт "Альфы".
   Солнце стояло уже совсем низко над горизонтом, а Бачелли все рылся, отбирал, неистовствовал... Наконец работа была закончена. Оставалось забить оставшиеся ящики и зарыть в песок. Но тут археолог потребовал, чтобы взяли хоть один ящик с каменными изваяниями, хоть одну статуэтку из ящика -- вот эту высеченную из камня фигурку лежащего верблюда. Сирена уже кричала, не умолкая, все устали и нервничали.
   -- Хорошо! -- сказал Ханмурадов. -- Я возьму этого шелудивого верблюжонка. Но с одним условием, господин профессор. Если будет крайняя необходимость, я выброшу его за борт, как балласт. Согласны?
   Альфредо Бачелли зарычал, стиснул кулаки и, свирепо глядя на Ханмурадова, ответил:
   -- Хорошо! Хорошо-о-о! Но выбросите только со мною вместе. Согласны? Да! Да! Это мое условие.
   И, не ожидая ответа Ханмурадова, он взял на руки, как ребенка, тяжелую статуэтку и понес на дирижабль, охая и вскрикивая от боли. Лаврова помогала ему. Буся и Власов поддерживали под руку, но Бачелли кричал как исступленный:
   -- Не надо! Оставьте меня в покое! Я сам!
   ...Альфредо Бачелли, приняв ванну, храпел в отведенной ему каюте, а экипаж "Альфы" работал всю ночь в поисках воздушного течения. "Альфа" почти вертикально поднималась все выше и выше. По мере того как она переходила от одного слоя к другому, ее направление менялось. Вначале ее понесло на запад, на высоте трех тысяч метров дирижабль попал в сильное северо-западное воздушное течение. Не была ли это "река", которая течет от полюса к экватору, возвращая тропическим странам охлажденные массивы воздуха?.. Наконец, поднявшись почти на семь километров над землей, "Альфа" пошла на ССВ -- курс, наиболее близкий к искомому "воздушному Гольфстриму".
   Два, три часа после полуночи курс не изменялся.
   -- Что ж, теперь можно и отдохнуть, -- сказал Сузи. Ханмурадов предложил капитану заменить его до восхода солнца, но Сузи не соглашался. -- Ты провозился с багажом этого археолога весь день и устал больше меня, -- сказал он Ханмурадову. -- Идите все спать. Я останусь один.
   К утреннему чаю Альфредо Бачелли явился неузнаваемый. На нем был новый чистый фланелевый костюм, борода и усы аккуратно подстрижены, волосы гладко причесаны. Только на ногах были войлочные туфли. Сун разыскал в палатке Бачелли ботинки, которые археолог считал похищенными, но надеть их на опухшие ноги Альфредо Бачелли не мог. Войлочные туфли немного портили общий опрятный и даже элегантный вид профессора. Бачелли протер стекла золотых очков чистым бледно-палевым шелковым платком, поправил синий галстук с белыми горошинами и уселся за общий стол.
   Его словно подменили. Любезно улыбаясь, он обвел глазами всех и в самых изысканных выражениях попросил извинения за свое вчерашнее поведение.
   -- Это все действие треволнений, жажды, голода, палящего зноя, -- сказал он. -- Увы, человек во многом еще остается рабом окружающей природы! Вы не испытывали на себе действие сирокко? Оно сказывается не только в физическом недомогании. Изменяется весь ваш жизненный тонус. Вас охватывает сплин, как говорят англичане. Вас ничто не интересует, ничто вам не дорого, гнетущая тоска...
   -- Говорят, изменение солнечной радиации под влиянием солнечных пятен оказывает огромное влияние на самочувствие некоторых больных, -- заметил Ханмурадов.
   -- Не говорят, а так оно и есть. Влияние солнечных пятен на биологическую жизнь земли огромно, -- сказал Власов.
   -- Я когда-то читала рассказ, -- сказала Лаврова, -- о двух влюбленных, которые поднимались на высокую гору. С подъемом их настроение, их характер изменялись. Они начали ссориться, любовь утратила все очарование.
   -- И что же с ними стало, когда они спустились с горы? -- заинтересовался Ханмурадов, пытливо глядя в глаза девушки.
   Лаврова рассмеялась и ответила:
   -- Конца рассказа я не помню. Кажется, они разошлись в разные стороны... -- Чайная ложка со звоном выпала из рук Ханмурадова. -- А может быть, они и женились, -- добавила Женя, лукаво поглядев на него.
   -- На вашей "Альфе" влюбленным, во всяком случае, не угрожают такие ужасные испытания! -- сказал Бачелли. -- У вас здесь, в гондоле, идеальный климат. Не жарко, не душно, дышится легко, воздух озонирован. Я прямо ожил после этого ада пустыни!
   -- Простите, профессор, за вопрос, -- обратился к археологу Ханмурадов. -- Мы нашли вас в пустыне Гоби, которую более шестисот лет назад пересек ваш соотечественник -- венецианец Марко Поло. В этом нет никакой связи?
   -- Самая тесная, -- ответил Бачелли. -- Я решил пройти весь путь Марко Поло. Сравнить то, что было во времена Поло, с тем, что есть сейчас. Увы, печальное сравнение...
   У Альфредо Бачелли была странная манера рассказывать: скажет фразу и сделает паузу, словно диктует секретарю.
   -- От Бао-тоу через весь Китай, Монголию, Западный Тибет и Восточный Туркестан. Такой путь намечал я...
   Пустыня! Пояс пустынь... К северу и к западу от Китая лежит пустыня Гоби. Желтовато-серый песчаный океан. К западу от Гоби -- пустыня Такла-Макана и Туркестана. Еще западнее цепь пустынь тянется через Персию, Месопотамию, Аравию к Синаю и простирается в Африку -- пустыни Ливии и Сахары...
   Гоби, Такла-Макан, Соленая, Каменистая, Красная песчаная, Малая Нафуд, Дехна, Эгтих, Ливия, Сахара...
   От Тихого до Атлантического океана через весь Старый Свет простирается гигантская сухая зона-лента.
   -- Почему она образовалась? -- спросил Ханмурадов, воспользовавшись паузой.
   Археолог молчал.
   -- Потому что до этой зоны не доходят влажные ветры океана, -- пояснил Власов.
   -- ...Она подобна руслу высохшей реки, -- продолжал Бачелли, -- пересекающему весь земной шар.
   Путь от Бао-тоу на запад. Суровые, безотрадные коридоры. Их пересекают высочайшие горные хребты...
   Лухунская впадина близ Турфы! О! Самое низкое и самое сухое место на земном шаре. На двести метров ниже уровня моря. Прототип лунных морей. По местным преданиям, именно здесь был рай. Теперь это ад. Раскаленная печь.
   Во дни карбона пустыня утопала в зелени, была населена животными. Я находил в песках кости мастодонта, древнейшего носорога, предка лошади, на камнях я находил отпечатки больших стрекоз и рыб каменноугольного периода.
   Даже в исторические времена, всего за двести лет до нашей эры, эти пустыни были еще цветущим садом, местом хорошо организованной жизни. Сады, каналы, города, пастбища...
   По коридору -- по узким каньонам, среди лесов и полей, которые теперь стали пустынями, проходила знаменитая "шелковая дорога" -- самая длинная и самая старая караванная дорога на земле. Уже во времена Соломона по ней двигались караваны верблюдов, нагруженных драгоценными шелковыми тканями. Из Китая в Тир и Сидон, а позже -- морем в императорский Рим.
   Города-крепости были нанизаны, как бусы, на эту "шелковую нить". Гарнизоны солдат защищали дорогу от нападения гуннов. Этой дорогой около шестисот лет до нашей эры шел ученый Гуань Цзян и составил карту. У меня есть прекрасная копия. Карта помогала мне если не находить дорогу, то отыскивать занесенные теперь песчаными дюнами крепости -- хранилища археологических кладов.
   Этой дорогой около 1270 года шел и Марко Поло искать счастья при дворе Кублай-Хана.
   И эта страна, этот великий караванный путь погибли от вторжения иноземцев. Тамерлан, двигавшийся от Самарканда, пронесся по стране как смерч. Каналы были разрушены, вся система орошения уничтожена, города, крепости сровнены с землей, жители убиты или уведены в плен. Без воды погибли растения. Пески занесли людские кости и развалины -- все, что осталось от цветущего края...
   Я раскапывал песчаные могилы и извлекал сокровища двухтысячелетней давности. Ковры, шелка, статуэтки, утварь времен Кублай-Хана и Марко Поло вновь увидали свет солнца.
   Я ходил по улицам городов, само имя которых стерлось в памяти людей...
