Аннотация: сочинение Кернера. Переведена В. Мордвиновым.
В. Г. Белинский Црини. Трагедия в 5-ти действиях, сочинение Кернера. Переведена В. Мордвиновым
Из всех родов поэзии немцам преимущественно дался лиризм. У них есть великие лирические поэты и великие лирические произведения, но нет ни романа, ни драмы, ни комедии. Несколько замечательных произведений в последних родах (только не в комическом) представляются более или менее прекрасными исключениями из общего характера немецкой поэзии. В немецкой драме люди не действуют, а только говорят, высказывая свои мысли и воззрения или свои чувства, по поводу того, о чем идет дело в драме. Таковы трагедии самого Шиллера: лучшая сторона их -- лирический пафос, обильными волнами льющийся в стихах, как умеют писать только великие поэты. Если допустить существование лирических драм как особого вида поэзии, по форме относящегося к драматургии, а по сущности к лирике, -- то, конечно, драмы Шиллера -- великие создания. Самые страстные и потому наиболее лирические из его драм -- "Иоанна д'Арк" и "Мессинская невеста". Первоклассное произведение немецкой поэзии -- "Фауст", есть по преимуществу лирическое произведение. Вообще немецкая драма похожа на оперу: в ней завязка, развязка -- словом, драматическое действие есть то же, что либретто в опере: предлог или средство высказывать внутренний мир ощущений, чувств и мыслей.
Но этот род лирической драмы требует талантов великих и очень опасен для талантов обыкновенных. Оно и понятно: нельзя очень долго читать мелкие лирические пьесы, потому что лирическая восторженность утомляет человека скорее всякой другой. Давно решено, что чересчур длинное лирическое стихотворение может быть хорошо лишь местами, а не в целом. Теперь, какой же надо иметь поэту талант, чтобы держать читателя постоянно в лирическом энтузиазме в продолжение, может быть, двух, трех часов сряду? Поэтому самую лучшую лирическую драму едва ли кто решится прочесть вдруг без отдыха и перемежек. После этого нечего говорить о лирических драмах обыкновенных, даже замечательных, но не великих талантов. Лучшее доказательство этому -- "Црини" Кернера. Конечно, Кернер и не думал писать лирическую драму, принимаясь за "Црини". Но ведь и сам Шиллер вовсе не думал быть лирическим драматургом; напротив, он всеми силами своей воли стремился сделаться для Германии тем же, чем Шекспир был для Англии; однако ж, вопреки всем его усилиям, невольно покоряясь своей немецкой натуре, он и в своих драмах остался великим лириком. Второстепенные же немецкие таланты всегда остаются в своих драмах лириками, только никогда великими, местами замечательными, но в целом, большею частию, скучными. Что касается до "Црини", эта драма, от первой страницы до последней, показалась нам очень скучною. Действия в ней нет никакого, да и не могло быть, как это мы сейчас докажем, изложивши ее содержание, что можно сделать в нескольких словах. Солиман, предчувствуя, что ему недолго жить, хочет увековечить свою память последним и самым великим подвигом, который превзошел бы все его прежние. Он решается идти на Вену с страшным войском; но узнавши, что в Сигете заперся герой Црини, хочет сперва взять эту неприступную крепость. Напрасно представляют ему, что это только отнимет у него войско и людей и даст германскому императору возможность собраться с собственными силами и получить помощь со всей Европы. Войска двинулись к Сигету. Жена и дочь Црини вместе с ним. Последняя любит Лоренца Юранича; молодой человек клянется отцу заслужить руку его дочери подвигом и выходит из крепости с отрядом навстречу туркам. Отряд возвращается в крепость с богатою добычею, положивши на месте 4000 турок. Разумеется, Юранич отличился больше всех и предстал к своей невесте с турецким знаменем в руках, которое он добыл в бою. Действие, как видите, происходит за сценой, а на сцене только говорят о нем. Да уж как говорят! Сам Солиман не уступит в болтовне никакой куме на свете! Монологи Црини -- семимильные. Герой этот является у Кернера добреньким немецким папашей, и семейные сцены между им, женою, дочерью и ее женихом не столько умилительны, сколько приторно сладки. Любовные сцены между Юраничем и Еленой столько же длинны, сколько и скучны. Црини получил повеление от императора погибнуть вместе с крепостью, но не сдаваться; он понял, что подкрепления ему не будет, потому что чем неудачнее и гибельнее для турок были попытки их приступов к крепости, тем более возрастали упорство и ярость Солимана. Это положение, в связи с любовью Елены и Лоренца, составляет трагический фон драмы Кернера. Оканчивается тем, что турки берут крепость; Лоренц закалывает Елену по ее просьбе, а потом, подобно Црини, без лат идет на верную смерть в последнем бою. Между тем Ева, жена Црини, сидит в главной башне крепости с зажженным факелом; увидевши, что муж и сын ее пали, поджигает порох, -- и победители вместе с побежденными взлетают на воздух.
