Д. П. Святополк-Мирский. Белинский
  
  
       ----------------------------------------------------------------
       Мирский  Д.  С. Белинский // Мирский Д. С. История русской литературы с
  древнейших  времен  до  1925  года  /  Пер.  с  англ. Р. Зерновой. - London:
  Overseas Publications Interchange Ltd, 1992. - С. 258-264. 
         Оригинал здесь: Фундаментальная электронная библиотека
       ----------------------------------------------------------------     
  
       
       Движение  западников оформилось около 1840 г., когда философы-идеалисты
  из  кружка  Станкевича и идеалисты-социалисты из кружка Герцена объединились
  в  одно движение, оппозиционное как по отношению к официальной России, так и
  к  славянофильству.  Мне  придется в последующих главах так много говорить о
  каждом   из   этих   западников,   что   будет  излишним  давать  тут  общую
  характеристику  движения. В общих чертах о них можно сказать, что они верили
  в  прогресс  на  европейский  манер.  Они были антиклерикалами, а в политике
  либералами или социалистами. 
       Вождями   этих   кружков  в  тридцатые  годы  были  Тимофей  Грановский
  (1813-1855),   с   1839 г.   профессор   истории  Московского  университета,
  блестящий  лектор и изящный писатель, но не оригинальный ученый; Герцен, чьи
  сочинения  в  основном  принадлежат  к  последующему периоду, и важнейший из
  всех - Белинский. 
       Виссарион  Григорьевич  Белинский  родился  в  1810 г.,  в бедной семье
  военного  лекаря.  Как  большинство интеллигентов плебейского происхождения,
  он  не  сохранил  благодарных  воспоминаний  о  детских  и  школьных годах в
  маленьком  захолустном  городке  Чембар  (Пензенской губернии). В 1829 г. он
  поступил  в  Московский  университет  и  вскоре  подружился со Станкевичем и
  другими   молодыми   идеалистами.   Через   три  года  он  был  исключен  из
  университета  и  так  никогда  его  и не закончил. Образование он получил не
  столько  в  результате  регулярных  занятий,  сколько  от запойного чтения и
  общения   с  другими  студентами.  Из  иностранных  языков  он  знал  только
  французский,  да и тот не слишком хорошо. Немецкие и английские книги он мог
  читать  только  в  переводах.  В  области  философии (что было очень важно в
  московских  кружках  того  времени)  он  был  целиком зависим от своих более
  образованных   друзей.   После  университета  Белинский  занялся  журнальной
  работой  и вскоре стал сотрудником надеждинского Телескопа. Там в 1834 г. он
  опубликовал  свою  первую  значительную  статью  -  знаменитые  Литературные
  мечтания,  - которую можно считать началом журнализма русской интеллигенции.
  В  ней  и  в  других  опубликованных  в Телескопе статьях Белинский с самого
  начала   проявил  свой  воинственный  и  восторженный  темперамент,  который
  заслужил  ему  прозвище "неистового Виссариона". Статьи его дышали юношеской
  непочтительностью  ко  всему  старому  и  почтенному  в русской литературе и
  таким  же  юношеским  энтузиазмом к новым идеям идеализма и творческим силам
  молодого поколения. Вскоре он стал пугалом консерваторов и лидером молодых. 
       В  1836 г.  Телескоп  был  закрыт  и  Белинский  остался без постоянной
  работы.  Сначала  он стал репетитором и написал русскую грамматику. Затем он
  некоторое  время  был  редактором  Московского наблюдателя, журнала, который
  его  друг  и (в то время) философский авторитет Бакунин приобрел у Погодина.
  Но  ни  Бакунин,  ни  Белинский  не были дельцами, и предприятие не удалось.
  Наконец  в 1839 г. Белинский был приглашен Краевским в Отечественные Записки
  на  должность  главного  критика.  Белинский  переехал  в  Петербург. И хотя
  Краевский  нещадно  его  эксплуатировал  и  очень мало ему платил, Белинский
  все-таки был спасен от полной нищеты. 
       Во  время своей работы у Надеждина Белинский вдохновлялся романтическим