   Вы не можете представить себе, какое наслаждение испытывал я, притрагиваясь руками к этим древним стенам, перебирая в руках трепещущую шелковую ткань двухтысячелетней давности... Сухой климат отлично сохранил их.
   Да, для всего этого стоило рисковать жизнью! И теперь вы поймете, почему я так дорожу моими сокровищами...
   Я решил собрать археологические экспонаты для римского музея, относящиеся, по возможности, к XII-XIII векам. Но я, как уже сказал, начал свое путешествие в обратном направлении -- с востока на запад. Увы! Я не сделал и полпути! Дошел только до Гоби, и там бандиты -- проводники и носильщики бросили меня... Быть может, это были агенты теперешних властителей Северного Китая, а быть может, подкупленные американцами. И мои сокровища, которые принадлежат моей родине, попадут в музеи Бейпина или Вашингтона... -- Археолог в унынии опустил голову.
   -- Я не допускаю мысли, чтобы американские ученые пошли на подкуп проводников и обрекли вас на гибель! -- сказал Власов.
   -- Бандиты бежали от меня ночью, похитив верблюдов, запасы воды и продуктов. Со мной остался только один Сун, который спал в моей палатке. Они не хотели, вероятно, брать с собой мальчика, который им был бы мало полезен в пути.
   Сун уже успел рассказать Ханмурадову о событиях, предшествовавших побегу. Бачелли во многом был виноват сам. С небольшими средствами и запасами он легкомысленно пустился в рискованную экспедицию. Для проводников и носильщиков скоро стало очевидным, что им всем угрожает смерть от голода и жажды, если они не вернутся. Но Бачелли не хотел и слышать о возвращении... Он, как маньяк, настаивал на своем продвижении вперед, все вперед, во что бы то ни стало. Горячие уговоры, бурные сцены продолжались несколько дней. Бачелли упрямился. И китайцы-проводники ушли, оставив ему два здоровых верблюда и записку: "Мы будем ждать вас сутки на обратном пути. Одумайтесь и приезжайте!"
   Бачелли был уверен, что "одумаются" и вернутся они. И ожидал, пока оставленные верблюды не подохли. Так он сам обрек себя на гибель. И только неожиданный прилет "Альфы" спас ему жизнь.
   В это утро Альфредо Бачелли много рассказывал о Марко Поло -- о том, что тот видел во время своих двадцатичетырехлетних странствований.
   Какими сказочными казались венецианцам рассказы Марко Поло об источниках (теперешние нефтяные порты Баку и Батуми), "из которых масло бьет в таком изобилии, что им можно нагрузить одновременно сто кораблей"! О "масле", которое "не годится для пищи, но хорошо для горения и смазывания верблюдов, больных чесоткой", о "железных воротах" Александра Македонского -- стенах Махачкалы, о персидских овцах с курдюками в 12 килограммов, о странном виде, таинственных звуках "поющих песков", о миражах пустыни Гоби, о необычных "волокнах", которые не горят, приготовленных из неизвестного тогда в Европе минерала (асбеста), о "камнях, которые горят жарче дров", о Кублай-Хане, о его дворце, в котором вмещалось 6 тысяч гостей, о почтовых станциях, на которых имелось для курьеров 300 тысяч лошадей, о скороходах, увешанных колокольчиками, чтобы по их приближающемуся звуку готовились в путешествие курьеры, о быстроте этих скороходов, которые вечером доставляли хану фрукты, сорванные утром на расстоянии десяти дней обычного пути.
   Альфредо Бачелли порылся в карманах, вытащил колокольчик и позвонил.
   -- Подумайте только! Вот этот самый мелодичный звон слышали люди, жившие семьсот лет назад!
   Да, Альфредо Бачелли был очень любезным и интересным собеседником в это утро.
   Итальянцы склонны к быстрым переменам настроения. По-видимому, у Альфредо Бачелли эта национальная черта проявлялась особенно резко. И экипажу "Альфы" очень скоро пришлось познакомиться с необычайной резкостью перемен в характере земляка Марко Поло.
   "Альфа" находилась в сотне километров от озера Байкал. С высоты, на которой находился дирижабль, уже отчетливо видны были длинные, изогнутые, как челн, очертания глубочайшего озера.
   Но прежде чем "Альфа" достигла Байкала, горизонт начало заволакивать тучами. Они шли навстречу "Альфе". Барометр падал.
   -- В воздухе пахнет грозой, -- сказал Власов, потирая грудь.
   Тучи зарождались вблизи дирижабля. Словно "из ничего" вдруг появилась туманность, уплотнялась, росла вверх, вздымалась буграми. Воздух был перенасыщен водяными парами, с севера подул холодный ветер, и "фабрикация туч" происходила с необычайной быстротой. Дирижабль вновь относило на юг. Власов и Сузи нервничали. Воздушная река обманула. Уже в двухстах километрах от Байкала направление ветра изменилось на встречное северо-восточное, и Сузи принужден был снизить дирижабль. Нашел южное течение, которое несло их к Байкалу, а вот теперь, на той же высоте, снова поднялся встречный ветер. Надо подниматься, чтобы уйти от этого ветра и туч.
   Но прежде чем "Альфа" начала подъем, разразилась гроза, и какая! Такой грозе позавидовали бы и тропики. "Альфа" пробиралась сквозь паутину молний. Каждую секунду можно было ожидать прямого удара в стальную оболочку дирижабля.
   Воздух был насыщен атмосферным электричеством. На остриях металлических частей аппаратов вспыхнули трепещущие огни св. Эльма. В радиорубке вдруг появился голубоватый шар и начал медленно двигаться. Шаровидная молния! Лаврова, не делая резких движений, выскользнула из радиорубки. Голубое яблоко последовало за ней, быстро пронеслось по коридору и влетело в открытую дверь камбуза, где в это время находился Сун. Он неистово закричал и забился под табуретку. Шар покружился и исчез в душнике.
   Альфредо Бачелли сидел в своей каюте, дрожа как в лихорадке. Он боялся грозы. В его руках была металлическая палка, на которую он опирался, -- ноги его все еще болели, и он не расставался с палкой, ее Сун сделал из железного прута. И вдруг Бачелли услышал, что его палка запела! Да, да! Она издавала жуткий жужжащий звук и вибрировала в руке. Бачелли в недоумении поднял палку. Ее конец пришелся недалеко от алюминиевого стула. Из палки с сухим треском выскочила искра и перепрыгнула на ножку стула, где исчезла. Бачелли закричал громче Су-на, бросил палку, взобрался на койку, укрылся одеялом и зарыл голову в подушки. Гром гремел не умолкая. Дирижабль качало. Койка лихорадочно дрожала...
   "Койка дрожит оттого, что я дрожу, или же я дрожу оттого, что она дрожит?.." -- размышлял археолог.
   И вдруг он вспомнил о своих драгоценных ящиках. Три ящика стояли на открытой палубе, и один из них, по мнению Бачелли, был привязан к фальшборту недостаточно крепко.
   Воображение Бачелли заработало.
   "Альфа" качается из стороны в сторону... Веревка ослабевает, ящики выскальзывают из пут и беспорядочно движутся по палубе... "Альфа" делает резкий крен... Ящик летит вниз через тучи и падает в Байкал, -- "Альфа", наверно, сейчас летит над озером. И ящик погружается в бурные волны... Шелковые ткани с древними письменами... Непрочитанная история минувших веков...
   -- Ящик, мой ящик! -- безумным голосом кричит Бачелли. Забыт животный страх перед грозой. Археолог сбрасывает на пол одеяло, подушки, прыгает с койки, катится по полу, поднимается и без палки, ковыляя больными ногами, направляется в коридор. Глаза расширены, волосы всклокочены, руки протянуты вперед...
   -- Куда вы? -- останавливает его Буся.
   -- Ящики! Мои ящики! -- вопит Бачелли и, почти падая на каждом шагу, добирается до двери на открытую палубу и пытается открыть ее.
   -- Остановитесь! Образумьтесь! -- кричит вслед Буся, бежит за Бачелли, шатаясь от качки. А Бачелли уже открыл дверь, вышел на палубу и ползет на четвереньках к заветным ящикам. Ослепительный гром, громогласный свет. Именно так воспринял Буся это мгновение: "ослепительный гром" и "громогласный свет". Блеск молнии и удар грома произошли одновременно.