Окончание эффектное, но отнюдь не драматическое. Взрыв крепости можно допустить за сценой, а не на сцене: иначе это будет не драма, а балет. Драма Кернера основана на героической решимости Црини погибнуть с семейством, исполняя свою обязанность. Чувство прекрасное и высокое, но одного его недостаточно для драмы, которая бы состояла из борьбы противоположных страстей и враждебных характеров и стремлений, а не из беспрестанных повторений одного и того же. Событие, которое Кернер взял в основание своей трагедии, могло бы послужить прекрасным содержанием для небольшой лирической поэмы или небольшой лирической драмы, но отнюдь не трагедии, в смысле драмы для сцены, для театра.
Теперь о переводе. Он сильно отзывается первым опытом и ученичеством. Стихи г. Мордвинова превзойдут в прозаичности всякую прозу; особенно нехороши они вначале; читая их, так и видишь потогонный процесс, посредством которого они добыты. В середине и в конце стихи переводчика делаются как будто бы легче; видно, что он уже понабил руку -- расставлять слова в размеренные строчки без рифм. Но в начале он насилует ударение русских слов, да и не всегда справляется с мерою стиха. Вот несколько примеров:
Уж сорок лет мой зоркий глаз следит
Теченье твоей жизни неусыпно.
Здесь слово твоей, чтобы вышел стих, надо читать "твоей".
В глубь жизни я твоей проник (,)
Изведав ея силы и желанья.
Здесь опять надо читать, вместо ея, "ея".
До звезд вознес я мою славу.
Вместо мою "мою". Неужели нельзя было написать этот стих так: "До звезд вознес мою я славу". Мы уже не говорим о том, что переводчик употребляет в драматическом, следовательно, разговорном по форме своей произведении слова вовсе не употребляемые в разговоре; таковы: драгой, глава, сей, веси {Это ветхое слово употреблено юною героинею трагедии, или, лучше сказать, примадонною этой оперы. Беда с высоким слогом!} (вместо села, деревни) и т. п. Но это все мелочи; укажем на что-нибудь поважнее, например:
......На первый зов
Любви дает девичий отклик дева;
А юноша по-юношески любит.
Тогда отвагой грудь его кипит;
Он ищет подвига и жаждет битвы.
Но если действие любви святое
Два существа, которые в разлуке,
Сочувствью тайному нас нежно учит,
Тогда прекрасною является любовь
И двух любящихся она перерождает.
Как мы ни бились, но не могли понять стихов, напечатанных в нашей выписке курсивом. Мы даже разлагали их синтаксически: подлежащее -- действие, сказуемое -- учит; теперь кого же она учит -- два существа или нас? Мы понимаем грамматический смысл следующих стихов, но не совсем понимаем их логический смысл:
Дитя, ты не должна краснеть. Любовь
К герою-юноше девицу красит.
Грудь нежная в мечтах своей весны
Уже лелеет почки молодые,
Они являются цветком прекрасным,
Когда осветит нашу душу солнце,
Когда любовь своими сладкими устами
Коснется лишь заветной чаши сердца.
Очень фигурно -- нечего сказать! Не поняли мы еще, о каком это Александре говорит Солиман в этих стихах:
Что сделало великим Александра?
Он целый мир римлянам подчинил!
Самые лучшие стихи, какие мы могли только найти в переводе г. Мордвинова и которые действительно резко выдаются из целого перевода, составляют следующий монолог Црини:
Итак, моей цвет жизни доцветает,
Грядущий час несет погибель мне,
Передо мною ярче цель сверкает,
Заря же смерти ночью воссияет.
Я жил не даром здесь, то чувствую вполне:
За кровь мою, за счастие земное
Мне даст господь блаженство там святое!
Но поздний внук к развалинам придет
И памятью своей меня прославит;
Кто за отечество свое падет,
Тот вечный мавзолей себе поставит
В груди, в сердцах народа своего, --
Рука времен не истребит его!
Что сделали, которых песни славят,
Которым гимны поздний свет поет?
За образец всему потомству ставят?
Они легли за свой родной народ!
Покойно может червь в пыли лежать...
Героя ж долг -- сражаться! побеждать!
Помнится нам, что когда-то "Црини" был переведен прозою [*]. Посредственные произведения всегда находят себе переводчиков.
Примечания
"Современник" 1848, т. VIII, No 4 (ценз. разр. 31/111), отд. III, стр. 122--126. Без подписи.
[*] -- Очевидно, Белинский имеет в виду прозаический перевод в серии "Карманная библиотека иностранной словесности" ("Црини". Трагедия в 5 д., соч. Кернера, М., 1832).
Источник текста: Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. / АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом); редкол.: Н.Ф. Бельчиков (гл. ред.) и др. - М. : Изд-во АН СССР, 1956. - Т. 10. Статьи и рецензии. 1846-1848 / [тексты подгот. и коммент. к ним сост. Е.И. Кийко и др.; ред. Е.Г. Дементьев]. - 474 с., 5 л. ил. - (Полное собрание сочинений. Т. I-XIII). С. 381--385.