  идеализмом   Шеллинга,   его   высокими   представлениями  о  поэтическом  и
  художественном  творчестве.  Потом  Бакунин  увлек  его моральным идеализмом
  Фихте,  позже  и  Гегелем.  В  Петербург он приехал совершенным гегельянцем.
  Первые  его статьи в журнале Краевского привели в ужас читателей неожиданным
  восторженным  консерватизмом  и "официальным национализмом". Читатели ничего
  не  знали  о  скрытой логике философской эволюции критика, о том, что теперь
  он  живет  согласно  знаменитой  гегелевской  формуле:  "Все  действительное
  разумно".  Эта формула привела Белинского (который никогда не останавливался
  на  полпути)  к  выводу,  что существующие социальный порядок и политический
  режим  разумны.  Но  для  Белинского это "консервативное гегельянство" было,
  однако,  только  переходной  стадией,  и  к  1841 году его идеи приняли свою
  окончательную  форму,  исторически  наиболее  важную.  Эта перемена частично
  произошла  под  влиянием  толкования  формулы  Гегеля "левыми гегельянцами",
  частично  под  влиянием  Герцена  и  его социализма, но всего более это была
  естественная  реакция  "неистового" темперамента критика, темперамента бойца
  и   революционера.  С  этого  времени  Белинский  стал  душой  и  двигателем
  прогрессивного   западничества,   провозвестником   новой  литературы  -  не
  классической   или   романтической,  а  новой.  Главным  его  требованием  к
  литературе  стала  верность  жизни,  и  в  то  же  время  наличие  социально
  значительных   идей;   Гоголь  и  Жорж  Санд  полностью  отвечали  этим  его
  требованиям.  В  1846-1847 гг.  Белинский  был вознагражден, увидев рождение
  новой   литературной  школы  -  реальной,  отвечавшей  идеалам,  которые  он
  провозглашал. 
       В  1846 г.  Некрасов  и  Панаев,  принадлежавшие  к партии Белинского и
  отчасти   им  сотворенные,  купили  у  Плетнева  пушкинский  Современник,  и
  Белинский  ушел  от Краевского (который был бизнесменом, а не другом) и стал
  критиком  Современника. В 1847 г. он для поправления пошатнувшегося здоровья
  уехал  за  границу  и  там,  свободный  от  цензуры и от любопытства русской
  почты,  написал  свое  знаменитое  письмо  Гоголю  по поводу его Переписки с
  друзьями.  Письмо  дышит  пламенным  уязвленным негодованием на "потерянного
  вождя"  (говоря  о  Гоголе, я показал, что это было явное недоразумение, ибо
  Гоголь   никогда  не  был  вождем),  и,  пожалуй,  это  самая  выразительная
  формулировка  веры,  воодушевлявшей  прогрессивную  интеллигенцию  с 1840 по
  1905  год.  Вскоре после возвращения в Россию Белинский умер (май 1848). Его
  не  беспокоила  полиция  и  сравнительно  мало мучила цензура, ибо он изучил
  искусство  приноравливать свои слова к их требованиям. Но проживи он немного
  дольше,  не  приходится сомневаться, что правительство, напуганное событиями
  1848 г.,  так  или  иначе  сделало  бы  из  него мученика, и он, может быть,
  разделил бы участь Достоевского. 
       Историческое    значение    Белинского    невозможно   переоценить.   В
  общественном  отношении  он  - веха, отметившая конец правления дворянства и
  пришествие  к управлению культурой неклассовой разночинной интеллигенции. Он
  был  первым  в династии журналистов, имевших безграничное влияние на русское
  прогрессивное  общественное  мнение.  Он  был настоящим отцом интеллигенции,
  воплощением  того,  что  являлось  ее  духом  на  протяжении  более чем двух
  поколений  -  социализма,  страстного  желания  улучшить  мир,  неуважения к
  традициям  и  напряженного  бескорыстного  энтузиазма. Он стал как бы святым
  покровителем  русских  радикалов,  и  вплоть  до  нашего  времени  его  имя,
  единственное  из  всех,  стояло выше критики. Но в последнее время, особенно
  благодаря   изменению   литературных   норм  и  закату  гражданственности  в
  литературе, его репутация сильно пострадала [*]. 
       
       [*]   -   Виктор  Шкловский,  один  из  самых  влиятельных  современных
  критиков,  выразил  распространенное  чувство,  когда  написал:  "Я ненавижу
  Белинского   и   всех   прочих   (к   счастью,  неудачливых)  убийц  русской
  литературы". 
       
       Можно  сказать  многое  и  за, и против Белинского. В его пользу всегда
  будет  говорить  то,  что он самый подлинный, самый бескомпромиссный и самый
  последовательный  из  литературных  революционеров. Его вдохновляла любовь к
  близкому  будущему,  которое  он  прозревал  с изумительной интуицией. Может
  быть,  никогда  не бывало критика, так подлинно соответствовавшего истинному
  направлению  своего  времени. Более того, он почти безошибочно различал, что
  истинно,   а   что   мишура,   что   значительно,   а  что  второстепенно  в
  современности.  Его суждения о писателях, вступивших в литературу между 1830
  и  1848 гг.,  можно принять почти без оговорок. Это высокая похвала критику,
  и  немногие  ее  заслуживают.  Его суждениям о литературе предыдущей эпохи и
  предыдущего  поколения  мешала  партийность,  или, скорее, некоторые слишком
  определенные  вкусовые  нормы, ошибочные по нашему представлению. Он понимал
  только  один  род  литературного  совершенства  (практически  это оказывался
  единственный  род  литературы,  в котором подвизались люди его поколения); к
  другим  же он был слеп. Он судил писателей восемнадцатого и Золотого веков с
  точки  зрения  собственного  идеалистического  реализма. И отбор, который он
  между  ними  производил, стал обязательным для русских литературных суждений
  на  две  трети  столетия.  Теперь мы от него освободились. Но со своей точки
  зрения   он   был   замечательно   разумен  и  последователен.  Суждения  об
  иностранной  литературе  были менее удачны, что не удивительно, учитывая его
  лингвистическую  ограниченность.  При  всем том ему нельзя отказать в звании
  необыкновенно чуткого и прозорливого критика. 
       Однако  его  недостатки тоже серьезны. Прежде всего - это его стиль, на
  котором   лежит   вина  за  ужасающее  многословие  и  неряшливость  русских
  журналистов  второй  половины  XIX  века  (имею  в  виду  журналистов,  а не
  газетчиков),  так  же  как  вина  за их отвратительную вульгарность лежит на
  Сенковском.  Безусловно,  ни  один  автор  ранга  Белинского  не писал таким
  чудовищным языком. 
       Во-вторых,  идеи  Белинского-критика  вряд  ли способны вызвать восторг
  сегодня.  Не потому, что гражданская нота, которую он ввел в сороковые годы,
  была  необязательной  или  вредной.  Она  была  необходима  и звучала в такт
  своему  времени.  Гражданственное  отношение  к  литературе в последние годы
  царствования  Николая I  разделялось  всеми  достойными людьми и было просто
  выражением  гражданского  самосознания.  Дело в его литературной доктрине, с
  которой  трудно примириться. Он не полностью отвечает за нее, но он особенно
  успешно  ее  пропагандировал.  Именно  Белинский,  а  не  кто  иной, отравил
  русскую  литературу  этим зудом выражения идей, который, увы, просуществовал
  так  долго и все еще жив среди людей старшего поколения. Он же распространял
  все  общие  места  романтической критики - вдохновение, искренность, гений и
  талант,  презрение  к  труду  и технике и странную аберрацию: отождествление
  художественной  литературы  с  тем,  что  он  назвал  "мышлением  образами".
  Белинский  (не  как  гражданственный,  а как романтический критик) в большой
  степени  ответственен  за пренебрежение к форме и ремеслу, которое чуть-чуть
  не  убило  русскую  литературу  в  шестидесятые и семидесятые годы. Но будет
  только  справедливо  сказать,  что хоть он был и наиболее влиятелен, не один
  Белинский распространял эту заразу. Тяжесть греха лежит на всем поколении. 
  
  
  

---

Оставить комментарий Белинский Виссарион Григорьевич (yes@lib.ru) Год: 1926 Обновлено: 10/11/2006. 14k. Статистика. Очерк: Критика

Ваша оценка: шедевр замечательно очень хорошо хорошо нормально Не читал терпимо посредственно плохо очень плохо не читать

---

Связаться с программистом сайта.

электронный дневник граждан кемеровской области