   Буся щурит глаза, открывает их. Темно. Но вот видит распростертого ниц Альфредо Бачелли. Тело археолога движется к двери. Буся схватывает ногу, втягивает профессора в коридор и прихлопывает дверь. Неужели Бачелли убит молнией?.. Буся поворачивает тело профессора вверх и видит перед собой совершенно новое лицо -- без золотых очков, без бороды и правого уса. А левый ус лихо поднят. Нос, закрытые брови, глаза будто профессорские. Очки, наверно, упали. Но почему же Буся не видит бороды и правого уса? Или молния повредила зрение Буси? Шкляр проводит рукой по подбородку Бачелли. Совершенно гладкий, словно только что от парикмахера... Буся, стоя на коленях, раздумывает над необычайным явлением. Коридор ярко освещается, но это уже не голубой свет молнии, а багрово-красный луч солнца, прорвавшийся сквозь тучи. Гром еще гремит, но уже внизу. "Альфа" стремительно поднимается, вырывается из полосы туч. Недаром Буся так старательно разогрел газ. Свет меркнет и вновь вспыхивает, уже золотисто-белый -- солнце светит с голубого неба.
   -- Кто это? -- спрашивает Власов. -- Что такое? Профессор сбрил бороду и один ус? Наверно, гроза помешала ему добриться. Он расшибся? Жив?
   -- Ящики... -- тихо произнес Бачелли и открыл глаза.
   Стакан холодной воды, спирт к вискам -- и Альфредо Бачелли пришел в себя. Опираясь на руку Власова, он прошел в кают-компанию.
   -- Иногда молния оставляет настоящие фотографические снимки на коже человека -- например, изображения веток, листьев, которые находились вблизи во время удара молнии. Листок отпечатывается темно-синим цветом со всеми зубчиками, жилками, со всеми подробностями, и эта татуировка остается на всю жизнь.
   Не менее изумительно и непонятно ведет себя и шаровидная молния. Однажды она проскользнула под платьем женщины, раздула его, прошла под корсажем и вышла на груди, порвав лишь белье. Иногда такая молния убивает наповал. Так был убит один полковник. На его лбу остался лиловый отпечаток металлического шара, который был прикреплен вверху палатки. Размер отпечатка и шара точно соответствовали друг другу...
   Конечно, достоверность многих из этих фактов следовало бы еще проверить, но некоторые необычайные проделки молнии не подлежат сомнению. Свидетелями одного из них мы и являемся.
   Подумайте, сколько увлекательнейших загадок задает нам молния! Мы научились уже искусственно воспроизводить ее, но пользоваться далеко еще не умеем. Взять хотя бы вопрос о том, почему молния то убивает, то нет. Почему одни трупы убитых разлагаются необычайно быстро, другие -- в нормальное время; одни убитые сидят в той позе, в какой их застиг смертельный удар, другие обугливаются, испепеляются.
   Или это -- амальгамирование, фотографирование, молниеносная татуировка...
   Власов, вероятно, еще долго рассказывал бы о проделках молнии, но его рассказы были прерваны неожиданным образом.
   Вошел Сун. Увидев своего "господина профессора" с одним вздернутым усом, он вдруг схватился за бока и начал так хохотать, что все его худенькое тельце сотрясалось.
   Альфредо Бачелли вдруг взбесился.
   -- Молчи, крысенок! -- закричал он и, выскочив из-за стола, бросился на мальчика. Сун с проворством ящерицы убежал в коридор.

0x01 graphic

0x01 graphic

   Бачелли бушевал. Его единственный ус нервно дергался.
   -- Довольно! Довольно с меня, я не желаю быть на положении пленника! Спускайте меня немедленно на землю.
   -- Примите брому, господин профессор, и ложитесь отдохнуть! -- решительно сказал Ханмурадов. -- Ваши нервы не в порядке. Когда вы отдохнете, мы поговорим.
   И, несмотря на его протесты, Буся и Ханмурадов увели археолога в каюту, раздели и уложили. Лаврова заставила его выпить брому. Он повиновался, как ребенок, поблагодарил и скоро уснул.
   На другой день к утреннему чаю Альфредо Бачелли явился вновь любезным и кротким. Он сбрил свой ус и выглядел помолодевшим. Но Бачелли уже привык к усам и бороде и очень беспокоился о том, отрастут ли волосы, сбритые молнией. На это никто не мог дать ответа.
   -- Весь вопрос в том, повреждены ли волосяные луковицы, -- ответил Власов. -- Через пару дней, во всяком случае, узнаем, является ли молния наилучшим средством для уничтожения растительности.
   -- А мне, знаете ли, пришла в голову одна идея, -- с некоторым смущением сказал Альфредо Бачелли после чая. Он вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. -- Я думаю о том, как бы скорее окончить это путешествие. Вы понимаете, что я больше всех заинтересован в этом. И вот я придумал... Я, конечно, не специалист, но моя мысль так проста, что я удивляюсь, почему никто из вас...
   -- В чем же заключается ваша мысль? -- спросил Сузи, поглядывая на сложенный листок.
   -- А вот в чем, -- ответил Бачелли и развернул бумагу. На ней был нарисован контур дирижабля. И посредине оболочки нечто вроде гигантского зонтика.
   -- Парусная оснастка в виде зонтика, охватывающего в середине корпус дирижабля. "Зонтик" можно складывать, когда дирижабль движется тягою пропеллеров, и раскрывать, когда идет по течению... Ветер сам раскроет его.
   Сузи едва заметно усмехнулся -- одними глазами -- и спросил:
   -- И вы полагаете, что свободно летящий, без пропеллеров, дирижабль будет двигаться быстрее, если его оснастить парусами?
   -- Как же иначе? -- удивился Бачелли. -- Разве не для этого делают паруса на кораблях? Чем больше парусов, чем сильнее ветер, тем быстрее идет корабль!
   -- На море несколько иное, -- ответил Сузи. -- На море вода только поддерживает корабль, поддерживает и тормозит его ход, двигает же корабль ветер, надувая паруса. А у нас "Альфа" висит в воздухе, поддерживаемая газом в оболочке, который легче воздуха, и несется вместе с воздушным течением.
   -- Но ведь и на море могут быть течения! Или на реке... Лодка идет вниз по течению. Ее несет течение воды. Люди гребут веслами -- лодка течет еще быстрее. Если ветер попутный и поставить парус, лодка поплывет еще быстрее. Ведь так?
   -- Совершенно верно, -- спокойно ответил Сузи. -- В приведенном вами примере мы имеем сложение трех сил: течение воды, отталкивание при помощи весел и сила ветра. Но ведь в нашем случае мы имеем только одну силу -- силу воздушного течения. Тут складывать нечего. Сколько бы вы парусов ни ставили, дирижабль не ускорит своего полета ни на один сантиметр по сравнению со скоростью самого ветра, потому что именно с такой скоростью он и движется. Посмотрите на ленты за бортом, они неподвижны.
   -- Все-таки не понимаю! -- откровенно сознался Бачелли.
   Сузи подумал и сказал:
   -- Быть может, такой пример вам покажется понятнее. Представьте себе, что под водой существует течение. В этом течении находится подводная лодка. Винт не работает -- испорчен. Лодку несет по течению. И вот, чтобы ускорить ход лодки, моряки решают сделать "парус" вроде вашего или в виде плоскостей, поставленных поперек течения. Ускорит ли это ход лодки? Конечно, на заднюю поверхность плоскости "паруса" вода будет давить. Но с такой же силой "встречная" вода будет надавливать на переднюю поверхность плоскостей. Сила давления сзади будет уравновешиваться силой сопротивления впереди, а скорость останется прежней -- равной скорости подводного течения.
   Бачелли хлопнул себя по лбу.
   -- Понял! -- Аккуратно разорвал чертеж на четыре части, положил в карман и вздохнул. -- Значит, ничем нельзя ускорить движение "Альфы"?
   -- Наоборот, очень можно, -- ответил Сузи. -- Ведь воздушные течения имеют различную скорость. Нам надо найти течение на север максимальной быстроты. Это мы и делаем, ищем, хотя, к сожалению, до сих пор не очень успешно. Однако отчаиваться не приходится. Каждый час, каждую минуту мы можем напасть на течение, которое понесет "Альфу", быть может, с эксплуатационной скоростью пассажирского аэроплана.
   -- Будем надеяться! -- сказал Бачелли и заковылял в каюту, кисло улыбаясь непривычно новым и "голым" ртом.
   Однажды вечером Бачелли бродил по коридору "для моциона" перед сном. Его заинтересовала надпись на двери одной каюты: "Клуб". Бачелли открыл дверь и вошел. Осмотрелся.
   Две стены уставлены полками с книгами. Третью занимал большой экран. У четвертой рядом с дверью виднелась клавиатура, вделанная прямо в стену. Посреди комнаты стоял квадратный стол с поверхностью из матового стекла размером 60x60 сантиметров. У книжных полок -- три небольших столика. Несколько стульев, кресел...
