Белинский Виссарион Григорьевич
Три розы. Книжка для детей, изданная Б. Федоровым

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  
   В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
   Том 4. Статьи и рецензии (1840-1841).
   М., Издательство Академии Наук СССР, 1954
  
   46. Три розы. Книжка для детей, изданная Б. Федоровым. С.-Петербург. 1840. В тип. Е. Алипанова. В 16-ю д. л. 238 стр.1
  
   Предисловие к этой книжке так интересно и дает о ней такое ясное понятие, что мы почитаем нужным выписать его:
   В сей книжке помещены три драматические пиесы, избранные мною из новых сочинений Шмидта:
  
   I. Лютня, или Маленькая певица Альпийской долины, драма в 5-ти действиях.
   II. Корзинка земляники, драма в 1-м действии.
   III. Эмма, или Любовь к матери, драма в 3-х действиях.
  
   Многие сочинения Шмидта, писателя, заслужившего общее уважение и европейскую славу (?), известны у нас по переводам В. А. Жуковского, г-жи Зонтаг и других.
   Помещаемые здесь три новые его пиесы для юного возраста принадлежат к лучшим из его полезных произведений. Они прелестны и дышат чистейшею нравственностию.2
   Переводчик назвал их тремя розами, с тою мыслию, что они (,) привлекая внимание юных читателей, исполнят сердца их нравственным ароматом: теми кроткими, отрадными чувствами любви к богу и ближним, чувствами благочестия и доброжелательства, без которых нет истинного счастия в жизни.3
  
   Прекрасное предисловие -- оно так и дышит чистейшею нравственностию и общими реторическими местами! Одно уже название чего стоит -- "Три розы"! Оно и символическое и аллегорическое вместе! Но увы! Розы г. Шмидта сильно попахивают дурманом резонерства и колят руки шипами безжизненных, отвлеченных сентенций, одетых в человеческие имена, но без человеческих образов и лиц! Переводчик подбавил к ним еще и своего "аромата". Одну из этих плохеньких драм он переложил на русские нравы, и вот вам образчик мужицкого языка -- монолог мужика Якова, бросившего в лесу своего маленького брата, который по сему случаю много лет пропадал без вести:
  
   Куда ни хожу, а всё прибреду сюда. Кажется бы (т. е. казалось бы), незачем далеко отходить от нашей хижины, но, проходя лесом, всегда заверну в это место. Сердце не дает мне покоя, и я всё думаю найти бедного брата, здесь мною покинутого. Теперь я понимаю, почему есть в людях поверье (т. е. есть у людей или между людьми поверье), что душа злодея скитается на том месте, где сделано злодеяние. После роковой бурной ночи (ай да мужичок!..), в которую мы искали брата и не могли найти, всё для меня переменилось в природе. Небо не кажется радостным, как прежде. Лучи солнца как будто реже проникают сквозь этот лес; свист ветра пугает меня. Шелест листьев увеличивает боязнь; О (о) как тяжки укоры совести! Это ад в сердце. (О как несносна реторика? Это скрып немазанных колес в слухе!) Ах! (именно ах!). Я желал бы громко, громко сказать всем людям: сохраните ваши руки от преступления, гоните от себя мысль о худом поступке. (Садится на дерновую скамью, опускает руки на колена и обращает взоры к небу). Брат мой! Добрый, бедный Ф(Ѳ)едя, которого за тридцать лет я так коварно покинул здесь, где ты теперь? В небесах? Или еще живешь на земле? Не растерзали ли тебя звери? Не захватили ли тебя разбойники? Страшная мысль! Ах (ах!) лучше быть растерзаиу зверьми, чем жить со злодеями; лучше умереть, нежели быть преступником. Я это чувствую. (Встает и озирается). Вот где ты спокойно почивал... тут... (примечает Ф(Ѳ)еденьку). Боже, что я вижу? Всемогущий, подкрепи меня! Не совесть ли помутила мой рассудок (,) или не тень ли брата моего меня преследует? Нет, нет, воображение меня обманывает! (Отступает несколько шагов, потирая лоб, и снова смотрит на дитя). Опять!.. Это не призрак... (Какой болтун этот мужик!). Так! Это дитя верно заблудилось в лесу. Отведу ого к родителям. (Приближается). Как походит этот мальчик на моего бедного брата, все черты лица его (ай да Яшка!); такой же румяный, белокурый. Не смею заговорить с ним, но он усмехается во сне; разбужу ого. Родимый, родимый! Проснись!
   Ф(Ѳ)еденька (полусонный). Ну, что? Что такое? Оставь меня спать.
   Яков. Не погневись, сердечный; скажи, как зовут тебя.4
  
   Как хорош этот переход от реторического языка к мужицкому, от этих пустых, но громких книжных фраз к словам -- "родимый", "не погневись" и "сердечный"!.. Разумеется, этот Феденька -- племянник Якова, сын его потерянного брата, который найден был в лесу одною знатною особою, подучил отличное воспитание, дослужился до генеральства и, на радости, стал говорить не иначе, как книжным языком и моральными сентенциями.
   Все эти драмы испещрены варварскими виршами, напоминающими блаженные времена Сумарокова с братиею. Вот не угодно ли полюбоваться:
  
   Тут нежно дочь свою целуя,
   Мать к сердцу привлекла ее
   И говорит: тебе скажу я,
   Что это дерево твое.
   Оно твое, мой друг бесценный!
   Возрощено тебе родной;
   В замену вишенки дареной,
   Взросло из косточки родной.5
  
   По этим образчикам прозы и стихов с родными косточками читатели могут видеть, как хорошо переведена на русский язык эта плохая детская книжонка. Бедные дети!..
  
   1. "Отеч. записки" 1840, т. X, No 6 (ценз. разр. 14/VI), отд. VI, стр. 87--88. Без подписи.
   2. "Чистейшую нравственность", которую проповедовал Б. Федоров, Белинский разоблачает в статье о "Герое нашего времени" Лермон-това, напечатанной в том же номере "Отеч. записок" (см. н. т., стр. 263).
   3. Курсив в цитате -- Белинского.
   4. В цитате слова в скобках, за исключением авторских ремарок, и курсив -- Белинского.
   5. В цитируемом тексте: "одной".
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru