Том третий. Статьи и рецензии (1839-1840). Пятидесятилетний дядюшка
М., Издательство Академии Наук СССР, 1953
121. Наказанное преступление. Москва. В тип. Кириллова 1839. В 12-ю д. л. 46 стр.1
Каких чудес не порождают иногда московские типографии! Мы думали -- охотно сознаемся в этом заблуждении -- что так называемые "московские романы", с редкою неутомимостию производимые в Москве каким-то таинственным обществом бездарных писак, составляют nec plus ultra {крайний предел (латин.).-- Ред.} литературного безобразия, самый низкий слой нашей книжной производительности; но нет, это было заблуждение... Есть еще московские повести, и этим-то повестям по всей справедливости принадлежит право -- быть образцами литературного уродства. По своей наружности эти повести принадлежат, очевидно, к одной фамилии с московскими романами: та же серенькая бумажка, та же типография, то же надутое заглавие; но если разбирать по внутреннему достоинству, то -- о, как возможно!-- московские повести в сравнении с романами представляются самою чопорною аристократиею. Вот, например, "Наказанное преступление"... Но, боже мой, мы не в состоянии передать вам и половины тех впечатлений, которые вдруг осадили нас, когда мы наудачу развернули эту книжку и прочли в ней один пункт! Ручаемся, чем хотите, если бы вы с намерением предположили себе написать величайшую нелепость, вы никак бы не сравнились в этом искусстве с неизвестным нам скромным автором "Наказанного преступления". Что за надутая, что за высокопарная нелепость. Полюбуйтесь, прочтите хоть два или три пункта из этого глубоко бессмысленного создания: "Вдруг, эта прекрасная рассеянность, обвенчанная прелестями, рассыпалась серебряными блестками воспоминания" (стр. 5).-- "Этот крупный звон жизни мимолетен, оставит порывы молодости, затухнет воспоминанием" (стр. 7).-- "Ветер, унывно прогремел по полю, вея помин южной покойницы" (стр. 16).-- Или вот картина: "По ней-то (тропинке)2 шла, едва передвигая ноги, плачевная в рубищах женщина, с лицом загорелым от солнца, голова прикрыта была бурою шалью, черные волосы клубами вырывались и в беспорядке загородили пламенные ее щеки, кипевшие каким-то отчаянием, глаза из-под густых бровей блистали огнем безумия, на плечах висела котомка, платье на ней висело клочьями, выказывало белую рубаху, обувь состояла из оборванных лаптей" (7--8). О великая книжная производительность! Какими похвалами превознести тебя!
Вы, верно, не потребуете, чтобы мы изложили перед вами содержание этой нелепой сказки: это значило бы мучить вас,-- а мы, право, совсем не так злы.
1. "Литер. приб. к Русск. инвалиду" 1839, 25/XI, т. II, No 21 (ценз. разр. 24/XI), стр. 409. Без подписи.