   В комнате полумрак. Только белая поверхность стола, за которым сидел Ханмурадов, ярко освещена падающими сверху лучами. Археолог подошел поближе и увидел, что Ханмурадов читает световое увеличенное изображение книжной страницы.
   -- Добрый вечер, профессор! Очень хорошо, что вы зашли к нам в клуб! -- приветствовал Ханмурадов Бачелли.
   -- Добрый вечер, -- очень любезно ответил Бачелли. Он был в хорошем настроении: ему удалось разобрать труднейшую китайскую надпись на шелковой ткани. -- Вы читаете при помощи проекционного фонаря?
   -- Да. Только особой конструкции, -- ответил Ханмурадов. -- Страницы книги сняты на пленке. Вот я поворачиваю "ключ", и страница переворачивается. -- На столе появилось изображение новой страницы. -- Могу увеличить размер. Не правда ли, удобно? Целый том -- в одной маленькой катушке. Кроме книг, которые вы видите на полках, мы имеем в этой комнате пять тысяч томов, и все они помещаются в небольшом ящике... Когда мои глаза устают, я трансформирую световое изображение в звуковое. И теперь электрический диктор читает мне.
   -- Очень удобно, -- согласился Бачелли. -- А этот экран для кино?
   -- И для кино и для телевидения. Не хотите ли посмотреть те места, над которыми вы пролетали, а также и те, по которым проходил ваш Марко Поло? Садитесь в это кресло.
   Ханмурадов включил аппараты. На экране появились красочные стереоскопические изображения городов, гидростанций, фабрик, заводов...
   -- Баку. Город "масла, которым лечат верблюдов от чесотки", как писал Марко Поло, не называя Баку, который, уж не знаю, существовал ли в то время.
   Бачелли увидел "вполне европейский" город, широкие чистые улицы, сады, бульвары, цветники...
   -- Почему же я не вижу за городом буровых вышек?
   -- Их больше нет, -- ответил Ханмурадов. -- Техника бурения изменилась. Нефть из недр земли сама поступает по трубам прямо на заводы. Ни одна капля не вытекает больше на поверхность. Воздух Баку пахнет розами, а не нефтью. А вот вам и "мертвая, безжизненная пустыня", по которой, быть может, брел Марко Поло.
   -- Но какая же это пустыня! -- удивился Бачелли. -- Я вижу фруктовые сады, хлопковые поля, прекрасные дороги...
   -- А между тем еще в начале новой эры, которую мы ведем от Октябрьской революции, эта цветущая страна была мертвой песчаной пустыней. Дайте срок, и великие песчаные моря Гоби, Сахары, Ливии превратятся в такие же цветущие сады... когда мы примемся за это дело!
   Вот "караванные пути". Они стали гладкими, как стекло. Глядите, не верблюды -- корабли пустыни, а современные автомобили мчатся по асфальтовым дорогам. А у руля, смотрите, кто? Наша узбечка. "Пленница гарема"! Метаморфоза?
   Вот наши воздушные поезда -- цепочки "буксирных" планеров тянутся на север...
   Сибирь... Механизированные лесорубки... Золотые прииски... Металлургические заводы... Оленеводческие колхозы и совхозы... Заполярные поля и огороды... Что, если бы на все это посмотрел ваш Марко Поло и рассказал своим соотечественникам?
   Вы, быть может, хотите посмотреть то место, над которым мы сейчас пролетаем?
   -- Но под нами тучи, и сейчас ночь!
   -- Ничего. У нас зоркие глаза. Прошу вас присесть вот к этому столику.
   Бачелли уселся возле стола с матовой стеклянной поверхностью.
   -- Это аппарат прямого дальновидения. Не телевизор -- прожектор освещает поверхность земли под нами "невидимыми" лучами, которые проходят сквозь туман и облака. Невидимое отражение земной поверхности поступает через оптические приборы в аппарат, который "невидимое" делает видимым. Можете полюбоваться.
   Бачелли увидел город у реки, расходящиеся лучами дороги, огромный мост через реку, аэродром, с которого в этот момент снимался большой моноплан. По мере продвижения "Альфы" двигалось и изображение на столе.
   -- Занятная игрушка! -- заметил Бачелли.
   -- Без этой игрушки, -- несколько наставительным тоном сказал Ханмурадов, -- нам было бы труднее ориентироваться и вы, профессор, окончили бы свое невольное путешествие значительно позднее.
   -- Ну, а вот эта странная клавиатура, приделанная к стене?
   -- Новый музыкальный инструмент. Электрический рояль, -- ответил Ханмурадов. -- Лаврова хорошо играет на нем. Я позову ее. Лаврова! -- вызвал Ханмурадов по телефону радистку. -- Ты не очень занята? Приходи в клуб. У нас гость, профессор Бачелли. Поиграй нам на электророяле.

0x01 graphic

   Лаврова пришла, поздоровалась с профессором и уселась за клавиатуру. При первых же звуках Бачелли насторожился. Как почти все итальянцы, он был музыкален.
   -- Что это? Рояль? Орган? Человеческие голоса? Хор? Скрипки? Струнный оркестр? -- тихо спросил он.
   -- Все что угодно, -- улыбаясь, ответил Ханмурадов.
   Они замолчали. Лаврова продолжала играть. Бачелли невольно поддался очарованию этой необычайной, своеобразной музыки.
   -- Изумительно! -- наконец воскликнул он, не будучи в силах выдержать тон равнодушия.
   Бачелли вернулся в свою каюту во втором часу ночи. Он долго и тупо смотрел на застежку времен Кублай-Хана. Строгая работа мозга археолога, жившего в тысячелетиях прошлого, была серьезно нарушена.
   "Живой газетой" на "Альфе" была Лаврова. Печатать и вывешивать на стене получаемые ею радиограммы о "последних новостях на земле" не было времени. И Лаврова обычно рассказывала содержание важнейших радиопрограмм за чаем или обедом.
   В день, когда "Альфа" летела над Бодайбо, Лаврова получила интересное сообщение.
   За утренним чаем она поздравила Ханмурадова с тем, что его помощники достигли больших успехов в полевом безмоторном транспорте. Воздушные столбы оправдали себя. Планеры перевозят почту, правда пока только между двумя пунктами. Но есть и изменники принципу "свободного парения". Вилли Улла приспособил педальную велосипедную передачу к пропеллеру и пускает его в ход, когда планер "слабеет", не долетев до места. Молодежь очень увлекается этими "воздушными велосипедами".
   Ханмурадову захотелось скорее вернуться в Узбекистан и посмотреть на воздушные велосипеды.
   Второе сообщение было очень важное. Стратостат "0-14" сообщал о высоте, на которой "Альфа" могла найти вновь потерянную воздушную реку. Возможно, что все прежние реки и были лишь местными воздушными течениями, поэтому "Альфа" и теряла их.
   Сузи очень заинтересовался этим сообщением. Его смущала только высота. Она была очень значительна. Доберется ли до нее "Альфа", в особенности отяжеленная археологическим грузом?
   Подъем начался. Но "потолок" "Альфы" оказался значительно ниже уровня "полярной реки". Власов, Сузи, Шкляр и Ханмурадов начали совещаться, как быть.
   На "Альфе" имелось некоторое количество балласта. Но его нельзя было выбрасывать при подъеме. Балласт хранился только на случай аварийного падения.
   -- А мы еще верблюжонка каменного прихватили с собой! -- ворчал Ханмурадов. -- Один этот верблюжонок съел, наверное, не одну сотню метров высоты! К черту бы его, за борт! Я заявил Бачелли, что мы не берем никаких гарантий за сохранность!
   -- За борт? Нет, это не годится, -- возразил Сузи. -- Надо найти иной выход.
   -- Тогда я предлагаю вот что. Верблюжонка и один археологический ящик мы торжественно спустим на парашюте. У нас их достаточное количество. Спустим в населенной местности, предварительно оповестив местное население по радио. И все будет в порядке.
   На этом порешили. Власов взял на себя дипломатическую миссию подготовить Альфредо Бачелли.
   -- Как? Бросать с высоты нескольких тысяч метров археологические уники, которым нет цены? -- вскричал возмущенный археолог.
   -- Не бросать, а спускать на парашюте, тихо и плавно.
   -- Нет, нет и нет! -- возражал Бачелли. -- Я протестую, я не позволю, слышите? Я лягу на ящики и не встану. Это насилие, варварство, дикость!
   Он вопил, стонал, кричал все время, пока шли приготовления, словно готовились казнить его ребенка. Схватился за голову, убежал в каюту, тотчас вернулся назад. В этот момент парашют отделился от "Альфы" и стремительно пошел вниз. Бачелли театрально вскрикнул. Парашют раскрылся и начал плавный спуск. Археолог облегченно вздохнул.
   Он долго стоял у иллюминатора, провожая глазами маленькую белую точку, пока она совсем не исчезла в облаках.
   Успокоился он только тогда, когда было получено известие, что парашют найден, ящики целы, груз по железной дороге будет отправлен в Италию.
   -- Ну вот, видите, -- говорил Сузи археологу, -- ваши экспонаты прибудут в музей даже раньше вас. Надо было спустить таким образом весь ваш научный багаж.
   -- Профессор! Я получила радиограмму, которая, как мне кажется, должна заинтересовать вас, -- сказала Лаврова, появившаяся в капитанской рубке. -- Корреспондент "Таймса" сообщает, что английская археологическая экспедиция...
   -- Что? Экспедиция Гриволла? Нашла зарытый мною клад?
   -- Вы угадали, профессор!
   -- О небо, за что ты караешь меня! -- воскликнул Бачелли. -- Сколько несчастий на мою голову! Они, как шакалы, гнались за мной по пятам...
   -- Мужайтесь, профессор, не падайте духом, и вы перенесете все удары и превратности судьбы! -- в том же тоне мелодрамы, но с веселыми искорками в глазах сказал Сузи.
   Капитан был в хорошем настроении. "Альфа", сбросив груз "древней истории", легко поднялась до "полярной реки" и пошла по течению.
   Бачелли сидел на стуле и глядел на потолок, словно призывая в свидетели "всемогущее небо".
   -- Все, все заберут, все, до последнего камушка, до последней тряпочки, и увезут в Британский музей... Марко Поло! Тебе хотел я воздвигнуть памятник, создать музей твоего имени. Я отдал этому делу себя, свои средства, я рисковал жизнью... Зачем она мне теперь? Капитан! -- крикнул Бачелли, переведя глаза с потолка на Сузи. -- Капитан, я вас прошу -- на этот раз прошу! -- многозначительно сказал Бачелли. -- Спуститесь вниз и высадите меня на землю.
   -- Вполне сочувствую вам, но это невозможно, -- мягко, но решительно ответил Сузи.
   Бачелли подумал.
   -- В таком случае, спустите меня на парашюте!
   -- В этом я также должен отказать вам.
   -- Но почему? -- начал кипятиться Бачелли. -- Разве вы не спустили на парашюте груз? Я знаю, у вас имеются лишние парашюты. Вы, ваша "Альфа" освободитесь еще от лишнего груза, это вам будет только на пользу.
   -- Вы спускались когда-нибудь на парашюте, господин профессор? -- спросил Сузи.
   -- Никогда!
   -- В том-то и дело. Это искусство, и искусство большое. Не всякий парашютист рискнул бы спрыгнуть с такой высоты. Леденящий холод. Кислородная маска затрудняет спуск. Падение может ошеломить вас. А растерявшись, вы не сумеете и раскрыть парашюта. Нет, я не могу обречь вас почти на верную гибель. Пока вы на борту "Альфы", я отвечаю за вашу жизнь!
   -- Никто не возлагает на вас эту ответственность! Я сам могу распоряжаться собой!
   -- Здесь, на "Альфе", распоряжаюсь только я, -- твердо ответил Сузи.
   -- Ах, вот как! -- взвизгнул археолог. -- Ну, посмотрим! Посмотрим!.. -- И Альфредо Бачелли вышел из каюты, ни на кого не глядя.
   -- Не надо было передавать Бачелли это сообщение, -- сказал Сузи, обращаясь к Лавровой. -- Ну да что сделано, то сделано.
   Пришел Буся, и Сузи рассказал ему о новом конфликте с Бачелли. Шкляр вдруг улыбнулся -- ему пришла в голову одна затея. Шкляр изложил свой план. Сузи улыбнулся и вызвал Альфредо Бачелли. Тот явился нахмуренный, заранее готовясь протестовать.
   -- Господин профессор, -- обратился Сузи к Бачелли. -- Обстоятельства изменились. Сейчас товарищ Шкляр сообщил мне, что "Альфа" вновь пошла на снижение. Нам необходимо облегчить вес дирижабля, чтобы не потерять высоты. Ваше желание может быть немедленно приведено в исполнение. Ханмурадов готовит парашют.
   Мы привяжем вас и сбросим вниз вместе с остатками ваших археологических грузов.
   -- Я вам не балласт, не мешок с песком, чтобы меня сбросить! -- запальчиво ответил Бачелли.
   -- Но ведь вы только что сами просили меня об этом! -- удивленно ответил Сузи, едва сдерживая улыбку.
   -- Да, просил, настаивал, -- отвечал Бачелли. -- Но то, что вы предлагаете сейчас, совершенно иное. Этого я принять не могу. Это оскорбительно для меня!
   -- Значит, вы отказываетесь?
   -- Решительно и категорически! -- ответил Бачелли. -- Я прошу послать телеграмму нашему правительству, итальянским консулам в Китае, чтобы они приняли меры для охраны моих археологических находок. А я... я переступлю борт "Альфы" только вместе с вами, когда ваше путешествие окончится.
   И, гордо закинув голову, он вышел.
   Шкляр громко рассмеялся.
   -- Власов заболел! -- озабоченно сказал Ханмурадов капитану.
   -- Что с ним? -- спросил Сузи.
   -- Слег. Суставы болят. Температура -- тридцать восемь и восемь десятых. Предупреждал я его, чтобы не лазал легко одетым на вышку шары-зонды пускать. Простудился. И приступы астмы усилились. Начал я искать его знаменитое лекарство, нитроглицерин, -- без него Власов, как без воздуха, -- пузырек оказался разбитым. Наверно, когда "Альфу" в урагане трепало.
   Ханмурадов крякнул. Его густые черные брови были озабоченно сдвинуты.
   -- Чувствовал я, что доставит нам Власов хлопот!
   -- От болезни никто не застрахован, -- строго заметил Сузи. -- Придется нам снизиться и положить его в больницу. Идем к больному!..
   -- Снижаться из-за меня? Терять время, а быть может, и направление? Не-ет, это не годится! -- ответил Власов, выслушав Сузи.
   Лицо профессора осунулось. Глаза впали. Да, он был серьезно болен, хотя и бодрился.
   -- Глупости! У стариков всегда кости ломит. Отлежусь, -- Власов хватил воздух широко открытым ртом и потер грудь. -- Вот... Только без лекарства трудно... Астма душит...
   Вошла Лаврова. Поправила повыше подушку под головой Власова.
   -- Как вам дышится? -- Покачала головой. -- Вам надо показаться врачу, товарищ Власов.
   Ханмурадов хлопнул ладонью по своему бронзовому лбу.
   О заочном лечении мы и забыли с тобой, Сузи! Для чего же Буся и трудился -- оборудовал "Альфу" "последними достижениями науки и техники"!
   Шкляра вызвали на консультацию.
   -- Почему же вы мне раньше не сказали о болезни товарища Власова? -- спросил Буся своим тоненьким певучим голоском и тотчас принялся за работу.
   Ханмурадов помогал ему. Лаврова ушла в радиорубку -- вызвать профессора Крейна, доктора, который постоянно лечил Власова.
   Буся установил возле кровати больного аппараты, и скоро доктор Крейн, сидя у себя в ленинградском кабинете перед приемным аппаратом, изучал своего пациента: его дыхание, пульс, кровяное давление. Внимательно просмотрев на экране кривую работы сердца и само сердце, проверил температуру, заставив Бусю прикоснуться электрическим термометром к телу Власова.
   Покончив с этим, на минуту задумался -- ставил диагноз. Затем сказал по радиотелефону:
   -- Поживем еще, поработаем, профессор!
   Власов слабо улыбнулся.
   -- Я же говорил, что это неопасно.
   Сузи вошел в каюту.
   -- Я уже отправил радиограммы в Москву и Ленинград о болезни товарища Власова. Сейчас я лично поговорю по радиотелефону с председателем комитета нашей экспедиции. Я думаю, мы найдем выход.
   Через полчаса все переговоры были закончены. Крейн дал заключение: "В отправке на "Альфу" врача в настоящий момент нет надобности. Но медикаменты необходимо доставить срочно". Ленинград сообщил: "С медикаментами вылетает стратоплан "Ураган". Он снизится на пути прохождения "Альфы" и передаст медикаменты летчикам ближайшего аэродрома, которые на аэроплане и передадут посылку "Альфе"".
   -- "Ураган"! Тот самый, который едва не погубил нас! -- воскликнул Шкляр.
   -- Что ж, ему представляется случай загладить свою неловкость, -- ответил Сузи.
   -- Стратоплан передаст посылку на лету? -- спросил Ханмурадов.
   -- Да, на лету, -- ответил Сузи. -- "Альфа" будет продолжать полет.
   Ханмурадов тряхнул головой.
   -- Нелегкое задание! Правда, аэропланы передают на лету друг другу почту и даже переливают бензин по шлангу. Но у аэропланов скорость полета одинакова, и им необходимо только лететь в одном направлении и возможно ближе друг над другом. Этак я, пожалуй, смог бы и сам перескочить с одного аэроплана на другой...
   -- Ветром сдуло бы! -- сказал Шкляр.
   -- Разве что ветром! -- согласился Ханмурадов. -- Но у нас задача сложнее. "Альфа" летит сейчас со скоростью всего восемьдесят километров в час. Аэроплан же -- минимум двести двадцать, его собственная скорость, да плюс скорость ветра.
   -- Ради такого случая мы можем отступить от нашего принципа безмоторного летания, -- сказал Сузи. -- Перейдем на винтомоторную тягу.
   -- И все же разница в скорости будет значительная. Нелегко сбросить с автомобиля на полном ходу груз в проезжающую арбу. Если же эти "автомобиль" и "арба" летят на высоте восьми тысяч метров...
   -- А аэроплан возьмет такую высоту? -- спросил Власов, внимательно слушавший. Он тяжело дышал, со свистом.
   -- Наши аэропланы забираются на высоту двенадцати километров и выше, профессор.
   -- Но то аэропланы специальной конструкции и оборудования.
   -- Найдутся и здесь такие! -- уверенно ответил Сузи.
   Лаврова работала, не отрываясь от аппаратов. Она сообщала о курсе "Альфы", принимала сообщения о подготовке стратоплана к полету, о старте, о самом полете...
   Гигантский крылатый снаряд, изрыгая огонь и дым, уже проносился выше облаков через тысячекилометровые пространства Сибири. Гул взрывов, как раскаты далекого грома, катился по лесам и тайге, пугая зверей, птиц, оленей. Сибирь словно сжималась, укорачивалась. Колоссальная скорость полета побеждала пространство и время.
   В этой "воздушной игре" принимали участие три летящих аппарата с тремя различными скоростями: стратоплан, аэроплан и дирижабль. Было рассчитано, что стратоплан опустится на аэродроме, который лежит севернее пути "Альфы". "Ураган", снизившись, передаст посылку аэроплану. Забрав посылку, аэроплан поднимется в воздух. К этому времени подлетит "Альфа".
   Сузи сговорился с пилотом аэроплана. В момент встречи "Альфа" должна, к огорчению Ханмурадова, запустить моторы, прибегнуть к помощи пропеллеров. Таким образом, скорость "Альфы" почти сравняется со скоростью аэроплана. По расчетам, аэроплан все же будет лететь быстрее. Передать посылку "из рук в руки" невозможно. И Буся предложил соорудить на верхней площадке дирижабля большое металлическое кольцо с сетью. Посылка будет спущена с аэроплана на шелковом шнуре. Летчик должен так рассчитать полет, чтобы посылка на лету попала в сеть кольца, и тотчас отпустить шнур.
   Через час Буся и Ханмурадов установили "капкан". Они решили стоять на страже по обе стороны кольца.
   Лаврова сообщила, что аэроплан вылетел.
   Буся и Ханмурадов, в теплых меховых костюмах и кислородных масках, с нетерпением ожидали крылатого гостя.
   Солнце ярко светило на темно-синем небе. Внизу клубились сизо-серые волны облаков. Шкляр и Буся напряженно вглядывались в облака. Но аэроплан не показывался.
   Вдруг послышалось мерное рокотание позади Буси и Ханмурадова. Они обернулись и увидели, что аэроплан подлетает с севера, опередив "Альфу" всего на минуту, на две.
   Сверкнув крыльями, аэроплан сделал большой полукруг и начал нагонять "Альфу", быстро увеличиваясь в размерах. Вот он осторожно снижается. Вот черненький комочек отделился от аэроплана и несется в воздухе пониже аэроплана, словно мошка, догоняющая гигантскую стрекозу. С гулким рокотом аэроплан пронесся над головой Буси и Ханмурадова. Посылка пролетела на высоте метра над кольцом. Друзья переглянулись. Перелет.
   Аэроплан снова делает полукруг и снова нагоняет "Альфу".
   Теперь холщовый мешок летит прямо на Бусю... Буся едва успевает согнуться... мимо!
   Третий полукруг, третья попытка, и снова неудача. На этот раз мешок ударился о верхний край кольца. Кольцо упало.
   Буся и Ханмурадов поднимают кольцо и спешно укрепляют на место. Солнце даже через маску сильно нагревает лицо, а спина в тени мерзнет. Трудная работа!.. Аэроплан коршуном кружится над "Альфой", Буся машет рукой: готово!
   Новый налет. Наконец-то. Мешок попадает в сеть, бортмеханик выпускает из рук шнур. Мешок с силой ударяется в сеть. Буся и Ханмурадов в спешке плохо укрепили кольцо. Оно снова падает. Сеть накрывает Бусю. Он скользит вместе с сетью и кольцом по пологой поверхности оболочки. Падает вниз... Ханмурадов вскрикивает. Край кольца зацепился за вагонетку власовского анемометра. Ханмурадов бросается к кольцу и хватает его. Буся вместе с мешком висит над бездной. Ханмурадов упирается ногами в рельсы и тянет, тянет сеть... "Как мы не догадались на всякий случай надеть парашюты!.." -- думает он. Вот Буся хватается рукою через сеть за колесо вагонетки, приподнимается на руках. Ханмурадов помогает ему. Вылез!
   Ханмурадов подбирает сеть. В ней лежит мешок. Буся и Ханмурадов облегченно вздыхают. Они садятся на рельсы отдохнуть от пережитых волнений и смотрят друг на друга так, словно увидались после долгой разлуки. Потом машут руками летчикам.
   Аэроплан делает широкий круг, второй -- пониже и тонет в облаках.
   Лаврова передает радиограмму: "Посылка принята".
   Да, теперь уже не могло быть никакого сомнения: "Альфа" нашла, наконец, "полярную реку" и неслась над горами, реками и лесами Сибири в северо-северо-восточ-ном направлении, которое постепенно, "закономерно", как выразился Власов, переходило в прямое -- на север. Угол отклонения на восток все уменьшался.

* * *

   Альфредо Бачелли скоро надоели эти однообразные картины. Сибирь? Она велика. Но в ней мало археологических ценностей.
   Сузи, Власов, Шкляр, Ханмурадов внимательно следили за режимом полета.
   По мере приближения к полюсу скорость полета несколько замедлялась. Но зато воздушная река, чего не бывает с земными, текла, все круче поднимаясь вверх.
   -- Мы словно взбираемся на гору! -- сказал Ханмурадов.
   Власов озабоченно качал головой.
   -- Да. Взбираемся на кручу, а как-то будем падать? Дело, по-видимому, обстоит так. Со всех точек от экватора по всем долготам на большой высоте к Северному полюсу притекают теплые воздушные реки и устремляются, как в гигантскую воронку, вниз, к холодным льдам. Вследствие этого над полюсом образуется сильно повышенное воздушное давление. Здесь возникает этакий гигантский воздушный купол, о который разбивается воздушная Ниагара, и внизу охлажденные воздушные потоки растекаются от полюса к южным широтам. "Альфа" должна попасть в хороший переплет, и нам всем надо быть начеку!
   -- Но ведь полярные исследователи, побывавшие вблизи и на самом Северном полюсе, не отмечали каких-либо особых атмосферических возмущений, -- заметил Шкляр.
   -- Да, в этом вопросе есть еще много темных для нас сторон, -- ответил Власов. -- Быть может, гигантский воздушный купол, о котором я говорил, является тем стабилизатором, который смягчает и отражает удары воздушных потоков, падающих с огромной высоты. Ведь и внутри циклонов есть зона затишья. Зато на некотором расстоянии от полюса наблюдаются немалые бури. Быть может, они и вызываются теми "воздухопадами", которые, разбившись о "воздушную подушку" над полюсом, отскакивают в сторону и по дуге падают в нижние слои атмосферы. Поживем -- увидим!
   А дирижабль все полз на гору, забравшись на такую высоту, которая теоретически казалась прямо невероятной, принимая во внимание вес воздушного корабля и подъемную силу даже предельно расширенного газа.
   Зато скорость движения все уменьшалась. "Альфа" ползла медленно, как паровоз, взбирающийся на крутой горный перевал. Приближалась решительная минута...
   -- Через несколько часов мы достигнем высшей точки подъема, после чего должен начаться спуск, -- сказал Сузи.
   -- Не спуск, а падение, стремительное, сумасшедшее падение, -- отозвался Власов.
   Все были внешне спокойны. Но они не могли обмануть друг друга: нельзя было внутренне не волноваться перед этим гигантским прыжком.
   -- Я думаю, мне, как капитану, -- начал Сузи после внутренней борьбы, -- надо высказать вслух мысль, которая всем нам, конечно, приходит в голову. Следует ли подвергать жизнь экипажа -- всех нас -- и "Альфу" рискованнейшему испытанию? Нам было дано задание найти постоянное воздушное сообщение с юга на север. Мы не совсем удовлетворительно справились с этим. В неисследованном воздушном океане мы неоднократно теряли наш воздушный Гольфстрим, хотя и снова находили его. Но для первого рейса мы выполнили задачу неплохо. От пустыни Гоби мы шли уже почти без перерывов в нашем Гольфстриме. Мы, не прибегая к винтомоторным двигателям, чистой аэронавтикой, покрыли огромные пространства и пролетели с крайнего юга СССР на его крайний север. Я полагаю, что, если бы мы остановились у сухопутной северной границы и снизились, мы могли бы найти южное воздушное течение и отправиться в обратный рейс. Ведь в конце концов для практических целей важно найти воздушную трассу над континентом. Никто не собирается пока перевозить пассажиров и грузы на Северный полюс и обратно.
   Но мы преследуем не только узкопрактические цели сегодняшнего дня. На нас возложены и научные задачи, которые в конечном счете также служат практическим целям. И мы не остановились у границы моря и полетели над ним, чтобы исследовать возможно полнее воздушный Гольфстрим...
   Сузи сделал паузу. Все молча, серьезно, почти угрюмо смотрели на Сузи и ожидали окончания его речи, хотя и предугадывали, какой будет конец.
   -- И вот я ставлю на ваше обсуждение, товарищи, вопрос: нужно ли нам делать последний эксперимент -- низвергаться с воздушной Ниагары?.. Вы знаете меня. Никто из вас не подумает, что во мне говорит трусость... Отправляясь в этот полет, мы знали, на что шли. Мы все поставили жизнь на карту. И если вы скажете: "Вперед", -- я не изменю курса. Но мы и "Альфа" принадлежим не только себе. В такую минуту не до ложной скромности: мы нужные люди, да и "Альфа" еще пригодится и сможет совершить не один полет, если она не будет разорвана в клочья воздушным смерчем "Ниагары"... Я жду вашего ответа... -- Голос Сузи заметно дрогнул.
   Власов поднял руку. Его лицо словно помолодело, и он как будто стал выше ростом. В такие мгновения человек проявляется до конца, обнажает глубины своего интеллекта, которые, быть может, ему самому были неизвестны. Куда девался "кабинетный ученый" с его лекарствами и жалобами, мечтающий об уютной квартире, мягком кресле, спокойном житье?
   -- Слушайте, -- сказал он, медленно опуская руку. -- Мы первые, пионеры. Колумбы безмоторного дальнего воздушного транспорта. И мы должны довести дело до конца. Если не мы, то это должны будут сделать другие. С тем же риском. Но тогда почему же они, а не мы? Погибнуть, чтобы победить, победить, чтобы не гибли другие? Погибнуть? И это не обязательно! Если моя гипотеза верна, внизу для нас приготовлена солидная воздушная подушка. Конечно, Сузи прав. "Альфу" двадцать раз могут изорвать в клочья воздушные вихри, прежде чем мы долетим до "подушки". Мы можем разбиться в лепешку даже об эту самую воздушную подушку. А можем взять да и не разбиться! -- И в глазах его сверкнул смелый мальчишеский задор. -- Научные задачи у нас неотделимы от практических. Когда Роберт Пири, открыв 6 апреля 1909 года Северный полюс, телеграфировал об этом американскому президенту Тафту, Тафт с насмешкой ответил, что он благодарит Пири за "ценный подарок, но не знает, какое найти ему применение". В самом деле, какую цену тогда мог представлять Северный полюс? Теперь он становится точкой скрещивания путей между Европой и Америкой, путей сверхвысотного воздушного транспорта. А эта-то точка и изучена до сих пор менее всего.
   Кроме того, без изучения вопросов циркуляции в атмосфере полярных областей остается неясной и динамика процессов в атмосфере и гидросфере прилегающих к Арктике широт. А знать это нам необходимо уже сейчас, для окончательного овладения Северным морским путем. Почему судно Нансена "Фрам" в 1895 году несло вместе со льдами к Северному полюсу? Быть может, потому, что воздушные токи "Ниагары", низвергающиеся на полюс, отскакивали от воздушной подушки, летели дугой, низвергались южнее восьмидесятого градуса, давили на водную поверхность, "подворачивались", шли низом к северу, гнали воду, лед, создавали для Нансена попутное течение в океане. Почему "Фрам" дрейфовал на север не далее 85R56' широты? Быть может, потому, что примерно на этой широте уже чувствовалось влияние воздушной подушки, которая отталкивала от себя и воздушные и водяные течения. Не этим ли объясняется неприступность Северного полюса -- неприступность его границ примерно на той же широте 86R, о которые разбивались многочисленные попытки полярных штурмовиков?..
   Какие силы управляли дрейфующим "Челюскиным", льдиной Шмидта и его героических спутников? Мы должны выяснить это во что бы то ни стало! Мы должны знать арктическую атмосферу и гидросферу, ибо знать -- значит властвовать!
   -- Итак, вперед? -- спросил повеселевший Сузи.
   -- Вперед! Вперед! Вперед! -- ответили Власов, Ханмурадов, Шкляр.
   -- Можем ли мы это решить и за других участников полета? -- спросил Сузи.
   -- А кого еще спрашивать? -- ответил вопросом на вопрос Ханмурадов. -- Лаврову? Да она будет оскорблена, если ей задать этот вопрос. Или вы не знаете эту девушку? -- воскликнул он горячо. -- Во время циклона она, вися вниз головой, не прекращала работы. Ведь мы были на волосок от гибели, и она спешила сообщить все, что с нами происходило, до последней возможности, до последней минуты. Сун -- он мальчик, и по необходимости мы должны решать за него. Сам он в восторге от полета и уже считает себя заправским коком.
   -- А Бачелли? -- спросил Сузи.
   -- Он, наверно, будет против. Но ведь сейчас мы высадить его не можем, не можем даже спустить на парашюте. Мы предупредили его, когда брали на борт "Альфы", о риске нашей экспедиции. Уложим его на койку, пристегнем ремнями, и пусть отлеживается.
   Сузи кивнул головой:
   -- Решено! Будем готовиться к падению!
   Альфредо Бачелли объявили, что скоро начнется спуск, во время которого возможна сильная качка, и поэтому рекомендовали археологу лечь на койку и пристегнуться ремнями. Бачелли на этот раз не возражал. Он утешался тем, что после спуска начнется обратный полет. Все остальные участники крепко пристегнули себя ремнями: Сузи -- к креслу в капитанской рубке, Ханмурадов возле кормового мотора, Шкляр -- на носу, где помещался мотор и аппараты для подогревания газа, Лаврова -- в радиорубке. Сун стремился сидеть возле Ханмурадова: они были уже друзьями. Власов "привинтился" к аппаратам своей воздушной аэрологической станции.
   Все члены экипажа держали связь по телефону.
   Время текло медленно. Моря внизу не было видно, его покрывали тучи и туманы.
   Здесь же, на высоте, почти на границе стратосферы, сияло солнце на синем небе. Воздух казался недвижимым. "Альфа" ползла как черепаха. Так продолжалось несколько минут. Вот она остановилась, словно потеряв путь, медленно повернулась носом влево, назад, вправо... Еще двинулась вперед...
   -- Держитесь! Сейчас начнется! -- крикнул Сузи.
   Прежде чем он окончил, все почувствовали необычайную легкость в теле, словно оно совершенно потеряло вес. "Альфа" полетела вниз, в воздушный колодец. Вероятно, нос ее задел воздушную "стенку" этого колодца, так как ее внезапно передернуло. И началось... Прилив крови то к голове, то к ногам, то давит стенка кресла, то сиденья, то налокотники... Ремни впиваются в ноги и вдруг ослабевают... Тело стремительно наливается свинцом с правой стороны... Трудно повернуть голову, руку. Полная невесомость... Спинка кресла бьет в спину... Вновь тяжесть в голове... Лицо наливается кровью... Солнце мечется в небе... то оно внизу, то вверху, то справа, то слева... Кусок голубого неба сменяется хмурой мглой...
   И вдруг "Альфа" погружается в эту мглу... обрывки туч... куски голубого неба... тьма, свет, тьма... тьма...
   Вспыхивают электрические лампы. Аппараты показывают продолжающееся головокружительное падение. Облака закрыли солнце. Оболочка охлаждается. Буся, извиваясь в своем кресле, разогревает газ.
   Трещат, захлебываясь и давая перебои, моторы. Падение немного замедляется, но оно все еще стремительно. Лаврова беспрерывно ловит волны, передавая, со слов Сузи, краткие сообщения:
   -- Пулеметный треск... Что это?.. Град колотит в оболочку и иллюминаторы... Хорошо, что "Альфа" уже не опрокидывается вверх гондолой. Но ее бросает из стороны в сторону, качает боковой и килевой качкой.
   -- Все еще падаем! Разогревай газ! -- кричит Сузи охрипшим голосом.
   -- Разогрет до отказа! -- отвечает Буся. Пропеллеры работают хорошо, но руль высоты не слушается управления, вероятно оторван, и пропеллеры помогают только сохранять горизонтальное положение. Но и это уже хорошо. Падение все продолжается. Вот "Альфа" вышла из туч. Они теперь над нею. Внизу уже видно море, покрытое островами торосистого льда. Об эти ледяные глыбы "Альфа" разобьется вдребезги... Где же обещанная Власовым воздушная подушка?
   -- Бросать балласт! -- отдает распоряжение Сузи. Балласт уже приготовлен над люком пола. Буся поворачивает рычажок, и балласт автоматически выбрасывается. Вес "Альфы" облегчен, стремительное падение переходит в спуск. "Альфа", потеряв балласт, помещавшийся на носу, приподнимает носовую часть. Теперь и пропеллеры немного поддерживают ее. И все же она опускается и опускается...
   -- Еще выбрасывай балласт!
   -- Все! -- отвечает Буся.

0x01 graphic

   Ханмурадов быстро отстегивает ремни и бежит в коридор. Он собирает пустые консервные банки, ящики, выносит на открытую палубу и бросает за борт. Сун помогает ему, весело суетясь. Счастливый возраст! Сун не понимает опасности положения! Еще и еще раз они выбрасывают за борт всякий хлам, который Ханмурадов сохранял специально для такого случая. Но ничто не помогает. Вслед за пустыми консервными банками следуют и цельные. "С нас хватит, -- на глаз определяет Ханмурадов. -- Однако не следует слишком увлекаться уничтожением запасов пищи. Ах, еще есть один небольшой резерв!" Ханмурадов бросается на палубу и, развязав веревки, поднимает ящик археолога и бросает за борт; за первым следует второй, наконец, Ханмурадов принимается за последний, третий. В этот момент чьи-то пальцы вдруг сжимают его горло.
   -- Не смей! Убью! -- слышит Ханмурадов задыхающийся от гнева голос Альфредо Бачелли. Вслед за этим археолог визжит по-кошачьи и распускает пальцы. Это Сун укусил Бачелли за ногу. Бачелли ударяет Суна ногой и вновь бросается на Ханмурадова.
   Они обнимают друг друга, валятся на пол, барахтаются... В это время Сун без особого усилия поднимает третий ящик и бросает за борт. Бачелли видит это, рычит, пытается вырваться, но на этот раз Ханмурадов не пускает его.
   -- Довольно вам физкультурой заниматься! -- слышит он веселый голос Власова. -- "Альфа", едва не коснувшись льдин, пошла на повышение. Все в порядке!
   -- Варвары! Варвары! Варвары! -- без конца повторял Бачелли, сидя на полу...

* * *

   ..."Альфа" стояла на земле, освещенная полной луной. Несмотря на ночное время, вокруг дирижабля собралась огромная толпа -- весь Ташкент.
   К прилету "Альфы", видимо, готовились. Не успел дирижабль приземлиться, как к нему потянулась из города цепь автомобилей.
   На большом грузовике подъехала трибуна с радиорупором и усилительной установкой. Другие грузовики привезли юпитеры, киноаппараты.
   Секретарь обкома, поздравив капитана и экипаж, попросил Сузи, если он не слишком устал, сказать небольшую речь перед собравшимися рабочими и колхозниками.
   Нет, Сузи не устал и охотно расскажет о своем полете!
   Весь экипаж под аплодисменты толпы и звуки оркестра поднялся на передвижную трибуну.
   -- Товарищи! Первый безмоторный полет Кушка -- Северный полюс -- Ташкент окончен.
   Бурные аплодисменты.
   -- Вопреки нашим ожиданиям обратный путь прошел гладко. Мы только два раза теряли попутное течение, но скоро находили его. Мы хотели даже лететь дальше, исследовать воздушную реку до ее тропических пределов, побывать, быть может, в Египте и вернуться обратно. Но у нас не хватило провианта, часть его пришлось выбросить на полюсе, чтобы предупредить катастрофу. Мы можем возобновить запасы и хоть сейчас продолжать полет. Если не считать небольших повреждений, которые легко исправить, "Альфа" готова к новому рейсу.
   Аплодисменты.
   -- О наших научных наблюдениях я говорить сейчас не буду. Отчасти вы уже знаете по нашим радиосообщениям из газет. Скажу лишь, что результаты нашей воздушной разведки очень значительны. Мы еще не можем сказать, что уже овладели воздушными реками, по которым поплывут наши грузовики и пассажирские "баржи" и "корабли". Но начало, и неплохое начало, положено. Возможность безмоторного транспорта доказана.
   Снова шум аплодисментов покрывает голос оратора.
   -- Как вы уже знаете, товарищи, нашим неожиданным спутником оказался... -- В этот момент вспыхнули огни прожекторов, ярко осветив лица стоявших на трибуне и возле нее. -- Нашим неожиданным спутником оказался итальянский профессор Альфредо Бачелли, -- Сузи указал рукою на археолога. (У Бачелли уже успели отрасти щетинистая бородка и усы.)
   Послышались аплодисменты. Альфредо Бачелли был смущен. Он не знал, как здесь принято поступать в таких случаях. Посмотрел на Сузи и начал раскланиваться во все стороны, махая шляпой.
   -- Профессор Альфредо Бачелли исследовал путь Марко Поло, который некогда пересек Азию.
   Сузи сделал паузу. Альфредо Бачелли воспользовался этим и сказал несколько фраз по-итальянски. Закончил он очень мрачным голосом и в заключение махнул шляпой и уронил ее с трибуны. В публике послышался смех. Кто-то поднял шляпу и подбросил вверх. Сузи поймал на лету и передал Бачелли.
   -- О чем он?.. -- послышалось в толпе.
   -- Профессор Альфредо Бачелли, -- выступила Лаврова, -- говорил о том, что мы спасли ему жизнь, и он очень благодарит нас за это. Но, выбросив за борт его коллекции, которые погибли во льдах Северного полюса, этим самым мы вновь отняли спасенную жизнь. Вот что говорил Бачелли.
   -- Придется послать экспедицию на поиски.
   -- Это правда? -- послышались голоса.
   -- Часть груза была благополучно спущена на парашюте и уже доставлена в Рим, -- сказал Ханмурадов. -- Остальной груз... Ведь мы принуждены были выбросить даже запасы продовольствия. Если бы не помогло и это, выбросили бы и аппараты, инструменты, одежду... Потом стали бы сами выбрасываться на парашютах. Таков был момент...
   -- Правильно!
   -- Профессор Альфредо Бачелли считает свои археологические экспонаты утерянными. Он обвиняет в этом меня. Он говорит, что эти коллекции для него дороже жизни. Я думаю, мы можем вернуть ему эту "вторую жизнь"...
   Толпа насторожилась.
   Дело в том, что я, заблаговременно вынув из ящиков содержимое, перенес все в пустую каюту, где ваши экспонаты находятся в полной сохранности. За борт же я бросил только пустые ящики!
   -- Браво!
   Смех, крики, аплодисменты.
   -- О чем это он? -- в свою очередь, спросил Бачелли Лаврову.
   -- Целы ваши археологические редкости. Ханмурадов вынул их из ящиков и спрятал, а сбросил лишь пустые ящики. Все экспонаты лежат в каюте. Можете получить их!
   -- Целы? Все? Целы? О! -- Бачелли вдруг обнял и поцеловал Лаврову и Ханмурадова, скатился с трибуны-грузовика и помчался к гондоле.
   -- Ура! -- кричали вокруг.

--------------------------------------------------------------

   Источник текста: Беляев Александр Романович. Собрание сочинений в 8 томах, Том 5. Прыжок в ничто.
   Впервые: журнал "Вокруг света", 1934, NoNo 10--12; 1935, NoNo 1--6
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru